ЭДВАРД

Я смотрел, как она бежит по траве, и как это нелепое гребаное платье развевается вокруг ее неуклюжих ног. Я боялся, что она может упасть, поэтому не взял машину, как планировал. Ожидая, что она вот-вот поскользнется, я перешел на медленный шаг, не cводя глаз с ее спины, и благодарил гребаного Бога за то, что этого не произошло.

Добравшись до черного входа, она согнулась пополам. Сначала я не понял этого, но чем ближе я подходил, тем мне становилось яснее, что она плачет. В смысле, это не было таким уж большим шоком для меня. Должно быть, она сбежала после церемонии босиком по влажной траве по определенной причине. К тому же, она не была счастлива уже долгие... месяцы.

Это было видно, словно большой светящийся знак.

Я переступил с ноги на ногу в траве, пытаясь решить, стоит ли подойти к ней. Не нужно было быть гребаным астрономом, чтобы вычислить, кто именно вызвал всю эту боль. Ей не нужны были ни я, ни мое безразличие, чтобы не стало еще хуже.

Поэтому я просто ждал.

Когда люди думают, что они одни, за большинством из них становится захватывающе наблюдать. Белла плакала, как падающее дерево - как будто оно падало по воздуху очень медленно и тихо. И хотя я прекрасно видел, что это падение неминуемо, и знал, что треск и грохот прямо, бля, у меня перед носом, звуки разрушения и уходящая из-под ног земля по-прежнему лишали мои легкие дыхания.

Я дернул себя за воротник, отводя взгляд в сторону и пытаясь сделать вдох. Как будто это было возможно в такой ситуации. Я опустился на колени и стал глотать ртом воздух, заставляя свои легкие расширяться и сокращаться, чтобы они прекратили душить меня. Сжав колени, я зеркально повторил ее позу, потому что мы были око за гребаное око, и когда она падала, я падал следом.

Но я упал первым, и это было причиной, по которой она падала сейчас, и это дерьмо было обоюдным.

Конечно, я не понимал этого. Я должен был видеть, что делаю и тот ущерб, который я наносил. Должен был видеть это в ее глазах каждый день, когда я отказывался есть или спать. Я думал, что той ночью три месяца назад, когда она легла спать в чем-то, что выглядело как две скрепленные вместе полоски кружев, я уже видел худшее. Я думал, что уже невозможно увидеть ее еще более опустошенной, чем той ночью, когда я отклонил ее явную попытку соблазнения.

Боже, она месяцами ждала, чтобы я хотя бы попытаться, и мне нужно было отблагодарить ее за это. Я был благодарен за ее терпение, но правда состояла в том, что никакое дерьмо не могло быть вылечено временем. Бля, я так устал слушать об этом.

"Оно никуда не денется, но станет лучше", - сказал Карлайл.

Ага, чертовски верно.

Хотелось бы мне знать, когда все станет лучше. Я уже был сыт по горло этой лажей. То единственное, ради чего стоило ждать, оказалось ложной надеждой. Мне никогда не станет лучше, и я всегда буду просто немного мертв изнутри, Белла всегда будет падать из-за этого, а я никогда не смогу поймать ее, будучи охренительно занят попытками поймать самого себя.

Когда она наконец-то вбежала внутрь, я выпрямился в облегчении, обводя пространство между церковью и банкетным залом пустым взглядом. Я ждал снаружи, стоя где-то посредине достаточно долго, пока все гости не прошли к месту торжества. Небо начало темнеть, яйца начали замерзать, но я ждал, пока сядет солнце, прежде чем начал двигаться по направлению к дверям.

Все были наряжены и до отвратительного чертовски счастливы, поэтому мне пришлось сдержаться от насмешек. Мой желудок убивал меня. Мои суставы болели. Голова раскалывалась. Весь мой мозг был похож на кашу. Глаза жгло. Внутренности, казалось, разлагались орган за органом. Кровь будто загустела и потемнела, и я просто не мог дождаться, бля... когда отправлюсь домой - домой в Сиэтл, в нашу с моей девочкой квартиру, ко всем нашим невысказанным словам и молчаливым обидам.

По крайней мере, когда я был там, окружающая обстановка казалась соответствующей.

