Глава 10. Лихорадка и неистовство.

«Истинная власть заключается в проницательной сдержанности», писал однажды Джеймс Рассел Лоу.

Власть и контроль – ценные качества. Нелегко оставаться в стороне, особенно когда ты так искушен страстью.

Искушен как я, хоть я и не преклоняюсь пред ней.

А сейчас моя страсть передо мной, желание пропитывает каждую его черточку. Он тянет сильно, сильно, сильно, а я тяну его еще сильнее.

Он, задыхаясь, смотрит на меня с широко раскрытыми глазами, страх и непонимание смешаны с нетерпением и возбуждением. Я держу его в своих руках, и он мог бы уйти, мог бы выкрутиться из моей власти очень легко, очень быстро. Он может закончить все прямо сейчас.

Но не станет того делать.

Потому что я всеобъемлюща, но не импульсивна и, к тому же, редко ошибаюсь. Этот мужчина полон тайных желаний, скрытых потребностей, и я оставлю его пресыщенным, удовлетворенным. Но сначала продлю его жажду и примусь вонзаться, вонзаться когтями в него, пока он не освободится и не станет моим.

Я впиваюсь, впиваюсь ногтями в его шею и член, и он резко вдыхает, быстро – от боли и власти.

- Больно? – спрашиваю я, мой голос – лед, но глаза пылают.

Он быстро кивает, сглатывая, и я усмехаюсь над его ответом, проводя языком по шее. Пробуя его кожу, пульсацию, а затем целую его дыхание. Поглаживаю его, нежно лаская, пока его длинные пальцы скручиваются и сгибаются вокруг моих бедер.

Власть. Контроль.

- Еще?

В поисках ответа я изучаю его лицо, смотрю, как он сражается с сомнениями и снова кивает.

Опускаю руку с его шеи, расстегнув молнию, а затем запускаю ладонь внутрь и вытаскиваю его. Он длинный, горячий, напряженный, и я поглаживаю, поглаживаю, скользнув ладошкой вниз, и он исторгает длинный протяжный стон.

- Приятно?

- Ты… о… ты сама знаешь, - затаив дыхание, отвечает он.

- У тебя большой, - замечаю я. – А я такая маленькая. Не думаю, что ты подойдешь мне.

Он хмурится.

- Перестань… дразнить меня.

- Дразнить тебя? – сжав руку, спрашиваю я.

- Я подойду, - задыхается он. – Безусловно, я подойду. Я заполню тебя…  - Он снова стонет, когда я еще сильнее сжимаю его. – Дерьмо.

- Ты заполнишь меня?

- Да…

- Ты меня трахнешь?

Он быстро кивает, резко дыша.

- Мы займемся этим, - шепчу я. – Я пришла сюда не для того, чтобы разглядывать потолок твоей спальни, пока ты будешь кончать.

С его губ срывается резкий смешок.

- Думаешь, я тебя не одолею?

Я улыбаюсь, и вокруг снова огонь.

+. +. +. +

С моим отцом разговаривает мужчина с бронзового цвета кожей, волосами и глазами угольного цвета, с широкими плечами и яркой улыбкой, обнажающей зубы. Он больше меня, больше этой комнаты, больше всей жизни.

- Изабелла, - лучезарно улыбаясь, зовет меня отец. – Подойди, познакомься с человеком, который будет представлять седьмой избирательный округ в конгресс штата Вашингтон.

Отец всегда представляет так своих клиентов, эта грандиозная пророческая торговля именами – одна из причин, по которой его называют Создателем королей. Все ради победы, - сказал бы он. А он часто побеждает.

Мужчина рядом с ним похож на очередную метку на поясе победы.

- Джейкоб, познакомьтесь с моей дочерью Изабеллой.

- С удовольствием, - смешливо говорит он, протягивая мне широкую ладонь и лучезарно улыбаясь.

Я пожимаю ему руку, мысленно задрожав. Его реалистичность, уверенность и здравый смысл притягивают меня, и я исторгаю тихое:

- Приятно с вами познакомиться.

