Глава 9.1. Траур

Есть вещи, которые мы никогда не хотим отпускать, люди, которых мы никогда не хотели бы оставить позади. Но имейте в виду, что отпустить – это не конец света. Это начало новой жизни.

Аноним

Белла

Изабелла поправила свой слишком тугой черный топ из Banana Republic и разгладила черные узкие джинсы, после чего сделала глубокий вдох и постучала в дверь. Беднякам не приходится выбирать, и Изабелла знала без сомнения, что не придавала бы значение чему-то столь малому, если бы она не была абсолютно уверена, что это ее последний шанс. Она опустилась до этого уровня только из-за отчаяния. Ее феминистская сторона закричала, бастуя, когда она взвесила свое решение и поняла, что собралась делать.

Неужели она надела свой лифчик пуш-ап? Неужели она зашла так далеко, что поправила свою грудь, дабы ее упругие формы были хорошо заметны? Неужели она только что перемерила семь пар джинсов, прежде чем выяснила, что лишь возмутительно дорогие Seven For All Mankind заставляли ее задницу выглядеть лучше? Да. Да, это была она. И она решила, когда посмотрела в зеркало, что они стоили тех вложений. Кому нужно оплачивать счета за электроэнергию с задницей, что выглядит так хорошо? Она должна была признать, что выглядела довольно горячо, но ее все еще разочаровывало без конца, что она должна прибегать к низкопробной тактике, например, демонстрировать свою сексапильность, просто чтобы суметь склонить на свою сторону Эдварда Каллена. Каким неандертальцем он вообще был?

Она услышала движение ручки с другой стороны и нацепила улыбку на лицо, решив не позволять ему увидеть ее взволнованность или разочарование, чтобы он не питался тем или иным, как стервятник. Белла на миг самодовольно улыбнулась, однако, когда дверь открылась, глаза Эдварда быстро осмотрели ее тело. Явно непроизвольная реакция. Он заметил, как минимум. Возможно, Элис догадывалась о чем-то.

– Мисс Свон. – Он еще раз быстро окинул ее взглядом, прежде чем открыл дверь шире, чтобы дать ей войти. Он выглядел не так уж плохо, будучи одет в облегающую черную в тонкую полоску рубашку-поло и темные потертые джинсы, ноги босы, а волосы более растрепанные, чем она когда-либо видела.

– Доброе утро. – Изабелла направилась на кухню, и она могла чувствовать взгляд Эдварда на себе, тщательно наблюдающий за ней. – Хорошие выходные выдались?

Эдвард кивнул и пошел к кофеварке.

– Кофе?

– Эм, конечно. Было бы здорово, спасибо. – Изабелла молча наблюдала, как он налил ей чашку кофе, указав бровями в сторону сливок и сахара, безмолвно спрашивая, какой кофе она хочет. – Только сливки, пожалуйста.

Эдвард снова кивнул, добавляя немного сливок в чашку, прежде чем передвинул порцию через прилавок в ее сторону.

– Послушай, Эдвард. Мне нужно извиниться перед тобой за пятницу…

– Нет, пожалуйста, не надо, – перебил ее Эдвард. – Я перешел черту… как обычно. Я не должен был кричать на тебя. Я единственный, кто здесь должен извиняться.

Изабелла не могла скрыть шок от его откровенной просьбы о прощении, и Эдвард ухмыльнулся в ответ.

– У меня действительно есть манеры, мисс Свон. Я обещаю.

Изабелла кивнула и сделала глоток кофе.

– Приятно знать. Тем не менее, это было непрофессионально, и я не должна была говорить некоторые вещи, которые сказала тебе.

Эдвард кивнул, вспышка боли мелькнула на его лице.

– Итак, эм. Как ты, Эдвард? Ну, я имею в виду, не считая очевидного? – Изабелла склонилась к прилавку, расположив руки так, что у ее ложбинки не было выбора, кроме как появиться в декольте ее топа. Девушка чувствовала себя нелепо и надеялась, что это служило достаточным отвлечением, дабы не возникло никаких подозрений в ее коварном, все еще крайне важном, плане.

– Все в порядке. – Эдвард небрежно пожал плечами. – Становится лучше с каждым днем. – Он посмотрел на нее снова, на миг опустив взор к ее груди, прежде чем остановился и сделал вид, что смотрит поверх ее плеча на то, что она не могла видеть.

– Хорошо. – Изабелла выпрямила спину. – Я чувствую запах свежей краски?

