Встречаем новую главу и поздравляем вчерашнего именинника Василия!
--------------------------------------------------------------------------------
Глава 4. Перепады эмоций
Дождь стучал по окну, за которым виднелось тёмное облачное небо Сиэтла.
Розали уже давно не знала, какое сегодня число или день недели. Лично ей недели, которые она провела в этой проклятой клинике, казались годами.
Годами ожидания.
Может быть, это и не было так ужасно, если бы у неё было хоть какое-то понятие, чего она, собственно, ждала.
Потому как этого уже давно никто не мог сказать точно.
Идея с искусственной комой в результате оказалась не такой удачной, как вначале. Поскольку даже после того как ему прекратили давать анестезирующие средства, Эмметт не подал даже вида, что собирается просыпаться.
Его «положили спать» в июле, как выразилась эта чёртова Найф.
Между тем уже была середина августа, а Эмметт всё ещё спал!
Все эти недели Розали не осмеливалась покинуть клинику. Проведя ещё один день в коридоре отделения, она настолько сильно забила тревогу, что её в конце концов пустили к нему. И вот, теперь она сидела у его кровати, наблюдала за его умиротворённым лицом, каждый день брила его, разговаривала с ним, держала его за руку, никогда не отпуская её, и...
...ждала.
Конечно, от внимания Розали не ускользали взгляды врачей и медсестёр. С каждым днём, пока соня повышал свой мировой рекорд, Розали всё легче было их читать.
О нет, это не были сочувствие или пессимизм, или даже печаль. Такие эмоции были чужды и этим преступникам в белом, и Роуз. Они скорее надевали на свои физиономии маски вроде...
...этого типа мы так или так можем забыть, он всё равно никогда не проснется. Кто преподнесет эту новость этой сумасшедшей, которая, очевидно, ещё и бездомная? Нет, пусть с этим другие возятся, мне неохота заработать стресс. В конце концов, мне тут платят по минимуму. Хотя... жалко денег. Как всегда: покойник занимает койку в интенсивной терапии, а следующий пациент из экстренной помощи вполне может из-за этого пострадать. Проклятье, что бы мы могли сделать с его органами...
Первые недели Розали упрямо их игнорировала, затем она стала их встречать самым вызывающим, самым язвительным взглядом, который у неё был в запасе:
...говори, если есть что сказать, ублюдок, или сгинь с глаз долой!
Девяносто процентов персонала клиники предпочитали немедленно ретироваться, десять процентов выдерживали немного дольше, прежде чем и они снова исчезали. Но ни у кого не хватало смелости сказать Розали ПРАВДУ.
Она была вполне согласна с этим. Всё равно она не хотела слушать их бред.
Потому как, по сути, эти люди ничего не знали. Одна только она – Розали – была обширно осведомлена и разбиралась в происходящем. Только она знала Эмметта, знала, каким человеком он был, каким надежным, каким сильным, каким... ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ...
Такие люди, как он, не впадали просто так в кому, чтобы никогда не проснуться снова. Уход в мир иной, причём в самом недостойном смысле этого слова. Такие люди, как Эмметт, доживали до глубокой старости и затем умирали однажды ночью со старой и ужасно морщинистой Розали в обнимку.
ИМЕННО ТАК!
* * *
Была глубокая ночь, по крайней мере, насколько Розали ещё могла понять по часам, висящим над дверью палаты интенсивной терапии.
Она, как обычно, поспала пару минут, а затем снова в ужасе проснулась.
Эдвард постоянно призывал её уйти домой и хоть раз хорошенько выспаться, или хотя бы попросить, чтобы ей поставили в палате койку. Но он недооценил её.
Розали не была уставшей, она не была даже измотанной или одной из тех, кто вот-вот был готов свалиться без сил.
Она была нетерпеливой... да, это больше подходило к ней.
Она нахмурилась и, как это часто случалось за день, наклонилась к Эмметту:
– Послушай, хватит уже! – прошептала она ему на ухо. – Сон – это прекрасно, но ты перегибаешь палку! Просыпайся наконец!
Она уже так часто говорила ему это, и – что было совершенно нетипично для Эмметта – он просто не слушался! Обычно Роуз не приходилось прилагать больших усилий, чтобы убедить его в правильности своего мнения.
Единственным ответом, который она слышала с недавних пор, был нервирующий писк монитора, который передавал биение его сердца, и этот противный звук, исходящий от воздуха, который вкачивался в его легкие.
Какое-то время наблюдать за тем, как его грудная клетка регулярно поднимается и опускается, было не так уж и плохо. Но самое позднее через неделю даже самый большой оптимист мог бы понять, что Эмметт до сих пор не задохнулся потому, что это предотвращали другие.
