Часть 4.

Думаю, нет нужды уточнять, что в среду у меня не было проблем с соблюдением правил. А вы как думали? После того, как день начался с того, что чей-то Мастер перекинул кое-кого через колено и отшлёпал, а затем этому кое-кому пришлось натянуть на свою воспалённую задницу обтягивающие кружевные трусики. Особенно, если это кружево царапает кожу при каждом движении. Вообще-то, такой урок трудно забыть.

Так же, как трудно забыть его умопомрачительный, страстный поцелуй перед уходом на работу.

– Я верю, что сегодня ты будешь хорошей девочкой, Изабелла, – сказал Эдвард после этого.

– Да, Мастер, – ответила я, всё ещё дрожа от его неистовых губ.

– Сегодня вечером я немного задержусь, – сказал он, – поэтому съешь лёгкий ужин без меня и будь в игровой в шесть.

– Да, Мастер, – сказала я, стараясь скрыть разочарование от того, что не поужинаю с ним, но, скорее всего, мне это ни черта не удалось.

Он поцеловал меня ещё раз – поцелуй был лёгким, но содержал в себе обещание бóльшего – и ушёл.

~ O ~

Игровая была пуста, когда я вошла туда без пяти шесть, обнажённая. Не было ни подушки, ни какого-либо иного указания на то, чтó он запланировал, или где он меня хотел. В соответствии с обычными правилами я встала на колени в позу ожидания на полу посреди комнаты, опустила глаза и стала дожидаться, когда он придёт и начнёт успокаивать мой ум, приводя его в состояние, необходимое для нашего вечера.

Не знаю, сколько времени прошло, но вот Мастер вошёл. Я услышала, что сначала он подошёл к шкафчикам, а затем приблизился и встал передо мной. Он был босиком и одет в свои обычные чёрные джинсы.

– Посмотри на меня, – сказал Эдвард.

Его глаза были тёмными и властными, и горели внутренним жаром, который я ощущала с того места, где стояла на коленях.

– Добрый вечер, Изабелла, – низким, завораживающим голосом произнёс он.

– Добрый вечер, Мастер, – откликнулась я. Моё дыхание уже было прерывистым, и между ног я ощущала растущий прилив болезненного желания.

– Сегодня я не получал от тебя никаких сообщений, – сказал он. – Полагаю, твоё наказание послужило напоминанием о моих ожиданиях?

– Да, Мастер.

– Возможно, нам следует и завтра, и в пятницу начинать день таким же способом? – спросил он.

Первой мыслью было заявить: «Вот уж нет», – но я умерила свой порыв.
– Не думаю, что напоминание будет необходимо, Мастер, – сказала я. – Но я соглашусь со всем, что Вы сочтёте нужным.

– M-м-м-м, – произнёс он, оставив меня гадать, как и чтó он в конечном счете решит. – Прими позу проверки.

Я быстро раздвинула ноги, выставила вперёд грудь и откинула назад голову. Я знала, чтó он увидит. Знала, что подготовила тело к тому, чтобы служить ему тем способом, какого он потребует.

И всё же он осмотрел меня тщательно и не торопясь. Тщательно и не торопясь. И это усилило мои чувства, помогло глубже погрузиться в необходимое состояние и придать мыслям нужное направление.

– Очень хорошо, Изабелла, – сказал он, наконец. – Можешь поцеловать мне ноги.

Я знала, что сам он по-прежнему не придаёт целованию ног особого значения, но я наслаждалась каждым разом, когда он позволял мне служить ему таким способом. Это всегда помогало мне лучше проникнуться своей ролью, вжиться в неё. Когда-то я постаралась объяснить ему всё это и знала, что одной из причин для приказов служить ему этим способом был тот смысл, который в этом находила я.

Когда я вновь приняла позу ожидания, он положил палец под мой подбородок и приподнял мне голову.

– Сегодня вечером я собираюсь использовать тебя жёстко, – произнёс он, и глаза его горели с той же поражавшей меня силой. – Надавить на тебя. Напомнить, кому ты принадлежишь.

