Глава 52. Fated Failure Fortune Cookies / Неизбежно Провальное Судьбоносное Печенье
ЭДВАРД
Октябрь был полон заданий и чертовски раздражительных одобрений. "Белла вошла в шкаф!" Как следствие, Элис и Эсми с широкими улыбками лебезили перед достижениями Беллы и сдвинули все мое дерьмо в шкафу в сторону, чтобы освободить место для нее. Эсми даже не волновало, что мы теперь называли шкаф, как и всю комнату, нашими. Она была слишком счастлива видеть ее прогресс, чтобы серьезно париться на эту тему. С Карлайлом - другая история.
"Счастлив" - это преуменьшение, если описывать реакцию Папочки К. на наше решение – или, в особенности, мое решение изучать медицину. Поначалу он растерялся и отнесся к этому скептически, с сомнением и оценивающе глядя на меня из-подо лба поверх очков. Но потом, когда понял, что я, на самом деле, ни хрена не шутил, у него отняло дар речи - минут на пять - и после этого я уже не мог заставить засранца заткнуть его проклятый рот.
Очевидно, что, ступая на путь медицины в любом из ее проявлений, я шел по стопам мужской линии рода Калленов. Его глаза горели, когда он вспоминал о днях, проведенных в медицинском колледже: как поздно засиживался по вечерам, усердно работал; преподавателей, которые формировали его мнение и взгляды; тесты, эссе,.. пьяные ночи, которые он проводил, притворяясь, будто уже доктор, чтобы с кем-нибудь перепихнуться.
Я радовался.
А это далеко не то слово, которое можно часто от меня услышать, потому что оно охренительно розовое и пушистое.
Потом он посерьезнел и предупредил, чтобы я не слишком сильно надеялся, учитывая то, что моя биография выглядела не особо многообещающей в контексте колледжа.
Я надрывал задницу.
Белла надрывала свою.
Мы на пару бесстыдно рассылали по колледжам самые унылые, лажовые и жалкие во всем мире запросы.
Вероятно, я должен был бы чувствовать вину за то, что пользовался своим чрезвычайно личным и травматичным прошлым, чтобы меня приняли, но я отказывался от этого чувства. Самое время, чтобы из этого дерьма вышло что-нибудь охренительно хорошее.
День Благодарения совсем не был похож на прошлогодний. Белла устроила офигенно большой и восхитительный банкет, и она позволила Эсми и Элис помочь ей, хотя мне не единожды пришлось услышать, как она ворчит из-за всякого нелепого дерьма. Очевидно, нарезать овощи нужно каким-то определенным образом, и требовалось держать себя в руках и не злиться, когда Элис попробовала воспользоваться миксером, чтобы сделать картофельное пюре. Она была такой охренительно милой, когда морщила свой носик за их спинами и хлопотала вокруг них, проклиная большие комки и "липкую" структуру.
Розали и Эм приехали домой на каникулы, и это было так, черт возьми, неудобно, что я чуть не наплел всякую хрень про плотоядные бактерии. Розали ненавидела мой долбанный характер. Она открыто призналась в этом в присутствии целой комнаты людей. Но, хотя Роуз и могла показаться озлобленной и грубой сучкой любому стороннему наблюдателю, нашему небольшому кругу было виднее. Розали однажды побывала на месте Беллы и каким-то образом смогла эмоционально проникнуться результатом моих лажовых решений. Поэтому я просто не обращал внимания на это дерьмо и надеялся, что она увидит, насколько все стало лучше.
Перед их с Эмметом отъездом, Розали оглянулась на меня, прислонившегося к дверному косяку, и послала мне взгляд, который ясно говорил: "Отлично, мудак. Но если ты еще раз облажаешься, твои яйца - мои".
Я подмигнул ей и ухмыльнулся, закрывая за ними дверь.
Рождество прошло... интересно. Я никогда не был хорош во всей этой праздничной херне, и у меня было такое чувство, что меня толкали во что-то, к чему я явно не был готов. Я умолял Беллу помочь мне найти подарки для всех в доме. И под "умолял" я подразумеваю то, что загнал ее в угол в душе, подвел к краю и, когда она кричала мое имя, обменял оргазмы на подсказки для подарков.
На Новый год снова было шумно, и внизу у реки пускали фейерверки. Наверное, это было еще лучшее шоу, чем в прошлом году. Никто даже не заметил, как мы с Беллой прокрались в беседку, чтобы позажиматься до, во время и намного после обратного отсчета.
Когда пришел февраль, Белла начала одержимо проверять почтовый ящик на предмет новостей из колледжа. Я продолжал пытаться убеждать ее в том, что существует большая вероятность, что они просто взглянули на наше дерьмо и отмахнулись, смеясь до усрачки. Мне не хотелось, чтобы она оказалась разочарована - должно же мое дерьмовое невезение напомнить о своем существовании.
Белла продолжала ставить перед собой новые цели и достигать их. Первой было нахождение в школе весь день с опущенным капюшоном. Второе - пересесть на два ряда ближе на занятиях по математике, потому что на своем предыдущем месте из-за моим-волосам-нужно-свое-отдельное-долбанное-место-Стенли она не видела доску. Она села рядом с Чейни. И когда мы встретились за ланчем в тот день, у нее было такое серьезное лицо. Когда я спросил, что случилось, она ответила: "Этот кретин постоянно просит у меня ручку".
Наше ожидание незаметно превратилось в застой, тогда как маленькие ножки каждый день несли ее к почтовому ящику. Она пыталась казаться беспечной, обыденно болтая, но я очень внимательно наблюдал за ней. Она открывала его, даже не глядя, уставившись мне в глаза, продолжала уверять, что она вовсе не охренительно сосредоточена на содержании этой пустой коробки из алюминия.
В третью неделю февраля она стояла у ящика и открывала его, пока ее рот что-то говорил. Затем она опустила взгляд вниз, и внезапно поток ее слов прекратился, а в руке появилось два конверта.
Ее глаза распахнулись так офигительно широко, что я подумал, что они могут вывалиться.
За этим последовала наша нет-ты-открываешь-свой-первым-борьба посреди двора. Это было бы забавно, если бы я не был таким же упрямым, как она.
Но нет, не таким же.
С другой стороны, когда я махнул извещением о принятии в колледж перед ее лицом, оно полностью стоило всей этой херни. В конце концов, если они приняли такого ушлепка, как я, у моей девочки дело было в кармане. Ясное дело, они тоже приняли ее в колледж, и Белла визжала так громко, что, мне кажется, мои барабанные перепонки будут восстанавливаться еще долго даже после его долбанного окончания.
Но... да.
Той ночью я получил минет.
Хорошие были времена.
Двадцать восьмое февраля.
Важный день.
Грандиозный, мать его, день.
Я бы соврал, если бы сказал, что не отметил его в школьном ежедневнике. Маленькая черная цифра "двадцать восемь" была обведена в тоненький красный кружочек. Я прятал его от Беллы. потому что чувствовал себя как гребаный извращенец, но если быть до конца честным, то я отсчитывал дни.
В нем была еще одна отметка - гораздо жирнее - неделей позже.
Даже раньше, чем за месяц мы понимали, что эта дата настанет, знали, что она на всех парах несется к нам, но просто игнорировали к черту, как если бы оба не думали о ней, каждую ночь ложась спать. Она вырисовывалась над нашими головами как черное облако, день за днем преследовавшее нас как смертный приговор. Бля, я ненавидел выражаться театрально, но ничего не мог с собой поделать.
Одну ночь в неделю, начинающуюся через семь дней, мы собирались засыпать порознь.