"Ты потерял что-то?" - я обернулся на голос рядом и увидел Джаспера, расслабленно стоящего у арки в столовую. Его волосы, теперь отросшие, были зачесаны назад, а руки чем-то заняты.

"Отличная сумочка, Джассика", - я изогнул бровь, кивнув в сторону маленького черного клатча, который он прятал под рукой. "Она очень хорошо дополняет весь ансамбль".

Он закатил глаза, но с угрюмым видом попытался запихнуть ее подальше под куртку. "Ты долбанный клоун. Моя невеста должна через минуту сесть в машину, поэтому я вроде как джентльмен или еще какое дерьмо", - парировал он, чертовски узко прищурив глаза с самодовольным видом. Свадебная херня Эсми и Карлайла действовала как гребаный девчачий вирус. Элис стала настолько одержима этим, что Джасс в конечном счете получил намек и сделал предложение.

Ну... что-то вроде этого.

На самом деле, он принял на грудь стопок восемь текилы и запаниковал после крайне ужасной серии рвоты: "Я умираю, ребята. Умираю, бля. Я никогда не женюсь, не выучу клингонский и не побью мировой рекорд по количеству ложек, которые смогу удержать на своем лице..." Конечно же, все это сопровождалось нечленораздельными обещаниями выполнить все три основные жизненные цели.

Он дошел до трех ложек, и, даже несмотря на то, что попытался выучить только ругательства на клингонском, выполнил свое обещание сделать предложение Элис.

Розали и Эммет, тоже укушенные этим свадебным комаром, уже поженились в прошлом месяце. Думаю, Розали просто нужно было быть первой, учитывая какой нетерпеливой шлюшкой она была. Тот факт, что она уже была обрюхачена, возможно, тоже немного ускорил процесс.

Долбанные идиоты.

Я вздохнул и потер лоб - источник пульсирующей боли, под воздействием которой мои глаза закрылись. Я задумался: "А не пора ли уже садиться за стол?" Я решил, что должен что-нибудь проглотить: может, немного сладкого или кофеина, чтобы, по крайней мере, избавиться от головной боли.

Джаспер пожал плечами в ответ. "Почему бы тебе не спросить свою девушку?" - ответил он, а затем, более низким волосом, который я решил игнорировать, добавил: "Или ее отсутствие..."

Я осторожно взглянул в сторону помещения перед нами. "Вероятно, она на кухне", - умозаключил я. Она одержимо занималась поставками провизии в последние два месяца, чтобы отвлечься.

Время, которое было бы потеряно, если бы было потрачено на меня.

Он раздражающе подозрительно хмыкнул и переместил вес на одну ногу, оценивая меня этим гребаным всезнающим взглядом. "На самом деле, она сидит вон там в углу". Он кивнул головой в направлении столовой, и я проследил за ним взглядом. "Ты ее не пропустишь. Та, что в черной толстовке, похожая на девушку, чей бойфренд весь прошлый год вел себя как кусок полного говна", - добавил он.

Конечно же, когда я, наконец, отыскал ее взглядом, я вынужден был не согласиться. Я не был куском говна, я был всем говном... большой дымящейся его кучей даже. Может, несколькими кучами. Возможно даже, я был в целом жизнью, полной дерьма. Да, это было похоже на правду. Для большинства мудаков это означало бы серьезное оскорбление, и вероятно привело бы к физическому насилию. Но Джаспер, придурок собственной персоной, лишь заявлял очевидное.

Поэтому я просто кивнул. "Да". Я засунул руки в карманы и уставился на носки своих ботинок - грязные, несоответствующие блеску "свадебной обуви".

Джаспер не унимался. "Ты ее не заслуживаешь", - заявил он, поджав губы и задумчиво кивнул, отводя взгляд в сторону. То, как он это сказал, было так охренительно неоспоримо и просто, как если сказать, что небо голубое.

Я покачал головой. "Нет".

Он продолжал: "Ты не достаточно хорош".

"Даже ни капли".

И тогда он разразился смехом, оскалив зубы, и сумочка стала биться о его живот. "Ты серьезно, не так ли, больной ты хрен?"