Я ничего не сказала. Во-первых, этого от меня и не ожидалось, а во-вторых, что я могла сказать? В прежние времена из его слов я сделала бы вывод, что меня ждёт наказание; но сейчас я знала, что не совершила ничего, чтобы быть наказанной. Он говорил мне, что у него была запланирована для нас интенсивная ночь удовольствия.

Я почувствовала, как щекам становится жарко.

– Перейди к мягкому столу, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты встала там на четвереньки.

Так как он не велел мне ползти, я медленно встала и пошла; краем глаза я заметила, что в руках он держит тонкую красную верёвку. Верёвку, которой я раньше не видела. Моё сердце забилось быстрее, стоило лишь начать воображать, что он запланировал.

Как только я приняла нужное положение, он подошёл ко мне и положил верёвку сбоку от меня. Затем он сходил к шкафчикам и возвратился с кляпом в форме шарика и повязкой на глаза.

О, да, пожалуйста.

Он вставил мне в рот кляп и закрепил его, а затем, прежде чем надеть на глаза повязку, вложил мне в правую руку бубенчик.

– На случай, если тебе потребуется дать сигнал «стоп», – сказал он, сжав вокруг него мои пальцы.

В таких напоминаниях не было нужды, но я оценила то, что он постарался лишний раз дать мне почувствовать, что я в полной безопасности. Мне не часто одновременно и завязывали глаза, и затыкали рот, и всегда требовались несколько минут, чтобы я привыкла к сенсорной депривации (ПП: ограничение возможности использовать органы чувств).
Он это, разумеется, знал. Как только и кляп, и повязка были на месте, он провёл руками по моему телу, зная, что я, почувствовав его прикосновение, смогу легче войти в нужное психическое состояние.

– Всё в порядке? – спросил он, как только я стала устойчиво дышать тем способом, которому меня научили на занятиях йогой. – Кивни, если да.

Я кивнула, страстно желая вскочить и кинуться в его объятия, но понимая, что он хочет от меня послушания и неподвижности.

– Рядом с тобой я положил новые верёвки для игры, – деловито, без эмоций произнёс он. – Мне потребовались такие, у которых небольшой диаметр.

Я понятия не имела, для чего он мне это говорил, меня не особо волновало, чем одна верёвка может быть лучше или хуже другой.

– Знаешь, зачем они мне, Изабелла? – спросил он, хотя мне было не очень понятно, какой смысл задавать мне вопросы. Не похоже чтобы я могла поддержать беседу. С кляпом-то во рту.

Что-то защекотало в ложбинке между грудей, и я подавила не то хихиканье, не то стон.

– Дай мне услышать тебя, – сказал он, проводя чем-то (по-видимому, той самой верёвкой) по одной, а затем по второй моей груди. – Я люблю звуки, которые ты издаёшь, когда у тебя для моего удовольствия заткнут рот.

Кончиком верёвки он обвёл вокруг одного из моих сосков, и из меня вырвался приглушённый гортанный стон.

– Причина, по которой мне нужна была верёвка потоньше, – сказал он, возвращаясь к своему вопросу, – в том, что такая верёвка гораздо лучше подходит для игры с грудью.

Мой ум пустился вскачь, воображая, что это могло означать. Он назвал это игрой, так что я решила, что он подразумевает исключительно удовольствие.

– Покажи мне, как сильно ты этого хочешь, – сказал он, продолжая водить верёвкой то по одной, то по другой груди.

Я изо всех сил потянулась к нему грудью, как можно больше выставив верхнюю часть тела и отбросив назад голову, чтобы у него был наилучший доступ.

– Очень хорошо, Изабелла, – сказал он, – ты очень хорошо предлагаешь мне себя.

Он, должно быть, отложил верёвку, потому что сейчас он взял мою правую грудь в обе свои ладони как в чашу. Он начал медленно её массировать, разминая, поглаживая, лаская и постепенно становясь грубее. Он велел мне издавать звуки, поэтому, когда он лизнул вершину моего соска, я застонала и ещё сильнее вытолкнула грудь вперёд. Он всосал меня в рот и прикусил.