У Розали лопнуло терпение, она хотела, чтобы Эмметт снова дышал самостоятельно, своими силами.
И медленно, но верно весь этот цирк чертовски начал действовать ей на нервы.
- Эмметт! – позвала она не то чтобы громко, но и не тихо. Реакции, разумеется, не последовало. Но Розали только что решила наконец перейти в наступление. Возможно, ей стоило это сделать намного раньше.
- Эмметт, проснись наконец!
- ЭММЕТТ!
- …пожалуйста… – Она опустилась назад в кресло и закрыла глаза. Слезы обжигали её глаза. Она поспешно начала массировать свободной рукой веки, чтобы предотвратить это фиаско.
Не причина для слез, но для взрыва, потому как этот парень переключился в режим упрямства.
Но слезы, которые так давно копились в ней, наконец-то прорвались. Она ещё какое-то время боролась с ними. В то же время она остро переживала о своем макияже, пока до неё не дошло, что она его не наносила. И в конце концов Розали сдалась.
Всё равно никто не видел. В последнее время даже персонал здесь появлялся не часто.
Может, потому, что взгляд Розали был не особо ободряющим, когда кто-то прерывал их одиночество.
Она тихо плакала, проклиная себя за это, и клялась не сдаваться.
Никогда!
Она так погрязла в своём проклятом одиночестве и грусти, что сначала даже не заметила этого. Только спустя какое-то время, пока она беспрестанно терзала свои глаза сквозь веки, до неё дошло, что что-то изменилось.
Не писк – он неизменно был тут.
Надувание и сжатие поршня, который подавал в лёгкие Эмметта воздух, тоже не изменилось.
Но что-то произошло с её правой рукой. Именно с той, что, казалось, уже бесконечность держала руку Эмметта. Она почувствовала слабое движение, которое исходило не от неё.
Она настороженно подняла голову и внимательно присмотрелась к его лицу.
Оно было неподвижным. Но один палец двигался!
С дико бьющимся сердцем она склонилась над ним, совершенно забыв о дурацких слезах, которые вдруг побежали ещё быстрее и свободно начали падать на его щёки.
- Эмметт? – прошептала она, сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Малыш, ты меня слышишь?
Он не мог ответить из-за дурацкой трубки, но давление его пальцев немного усилилось.
Розали вернулась. Она резко выпрямилась, голова взлетела вверх:
- МОЖЕТ КТО-НИБУДЬ ПРИТАЩИТЬ СЮДА СВОЮ ЗАДНИЦУ?
* * *
Cледующие недели после встречи Эдварда и Беллы на скамейке проходили довольно спокойно.
Никто из них не упоминал их беседу, они нечасто говорили друг с другом, но и не избегали друг друга.
Спустя две недели Белла с тяжёлым сердцем приползла в контору. Постучать в дверь Эдварда ей тоже было нелегко. Но она никогда не была трусихой, так к чему было начинать становиться ею именно сейчас?
Но когда она оказалась в его кабинете, он – сидя за своим столом, она – выжидая в нескольких метрах от него, то с ней случилось что-то вроде дежавю.
Он не поднял взгляда, казалось, не замечал даже её появления. Только Белла, к сожалению, за это время узнала, что все это было частью его глупого спектакля. Но она сейчас была в роли просительницы, хотя это и было смехотворно само по себе. Поэтому – И ТОЛЬКО ПОЭТОМУ – она решила подыграть и сдержанно кашлянула.
Эдвард не отреагировал – конечно же, нет.
Она кашлянула громче.
Никакой реакции.
В результате она предприняла попытку испытанного годами приступом кашля и он, наконец, поднял взгляд.
Вопросительный.
Она нервно облизнула губы, затем подошла ближе:
– Это моя официальная выписка с больничного. Ты можешь позвонить доктору Борну, я опять на сто процентов могу работать. – её взгляд упал на гипс, который всё ещё украшал её руку, и она добавила: - Окей, на девяносто.
Эдвард наблюдал за ней, нахмурившись, посмотрел на листок бумаги в её руке и, в конце концов, требовательно протянул ей свою.
После того, как он внимательно изучил выписку её домашнего терапевта, – Белла просто поверить в это не могла – он посмотрел на неё и кивнул: – Хорошо.
Больше он ничего не сказал, но, по крайней мере, Белла больше не была приговорена к безделью.
Следующая неделя выдалась молчаливой. Не только потому, что привычная интимность никак не хотела возвращаться; они и без того мало говорили друг с другом. Эдвард избегал попыток заговорить с ней, а Белла вела себя так же. Хотя она и страдала от постоянного молчания, но всё равно не знала, что следует сказать.