– Да, – согласился Эдвард и вздохнул. – Моя сестра решила отремонтировать весь мой дом. Я дал ей разрешение на, гм, покупку новой кровати, а она скупила сеть «Сделай сам», полагаю. Дай ей палец, она всю руку оттяпает.

Изабелла заметила, что он не мог убрать улыбку с лица, когда говорил о сестре, его привязанность к ней была очевидна.

– Могу я взглянуть? – Изабелла знала, что встретит сопротивление на эту просьбу, но решила спросить в любом случае.

Эдвард смотрел на нее в течение долгого времени, прежде чем ответить, пожав плечами.

– Конечно.

Затем, в быстром темпе, он развернулся и пошел по направлению к своей спальне.

Изабелла сделала слишком большой глоток кофе, чтобы проглотить свой шок на его согласие, задаваясь вопросом, возможно ли, что ему дали успокоительное. Должно быть, она мешкала слишком долго, потому что Эдвард повернулся и выжидательно посмотрел на нее. Она быстро проследовала за ним, наблюдая за жилистыми мышцами, что перекатывались под его одеждой, пока он медленно и спокойно поднимался по лестнице. Изабелла отметила, как мягкий ковролин на лестнице заглушил их шаги, обеспечивая почти неслышное восхождение. Эдвард притормозил, когда достиг того, что, очевидно, выступало дверью спальни, и смотрел на нее, его лицо выражало явную печаль в связи с необходимостью находиться именно здесь.

– Эм, это она.

Он указал рукой, прежде чем тихо отворил дверь нараспашку. Вошел, тихо встав в стороне, когда вошла Изабелла вслед за ним, оглядывая пространство. Стены были выкрашены приглушенным синим, темным, насыщенным кобальтовым оттенком, который добавил тепло в пространство и сбалансировал темный оттенок индиго, что присутствовал в постельном белье на его новой кровати. Ложе находилось в идеальном порядке, и Изабелла могла сказать с первого взгляда, что он еще не спал на нем. Она посмотрела на Эдварда снизу вверх, сочувствие почти поглотило ее, слишком хорошо зная, как это ощущается.

– Действительно мило, Эдвард. Я люблю синий цвет. Он… расслабляет.

Она хорошо рассмотрела окружающее пространство, отметив, где была расположена кровать по отношению ко всему остальному… большое окно, которое выходило на улицу ниже, а также открывало невероятный вид на архитектурный облик Сиэтла; шезлонг со сплошной спинкой и без подлокотников прямо на другой стороне спальни, двойной гардероб, скромно стоящий позади этого. Большая хозяйская ванная была расположена слева, ближе всего к Эдварду. Она чувствовала его дискомфорт от пребывания здесь, так что постаралась запечатлеть в памяти большую часть комнаты, насколько могла, прежде чем осторожно улыбнулась ему и вышла из спальни. Белла слышала, как он тихо спустился вслед за ней, когда она вернулась на кухню и заняла свое прежнее место у стойки. Облегчение Эдварда исходило от него волнами, и Изабелла почувствовала очередной укол сочувствия.

– Я не сплю, так или иначе.

Изабелла посмотрела на него, ее глаза просили его подыграть в течение секунды. Он смотрел на нее с опаской, выражение лица было обеспокоенным.

– Извини?

– После смерти моей матери. Я не сплю. – На лбу Эдварда появились морщины от признания, и он смущенно пожал плечами перед ней, кивая головой. Изабелла приняла это как знак, чтобы продолжить.

– Как давно у тебя был нормальный сон?

– Я сплю по несколько часов тут и там. Просто трудно, знаешь, расслабиться достаточно, чтобы действительно уснуть.

Изабелла понимающе кивнула.

– Поначалу я чувствовала себя почти как зомби, просто ходила везде, но на самом деле даже не замечала, где я была, с кем разговаривала, все, что я делала. Мне действительно не нужен был сон. Требовалось значительное время, чтобы выбиться из сил, но даже тогда я просто не могла спать.

– Почему?

Изабелла пожала плечами.

– Не знаю, на самом деле. Как бы сильно я не хотела увидеть маму снова, я боялась, что увижу сон о ней. Увижу ее, а затем мне придется проснуться в реальности, где ее больше нет.

Эдвард склонил голову, понимая, но не предлагая никакой дополнительной информации, только задавая Изабелле больше вопросов.

– Как она умерла?