Затем он оставил меня, и я почувствовала прохладный воздух вокруг моей влажной груди, но ещё прежде чем я начала замерзать, его руки вернулись. На сей раз он коснулся нижней части моей правой груди и обернул вокруг неё верёвку.

Закончив с правой грудью, он принялся за левую, делая с ней всё то же самое. Наконец, обе груди были связаны. Верёвки были завязаны туго, но не слишком. Раньше ему уже доводилось связывать мне грудь, но никогда ещё он не делал этого таким способом. На этот раз ощущение было почти такое, словно на мне одет сплетённый из верёвки бюстгальтер. Только с выставленными напоказ сосками.

Я ничего не могла видеть и была лишена способности произносить слова, поэтому сосредоточилась на других ощущениях – прикосновениях и звуках. Я сконцентрировала внимание на его руках, которые, дразня и искушая, продолжали касаться моей плоти даже после того, как он меня связал. Я слышала лишь собственное сердцебиение, а если прислушивалась достаточно тщательно, то, возможно, и его дыхание.

Он сжал сосок и, прежде чем я успела совладать со своим дыханием, надел на него зажим. Я невнятно заворчала, когда вызванное зажимом ощущение – щипок – напрямую отозвалось у меня между ног.

– Спокойно, – сказал он, и его рука, пройдясь по моему животу, нежно погладила меня там – там, где я мучительно жаждала его.

То же самое он проделал и со вторым соском. Закончив это, Эдвард отстранился, и я вообразила себе, как сейчас выгляжу. Обе груди связаны и с зажимами. Однако чего-то не хватало. Обычно я носила зажимы, соединённые цепочкой, но в этот раз я её не чувствовала. Не было привычных ощущений – ни веса цепочки, ни сопутствующего ему натяжения плоти.

Он слегка тронул зажим, и я застонала.

– Какая нехорошая девочка, – сказал он. – Связанная и с кляпом во рту, – он тронул второй зажим, – Посмотри на себя. До чего же трудно удержаться и не вынуть этот кляп, чтобы трахнуть тебя в рот.

Ох-х. Да, пожалуйста.

– Но тогда я не смогу услышать, как ты стонешь в кляп, пока я делаю вот это...
Что-то мягкое и пушистое прошлось вдоль ложбинки между моих связанных грудей.

Флоггер из кроличьего меха.

Он собирался...

Мех пощекотал основание груди, и я не сдержала стона. Я с трудом заставила себя сохранить неподвижность.

– ...и вот это, – сказал он, и я услышала слабый гул.

Вибратор.

Он провёл вибратором вниз по моему животу до самого клитора.

– Дай мне услышать тебя, или я остановлюсь, – сказал он.

Проклятая штука, гудящая непосредственно у моего тела, вызвала ощущения, подобные электрическим разрядам, и я закричала так громко, как только позволил кляп. Непосредственно перед тем, как ощущения готовы были затопить меня – а ведь он мне, в конце-то концов, не давал разрешения кончить – вибратор исчез, и я задышала легче.

Но лишь на одну минуту. Через несколько мгновений кроличий мех вернулся и начал выписывать восьмерки на поверхности моей кожи.

– Я собираюсь устроить порку для твоей груди, – сказал он. – Она виновата и заслужила это. Я целый день только о ней и думал.

Я почувствовала секундную панику и чуть не уронила бубенчик, прежде чем поняла, что он не имел в виду ничего тяжелее меха кролика. Я ещё сильнее выставила грудь, предлагая ему себя.

– Хорошая девочка, – сказал он, и первый удар мягко коснулся её.

Мех слегка огладил то небольшое пространство моей груди, которое оставалось не закрытым верёвкой и зажимами, и заставил зажимы поколебаться, а тупую боль постепенно разлиться от сосков внутрь груди. Ещё некоторое время он продолжал наносить удары по моей груди, а я «дышала через боль» – делала йога-дыхание, проникаясь ощущением того, как боль превращается в изысканный вид удовольствия.