В результате им на помощь пришел случай, положивший конец тишине в обоих исторических помещениях.
Белла как раз поливала цветы в офисе. Она уже давно взяла на себя обязанность, заботиться о том, чтобы растения не завяли. Когда-то Эдвард признался ей, что забывал поливать их водой. Поэтому по прошествии нескольких недель он заботился об обновлении растений и избавлялся от засохших за это время цветов, незаметно выкидывая их в мусор.
С тех пор как Белла тут появилась, такого больше не происходило. Она с большим рвением ухаживала за производителями кислорода и время от времени дополнительно покупала новые. Она считала, что это немного разряжало серьезную обстановку.
Она стояла возле подоконника и поливала самый маленький цветок, который уже несколько дней беспокоил её. Её отсутствие и связанная с этим затянувшаяся жажда совсем нехорошо подействовали на её личный сад.
Резко распахнувшаяся дверь заставила её подскочить. Маленькая лейка выскользнула из её руки, которая из-за твёрдого гипса на самом деле была работоспособна только на девяносто процентов. Совсем как в цирке, она проделала сальто в воздухе (впрочем, не совсем, скорее полусальто) и прилично залила водой (с удобрением!!!) любимую блузку Беллы.
Наконец, треклятая металлическая штуковина с громким звоном упала на пол. Затем наступила мёртвая тишина.
Белла оказалась мокрой, особенно передняя часть её блузки, что предоставляло прекрасный вид на её кружевной бюстгальтер. И это в результате вырвало Эдварда из оцепенения. Он поспешно подошел к ней. – Мне жаль, наверное, стоило до этого... - Его взгляд задержался на темных заострившихся вершинах, что вырисовывались под тонкой тканью, и он медленно покачал головой: - Нет, скорее не жаль.
Белла – всё ещё шокированная – тоже позабыла свою же придуманную роль. Она сморщилась:
– Конечно, это тебе нравится! Дама находится в чрезвычайной ситуации, а ты наслаждаешься этим!
- Хммм... ещё как, – Эдвард совершенно не намеревался снова поднять свой взгляд. Склонив голову набок, он рассматривал мокрое бедствие. – Они зовут... - пробормотал он задумчиво некоторое время спустя.
Белла фыркнула: – Странно, я совершенно ничего не слышу.
Он отрицательно покачал головой. – Разве ты не слышишь это? – Он снова появился, этот чертовски сексуальный голос, который заставлял сгорать все её предохранители и разум. Спустя мгновение она почувствовала кончики его пальцев сквозь ткань блузки и закрыла глаза.
- ...ещё как зовут, - прошептал он. – Даже ты не в состоянии их игнорировать. Не мучай ещё дольше их, себя, нас...
Белла не понимала как такое могло произойти, – в конце концов её глаза были закрыты – но в следующую секунду она оказалась в его объятиях и целовала его.
Она тихо вздохнула, поспешно обхватила его лицо ладонями, лихорадочно вдыхая аромат его лосьона после бритья, и без капли стыда прижалась к нему. Боже, как же она любила его! Он был искушением во плоти, не смотря на то, что произошло, что между ними стояло, но если он начинал говорить этим голосом, таким голосом...
Эдвард ни в коем случае не был намерен поцеловать её лишь наспех. Окей, в данный момент в его планы вообще не входило прекращать поцелуй. В его голове тут же появились новые – и в то же время такие старые – фантазии. До письменного стола было недалеко, блузка Беллы и без того мокрая, и если она дальше продолжит распалять его этой упругой грудью, то он так и так не мог ничего гарантировать...
Да и совершенно не хотел.
В такие моменты он мог делать что угодно, Эдвард вполне осознавал свою власть над Беллой. Существовали определенные механизмы, которые делали Беллу абсолютно безвольной. Соблазн, манипулировать её этим, всегда был огромен. Но неотразимой она становилась тогда, когда Белла склонялась к своим глупостям.
Проблемными становились только последствия. Они выражались тогда, когда Белла приходила в себя. Ведь Эдвард не мог держать её в таком состоянии двадцать четыре часа в сутки. Затем Белла начинала думать. О том, чем это может закончиться.
Глупости.
И поэтому Эдвард в конце концов оторвался от неё и с улыбкой посмотрел на её разрумянившиеся щеки и блестящие глаза.
- Давай не будем спешить, окей?
Она кивнула. Говорить в тот момент было невозможно...
* * *
Несмотря на возрастающее нетерпение, Эдвард действительно не стал торопиться.
Он подождал три дня, прежде чем сделал ей сюрприз в виде фантастической еды на обед, от итальянца, находившегося за углом.
