Пробираясь по запруженным тротуарам Сиэтла, я начинаю жалеть, что вышла из дома. Эдвард снова повел Джейкоба на картинг, я же предпочла насладиться воскресным вечерним шопингом, хотя насладиться не получается. На улице сейчас как минимум на пятнадцать градусов холоднее, чем во Флориде в это время года, а мокрый снег идет не переставая.
Холодный январский ветер хлещет по коже, и согреть меня не может даже толстый шерстяной шарф. И мысль посидеть в горячей ванной в пустой квартире вдруг кажется мне гораздо более привлекательной, чем этот поход.
Решив уже взять такси, я вдруг замечаю бутик «Первые шаги» чуть дальше по улице. Я еще не покупала детские вещи, и меня захватывает порыв удовлетворить свои материнские инстинкты.
Меня приветствует волна теплого воздуха из кондиционера у входа. Раздается звонок дверного колокольчика, но консультанты за стойкой так заняты беседой, что даже не оборачиваются.
Я снимаю капюшон, отряхиваю снег с плеч и с волос. Какое облегчение уйти с холода. Пройдя дальше в магазин, я сразу ощущаю волну тепла оттого, что здесь повсюду детские вещи. Помещение небольшое, в нем слишком много рядов вешалок для такого зала. Расстояние между вешалками пугающе мало.
Оглянувшись на второго покупателя в магазине, я возвращаю внимание к вешалкам. Провожу рукой по крошечному красному бархатному платью на распродаже. Я улыбаюсь, глядя на белые буквы на грудке и представляю, как моя очаровательно маленькая девочка будет выглядеть в нем в свое первое Рождество. Проведя ладонью по округлившемуся животу, я получаю в ответ легкий толчок. Улыбка становится шире.
Эта беременность сильно отличается от предыдущей. Эдвард очень заботлив и внимателен, и так чудесно делить с ним каждый момент. Он часто разговаривает с моим животом, а глаза его горят от гордости, когда мы говорим о будущем. Хотя иногда в его глазах видна тревога. Эдвард пытается ее скрыть, но иногда ему это не удается, и я вижу, как много все это для него значит, как он переживает, что что-то может пойти не так.
Порой бывает сложно не поддаться этой тревоге самой, но мы не говорим об этом. Она присутствует, но действует будто бы негласное правило, что мы не зацикливаемся на ней.
Улыбка возвращается, пока я перебираю платья и иду к вещам для мальчиков. Мальчишеская одежда всегда выглядит как маленькая копия одежды взрослых мужчин, и мне не нравится мысль о том, что нежной кожи младенца будет касаться грубая джинсовая ткань. Заметив ночные комбинезоны на вешалке у стены, я протискиваюсь к ним через лабиринт стоек с вещами.
Открывается дверь, издав очередной механический звон, и в помещение врывается поток холодного воздуха. Я оборачиваюсь ко входу и вижу светловолосую женщину, стряхивающую воду с зонта, прежде чем закрыть за собой дверь. Я возвращаюсь к своему занятию, но замираю, услышав ее голос.
– Прошу прощения.
Он звучит ужасно знакомо, и я машинально оборачиваюсь к ней, но она обращается не ко мне. Она стоит ко мне спиной и говорит с консультантом у прилавка. Вопреки всем инстинктам, я не могу не смотреть на нее. Не помню, когда видела ее в последний раз, но часто представляла. В моих худших кошмарах она была женщиной, которая проживала мою мечту, хоть я и не имела права так чувствовать.
Ирина.
Ее волосы все того же ослепительно белого цвета, хотя подстрижены короче. На ней теплое пальто, но все равно видно, что она все так же стройна и так же непринужденно элегантна.
К ней подходит консультант.
– Я была у вас на прошлой неделе, – говорит Ирина, ее голос возрождает в голове долго подавляемые воспоминания. – У вас были подарочные наборы BabyDior у окна… шапки и варежки. Сейчас их нет. Они у вас остались?
Мое внимание от Ирины отвлекает консультант, которая указывает в мою сторону.
– Мы их переставили, – говорит она, но остальных ее слов я не слышу, потому что белокурая голова поворачивается в мою сторону.
В попытке сбежать из магазина незамеченной, я резко разворачиваюсь и бросаюсь к двери, но в спешке не рассчитываю расстояние и спотыкаюсь. Хватаясь за все что только можно, я цепляюсь пальцами за ткань, которая оказывается слишком хрупкой, чтобы меня выдержать, и под треск рвущейся ткани и стук вешалок, я падаю на пол с громким шлепком.
Весь воздух вылетает из легких с резким выдохом, когда левую руку пронзает резкая боль.
В магазине всего четыре человека, но их топот, когда они бросаются ко мне, грохочет как гром.
– Все хорошо! – взвизгиваю я, терпя боль.
– Ох, бедняжка, – сетует Ирина, хватая меня за руку и пытаясь помочь подняться. В ее голосе слышится тревога, и мне совсем не хочется поворачиваться к ней. Но приходится.
Ее глаза округляются, и она отдергивает руку, будто ее ударило током. Ирина одними губами произносит мое имя и смотрит на меня, пока голоса других женщин растворяются на заднем плане. Отодвинувшись от нее, я отшатываюсь назад и громко выругиваюсь, когда рука подводит и снова ударяется о пол.
Несмотря на боль, я неотрывно смотрю на Ирину, ее взгляд суровеет, губы сжимаются в плотную линию. Я ощущаю небольшое покалывание в боку, когда полностью выпрямляюсь и пытаюсь потереть это место ушибленной рукой. Ирина взглядом прослеживает мой жест, и выражение ее лица меняется.
– Ты беременна, – тихо констатирует она.
