Когда Эсми подъехала к аэропорту, было уже почти темно. Она крепко обняла меня, говоря мне нелепые вещи о том, как она гордится мной, и спрашивала, все ли у меня в порядке. Я подумала, что, вероятно, мой внешний вид оставлял желать лучшего. Она выпустила меня из своих объятий и поцеловала со слезами на глазах. Я изо всех сил попыталась улыбнуться ей, но не думаю, что у меня это хорошо получилось. Похоже, она поняла.

Моя усталость росла с каждой милей, приближавшей меня к Форксу. Мои веки отяжелели без сна и от слез, которых у меня больше не осталось. Я опустила зеркальце над сиденьем, чтобы впервые за эти дни посмотреть на свои глаза. Они выглядели очень плохо. Опухли, налились кровью, вокруг были темные фиолетовые синяки. У меня был ужасный вид.

Эсми поглядывала в мою сторону и рассказывала мне обо всем, что я пропустила, пока отсутствовала. Он беспокоилась. И мне было жаль, что я не могу никак заверить ее, что я порядке. Но я просто не могла. Я лишь откинула голову на сиденье и смотрела на размазанные деревья за стеклом, пока она говорила.

Когда мы подъехали к дому, я даже не взглянула на него. Я смотрела на особняк Калленов. Мне не было видно окон комнаты Эдварда, но во всем доме горел свет. Еще не было и восьми. Я медленно вылезла из машины и попыталась хлопнуть дверью. Но моих сил хватило лишь на слабый щелчок. Эсми схватила мой чемодан и направилась в дом, в то время как я с трудом поплелась следом за ней, подняв капюшон и опустив голову.

Была пятница, и Элис ждала меня на кухне, подпрыгивая от восторга, из-за чего мне почти захотелось улыбнуться. Почти. К сожалению, когда она взглянула на мое лицо, ее улыбка померкла. Я ненавидела тот факт, что весь ее энтузиазм пропал по моей вине. Она принарядилась, и я вопросительно изогнула бровь, глядя на ее провокационное платье.

Она изящно откашлялась. «У меня свидание», - прощебетала она, искренне пытаясь улыбнуться мне, но я все еще видела обеспокоенность в ее взгляде.

Я закатила глаза. «С Джаспером?» - прохрипела я, вздрогнув от звука своего грубого голоса. Ее улыбка поникла еще больше, прежде чем она попыталась вернуть ее обратно, кивнув мне в ответ. Я издала фальшивый смешок без всяких эмоций. Но это было лучшее, что я могла сделать.

Элис бросилась ко мне с объятиями, чуть не сбив меня с ног, хотя я не думаю, что с ее комплекцией это было бы возможно. Я обняла ее в ответ, послав ей самую лучшую свою улыбку, и потащила чемодан в свою комнату. Но там было так темно, что я не захотела входить, поэтому просто пропихнула его в дверной проем и снова закрыла дверь.

Я направилась в кухню, решив, что мне действительно хотелось что-нибудь приготовить. Эсми и Элис сидели у кухонного острова, наблюли за тем, как я готовлю, и рассказывали, как они разогревали оставленную мной еду, и какой она была вкусной.

Я чувствовала себя так же, как в первые дни моего переезда сюда. Все обращались со мной как с хрупкой вазой, стараясь не расстраивать меня. Я ненавидела это. И любила это.

Я украдкой бросала взгляды на большую белую беседку из окна кухни. Почему-то я ожидала увидеть его там. Это было очень глупо. Я начала размышлять, будет ли уместно, если я приду к нему сегодня в десять, как и всегда. Устал ли он так же сильно, как и я?

«Эсми», - прохрипела я, оборачиваясь к ней. Она встретила мой пристальный взгляд, поэтому, тихо откашлявшись, я продолжила. «Завтра с утра я собираюсь пойти в библиотеку, чтобы поискать кое-какие книги», - я обеспечивала себе алиби, на случай, если все пройдет прекрасно. - «Так что меня может не быть дома, когда вы проснетесь. И, возможно, меня не будет дома до обеда», - прохрипела я. Мой голос все еще был скрипучим и звучал так же ужасно, как я себя чувствовала.