- Изабелле осталось полгода в Дартмуте, - с гордостью говорит мой отец. – Чрезвычайно умна.

- Что изучаете? – с улыбкой спрашивает Блэк.

- Две специальности. Психология и исследования феминисток.

- Наша Белла в следующем году уезжает в юридическую школу, - светясь, хвалится отец. – Только что получили письмо о ее приеме в Университет Колумбии.

- Ваша альма матер, - замечает Блэк. – Уверен, мы еще увидим ваш успех, Изабелла.

Весь оставшийся вечер я наблюдаю за ним.

Он тактичный собеседник, акцентирует свои заявления случайными  мимолетными прикосновениями к каждому вокруг себя. Люди слушают его, говорят, приходят в восторг, а мой отец с еле сдержанным ликованием наблюдает за происходящим.

- Следующий Джон Кеннеди, - слышу, как он шепчет одному из мужчин, и кивок в ответ на его замечание полон восторга.

Кандидат в конгресс, Джейкоб Блэк, - искусный собеседник и рассказчик, а я одна из многих, кто прикована к месту, пока он говорит о политических проблемах, налогообложении, образовании, расходах и безработице. Он – реалист, дружащий с идеализмом; Свенгали на работе с людьми в своем окружении.

Его рука задевает мое плечо, когда он говорит о неэффективности политики, и металл его  обручального кольца льдом проходится по моей лихорадочной плоти.

+. +. +. +

Спальня Эдварда Каллена выглядит ровно так же, как я ожидала.

Паркет. Черно-белые андерграундные гравюры обнаженных и полуобнаженных фигур. Высокое зеркало. Кровать, достаточно большая, чтобы быть площадкой для его сексуальных игр.

Я оглядываюсь, вдыхая и выдыхая. В этой постели – воспоминания, фантомные образы тел других женщин, других несчастных игроков в программе его постельных завоеваний. Я собираюсь изгнать их всех.

Он подходит сзади, его руки – на моих бедрах, губы – на моей шее.

- Раздевайся, - издаю приказ я.

Он прекращает нападение на кожу моего плеча, уклоняясь теперь от каждого дюйма.

- Какая-то проблема?

- Да, - говорит он, припав к моей коже; тон его пропитан раздражением. – Как насчет чертова «пожалуйста»?

Я оборачиваюсь, смотря на него до тех пор, пока он не отводит взгляд.

- Я не очень-то люблю, когда мной руководят, - сообщает он.

- Правда?

Он кивает.

- Скажи это своему члену, - шепчу я, опустив руку и сжимая его растущую эрекцию, упиваясь его довольствующимся шипением. – Вот ему это, похоже, очень нравится.

Он с негодованием смотрит на меня, пока я не скольжу рукой вниз, снова погладив его. И, в ту же секунду увидев его легкое сомнение, понимаю, что одержала победу.

- Снимай гребаную одежду.

Он испепеляет меня взглядом. Колеблется. И повинуется.

+. +. +. +

Отец Бриер - приятный на внешность мужчина с тихим голосом и маленькими ручонками. Проводя меня в свой кабинет, он оставляет дверь открытой.

- В высшей школе бывает очень трудно, - задумчиво начинает он. – Твоя мать упомянула, что тебе, возможно, понадобится человек, с которым можно об этом поговорить.

- Моя мать считает меня сумасшедшей и не хочет, чтобы кто-нибудь заметил, как она отвозит меня на прием к психиатру.

Он издает смешок.

- Уверен, что твоя мать вовсе не считает тебя сумасшедшей.

Я пожимаю плечами.

- В частности твоя мать сообщила, что у тебя есть некоторые проблемы в отношениях с мальчиками.

- Не сомневаюсь, что она это сообщила.

- Скажи мне, Изабелла, твои одержимость и желание преследовать каких-то определенных мальчиков являются принуждением?

- Нет.

- Будь честной, дитя мое.

- Святой отец, я не посещаю литургию, потому что мой отец решил, что гораздо выгоднее в плане политики быть методистом. Кроме того, я не дитя и я не лгу.