Я закатил глаза, наконец резко выпалив: "Да, Джасс. Это очень смешно".

Я оставил его на входе в компании с клатчем и его высокомерием, потому что Джасс хоть и думал, что знает меня, и, возможно, так оно и было, но он не понимал меня. Только один человек действительно понимал меня, и она сидела в одиночестве в углу, опустив голову на сложенные руки, с изнуренным взглядом, сердито нахмуренным лбом, сжатыми в тонкую линию губами, которые рассказывали молчаливую историю "Я ненавижу мою гребаную жизнь".

"Не возражаешь?" - спросил я, рискнув слабой улыбкой и указывая на стул рядом с ней. Не знаю, чего я ожидал. Может быть, я ждал, что она наконец-то окажется сыта по горло всем и скажет мне начинать паковать мое дерьмо. Это не может продолжаться вечно. Сколько еще моей херни с извинениями она вынесет?

Вместо этого она просто кивнула и выпрямилась, теребя края изящной толстой салфетки из-под коктейля.

Пока мы пялились на танцпол, между нами установилась некомфортная тишина. Все коллеги Карлайла были старыми чуваками, пытающимися сделать... что-то. Я бы не назвал этот танцем, потому что это был точно не он. Это выглядело скорее как попытка подрачить, не используя при этом рук.

"Ты голоден?" - спросила Белла, не глядя на меня. Ее голос звучал спокойно, но явно невозмутимо. Думаю, она ожидала, что я откажусь, но...

"На самом деле, да", - тяжело вздохнул я, подергивая коленом, и уточнил: "Я просто умираю, бля, от голода". И что удивительно, это на самом деле было так.

Она так резко повернула голову, чтобы посмотреть мне в глаза, что ее капюшон упал с головы. Ее губы сложились в шокированное "о", глаза расширились. "Серьезно?" - переспросила она и выпрямилась в ответ на мой полный энтузиазма кивок головы. Она начала теребить рукава, оттягивая их кулаками, и предложила: "Есть говядина. И цыпленок. И кое-какие морепродукты, но я не знаю, захочешь ли ты моллюсков", Она быстро вдохнула и задержала дыхание, высоко приподняв плечи и осторожно изучая меня взглядом.

Вообще-то ее реакция меня озадачила. Я и правда был настолько плох? Так плох, что даже мысль о том, что я хочу есть без всякого химического вмешательства, стала таким серьезным гребаным делом? Да, вероятно.

"О", - выдохнул я, наполовину понимая, наполовину соглашаясь. "Э-э-э, говядина?" - проверочно подумал я, но тут же передумал, когда мой желудок скрутило. Прищурившись, я мысленно задал еще один вопрос: "Курица?". Когда мое тело не дало незамедлительного ответа в знак отвращения, я облегченно вздохнул, кивая: "Думаю, немного цыпленка я переживу".

Она в буквальном смысле исчезла еще до того как я успел закончить предложение. Я смотрел ей вслед, когда она пробиралась через толпу, охренительно храбро и неумолимо двигаясь вперед. Я видел, как доктор Корбет делал свои совершенно, бля, плавные танцевальные драчильные движения и продолжал врезаться в нее, пока она проходила мимо. Он поспешно пробормотал извинения, но она даже не остановилась.

Моя девочка так хорошо справлялась с этим дерьмом.

Ее успех никогда не переставал поражать меня. Наш первый код в колледже был шокирующе продуктивным в плане ее выздоровления. Казалось, будто она каждый месяц достигает очередную новую цель. Теперь, однако, она оказалась в состоянии, которое доктор Кармен любила называть "плато", что, в сущности, означало, что прогресс шел медленнее, чем траханье двух улиток - особенно теперь, когда ее собственные заботы даже больше не были в центре наших проблем.

И все же, было трудно поверить в то, что для нее когда-то это было настолько трудно, что она даже не могла сидеть на стуле рядом с Эмметом. Я с удивлением обнаружил, что это не беспокоило меня так, как я ожидал. Несомненно, она могла бы уйти к какому-нибудь другому мудаку. Вероятно, она должна была бы уйти к другому мудаку. Но знаете что? Если это сделало бы ее счастливой, тогда мне просто пришлось бы смириться с этим дерьмом, потому что так же сильно, как я хотел, чтобы она была моей, так же сильно мне нужно было, чтобы она была счастлива, а в этом деле я провалился.