– Может быть, пройдете в заднюю комнату и присядете? – взволнованно спрашивает темноволосая девушка консультант. – Нам позвонить кому-нибудь? – я замечаю, что оба консультанта довольно-таки молоды и, судя по их встревоженным взглядам, они понятия не имеют, что со мной делать.
Девушка помогает мне подняться. В боку снова колет, но я абсолютно уверена, что боль вызвана растяжением мышцы при падении. Я не ударялась ни животом, ни боком, когда падала.
Второй консультант собирает сорванные мной вещи. Подняв два порванных платья, она смотрит на меня.
– Вам придется заплатить за них.
Мыслями я все еще в шоке от встречи с Ириной и боли, пронзившей руку, и мне сложно сфокусироваться.
– Эм… конечно, – вяло отвечаю я. – Я…
– Ох господи боже! – раздраженно восклицает Ирина. – Вы что, не видите, что она ударилась? Запишите ее данные в книгу учета происшествий и выставите счет позже… если в этом есть такая уж необходимость.
Девушка густо краснеет и бормочет что-то об отсутствии книги учета происшествий. Смотрит на коллегу в поисках поддержки, но та тоже выглядит растерянной. С раздраженным вздохом, Ирина вырывает платья из рук консультанта и рассматривает ценники. Затем достает несколько купюр из кошелька и сует в руки девушки вместе с порванными платьями, все это время сердито на нее глядя.
Нетвердо стоя на ногах и жаждя поскорее выйти отсюда и позвонить Эдварду, я направляюсь к двери.
Не обращая внимания на их возражения, я открываю дверь дрожащей рукой и выхожу на тротуар. Холодный воздух ошарашивает так сильно, что я мгновенно ощущаю внезапную слабость и дрожь. Боль в руке усиливается, и глаза наполняют слезы, пока я пытаюсь одной рукой открыть сумку.
– Нужно отвезти тебя в больницу.
Я оборачиваюсь на звук голоса Ирины, и ощущаю приступ тошноты. Она хватает меня за плечи, удерживая на ногах; смотрит на мою сумку и молча расстегивает молнию. Мне кое-как удается найти в ней телефон. Я смотрю на нее.
– Теперь все будет нормально, – говорю я, ожидая, что она уйдет. Но она не уходит. – Я сделаю звонок, и вызову такси. – Дрожь в голосе противоречит моим словам. Я снова смотрю на сумку. – Сколько я должна тебе за платья?
Она словно не слушает. Вместо этого внимательно рассматривает мой живот.
– Где болит? Ты приземлилась на живот?
Ее беспокойство меня удивляет, и я просто стою, уставившись на нее с открытым ртом. Ее взгляд поднимается к моему лицу, и я вижу, что она действительно взволнована.
– Нет, – отвечаю я, наконец. – Думаю, просто потянула мышцу. Весь удар пришелся на руку. – Я отодвигаю рукав и вижу, что запястье сильно опухло, и на нем начал проступать синяк. Я вытаскиваю телефон и смотрю на нее. – Мне нужно позвонить.
– Я останусь с тобой, пока за тобой не приедут, – говорит она.
– В этом нет необходимости, – возражаю я.
Она слегка хмурится.
– Слушай, Белла, я тоже не в восторге от идеи проводить с тобой время, но я не оставлю беременную женщину, которая только что упала, стоять на улице. – Ее взгляд становится чуть мягче. – Мне было бы спокойнее, если бы ты дала отвезти тебя в больницу, позвонить можешь оттуда. Моя машина стоит за углом. Так будет быстрее.
Я набираю Эдварда и прислоняю телефон к уху. Ирина отворачивается, и я наблюдаю, как она достает из сумки ключи от машины. Включается голосовая почта, и я издаю раздраженный стон. Я набираю снова и получаю тот же ответ, приходится оставить сообщение с просьбой перезвонить. Ирина оборачивается и вопросительно вскидывает бровь.
– Голосовая почта, – отвечаю я.
Заметив такси впереди, я, не думая, вскидываю руку. И вскрикиваю от боли, а Ирина раздраженно цокает.
– Хватит упрямствовать! – огрызается она. – Я могу быстро довезти тебя до больницы, ты напрасно тратишь время.
Нотка отчаяния в ее голосе не ускользает от меня. Неловкость между нами быстро рассеивается, и я, вспомнив о пережитой ей потере, наконец понимаю ее беспокойство. Когда она снова тянется в сумочку, я незаметно потираю живот рукой, и сердце вздрагивает, когда я не ощущаю ответного толчка.
Хоть я и уверена, что рука приняла на себя весь удар, тревога Ирины начинает передаваться и мне, и я соглашаюсь поехать с ней. Я иду за ней к машине, все еще тщетно пытаясь дозвониться до Эдварда. Она нажимает кнопку на брелке, и серебристый BMWдважды сигналит в ответ. Когда она садится в машину, я делаю глубокий вдох и открываю дверь с пассажирской стороны.
Она больше не говорит ни слова, выезжая на запруженную улицу. В машине играет тихая музыка, и я смотрю в окно на серые улицы, размышляя, как судьба меня сюда занесла. На коленях покоится моя раненая рука.
Ирина издает циничный смешок.
Я кошусь на нее.
– Что?
– Какое-то время я размышляла, как поступлю, если случится встретиться с тобой. Мне никогда и в голову не приходило, что я повезу любовницу мужа в больницу, – отвечает она.
– Я жена твоего бывшего мужа! – поправляю ее я. – И это ты настояла на том, чтобы меня отвезти.
Она косится на мое обручальное кольцо таким взглядом, от которого даже сахар стал бы кислым.
– Я была удивлена узнать, что ты вернулась, – холодно замечает она. – Потом Таня рассказала мне, что вы с Эдвардом снова вместе… – она фыркает и замолкает, будто чтобы собраться с мыслями. – Знаешь, я, конечно, не сидела эти десять лет, думая обо всем этом, но встреча с тобой все равно будто разворошила осиное гнездо.
