Глава 6. Эпитафия

Знаешь, я ненавижу тебя лишь потому, что люблю с той страстью, что не дает покоя душе.

Жули де Леспинас

Вторник, 10 июня

Джаспер

– Помнишь, как мы впервые напоили Эл? Она танцевала на твоем кофейном столике в крошечных черных шортах и настаивала, что непременно бросит курс антропологии и подастся в официантки.

– Ага, она просила, чтобы я лично спонсировал ей пластику груди, сказав, что ее грудь как минимум на пару размеров маловата, – ответил Эдвард, смеясь, чем и Джаспера заставил громко рассмеяться над воспоминаниями. Джаспер заехал рано утром, надеясь поговорить с Эдвардом и расслабить его до такого состояния, чтобы он захотел хотя бы немного открыться Изабелле, когда она появится на пороге его дома. Она позвонила ему вчера вечером в панике, чуть ли не умоляя его быть там, чтобы она смогла поговорить с Эдвардом. Он, конечно, согласился. Он бы сделал что угодно для Изабеллы Свон, даже попытался бы усмирить льва, коим был Эдвард Каллен.

– Боже. Ух ты. Как давно это было?

– Семь лет назад. – Эдвард вздохнул, глядя на сланцевую плитку под ногами, водя босыми ступнями по камню. Вздохнув снова, он откинулся на металлическую спинку стула в патио и, посмотрев на безоблачное небо, закрыл глаза. – Поверить не могу, что так давно тебя знаю.

– Вообще-то восемь лет. Я терплю твою жопу вот уже восемь лет, – усмехнулся Джаспер.

– Спасибо. Правда, Джаз. – Эдвард приоткрыл один глаз и посмотрел на друга, который кивнул, принимая редкое проявление чувств от Эдварда. – Значит, ты поговорил с Эл? Она заезжала вчера вечером, сказала, что ты позвонил ей и… э… рассказал ей все.

Джаспер кивнул.

– Да, мы разговариваем время от времени. Поначалу было немного странно, знаешь. После того, как мы расстались. Но за последние годы стало легче, – Джаспер пожал плечами.

– Мама с папой будут рады тебя видеть. Знаешь ли, они все еще надеются, что ты начнешь думать головой и женишься на моей сестре. – Эдвард усмехнулся Джасперу.

– Я думаю головой. Просто… это было давно, Эд. Ясно? Теперь мы другие люди. Кто вообще сказал, что еще осталось, что спасать?

Эдвард сдвинулся в кресле, упершись локтями в колени, и посмотрел на Джаспера.

– Послушай, Джаспер. Я не эксперт в подобной хрени. И совет о любви от меня, пожалуй, сродни советам Матери Терезы для Пэрис Хилтон о том, что стоит и не стоит делать при минете, но можно я кое-что скажу? – Эдвард дождался кивка Джаспера. – Не жди слишком долго. Не дай всему пройти мимо. Люди оставляют… люди умирают, когда ты меньше всего этого ждешь. Не позволяй себе сожалеть, как я сожалею сейчас. – Глаза Эдварда чуть повлажнели, и Джасперу пришлось бороться с собственными эмоциями в ответ на искренние слова друга. Он шумно сглотнул и осторожно опустил руку Эдварду на колено.

– Не буду, Эд. Я обещаю. – Эдвард лишь кивнул, и момент уже миновал.

– Ты хоть виделся с ней с тех пор, как она вернулась в Сиэтл?

– Нет. Я хотел позвонить, встретиться за чашечкой кофе или вроде того. Просто… это…

– Странно теперь смотреть на мою сестру, зная, что ты трахался с ней до потери пульса?

– Господи, Эдвард. Обязательно говорить так грубо? К тому же, я с ней не трахался… ни разу.

Эдвард с любопытством вскинул бровь.

– Серьезно? Вы ни разу… вот те на…

– Ты всерьез спрашиваешь меня, занимался ли я сексом с твоей сестрой? Серьезно?

– Конечно. Я же должен знать, нужно ли мне тебя прикончить. Учитывая тот факт, что я главный подозреваемый в расследовании убийства. Мог бы заодно и с этим разобраться.

– Не смешно, Эдвард. И нет, ответ на твой вопрос – нет. Она была юна, когда мы встречались. Я любил ее… но просто…. Мы так и не добрались до этого, понятно?

– Ты все еще любишь ее, Джаспер. Хочешь ты это признавать или нет. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. – Эдвард шутливо постучал пальцем по виску, в ответ на что Джаспер закатил глаза.

– Как скажешь, Эдвард. Может, уже бросим тему?

– Пока. Но помни… Путь истинной любви никогда не бывал гладким.

– Кто это сказал?

– Шекспир.

– Придурок, – усмехнулся Джаспер.

– Так во сколько заедет мисс Свон? – Эдвард с радостью сменил тему разговора и занял прежнее положение, лениво глядя в небо, и лишь нервно подпрыгивавшая нога выдавала его волнение перед грядущим разговором.

– Уже скоро. Когда она позвонила вчера и попросила заехать, я сказал ей, что мне нужно сперва провести немного времени с тобой наедине. Ну знаешь, поговорить и все такое.

Эдвард молча кивнул, продолжая изучать невидимые облака. Наступила кратковременная, но уютная тишина, пока Джаспер не нарушил ее.

– Как ты, Эдвард? На самом деле.

Эдвард вздохнул.

– В норме, я полагаю. Хотя все это кажется нереальным, честно говоря. В одно мгновение я твердо стою на ногах и только-только принял, что такова теперь моя жизнь. В иные же мгновения я напрочь отрицаю реальность всего произошедшего.

Джаспер кивнул.

– Этого стоило ожидать, Эд. Никто и не думает, что ты так быстро должен примириться со всем. Ты же понимаешь это, да?

– Наверное. Такое чувство, что мне хочется то ли кричать на всех и вся, то ли плакать день напролет. И я знаю, что это ненормально. Я пытаюсь держать себя в руках для всех.

– Ты ни для кого не должен держать себя в руках, Эдвард. Ты должен горевать. Ты имеешь право. – Эдвард снова вздохнул, мельком глядя на Джаспера, и снова отвел взгляд к небу. – Ты говорил с семьей Тани? – Эдвард мотнул головой так быстро, что Джаспер едва заметил его жест. – Эдвард, тебе нужно позвонить им.

– Они уже знают. Понятно? Элис сказала, что позаботилась об этом.

– Они знают обо всем остальном?

– О том, что я убил их сестру? Возможно. Я не смотрел новости, но видел репортеров у входа. Я не дурак. Я знаю, что об этом уже, наверное, известно повсюду, включая дикую, промерзшую Аляску.

– Справедливо. Хотя тебе придется встретиться с ними в определенный момент. Например, на похоронах. – Эдвард издал болезненный стон на этом слове. – Прости, Эдвард. Я не хотел…

– Нет. Нет. То есть… это следующий этап. Я знаю… просто… не могу заставить свой мозг мыслить в этом направлении, хоть и знаю, что должен.

– Ирина с Кейт позаботятся обо всем?