– Рак. Ей диагностировали его впервые, когда мне было тринадцать, и она доблестно боролась с ним. Она была очень храброй и согласилась на двойную мастэктомию, просто чтобы предотвратить его в будущем. Тогда это казалось радикальной мерой, которую нужно сделать, но в наши дни это почти модно. – Изабелла сражалась с горечью, которая бушевала внутри нее, зная об упорной битве, с которой пришлось столкнуться ее матери, прошедшей через мастэктомию без диагноза, хотя она знала, что ее решение сделать это купило ей еще несколько лет. – Это определенно больше не табу. Во всяком случае… она была почти официально в стадии ремиссии, когда заболела вновь. Они нашли его в ее легких. В обоих. А потом он просто… дал метастазы. Она не прожила долго после этого. Она умерла, когда мне было восемнадцать.

– Сочувствую тебе. – Эдвард прошептал соболезнования, боль чувствовалась в каждом его слове.

– Это было очень давно, но спасибо. – Изабелла вздохнула, опустошая чашку и глядя на Эдварда. – Я с пониманием отношусь к тебе, знаешь. Действительно с пониманием.

Эдвард только кивнул, не зная, что сказать. Он переступил с одной ноги на другую, глядя в пол, и Изабелла была уверена, что он собирается позволить моменту пройти и закончить беседу, но потом он удивил ее.

– Мне было двенадцать, ты знаешь, когда мои родители умерли. Они погибли в автомобильной аварии.

Она смотрела на него, изучая его черты. Даже если ему было чуть за тридцать, боль и страх отражались на его лице, когда он говорил о своих родителях. Он напоминал ей напуганного ребенка.

– Сочувствую, Эдвард.

Эдвард лишь покачал головой и коротко улыбнулся.

– Это было очень давно, но спасибо. – Она улыбнулась, когда он повторил ее же слова.

– У тебя есть парень? – вдруг выпалил он, а глаза Изабеллы распахнулись от шока.

– Извини?

– Прости, я не должен был спрашивать это.

– Нет, нет. Все нормально. Эм, нет. У меня нет бойфренда.

– Почему нет?

– Что? – Изабеллу привел в замешательство его внезапный интерес к ее личной жизни.

– Почему у тебя нет парня? Ты молода и успешна. Это просто кажется… странным… что ты не состоишь в отношениях.

Изабелла размышляла в течение нескольких секунд, не зная, следует ли ей вообще затрагивать эту тему с ним. С одной стороны, она знала, что ступает прямиком на дискомфортную территорию, создавая более личные отношения, чем это действительно было необходимо. С другой стороны, однако, она так отчаянно хотела сформировать с ним любой вид связи, что чувствовала себя почти так, словно должна сказать ему все, что он хотел знать.

– Я не хочу заводить парня, Эдвард, если уж на чистоту.

Он смотрел на нее, смущенный ответом, очевидно, не понимая кого-то, кто не нуждается быть в отношениях. Просто факт, что он не мог даже понять той возможной угрозы разбить ее сердце еще сильнее. Он был так одинок и потерян, не беря в расчет даже его недавнюю потерю, и он совсем не осознавал, насколько сильно.

– Почему?

Изабелла пожала плечами.

– Самосохранение, в основном. Смерть моей мамы сломала отца. Это было двенадцать лет назад, и он до сих пор не оправился от этого. Он функционирует, как я полагаю, но только существует, а в действительности не живет. Это пугает меня, честно. Любить кого-то так сильно, что это полностью разрушает тебя. Полагаю, что я просто никогда не встречала человека, который сделал бы этот риск стоящим.

Эдвард снова изучал ее, его зеленые глаза потемнели, губы напряглись от концентрации. Изабелла чувствовала, что ее пульс ускорился, хотя она старалась, чтобы он оставался под контролем, и неловко пошевелилась под его взглядом.

– Что еще случилось с тобой? – В конце концов, обратился он к ней, его голос едва был громче шепота.

Изабелла снова неловко заерзала, пораженная, что он мог видеть так много в ее прошлом, даже не зная ее. Она была все еще не уверена, должна ли хотя бы подделывать такого рода отношения с ним, так что вместо этого просто улыбнулась, уходя от его вопроса.

– В другой раз. Сейчас у нас есть, над чем работать.

Он кивнул и подошел к кухонному столу, смотря на нее и молчаливо прося присоединиться к нему.

– Давай обсудим все, что будет на повестке на следующую неделю, хорошо? Теперь все будет двигаться довольно быстро, так что ты должен знать, что тебя ждет и с чем ты столкнешься.

Эдвард кивнул.

– Прошла почти неделя с момента предъявления обвинения. Ты выступил с заявлением о своей невиновности, так что ты в значительной степени выложил все аргументы в свою защиту прямо сейчас.