Ее лицо напрягается от злости.
– Тебе потребовалось много времени, но ты наконец заполучила своего мужика.
Живот скручивает от приступа тошноты, у меня нет сил припираться.
– Я вернулась не за тем, чтобы…
– Все само собой произошло, да? – перебивает она, с явным презрением в голосе. – Все так говорят, не правда ли? У тебя ребенок от моего мужа, Белла. Это не просто оплошность, ты намеренно занималась с ним сексом, зачала ребенка, пока он все еще был женат на мне.
Ее обвинения ранят меня, но злость возникает быстро, и слова вырываются прежде чем я успеваю остановиться.
– Это не я им манипулировала, – огрызаюсь я. – Я не беременела намеренно, и не использовала ребенка, чтобы удержать его! – Тошнота поднимается к горлу, и во рту отдает кисловатый привкус. – Останови машину!
– Мы почти приехали, – говорит она мне, как ребенку.
– Меня сейчас стошнит, – выговариваю я, и меня пробивает холодный пот.
Позади нас раздается гудок, когда она резко останавливается у обочины, и я успеваю только открыть дверь, прежде чем выдать содержимое желудка в канализацию. После еще пары позывов я чувствую, как она касается моей ноги. Обернувшись, я беру протянутую мне салфетку и вытираю рот. Затем сажусь обратно и делаю несколько глубоких вдохов.
– Теперь нормально?
– Одну минуту, – бормочу я.
Она выходит из машины, и я из последних сил открываю глаза посмотреть, куда она пошла. Рядом со мной захлопывается дверь, и Ирина садится обратно. Рука болезненно пульсирует, голова кружится от тошноты.
Я морщусь, поняв, как резко высказалась, позабыв о ее потере.
– Извини, – хриплю я. – Я не должна была этого говорить.
Я сижу с закрытым глазами, но по звуку ее дыхания понимаю, что она повернулась ко мне лицом. Раздается еще один резкий гудок, и я открываю их.
– Нужно убрать отсюда машину, – говорит она, и я киваю.
К счастью, в движении тошнота не усиливается, но я не закрываю глаза, чтобы было полегче. Напряжение в машине усилилось, и оставшуюся часть поездки мы воздерживаемся от разговоров. Вытерев пот с бровей, пока она паркуется, я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить тошноту, которая снова начала отступать.
Я резко выхожу из машины. Перед глазами все расплывается, и мне приходится опереться о дверь машины. Ирина подходит ко мне, и я не возражаю, когда она ведет меня к главному входу, поддерживая под локоть.
Войдя в помещение, мы подходим к стойке регистрации, где я вкратце описываю произошедшее администратору. Она передает мне прикрепленный к планшету бланк и просит заполнить форму.
Я присаживаюсь и начинаю заполнять бланк на коленях, а Ирина направляется к кулеру. Когда я заканчиваю, она протягивает мне стакан с водой и забирает у меня из рук планшет. Пока она относит его администратору, я ставлю стакан на пол и достаю телефон. Снова набираю номер Эдварда, и выругиваюсь, когда меня переключает на голосовую почту.
Оставив телефон лежать на коленках, я беру стакан и медленно попиваю воду, чувствуя себя гораздо лучше. В приемном покое много народа, и телевизор, висящий на стене, орет слишком громко. В голове начинает пульсировать от громкой рекламы.
Ирина возвращается и садится рядом.
– Дозвонилась до него? – спрашивает она, указывая на телефон. Странно, но я замечаю, как безупречен ее маникюр, а бриллиант на обручальном кольце вопиюще огромен.
Переведя взгляд с ее руки на телефон, я мотаю головой.
– Я оставила ему сообщение.
– Помню времена, когда у него был отдельный телефон специально для тебя.
– Ты для этого настояла, что отвезешь меня? Чтобы припоминать это и урвать свой фунт плоти? – спрашиваю я. – Я не заинтересована в этом обсуждении.
– Нет, я этого и не ждала, – ее голос звучит холодно и резко. – С чего тебе захочется слушать о том, как ты разбила мне сердце, украв у меня любовь всей моей жизни?
– Любовь всей твоей жизни? – негодую я. – Ты забыла, что я была рядом, Ирина, и помню, как ты с ним обращалась.
В ее глазах мелькает злость.
– Не смей меня судить!
– А почему нет? Я не собираюсь сидеть молча и позволять тебе выставить все так, будто я появилась и разрушила ваш брак…
– Конечно, ты его разрушила. Ты годами ошивалась с ним за моей спиной. Думаешь, я не знала?
Несколько человек оборачиваются в нашу сторону. Ирина сразу выпрямляется и берет себя в руки, оглядываясь.
– Неправда. Мы не ошивались годами, – тихо говорю я. Допив воду, я стискиваю стакан в руках. – Наши отношения длились недолго.
Она качает головой в неверии.
– Если бы я столкнулась с тобой несколько лет назад, я бы столько всего тебе высказала. Теперь я забыла многое, и спустя все это время, не думаю, что имеет значение, что бы я сказала тогда – но я не забыла свою боль… можешь думать, что это длилось недолго, но только не для меня.
Она разглаживает юбку руками и скрещивает ноги. Телом она подалась в мою сторону и напряжено смотрит на меня. Несмотря на ее слова, я знаю, что она намерена высказаться, и, возможно, имеет на это полное право.