Мило улыбнувшись, она согласно кивнула. Я ненавидела лгать Эсми, но в данный момент мне, в общем-то, было все равно. В девять Элис ушла на свидание с Джаспером, и после того как Эсми легла спать, я стала готовить печенье. Сердцевины, Скрытые В Шоколаде. Скрытой начинкой был мятный крем.

Я не знаю, хотел ли Эдвард, чтобы я пришла, и хотел ли он вообще теперь меня видеть. Но я все равно собиралась пойти к нему. Я совершенно ничего не теряла.

Так что в десять я сложила в сумку еду, печенье и этюдник, и, спотыкаясь, вышла за дверь. Я так устала, что даже не могла идти прямо. Снаружи было холодно и немного туманно. Я посмотрела на окно Эдварда и увидела, что свет все еще был включен. Глубоко вздохнув, я натянула капюшон и поплелась через двор к дому Калленов.

Плохо координируя свои движения, я осторожно поднялась по решетке. Мои руки и ноги были словно ватные. Чтобы взобраться на балкон, мне потребовалось в три раза больше времени, чем обычно. Перетащив свои отяжелевшие ноги через перила, я тихо, но неуклюже приземлилась на пол. Я постояла там с минуту, оценивая ловкость, которая мне понадобилась, чтобы взобраться сюда в моем состоянии. Я еле стояла на ногах.

Я повернулась к французским стеклянным дверям, за которыми горел свет, но с обратной стороны не доносилось ни звука. Я подняла отяжелевший кулак и стукнула в нее один раз. Я успела сделать этот только один раз, потому что, как только я постучала, дверь тут же распахнулась.

Эдвард стоял в дверях большой освещенной комнаты, одетый, как и обычно, в свою черную футболку и темные джинсы. Волосы падали ему на лицо. А его глаза выглядели так же плохо, как и мои. Синяки, налиты кровью, отяжелевшие веки. Он устал. Он уставился прямо на меня, ни разу не моргнув. Я лениво прикусила губу, чувствуя себя настолько истощенной, что даже была не в состоянии войти внутрь, и просто смотрела ему в глаза в ответ. Из-за моей спины подул ветер и на мгновенье откинул волосы с лица Эдварда.

«Привет», - тихо прошептала я, чувствуя сильную тяжесть в ногах. Эдвард замер в дверном проеме и лишь смотрел прямо на меня усталым пустым взглядом. Я стала волноваться, что поступила неправильно, придя сюда. Но до того, как я успела спросить, хотел ли он, чтобы я осталась, не отводя от меня глаз, он протянул мне свою руку. Я опустила свой уставший взгляд на его открытую ладонь, и без колебаний вложила в нее свою руку. Прежде чем я поняла, что происходит, Эдвард быстро затащил меня в комнату и, стянув капюшон, обхватил меня за талию настолько сильно, что оторвал от пола. И я просто рухнула в его объятья. Очень уставшая и обессиленная, но счастливая от того, что снова оказалась дома. Я обвила руки вокруг его шеи и зарылась лицом ему в плечо. Большими глотками я жадно вдыхала его аромат. Он уткнулся в изгиб моей шеи, сделав такой же жадный, как и я, вдох. Подняв руку, я положила ее ему на затылок и со вздохом запустила пальцы в его растрепанные волосы. Он сжал меня еще сильнее, почти до боли в ребрах. Но меня это не заботило. Мои ноги болтались в воздухе, и я была так рада, что у него еще остались силы держать меня, потому что мои были уже на исходе.

«Я охрененно по тебе соскучился», - прошептал он мне в шею, сжимая меня еще крепче, как будто подчеркивая этот факт.