– Пояснишь?

– В большинстве юрисдикций, включая штат Вашингтон, когда ответчик выступает с заявлением о непризнании себя невиновным, это обычно похоже на поголовное оправдание. Наряду с твоим оправданием, ты также принимаешь во внимание любого рода аргументы в свою защиту, которые бы объяснили, почему ты не виновен, такие как алиби или заявление о самообороне, интоксикации, или, возможно, наиболее распространенное и часто используемое оправдание – невменяемость.

– Так что, я не должен указывать, что у меня есть алиби, например?

– Верно. Ты не должен специально ссылаться на данные оправдания, и это в значительной степени заставит сторону обвинения находиться в нашей власти во время суда. Они должны высказать свои аргументы против тебя, что они и сделали в обвинении. Мы уже знаем, что у них есть и что они используют. А вот они не настолько посвящены в нашу защиту, и Джейкоб Блэк, окружной прокурор, должен быть готовым ко всему, что может обнаружиться в суде, включая доказательства, которые подтверждают факты, опровергающие обвинение.

Эдвард снова кивнул.

– В принципе, это оставляет сторону обвинения немного в неведении. Они не имеют ни малейшего представления, какую линию защиты мы выберем, и это дает нам немного времени. Не так много, но достаточно. В первый раз он собирается узнать нашу линию защиты на суде, и он должен быть в состоянии действовать мгновенно, чтобы опровергнуть наши аргументы. Его работа является более напряженной, чем у меня, уж поверь.

– Итак, если у меня нет алиби, которого реально нет, что именно ты собираешься использовать? Невменяемость?

– Ты далек от безумца, Эдвард. – Изабелла сурово посмотрела на него. – У тебя нет алиби, это правда, и я думаю, что довольно безопасно предположить, что ты не действовал в целях самообороны.

– Едва ли.

– Все в порядке. Что нам нужно установить, так это заговор, мотив. Кого-то еще, у кого была причина совершить преступление, кроме тебя.

– Это невозможно. Я был там один.

– Это мы знаем сейчас, Эдвард. Вот почему мне нужно, чтобы ты подумал. То есть на самом деле подумал о том, кто имел бы причину для этого. Люди могут быть довольно коварными. Просто потому, что это не заметно, не означает, что что-то не происходит. Мы не можем отвергать или не обращать внимания на что-либо; каждая деталь может быть важна. Не будь так пессимистичен.

– Верно. Я просто поверю в свои надежды и буду молиться, по крайней мере, какое-то время, что я не – как ты выразилась? – «повешусь на дереве».

Изабелла ухмыльнулась.

– Знаешь, для пессимиста ты чертовски оптимистичен.

– Подозрительно.

– Я знаю. – Белла послала понимающую улыбку и продолжила. – Во всяком случае, ты должен действительно подумать об этом. Обвинение предоставит нам много зацепок, которые мы должны проработать, а они уже проработали. У меня есть доказательства в поддержку обвинения, и они дадут нам свой список свидетелей… и тому подобное. У меня есть результаты вскрытия и готовые результаты лаборатории, и большинство из них обязательно будут представлены в суде. У меня много того, что загрузит меня на ближайшую пару недель.

Эдвард снова кивнул, и Изабелла оказалась разочарованной в очередной раз. Почему он так отстранен теперь, когда за день до этого кричал на нее, как банши? Ей казалось, что она никогда не сможет в полной мере понять его.

– Что-нибудь еще?

Изабелла вздохнула.

– У меня есть несколько теорий и путей решения, но, пока я пытаюсь разобраться со всем этим, просто обещай подумать и попытайся дать мне некоторую информацию, которая поможет мне. Пожалуйста?

Эдвард смотрел на нее, теребя нижнюю губу зубами.

– Я обедаю завтра со своим другом Джеймсом в Oddfellows. Он был боссом Тани. Может быть, он скажет мне что-нибудь интересное и заслуживающее упоминания в печати.

– Да. Отлично. Было бы хорошо выведать у него информацию, но это так же хорошо и для тебя – оставаться на связи с друзьями прямо сейчас и полагаться на их поддержку, насколько это возможно.

– Хорошо. Я, гм, позвоню завтра днем?

– Хорошо, – вздохнула Изабелла, слегка взвинченная его отдалением, но когда она заметила, что его взгляд сместился в сторону ее ложбинки в очередной раз, улыбнулась ему, мысленно делая пометку отправить благодарственную открытку в Seven For All Mankind.