Две минуты спустя я увидел, как она снова пробирается через толпу навстречу ко мне, высоко приподняв подбородок, с решительным взглядом, вся в черном и желтом, как маленькая очаровательная пчелка.

Она поставила передо мной тарелку с едой, уселась на стул, и потом просто... стала ждать.

"Разве ты не собираешься есть?" - спросил я, немного нервничающий из-за того, что на меня будут смотреть во время еды. В смысле, раньше это дерьмо казалось мне очень милым, но это вроде как было важное дело, и если меня вырвет всем этим через десять минут, то я бы предпочел избежать неминуемого унижения, которое я обычно чувствовал всякий раз, когда она смотрела, как моя жалкая задница нависает над унитазом.

"Я поела", - утвердительно сказала он, запутавшись руками в рукавах толстовки и сжав их у себя коленях.

Нервно выдохнув, я оценил тарелку осторожным взглядом. Выглядело хорошо и многообещающе. Она положила мне слишком много, и я с волнением посмотрел на это, сглотнув и потянувшись к вилке.

Первый кусок был самым трудным. В моем рту еда чувствовалась неуместно, и структура пищи хоть и была знакомой, но на языке ощущалась инородно. Белла с тревогой закусила губу, когда я залпом запил все стаканом холодной воды. Второй кусок пошел гораздо лучше, а третий граничил с понятием "прилично". С каждым новым ее плечи расслаблялись, а напряженные морщинки вокруг глаз начали разглаживаться. Но для меня все было как обычно.

Я никогда не ел ради себя.

Я ел ради нее.

Обычно еда возвращалась обратно.

Хотя на этот раз было немного иначе. Бля, я на полном серьезе был голоден, и, возможно, она с каждым куском чувствовала облегчение, но я с каждым новым укусом переставал замечать ее реакцию и просто... хотел. Хотел еще. И это не было настолько ужасно. В животе еда чувствовалась некомфортно, но, может быть, в следующий раз – Боже, я надеялся, что будет следующий раз - будет немного лучше.

Чтоб меня. Возможно, Карлайл был прав.

Я съел все. Я обглодал цыпленка до косточек, съел картошку и... странное,.. похожее на салат дерьмо, название которого я даже не знал, и к тому моменту, когда я закончил, я был вполне уверен, что это было хорошо. Не обалденно или "охренительно вкусно", потому что я не был уверен, что что-то вообще снова может быть охренительно вкусно, но хорошо. А хорошо - это уже кое-что. Хорошо - это определенно прогресс. И этот прогресс был моих рук делом.

Белла просто, бля, сияла. "Хочешь добавки?" - спросила она. Хотя это походило больше на мольбу с надеждой в голосе. Когда она наклонилась ко мне, заламывая руки и пряча улыбку за подергивающимися щеками, ее восторг был очевиден.

Решив отступить на сторону осторожности, я отказался. Откинувшись на спинку своего стула, чувствуя себя ничтожно мало переполненным, я ждал позыва к рвоте. Я не заслуживал такого наслаждения едой. Я не имел право быть приглашенным на эту гребаную утонченную вечеринку или встретиться со всеми этими гребаными утонченными людьми. Я не заслуживал моей девочки, Джасс был прав. Я не заслуживал своей семьи - по крайней мере, не той, которая приняла бы меня. Я не заслуживал нашей квартиры или той комнаты, которую Белла переделала в студию для моего творчества, моей учебы, кладаххского кольца на моем пальце, ощущения ее губ на моих, ботинок на своих ногах и этой проклятой порции цыпленка.

Я почувствовал прилив, и сжал губы, глазами ища ближайший выход и продолжая подергивать коленом, вибрируя вместе с содержимым моего желудка. Глаза Беллы распахнулись шире, и я, бля, так отчаянно захотел подавить приступ ради нее. Больше всего на свете. Но не был уверен, что смогу. Ее губы задрожали, глаза увлажнились, и я видел, что она... вот настолько, бля, близка к тому, чтобы послать все нахрен.