Впервые, когда эта тема была поднята, я проявил полную готовность - ради моей девочки я замаскировал свою обеспокоенность явно ощутимым пренебрежением к предложению. Честно говоря, все это стоило херову тучу всего. Мы никогда не узнали бы, излечился ли наш разум, если бы продолжали использовать друг друга, чтобы наложить повязку на рану. Мы должны были узнать, останутся ли кошмары. Но я ни фига не спешил выяснить это. Ну и что, что мы избегали этого? Кому от этого было плохо? В конечном счете, мне надоело слушать, насколько это "необходимо", поэтому моя истерика длилась недолго.
Белла согласилась, будучи настолько ослепленная жаждой излечения, что даже не проявила ни капли обеспокоенности. Наступила моя очередь на каплю горечи, которую я старался задвинуть подальше. Мне не хотелось вести себя, как эгоистичный придурок, особенно если учесть, что это предельно важно. Я прекрасно понимал, что она не оставит меня. Я понял, что она меня любит, и для нее я все равно буду самым важным человеком в ее жизни. Отнюдь не неуверенность питала мой страх.
Я переживал. Все было прекрасно таким, как есть. К сожалению, речь шла не обо мне. Если моя девочка действительно хотела знать, может ли она спать одна, то так тому, черт возьми, и быть. Я заткнулся нахрен.
Мне было просто жаль, что все не может остаться как прежде - навечно нашим, неприкосновенным и священным.
К счастью, у меня была еще целая неделя до того, как мы примем наказание, и сегодняшние планы были единственным, о чем я хотел думать. Они были полной противоположностью другой дате. Вместо того, чтобы превращаться в марево, этот день просачивался в дверь с гребаной улыбкой на своем лице.
Мой карандаш прошелся по хрустящей белой странице нового альбома, которая прижалась текстурой к моей ладони. Все казалось мне чертовски простым и машинальным: что-то увидеть, сосредоточиться, скопировать, подкорректировать, подчистить, улучшить. Возможно, в какой-то другой жизни я мог получать такое же удовольствие от чего-то вроде музыки - услышать, сосредоточиться, скопировать, подкорректировать, подчистить, улучшить.
Бля. Почему я думаю об этом дерьме?
Я тут сексом пытаюсь заняться, мать вашу.
Вздохнув, я взглянул поверх своего рисунка, понимая только то, что уже закончил рисовать половину ее лица. Скудные солнечные лучи отражались в ее волосах, подчеркивая красные проблески на их кончиках, когда она наклонялась к книге у себя на коленях, морща лоб. Сейчас, после зимы, трава была более коричневой, и я был рад, что тепло, которого я ждал сегодняшним днем, держалось в воздухе. Я проверял прогнозы всю неделю, чтобы выбрать правильное время для прихода сюда. Журчание реки рядом и колышущаяся трава создавали комфортную атмосферу.
"Ты выглядишь так,.." - я наклонил голову и, нахмурившись, посмотрел на выражение ее лица, когда она прислонилась к дереву передо мной и поджала под себя ноги, - "...будто погружена в мысли".
Погружение в мысли не было у меня в планах на этот день. Мы всегда, бля, были погружены в мысли. Меня уже достала потерянность в своей голове и мыслях. Мне хотелось просто, бля, быть. Жаль, я не мог отключить свои мысли хотя бы на один вечер, и просто думать... ни о чем.
Вот почему таблетки всегда рулят.
После изнурительной зимы это был тот отдых, в котором мы нуждались - пожинание плодов и все такое...
"Хм-м-м-м", - отозвалась она, поджав губы и наконец-то поднимая на меня глаза. Своенравный локон ее гребаных сияющих завитков затрепетал на ветру и прилип к ее губам, которые блестели от этого розового сияющего дерьма, которое Элис применила несколько часов назад. "Ты вообще стал бы пользовать тостером?" - спросила она отвлеченно, обведя взглядом местность и... погрузившись в мысли.
Вскинув бровь, я ответил. "Ну, это единственный прибор, которым я могу безопасно и успешно пользоваться".
Она кивнула с облегченным видом и быстро сделала какую-то пометку. "Для чего это?" - спросил я, возвращая взгляд к рисунку. Я решил, что просто обязан нарисовать локон ее приклеившихся к блеску для губ волос.
"Я составляю список для квартиры", - ответила она отсутствующим бормотанием. "Ты в курсе, что Карлайл никогда не давал нам определенный бюджет или... на самом деле... не ставил вообще никаких ограничений? Так что вот. Я вроде как пользуюсь этим в своих интересах", - объяснила она лишь с намеком на стыд в своем голосе.
Я ухмыльнулся.
Белле охренительно нравилась идея, что у нас будет собственное место, где можно будет пережить свою внутреннюю чокнутость. По большому счету, она жила ею с тех самых пор, как мы получили подтверждение о принятии в колледж неделю назад. Но другим, более приемлемым способом. Она каким-то образом заразилась дизайнерским вирусом от Эсми и Элис, однако твердо отшивала всех, кто хотел высказаться об обустройстве наших дел, если только это был не я или не она сама.
Я вздохнул.
Моя девочка была такой охренительно милой, когда становилась до маниакального одержимой каким-нибудь дерьмом.
Как только речь зашла о жилье, посыпались предложения о полной изоляции (в основном, от Эсми и Элис), и некоторые о том, чтобы все равно поселиться в общежитии (по большей части, от Карлайла и Джасса), и третьи о том, чтобы бросить ее акулам прямо сейчас, чтобы она чуть лучше смогла бы справиться со столпотворением в колледже. Мы пошли на компромисс и решили пойти путем просторной, но, тем не менее, скромной квартиры. Таким образом, мы получали изоляцию, когда нам понадобится это дерьмо, но при этом все равно были окружены людьми.
И все равно, я все еще сидел здесь, в траве, хмурясь, потому что... не такой разговор я планировал на этот день. "Разве мы не можем заняться этой херней позже?" - театрально вздохнул я. "У нас еще шесть месяцев в запасе". Нехватка ее внимания серьезно грозила разрушить мой четко продуманный момент.
Взглянув на меня, она закусила губу и стала барабанить ручкой по бумаге. "Я не хочу о чем-нибудь забыть", - заволновалась она, прищурив глаза, когда посмотрела в небо, и надулась. "Например... Я не пью кофе, поэтому мне не нужна кофеварка, но... потом я подумала, а что если мне понравится позже, и я проснусь однажды утром и захочу кофе, но ни на чем не смогу его сварить?" Она хитро прищурилась, а ее плечи напряглись и замерли.
Чувствуя ее напряжение, я наклонился к ней поближе и, потянувшись, взял ее за руку. Меня чертовски поразило, когда она вздрогнула всем телом.
Глядя прямо на меня широко распахнутыми глазами, она настаивала высоким, визжащим тоном: "У кофе... миллион разных ароматов. Я даже не знаю, какой вид мне будет нравиться. А что если получится что-то отвратительное и..."
"Белла!" - прервал я ее, перевернув ладонь и поморщив нос. "В Сиэтле, наверное, тысяча "Старбаксов", хорошо? Я просто могу каждый раз ездить и покупать тебе любой гребаный кофе. Ничего страшного..." - я растерянно умолк, вопросительно глядя на нее, когда ее рот закрылся.
А потом она вдруг продолжила сдавленным голосом: "И вот поездка. В смысле... как я собираюсь передвигаться по городу? До всего ли можно будет добраться пешком. Или мне нужна машина..."
"Черт, Белла, у нас есть "Вольво", - прервал я, вскинув брови. Теперь у меня было такое ощущение, что она выдумывала себе дерьмо для беспокойства. Как будто у нас его и без того было мало...
"Нет, Эдвард. У тебя есть "Вольво". Но что, если ты уедешь или?.."
"Я никогда никуда не уеду", - недоумевая, возразил я.