– Да. Ну… они все спланируют… Я… эм… Я позабочусь обо всем, чего не коснулась ее страховка. Кажется, судя по бумагам, у нее был небольшой пакет.

Джаспер кивнул.

– Ты пойдешь?

Эдвард поднял голову и задумчиво посмотрел на друга.

– Да. Должен пойти. И не из обязательства перед Таней, хотя и из-за этого тоже. Я должен пойти… ради себя, чтобы все это стало реальным. Будто до тех пор все это реальным не станет.

Джаспер снова кивнул.

– Это твои первые похороны с тех пор, как… ну ты знаешь?

Эдвард кивнул.

– Да. Это первые похороны, на которых я буду присутствовать, с момента смерти родителей.

– Справишься?

Эдвард пожал плечами.

– Честно? Не знаю… Я был так юн, когда они умерли. Мне было двенадцать. Я знал, что они мертвы. Я знал, что они лишь оболочки тех, кем когда-то были. Но я был в шоке, в оцепенении. Моя тетя была там. Она велела мне поцеловать их на прощание, что я и сделал. Я лишь помню, что они были холодными. В то время я не осознавал значения всего этого. Я был слишком юн, чтобы осмыслить этот момент. Я просто чувствовал… пустоту. Будто я больше никогда не буду счастлив.

– Да… – Джаспер взглядом просил Эдварда продолжать, потому что знал, что тот редко открывался. Он хотел оставить это окно открытым как можно шире, пока Эдвард не захлопнул его.

– Полагаю, что… в тот момент… когда я поцеловал их на прощанье… я осознал, что их больше нет. Что мой отец не придет, чтобы отвести меня на очередную бейсбольную игру. Что мама никогда больше не будет рядом, чтобы приготовить печенье. Тогда-то мое сердце и разбилось по-настоящему.

– Ты вроде как перестал быть ребенком в тот момент, да?

– Да. Я был прямо на краю той пропасти. Двенадцать. Все еще ребенок, но в тоже время не ребенок. После этого у меня не было детства. В тот момент я уже знал, какой жестокой была жизнь, тогда как большинство моих сверстников даже не догадывались об этом. Не имели понятия. Я очень быстро вырос.

– Как ты вынесешь похороны Тани?

Эдвард вздохнул.

– Не знаю. Это… это и другое, и нет. Все же кто-то, кого я любил, умер. Так что в этом все то же самое. Но в то же время все совсем иначе. Может, потому что смерть моих родителей была случайной, и я не имел к ней отношения. Я не сыграл в ней никакой роли, хотя долгие годы считал, что это не так. Но Таня… Таня умерла неслучайно, Джаспер. Я скорблю, да. И мне не хватает ее… Боже, как же мне ее не хватает. Но, по крайней мере, в случае со смертью моих родителей, я не испытывал вины, которую испытываю сейчас.

– Я сожалею, Эдвард.

– Не надо. Как я уже сказал, это было давно. Я сумел справиться.

– Да. Ты действительно сумел справиться, – Джаспер тщательно подбирал слова, молча прося Эдварда не закрываться, впустить его дальше.

– Что ты имеешь в виду? – Эдвард нахмурил лоб от любопытства и снова оперся на колени, напряженно глядя на Джаспера.

– Я не хочу преступать границ, Эдвард. Ладно? Просто… ты справился. И ты многое сделал в жизни, учитывая все. Но ты справился только со смертью своих родителей. Ты так и не оправился. Такое впечатление, что ты просто… перестал развиваться эмоционально в тот момент. Будто слишком боялся открыться снова, чтобы больше не пострадать.

Эдвард смотрел на Джаспера, казалось, целую вечность, прищурив глаза. Джаспер осознал, что окно его возможностей быстро захлопывалось, и ему нужно действовать незамедлительно.

– Просто… Эдвард. Я знаю, что грядущая пара дней будет невероятно тяжела, окей? Ты никогда и не думал, что тебе снова придется так страдать. Это все, что я хочу сказать. Я рядом, если нужен тебе.

Эдвард удивил Джаспера, встав, потянув его за руки и заключив в крепкие объятья.

– Спасибо, Джаспер. За понимание. Я действительно не заслуживаю такого друга. – На этом Эдвард развернулся и ушел в дом, оставив потрясенного Джаспера одного.

Срань господня. У Эдварда Каллена только что был эмоциональный прорыв, и он, Джаспер Уитлок, стал тому свидетелем. Возможно, сегодняшний день будет не так уж плох.

***

Изабелла

– Кофе? Ты точно знаешь, как осчастливить мужчину. – Джаспер улыбнулся Изабелле, приветствуя ее в холле, ведущем в кухню Эдварда. Забрав пластиковый поднос с кофе у нее из рук, он проводил ее в просторную кухню, где поставил кружки на гранитную столешницу.

– Ух ты. – Изабелла огляделась по сторонам, замечая со вкусом оформленное и недавно обновленное рабочее пространство, стальные принадлежности и дубовое дерево с вишневым отливом придавали теплоты кухне. – Симпатично.

Покашливание, раздавшееся позади нее, вынудило ее обернуться, и она нерешительно улыбнулась Эдварду, вышедшему из гостиной.

– Доброе утро, Эдвард. – Эдвард кивнул в знак приветствия, с любопытством глядя на чашки с кофе. – Я принесла вам кофе, ребята. Решила, что смогу вас задобрить.

Эдвард слегка улыбнулся и потянулся за чашкой, на которой ручкой было написано его имя.

– Суматранский черный. Я решила, что ты крепкий, но простой парень, без излишеств. Думаю, соевый, горячий карамельный маккиато без сливок не в твоем стиле.

Эдвард удивил ее, широко улыбнувшись, и отпил из чашки.

– Спасибо за кофе, Изабелла. – Она улыбнулась ему, и выдохнула. Возможно, этот день будет не так уж плох. Или, может, Джаспер оказывал какой-то успокаивающий эффект на всех, кто был рядом. Она всегда чувствовала себя до странности спокойной и собранной в его присутствии, что было одной из причин, почему она чуть ли не молила его прийти сегодня к ее героической попытке разговорить Эдварда Каллена.

– Из, он не так уж плох. Не знаю, чего ты так беспокоишься.

– Не так уж плох? Джаспер. Ты явно не видел, как он отреагировал на мои попытки выудить из него информацию в воскресенье. Я бы добилась больших успехов в поисках Святого Грааля.

Джаспер лишь рассмеялся.

– Не позволяй ему запугать тебя. Он может производить впечатление льва, но внутри он просто большой котенок. Поверь мне.

Изабелла фыркнула и закатила глаза.

– Скорее бешеный, дикий кот.

– Из, – рассмеялся Джаспер. – Если тебе нужно, чтобы я был там, я буду. Я просто тебя дразню. Я приеду незадолго до твоего прихода, чтобы поговорить с ним, может, смогу расслабить его немного.

– О, хвала небесам.

– Пожалуйста, Иззи, – Джаспер рассмеялся и повесил трубку, пока она не успела возразить в ответ на то, что он назвал ее нелюбимым, раздражающим прозвищем.