Он вздыхает, смотрит на блокнот, лежащий у него на коленях.

- Кто такой Тайлер Кроули?

Я вздрагиваю, и он замечает это.

+. +. +. +

На полу мятая груда одежды, кричащая лейблами Армани и Брукс Бразерс.

На комоде отброшенные Ролекс.

В окне проглядывается слабый городской свет.

Передо мной стоит обнаженный мужчина, за исключением черных боксеров.

Я занимаю время, проводя вверх и вниз взглядом по его телу. Я ждала этого слишком долго, чтобы теперь упустить каждую малозначительную деталь. Высокое тело, бледная кожа, широкие плечи, сужающиеся в узкую талию и бедра с отлично развитой мускулатурой - это тело спортсмена. Он крепок, но не перекачан. Тонкие линии его торса показывают начало пресыщения: ранние утренние встречи уменьшают количество пробежек, долгие часы времяпровождения в офисе и его общественная жизнь предполагает большое количество алкоголя, ночных приемов пищи и ленивого секса. Ему придется как следует поработать над собой, если он хочет сохранить это заманчивое очертание мышц.

Он возбужден, но с каждой прошедшей минутой в глазах его виднеется сомнение. Он до сих пор считает, что имеет право принимать решения.

- Твоя очередь, - приподняв бровь, говорит он, многозначительно поглядывая на мое одетое тело. Я ухмыляюсь.

- Скоро. На кровать.

Он мгновенно садится, лицо его явственно дает понять, что он не желает повиноваться, но я-то вижу, как подскакивает его член, когда я говорю:

- Ложись, - инструктирую я.

- Что, собираешься связать меня?

- Свяжу, если не перестанешь болтать как нетерпеливый ребенок, - спокойно отвечаю я. – Ложись.

Он повинуется, шепотом бормоча что-то мятежное. Позднее он заплатит за свои слова.

Но вот, он уже лежит на спине, инертный и поддающийся. Он немного взволнован, и во мне разжигается радостный огонь.

Возьми его.

Возьми его.

Возьми его.

Я заползаю на кровать, пока не возвышаюсь над ним, стоя на четвереньках, и единственное, что касается его, - это мои волосы и кромка моего платья, что под силой тяжести тянется к его коже. Он смотрит на меня, взгляд его неистов, а рот изгибается в упрямую гримасу. «Увидь меня, - хочу прошептать я. – Ты видишь меня».

- Я вижу тебя, - шепчу я, и его губы раскрываются, чтобы сказать те слова, которые он еще не знает.

Мои руки бегло ползут по его рукам к запястьям, и я поднимаю их, пока они не оказываются у него за головой. Опускаюсь вниз, пока его член не оказывается напротив моего центра. Он издает стон.

Он мой.

Стоны, хныканье.

Он мой.

- Пожалуйста, - молит он, и я почти разочарована.

- Пожалуйста?

- Пожалуйста, перестань меня мучить, - поясняет он.

Я улыбаюсь.

- Мучить тебя? Как?

- Ты знаешь, как, - хриплым голосом отвечает он.

- Хм. Скажи.

- Я хочу тебя трахнуть, - отважно заявляет он.

- Знаю.

- Ты так любишь поддразнить.

- Я еще даже не начинала, - смеюсь я, смакуя расстройство в его голосе, у него на лице, и выписываю восьмерку бедрами.

- Детка, - стонет он, и это слово проходится по изнывающей ране, по нервам в моей груди.

Что-то внутри меня визжит, вопит от негодования.

Я бью его по губам, и он отскакивает.

- Какого хрена? – сердито ворчит он.

- Не называй меня так, - шиплю я, мои пальцы обводят его подбородок, пока он пытается отводить взгляд. – Смотри на меня. Не смей обращаться ко мне с тем прозвищем, которое давал другим шлюшкам, которых притаскивал сюда, чтобы быстренько с ними трахнуться.