И я улыбнулась. Я наконец-то искренне по-настоящему улыбнулась ему в плечо. «Я тоже охрененно по тебе соскучилась», - нечленораздельно произнесла я, продолжая улыбаться, и радуясь тому, что я вообще могла снова улыбаться. Эдвард развернул лицо ко мне и оставил на моей шее мягкий поцелуй. Я улыбнулась еще больше - широкой и, конечно же, идиотской улыбкой - и обняла его за шею изо всех оставшихся во мне сил. Не говоря ни слова, он развернул нас и закрыл ногой дверь. Он отнес меня к кровати, усадил на ее краешек и, отстранившись, опустился передо мной на колени.

«Ты выглядишь чертовски уставшей», - вздохнул он, погладив пальцем опухшие синяки у меня под глазами. Я закрыла свои дрожащие веки, когда он дотронулся до меня, наслаждаясь исходившим от него электричеством, по которому я так соскучилась, и медленно кивнула. Устала – это было еще слабо сказано. Я почувствовала, как он встал, и схватился за кожаные лямки сумки у меня на спине, стягивая их вниз по рукам. Как только он снял сумку, я открыла глаза. Он отнес ее на диван и вернулся назад, плюхнувшись в центр кровати позади меня, а я просто откинулась назад. Понимая, что нам обоим это было нужно, прежде чем что-то будет сделано или сказано.

«Никакого будильника», - невнятно пробормотала я, сонно переползая на мою сторону кровати, даже не потрудившись снять обувь. Эдвард сел и, склонившись на мою сторону кровати, обхватил мои ноги, развязал шнурки и стянул с меня ботинки.

«Спасибо», - пробормотала я, глядя, как он сбрасывает их на пол. Он лишь улыбнулся мне, а я улыбнулась ему в ответ, потому что я была так рада снова видеть эту улыбку. Не говоря больше ни слова, он лег на свою половину кровати и выключил свет. У меня даже не было сил, чтобы повернутся, поэтому он обхватил меня руками и подвинул в центр кровати ближе к себе. Он зарылся лицом мне в волосы, как он это обычно делал, вызывая у меня улыбку. Обхватив рукой его плечо, я запустила ее ему в волосы и стала тихонько поглаживать их, напевая ему колыбельную. Он вздохнул в мои волосы и расслабился, крепче прижимая меня к себе, и погрузился в сон. Я заснула следом за ним.

Это был сон, который мог конкурировать только с самой первой нашей ночью. Долгий и глубокий. Я проснулась от нежных прикосновений к моим волосам на затылке. И даже находясь в полудреме и будучи дезориентированной после сна, я знала, что это был Эдвард. Я чувствовала исходившее от него электричество. Улыбнувшись, я сильнее прижалась к его груди. И я услышала и почувствовала, как он зевнул у меня над головой.

«Просыпайся. Ты чертова лентяйка», - пробормотал Эдвард в мои волосы. Но я чувствовала, как он ухмыляется, поэтому я тихо усмехнулась в ответ, хотя смешок получился очень сонным.

Наши ноги переплелись, и я потянулась, но оставила их в таком же положении. «Сколько время?» - прохрипела я. Мой голос все еще не пришел в норму.

Я почувствовала, как Эдвард отстранился, и нахмурилась. Но как только я собралась открыть глаза и встать, он вернул свою руку обратно и снова прижал меня к груди.

«Пол одиннадцатого», - прошептал он, зарываясь лицом в мои волосы. Я вздохнула с улыбкой. Довольная тем, что хотя бы на этот раз он вернулся, после того как отстранился. Я обняла его крепче.

Эдвард продолжил гладить мои волосы. «Как ты?» - спросил он шепотом мне в макушку.

Я улыбнулась ему в грудь. «Сейчас уже лучше», - искренне прохрипела я. Я почувствовала, как он слегка кивнул, и снова вдохнул аромат моих волос. Мы лежали так в тишине какое-то время, пытаясь надышаться друг другом. Это были самые лучшие ощущения в мире. Я чувствовала себя так, будто только что проснулась после изнурительного марафона. Рядом с Эдвардом.