Прикосновение руки Джаспера к ее пояснице вырвало Изабеллу из воспоминаний, и она улыбнулась ему.

– Пойдем? – Изабелла кивнула и прошла за ним в просторную двухуровневую гостиную Эдварда. Она не могла скрыть изумления его домом. Он был не просто огромен, он был впечатляюще декорирован привлекательным сочетанием современных предметов и лучших предметов мебели. Повсюду были развешаны дорогостоящие произведения искусства, и Изабелла не могла скрыть восхищения.

– Эдвард, у тебя очень красивый дом.

Эдвард нахмурил лоб и посмотрел на нее, пожав плечами.

– Спасибо. Его… Таня декорировала. Это все ее работа. – Он махнул рукой в пространстве, указывая на элементы декора в холле.

– Что ж, – сказала Изабелла, тоже пожав плечами. – Она проделала отличную работу.

Эдвард нервным жестом засунул руки в карманы темных джинсов.

– Эм… присаживайтесь? – Он посмотрел на Джаспера, нуждаясь в каком-либо подтверждении того, что ведет себя правильно.

– Конечно. Спасибо, – Изабелла села на ближайший диван, и Джаспер последовал ее примеру. Эдвард остался стоять, нервно измеряя шагами комнату.

– Эдвард, – Обратился к другу Джаспер, который значительно расслабился, едва встретившись с ним взглядом. Тяжело вздохнув, он сел в большое кресло напротив Изабеллы.

– Я даже не знаю, как это сделать. – Он неловко посмотрел на Изабеллу и нервно поерзал в кресле, дергая ногой.

– Ничего страшного. Мы ничего и не делаем. Мне лишь нужно услышать от тебя все: твои слова, все, что ты помнишь, без давления наблюдающих за тобой детективов.

– Эд, помни, что Изабелла на нашей стороне. Она здесь, чтобы помочь тебе, так что постарайся вспомнить все, что сможешь, чтобы она смогла успешно проделать свою работу. – Джаспер многозначительно посмотрел на Эдварда, и тот кивнул.

– Я постараюсь.

– Спасибо. – Изабелла с Джаспером кивнули и одновременно поблагодарили его, глядя друг на друга краем глаза и улыбаясь.

– Эдвард, почему бы тебе не начать с небольшой экскурсии по дому, чтобы я могла лучше со всем ознакомиться. – От Изабеллы не укрылась легкая вспышка паники в его глазах.

– Я… эм… я еще не… еще не был наверху.

– Ничего, Эдвард. Мы пока будем на первом этаже, поднимемся, когда ты будешь готов. В какой-то момент мне придется осмотреть и верх, но не сейчас. Хорошо?

Эдвард кивнул, и от облегчения, отразившегося на его лице, у Изабеллы екнуло сердце.

– Почему бы тебе не провести меня по местам той ночи? Отведи меня туда, где все началось, если не возражаешь. – Эдвард кивнул и встал с кресла, быстро прошел к кухне и встал у задней двери.

– Мы ходили поужинать, а когда вернулись, вошли в дом через эту дверь.

– Где ты стоял? Прямо здесь?

– Да. Таня была за углом, рядом с раковиной вон там.

– Вы уже ругались?

– Нет. Напряжение уже было ощутимо, но мы еще не сказали друг другу ни слова.

– Хорошо. Ты сказал, что Таня бросила тарелку тебе в голову. Она взяла ее здесь, – Изабелла указала на застекленный сервант с посудой, – и бросила ее туда? – Она указала на дверь, через которую вошла чуть раньше в дом.

– Да.

– Хорошо. Значит, вы поругались тут. Ты помнишь, запер ли ты дверь?

Эдвард озадаченно нахмурил брови.

– Я этого не помню. Но я скрытный человек, я думаю, что на автомате закрыл бы ее, даже не задумываясь.

– Ладно. У кого-нибудь есть ключ от твоего дома?

– Нет, но несколько близких друзей и членов семьи знают, где я храню запасной ключ, – ответил Эдвард, кивнув на Джаспера.

– Хорошо. Можешь назвать мне всех, кто знает, где хранится запасной ключ?

– Джаспер, моя сестра Элис, мои родители и… ну, Таня. Я не думаю, что кто-то еще мог знать.

Изабелла обвела взглядом кухню, и ее взгляд остановился на белой коробке, в которую была заключена сигнализация.

– Ты активировал сигнализацию в тот вечер?

– Нет. Ну… включил ее перед поездкой в ресторан и выключил, когда мы вернулись домой. Опять же на автомате.

– И не включал ее снова, прежде чем… пойти наверх?

Эдвард снова нахмурил брови, а потом быстро помотал головой.

– Нет. Полагаю, о сигнализации я в тот момент думал в последнюю очередь.

– Ладно. Хорошо, что произошло дальше?

– Ну, мы поругались, и Таня пошла наверх, собирать вещи.

– И ты пошел за ней наверх?

– Не сразу. Я выждал несколько минут, прежде чем пойти. – Эдвард с тоской посмотрел на лестницу напротив кухни, и его глаза тут же наполнились слезами от воспоминаний.

– Хорошо. Давай обойдем оставшуюся часть первого этажа? Просто покажешь дом, если не возражаешь. – Изабелла решила, что лучше всего будет ненадолго его отвлечь.

– Конечно, – Эдвард развернулся и прошел по коридору, ведущему к задней части кухни. В конце были две одинаковые комнаты по обеим сторонам. Эдвард указал налево, в комнату, от пола до потолка заставленную разнообразными CD дисками и музыкальными инструментами. – Это, что очевидно, музыкальная комната.

Изабелла заглянула внутрь, и ее взгляд упал на рояль, стоящий у окна.

– Красивый рояль.

– Спасибо. Теперь это просто пылесборник. Я уже давно не играю. – Изабелла уловила вспышку боли в словах Эдварда. Он прокашлялся и указал на комнату справа. – А это мой кабинет.

Изабелла улыбнулась, увидев хаос, царивший в комнате, и осознав, что Таня, видимо, постаралась, чтобы эта комната была как можно дальше от ее глаз. Все поверхности были завалены бумагами, книги были сложены стопками практически на каждой поверхности и распиханы во все щели и закоулки.

– Ух ты. У тебя… эм… много книг. – Изабелла поборола желание войти и просмотреть его коллекцию книг, поняв, что это, должно быть, было самым неприкосновенным для Эдварда местом.

– Моя слабость.

– Быстрые машины и книги. Впечатляюще, – Изабелла улыбнулась ему и вернулась в коридор.

– Спасибо, что показал мне свой дом, Эдвард. У тебя очень красиво. Давай присядем и вспомним еще пару деталей, хорошо? – И снова Изабелла заметила облегчение, отразившееся на лице Эдварда, когда она не стала настаивать на продолжении тура по второму этажу. Однажды ей придется туда подняться, но пока она была рада тому, что он разговаривал с ней и начинал чувствовать себя комфортно рядом с ней.