"Ты в этом не можешь быть уверен!" - воскликнула она, всплеснув руками в воздухе. Ее завитки отпружинили от плеч, рассыпавшись по скромному декольте, и притянули мой взгляд к кулону, уютно покоившемуся в ложбинке, созданной одобренным Элис лифчиком "push-up".
Что-то было не так, и я понимал это. У нас было так много времени, чтобы спланировать и приготовиться к переезду, что это не та тема, которой стоило пока так париться. Даже на сеансах психотерапии мы начали заблаговременно – и, в общем-то, охренительно скучно - обсуждать все это дело. Казалось, что она всегда нормально к этому относилась, взволнованно даже. Тогда почему из всех дней конкретно сейчас она решила, бля, обеспокоиться этой темой? И вдруг меня осенило.
Она. Черт. Возьми. Шла. На. Попятные.
Я отругал себя за то, что не обратил достаточного внимания на ее печенье накануне вечером. Решил, что "провальное" в названии касалось ее до смешного неубедительного, двухслойного невезения.
"Тот, кто поднимет свое полотенце с пола, получит много поцелуев" не казалось теперь таким умным. Вот дерьмо. Но, по крайней мере, я подкупил ее настоящими оргазмами.
Этот день был упомянут только один раз неделю назад. Вроде как недосказанность между нами о том, что сегодня был именно тот самый день. Даже приезд сюда - слегка, бля, очевидно. Серьезно, я - самый тупой кусок говна в мире, но даже я понимал, чем мы займемся в полной изоляции, на долгие часы оставшись без родительского контроля. Единственный момент, когда мы обсуждали это, случился в офисе Кармен, когда Белла признала, что она нервничает от мысли снова заняться сексом. Какая-то херня про провал и разочарование, и как она боится того, что "возможно, нам предначертано больше никогда не заниматься сексом. Есть такая вещь, как пары, практикующие воздержание".
Это не было нормальное отношение моей девочки к сексу.
Ее нормальное отношение к сексу - "дай мне десять минут, чтобы побрить ноги, а потом можешь забираться на меня".
Теперь же я жалел, что не поговорил с ней об этом заранее. Просто это казалось настолько, бля, неромантичным - обсуждать, открыто планировать, вести себя так, как будто это предписание вместо занятия любовью. Но теперь, похоже, я никак не мог довести дела до конца, понимая, что те страхи, которые, как я думал, мы перебороли, снова появятся и обломают весь кайф в процессе.
И все-таки я не был тупым сукиным сыном. Я знал ее достаточно хорошо, чтобы отличить страх от нервозности, а она явно нервничала, но не была испугана. Наши взгляды встретились, и по легкому движению ее горла я понял, что она нервно сглотнула, потому что, вероятно, распознала понимание на моем лице. На данный момент она прекрасно знала, что не могла больше прятаться от меня, так же как и я больше не мог прятаться от нее.
Медленно приближаясь к ней, я пополз по траве на коленях. Дерево, к которому она прислонилась, сбрасывало свою зимнюю кору, и несколько ее кусочков хрустнуло у меня под ногами, пока я двигался вперед, не сводя глаз с ее тревожного взгляда. Оказавшись на расстоянии одного вдоха от нее, когда ее ошеломленный взгляд слегка затуманился, я подхватил руками ее за голени и развел ноги в стороны. Ее глаза стали шире, и, уперевшись ладонями в землю и прижавшись к дереву, она попыталась сопротивляться, но не сильно.
Я расположился у нее между ног, когда они раскрылись, протиснув колени ей под бедра, и откинулся назад на лодыжки, чтобы оставаться максимально близко к ней. Мне хотелось надеяться, что мой взгляд охренительно напряжен и тлеет, когда заверил ее: "Мы не обязаны это делать". Ее дыхание сбилось и стало тяжелее, а руки легли мне на бедра и... бля, она вела себя так естественно.
"Я хочу", - прошептала она дрожащим голосом, и блеск на ее губах засиял, когда она легонько ими шевельнула. Увидев, как кончик ее языка изнутри уперся в нижнюю губу, как по мановению волшебной палочки я затвердел.
Она тоже планировала это дерьмо. Моя девочка терпеть, черт возьми, не могла блеск для губ и лифчики "push-up".
Я наклонил голову и медленно приподнял бровь, опираясь своими ладонями на ее бедра и вжимая в них свои большие пальцы. "Мы можем просто сделать то же, что и всегда", - пообещал я без всяких признаков разочарования в своем голосе и наклонился к изгибу ее шеи, легонько поцеловав там раскрасневшуюся кожу. Я скрепил это обещание движением своей руки, которая пробежалась по внутренней стороне ее бедра и прижалась к теплой промежности.
Она слегка задохнулась и прильнула ко мне, выгнув спину, притягивая ближе к себе мои бедра. Я улыбнулся ей в кожу, переместив свой большой палец туда, где, как я знал, она хотела его почувствовать, и начал делать то, что было для нас особенно хорошо осуществимой последовательностью действий.
Сначала руки поверх одежды, потом под ней, потом рот, потом... в общем, к тому времени, как мы кончали, вода в душе обычно становилась холодной.
Но при этом я был так охрененно далеко от того, чтобы мне это казалось скучным или нудным. Я был бы вполне счастлив, если бы всю свою жизнь занимался только оральным сексом. Язык моей девочки мог вытворять великолепные, роскошные вещи с моим членом.
И мне очень не хотелось казаться самодовольным, но... я был совершенно уверен, что мой язык тоже был офигенно классным.
Она так мне говорила.
Довольно регулярно.
Даже когда Джас - этот долбанный придурок - ежедневно вынуждал меня старательно искать пути подтверждения в перспективе термина "сексуально активный" в каждом своем предложении, до которых мне не было дела.
Не особо.
Честное слово.
"Но..." - бессвязно пробормотала она, пока мой язык порхал по ее шее, а мои пальцы прижимались к местам, которые я уже давно хорошо изучил. Я был вполне уверен, что мог заставить ее кончить одним лишь кончиком пальца. Ее пальцы вжались в мои бедра, и она закончила на выдохе: "Ты хочешь большего..."
Покачав головой, я заверил ее шепотом: "Все охрененно идеально".
К сожалению, ее руки поднялись к моим плечами, и она оттолкнула меня. Сдавшись, я посмотрел ей в глаза и остановил руку, хотя и отказывался убрать ее полностью. Она прильнула ко мне, и я улыбнулся было в ответ на ее согласие, но тут ее рука нащупала землю у меня за спиной и появилась у меня перед носом вместе с моей сумкой. Моя улыбка превратилась в гримасу.
Моя сумка для секса.
Вскинув бровь, она открыла ее, не глядя мне в глаза, и начала опустошать, перечисляя вслух: "Одеяло, массажное масло, полотенца, iPod с наушниками, антибактериальные салфетки, пластиковые пакеты, и один только Бог знает, что ты планировал делать с этим", - она достала банку с взбитыми сливками - шоколадными, конечно - и потрясла ею у меня перед лицом.
И что? Я пришел подготовленным. Засудите меня.
Она не одна переживала, что может облажаться. В то время как она составляла списки для квартиры, я составлял списки для... секса. Мы прошли каждую базу. Если бы она продолжила, то нашла бы расческу - чтобы мы могли вернуться домой, не выглядя, как будто только что занимались сексом, две пары сменного белья на тот случай, если наши горячие, страстные, любовные ласки и моя супер-сила не порвут в клочья трусики; спрей от насекомых, потому что ничто не убивает эрекцию так, как комариный укус в задницу, и мой новый сотовый телефон.
Я воспользовался бы им для того, чтобы или позвонить Кармен в полнейшей панике, или Джассу, чтобы бесстыдно позлорадствовать на тему моей абсолютно активной сексуальной жизни. Но даже при том, что я очень хотел позлорадствовать - потому что, честно говоря, этот козел напрашивался, а у меня не было никаких проблем с тем, чтобы приукрасить свой перфоманс, - я не нуждался в этом больше, чем она. Все, к чему она не готова, - это будет полная лажа, и оно того не стоит. Мы оба понимали это дерьмо.