– Я сразу увидела, что ты увлеклась им, – признается она. – Вообще, мне это даже показалось милым. Я уж никак не ожидала, что он отреагирует. Ты хоть представляешь, каково наблюдать, как твой муж влюбляется в кого-то другого? Я видела, как он светился, в твоем присутствии. Я заставала его, сидящим в одиночестве, с мечтательным взглядом и улыбкой на губах, будто он вспоминал что-то. Каково, ты думаешь, видеть этот влюбленный взгляд и знать, что он думает не о тебе? У меня сердце разрывалось, и мутило от отвращения, потому что ты была подружкой его малолетней сестры. Ты была ребенком.
– Мне было восемнадцать! – огрызаюсь я, разозлившись от ее обвинений.
– Тебе едва исполнилось шестнадцать, когда вы познакомились, – возражает она. – Вы даже имели наглость сидеть вместе по четвергам и смотреть это тупое шоу. Сильнее ткнуть меня во все это носом было уже некуда.
– Тогда между нами ничего не было, – спорю я.
– И вы не встречались вне дома? – бросает вызов она.
– Встречались, – соглашаюсь я. – Но все было не так. Мы просто разговаривали.
Мне приходится побороть желание сказать ей, чтобы не принижала наше с ним прошлое, но как еще это могло для нее выглядеть? В ее понимании я разрушила ее брак, куда уж ниже падать.
– И ничего интимного в тот момент не было.
Она брезгливо морщит губы.
– Прошу, избавь меня от подробностей, – она резко выдыхает. – Наверняка он разыграл перед тобой сценку на тему «моя жена меня не понимает».
– Нет, но если бы и разыграл, это было бы чистой правдой. Твои теперешние слова о том, что он был любовью твой жизни, никак не вяжутся с тем, как ты себя вела тогда.
В ее глазах мелькает злость.
– Ты ничего не знаешь о нашем браке.
– Я знаю, что наблюдала. И мне казалось, что ты пыталась сделать из него другого человека. – Адреналин мчит по венам, и хотя боль в руке все еще мучает меня, мне нужно высказать ей все. – Как ты могла не замечать, как он несчастлив? Ваши отношения дали трещину задолго до моего появления. Его третировал Карлайл, он был несчастен, но ты продолжала заставлять его стать, кем он быть не хотел. Он пытался сделать тебя счастливой, но ты была слишком занята своими публичными сучьими выходками и громогласными заявлениями о своем разочаровании в нем. Он всегда был недостаточно хорош для тебя. А потом, когда он перестал пытаться угодить тебе, ты пошла за поддержкой к Карлайлу! К человеку, который один в ответе за страдания Эдварда!
Я замолкаю, поняв, что повышаю голос. Оглядевшись по сторонам, я делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем продолжить.
– Я знаю, что неправильно поступила по отношению к тебе, и я приношу извинения, если они для тебя что-то стоят, но я не разрушала ваш брак, Ирина, вы с Эдвардом сделали это сами.
– А ты просто ждала своего часа с раздвинутыми ногами! – ядовито произносит она, но вскоре берет себя в руки. Она закрывает глаза и, медленно вздохнув, открывает их снова. – По-моему, очевидно, что нам обеим нужно успокоиться.
На меня накатывает усталость, мышцы тяжелеют, но я выдерживаю ее взгляд.
– Он хороший человек, – говорю я наконец. – Он не хотел причинить тебе боль, и ты воспользовалась этим.
Ее злость понемногу рассеивается, сменяясь болью.
– Значит, надо полагать, он все тебе рассказал, – говорит она уже спокойнее.
– Нет, – честно отвечаю я. – Он не говорил о личных аспектах вашего разрыва, но рассказал о вмешательстве Карлайла. – Я наблюдаю за реакцией на ее лице. В ее глазах мелькает тень вины. – До сих пор не могу поверить, что он помог тебе провернуть это.
Она убирает прядь волос за ухо, чем привлекает мой взгляд к чертам своего лица. Ее кожа гладкая и безупречная, на ней нет даже мимических морщин. У меня даже мелькает мысль, не прибегала ли она к какому-либо вмешательству.
– Не лучший мой поступок, – говорит она. – Хоть я и была в курсе того, что между вами с Эдвардом происходит, я, пожалуй, даже не представляла, что это получит развитие. Я думала, что все это пройдет, и я смогу показать ему, что у него со мной – настоящее, что я его жена, мы должны провести жизнь вместе. Я думала, что ребенок укрепит все это.
– Я не понимаю, – говорю я. – Если ты подозревала, что он… неверен, почему отсиживалась у своей сестры? – На меня вдруг снисходит озарение. – Если бы ты не скрыла беременность… если бы ты была в Форксе, мы с Эдвардом бы не…
Она пристально смотрит на меня, и предложение повисает незаконченным.
– Ретроспектива – чудесная штука, не правда ли? – говорит она горько. – Я ждала, пока беременность будет заметна, как бы черство это ни звучало. Я знала, что он уйдет от меня, поэтому ждала, когда буду уверена, что смогу дать ему причину остаться. Я сражалась грязно.
– А мы не сражались вовсе, – с грустью добавляю я.
– Почему не сражалась ты? – спрашивает она после недолгой паузы. – Когда узнала, что беременна, почему не сказала ему?
– Он не отвечал на мои звонки, не пришел увидеться со мной и сказать, что уезжает… он нарушил все свои обещания, данные мне, чтобы сдержать те, что дал тебе. Я думала, что мне не за что бороться. Я уже проиграла. Я думала, что вы налаживаете свой брак.
– А твой сын? Неужели ты не хотела, чтобы он знал, кто его отец?
– Я не хотела, чтобы он был вторым любимым ребенком после твоего, – признаюсь я. – У меня в голове была картинка, где вы втроем составляете идеальное семейство, и я не хотела, чтобы Джейкоб был кем-то вроде пятна на чьем-то пейзаже. Вряд ли его ждали бы с распростертыми объятьями как равного в очереди за отцовской любовью.
С этим она не спорит.