– Эдвард, – обратилась Изабелла, усевшись на одну из плюшевых диванных подушек. – Ты можешь предположить, кто бы мог захотеть отомстить тебе? Любые варианты.

– Многие меня ненавидят, мисс Свон.

– Кто-нибудь выделяется среди всех? Приходит тебе на ум в первую очередь?

– А что насчет Джейн, Эдвард? – Джаспер посмотрел на друга, явно заинтригованный этой мыслью. – Она уж точно тебя ненавидит.

– Кто такая Джейн? – Изабелла перевела взгляд с Эдварда на Джаспера. Эдвард пожал плечами.

– Моя бывшая. Была не особо рада нашему расставанию.

– Не особо рада до того, чтобы убить? Было нечто большее, чем типичная драма между двумя бывшими?

– Определенно. Пару раз бывали проблемы. Ей не нравился я и уж точно не нравилась Таня. Полагаю, потому, что у Тани была ее собственность, ее мужчина.

– Какого рода проблемы у вас были?

– Преследование. Публичные скандалы. Несколько раз она преследовала Таню. Меня тоже. Хотя у Тани с ней было больше проблем, чем у меня.

– Ты привлекал ее к закону?

– Да. На какое-то время был наложен охранный судебный приказ, но она выполняла все условия, и он не был наложен снова.

– Ты знаешь, когда вышел его срок?

– В прошлом году, я думаю.

Изабелла кивнула – уже кое-что.

– Хорошо. Можешь предположить, кто мог быть врагом Тани?

Эдвард зажал переносицу пальцами, напряженно задумавшись.

– Нет, честно, не могу. У нее были проблемы с сотрудниками, но ничего серьезного, чтобы пойти на такое.

– Хорошо. Как зовут ее босса?

– Джеймс МакКафери. Он мой давний друг. Я помог ей найти работу в газете после окончания учебы.

– Как думаешь, он может знать, кто в офисе недолюбливал Таню?

– Возможно, – Эдвард пожал плечами. – Таню мало кто недолюбливал. Она… она была хорошим человеком. Вспыльчивым, конечно, но хорошим человеком. Я не думаю, что кто-то сделал бы с ней такое. Кроме меня. – Последние слова он прошептал так тихо, что Изабелла сделала вид, что не услышала их. Казалось, Эдвард все время балансировал на опасной грани между чувством вины и принятием. В одно мгновение он, казалось, был готов принять, что произошедшее было трагическим случаем, но не его рук делом, а в другое он будто бы стремился отправиться на казнь. Лишь бы ей удалось убедить его в собственной невиновности. Хотя она только что познакомилась с этим парнем, она не сомневалась, что он не был убийцей Тани. Ей лишь нужно было, чтобы и он это понял… и найти того, кто это сделал.

– Эдвард, как думаешь, ты можешь поговорить… о ребенке? – Эдвард долго смотрел на нее, выкручивая руки на коленях.

– Я… эм… не знал, что она беременна, если ты об этом.

– Таня не рассказала тебе, что беременна?

– Нет. Задним умом все крепки, как говорят. Теперь я понимаю, что она пыталась мне сказать, и уже давно.

– Как думаешь, почему она не сказала тебе прямо?

– Я думаю, моя сестра отлично выразилась. Она сказала, что я воспринял бы это не лучше, чем христианин кучку трансвеститов на религиозном празднике. Она, пожалуй, права.

Джаспер расхохотался над сравнением, а потом зажал рот рукой и, пожав плечами, извинился перед Изабеллой и Эдвардом.

– Думаешь, она бы сказала тебе в конец концов?

– Думаю, да. Рано или поздно я бы все равно понял. – Эдвард замолчал, снова зажав переносицу пальцами. – Ты знаешь… ты знаешь, какой был срок? Тебе сказали?

– Да. Она была на пятнадцатой неделе, Эдвард, согласно заключению судмедэксперта.

– Они смогли узнать… узнать… они сказали, какого ребенок был пола? – Эдвард посмотрел на Изабеллу блестящими от слез глазами.

– Я не спрашивала, – Изабелла наклонилась вперед и опустила ладонь ему на колено. – Могу спросить, если хочешь.

Эдвард лишь кивнул.

– Хорошо, Эдвард. Я должна задать болезненный вопрос. Прости, – Изабелла посмотрела на Джаспера, молча прося у него помощи. – Эдвард, нам нужно сделать тест на отцовство.

– НЕТ! – Эдвард вскочил с кресла, метая молнии взглядом. – НЕТ, мать твою!

– Эдвард, мы должны сделать тест. Обвинения, предъявленные тебе…

– Да ебал я эти обвинения, Джаспер! Я НЕ стану подвергать сомнению верность Тани и марать ее репутацию. Ты не думаешь, что я причинил уже достаточно вреда?

– Эдвард, я понимаю тебя. Но, говоря гипотетически, если мы узнаем, что ребенок не твой, у нас будет одной заботой меньше. Ты не можешь быть виновен в смерти своего ребенка, если он не твой. У прокурора будет меньше шанс вменить это тебе в вину. Это не изменит обвинения, но поможет нам убедить присяжных.

– Нет, – Эдвард сурово посмотрел на Джаспера. – Нет. Нет. НЕТ!

– Эдвард, это один из тех моментов, на которые присяжные обратят внимание в суде. Да, Таня мертва, и да, это всем чрезвычайно интересно. Но ребенок, Эдвард? Нам нужно устранить этот фактор, если есть такая возможность.

Эдвард повернулся к Изабелле, сосредоточив на ней свой убийственный взгляд.

– Хотите сказать, что моя девушка была городской шлюхой, мисс Свон?

– Нет, я не…

– Не была. И я не стану делать этот чертов тест. Ребенок был моим, и я убил его. Конец чертовой истории. Поняла? – Эдвард чуть не зарычал на нее.

– Поняла, – прошептала Изабелла, кивая, и посмотрела на Джаспера. – Думаю, мы закончили на сегодня.

Джаспер кивнул и посмотрел на Эдварда.

– Позвоню тебе позже, хорошо? – Эдвард посмотрел на него, все еще в ярости, но кивнул через пару мгновений. Изабелла с Джаспером подошли к задней двери и тихо вышли из дома, слыша злобную ругань Эдварда, раздающуюся в утреннем воздухе.

***

Эдвард

– БЛЯДЬ! – Голос Эдварда прогрохотал в открытом пространстве, и он тяжело опустился в кресло, потянув себя за волосы. Какого черта только что произошло? Неужели они, в самом деле, только что попросили его сделать тест на отцовство и тем самым практически заклеймить Таню шлюхой? О чем они вообще думали? Если бы он согласился на что-то столь глупое, как тест на отцовство, он бы, по сути, заявил, что не нес никакую ответственность за смерть Тани и публично объявил, что подвергал сомнению ее любовь и верность. Он бы ни за что не пошел на это. Ребенок был его. Эдвард знал это, Джаспер знал это, даже Изабелла это знала. И лишь то, что они отчаянно хотели его спасти, не означало, что он бросится в такие нелепые крайности, чтобы доказать свою невиновность. Если это было определяющим фактором в его встрече с гильотиной, ему было наплевать. Он не пойдет на это.