Его дыхание с резким свистом проносится через мою ладонь, которой я уверенно обнимаю его лицо. Его взгляд внимательный, нуждающийся и несчастный.

- Белла, - наконец выдавливает он.

- Так-то лучше. Глупый мальчишка. Легче выдумать клички, чем запоминать имена. Держу пари, они не против, не так ли? Несколько неодушевленных ласковых обращений – и они умоляют разрешить им отсосать тебе. Я верно говорю?

Он не отвечает, но его потемневший взгляд говорит мне, что он не может придумать ответ.

- Так я права? – снова спрашиваю я и беру его за одну из рук, прекрасных рук, и веду ее вниз, вниз, вниз туда, где уже влажная. Я просовываю наши руки под мое нижнее белье, и он протяжно выдыхает, чувствуя меня:

- Блядь.

Его пальцы чувственно исследуют меня, легонько поглаживают, и я рвано вздыхаю.

- Твои женщины, Эдвард Каллен, слишком доступны, - шепчу я ему на ухо, прикусив за мочку. – Они счастливы от того, что ты уже дважды на них взглянул, а знаешь почему?

Он молчит, и я поднимаю голову, посмотрев на него. Его взгляд затуманен, безумен.

- Ты такая влажная, - выдыхает он.

Пальцами я обхватываю его запястье, отводя его руку в сторону.

- Открой рот, - командую я.

На сей раз он не колеблется.

Я подношу его руку к его губам, наблюдая за ним, наблюдая, как высовывается его язык, облизывая губы.

- Пробуй, - говорю я. – И наслаждайся, потому что я не даю этого просто так. Я отличаюсь от тех сучек, что цепляешь ты в барах.

Его рот открывается, и я вталкиваю его пальцы внутрь.

- Те женщины примут от тебя все, что угодно, потому что они не осознают своего места. Они не понимают, насколько они примитивны, насколько скучны.

Он стонет напротив моих пальцев, глаза его безумны, а бедра приподнимаются в надежде потереться об меня.

- Пожалуйста, - бормочет он вокруг моей руки, безуспешно приподнимаясь вверх.

- Я твоя опасность и твоя любовная утеха, - шиплю я. – И я заставлю тебя сражаться за это.

+. +. +. +

Аромат города нападает на меня, когда я выхожу из машины. Я не деревенщина, но в Нью-Йорке есть какая-то новизна в отличие от Лондона, Парижа или Вашингтона. Я чувствую себя свободной, плывущей по течению в пресыщенном море человечности и архитектурных строений, вырисовывающихся по обеим сторонам улицы.

«Разбитое сердце, - сказал мой отец, - но больше ранена гордость», пока я сную в самом сердце мира на коротком поводке.

- Мисс Свон, - с дружелюбной улыбкой приветствует меня швейцар. – Надеюсь, поездка прошла успешно.

- Да, спасибо.

- Меня зовут Билли. Мистер Карлайл дал очень строгие инструкции, чтобы удостовериться, что на время вашего пребывания вы ни в чем не будете нуждаться.

Я хмурюсь.

- Так вы еще и консьерж?

- Мисс Свон, я буду всем, кто вам понадобится, - подмигнув, говорит он. – Добро пожаловать в «Саранак».

+. +. +. +

Его руки закинуты наверх, когда я сбрасываю с его бедер боксеры.

- Ты готов, - невозмутимо замечаю я, смотря на его член, как он прижимается к его животу. Легкое движение запястьем – и его белье присоединяется к куче одежды на полу.

- Дразнишь, - бормочет он.

Я улыбаюсь, через голову снимая платье. И слышу, как он делает резкий вдох.

- Тебе нравятся чулки? – спрашиваю я. – Я могу их оставить.

- Да, - шепчет он.

Я вскарабкиваюсь на него, перекинув через его бедро ногу и внимательно осматривая его член, чуть нахмурившись.

- Ты слишком возбужден из той малости, что я сделала. – Рукой обхватываю его длину и снова поглаживаю, слыша его стон. – Мы едва начали.

- Господи…

- С таким размером он мне даже в рот не поместится.