ЭДВАРД

Она вернулась, черт побери. Более того, она все еще хотела быть со мной. Она выглядела такой уставшей и измученной. Я ненавидел, когда моя девочка была такой истощенной. Когда я увидел ее в дверном проеме, выключателя как не бывало, и даже несмотря на этот проклятый капюшон у нее на голове, я все равно хотел всю ее зацеловать и умолять остаться. Но она сама взяла мою руку. Мне не нужно было умолять. Я был чертовски благодарен за это, но я все равно буду ее умолять. Мне надо было обнять ее, мне надо было почувствовать ее запах, и даже легонько поцеловать в шею тоже. Просто потому, что я был так охрененно счастлив, что могу сделать все это.

Моя бедная девочка так устала, что едва стояла на ногах. Поэтому я попытался позаботиться о ней точно так же, как и она позаботилась бы обо мне. Не вспоминая ни о какой еде или о чем-то еще. Мне просто надо было наконец-то оказаться с ней в этой кровати. Двенадцать дней для меня тянулись как целый гребаный год. У нее даже не было сил снять ботинки. Поэтому я сделал это за нее. И не потому, что мне не нужна была грязь в моей кровати - мне было абсолютно на это насрать. Я сделал это потому, что мне тоже нужно было немного позаботиться о ней.

Она пела невнятно, хрипло и еле слышно. Но это работало. Сон был просто божественным. Все, что мне было необходимо - настоящие цветы, печенье и колыбельная. Может быть, это было охренительно глупо и по-детски, но без Беллы это было невозможно.

Я проснулся первым. Проснуться рядом с Беллой и увидеть ее спящей, было одним из самых лучших моментов моей жизни. Я был сбит с толку всем этим. Я был счастлив, что вернулся наш распорядок, но это ставило меня в чертов тупик. Я понятия не имел, как к этому относиться, не соображал, что нужно делать. И ни хрена не понимал, что именно чувствую к моей девочке.

Пока она спала, я обдумывал все это. Я знал, что ненавидел моменты, когда ее не было рядом. Бля, я убил бы любого, кто посмел бы обидеть ее. Я бы сделал все на свете, лишь бы она улыбалась и смеялась. Но я и так уже знал все это дерьмо. Я никогда особо не думал об этом, потому что это был наш обычный распорядок. Без нее его не существовало. Но теперь гребаный выключатель исчез, и я боялся, что во всем этом было гораздо больше, чем я позволял себе увидеть.

И я не знал, что чувствовала Белла. Я знал, что она поцеловала меня, по собственной воле. И я помнил, как выглядело ее лицо, когда она сделала это. Но я не имел ни малейшего понятия, сделала ли она это просто для того, чтобы отвлечься от всей той ерунды, которая происходила в тот момент, или же она сделала это, потому что дело было во мне. И если она сделала это из-за меня, то я ничего не понимал. Это могло бы означать, что у Беллы ко мне есть чувства во всей нашей долбанной ситуации. Это означало бы, что за все это время было много маленьких знаков и подсказок, которые я пропустил, пытаясь сдержать свой выключатель.

И к тому времени, когда моя девочка проснулась, я ни на шаг не приблизился ни к какому решению. Я подумал, что либо можно просто спросить ее напрямую о том, что, черт возьми, происходит, либо я мог просто избежать ее возможного ответа, потому что я до усрачки боялся, что это может все испортить. Если бы пришлось, то я мог бы полностью принять тот факт, что я абсолютно и всецело зависел от нее. Не только от ее общества, от ее чертовски вкусной еды или от того, что она помогала мне уснуть, а просто от нее. Это дерьмо меня пугало.

И пока моя девочка лежала рядом со мной, запутавшись в моих объятиях и уткнувшись носом в мою грудь, я решил, что просто позволю ей управлять ситуацией. Если она захочет просто спать, я сделаю это с радостью, и буду наслаждаться каждой минутой. А если она захочет оглушить меня поцелуем, я верну ей его назад. Потому что выключателя больше не было, а моя девочка была такой красивой.

"Эдвард?" - прохрипела Белла в мою грудь. Ее голос звучал ужасно. Как будто она все двенадцать дней только и делала, что плакала. Она так чертовски сильно уткнулась в мою грудь. Но мне было все равно.