Встав с кресла, Эдвард неторопливо подошел к лестнице, схватившись за перила и ступив на нижнюю ступеньку. Он знал, что в какой-то момент ему придется туда подняться. Он не мог вечно избегать этого. Однако он знал, что, как только он окажется там, он больше не сможет отрицать жестокую, уродливую правду. Таня мертва, и она больше никогда не вернется. Он больше не услышит ее голос, раздающийся из душа, пока она пела задорные поп-песни по утрам, и не закатит глаза, наблюдая, как она набивает свой уже переполненный шкаф новыми дизайнерскими шмотками. Он никогда не увидит по утру ее красивое лицо рядом и никогда больше не ощутит под собой ее теплое тело, занимаясь с ней любовью. Вхождение в эту комнату означало гораздо большее, и он не знал, мог ли вынести это. Не сейчас. Никогда.

Он нерешительно ступил на следующую ступень, пытаясь оттянуть неизбежное. Он посмотрел налево, на развешанные Таней совместные фотографии с различных поездок за проведенные вместе годы. На его губах промелькнула улыбка, когда он провел пальцами по стеклу, за которым была его любимая фотография: они в Лондоне, заснятые возле какого-то книжного магазина на Чаринг-Кросс. Была зима, они плотно укутались в пальто и шарфы, крепко обнимая друг друга, а их щеки порозовели от холода. Он сделал еще один шаг, глядя на их фотографию в Синт-Мартен, Таня обхватила его ногами за поясницу, а руками за шею, игриво целуя его в шеку. Он прошел мимо их снимков из Эшвилла, Парижа и Фиджи, пока наконец не дошел до верхней ступени, где с волнением уставился на дверь прямо по коридору. В глубине его существа обосновалось отчаяние. Боже, он не мог этого сделать. Нет. Но он должен был сделать это. Он должен был принять тот факт, что Таня мертва и больше не вернется. Собравшись, он заставил себя пойти к двери. Осторожно опустив руку на дверную ручку, он сделал глубокий вдох, закрыв глаза, и распахнул дверь. Он простоял на пороге несколько мгновений, не желая открывать глаз и сталкиваться с реальностью. Сквозь закрытые веки он видел, как лучи послеполуденного солнца проникают сквозь окна. Дрожа, он приоткрыл один глаз, который тут же сосредоточился на пустой постели.

Она была убрана, нигде ни намека на беспорядок. Она выглядела так, как и в любой другой день, когда он возвращался домой с работы, потому что Таня всегда настаивала на том, чтобы постель была убрана перед ее уходом на работу. Он издал вздох облегчения, молча благодаря Элис за то, что она позаботилась об этом. Он открыл второй глаз и повернулся к большому окну, всхлипнув, когда его атаковали воспоминания о том, как он в последний раз стоял возле этого окна, страстно занимаясь любовью с Таней. Краем глаза он увидел шезлонг, спокойно стоящий в углу напротив окна, и рухнул на пол. Все было как прежде, но почему-то совершенно иначе. Смерть Тани не только высосала все жизненные силы из нее самой, но и лишила жизни их дом и его мир тоже. Теперь он это знал. Слезы, которые ему удавалось сдерживать позавчера, полились из глаз, и, не глядя добравшись до большого шкафа Тани, он забрался внутрь. Он заплакал, тут же оказавшись окруженным ее опьяняющим запахом лилий и ванили. Он пронизывал все фибры его существа, заставляя сжаться в комок на полу ее шкафа и плакать.

Он не знал, как долго он пролежал там, всхлипывая, но достаточно долго, чтобы послеполуденное солнце окрасилось ярко-оранжевыми вечерними лучами. Он перевернулся на спину, осознавая, что в какой-то момент схватил одну из ее блузок и прижал к груди, пока плакал. Теперь она была испорчена, светло-розовый хлопок порван и растянут, но ему было все равно. Он просто лежал, глядя в потолок и вдыхая запах Тани.

Он приподнялся на локтях и коленях и огляделся по сторонам. Он увидел множество коробок с вещами, которые никогда прежде не видел, спрятанные под лишней одеждой, которую он снова и снова чуть ли не умолял Таню отдать на благотворительность. Он никогда не понимал необходимости иметь тринадцать разных пальто или сорок восемь пар обуви, но его возражения всегда пропускались мимо ушей. Краем глаза он заметил обувную коробку, из-под приоткрытой крышки которой торчал кусок бумаги. Борясь с нежеланием вторгаться в личное пространство Тани и желанием удовлетворить любопытство, Эдвард медленно потянулся за ним, клочок манил его. Достав его из коробки, он поднес листок к своим покрасневшим глазам.

– О господи, – ахнул Эдвард, сосредоточившись взглядом на расплывчатом серо-белом снимке ультразвука, явно показывавшего их ребенка. Он нахмурился, пытаясь рассмотреть неразличимые пятна, понимая, что не может разглядеть ни очертаний головы, ничего, и посмотрел на дату. Четырнадцатое апреля. Сегодня было десятое июня, так что фотография была уже двухмесячной давности. Быстро подсчитав, Эдвард понял, что это, должно быть, был первый снимок ультразвука, и именно тогда Таня официально узнала, что беременна.

Эдвард издал мрачный смешок, осознав, что всего через пару дней купил Aston Martin, и Таня устроила жуткий скандал, требуя обменять его на что-то более практичное. Эдвард лишь посмеялся над ней… с каких пор они были практичной, традиционной парой? Он вывел ее из себя еще больше, спросив, не хочет ли она поменять свою «Ауди» на универсал или минивэн, а Таня выругалась и ушла. Этот маленький снимок восемь на двенадцать стал причиной ее вспышки.

Эдвард нахмурился, вытащил обувную коробку из-под вороха одежды и осторожно снял крышку полностью. Поверх кучи разнообразных вещей лежал еще один снимок, и Эдвард всхлипнул, рассматривая очертания лица ребенка, его глаз, носа, маленького ротика.

– Мать твою, – Эдвард в потрясении уставился на фотографию, потирая пальцем изображение лица ребенка – его ребенка. – Привет, малыш. – Эдвард прикусил губу, его глаза тут же снова наполнились слезами, пока он изучал снимок своего сына. Он был сделан четвертого июня, всего за два дня до смерти Тани. Да, несомненно, он был причиной тому, что она затеяла ссору, отчаянно желая дать их ребенку шанс на стабильную и более традиционную обстановку в доме. Эдвард откинулся обратно на пол, прижимая к груди фотографию сына и плача. Он ужасно предал Таню и не раз, никогда не будучи надежным мужчиной и бойфрендом, в котором она нуждалась и которого заслуживала. Но что еще хуже и с чем он никак не мог примириться, это то, что он подвел своего сына. Он даже не дал ему шанса сделать самостоятельный вздох, увидеть мир собственными невинными глазами. Он никогда не покатается на велосипеде, не бросит баскетбольный мяч, не станцует под любимую песню и не поест любимой еды. Он никогда не познает любви своей матери или любви женщины. Эдвард, может, и предал Таню и подвел ее, но еще он покинул своего сына.