***

Эдвард

Если Эдвард и был уверен в чем-то, то в том, что Изабелла Свон собирается стать очевидной смертью для него. Она появилась в его доме вчера, едва одетая в жаркий маленький черный наряд, который сделал дикие вещи с его членом. Он обнаружил, что молится в первый раз за свою взрослую жизнь, умоляя Бога, Иисуса, Будду, Ганди – черт, да кого угодно – об импотенции. Это становилось крайне, чтоб тебя, смешно. Хотя он первоначально посмеивался над предложением Джаспера пополнить его несуществующую коллекцию порно, теперь он серьезно пересматривал свое решение. Настолько, что провел несколько часов прошлой ночью и сегодня утром, выискивая что-нибудь подходящее. Когда он понял, что случайно выбрал порно, где почти везде в главной роли были миниатюрные брюнетки с карими глазами, он захлопнул ноутбук, раздраженный собой, как черт.

Он был раздражен, как черт, и ей тоже. Как он собирался прекратить сооружать палатку в ее присутствии, когда она гарцевала вокруг него, нося обтягивающие джинсы, которые демонстрировали ее аппетитную задницу, и рубашки, которые в значительной степени просто приглашали поиграть в «катерок» с ее грудью? Серьезно.

Он полностью терял контроль рядом с Изабеллой Свон, и ему нужно было вернуть этот контроль. Он обнаружил, что извиняется перед ней, что он никогда, черт возьми, не делал, и практически запросто пригласил ее посмотреть свою спальню без возражений. Если он не мог контролировать свой член на кухне, он, однозначно, был бы не в состоянии скрыть это в комнате. К счастью для него, или, возможно, к несчастью, по правде говоря, его спальня была последним местом на земле, где он хотел бы быть, поэтому Эдвард фактически приветствовал отвлечение и провел Изабелле экскурсию. Она осмотрела комнату быстро и тихо, едва ли комментируя синевато-серый оттенок краски, что выбрала Элис.

Он согласился с ней, что цвет был расслабляющим, но не мог воспользоваться преимуществами всего этого, до сих пор находя ужасно трудным закрыть глаза и уснуть. Он просто молился, довольно горячо, что утомление в конечном итоге возьмет верх, и у него не останется выбора, кроме как уснуть.

Изабелла потрясла его, когда показала, что знает, что он не спит, и это задело его сперва. Он собирался огрызнуться, когда заметил, как правило, хорошо скрытую боль в ее глазах, хотя они практически излучали сочувствие. Не симпатию, а сочуствие. Она понимала его затруднения лучше, чем кто-либо, очевидно, и она рассказала ему о потере, что перенесла. Он потерял свою девушку, трагически, да, и, возможно, даже по своей вине, но даже он знал, потерять мать – совсем иное. Он знал это из опыта и, слушая ее рассказ, чувствовал старые ростки сопереживания внутри себя в том числе.

Черт, стал ли он в действительности мягче? Ей Богу, нет. Его член был тверд, а его сердце становилось мягче. Хуже, черт возьми, просто не может быть.

Но это было так, когда он выпалил без раздумий правду о том, что случилось с ним, понимая, как только произнес слова, которые он только говорил своим родителям, сестре, Тане и, в конце концов, Джасперу, и то только под влиянием большого количества спиртного. Он обсуждал свое прошлое с людьми, которых знал в течение многих лет, и вот он рассказывает свою историю этой сумасшедшей пташке в узких джинсах, которую знал лишь в течение недели. К черту все.

Дела пошли от плохого к худшему, когда он снова не смог закрыть свой рот и спросил без причины, кроме любопытства, есть ли у нее парень. Она казалась шокированной его вопросом, как и он сам, и Эдвард почувствовал странное облегчение, прошедшее по его телу, когда она сказала, что одинока. Ее ответ привел его в замешательство, однако. Во всех отношениях и с любой точки зрения она казалась большим уловом, такой, какой должны быть девушки мечты. Она рассказала ему немного о своем отце, и как потеря его единственной большой любви довольно сильно разрушила его, и он почувствовал себя еще более противоречивым. Время от времени он испытывал подобное, в некоторые дни было тяжелее, чем в другие, просто встать с кровати и сходить в душ. В другие дни, однако, он чувствовал себя почти легко, но чувство вины, что поглощала его в те дни, было неуправляемо. Он понял с грустью, что на самом деле с пониманием относится к совершенно незнакомому человеку.

Да, он определенно становится мягче. Теперь еще бы и член соответствовал этому.