Мои губы превратились в ленивую ухмылку, я взял банку у нее из рук и, понизив голос, намекнул: "Единственное, что не требует проникновения - это слизывание шоколадного... сливочного дерьма с чьего-то тела. Понимаешь, что я имею в виду?" - спросил я, игриво подмигнув, потому что знал, что она все равно сможет всецело наслаждаться огромным количеством других действий.
Поэтому-то я и подрачил пару часов назад - чтобы избежать любых неловких преждевременных казусов с эякуляцией.
И поэтому мы не покинем эту поляну, пока не будем полностью удовлетворены и не используем хотя бы половину этих предметов. Ее губы немного приоткрылись, а взгляд затуманился, когда она уставилась на банку, наморщив лоб. Бриз поднял и разбросал ее локоны вокруг лица, и она посмотрела мне в глаза. Ее взгляд потемнел, она облизала губы.
Она. Мать вашу. Была. Моя.
Приманка, правильные слова и продуктовый фетиш.
Бля, как же я обожал, когда она начинала сумасбродничать.
"Хорошо", - решила она, отпихивая банку из-под нас, и обрушивая на меня свои губы. Они были теплыми и ненасытными, и я подтолкнул ее назад, вжимая в ствол дерева, возобновляя движения своей руки. Когда мой язык вынырнул, чтобы испробовать ее, я почувствовал вкус блеска для губ и хмыкнул. Клубничный. Наши языки выныривали, набрасывались друг на друга, снова прятались, и, в конечном счете, я переместил руки ей на попку, и прижал ее к своему члену и к дереву. Ее же руки потянулись вверх к воротничку футболки и сомкнулись на моей шее.
"Одеяло", - выдохнул я, пока она снимала мою футболку, а я рылся в сумке и доставал его продуманными движениями. А потом у меня возникли охренительно раздражающие проблемы с ветром, когда я не смог справиться с простым движением, позволяющим в один взмах руки идеально расстелить одеяло на траве. Кретин. Я сердито посмотрел на него, и мне пришлось самому расправиться с тканью. Я снял обувь, чтобы прижать одеяло к земле по углам. Когда два из них были поставлены на якорь, я развернулся, собираясь попросить обувь у Беллы.
А она стояла там под деревом.
Обнаженная.
"Мило", - выдохнул я, когда мои глаза пробежались по ее бледной коже. Нахмурившись, я потянулся руками к джинсами, неуклюже расстегивая их. "Чтоб ты знала, я хотел сделать это сам", - добавил я, стягивая все со своих бедер одним быстрым движением.
"В следующий раз", - пообещала она, наблюдая за тем, как подпрыгивает мой совершенно горизонтальный стояк, пока я балансировал на одной ноге, пытаясь стянуть к чертовой матери свои джинсы с левой лодыжки. Обычно я был довольно изящным придурком, но нетерпеливость всей ситуации и отвлечение на ее грудь, пока она абсолютно невозмутимо стояла на солнце, сделали меня совершенно неспособным к равновесию.
Я покачнулся и еле-еле удержался прямо, когда наконец-то стянул джинсы с этой ноги. Затем я бесполезно попытался просто... стряхнуть их с другой, чтобы избежать момента, в котором я шлепаюсь голой задницей прямо перед Беллой с обнаженной грудью. Все эти сотрясения, конечно же, немного раскачали мой член. Это ее рассмешило, она прикрыла рот рукой и... да нахрен все это дерьмо.
Над членом никогда не смеются.
Никогда.
Вообще никогда.
Совсем.
Я наклонился и, сердито уставившись на свои джинсы, стянул их с ноги, наконец-то освобождаясь от них и оставшись стоять только в одних носках, которые приспустились на моих лодыжках. Их концы немного отвисли и шлепали, когда я направился к ней, чувствуя себя долбанным клоуном. Я наступил на один конец, успешно стягивая носок второй ступней, и то же самое проделал со вторым.
Я решил, что в нашей квартире штаны и носки будут совершенно необязательны.
И футболки.
Просто потому что.
Теперь ее смех стих, и она смотрела, как ставил ее обувь на оставшиеся кончики одеяла, а потом указал жестом на эту идиотскую тряпку, наконец-то выдохнув от ощущения законченности дела, чувствуя себя так, будто худшая часть осталась позади.
Правильно?
Неправильно.
Мы начали целоваться и ласкать друг друга на синем в клеточку одеяле, голые и нетерпеливые. Вдруг солнце исчезло за облаками, и немного похолодало. Мои яйца захотели одновременно вжаться назад в меня и извергнуть сперму в нее.
Довольно парадоксальные ощущения.
Поскольку мы лежали на боку, жар от нашего возбуждения понемногу начал делать прохладный воздух терпимым. Я целовал ее глубоко, мои руки блуждали по ее груди, массировали ее. По какой-то причине я почувствовал, что если запущу пальцы в ее сверкающие локоны, все будет охренительно нежно и по-особенному.
Что ж,.. гребаный засранец этот лак для волос.
Мои пальцы застряли, и она зашипела, дернувшись прочь от моих губ, когда я попытался извлечь руку из ее волос. Я посмотрел на нее извиняющимся взглядом, а потом, уже сердито, на свои освобожденные пальцы, второй рукой поглаживая ее обнаженное бедро.
Когда мы наконец-то вернулись к поцелуям, она положила голову на мой бицепс и вжалась в меня. Нижние части наших тел стали неизбежно тянуться друг к другу под звуки хриплых стонов и блуждание рук. Она забросила ногу мне на бедро и простонала.
И тут моя рука затекла.
"Дерьмо", - прошипел я, сжимая кулак и чувствуя, будто булавки и иглы впились мне в кожу. Она подняла голову. Пока кровообращение медленно возвращалось в мою руку, мы оба пялились на мой кулак, который сжимался и разжимался под слоем ее локонов.
Я стал задумываться, а не был ли наш секс действительно проклят, в конце концов.
Одновременно раздраженно вздохнув, мы нерешительно посмотрели друг другу в глаза, и я застонал. "Ты не хочешь просто запаковать все, бля, обратно, и пойти домой? - спросил я, чувствуя, что этот день уже просто никак нельзя спасти.
Мы все равно могли позажиматься где угодно. Как минимум, в душе или в кровати, где не пришлось бы морозить задницу и отгонять насекомых.
Когда она не ответила, я принял молчание в качестве "да" и сел, потянувшись за сумкой и начав обратно запихивать в нее все дерьмо. Она села рядом и с виноватым видом стала протягивать мне предметы.
А потом потянулась к моему альбому и остановилась, поджала под себя ноги и нахмурила брови. "Это сегодня? Сейчас?" - спросила она, пока мои глаза блуждали по сторонам, ища злобные штаны, положившие начало всей цепочке сексуального провала.
Я лишь быстро взглянул и подтвердил кивком головы, приподнимая угол одеяла и возобновляя свои поиски.
Долгое время она молчала, пока я, наконец, не поднял на ее взгляд и со вздохом приготовился встать. "Ты же должен был рисовать пейзаж", - сказала она невыразительным голосом, уставившись в альбом у себя в руках. Она сидела на покрывале обнаженная, с растрепанными на ветру волосами, и белая бумага отразила свет на ее лицо, придав ей почти сияющий вид. Я увидел, как ее глаза пробежались по рисунку, увлеченно рассматривая свою прежнюю позу.
Я пожал плечами и ответил: "Там есть пейзаж. Дерево, видишь?" - оправдался я, указав на его нечеткие очертания на заднем фоне.
Она искоса посмотрела на меня, поджала губы и приподняла бровь.