Новый приступ головокружения вынуждает меня опереться спиной о стену.
– Джейкоб, – тихо говорит она. – Ему, должно быть, около десяти, да? – Я киваю, зная, что она скажет дальше. – Эшли было бы одиннадцать на прошлой неделе.
– Я знаю, – говорю я. На той неделе Эдвард говорил мне, что тогда был бы ее день рождения. – Я сожалею, – говорю я, надеясь, что мои слова не звучат избито.
Она вздыхает.
– Он рассказывал тебе о ней?
Я поворачиваю голову взглянуть на нее, но она смотрит прямо перед собой.
– Да. У него есть ее фотографии… в квартире, – говорю я, удержавшись от упоминания спальни.
На ее губах мелькает краткая грустная улыбка. Затем она поворачивается и смотрит мне прямо в глаза.
– Ты была права в том, что сказала… Я действительно использовала ее, чтобы попытаться удержать его, и не горжусь этим. Но что бы ты ни думала, я очень любила Эдварда. Теперь я понимаю, что поступала неправильно и могла повести себя по-другому, но в то время я была в отчаянии и готова была сделать что угодно, чтобы… заставить его любить меня.
Я чувствую, что она не ждет ответа, поэтому молчу.
Выражение ее лица черствеет: глаза сощурены, губы сжаты в тонкую линию. В какой-то момент мне кажется, что она опять сорвется на меня, но затем оно снова смягчается, и она продолжает совсем другим голосом, будто она сейчас где-то далеко отсюда.
– После того, как мы потеряли Эшли, именно Эдвард помогал мне пережить это. Он единственный понимал мою боль, потому что тоже ее чувствовал. Это сблизило нас на какое-то время, он подтолкнул меня к тому, чтобы пройти курс психотерапии, – она резко замолкает и запускает руку в волосы. – Понятия не имею, почему говорю тебе это. Наверное, когда открывается старая рана, полезно выпустить яд.
Она пожимает плечами.
– Потребовалось несколько лет терапии, чтобы я смирилась со всем этим. И дело не только в потере Эшли или Эдварда, были и другие проблемы, о которых я даже не знала, – она вымучивает улыбку, но я знаю, что адресована она не мне.
– Эдвард говорил, что ты снова вышла замуж, – замечаю я, надеясь, уйти от такой личной для нее темы.
Она кивает.
– У меня две дочки.
Мне кажется странным, что она даже не упоминает о муже, но я не собираюсь любопытствовать.
– Мелиссе четыре, а Анжелике будет два в следующем месяце. – При упоминании их имен она искренне улыбается.
– Где они сейчас? – спрашиваю я, скорее чтобы что-то сказать, а не из любопытства.
– С моей мамой. Они ненавидят ходить по магазинам, а мне нужно купить подарок подруге.
– Ты можешь идти, если нужно, – говорю я, чувствуя себя некомфортно оттого, что отвлекаю ее от дел.
Она мотает головой.
– Ничего страшного. – Она издает звук, звучащий одновременно удивленно и цинично. – Я хочу остаться.
Разговор сходит на нет, и я задумываюсь, кажется ли ей все происходящее таким же нереальным, как и мне. К нам подходит медсестра, и я поднимаю взгляд в ожидании. Она не называет моего имени, и я откидываюсь обратно на спинку стула. По привычке потираю живот ладонью, и ответом мне служит мягкий толчок.
– О! – восклицаю я, испытывая облегчение.
Ирина смотрит на мои руки.
– Пошевелился?
– Один – да, – подтверждаю я. Она удивленно вскидывает брови. – У моей бабушки была сестра-двойняшка, – поясняю я. – Наверное, история повторяется и со мной через пару поколений.
Она смотрит на мой живот.
– Знаешь пол детей?
Я качаю головой.
– Я предпочитаю элемент сюрприза.
– Изабелла Мейсен?
Я оборачиваюсь на голос медсестры.
– Это я, – отвечаю я, осторожно вставая на ноги. Ирина встает вместе со мной.
Медсестра подходит ближе.
Я уже делаю шаг вперед, как вдруг чувствую руку Ирины на плече.
– Я подожду здесь, – говорит она вопросительным тоном. Я киваю, и она садится.
Как только я собираюсь уходить, в кармане звонит телефон. Вижу имя Эдварда на экране и сразу снимаю трубку.
– Я получил твое сообщение, – говорит он сразу после приветствия. – Все хорошо?
– Все хорошо, – быстро отвечаю я. – Я упала и ушибла руку…
– Что? Где ты? – спрашивает он испуганно.
Медсестра нетерпеливо смотрит на меня.
– Эдвард, я в больнице. Меня ждет врач…. Я перезвоню через несколько минут.
Ирина встает и предлагает поговорить с ним вместо меня. Эдвард продолжает взволнованно сыпать вопросами, пока я в нерешительности думаю, как поступить. Я не могу заставлять врача ждать, а пока я закончу, Эдвард уже сойдет с ума от беспокойства.
– Скажи ему, что со мной все хорошо, – прошу я, нерешительно передавая трубку Ирине. – Я перезвоню ему после осмотра.
Она встречается со мной взглядом.
– Хорошо, иди к врачу.
Я следую за медсестрой по коридору, оглядываясь через плечо на Ирину, которая уже говорит с Эдвардом. Медсестра торопит меня в кабинет к утомленного вида врачу, ожидающему меня за столом.
Он осматривает мою руку, а потом и живот. К этому времени «риверденс» в нем возобновился, и я еще никогда не была так рада ощущать все это шевеление внутри. Я объясняю, что упала не на живот, но к моему облегчению врач все равно предлагает сходить в родильное отделение на осмотр в качестве меры предосторожности. Но прежде нужно сделать рентген руки.