Мягкий мех так и продолжал прикасаться ко мне, когда я вновь услышала гудение вибратора, который неторопливо прошёлся по моим раздвинутым в стороны ногам, покружил вокруг жаждущего ласки клитора и один раз погрузился в меня, а затем умолк.

Видимо, в какой-то момент он успел взять более тяжёлый флоггер, потому что сразу же после того, как исчез вибратор, я ощутила удары на наружной поверхности бёдер. Почувствовав, как концы флоггера хлестнули теперь уже по внутренней поверхности бёдер, я закричала в кляп.

Глубже и глубже я погружалась внутрь себя, проникала в то заветное место – место, куда один только он мог меня привести – туда, где боль и удовольствие объединялись, а я была свободна и жива, но также и поглощена одновременно.

Я оставила попытки различить, что и когда я чувствую: мягкий мех на груди, тупая боль от зажимов, звук тяжёлых ударов флоггера по бёдрам и кружащее голову жужжание вибратора, все они слились во что-то одно, подводя меня ближе, ближе, ближе...

– Ещё нет, – сказал он.

Я изо всех сил пыталась сдержать свой оргазм, омываемая множеством ощущений и хотящая большего. Но я сконцентрировала внимание на звуке его голоса и постаралась игнорировать мольбы своего тела хотя бы раз сдаться, уступить желанию и кончить без разрешения.

Намеренно небрежными и резкими движениями его руки развязали верёвки вокруг моей груди. Для меня это было именно то, что нужно, в эту минуту я не хотела мягкости или нежности. Я хотела от него жесткого и грубого обращения, и именно это Мастер мне и давал.

Путы спали, и я застонала, когда его пальцы принялись разминать мою плоть, возвращая в чувствительные места кровообращение. Он постепенно двигался от оснований грудей к их вершинам, всё ближе и ближе к зажимам, и едва я сделала выдох, как он сказал мне: «Глубоко вдохни», – и разжал первый зажим.

Он всосал мой сосок в рот и разжал второй зажим. Я снова простонала в кляп.

Однако если я думала, что это всё, то я ошибалась. Я снова почувствовала, как мех кролика стегает по моей чувствительной груди, и вновь спустя какое-то время он взял более тяжёлый флоггер и, проведя кожаными хвостами по моим бёдрам, со смачным звуком опустил их на мою кожу.

Иногда кожа флоггера только ласкала мою плоть, иногда хлестала прямо между ног, именно там, где необходимость в этом ощущалась сильнее всего. Раз за разом опускались концы флоггеров, то одного, то второго. Мягкий мех. Грубая кожа. Я снова приближалась к заветному месту и танцевала на самом краю своего оргазма.

Я не помнила, чтобы он прерывался достаточно надолго для того, чтобы успеть расстегнуть джинсы, но, должно быть, в какой-то момент это произошло, потому что – слишком скоро – мех и кожа остановили свою работу. Он встал позади меня, и я ощутила его, горячего и твердого, у себя между ног. Грубая джинсовая ткань прижалась к вершинам моих бёдер, и я застонала, поняв, что он не снял свои джинсы.

– Чёрт, – ругнулся Эдвард, – Что ты со мной делаешь!
Его руки толкнули мои ноги в стороны, разводя их ещё шире.
– Когда будешь готова, – сказал он и вошёл в меня жёстко, быстро и глубоко.
Я застонала в кляп, отчаянно пытаясь удержаться за свои телесные ощущения. Ещё не готовая уступить и дать оргазму накрыть меня.

Он двинулся во мне, одновременно поглаживая мою грудь, и я потерялась в ощущениях. Моя спина выгнулась, и я застонала, когда оргазм потоком понёсся сквозь меня. Ещё несколько толчков, и я почувствовала его разрядку, когда он кончил глубоко во мне.

Спустя несколько секунд его нежные руки медленно вынули кляп. Я несколько раз подвигала челюстью, чтобы восстановить кровообращение в ней. Получилось. Мой подбородок увлажнился, что-то потекло по нему, и я поняла, что в какой-то из моментов, должно быть, истекала слюной.