ЭДВАРД
Октябрь был полон заданий и чертовски раздражительных одобрений. "Белла вошла в шкаф!" Как следствие, Элис и Эсми с широкими улыбками лебезили перед достижениями Беллы и сдвинули все мое дерьмо в шкафу в сторону, чтобы освободить место для нее. Эсми даже не волновало, что мы теперь называли шкаф, как и всю комнату, нашими. Она была слишком счастлива видеть ее прогресс, чтобы серьезно париться на эту тему. С Карлайлом - другая история.
"Счастлив" - это преуменьшение, если описывать реакцию Папочки К. на наше решение – или, в особенности, мое решение изучать медицину. Поначалу он растерялся и отнесся к этому скептически, с сомнением и оценивающе глядя на меня из-подо лба поверх очков. Но потом, когда понял, что я, на самом деле, ни хрена не шутил, у него отняло дар речи - минут на пять - и после этого я уже не мог заставить засранца заткнуть его проклятый рот.
Очевидно, что, ступая на путь медицины в любом из ее проявлений, я шел по стопам мужской линии рода Калленов. Его глаза горели, когда он вспоминал о днях, проведенных в медицинском колледже: как поздно засиживался по вечерам, усердно работал; преподавателей, которые формировали его мнение и взгляды; тесты, эссе,.. пьяные ночи, которые он проводил, притворяясь, будто уже доктор, чтобы с кем-нибудь перепихнуться.
Я радовался.
А это далеко не то слово, которое можно часто от меня услышать, потому что оно охренительно розовое и пушистое.
Потом он посерьезнел и предупредил, чтобы я не слишком сильно надеялся, учитывая то, что моя биография выглядела не особо многообещающей в контексте колледжа.
Я надрывал задницу.
Белла надрывала свою.
Мы на пару бесстыдно рассылали по колледжам самые унылые, лажовые и жалкие во всем мире запросы.
Вероятно, я должен был бы чувствовать вину за то, что пользовался своим чрезвычайно личным и травматичным прошлым, чтобы меня приняли, но я отказывался от этого чувства. Самое время, чтобы из этого дерьма вышло что-нибудь охренительно хорошее.
День Благодарения совсем не был похож на прошлогодний. Белла устроила офигенно большой и восхитительный банкет, и она позволила Эсми и Элис помочь ей, хотя мне не единожды пришлось услышать, как она ворчит из-за всякого нелепого дерьма. Очевидно, нарезать овощи нужно каким-то определенным образом, и требовалось держать себя в руках и не злиться, когда Элис попробовала воспользоваться миксером, чтобы сделать картофельное пюре. Она была такой охренительно милой, когда морщила свой носик за их спинами и хлопотала вокруг них, проклиная большие комки и "липкую" структуру.
Розали и Эм приехали домой на каникулы, и это было так, черт возьми, неудобно, что я чуть не наплел всякую хрень про плотоядные бактерии. Розали ненавидела мой долбанный характер. Она открыто призналась в этом в присутствии целой комнаты людей. Но, хотя Роуз и могла показаться озлобленной и грубой сучкой любому стороннему наблюдателю, нашему небольшому кругу было виднее. Розали однажды побывала на месте Беллы и каким-то образом смогла эмоционально проникнуться результатом моих лажовых решений. Поэтому я просто не обращал внимания на это дерьмо и надеялся, что она увидит, насколько все стало лучше.
Перед их с Эмметом отъездом, Розали оглянулась на меня, прислонившегося к дверному косяку, и послала мне взгляд, который ясно говорил: "Отлично, мудак. Но если ты еще раз облажаешься, твои яйца - мои".
Я подмигнул ей и ухмыльнулся, закрывая за ними дверь.
Рождество прошло... интересно. Я никогда не был хорош во всей этой праздничной херне, и у меня было такое чувство, что меня толкали во что-то, к чему я явно не был готов. Я умолял Беллу помочь мне найти подарки для всех в доме. И под "умолял" я подразумеваю то, что загнал ее в угол в душе, подвел к краю и, когда она кричала мое имя, обменял оргазмы на подсказки для подарков.
На Новый год снова было шумно, и внизу у реки пускали фейерверки. Наверное, это было еще лучшее шоу, чем в прошлом году. Никто даже не заметил, как мы с Беллой прокрались в беседку, чтобы позажиматься до, во время и намного после обратного отсчета.
Когда пришел февраль, Белла начала одержимо проверять почтовый ящик на предмет новостей из колледжа. Я продолжал пытаться убеждать ее в том, что существует большая вероятность, что они просто взглянули на наше дерьмо и отмахнулись, смеясь до усрачки. Мне не хотелось, чтобы она оказалась разочарована - должно же мое дерьмовое невезение напомнить о своем существовании.
Белла продолжала ставить перед собой новые цели и достигать их. Первой было нахождение в школе весь день с опущенным капюшоном. Второе - пересесть на два ряда ближе на занятиях по математике, потому что на своем предыдущем месте из-за моим-волосам-нужно-свое-отдельное-долбанное-место-Стенли она не видела доску. Она села рядом с Чейни. И когда мы встретились за ланчем в тот день, у нее было такое серьезное лицо. Когда я спросил, что случилось, она ответила: "Этот кретин постоянно просит у меня ручку".
Наше ожидание незаметно превратилось в застой, тогда как маленькие ножки каждый день несли ее к почтовому ящику. Она пыталась казаться беспечной, обыденно болтая, но я очень внимательно наблюдал за ней. Она открывала его, даже не глядя, уставившись мне в глаза, продолжала уверять, что она вовсе не охренительно сосредоточена на содержании этой пустой коробки из алюминия.
В третью неделю февраля она стояла у ящика и открывала его, пока ее рот что-то говорил. Затем она опустила взгляд вниз, и внезапно поток ее слов прекратился, а в руке появилось два конверта.
Ее глаза распахнулись так офигительно широко, что я подумал, что они могут вывалиться.
За этим последовала наша нет-ты-открываешь-свой-первым-борьба посреди двора. Это было бы забавно, если бы я не был таким же упрямым, как она.
Но нет, не таким же.
С другой стороны, когда я махнул извещением о принятии в колледж перед ее лицом, оно полностью стоило всей этой херни. В конце концов, если они приняли такого ушлепка, как я, у моей девочки дело было в кармане. Ясное дело, они тоже приняли ее в колледж, и Белла визжала так громко, что, мне кажется, мои барабанные перепонки будут восстанавливаться еще долго даже после его долбанного окончания.
Но... да.
Той ночью я получил минет.
Хорошие были времена.
* * *
Двадцать восьмое февраля.
Важный день.
Грандиозный, мать его, день.
Я бы соврал, если бы сказал, что не отметил его в школьном ежедневнике. Маленькая черная цифра "двадцать восемь" была обведена в тоненький красный кружочек. Я прятал его от Беллы. потому что чувствовал себя как гребаный извращенец, но если быть до конца честным, то я отсчитывал дни.
В нем была еще одна отметка - гораздо жирнее - неделей позже.
Даже раньше, чем за месяц мы понимали, что эта дата настанет, знали, что она на всех парах несется к нам, но просто игнорировали к черту, как если бы оба не думали о ней, каждую ночь ложась спать. Она вырисовывалась над нашими головами как черное облако, день за днем преследовавшее нас как смертный приговор. Бля, я ненавидел выражаться театрально, но ничего не мог с собой поделать.
Одну ночь в неделю, начинающуюся через семь дней, мы собирались засыпать порознь.
Впервые, когда эта тема была поднята, я проявил полную готовность - ради моей девочки я замаскировал свою обеспокоенность явно ощутимым пренебрежением к предложению. Честно говоря, все это стоило херову тучу всего. Мы никогда не узнали бы, излечился ли наш разум, если бы продолжали использовать друг друга, чтобы наложить повязку на рану. Мы должны были узнать, останутся ли кошмары. Но я ни фига не спешил выяснить это. Ну и что, что мы избегали этого? Кому от этого было плохо? В конечном счете, мне надоело слушать, насколько это "необходимо", поэтому моя истерика длилась недолго.