Эдвард пролежал там еще несколько часов, застряв в ужасающем водовороте злости, отчаяния и, наконец, принятия правды. В одно мгновение он чувствовал, что принял реальность, а в следующее чувствовал, будто его засасывает в неконтролируемый омут депрессии, желая просто умереть прямо там, в Танином шкафу, и сгинуть. В иные мгновения он чувствовал, что не в силах совладать со злостью на себя и весь окружающий мир, с яростью такой дикой, что она едва не прокрадывалась в его тело. Почему у них есть шанс продолжать жить свое жалкое существование, а Таня должна быть закопана в шести футах под землей? Почему?

Лежавший возле бедра телефон зазвонил, и Эдвард быстро вытер глаза, пытаясь стереть слезы. Он наощупь потянулся за телефоном, только тогда осознав, что уже наступили сумерки, и посмотрел на номер звонившего.

– Ох черт. – Он открыл телефон и выдохнул тревожное «алло».

– Эдвард? Это Кейт. Нам нужно поговорить.

***

Среда, 11 июня

– Вот так. Всего-то и делов. – Элис посмотрела на Эдварда, пытаясь придать легкости взгляду своих темно-голубых глаз, но ей едва удавалось скрыть печаль и тревогу. – Виндзорский узел тебе очень к лицу.

Эдвард уже с час пытался завязать себе галстук, но дрожащие руки делали каждую его попытку тщетной. Элис приехала к нему вместе с родителями, чтобы отправиться с ним в церковь на похороны Тани, и быстро взяла на себя эту задачу. В последний раз потянув галстук, она похлопала его по груди.

– Мама с папой внизу, братишка. Готов увидеться с ними? – Эдвард отрицательно тряхнул головой, но произнес слабое «да», и Элис рассмеялась. – Пойдем. – Она взяла его за руку и неторопливо повела вниз в гостиную, где его с волнением ждали родители. Как только его мать, Эсми, увидела Элис, появившуюся из-за угла, она подскочила с дивана и подбежала к ним, заключая сына в объятья.

– Ох, Эдвард. Эдвард, Эдвард, Эдвард. – Она встала на цыпочки в попытке его поцеловать, и Эдвард чуть согнул ноги в коленях, чтобы она могла дотянуться. Она снова и снова покрывала его лицо поцелуями, захватив его своими мягкими ладонями, а потом обняла его за шею и заключила в крепкие объятья. Эдвард ощутил, как его захватывают эмоции от любви матери. Хоть она и не была его биологической матерью, она была его матерью, во всех смыслах этого слова, и он безумно ее любил.

– Мам, – прохрипел он, его горе снова вырвалось на поверхность, и он опять ощутил себя напуганным двенадцатилетним мальчиком. – Прости, – он прижал ее к груди, уткнувшись ей в шею и плача.

– Ш-ш-ш, милый. Я здесь. Тебе не за что просить прощения, Эдвард. Я знаю тебя. Ты мой сын. Ты не сделал ничего плохого.

– Я убил ее, мам. – Эсми лишь крепче обняла его, проведя рукой по волосам, успокаивая.

– Посмотри на меня. – Эдвард снова всхлипнул, отчаянно пытаясь усмирить в себе напуганного маленького мальчика, и отодвинулся, чтобы посмотреть на мать. – Я знаю тебя. Мне известен каждый случай, когда ты делал что-то неправильное. Я знаю, что ты бросил в своего кузена Феликса палку, но сказал, что в него случайно попали камнем, от которого у него сейчас и остался шрам. Я знала, когда ты тайком взял у отца машину и поехал в Орегон на концерт той группы с сестрой. – Эдвард в неверии посмотрел на нее. – Мать знает такие вещи. И я говорю тебе, Эдвард Энтони. Ты этого не делал. – Эдвард снова ощутил бурю эмоций: облегчение, боль, горе, и снова обнял мать, плача. Он тихо плакал еще несколько минут, пока не почувствовал сильную руку, сжавшую его плечо.

– Пап. – Его отец, Карлайл, снова сжал его плечо и отвел от матери, притягивая сына в свои отцовские объятья.

– Сын, – он был немногословен, но Эдвард знал по его объятьям, что у него была полная поддержка со стороны отца. Они простояли так несколько минут, Элис с Эсми молча обнимали друг друга, глядя на них. Карлайл похлопал Эдварда по спине в знак поддержки и разнял объятья. – Мы рядом, Эдвард. Сегодня, завтра, всегда. – Карлайл жестом указал на Эсми и Элис, которые присоединились к ним в крепком семейном объятии. – Мы справимся с этим вместе, сынок. Твоя мать, твоя сестра и я. – Эдвард кивнул, ошеломленный непоколебимой поддержкой семьи. – Готов?

Эдвард сглотнул и собрался с силами.

– Настолько, насколько вообще могу быть готов.

Поездка к церкви проходила в тишине, семья Эдварда знала, что ему нужно спокойствие, которое могла обеспечить поездка в машине, пока его не атакуют возле церкви. Никаких подтверждений не было, но он не сомневался, что местная пресса соберется на церемонии, вмешиваясь в его личную жизнь, чтобы дать любопытному миру снимки, запечатлевшие его страдания, ради их ненормального удовольствия. Он никогда не понимал этот аспект славы: как люди, не имеющие к нему никакого отношения, могут так сильно интересоваться его повседневной жизнью и, казалось, торжествовать от чужого несчастья? Они тоже каким-то образом вносили свой вклад, и пресса отвечала своим аудиториям, давая им то, что те хотели. Однако его не так волновало внимание прессы. За последние годы он научился управляться с ними, и большую часть времени даже не замечал репортеров.

Но его беспокоила встреча с семьей Тани. Ее родители умерли за год до ее знакомства с Эдвардом, так что у нее остались только сестры и дальние родственники, большинство из которых он не знал лично. Их общие друзья, конечно, тоже будут присутствовать, но он не знал, что они думали об этой ситуации, и это, в общем-то, его не волновало. Его внимание было полностью сосредоточено на Кейт и Ирине. Кейт звонила ему два дня назад, и это был тот звонок, которого он боялся до ужаса. Но она удивила его, признавшись, что, хоть никогда и не понимала развития их отношений, она все же знала, что он любил Таню, и все случившееся было одним большим недопониманием. Кейт, по словам Тани, всегда была рациональным человеком, и Эдвард понял, что ее поддержка принесла ему большое облегчение. Но ее вторая сестра, Ирина, была совсем иной. Она всегда была вспыльчивой, и сходство Тани с младшей сестрой всегда было несложно увидеть. Ирина еще не звонила Эдварду, но со слов Кейт он знал, что та была совсем иного мнения на его счет. Она клялась, что он убил их сестру, и сказала, что не успокоится, пока он не ответит за свои грехи. Она даже пыталась не пустить Эдварда на церемонию, но Кейт удалось отговорить ее. Таня любила Эдварда, и будь все иначе, она хотела бы, чтобы он всегда был рядом, а посему он обязательно должен присутствовать на похоронах.