Я еще глубже зарылся носом в ее волосы. Разрешая ей управлять мною. "Хммм?" - пробормотал я, глубоко вдыхая все цветы и печенья, по которым соскучился.

"Твои рисунки очень красивые", - тихо прошептала она. И я едва не скривился, потому что на самом деле они не были красивыми. По крайней мере, по сравнению с теми, кто был на них нарисован. "Ты очень талантливый", - закончила она, кивнув у меня на груди. Я слегка усмехнулся, потому что в действительности я не был талантлив, но, тем не менее, был рад слышать эти слова от нее.

"Спасибо", - закатил я глаза в ее волосах и еще раз вдохнул их аромат.

Она сделала то же самое - глубоко вдохнула, и я почувствовал ее вздох на своей груди. "Ты хочешь забрать их назад?" - тихо спросила она. Я лишь отрицательно покачал головой. Я хотел, чтобы они остались у нее.

К тому моменту я начал задумываться, когда мне нужно откатиться. Или хотела ли она вообще, чтобы я это сделал. Не было похоже, что хотела. Но нас ждала реальная жизнь, и если мне нужно разобраться во всех этих запутанных чувствах к моей девочке, то я не мог позволить, чтобы мы попали в неприятности.

Поэтому, еще раз глубоко вдохнув аромат ее спутавшихся каштановых волос, я неохотно откатился. Она вроде как немного сжала меня и слегка нахмурилась, но мне пришлось, черт возьми, это сделать.

Я пожал плечами в ответ на ее хмурый взгляд: "Эсми сойдет с ума к чертовой матери, если ты скоро не вернешься домой", - объяснил я реальное положение вещей. Белла мрачно кивнула и, наконец, перевернулась и вылезла из кровати. Я наблюдал за тем, как она вяло потащилась в ванную. Я спутал все ее волосы, и они торчали в разные стороны. Так охренительно мило.

Как и всегда, она провела в ванной десять минут, и я надеялся, что она заметит, что ее маленькая синяя зубная щетка все еще на месте. Стоит в держателе рядом с моей. Она должна была увидеть это, потому что я услышал шум воды и решил, что она, скорее всего, ею воспользовалась.

Я был голоден. Бля, я просто умирал с голоду. Но ни хрена я не стал бы есть прошлым вечером. Сон был намного более важен, чем все остальное. Я хотел сказать какое-нибудь дерьмо Белле, но я знал, что я не смогу думать отчетливо, пока не пройдет усталость. К сожалению, сон все еще не прояснил всю эту фигню.

Наконец, Белла вышла из ванной, натянув свой капюшон на голову. И мне так захотелось сказать ей, чтобы она сняла его нахрен, но я сдержался. Она побрела к дивану, взяла сумку и, открыв ее, достала пакет с печеньем. Волоча ноги, она подошла к моему прикроватному столику и положила печенье рядом с ненавистным будильником. Когда она посмотрела на меня сквозь свои спутавшиеся волосы, я криво улыбнулся ей. Я никогда до этого не использовал эту улыбку, и не знал, почему сделал это сейчас, но из-за этого все ее лицо засияло ко всем чертям. И когда я это увидел, я поклялся себе, что буду делать так чаще.

Она улыбнулась мне в ответ широкой идиотской улыбкой и немного покраснела. Я тихо рассмеялся над ней, потому что она всегда краснела от самого глупейшего дерьма. Поэтому она закатила глаза и вышла из двери, не переставая по-дурацки улыбаться.

Как только она ушла, я схватил пакет с печеньем, умирая от голода и желания узнать, каким для нее был день, в который она вернулась домой. На небольшом белом прямоугольнике было написано Сердцевины, Скрытые В Шоколаде. Я фыркнул от надписи. Это было так чертовски похоже на правду. Наши с ней сердцевины были скрыты. И я надеялся, что в скором времени она позволит увидеть мне то, что спрятано у нее внутри, а я наконец-то разберусь в своих долбанных чувствах. И когда я точно узнаю, что у меня самого творится внутри, чем бы это ни было, я покажу ей все без остатка.