Белла согласилась, будучи настолько ослепленная жаждой излечения, что даже не проявила ни капли обеспокоенности. Наступила моя очередь на каплю горечи, которую я старался задвинуть подальше. Мне не хотелось вести себя, как эгоистичный придурок, особенно если учесть, что это предельно важно. Я прекрасно понимал, что она не оставит меня. Я понял, что она меня любит, и для нее я все равно буду самым важным человеком в ее жизни. Отнюдь не неуверенность питала мой страх.
Я переживал. Все было прекрасно таким, как есть. К сожалению, речь шла не обо мне. Если моя девочка действительно хотела знать, может ли она спать одна, то так тому, черт возьми, и быть. Я заткнулся нахрен.
Мне было просто жаль, что все не может остаться как прежде - навечно нашим, неприкосновенным и священным.
К счастью, у меня была еще целая неделя до того, как мы примем наказание, и сегодняшние планы были единственным, о чем я хотел думать. Они были полной противоположностью другой дате. Вместо того, чтобы превращаться в марево, этот день просачивался в дверь с гребаной улыбкой на своем лице.
Мой карандаш прошелся по хрустящей белой странице нового альбома, которая прижалась текстурой к моей ладони. Все казалось мне чертовски простым и машинальным: что-то увидеть, сосредоточиться, скопировать, подкорректировать, подчистить, улучшить. Возможно, в какой-то другой жизни я мог получать такое же удовольствие от чего-то вроде музыки - услышать, сосредоточиться, скопировать, подкорректировать, подчистить, улучшить.
Бля. Почему я думаю об этом дерьме?
Я тут сексом пытаюсь заняться, мать вашу.
Вздохнув, я взглянул поверх своего рисунка, понимая только то, что уже закончил рисовать половину ее лица. Скудные солнечные лучи отражались в ее волосах, подчеркивая красные проблески на их кончиках, когда она наклонялась к книге у себя на коленях, морща лоб. Сейчас, после зимы, трава была более коричневой, и я был рад, что тепло, которого я ждал сегодняшним днем, держалось в воздухе. Я проверял прогнозы всю неделю, чтобы выбрать правильное время для прихода сюда. Журчание реки рядом и колышущаяся трава создавали комфортную атмосферу.
"Ты выглядишь так,.." - я наклонил голову и, нахмурившись, посмотрел на выражение ее лица, когда она прислонилась к дереву передо мной и поджала под себя ноги, - "...будто погружена в мысли".
Погружение в мысли не было у меня в планах на этот день. Мы всегда, бля, были погружены в мысли. Меня уже достала потерянность в своей голове и мыслях. Мне хотелось просто, бля, быть. Жаль, я не мог отключить свои мысли хотя бы на один вечер, и просто думать... ни о чем.
Вот почему таблетки всегда рулят.
После изнурительной зимы это был тот отдых, в котором мы нуждались - пожинание плодов и все такое...
"Хм-м-м-м", - отозвалась она, поджав губы и наконец-то поднимая на меня глаза. Своенравный локон ее гребаных сияющих завитков затрепетал на ветру и прилип к ее губам, которые блестели от этого розового сияющего дерьма, которое Элис применила несколько часов назад. "Ты вообще стал бы пользовать тостером?" - спросила она отвлеченно, обведя взглядом местность и... погрузившись в мысли.
Вскинув бровь, я ответил. "Ну, это единственный прибор, которым я могу безопасно и успешно пользоваться".
Она кивнула с облегченным видом и быстро сделала какую-то пометку. "Для чего это?" - спросил я, возвращая взгляд к рисунку. Я решил, что просто обязан нарисовать локон ее приклеившихся к блеску для губ волос.
"Я составляю список для квартиры", - ответила она отсутствующим бормотанием. "Ты в курсе, что Карлайл никогда не давал нам определенный бюджет или... на самом деле... не ставил вообще никаких ограничений? Так что вот. Я вроде как пользуюсь этим в своих интересах", - объяснила она лишь с намеком на стыд в своем голосе.
Я ухмыльнулся.
Белле охренительно нравилась идея, что у нас будет собственное место, где можно будет пережить свою внутреннюю чокнутость. По большому счету, она жила ею с тех самых пор, как мы получили подтверждение о принятии в колледж неделю назад. Но другим, более приемлемым способом. Она каким-то образом заразилась дизайнерским вирусом от Эсми и Элис, однако твердо отшивала всех, кто хотел высказаться об обустройстве наших дел, если только это был не я или не она сама.
Я вздохнул.
Моя девочка была такой охренительно милой, когда становилась до маниакального одержимой каким-нибудь дерьмом.
Как только речь зашла о жилье, посыпались предложения о полной изоляции (в основном, от Эсми и Элис), и некоторые о том, чтобы все равно поселиться в общежитии (по большей части, от Карлайла и Джасса), и третьи о том, чтобы бросить ее акулам прямо сейчас, чтобы она чуть лучше смогла бы справиться со столпотворением в колледже. Мы пошли на компромисс и решили пойти путем просторной, но, тем не менее, скромной квартиры. Таким образом, мы получали изоляцию, когда нам понадобится это дерьмо, но при этом все равно были окружены людьми.
И все равно, я все еще сидел здесь, в траве, хмурясь, потому что... не такой разговор я планировал на этот день. "Разве мы не можем заняться этой херней позже?" - театрально вздохнул я. "У нас еще шесть месяцев в запасе". Нехватка ее внимания серьезно грозила разрушить мой четко продуманный момент.
Взглянув на меня, она закусила губу и стала барабанить ручкой по бумаге. "Я не хочу о чем-нибудь забыть", - заволновалась она, прищурив глаза, когда посмотрела в небо, и надулась. "Например... Я не пью кофе, поэтому мне не нужна кофеварка, но... потом я подумала, а что если мне понравится позже, и я проснусь однажды утром и захочу кофе, но ни на чем не смогу его сварить?" Она хитро прищурилась, а ее плечи напряглись и замерли.
Чувствуя ее напряжение, я наклонился к ней поближе и, потянувшись, взял ее за руку. Меня чертовски поразило, когда она вздрогнула всем телом.
Глядя прямо на меня широко распахнутыми глазами, она настаивала высоким, визжащим тоном: "У кофе... миллион разных ароматов. Я даже не знаю, какой вид мне будет нравиться. А что если получится что-то отвратительное и..."
"Белла!" - прервал я ее, перевернув ладонь и поморщив нос. "В Сиэтле, наверное, тысяча "Старбаксов", хорошо? Я просто могу каждый раз ездить и покупать тебе любой гребаный кофе. Ничего страшного..." - я растерянно умолк, вопросительно глядя на нее, когда ее рот закрылся.
А потом она вдруг продолжила сдавленным голосом: "И вот поездка. В смысле... как я собираюсь передвигаться по городу? До всего ли можно будет добраться пешком. Или мне нужна машина..."
"Черт, Белла, у нас есть "Вольво", - прервал я, вскинув брови. Теперь у меня было такое ощущение, что она выдумывала себе дерьмо для беспокойства. Как будто у нас его и без того было мало...
"Нет, Эдвард. У тебя есть "Вольво". Но что, если ты уедешь или?.."
"Я никогда никуда не уеду", - недоумевая, возразил я.
"Ты в этом не можешь быть уверен!" - воскликнула она, всплеснув руками в воздухе. Ее завитки отпружинили от плеч, рассыпавшись по скромному декольте, и притянули мой взгляд к кулону, уютно покоившемуся в ложбинке, созданной одобренным Элис лифчиком "push-up".