Только когда дело дошло до оплаты, он не потерпел никаких споров. В конце концов, они были помолвлены, её глупые доказательства больше не интересовали его, а её мысли о равноправии - тем более. Если ему больше не было дозволено быть независимым, – ни на секунду, даже в собственной голове – то он совершенно не был согласен позволить ей эту вольность.
Спустя следующие семь дней – до них ещё были выходные, которые оба, не сговариваясь, провели в офисе – он утряс некоторые дела и в один прекрасный вечер в конце августа положил ей на стол записку:
Два часа?
Пожалуйста!
Пожалуйста!
* * *
Элис наблюдала за происходящими вещами между так-хотим-быть-любящей-парой с возрастающим недовольством.
Конечно, ребенка больше не было. Слава Богу! На протяжении нескольких ужасных недель она действительно думала, что навсегда потеряла его.
Но теперь это было в прошлом.
Но даже если эти двое больше и не спали в одной кровати, невозможно было не заметить, что между ними что-то происходило.
Если бы Элис спросили, то им не было бы дозволено находиться даже на одном материке. Белла вблизи Эдварда означала опасность! Опасность, которую она бы с удовольствием убрала с пути.
К сожалению, она не знала, как это сделать.
Элис любила Эдварда, очень сильно. Она не понимала, почему он зациклился на этой скучной Белле. Без сомнений, она была довольно симпатичной, но Элис она и в подмётки не годилась. Так было уже всегда.
Почему он не видел, что она, Элис, могла предложить ему гораздо больше?
Каждый вечер, ложась в кровать, она засыпала с мечтами, что лежит в его объятиях. И каждое утро, когда она просыпалась, на какой-то миг ей казалось, что её мечты наконец сбылись.
И все лишь для того, чтобы видеть их за этим гребаным столом за завтраком, смотреть, как он ползал перед Беллой на коленях, наливал ей кофе, подавал масло, не дожидаясь, пока она попросит об этом. Иногда Элис хотелось спросить, почему он просто сразу не мазал ей булочку, тогда бы он наконец избавил Беллу от любого движения. Какое ей было дело до этого долбаного гипса? Белла сама была виновата, так что нечего ей было строить из себя такую страдалицу!
Но Элис не истерила, не была противной, ехидной, громкой или даже злой!
Нет, с недавних пор она прилагала все усилия, чтобы казаться взрослой.
В конце концов, через пару месяцев она и так станет такой.
Она улыбалась, когда ходила по дому, вежливо желала как Эдварду, так и Белле доброго утра и прощалась с ещё более вежливым «спокойной ночи», прежде чем скрыться в своей комнате.
Она прекратила свои ночные вылазки в городские бары и пабы. Со временем Элис пришлось признать, что с такой тактикой она навряд ли добьётся цели.
Ведь почему Эдвард не хотел быть с ней вместе?
Она была слишком молодой и вела себя слишком по-детски.
Она не могла изменить свой возраст, но могла изменить своё поведение. И она вознамерилась показать Эдварду, что не была тем маленьким ребенком, которого Эдвард так упорно в ней видел.
Это работало прекрасно. По крайней мере, Джаспер с лёгкостью поверил в это представление.
Она тихо застонала.
Ох уж этот чертов Джаспер!
Этот ублюдок преследовал её! Элис могла бы поклясться, что он втайне вел дневник, в котором записывал её действия. Потому как он постоянно был рядом!
Когда она приезжала в университет, кто улыбался ей в кампусе?
Мистер Хейл.
Когда она покидала университет, кто совершенно случайно пересекал ей дорогу?
Мистер Сталкер Хейл.
Если её мобильник звонил в пятницу после семи вечера, кто с гарантией был на другом конце и хотел уговорить её сходить куда-нибудь?
Мистер Грёбаный Сталкер Хейл!
У этого человека не было дома?
Он якобы работал в банке начальником какого-то отдела или что-то в этом роде, в общем, абсолютно мелкая рыбёшка. Но если Элис складывала всё то время, которое он тратил, чтобы сводить её с ума своим преследованием, то получалось, что он, скорее всего, нечасто там появлялся.
Она, конечно, могла бы пожаловаться Эдварду. Это было бы желанной возможностью выйти с ним на разговор. Помимо этого, она смогла бы снова пролить пару отчаянных слёз – на них Эдвард хотя бы реагировал чертовски раздражительно.
Кстати, для Элис это было идеальным признаком того, что он ещё как любил её. Потому что Эдвард прилагал всевозможные усилия, чтобы у неё не было причин реветь.
Но Элис молчала.
Она договаривалась о встречах с Джаспером, часто ходила с ним куда-нибудь, иногда проводила с ним вечера перед телевизором, даже позволяла ему помогать ей с учёбой, хотя ей это было совсем не нужно.