– Приехали, – тихий голос Элис вырвал Эдварда из размышлений, и он ответил ей легкой улыбкой, а потом взял за руку и осторожно сжал ладонь. Элис вырвала руку, чтобы выйти из машины, но, обойдя ее кругом, открыла дверь с его стороны и снова взяла брата за руку. Ее действия сообщили ему все, что ему было нужно знать – она была рядом, и любому, кто попытается ему навредить, не поздоровится. Сделав последний жадный вдох, Эдвард вышел из машины под утреннее солнце, пытаясь не обращать внимания на вспышки камер и выкрики фотографов. Пусть снимают и развешивают фото во всех изданиях. Покажут фотосъемку его скорби на всех каналах мира, передадут через спутник. Внимание, внимание. У Эдварда Каллена есть сердце. Он закатил глаза за своими вайфарерами, и молча пошел за матерью и отцом в церковь. Он с облегчением выдохнул от неловкой, но успокаивающей атмосферы церкви. Краем глаза он увидел Кейт, и она ответила ему легкой улыбкой, а потом подошла и нерешительно обняла. Он обнял ее за талию и прижал к себе, нашептывая ей свои соболезнования. Она сжала его и отстранилась, ненадолго задержав на нем взгляд.

– Как ты, Эдвард?

– Я в порядке, Кейт. – Он попытался пожать плечами, но Кейт вскинула бровь в сомнении.

– Выглядишь дерьмово. Ты хоть спишь?

– Совсем не сплю. – Эдвард снова пожал плечами, и Кейт сжала его руку.

– Ирина вон там, – она кивнула в сторону группы людей, собравшейся в отдалении. – Не обращай пока на нее внимания. Я попросила ее не устраивать сцен. – Эдвард тихо поблагодарил ее, и принялся пожимать руки входящим в церковь людям, то и дело выражающим соболезнования. Нескольких людей он узнал. Присутствовали многие из его коллег, были и его друзья из колледжа, и дальние родственники. Пришли многие из коллег Тани, и он пытался вспомнить их имена, пока пожимал руки, молча кивая их сочувственным словам. Его семья все время была рядом, защищая и поддерживая, следя, чтобы никто не порывался теребить свежие раны.

Наконец поток людей начал сокращаться, и Эдвард сделал жадный глоток воздуха. Вот и оно. Время встретиться с реальностью лицом к лицу. Схватившись за руку матери с одной стороны и за руку Элис с другой, он посмотрел на отца, который ответил ему коротким ободряющим кивком, и пошел к алтарю. Он подавил всхлип и почувствовал, как подкосились колени, когда он увидел белый гроб в конце прохода, украшенный розовыми и белыми лилиями. Мать с сестрой сильнее сжали его руки, молча ведя его по проходу к Тане, а отец шел позади. Он закрыл глаза, дыша носом и отважно пытаясь сдержать паническую атаку, нарастающую в нем. Наконец они остановились, и Эдвард сделал неровный вдох, прежде чем открыть глаза и посмотреть на безжизненное тело Тани.

– О господи, – прохрипел он голосом полным потрясения и горя. Он решил, что ее будут хоронить в закрытом гробу, но судьба имела другие планы, заставляя его смотреть на результаты его эмоциональной борьбы и вред, причиненный его ненавистными руками. Он долго смотрел на нее. Естественный цвет покинул ее некогда розовые щечки, сменившись дешевым цветом розовых румян, которые ей совсем не шли. Но даже сейчас она была красива, выглядя так, будто прилегла вздремнуть. Ее рыжеватые волосы были такими же мягкими, понял он, потянувшись погладить ее по голове, а ее фарфоровая кожа казалась нетронутой смертью. Он провел рукой от ее головы к руке, чуть касаясь ее холодных, тонких пальцев, отчаянно желая присоединиться к ней. Неправильно, что она холодна, а он нет. Почему этот ублюдочная смерть не забрала и его тоже, чтобы они могли вечно быть холодными вместе? У него задрожали плечи, его семья долго стояла рядом, позволяя ему осмыслить все, что только можно. Он вдруг осознал, что страстно ненавидит лилии, от их сильного, резкого запаха у него болела голова, и он навсегда засел в его памяти как символ смерти и мертвецов. Наконец он распрямил плечи, сделав глубокий вдох, и кратко кивнул семье, давая понять, что готов. Они отвели его к первой скамье, и Эдвард ощутил на себе холодный взгляд Ирины, пронзающий его ненавидящим взглядом, хоть и не знал, где она сидит.

Сама служба прошла как в тумане, Эдвард ни на чем не мог сосредоточиться. Он лишь знал, что любовь всей его жизни мертва, и по какой-то жестокой причине он к ней не присоединится. По крайней мере, пока. Затем он, сам того не заметив, оказался возле ее могилы, благодаря безымянные лица и пожимая руки людям, которых не мог узнать в нынешнем эмоциональном состоянии. Он с тоской смотрел на Танин гроб, стоявший в одиночестве над своей будущей могилой, пока сотрудники ждали, когда все простятся. Он подошел к краю, поцеловал свои пальцы и прижал их к крышке гроба. Вынув розовую гвоздику из петлицы, он осторожно положил ее на крышку.

– Таня. Я люблю тебя. Я сожалею, что не говорил тебе этого достаточно часто. Прошу, прости меня. – Он закрыл глаза, пытаясь сдержать казавшиеся бесконечными слезы. Он когда-нибудь прекратит плакать? Его слезные каналы должны были уже опустошиться к этому времени. Наконец совладав с ними, он оставил последний поцелуй на ее гробу. Развернувшись уходить, он столкнулся с кем-то.

– Джеймс. Здравствуй. Большое спасибо, что пришел. – Эдвард выдавил напряженную улыбку блондину, стоявшему в футе позади него.

Бывший босс Тани смотрел на Эдварда с сочувствием и легкой, грустной улыбкой.

– Конечно, я пришел, Эдвард. Вы с Таней мои друзья, и я хотел попрощаться. И узнать, как ты справляешься, конечно же.

Эдвард снова попытался улыбнуться, избегая вопроса.

– Ты хороший друг нам обоим, Джеймс. Всегда им был.

До этого момента Джеймс стоял на приличном расстоянии, сцепив руки перед собой. Но развел их, обняв Эдварда и похлопав его по спине.

– Вы оба важны для меня, ты знаешь, – пробормотал Джеймс и отошел, вытирая слезы со щеки, и заправил прядь светлых волос за ухо. – Мне будет очень ее не хватать.

– Да… – Эдвард отошел в сторону, когда Джеймс склонился над гробом и, поцеловав крышку, отошел, ненадолго задержав взгляд на блестящем дереве гроба, прежде чем повернуться обратно к Эдварду.