Врач отдает мне розовую бумажку, а медсестра объясняет, как пройти на снимок. Она сообщает, что позвонит в родильное отделение и предупредит о моем приходе. Я же возвращаюсь к Ирине, надеясь, что она смогла успокоить Эдварда.
– Эдвард уже едет, – говорит она, вставая.
– Ты сказала ему, что со мной все хорошо?
Она кивает.
– Я сказала ему не паниковать… но ты же знаешь, что он все равно запаникует. И он был слегка шокирован узнать, что именно я сейчас с тобой.
– Что он сказал?
– Предупредил, чтобы я тебя не расстраивала, – отвечает она, фыркнув.
Я снова сажусь, решив дождаться Эдварда, прежде чем идти делать снимок. Ирина садится рядом, и я поворачиваюсь к ней.
– Ты не обязана ждать, – говорю я, поглядывая на часы и понимая, что с его звонка прошло уже минут двадцать. – Он уже скоро приедет.
– Твоя фамилия Мейсен? – спрашивает она, явно решив пренебречь возможностью уйти.
– Да.
– Почему же он сменил фамилию? – спрашивает она.
– Это был его личный выбор, – отвечаю я.
Она смотрит на меня, вскинув брови.
– Не моего ума дело, да?
– Я не это имела в виду.
Она отмахивается от моих возражений.
– Вообще мне тут нечему удивляться. Я знаю, что он уже много лет не разговаривал с Карлайлом, полагаю, отношения у них лучше не стали.
– Нет.
– Я много лет не видела Эдварда, но в нашу последнюю встречу… – она качает головой от воспоминаний. – Он был будто другим человеком, таким высокомерным и холодным, – а учитывая его личную потерю, – совсем не похожим на человека, который быстро простит факт сокрытия его ребенка.
– Не могу ответить на это, не сказав что-либо бесчувственное по отношению к тебе, – замечаю я.
– Полагаю, что так, – она встает. – Мне пора. – Ирина долго смотрит на меня, пока застегивает пальто. – Не могу сказать, что была рада снова тебя видеть, – суховато говорит она. – Но, думаю, могло быть хуже. Случись это десять лет назад, мы бы, несомненно, уже выцарапали друг другу глаза.
– Возможно, – признаю я. – Но спасибо, что привезла меня сюда.
– Странно это, – замечает она. – Какая-то часть меня все еще хочет тебя ненавидеть. И желает, чтобы однажды ты познала боль, которую испытала я, чтобы поняла, каково это потерять его, как потеряла я… но другой части меня нужно знать, что с твоими детьми все хорошо. Я бы не пожелала того, что случилось со мной, и злейшему врагу.
– Я и была твоим злейшим врагом, – говорю я.
– А я твоим, – отвечает она.
Я качаю головой.
– Это я осталась растить ребенка одна, – я встречаюсь с ней взглядом. – Ни за что украла у Джейкоба и Эдварда десять совместных лет. Так что, слишком долго я была собственным злейшим врагом. И я знаю, каково это – потерять его.
Она вдруг смотрит поверх моей головы, и, обернувшись, я вижу, как Эдвард с Джейкобом спешат к нам.
Бледное лицо Эдварда полно тревоги. Он проносится мимо Ирины и опускается передо мной на колени.
– С тобой все хорошо? – спрашивает он, водя ладонями по моим рукам и животу.
Джейкоб стискивает меня в удушающих объятьях.
Я говорю сыну, что я в порядке, и вырываюсь из его хватки. Он отступает назад, но мое внимание снова привлекает Эдвард, коснувшийся моей ушибленной руки. Я непроизвольно вздрагиваю, отчего он хмурится и закатывает мне рукав, чтобы посмотреть.
– Господи! – восклицает он, увидев яркие фиолетовые синяки и припухлость. Ладонью он осторожно гладит меня по животу.
Я накрываю его ладони своими.
– С ними все хорошо. Они шевелились как сумасшедшие, когда врач меня осматривал. Но меня хотят еще осмотреть на всякий случай.
Он берет мое лицо в ладони и целует в губы.
– Боже! Я так волновался. Как ты себя чувствуешь? Тошнит?
– Тошнило, но сейчас все хорошо. Правда. Ирина была со мной, чтобы в этом удостовериться.
Он поднимает взгляд на Ирину с видом, будто по-прежнему обеспокоен насчет ее намерений, но выражение его лица сменяется сочувствием, когда он видит, каким взглядом она смотрит на Джейкоба. И взгляд у нее мученический, но я не знаю, дело в том, что ей больно встретить Джейкоба, или в том, что она снова вспомнила об Эшли.
Джейкоб ерзает под ее напряженным взглядом.
Эдвард встает и опускает руку на его плечо.
– Здравствуй, Ирина, – говорит он.
Джейкоб смущенно смотрит на нас.
– Это Ирина, – говорит ему Эдвард, ничего не уточняя. Испытываемый им дискомфорт становится очевиден, когда он потирает заднюю сторону шеи ладонью.
– Здравствуйте, я Джейкоб Мейсен, – говорит Джейкоб, протягивая руку.
Гордая улыбка, появляющаяся всегда, когда он называет свою новую фамилию, снова на месте. Когда мы вернулись из Орландо, Эдвард провел целый день с Джейкобом, рассказывая, как он им гордится и как много для него значит, что теперь у сына его фамилия.
Джейкобу не терпелось вернуться в школу и рассказать об этом своим друзьям, и с тех пор он не упускает ни одной такой возможности.
Когда мы сказали ему, что я беременна, первое, о чем он спросил, так это о том, будет ли у ребенка такая же фамилия. Ему, казалось, было приятно услышать от Эдварда утвердительный ответ, и с тех пор он ни разу не выказал ни намека на ревность.
Я возвращаюсь в настоящее, когда Ирина пожимает руку Джейкоба.