Поскольку она поняла, что другим нравилось, когда она проводила свое время с этим мелким неудачником.
Под другими в первую очередь подразумевалась Рене. Но Эдвард и Белла тоже улыбались особенно широко и тошнотворно, когда видели этого Хейла.
Элис прикусывала себе язык каждый раз, когда хотела отпустить любое чрезвычайно уместное ехидное замечание, и подыгрывала в этой игре.
Даже очень.
Пусть думают, что она наконец-то «взялась за ум».
Но в одном все принимавшие участие в этой паршивой маленькой шараде ошибались основательно:
Элис Мари Свон всё ещё сама выбирала себе мужчину, которого любила. Она уж точно не была одной из тех глупых девчонок, которые позволяли другим сводить себя с кем-то.
И в одном Элис была уверена:
Джаспера она не любит, не любила и никогда не полюбит.
Элис глубоко ненавидела этого добродушного высокого мужчину с голубыми глазами и светлыми волосами.
Уже только потому, что она западала на темноволосых мужчин, чёрт подери!
* * *
Их трёх упомянутых сценариев наступил третий и самый ужасный:
Эмметт больше не мог двигать своими ногами.
После того как он оправился от своего многонедельного марафонного сна, его начали мучить всеми возможными – и невозможными – тестами и обследованиями. Среди них были такие, которые, как он считал «...следовало представить перед международным судом по защите прав человека. Думаешь, Эдварду будет интересно заняться таким вшивым делом?»
Кстати, своего чувства юмора Эмметт не утратил. Он как никогда широко улыбался, правда, из-за впалых щек это выглядело не совсем естественно.
Но чем чаще его привозили с каких-либо обследований, уставшего, с темными кругами под глазами и странным блеском в глазах, с которым Розали до сей поры не была знакома, тем больше она приходила в отчаяние.
Возможно, она всё-таки слишком много времени провела у его кровати, чтобы спокойно принимать регулярные плохие новости.
Эмметт не знал, как обстоят дела с его здоровьем. Врачи, как всегда, лишь туманно высказывали свои предположения, а Розали до сих пор не могла набраться смелости, чтобы сообщить ему уничтожающий диагноз.
Ночами, которые она до сих пор проводила у его кровати, всё ещё отказываясь ехать домой, она задавалась вопросом, почему все это должно было произойти.
Почему Эмметт?
Почему она?
Почему Белла неслась в тот вечер на головокружительной скорости по центру города?
Это было совершенно не похоже на неё.
Розали до сих пор не удалось обменяться с подругой и парой банальных слов. Эдвард сказал ей, что Белла ничего не помнит, не знает, что Эмметт тоже попал в эту аварию, и уж тем более, в каком он сейчас состоянии. Этот разговор состоялся сегодня утром. Эдвард появлялся в больнице раз в сутки. Даже если и не делал ничего другого, как поддерживал Роуз во время ожидания. Врачи уже давно перестали реагировать на его напоры и угрозы. По правде говоря, они больше не разговаривали с ним. Кто-то видимо надел им намордники, когда дело доходило до Эдварда Каллена.
После того как Роуз несколько раз насела на него, Эдвард всё-таки сказал, почему Белла вообще выкинула этот номер.
Это на самом деле лишило Розали на какой-то момент дара речи. Она растерянно смотрела на своего брата, с которым пила невкусный кофе в бесконечном и всё ещё ужасно страшном больничном коридоре.
В конце концов она снова обрела дар речи: - ЧТО?
Эдвард не ответил, вместо этого внимательно рассматривая висящий на противоположной стене плакат о профилактике рака:
Будь справедливым!
Подумай о себе И своей семье.
Сходи вовремя на обследование предстательной железы...
Он сухо рассмеялся.
Господи, с каким бы удовольствием он сделал это! Никакое обследование предстательной железы не смогло бы удержать его от того, чтобы заботиться о своей семье. Если бы она у него была...
- Эдвард!
Он развернулся к Роуз: – Что ты меня спрашиваешь? – накинулся он на неё. С недавних пор под глазами Эдварда так же залегли черные тени. И в его глазах так же с недавних пор появился лихорадочный блеск.
- А кого мне ещё спрашивать? – прошипела в ответ Розали. – Я имею в виду, идиотизм во всём этом деле опять не знает границ! Почему ты ей наконец не скажешь, что никогда её не...
- Я сказал, – произнес он неожиданно спокойно. – Все это я говорил ей. Если бы ты знала, как часто и какие слова, Роуз, клянусь, ты гордилась бы мной.
Она скептически выгнула бровь: – Но?
- Она мне не верит.