Тем не менее, никакого смущения я не испытывала; его голос шептал мне на ухо, как хорошо я справилась, как он гордится мной, как я красива и как сильно он меня любит. Я чуть лужей по столу не растеклась и в него не впиталась, позволяя его словам и прикосновениям успокаивать меня и смакуя ощущение его губ на моей коже.

~ O ~

Часть 5.

В четверг, в пять тридцать утра, я проснулась от звонка будильника. Я бездумно протянула руку, бессознательно стремясь коснуться Эдварда, и была поражена, нащупав лишь край кровати и больше ничего. Несколько секунд мой ум метался, пытаясь сообразить, где я нахожусь. Потом я вспомнила: в спальне покорной. Сегодня четверг. Мы играем всю неделю. Я должна навести чистоту и порядок в игровой.

Я со стоном выбралась из постели.

Уборка игровой была моей обязанностью, но обычно Эдвард давал мне выбор, сделать это вечером перед сном или на следующее утро перед завтраком. Как правило, я прибирала там утром, просто потому что обычно после игр чувствовала себя слишком уставшей, чтобы сделать уборку как следует. Разумнее было проснуться чуть пораньше и сделать свою работу хорошо. Вдобавок, прибираясь утром, я могла вспоминать то, что он делал со мной вчера, и заново пережить эти моменты.

В то утро, после уборки, я поспешила спуститься вниз, чтобы приготовить завтрак. Тело ещё побаливало после прошлой ночи, но я хотела приготовить ему свои фирменные французские тосты.

У основания лестницы меня приветствовал Джейк, и я потрепала его по голове. Только после этого я обратила внимание на долетавшие из кухни запахи.

Завтрак.

Я мельком взглянул на свои часы, чтобы убедиться, что не выбилась из графика. Нет, у меня ещё было полно времени, чтобы приготовить что-нибудь на скорую руку. Должно быть, сегодня утром он решил отойти от обычного распорядка.

– Доброе утро, Изабелла, – сказал Эдвард, когда я вошла в кухню.

Он сидел за столом, пил кофе и выглядел слишком, ну вот просто слишком, хорошо для столь раннего часа.

– Доброе утро, Мастер, – сказала я, даже не потрудившись скрыть улыбку, которая расплылась у меня по лицу.

Он жестом предложил мне то, что стояло перед ним: бекон, яйца, фрукты. И его собственное фирменное блюдо – черничные кексы.
– Я приготовил тебе завтрак.

– Вы слишком добры ко мне, сэр, – сказала я, позволяя себе чуть менее официальный разговор, так как он сидел за столом.

– Ни в коем случае, – сказал он, и его глаза потемнели от желания.

Я сглотнула и села, ощущая, как его глаза неотрывно следят за мной.

– Сегодня четверг, – напомнил Эдвард. – И после работы у тебя встреча в группе сабмиссивов.

Я продолжала раз в месяц встречаться с другими сабмиссивами нашего сообщества. Но поскольку это совпало по времени с нашей недельной игрой в...

– Я не знала точно, можно ли мне будет пойти, – призналась я.

– Я был бы очень расстроен, если бы ты не пошла туда только из-за того, что всю неделю носишь мой ошейник, – сказал он. – У меня нет никаких возражений против того, чтобы сегодня вечером ты туда пошла, но выбор за тобой.

– Я думаю, сегодня будет выступать Саша, – сказала я.

Это заставило его поднять бровь.

– Что ж, я уверен, это будет довольно поучительно, – сказал Мастер после паузы.

– Если вы думаете, что это неудобно...

Он покачал головой.
– Саша – моё прошлое, причём лишь очень малая его часть. Я знал, что она член группы, когда Лиам пригласил тебя посещать её. Мне вполне удобно.

– Если вы уверены в этом, – сказала я. Саша появлялась не на каждой встрече, но я не могла не признать, что слушать её было весьма интересно.

– Уверен, – сказал Эдвард. – И тебе тоже не следует ощущать неудобства.

– Я и не ощущаю, – сказала я и добавила, заметив, что он приподнял бровь, – почти.

– Ешь свой завтрак, любовь моя, – велел он. – А затем поцелуй меня на прощанье.