– Кто бы это ни сделал, Эдвард, он за это заплатит. Я просто знаю это. – Он сделал неровный вдох, опустив руку Эдварду на плечо, и повел его к остальным. Эдвард сглотнул и посмотрел на Джеймса, испытывая облегчение от его присутствия. До этого момента он не знал, что Джеймс думал о смерти Тани и неразберихе, ее окружающей, потому что не имел возможности поговорить с ним с момента ее смерти. Он ни с кем толком не разговаривал, кроме тех, кто был непосредственно вовлечен в происходящее, и осознал, что мнение окружающих его интересовало сильнее, чем он думал. Эдвард познакомился с Джеймсом в колледже много лет назад, но тот стал очень близок с Таней особенно после того, как она начала работать в The Stranger. Эдвард с Таней часто приглашали его с женой на обед и на официальные мероприятия. Эдвард обвел взглядом задержавшихся возле могилы.

– Джеймс, клянусь, я не хотел… – Эдвард боролся с желанием внести ясность между ними. Джеймс, должно быть, уловил тон голоса Эдварда и остановился на полпути, заставив его посмотреть на него. Эдвард с тревогой смотрел в серые глаза старого друга, борясь с порывом извиниться или наоборот, съежиться и отвести взгляд. Он чувствовал, будто лишил Джеймса чего-то, хотя не понимал, откуда взялось это чувство.

– Эд. Я знаю, что это не ты. Как и все, кто знают тебя. Все видели, как сильно ты ее любил. И никогда не сомневайся в моих словах. Я никогда не думал, что это ты… – Джеймс опустил взгляд, будто бы подбирая слова, – убил Таню. Никогда! Я твой друг, Эд. Никогда не сомневайся.

Эдвард кивнул и слабо улыбнулся, испытав облегчение, оттого что его друг верил ему. В этот момент не имело значения, что думал о себе сам Эдвард. Его беспрестанно мотало между чувством всепоглощающей вины, сомнениями в собственной невиновности и бесконечной злостью к тому, кто мог ее убить. Сам не зная во что верить, он был рад, что еще оставались люди, верившие в его невиновность.

– Виктория здесь? – спросил Эдвард, когда они пошли дальше.

Джеймс помотал головой.

– Была. Она просила передать тебе ее соболезнования, но она хотела дать тебе время. Она решила, что ты сейчас утопаешь в сочувствии, и не хотела сделать еще хуже.

Эдвард кивнул.

– Передай ей мою благодарность. Хорошо?

Джеймс кивнул.

– Мне, наверное, пора. Твоей маме, похоже, не терпится тебя обнять. – Джеймс указал в сторону Эсми, которая стояла в нескольких футах от них, но выглядела так, будто ей едва удается усмирить порыв подойти к сыну. Джеймс улыбнулся. – Иди к ней. Будь с семьей. И, пожалуйста, дай мне знать, если что-то понадобится. Хорошо?

– Спасибо, Джеймс. Дам, – Эдвард сжал плечо друга и пошел к матери.

сПойдем, Эдвард. Давай накормим тебя. Ты выглядишь так, будто не ел несколько дней.

***

Обонятельные рецепторы Эдварда едва перенесли богатство ароматов, когда он вошел на свою кухню. Он обвел взглядом разделочные столы и обеденный стол, которые были заставлены разнообразными запеканками. Запеканки с драниками и макаронами, тунцом и брокколи, зеленой фасолью и кабачками… его мать перечислила все, и Эдвард поборол внезапный порыв отпустить грубый комментарий. «Убей свою подружку, получи запеканку». «Спасибо, что заглянули в Церковь Каллена. Запеканка или смерть?» Какого черта он вообще воображал фразочки в духе комика Эдди Иззарда? «Пусть едят запеканки!» – сказал он в своей лучшей пародии на Марию Антуанетту. Погодите. Когда это он делал пародию на Антуанетту? Господи, ему пора поспать. Это все от нехватки сна.

Элис собрала тарелку с разнообразной стряпней и отдала ему в руки, одним взглядом говоря ему, что у него не было иного выбора, кроме как съесть все. Он ел молча, больше размазывая еду по тарелке, но все же попробовал немного вида ради и чтобы не расстраивать мать и сестру. Отложив вилку, Эдвард потер виски, усталость добралась до самого мозга. Элис появилась рядом с ним в считанные секунды, протягивая ему таблетки тайленола. Подняв брата из-за стола, она повела его наверх. Он замешкался у подножия кровати, понимая, что ему нужно поспать, но совсем не желая снова оказываться в этой постели. Его мышцы тут же сковало от горя, когда его спина коснулась мягкого матраса, и из его горла вырвался всхлип. Элис забралась рядом с ним, обхватив его за поясницу и опустив голову ему на грудь, обнимая его, пока он выплакивал последние крупицы своей скорби. В какой-то момент лекарства сделали свое дело, и он уснул, а когда проснулся через несколько часов и повернул голову влево, встретился со взглядом темно-голубых глаз Элис. Она смахнула непослушную прядь волос с его глаз и провела рукой по щеке, чуть улыбнувшись.

– Прости, братишка. Но я должна была это сделать. Ты должен был, в конце концов, подняться сюда и справиться с этим. – Эдвард кивнул. Она была права. Элис всегда была права. – Тебе лучше?

– Немного. – Голос Эдварда был хриплым, и Элис подала ему стакан воды, как всегда предугадывая его потребности, когда он сам их еще не осознавал. – Спасибо, – он сделал большой глоток.

– Мама с папой недавно ушли. Они остановились в отеле неподалеку. Или ищут жилье. Может, ты захочешь потом посмотреть доступные для купли дома в округе. Мама не собирается в ближайшее время возвращаться в Форкс.

Эдвард улыбнулся.

– Почему-то это меня не удивляет. – Он вздохнул. – И что теперь? Это момент, когда я просто должен начать жить дальше?

Элис кивнула.

– Да. Мир не встает на месте ради твоего горя, жизнь продолжается, даже если ты думаешь, что не должна. Отстой, да?

Эдвард рассмеялся.

– В самом деле. Элис?

– Да?

– Ты в настроении для шоппинга? Мне нужна новая кровать.

Глаза Элис загорелись от волнения, и она охотно схватила карточку American Express, которую Эдвард вынул из бумажника.

– И новое одеяло, новые простыни, шторы, мебель, полотенца. Эдвард… ты никогда не хотел покрасить эту комнату? Определенно стоит это сделать. Белый – вчерашний день. Этой комнате не помешает жизни…

Эдвард улыбнулся, слушая, как сестра тараторит о тканях, о которых он даже никогда не слышал. И что-то о том, как цвет краски отражает атмосферу комнаты, и то, что в ней пытались воссоздать. Элис быстро чмокнула его в лоб перед уходом, а Эдвард перевернулся на бок, сжимая подушку, и закрыл глаза.

Утро вечера мудренее.

Теперь упрямый Эдвард никак не хочет делать тест =/ Понять его можно, но ребенок действительно может быть не от него. Особенно на эту мысль наводит замечание о том, что Эдвард будто бы почувствовал, что чего-то лишил Джеймса... подозрительные какие-то чувства.
Поделитесь соображениями? >> ФОРУМ