- Белла…

- Надеюсь, ты кончишь не слишком быстро.

- Блядь, да ты издеваешься? – хрипит он, легкая ухмылка появляется на его губах. – Я вытрахаю из тебя все дерьмо.

Он кричит, когда я шлепаю ладошкой по его члену.

+. +. +. +

Когда я прихожу домой, в моей спальне горит свет, и я напрягаюсь.

Ледяным голосом моя мать окликает меня, и внутри все цепенеет от ужаса. Я замираю в дверях, грудь разрывает от гнева и страха.

- Что ты здесь делаешь? – вопрошаю я.

Она поднимается с пола возле моей кровати, лицо ее искажено от ярости.

- Что, черт возьми, это такое? – выплевывает она, держа в руке какой-то предмет, и я столбенею.

- Положи на место.

- Объяснись, юная особа, - холодно командует она. – Ты достаточно взрослая для этого. Ты и сама осведомлена об этом.

Я пожимаю плечами.

- Мой дневник не твоего ума дело.

- Моего, когда дело касается клиентов твоего отца, - сердито возражает она. – Почему ты пишешь о Джейкобе Блэке?

+. +. +. +

- Будешь кричать? – скептически спрашиваю я, проводя головкой его члена вверх и вниз по своему разрезу.

- Нет, - охает Эдвард. – Просто… ах, блин. Впусти меня.

- Скажи мое имя, - командую я. – Скажи мое имя и вежливо попроси.

- Белла, - лопочет он, взгляд его почти бешеный. – Белла, о боже, ну же…

Я слегка сжимаю крайнюю плоть, улыбаясь его мгновенному вскрику.

- Попроси меня, - повторяю я. – Вежливо.

Власть и контроль.

Без них он рыба, выброшенная на берег, судорожно делавшая вдохи.

- Белла, пожалуйста, трахни меня.

Я улыбаюсь, возвышаясь над ним, и начинаю опускаться, скрывая внезапную дрожь от этого движения. Прошло несколько месяцев, а он крупнее, чем я привыкла.

Я понимаю, что дискомфорт, который я ощущаю, не взаимен, и идея причинить ему боль отступает на задний план, когда я вижу, как отбрасывает он голову назад, приоткрыв рот и в восторге сжав веки, стеная мое имя как молитву.

- Белла, Белла, Белла, - стонет он. Я единственная фантазия, имеющая власть над ним. Сейчас он только мой, моя добыча, молитва и мой пленник, мой военный трофей, мой завоеванный город и мой обстрел по своим друзьям. Я опускаюсь еще ниже и внимательно смотрю, как он разваливается на части, задыхаясь и напевая мое имя и неоднократные ругательства.

- Как узко, - хрипит он. – Срань господня.

Я спускаюсь еще ниже, и вот он дома, дома, дома, а боль становится удовольствием, пока я изгибаюсь и сжимаюсь вокруг него.

- Белла.

- Эдвард, - с большим трудом выпаливаю я с триумфом и недовольством. – Ты должен знать… я лучшее, что у тебя было.

- Белла, - еле слышно повторяет он, и я принимаю это в качестве согласия.

Его руки с жадностью ложатся на мои бедра, и я отшвыриваю их прочь, снова закинув ему за голову, а он подчиняется. Он с жадностью смотрит на мою грудь, возвышающуюся над ним, облизывает губы и вздыхает, но замирает и не притрагивается.

А затем я начинаю двигаться, я трахаю его, с силой двигаясь вверх и вниз. Наблюдаю за ним, наблюдаю за тем, как он наблюдает за мной. Под нами малахит, слоновая кость и медь. Из его груди неизменно вырываются звуки: блядь, Белла, «да, вот так» и «да-а-а», стоны, крики, охи и снова стоны перемешиваются вместе в великолепной какофонии подчинения и отчаяния.

Я кладу руку ему на шею, но его руки по-прежнему лежат над головой против его воли, кулаки сжимаются, мышцы напрягаются, когда мои пальцы наслаждаются кожей его подбородка. Его глаза горят, горят, и теперь, как никогда, я вижу его,  вижу его, вижу его.