~ O ~

– Белла Кá! – воскликнул Лиам, стоявший у входных дверей. В тот вечер встреча проходила в доме одного из сабмиссивов, и Лиам был понижен в звании до швейцара. Я рассмеялась над прозвищем, которое он мне дал; он попросил у меня разрешения называть меня так вскоре после того, как я вышла замуж за Эдварда.

Эдвард и я были единственными молодожёнами в нашей группе. Лиам говорил мне, что они с Сиобан собираются съехаться. Он её, несомненно, любил, но был не совсем готов к жизни вместе. Мы с Лиамом несколько раз обсуждали мой опыт совместного проживания с Эдвардом.

– Милый ошейник, – сказал он, когда я проходила мимо него, чтобы войти в дом.

– Спасибо. – Я провела пальцами по коже, к которой уже привыкла, – Мастер и я играем всю неделю. На время игры он дал мне новый ошейник.

– Правда? – спросил он. – Ну, и как оно?

Я вспомнила, как сегодня утром подсознательно искала рядом с собой Эдварда. Как нелегко мне было заставлять себя не произносить его имя. Как я скучала по такой простой вещи, как вечернее ничегонеделание у бассейна, не говоря уже о бесчисленном количестве мелочей. Незаметно подойти к нему и, застав врасплох, обнять. Украсть поцелуй. Как я скучала иногда по тому, чтобы просто побыть, в общем-то, самой собою.

– Это требует гораздо бóльшего, чем я предполагала, – призналась я и позволила себе глубже вникнуть в то, что только что откровенно высказала. Я начала понимать, что длительная непрерывная игра, вероятно, и для меня тоже является жёстким пределом.

– Если ты хочешь поговорить... – сказал он, оставив предложение незаконченным.

– Спасибо, – сказала я. – Наверняка захочу, но сначала я хочу обсудить это с Мастером.

Использовать слово «Мастер» было как-то легче, когда вокруг были друзья, осведомлённые обо всём.

– Мастер? – спросил он, делая шаг в сторону, чтобы впустить Сашу. – Никакого Эдварда?

Я потёрла свою задницу.
– Не на этой неделе. Если, конечно, я не хочу повторения вечера вторника.

Он понимающе усмехнулся.
– Ну да, ну да, – сказал он. – Одни уроки выучить легче, другие сложнее.

– В субботу он использовал трость, – сказала я, зная, что Лиаму это будет интересно.
После его сообщения о тростях я задавала ему несколько вопросов.

– Я знал, что в конце концов ты попросишь его об этом, – сказал он, приветственно кивая ещё кому-то из прибывавшим гостей. – Как впечатления?

Я вспомнил о резкой боли, о сменявшей её глубокой пульсации, о чувстве свободы и о руках Эдварда после.

– Потрясающе.

Лиам улыбнулся и прислонился к дверной раме.
– Так я и думал. Мистер Каллен знает, что делает.

– А тó!

Он покачал головой.
– А если он когда-нибудь использует их для наказания?

– Даже представить себе не могу.

– Вот то-то и оно.

Я согласилась с ним и спросила:
– Чем будем заниматься сегодня до рассказа Саши?

Он закатил глаза, и мы пошли в гостиную.
– Мэри покажет, как изготавливать самодельные праздничные открытки.

– Фу-у, – сказала я. – Я в этом полный ноль.

– Я тоже, – сказал он. – Я даже и не посылаю никогда эту фигню никому.

К счастью, мы не потратили на изготовление открыток много времени, и очень скоро перед нами стояла Саша, руководя групповым обсуждением роли унижения в играх БДСМ.

Расставшись с Джеймсом несколько месяцев назад, Саша была сейчас без Доминанта. Кто-то говорил, что расставание было дружеским. Сама Саша помалкивала.