Что-то было не так, и я понимал это. У нас было так много времени, чтобы спланировать и приготовиться к переезду, что это не та тема, которой стоило пока так париться. Даже на сеансах психотерапии мы начали заблаговременно – и, в общем-то, охренительно скучно - обсуждать все это дело. Казалось, что она всегда нормально к этому относилась, взволнованно даже. Тогда почему из всех дней конкретно сейчас она решила, бля, обеспокоиться этой темой? И вдруг меня осенило.
Она. Черт. Возьми. Шла. На. Попятные.
Я отругал себя за то, что не обратил достаточного внимания на ее печенье накануне вечером. Решил, что "провальное" в названии касалось ее до смешного неубедительного, двухслойного невезения.
"Тот, кто поднимет свое полотенце с пола, получит много поцелуев" не казалось теперь таким умным. Вот дерьмо. Но, по крайней мере, я подкупил ее настоящими оргазмами.
Этот день был упомянут только один раз неделю назад. Вроде как недосказанность между нами о том, что сегодня был именно тот самый день. Даже приезд сюда - слегка, бля, очевидно. Серьезно, я - самый тупой кусок говна в мире, но даже я понимал, чем мы займемся в полной изоляции, на долгие часы оставшись без родительского контроля. Единственный момент, когда мы обсуждали это, случился в офисе Кармен, когда Белла признала, что она нервничает от мысли снова заняться сексом. Какая-то херня про провал и разочарование, и как она боится того, что "возможно, нам предначертано больше никогда не заниматься сексом. Есть такая вещь, как пары, практикующие воздержание".
Это не было нормальное отношение моей девочки к сексу.
Ее нормальное отношение к сексу - "дай мне десять минут, чтобы побрить ноги, а потом можешь забираться на меня".
Теперь же я жалел, что не поговорил с ней об этом заранее. Просто это казалось настолько, бля, неромантичным - обсуждать, открыто планировать, вести себя так, как будто это предписание вместо занятия любовью. Но теперь, похоже, я никак не мог довести дела до конца, понимая, что те страхи, которые, как я думал, мы перебороли, снова появятся и обломают весь кайф в процессе.
И все-таки я не был тупым сукиным сыном. Я знал ее достаточно хорошо, чтобы отличить страх от нервозности, а она явно нервничала, но не была испугана. Наши взгляды встретились, и по легкому движению ее горла я понял, что она нервно сглотнула, потому что, вероятно, распознала понимание на моем лице. На данный момент она прекрасно знала, что не могла больше прятаться от меня, так же как и я больше не мог прятаться от нее.
Медленно приближаясь к ней, я пополз по траве на коленях. Дерево, к которому она прислонилась, сбрасывало свою зимнюю кору, и несколько ее кусочков хрустнуло у меня под ногами, пока я двигался вперед, не сводя глаз с ее тревожного взгляда. Оказавшись на расстоянии одного вдоха от нее, когда ее ошеломленный взгляд слегка затуманился, я подхватил руками ее за голени и развел ноги в стороны. Ее глаза стали шире, и, уперевшись ладонями в землю и прижавшись к дереву, она попыталась сопротивляться, но не сильно.
Я расположился у нее между ног, когда они раскрылись, протиснув колени ей под бедра, и откинулся назад на лодыжки, чтобы оставаться максимально близко к ней. Мне хотелось надеяться, что мой взгляд охренительно напряжен и тлеет, когда заверил ее: "Мы не обязаны это делать". Ее дыхание сбилось и стало тяжелее, а руки легли мне на бедра и... бля, она вела себя так естественно.
"Я хочу", - прошептала она дрожащим голосом, и блеск на ее губах засиял, когда она легонько ими шевельнула. Увидев, как кончик ее языка изнутри уперся в нижнюю губу, как по мановению волшебной палочки я затвердел.
Она тоже планировала это дерьмо. Моя девочка терпеть, черт возьми, не могла блеск для губ и лифчики "push-up".
Я наклонил голову и медленно приподнял бровь, опираясь своими ладонями на ее бедра и вжимая в них свои большие пальцы. "Мы можем просто сделать то же, что и всегда", - пообещал я без всяких признаков разочарования в своем голосе и наклонился к изгибу ее шеи, легонько поцеловав там раскрасневшуюся кожу. Я скрепил это обещание движением своей руки, которая пробежалась по внутренней стороне ее бедра и прижалась к теплой промежности.
Она слегка задохнулась и прильнула ко мне, выгнув спину, притягивая ближе к себе мои бедра. Я улыбнулся ей в кожу, переместив свой большой палец туда, где, как я знал, она хотела его почувствовать, и начал делать то, что было для нас особенно хорошо осуществимой последовательностью действий.
Сначала руки поверх одежды, потом под ней, потом рот, потом... в общем, к тому времени, как мы кончали, вода в душе обычно становилась холодной.
Но при этом я был так охрененно далеко от того, чтобы мне это казалось скучным или нудным. Я был бы вполне счастлив, если бы всю свою жизнь занимался только оральным сексом. Язык моей девочки мог вытворять великолепные, роскошные вещи с моим членом.
И мне очень не хотелось казаться самодовольным, но... я был совершенно уверен, что мой язык тоже был офигенно классным.
Она так мне говорила.
Довольно регулярно.
Даже когда Джас - этот долбанный придурок - ежедневно вынуждал меня старательно искать пути подтверждения в перспективе термина "сексуально активный" в каждом своем предложении, до которых мне не было дела.
Не особо.
Честное слово.
"Но..." - бессвязно пробормотала она, пока мой язык порхал по ее шее, а мои пальцы прижимались к местам, которые я уже давно хорошо изучил. Я был вполне уверен, что мог заставить ее кончить одним лишь кончиком пальца. Ее пальцы вжались в мои бедра, и она закончила на выдохе: "Ты хочешь большего..."
Покачав головой, я заверил ее шепотом: "Все охрененно идеально".
К сожалению, ее руки поднялись к моим плечами, и она оттолкнула меня. Сдавшись, я посмотрел ей в глаза и остановил руку, хотя и отказывался убрать ее полностью. Она прильнула ко мне, и я улыбнулся было в ответ на ее согласие, но тут ее рука нащупала землю у меня за спиной и появилась у меня перед носом вместе с моей сумкой. Моя улыбка превратилась в гримасу.
Моя сумка для секса.
Вскинув бровь, она открыла ее, не глядя мне в глаза, и начала опустошать, перечисляя вслух: "Одеяло, массажное масло, полотенца, iPod с наушниками, антибактериальные салфетки, пластиковые пакеты, и один только Бог знает, что ты планировал делать с этим", - она достала банку с взбитыми сливками - шоколадными, конечно - и потрясла ею у меня перед лицом.
И что? Я пришел подготовленным. Засудите меня.
Она не одна переживала, что может облажаться. В то время как она составляла списки для квартиры, я составлял списки для... секса. Мы прошли каждую базу. Если бы она продолжила, то нашла бы расческу - чтобы мы могли вернуться домой, не выглядя, как будто только что занимались сексом, две пары сменного белья на тот случай, если наши горячие, страстные, любовные ласки и моя супер-сила не порвут в клочья трусики; спрей от насекомых, потому что ничто не убивает эрекцию так, как комариный укус в задницу, и мой новый сотовый телефон.
Я воспользовался бы им для того, чтобы или позвонить Кармен в полнейшей панике, или Джассу, чтобы бесстыдно позлорадствовать на тему моей абсолютно активной сексуальной жизни. Но даже при том, что я очень хотел позлорадствовать - потому что, честно говоря, этот козел напрашивался, а у меня не было никаких проблем с тем, чтобы приукрасить свой перфоманс, - я не нуждался в этом больше, чем она. Все, к чему она не готова, - это будет полная лажа, и оно того не стоит. Мы оба понимали это дерьмо.