– Приятно с тобой познакомиться, – говорит она натянуто, и от меня не укрывается ирония. Как ей может быть приятно познакомиться с моим сыном? – Ты очень похож на отца.
Джейкоб закатывает глаза.
– Все так говорят.
Боясь, что Джейкоб может начать задавать неловкие вопросы, я прошу его помочь мне подняться. Эдвард сразу спешит сделать это, но я мотаю головой и беру руку Джейкоба.
– Еще раз спасибо, – говорю я Ирине, многозначительно глядя на Эдварда.
– Да, спасибо, – говорит он искренне.
– Я бы сделала то же самое для кого угодно, – отвечает она, смотрит на нас троих и вздыхает. – Мне пора.
И не говоря больше ни слова, разворачивается и уходит.
Позже, уже покинув больницу, я сижу с перевязанной рукой, а Эдвард довольно изучает снимки УЗИ.
– Мы можем поехать куда-нибудь поесть? – спрашивает Джейкоб. – Я голодный.
– Мы закажем что-нибудь, – устало отвечаю я. – Все чего я хочу, это поехать домой, принять ванну и лечь спать.
– Эй.
Я открываю глаза и вижу перед собой лицо Эдварда.
– Твоя ванна готова, – тихо говорит он, целуя меня в лоб.
Я резко сажусь и оглядываю комнату, чувствуя себя дезориентированной.
– Ты заснула, едва присела на диван, – поясняет Эдвард. На коленях у меня лежит одеяло. – Я подумал, что лучше тебя не будить.
За окном уже темно.
– Сколько сейчас времени?
– Почти десять. Джейкоб уже в кровати, у него был непростой день.
– Ты сказал что-то про ванну? – спрашиваю я, зевая.
Он берет меня за руку и помогает встать. Рука отзывается пульсацией, а все мышцы в теле напряжены. Эдвард помогает мне раздеться, хотя я бы и сама справилась, а потом улыбается мне и начинает снимать одежду и с себя.
– Ох, это приятно, – довольно мычу я, усаживаясь между его ног и чувствуя, как теплая вода успокаивает меня.
– День сегодня задал страху, – говорит он, поливая водой мой живот. Ладонями он водит по моей мокрой коже, и я слегка подпрыгиваю, когда он щекочет мой пупок.
– Чувствую себя дурой. Встреча с Ириной стала таким шоком, что я инстинктивно захотела убраться оттуда и споткнулась на пути.
– Я ушам своим не поверил, когда она подошла к телефону. И как бы сумасшедше это ни звучало, моей первой мыслью было, что она сделала что-то с тобой.
Я накрываю его ладони своим и кладу голову ему на плечо.
– Разговор с ней был будто за гранью реальности.
– Все прошло плохо? – спрашивает он, целуя меня в висок.
– У меня бывали разговоры полегче, – отвечаю я. – Но нет, все прошло не так плохо, как можно было бы подумать. Она очень изменилась… но, наверное, как и все мы. – Я поворачиваюсь посмотреть на него. – Я больше не хочу говорить об этом.
Он нежно целует меня.
– Я тоже.
Я целую его в скулу.
– Все это больше не имеет значения.
Пару дней спустя мы едем к Эммету и Розали на ужин. Основная причина нашей поездки в Сиэтл – квартира Эдварда, которую нужно освободить для подготовки к продаже. Прожив в квартире несколько месяцев, Эсми решила, что поедет в Лондон пожить у Элис, и отказалась от предложения Эдварда оставить квартиру на случай, если она снова захочет ей воспользоваться. И дала нам ясно понять, что хочет справляться сама и купит себе жилье, когда будет готова.
В Лондон она уезжает послезавтра, поэтому сегодня мы устраиваем для нее прощальный ужин. Эммет впускает нас в дом, и после череды приветствий, я иду на кухню помочь Розали.
– Я пришла предложить свою помощь, – говорю я с улыбкой. – Но, похоже, ты сама справляешься.
Она открывает контейнеры, по виду явно доставленные кейтеринговой службой, и раскладывает их содержимое по тарелкам.
Розали широко улыбается.
– Повар из меня никакой. Можно по пальцам одной руки пересчитать количество раз, когда я пользовалась этой плитой, и каждый раз срабатывала пожарная сигнализация. К тому же, эта стряпня на вкус все равно как домашняя еда, я же не пиццу заказала.
Отложив контейнер, она подходит ко мне.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она, глядя на мое запястье.
– Гораздо лучше с тех пор, как спал отек, но все еще немного чувствительно.
– И ты столкнулась с Ириной? Должно быть, было неловко.
– Было странно, – отвечаю я, не желая вдаваться в подробности.
– Было достойно с ее стороны подвезти тебя в больницу, – говорит Розали, слизывая соус с пальца.
– Да, – соглашаюсь я.
– Как твои безобразники? – спрашивает она, наклоняясь и говоря с моим животом, и поглаживает его, вызвав у меня улыбку.
– Звучит как название плохой поп-группы, – смеюсь я.
– Ну, когда узнаем, какого они пола, я придумаю другое прозвище, – говорит она, выпрямляясь. – Жаль, что вы не возвращаетесь сюда жить. Было бы приятно проводить с вами много времени. А мы с Эмметом были бы главными няньками. Здорово, если бы тут были детишки.
Я смотрю на нее, вскинув бровь.
– Неужели я слышу, что пятилетний план пошел прахом?
Улыбка уходит с моего лица, когда Розали хмурится.
– Ох, все пошло прахом уже несколько месяцев назад… хотя и толку нам от него никакого не было.
Она пытается выжать улыбку и снова занимается едой.
– Что случилось? – спрашиваю я, подходя к ней.
Она вздыхает.