От Роуз невозможно было так легко избавиться: – И она подслушала вас?
- Да-а-а-а...
- Что именно она услышала?
Эдвард закатил глаза: – Какой-то бред. Она, как обычно, сделала неправильные выводы и сорвалась.
- И как звучал этот бред?
- ЭТО НЕ ИМЕЕТ НИКАКОГО ЗНАЧЕНИЯ! – Две медсестры, которые только что были заняты пересменкой, изумлённо посмотрели на них. Эдвард не обратил на них внимания, его взгляд пылал яростью. – Элис чувствовала себя нехорошо, она ревела, мне нужно было как-то её успокоить. Белла подслушала и тут же за это поплатилась. Она услышала вещи, которые лучше бы не слышала. Всё!
Розали, нахмурившись, слушала его и покачала головой, когда он больше ничего не добавил:
- Но ЧТО? Я имею в виду, что такого ты мог сказать, чтобы она так...
Терпение Эдварда лопнуло. Он внезапно встал:
- По-моему, ты опять очень сильно рискуешь вмешаться в мои дела, Роуз. И как обычно в таких, к сожалению, частых случаях, я призываю тебя прекратить это! Очевидно, мои старания были до сих пор недостаточно напористыми. Поэтому на сей раз я выскажусь просто и понятно для всех. Даже для тебя... – Он наклонился к ней. Его лицо неожиданно оказалось так близко, что ей представился замечательный вид на блеск в его глазах. – Не! Суй! Свой! Нос! В! То! Что! Происходит! Между! Мной! И! Беллой!
И на этом он ушёл.
Розали не собиралась потакать его желанию. Уже только потому, что в конце он всё равно придёт к ней со своим нытьем, когда основательно всё испортит.
Но на этот раз ей не оставалось другого выбора. Чем чаще она проматывала в голове этот разговор, тем меньше понимала.
Плевать, что Эдвард сказал этой избалованной девке, это ведь не могло быть причиной, чтобы почти убить себя!
И других в придачу, чёрт побери!
Внутри Розали все бурлило. Не сильно, но постоянно. Всё чаще в её голове появлялся этот тихий шепчущий голос:
Во всем виновата Белла! Это всегда была Белла! С тех пор как она появилась, катастрофы следуют одна за другой. Отец умер, мать вот-вот за ним последует, дом постоянно переполнен, Элис... Эдвард сам не свой. Эмметт...
Это был бред, и Роуз злилась, когда бы мысли такого рода ни возникали у неё. Но незаметно они крепли, становились больше и сильнее и вскоре выросли до уверенности:
Всего этого не произошло бы, если бы Белла с самого начала не влезла в их жизнь...
* * *
От внимания Эмметта не ускользнула подавленность Розали.
Он попытался взбодрить её в присущем ему духе: - Не вешай нос, детка. Все будет хорошо. С таким выбором врачей, который они здесь предоставляют, это только вопрос времени...
Розали резко подняла голову. На сей раз её глаза сверкали довольно дико.
Хватит! Она не могла больше выносить эту нескончаемую ложь! Он был не маленьким ребёнком, а тридцатисемилетним мужчиной. Она не имела права держать его в неизвестности.
Она бережно взяла его за руку. Так осторожно, что Эмметт обеспокоенно нахмурился.
- Роуз...
- Не хорошо, - прошептала она, словно не услышала его. – Ничего не хорошо. Ты не можешь ходить, потому что... – Она застонала. Эта грёбаная Найф сегодня утром четверть часа бомбардировала её какими-то терминами, из которых она не запомнила даже половину. Но смелости рассказать это Эмметту у неё не хватило.
- Будет не очень хорошо, если ему так рано объяснить ситуацию. Это может замедлить процесс реабилитации...
Ха!
Какой ещё реабилитации?
Она сделала глубокий вдох, чуть сильнее сжала его руку, скорее, чтобы поддержать саму себя, чем Эмметта, и попыталась ещё раз:
– В аварии был поврежден твой позвоночник. Они прооперировали тебя, но... но... О-о-ох, я не знаю, что пошло не так! – она снова открыла глаза.
– Мне так жаль, - прошептала она. – Мне так чертовски жаль...
Хмурость Эмметта никуда не делась. Он смотрел на неё так, словно ждал чего-то, словно она ещё сказала не всё, что можно было. И когда ничего не последовало, он внезапно громко расхохотался:
– Ты в это веришь? Я - и инвалид в коляске? – С улыбкой он взял её лицо в свои ладони и страстно поцеловал.
- Детка, прежде чем я закончу свою жизнь вот так, у меня есть что им показать, поверь мне! Не беспокойся. Врачи могут ошибаться, ты разве не читаешь жёлтую прессу? В их мире было поставлено столько много других диагнозов, которые позже оказывались полным бредом. Дай мне немного времени, и я буду совсем прежним.