Несмотря на декабрь, на ней была футболка с коротким рукавом, не скрывавшая татуировку. Сразу вы бы и не поняли, что там набито. Мне потребовалось несколько недель, чтобы разобрать надпись. Помню, я чуть не подавилась, когда наконец различила слово «РАБЫНЯ», кольцом охватывавшее её руку между локтем и плечом. Мне было трудно вообразить, каково это – иметь на себе настолько явный и постоянный знак, сообщающий о твоих сексуальных предпочтениях. Знаю, что сама никогда бы не решилась.

Ещё одной заметной деталью внешности Саши была мочка левого уха. Сейчас она не носила серёжек, но, судя по всему, когда-то раньше они у неё были. В мочке было не отверстие, а большой разрез, словно оттуда когда-то сорвали серёжку.

О прошлом Саши всегда шептались, но она никогда не комментировала эти слухи.

– И если ты не дура, – сказал мне однажды Лиам, – то не станешь её об этом спрашивать.

Я не хотела думать об этом слишком много.

Однако при встречах с Сашей эти мысли всегда маячили где-то в дальнем уголке моего сознания. Что впечатляло меня в ней больше всего, так это то, что она почти наверняка побывала в травмирующей ситуации, но и после этого осталась частью сообщества. Что она не позволила одному неудачному опыту лишить её того, в чём она ощущала потребность.

В её рассуждениях об унижении было много нового и интересного, и я слушала её с повышенным вниманием, как, наверное, и большинство присутствовавших. Разумеется, я понимала, что почти во всех БДСМ-играх содержатся небольшие элементы унижения. Наверное, даже в простом использовании кляпа или повязки на глаза. Однако я не думала, что когда-нибудь получу удовольствие от чего-либо бóльшего.

Мне нравилось, что Эдвард называл меня Изабелла или любовь моя. Даже те крайне редкие моменты игры, когда он называл меня малышкой, помогали и удовлетворяли мои собственные потребности. Но я бы ни за что не хотела, чтобы он называл меня теми словами, которые нравились Саше.

Всё-таки у каждого свои жёсткие пределы.

Поскольку раньше я видела Сашу вместе с Джеймсом, то имела некоторое представление о том, что ей требовалось. Я, например, не могла представить себя желающей, чтобы Эдвард повёл меня куда-то голую и на поводке, но знала, что наслаждалась тем, как он подчинял меня на публике другими способами. В конце концов, он занимался со мной сексом в общественных местах, и по его требованию я участвовала в публичных ролевых играх почти без одежды.

Однако это было весьма далеко от Саши и её определения того, что есть унижение.

Но, как и с любой другой темой, выслушав других людей и поучаствовав в обсуждении сама, я стала лучше в этом разбираться. И я уважала её за понимание собственных потребностей и способность достаточно свободно обсуждать их и искать удовлетворения.

После того, как официальная часть закончилась, я ждала, когда Саша освободится, желая с ней поговорить. До сегодняшнего дня мы особо не разговаривали, за исключением обмена редкими «Привет!» и «Как дела?». Поэтому её, казалось, застало врасплох то, что я, дождавшись, когда она закончит предыдущий разговор, коснулась её плеча.

– Белла, – сказала она. – Я тебя не заметила. Ну как тебе сегодняшний вечер?

– Хорошо, – проговорила я. – Просто хотела сказать, что получила от твоего сообщения большое удовольствие.

– Правда? – Она указала на диван, и мы сели. – Я не знала, как ты ко всему этому отнесёшься, но, признаться, мне это действительно было любопытно.

В жизни бы не подумала, и не могла вообразить для этого ни одной причины, будто ей и в самом деле может быть интересно, чтó я думаю по поводу её сегодняшнего выступления.

– Потому что мой Мастер не практикует сильные унижения? – наконец спросила я.

– Ну и это, – сказала она. – И ты же знаешь, почему...

Нет, по правде говоря, я не знала. Но она смотрела на меня так, будто это было очевидно.

– Извини, – сказала я. – Я чувствую, что чего-то сейчас не понимаю.

Она просто улыбнулась.
– Ведь как-то раз твой Мастер и я играли.

Мне захотелось задать ей один конкретный вопрос, и параллельно у меня мелькнула мысль: поразительно, как это я раньше никогда об этом не задумывалась.