– Мы уже несколько месяцев пытаемся зачать ребенка, и ничего не выходит.
– Иногда на это требуется немало времени, – неубедительно отвечаю я.
Она пожимает плечами.
– Я знаю. Наверное, я просто считала, что как только мы решим, что хотим детей, все сразу и произойдет. Я не ожидала, что будут проблемы.
Я ласково глажу ее по руке.
– Никто не ожидает. Думаю, мы привыкли считать это своим богоданным правом.
Она накрывает мою руку своей.
– Прости. Не хочу грузить тебя этим.
– Ты можешь говорить со мной о чем угодно.
– Мы подумываем пройти обследование, – говорит она. – Не знаю, может быть, еще рано, но мы изучим вопрос.
– Почему еда еще не готова? Ее же даже готовить не нужно, – дразнит Эммет, войдя в кухню и перебив наш разговор.
Он обнимает меня и целует в макушку.
– Отлично выглядишь, кошелка.
Отпустив меня, он подмигивает Розали.
– Ты собираешься меня кормить или что?
После ужина Розали отказывается от моей помощи с мытьем посуды и запрягает в работу Эммета с Джейкобом. Мы с Эдвардом сидим в гостиной с Эсми, слушая ее воодушевленные рассказы о Лондоне. Можно сказать, что она пришла в норму, но я ее такой счастливой точно еще никогда не видела.
– С нетерпением жду встречи с Элис, – говорит она с радостной улыбкой. – Ей нравится в Лондоне, она придумала кучу планов к моему приезду. Уж не знаю, отпустит ли она меня когда-нибудь.
– Я надеюсь, ты приедешь, когда близнецы родятся, – говорит Эдвард. – Можешь остаться у нас на какое-то время.
Она переводит взгляд на меня.
– Было бы замечательно, если бы вы приехали, – соглашаюсь я. – Мне кажется, что нам понадобится помощь.
– Если проберешься через Рене, – шутит Эдвард. – Она, не переставая, покупает вещи с тех пор, как…
– Эй, почему вы сидите тут и ничего не делаете, пока мы с дядей Эмметом моем посуду?
Эдвард оборачивается и хохочет, увидев Джейкоба, стоящего в дверном проеме, уперев руки в бока. Он собирается встать, но Эсми останавливает его и смотрит на Джейкоба.
– Ты не возражаешь, если я поговорю с твоими мамой и папой сначала? – спрашивает она.
Джейкоб пожимает плечами, а потом смотрит на Эдварда, прищурив глаза.
– Мы оставим вам часть посуды.
– Ура, спасибо, – отвечает Эдвард со смешком.
Эсми пересаживается на другой диван, чтобы сидеть напротив нас.
– Я много думала в последнее время, – начинает она. – Для меня очень много значит, что вы пригласили меня на свадьбу, и я с нетерпением жду появления на свет своих внуков. – Ее глаза светятся нежностью. – Я поняла, что для меня важнее всего мои дети. И я тронута вашим предложением пожить с вами после рождения детей.
Эдвард сжимает мое колено и пересаживается рядом с Эсми.
– Я хочу, чтобы ты была частью всего этого… мы оба хотим.
– Теперь я это понимаю и счастлива. Я переживала, что все вы живем в разных местах, боялась, что мы отдалимся, но я буду часто вас навещать.
– А что Карлайл? – спрашивает Эдвард, хмуря брови.
– Мы вместе ходили к семейному психологу, – признается она. – Он должен был помочь нам понять, что пошло не так в нашем браке. Я хотела, чтобы Карлайл понял, как разрушительно было его поведение, понял, в чем мы подвели тебя как родители…
Эдвард делает глубокий вдох.
– Я понимаю, если ты вернешься к нему… и я не стану мешать вам навещать нас, но я не заинтересован в восстановлении отношений с ним.
Эсми грустно улыбается.
– Я не закончила, – ласково бранит она. – Эти сеансы лишь показали мне, что он не любит меня достаточно, чтобы захотеть сделать хоть что-нибудь для моего счастья. Он знает, как это важно для меня, но его первостепенная забота в том, насколько дурно на нем скажется тот факт, что от него ушла жена. После почти сорока лет совместной жизни я чувствую, что заслуживаю немного большего… поэтому потребовала развод.
На лице Эдварда шок, он не находит слов.
– Как отреагировали Элис и Эммет? – спрашиваю я, предположив, что она им уже все сказала.
– Большой радости не испытывают, но понимают. Это непростое время для всех нас, но они все равно сохранят отношения с отцом.
– Ты можешь приехать и остаться у нас, когда только захочешь, – говорит Эдвард, обнимая ее.
Мы замолкаем, когда Розали приносит кофе. Эдвард уходит помочь Джейку с посудой, и остаток вечера проходит без разговоров о Карлайле. Эсми не справляется с эмоциями, когда настает пора нам уходить, но Джейкоб снимает напряжение, сказав ей, что позвонит ей в Лондон, чтобы научить пользоваться скайпом.
Позже, когда я ложусь в постель рядом с Эдвардом, понимаю, что он все еще обдумывает новость Эсми.
– Как думаешь, она действительно этого хочет? – спрашивает он, приподнявшись на локте, и смотрит на меня.
– Да, – отвечаю я. – Мне кажется, она примирилась со своим решением и с нетерпением ждет будущего. – Я притягиваю его для быстрого поцелуя. – Как и мы.
Он улыбается мне в губы и, откинув одеяло, сдвигается вдоль моего тела, пока не оказывается надо мной.
– Как сегодня дела у моих деток? – воркует он у моего живота.
Я запускаю пальцы в его волосы, а он начинает напевать колыбельную, прижавшись щекой к моей коже, как делает каждую ночь. Я улыбаюсь, когда у меня в животе под его пальцами ощущается шевеление.