Он казался таким уверенным, таким убеждённым в том, что говорил. Даже блеск внезапно исчез из его глаз, а старое и такое нежное, невозможно любимое Роуз тёплое выражение вернулось.
Кто она была, чтобы лишать его этих надежд?
* * *
Когда Белла села рядом с ним, Эдвард не поднял взгляда.
Только его ищущая рука нащупала её руку и он с облегчением заметил, что Белла охотно дала ему её.
Они долгое время молчали, наблюдая за социальным представлением, которое как обычно происходило напротив.
Было так хорошо держать её за руку, это давало ему чувство покоя, которое он так долго искал.
Да... если хорошо об этом подумать, то Белла приносила ему покой.
Что было немного шизофренически, если учесть, что до сей поры не существовало человека, которая за такое короткое время могла довести его до грани безумия. Но это происходило только тогда, если она не хотела его понимать.
Были они командой, как часто это случалось, то Белла представляла его личную спокойную гавань.
Эдвард никогда до этого не верил в судьбу или родство души, а если и думал об этом, то с презрительным фырканьем отбрасывал эту мысль в сторону.
Но на самом деле могло ведь действительно быть так, что на земле для каждого человека существовала идеальная половинка? Инь для Яна, один сапог под стать другому?
Тем временем Эдвард начал склоняться к тому, по крайней мере, рассмотреть возможность, что такое существовало. Хотя он до сих пор и отказывался произнести это вслух. В конце концов, на кону была его репутация.
Разве это было не естественно, что он хотел наконец снова иметь свою Инь рядом с собой? Он мимолетно посмотрел на неё и улыбнулся. Хорошо, она действительно не была похожа на сапог. Наоборот, сегодня она снова казалась особенно симпатичной. Шрамы на её лице заметно сгладились. За это время они стали уже еле видны. А для Эдварда она и так становилась с каждым днём всё красивее. Несмотря на исчезающие шрамы...
Признаки были ему уже знакомы. Если он в скором времени не остановит происходящее, то опять начнет считать секунды, а вечера коротать долгими прогулками.
И это в то время, пока его Инь (у которой, кстати, были чертовски сладкие груди) спит совсем рядом с ним.
Он непроизвольно притянул её к себе, и она тоже без сопротивления позволила это с собой сделать.
- Как думаешь, – произнес он какое-то время спустя, – может, сходим сегодня вечером куда-нибудь?
- Хм-м-м...
- То есть?
- Не знаю, – её еле можно было понять, потому как её губы неустанно ласкали кожу его шеи. Эдвард закрыл глаза, когда по его спине пробежала приятная дрожь.
- Мы можем просто посидеть здесь. Мне этого достаточно.
- Ох! – он улыбнулся, не открывая глаз. – Тебе этого достаточно? Я так рад! Ты могла бы мне сказать это раньше, тогда бы все прошедшие месяцы я провел с тобой исключительно на этой скамейке...
- Эдвард, заткнись!
Он вздохнул, но ничего больше не ответил.
Они молча сидели, обнимая друг друга, иногда целовались, баловали друг друга нежностями – теми, которыми было дозволено обмениваться в центре наполненного города в накрывающих его сумерках, разумеется – и были действительно удовлетворены.
Эдвард не знал, сколько времени прошло. Холодный рывок ветра вернул его в реальность. На Белле была лишь тонкая блузка. А он считал её очень уязвимой и слабой в плане болезней, хотя она постоянно твердила ему об обратном. Менингит всё-таки не прошел мимо него совсем бесследно.
Белла тоже зашевелилась в его объятиях. Она быстро посмотрела на часы: - Мне пора домой...
Эдвард серьезно кивнул: - Хорошая идея на этот раз. – Он сделал вид, что не заметил её гримасу, встал и потянул её за собой.
Сделав несколько шагов, он остановился и наклонился к ней: - Это ужасно, я знаю. Но ты должна признать, что что-то есть в той мысли, что твой дом – это и мой дом тоже...
Она не ответила, но позволила притянуть ему себя в объятия. Было немного трудно идти так, но Белла не собиралась жаловаться.
Эдвард, кстати, тоже...
* * *
Чуть позже они вместе зашли в почтенную постройку, вместе поднялись по лестнице, рука об руку, стоит заметить. Во втором пролете им повстречалась Элис. Она дружелюбно улыбнулась и прошла без какого-либо комментария мимо.
Это было слишком идеально, в чём Эдварду пришлось убедиться минутой позже. Ему стоило бы быть подозрительным.