Мои губы превратились в ленивую ухмылку, я взял банку у нее из рук и, понизив голос, намекнул: "Единственное, что не требует проникновения - это слизывание шоколадного... сливочного дерьма с чьего-то тела. Понимаешь, что я имею в виду?" - спросил я, игриво подмигнув, потому что знал, что она все равно сможет всецело наслаждаться огромным количеством других действий.
Поэтому-то я и подрачил пару часов назад - чтобы избежать любых неловких преждевременных казусов с эякуляцией.
И поэтому мы не покинем эту поляну, пока не будем полностью удовлетворены и не используем хотя бы половину этих предметов. Ее губы немного приоткрылись, а взгляд затуманился, когда она уставилась на банку, наморщив лоб. Бриз поднял и разбросал ее локоны вокруг лица, и она посмотрела мне в глаза. Ее взгляд потемнел, она облизала губы.
Она. Мать вашу. Была. Моя.
Приманка, правильные слова и продуктовый фетиш.
Бля, как же я обожал, когда она начинала сумасбродничать.
"Хорошо", - решила она, отпихивая банку из-под нас, и обрушивая на меня свои губы. Они были теплыми и ненасытными, и я подтолкнул ее назад, вжимая в ствол дерева, возобновляя движения своей руки. Когда мой язык вынырнул, чтобы испробовать ее, я почувствовал вкус блеска для губ и хмыкнул. Клубничный. Наши языки выныривали, набрасывались друг на друга, снова прятались, и, в конечном счете, я переместил руки ей на попку, и прижал ее к своему члену и к дереву. Ее же руки потянулись вверх к воротничку футболки и сомкнулись на моей шее.
"Одеяло", - выдохнул я, пока она снимала мою футболку, а я рылся в сумке и доставал его продуманными движениями. А потом у меня возникли охренительно раздражающие проблемы с ветром, когда я не смог справиться с простым движением, позволяющим в один взмах руки идеально расстелить одеяло на траве. Кретин. Я сердито посмотрел на него, и мне пришлось самому расправиться с тканью. Я снял обувь, чтобы прижать одеяло к земле по углам. Когда два из них были поставлены на якорь, я развернулся, собираясь попросить обувь у Беллы.
А она стояла там под деревом.
Обнаженная.
"Мило", - выдохнул я, когда мои глаза пробежались по ее бледной коже. Нахмурившись, я потянулся руками к джинсами, неуклюже расстегивая их. "Чтоб ты знала, я хотел сделать это сам", - добавил я, стягивая все со своих бедер одним быстрым движением.
"В следующий раз", - пообещала она, наблюдая за тем, как подпрыгивает мой совершенно горизонтальный стояк, пока я балансировал на одной ноге, пытаясь стянуть к чертовой матери свои джинсы с левой лодыжки. Обычно я был довольно изящным придурком, но нетерпеливость всей ситуации и отвлечение на ее грудь, пока она абсолютно невозмутимо стояла на солнце, сделали меня совершенно неспособным к равновесию.
Я покачнулся и еле-еле удержался прямо, когда наконец-то стянул джинсы с этой ноги. Затем я бесполезно попытался просто... стряхнуть их с другой, чтобы избежать момента, в котором я шлепаюсь голой задницей прямо перед Беллой с обнаженной грудью. Все эти сотрясения, конечно же, немного раскачали мой член. Это ее рассмешило, она прикрыла рот рукой и... да нахрен все это дерьмо.
Над членом никогда не смеются.
Никогда.
Вообще никогда.
Совсем.
Я наклонился и, сердито уставившись на свои джинсы, стянул их с ноги, наконец-то освобождаясь от них и оставшись стоять только в одних носках, которые приспустились на моих лодыжках. Их концы немного отвисли и шлепали, когда я направился к ней, чувствуя себя долбанным клоуном. Я наступил на один конец, успешно стягивая носок второй ступней, и то же самое проделал со вторым.
Я решил, что в нашей квартире штаны и носки будут совершенно необязательны.
И футболки.
Просто потому что.
Теперь ее смех стих, и она смотрела, как ставил ее обувь на оставшиеся кончики одеяла, а потом указал жестом на эту идиотскую тряпку, наконец-то выдохнув от ощущения законченности дела, чувствуя себя так, будто худшая часть осталась позади.
Правильно?
Неправильно.
Мы начали целоваться и ласкать друг друга на синем в клеточку одеяле, голые и нетерпеливые. Вдруг солнце исчезло за облаками, и немного похолодало. Мои яйца захотели одновременно вжаться назад в меня и извергнуть сперму в нее.
Довольно парадоксальные ощущения.
Поскольку мы лежали на боку, жар от нашего возбуждения понемногу начал делать прохладный воздух терпимым. Я целовал ее глубоко, мои руки блуждали по ее груди, массировали ее. По какой-то причине я почувствовал, что если запущу пальцы в ее сверкающие локоны, все будет охренительно нежно и по-особенному.
Что ж,.. гребаный засранец этот лак для волос.
Мои пальцы застряли, и она зашипела, дернувшись прочь от моих губ, когда я попытался извлечь руку из ее волос. Я посмотрел на нее извиняющимся взглядом, а потом, уже сердито, на свои освобожденные пальцы, второй рукой поглаживая ее обнаженное бедро.
Когда мы наконец-то вернулись к поцелуям, она положила голову на мой бицепс и вжалась в меня. Нижние части наших тел стали неизбежно тянуться друг к другу под звуки хриплых стонов и блуждание рук. Она забросила ногу мне на бедро и простонала.
И тут моя рука затекла.
"Дерьмо", - прошипел я, сжимая кулак и чувствуя, будто булавки и иглы впились мне в кожу. Она подняла голову. Пока кровообращение медленно возвращалось в мою руку, мы оба пялились на мой кулак, который сжимался и разжимался под слоем ее локонов.
Я стал задумываться, а не был ли наш секс действительно проклят, в конце концов.
Одновременно раздраженно вздохнув, мы нерешительно посмотрели друг другу в глаза, и я застонал. "Ты не хочешь просто запаковать все, бля, обратно, и пойти домой? - спросил я, чувствуя, что этот день уже просто никак нельзя спасти.
Мы все равно могли позажиматься где угодно. Как минимум, в душе или в кровати, где не пришлось бы морозить задницу и отгонять насекомых.
Когда она не ответила, я принял молчание в качестве "да" и сел, потянувшись за сумкой и начав обратно запихивать в нее все дерьмо. Она села рядом и с виноватым видом стала протягивать мне предметы.
А потом потянулась к моему альбому и остановилась, поджала под себя ноги и нахмурила брови. "Это сегодня? Сейчас?" - спросила она, пока мои глаза блуждали по сторонам, ища злобные штаны, положившие начало всей цепочке сексуального провала.
Я лишь быстро взглянул и подтвердил кивком головы, приподнимая угол одеяла и возобновляя свои поиски.
Долгое время она молчала, пока я, наконец, не поднял на ее взгляд и со вздохом приготовился встать. "Ты же должен был рисовать пейзаж", - сказала она невыразительным голосом, уставившись в альбом у себя в руках. Она сидела на покрывале обнаженная, с растрепанными на ветру волосами, и белая бумага отразила свет на ее лицо, придав ей почти сияющий вид. Я увидел, как ее глаза пробежались по рисунку, увлеченно рассматривая свою прежнюю позу.
Я пожал плечами и ответил: "Там есть пейзаж. Дерево, видишь?" - оправдался я, указав на его нечеткие очертания на заднем фоне.
Она искоса посмотрела на меня, поджала губы и приподняла бровь.
Источник: http://robsten.ru/forum/19-40-1
0
Все у них получится..... и...видимо совершкнно спонтанно 