Но в этот момент она сболтнула единственное, что смогло отвлечь меня.

"Эти старые чуваки выглядят как толпа из санатория, да? Как будто... они пытаются подрачить, не используя рук, или что-то в этом роде". Ее смех был напряженным и бесспорно натянутым, но мое колено остановилось, брови поползли вверх, и я...

Я тоже рассмеялся. "Хренасе. Я только что думал о том же".

Смех ощущался как нечто инородное и звучал слегка жутковато, и она смотрела на меня так, как будто у меня отросла вторая голова, но впервые за долгие месяцы я съел целую тарелку без помощи медикаментов, и меня ею не вырвало. Возможно, я просто тоже парил над своим собственным плато, и, как и у моей девочки, продвижение вперед шло очень медленно - медленнее, чем траханье двух улиток.

Но в этом чувстве был некоторый оптимизм.

В конце концов, в Форксе была херова туча улиток.


Я чувствовал себя гораздо лучше, когда мы поехали домой. Моя голова больше не болела, и даже при том, что я устал, у меня было такое чувство, что мой мозг наконец-то может функционировать. Удивительно, сколько значения имела обычная еда. К сожалению, это породило во мне такое ощущение, как будто я что-то забыл. Что-то важное. Но чем больше я безуспешно пытался вспомнить, что именно, тем больше я понимал, что это, должно быть, не так уж и важно.

И все же, я никак не мог отделаться от этих гребаных ощущений.

Я мысленно пробежался по списку, ускоряясь при подъезде к дому Карлайла. Все мы, "дети", оставались там, в то время как он и Эсми отправлялись в свой медовый месяц. Частично с целью поддерживать дом в порядке, но главным образом потому, что через пять месяцев Эммет готовился стать отцом, и этот осел хотел устроить вечеринку с размахом, как в старые добрые времена.

Белла сидела молча на сидении рядом, уставившись в темноту леса, проносившегося за окном. Ее настроение немного улучшилось после того как я поел, но по какой-то причине, как только мы покинули прием, она снова стала охренительно тихой и угрюмой.

"Что не так?" - спросил я, ломая тишину нервным вздохом. Все шло так хорошо, и хотя я обычно не подталкивал ее дерьмо наружу, как сейчас, я хотел вернуть непринужденность, которую мы оставили за тем гребаным столом на ужине посреди пустых тарелок и раскромсанных салфеток. Я сделал что-то прямо тогда, и пытался понять, что именно.

Она пожала плечами. "Ничего". А потом на мгновение посмотрела мне в глаза, и ее губы расплылись в улыбке, на которую я почти купился. Но прежде чем я успел возразить, она начала бессвязно болтать: "Ты можешь поверить, что они едут на остров? Карлайл просто чертов комбинатор", - она слабо захихикала, отворачиваясь к окну.

"Да, мерзкий распутник, наверное, запланировал это дерьмо еще несколько лет назад", - фыркнул я.

Она ответила тихим "Мммхххм".

И,.. ладно, можно, я и не был самым умным мудаком из всех живущих, но я мог сложить дважды два: я о чем-то забыл, и Белла вела себя тихо и отстраненно. Она знала, о чем именно я забыл. Вероятно, это ее злило. И я, бля, не понимал, почему она просто не признается и не скажет мне, в чем дело.

С тех пор, как Белла, Элис и Эсми вошли в нашу жизнь, я кое-чему научился о женщинах. Они не хотели напоминать вам о дерьме. Так или иначе, они хотели, чтобы вы волшебным образом следили за датами и годовщинами, помнили об их любимых цветах и "специальных лифчиках", которые "не предназначены для метания водяными бомбочками".

Да, что ж, я не был и гребаным телепатом.

"Мы можем не делать этого?" - попросил я, возможно, чуть более расстроено, чем было нужно. "Просто скажи мне, где я облажался, чтобы мы могли забить на это дерьмо и сделать его лучше", - обратился я к ней, сердито выдохнув и крепче сжав в руках руль.

Она посмотрела на меня и, вероятно, поняла, что это наше фирменное "никакой херни", потому что ее плечи напряглись, а щеки порозовели.

"Это, на самом деле, глупо", - прошептала он, уставившись на свои руки.