Ибо на перекрёстке, откуда путь шёл в его комнату, готовность Беллы сопровождать его нашла свой конец. – Спокойной ночи!
- Прости?
- Спокойной ночи! – повторила она твёрдо. Но когда увидела его ошеломлённое лицо, то закатила глаза: – Два часа, Эдвард! Они прошли. То, что мы живем в одном доме, не значит, что наша договоренность теряет свою силу. До завтра...
И на этом она действительно вырвала свою руку из его руки и ушла.
Прошло чертовски много времени, прежде чем Эдвард перестал, как идиот, пялиться на лесенку, по которой она только что поднялась с гордо приподнятым подбородком.
Но в результате это дало ему толчок, и он поспешил вслед за ней, перепрыгивая через три ступеньки.
Он ворвался в её комнату, не постучав, в пару шагов пересек её и, схватив Беллу за плечи, резко развернул к себе. Она как раз стояла у окна и смотрела в него.
Его не интересовали ни её огромные глаза, ни её трясущиеся губы.
- Прекрати это! Прекрати наконец-то! Я не намерен проходить через это дерьмо ещё раз. Никаких держаний за ручки на скамейке, никаких двух часов, когда я могу тебя видеть. Нет – эти времена в прошлом! Знаешь что? Я не вижу причины соглашаться на это дерьмо ни на малейшую секунду. С какой стати? Почему ты тут, а не у меня? Из-за Элис? – расхохотавшись, он откинул голову назад. – Забудь это! Этот аргумент больше не прокатит, если когда-либо вообще прокатывал. С меня достаточно! Окончательно! Или ты снова станешь нормальной, или ты можешь искать кого-нибудь другого для своего дерьма, ты меня поняла?
Она не отвечала, только внезапно побледнела и, не отрываясь, смотрела на него. Запыхавшись, он стоял перед ней и ничего больше не понимал. Но так как она совсем не реагировала, он горько кивнул: – Я воспринимаю это как «да».
Он бросился из комнаты, вниз по лесенке и за входную дверь, без каких-либо связанных мыслей.
Все, что им двигало в этот момент, выражалось в двух единственных словах:
ПОДАЛЬШЕ ОТСЮДА!
* * *
Когда Эдвард проснулся на следующее утро, его поприветствовала тупая боль, сковавшая его голову.
В общем, всю целиком. Ему не нужно было ею двигать, чтобы почувствовать раскалённые иголки, которые, казалось, впились в его мозговую массу, не оставляя пустого места.
- О-о-о-о-о, - пробормотал он охрипшим голосом.
- Ты наконец проснулся?
Эдвард нахмурился и попытался своей нарушенной способностью мыслить придать присутствию этого голоса логическое основание.
Это ни в коем случае не оказалось простым. Он ещё помнил, как пошёл с Беллой домой, всё было в наилучшем порядке.
Всё, что случилось потом, находилось в непроницаемом чёрном тумане...
Чуть погодя он почувствовал нежную руку на лбу и неуместный голос снова прошептал: - Эдвард?
Он ещё больше нахмурился.
Сила иглоукалывания, которое ошибочно попало в его голову, ещё раз усилилась, но сон покинул его окончательно.
И вместе с ним любая иллюзия и связанная с ней надежда, что он находится в самом страшном сне.
Он с удовольствием бы держал свои глаза навсегда закрытыми, но это противоречило его натуре.
Когда он наконец открыл их, то встретился с необычайно симпатичным лицом. Тёмные глаза ярко светились, – он очень хорошо знал это особое выражение, – а рот искривился в соблазнительной и особо довольной улыбке.
- Милый, ты хорошо спал?
Элис скорее небрежно прикрывала пододеяльником свою голую грудь. Эдварду не понадобилось много времени, чтобы понять, что под ним она была обнажённой.
До этого места его умственные способности функционировали снова исключительно.
Лишь одно никак не хотело укладываться в его голове. И это мучило его, несмотря на то, закрывал ли он свои глаза снова или дальше фиксировал взглядом явление, подобное русалке, которому абсолютно нечего было делать в его кровати.
Как могло такое произойти?
Как?
--------------------------------------
Перевод: Нотик
Редактура: Vârcolac
--------------------------------------
От редактора: Как, как... А вот так, герр Социальный Идиот: «Пить надо меньше, надо меньше пить, надо меньше пить, пить надо меньше, пить меньше, надо», вот как!!
Как ты теперь будешь объясняться с Беллой, когда она узнает (а она узнает, не будь Элис Элис!! Или ещё кто-нибудь...), а? ----------------------------------------------------------------------------------
эмоции принемаются ТУТ!
Источник: http://robsten.ru/forum/19-775-120
0