– А почему ты подала то заявление Дженксу? – спросила я.

Теперь я не видела в этом никакого смысла. Судя по тому, чем она делилась с нами сегодня вечером, у неё всегда была потребность в сильном унижении. Она и тогда отлично знала, что Эдвард не может удовлетворить эту потребность.

Услышав мой вопрос, она чуть заметно кивнула.
– Я всё ждала, когда же ты наконец спросишь.

Ну, и?, – хотелось мне спросить, но я промолчала.

Она пожала плечами.
– Тогда я лишь недавно переехала в этот район и была поражена, что здесь в сообществе есть люди вроде мистера Каллена. И так как он искал кого-то, чтобы убрать послевкусие неудачной ванили с той, как там её звали... – она кивнула на мою левую руку. – Хотя, принимая во внимание это, ванильные отношения для него, похоже, больше не проблема.

Я и не подозревала, что ей известны какие-то подробности его отношений с Таней.

– Но ты же знала, что ему и тебе нравятся совсем разные вещи, – сказал я, решив сосредоточить внимание на том, что действительно интересовало меня.

– И тем не менее, – сказала она. – Мы ведь говорим об Эдварде Каллене.

Его деньги, решила я. Она хотела быть его покорной, потому что думала, что сможет извлечь из этого выгоду в финансовом отношении. Хотя какая там выгода. Если не считать пафосных тусовок, частного самолёта, билетов в ложу на матчи Суперкубка и того факта, что однажды он пытался купить мне автомобиль.

– Ясно, – сказала я и поняла, что она догадалась, о чём я подумала.

– Дело не только в его деньгах, – сразу же сказала она. – Хотя, скажем уж прямо, деньги ещё никому не мешали. Но это скорее касалось того влияния, которое я могла бы иметь.

Я моргнула.
– Что?

– Как покорная Эдварда Каллена.

Я прижала к груди руку.
– Я-то уж точно не имею никакого влияния, хотя я – его покорная и его жена.

– С тобой считаются больше, чем ты осознаёшь, Белла, – сказала она. – А со временем и с опытом это станет ещё более очевидным.

Я с сомнением покачала головой.

– Я знаю, о чём говорю, – сказала она. – Хотя, возможно, сейчас ты со мной и не согласна.

Считаются? Со мной? Я не могла в это поверить.

Я коротко рассмеялась.
– Что ж, поживём-увидим.

– Но во время наших пробных выходных, – продолжила она, – и мне, и Эдварду тоже стало совершенно ясно, что у нас ничего не получится, – она перевела взгляд на стену позади меня. Рассмеялась над чем-то. – Такая вот невезуха. Просто ужасная невезуха.

Я подняла бровь.
– Полагаю, это зависит от того, с чьей точки зрения посмотреть.

– Да, – сказала она. На мгновенье её взгляд переместился к моей левой руке, а затем она снова посмотрела мне в глаза. – Полагаю, так и есть.

~ O ~

Когда я наконец добралась домой, переполненная всем, что услышала и узнала, был поздний вечер. Я проскользнула внутрь и остановилась у столика в прихожей, чтобы выложить ключи. В полутьме я прислушалась: не услышу ли Эдварда? Я ещё не решила, хочу ли немедленно поделиться с ним всем, что узнала сегодня – и на групповой встрече, и в разговоре один на один с Сашей – или же предпочту подождать до тех пор, когда будет снят ошейник.

Я направлялась в кухню, когда услышала негромкий голос, доносящийся из кабинета Эдварда. Я постаралась ступать тише, чтобы не помешать ему, если это деловой разговор.

Когда я приблизилась к кабинету, его речь стала слышна отчётливее.

– Не знаю, Питер, – сказал он; голос прозвучал мрачно и печально.

Питер?

И почему в голосе Эдварда столько грусти? С Питером что-то случилось? Или с Шарлоттой?

Я невольно замедлила шаг, остановилась и прислушалась. Он продолжил:

– Дело в том, что я скучаю по своей жене.

Перевод - leverina 

Редактор - Мэлиан 

Дорогие читатели, ждем вас на Форуме.