Я возразил: "Если это "на самом деле глупо", то ты бы не вела себя так... но ты ведешь себя именно так. Никакой херни, помнишь?"

Молчание, которое последовало за этим, лишь расстроило меня еще больше, а я устал, это был длинный гребаный день, я просто хотел лечь и...

"Я не обняла Карлайла".

Автомобиль покачнул нас вперед, когда моя нога вдавила педаль тормоза в пол, и Белла вытянула руки вперед чтобы не удариться о приборную панель, пока я чертыхался: "Бля! Черт, черт, черт..." Продолжая это повторять, я остановился и вытащил свой телефон, надеясь, что у меня еще достаточно времени, чтобы перехватить их, но я серьезно сомневался, что это получится.

"Не беспокой их!" - воскликнула он, на что я просто усмехнулся в ответ и начал набирать номер. Она заерзала на сидении с напряженным и обеспокоенным видом и... черт, черт черт.

Я должен был помнить об этом.

"Где вы?" - спросил я, игнорируя беззвучные протесты Беллы, как только Эсми ответила.

"Собираемся пересечь границу штата. А что?"

Я сжал волосы в кулак и скомандовал: "Эм-м-м, просто... остановитесь и стойте на месте, пока мы не приедем, ладно?"

Замешательство Беллы было очевидно, когда мы набрали скорость, двигаясь в сторону границы, а я, зажав палец между губами, болезненно вгрызался в ноготь. Вот это дерьмо, с которого обычно начиналось все остальное дерьмо. Я же так пристально следил за ее целями и прогрессом, рисовал схемы. Вот настолько глубоко я был когда-то посвящен в ситуацию, а теперь... Я даже не мог запомнить самую важную цель всего года?

Господи, мне надо было собраться к чертвой матери.

Эсми и Карлайл выглядели растерянно, когда мы, визжа тормозами, остановились рядом с их машиной, и у обоих на лице было написано одинаковое беспокойство.

Я торопливо объяснил: "Бля, я забыл обняться!" Наверное, я выглядел разгневанно, когда в один прыжок обогнул автомобиль и подпрыгнул на пятках, потому что все они уставились на меня, широко распахнув глаза. Когда Эсми и Карлайл потянулись ко мне, выставив вперед руки, я выпалил: "Не меня! Ее!"

Она выглядела такой крошечной и убитой, неловко стоя возле "Вольво", ковыряя носком землю и заламывая руки. "Ничего особенного", - повторилась она, краснея.

"Херня", - спорил я, командуя - "Давай сделаем это".

И вот на обочине темной и жуткой дороги, к югу от границы округа Клэллам, мы стояли вчетвером сорок пять минут, пока я медленно, дюйм за дюймом, подводил Беллу к Каралайлу Каллену - человеку, посвятившему себя совершенно самоотверженному гребаному акту отцовства четырех детей, которые были даже не родными ему, независимо от того, насколько странным и нелепым можно было назвать все это дерьмо.

Созерцание того, как его руки сомкнулись вокруг моей девочки, стало для меня одним из тех моментов, на которые я оглянусь в будущем с одинаковой долью радости и стыда. Радости - потому что это явно было большим достижением для Беллы, а стыда - потому что в моем распоряжении для этого всегда были все возможности, но я ими не пользовался.

Серьезно, это было то дерьмо, в отношении которого я должен был испытывать чувство вины. Этому нельзя было помочь, но это можно было исправить, просто на секунду вытащив свою голову из задницы.

Так что, когда Белла выпуталась из его рук, и ее губы растянулись в робкой, но все же искренней улыбке, я тоже его обнял.

Когда я отстранился, кончики моих ушей пылали огнем, но я сказал ему, чтобы он берег себя и назвал его "папой". Это было охренительно неправдоподобно, и я автоматически отнял себе херову тучу очков за классность, потому что на самом деле я не должен был так явно делать этого, и если бы Джассика увидел меня, мне было бы не жить.

Но теперь мне больше не нужно было оглядываться на этот момент с радостью и позором.

Я мог просто оглянуться и увидеть, как сияет Карлайл, глядя на то, как мы уезжаем в дом, который он сделал нашим.