«Страсть, - думаю я. - Страсть, еще больше страсти, и, возможно, мы оба умрем во имя нее, но…»

 - Я сейчас кончу, - предупреждает он.

- Только когда я разрешу, - рычу я в ответ.

Он в тревоге качает головой.

- Нет. Это… блин… это слишком…

- Соберись, мать твою, - сердито говорю я. Мой оргазм быстро приближается, вот уже почти и почти – и мышцы начинают сужаться вокруг него. – Старайся.

- Слишком…  - повторяет он, но скрежещет зубами, с силой и отчаянно, а я продолжаю трахать его изо всех сил. Мы – пот, секс и стон. Я кричу от экстаза, выпаливая ему свое разрешение следовать за мной, и он, плененный и очарованный, воет, орет, как ликантроп под действием луны.

Я замираю, сидя на нем; мышцы сжимаются, когда он еще раз с тяжелым стоном содрогается внутри меня.

А затем остаются лишь вдохи.

Мгновения обращаются в минуты, а минуты текут так же медленно, как и опавшие листья по мерно бегущей речке.

Он распластан, мягкий во мне, руки раскинуты в стороны, а глаза закрыты, а сам он стонет, стонет, стонет. Я еще возвышаюсь, взгромоздившись на него, как стервятник над телом с лохматыми крыльями, обветренными, утомленными и усталыми. Он обнажен и прекрасен в истощении, исключителен.

Теперь я вижу его, как никогда раньше, и я загипнотизирована.

Огонь внутри еще не погас, и при этой мысли тлеющие угольки вспыхивают: он мой.

+. +. +. +

«У тебя разбитое сердце», - говорит мне отец, заверяя, что со временем и вдали оно излечится. Время и расстояние он обеспечит.

- Блэки сейчас очень сговорчивы, особенно в свете той… неосмотрительности, Изабелла, - сурово говорит он. – Помни об этом, когда будешь заводить себе новых друзей.

Я киваю.

- Я буду сдержана.

- Это хорошо. Но лучше оставайся невидимой. Тем более сейчас.

Я понимаю. Непрекращающиеся выборы и доброжелательность политиков – жизненная необходимость в работе моего отца. Влиятельным людям в лучших домах нравится, как выглядит семья Чарльза Свона.

«Безукоризненны, - сказали бы люди. – Чудесная семья».

- Изабелла, я могу предоставить тебе массу возможностей, - предупреждает он. – Не растрать их попусту.

Я снова благодарю его.

Мы стоим в тишине, пока не входит мать, чтобы сообщить нам, что прибыла машина.

+. +. +. +

- Ты куда? – спрашивает Эдвард.

Он еще обнажен, неприкрыт и бесстыден. Его усталый член вяло прижимается к бедру, его кожа покрыта прекрасным блеском от пота даже после легкой посткоитальной дремоты.

- Ты знаешь, куда, - отвечаю я, надевая туфли.

Он хмурится, и на лбу у него появляются морщинки.

- Тогда могу я спросить, почему ты уходишь?

- Потому что я не остаюсь там, где не хочу, а здесь я больше не желаю находиться.

Хмурь становится плохим настроением.

- Несколько грубо, тебе так не кажется?

- Почему? Потому что я ухожу, или потому что я уйду прежде, чем ты попросишь меня удалиться?

Я направляюсь к двери, оставляя его наедине со своими мыслями, густым запахом пота, который задержится в его комнате вплоть до наступления темноты.

- Белла, - зовет он, и я оборачиваюсь.

- Сегодня вечером я прекрасно провел время, - говорит он и ищет в моем лице какую-то слабинку, какую-то распущенность, что заставили бы меня заново раздеться и лечь к нему в кровать.

Но не находит.

- Конечно, - отвечаю я с невозмутимой улыбкой. – Доброй ночи.

Наверняка многие из вас шокированы))) Белла не приверженка БДСМ, можно спокойно выдохнуть))