БЕЛЛА

Облегчение. Я чувствовала ошеломляющее всеохватывающее облегчение, когда сжимала Эдварда за шею так сильно, что, казалось, задушу его насмерть прямо в этой беседке. Я чувствовала, как он улыбается мне в шею, и это было ощущение полной эйфории. Он вернулся ко мне. И он не просто вернулся, он сделал это в таком мощном порыве, что я едва не расплакалась. Я не знаю, что щелкнуло у него внутри, и что вызвало это все, но огонь в нем не погас. И он даже не был таким тусклым, как до этого. Он горел так ярко, что я чувствовала его в каждом прикосновении.

Впервые я была той, кому нужно было отстраниться. И когда я это сделала, он все еще улыбался, а его глаза светились молчаливым нежеланием отпускать мою талию, из-за чего я тихо рассмеялась над ним. Но я должна была уйти до того, как придет Элис, так что я оставила последний легкий поцелуй на его распухших губах и расцепила его руки.

«Я поднимусь наверх, когда отделаюсь от Элис», - пообещала я, зная, что ночь она проведет с Джаспером. Я уже переговорила с Джаспером до фейерверка, и попросила, чтобы он занял ее на всю ночь, поэтому я могла не боятся, что обнаружится мое отсутствие дома. То, как легко он согласился, лишь укрепило его позиции на втором месте в списке моих любимых парней.

Эдвард кивнул и, взглянув последний раз на меня, неохотно развернулся и направился назад к своему дому. После того как он ушел, я стала пробираться через толпу, чтобы найти Эсми и обеспечить себе достоверное алиби. Она спокойно выслушала меня, стоя рядом с доктором Каленом на берегу реки. Все, что мне нужно было сделать, это сказать ей, что я устала и иду спать. Она не проверяла меня по ночам, так что я знала, что мне не о чем беспокоится, если дверь моей спальни будет закрыта. Я обратила внимание, что она и Доктор Каллен большую часть ночи провели вместе. А прямо перед тем, как Эдвард потащил меня за собой, я заметила, что они разделили друг с другом новогодний поцелуй. Я была почти разочарована тем, что не увидела их поцелуй и не смогла определить, насколько романтичным он был.

Я увидела Джаспера на другом конце лужайки и многозначительно посмотрела на него. Он понял, что происходит, и слегка кивнул головой, давая понять, что за Элис, висящую у него на спине, беспокоиться не нужно. Я еще раз обвела взглядом лужайку в поисках Эммета. Он сидел рядом со скучающей Розали, продолжая запускать фейерверки, и наблюдая за ними при этом слишком увлеченно, что не очень-то походило на поведение восемнадцатилетнего парня. Скрываемая под покровом темноты, я без проблем прокралась через двор к парадному входу особняка Каленов.

Я сделала то, что сказал мне этим утром Эдвард – просто зашла внутрь через дверь. В доме было пусто и горел свет. Я взлетела вверх по лестнице к комнате Эдварда, где он, я знала, будет ждать меня. Подойдя к двери, я не стала стучать, а просто взялась за ручку и распахнула ее.

Он сидел в центре своей кровати, все еще одетый в свою кожаную куртку, и смотрел на меня с кривоватой улыбкой. От ее вида, должно быть, все мое лицо засияло. Я так скучала по этой улыбке, что, с трудом сдерживая себя, закрыла дверь и бросилась к кровати. Кое-как запрыгнув на нее, я подлетела к Эдварду и снова обвила руками его шею. Под моим напором он упал на спину, и я испугалась, что пересекла некую черту. Но он усмехнулся мне, обняв меня за талию, и зарылся лицом в мои волосы, глубоко вдыхая их запах.

Я стала безостановочно целовать его в шею, просто радуясь этой возможности. Радуясь тому, что он по-настоящему обнимал меня, по-настоящему вдыхал запах моих волос и по-настоящему был счастлив от того, что я рядом.

Он на самом деле был счастлив. Он перекатил нас на бок и поднял выше на подушки. Но вместо того, чтобы позволить положить мне мою голову к себе на грудь, он уперся в меня лбом и глубоко вздохнул. Облегченно вздохнул. Я не знала, отчего он так вздохнул, но я была счастлива просто от того, что он испытывал это облегчение. Он сжал меня невероятно крепко, обхватив руками за талию. Я испугалась, что его рука может онеметь, если я буду лежать на ней, но ему, похоже, было все равно. Я широко улыбнулась его сильной хватке и еще крепче обняла его за шею.

«Я был таким ослом», - с сожалением прошептал он, печально глядя мне в глаза.

Я покачала головой. «Теперь это не важно», - искренне прошептала я, глядя ему в глаза и пытаясь передать взглядом всю любовь, которую я все еще чувствовала к нему. Все мое прежнее внутреннее негодование полностью рассеялось от его новой энергии.

Он улыбнулся мне в ответ, и слегка повернул голову, медленно и нежно целуя меня в губы. Я удивилась тому, что он целовал меня в постели, учитывая наше существовавшее ранее негласное правило не делать ничего подобного. Это было нежно и чувственно. Полная противоположность поцелую в беседке. Но его напор и энергия все еще чувствовались в крепких объятиях, в то время как он лениво посасывал мою нижнюю губу. Я с радостью и любовью ответила на поцелуй, поднимая руку и нежно поглаживая его растрепанные волосы на затылке.

Мы не спали этой ночью. И даже не меняли своего положения. Мы провели пять часов, продолжая наши медленные нежные поцелуи. Это были поцелуи без языка. В какой-то степени, это было даже хорошо, потому что нам хватало воздуха и не нужно было делать остановок, чтобы перевести дыхание. Страсть не исчезла. Я ясно ощущала это по тому, как крепко Эдвард обнимал меня, иногда вжимаясь в меня своими бедрами. Я нисколько не возражала. На самом деле, я сама с трудом боролась со своим желанием и реакцией своего тела на его действия. Однако, в этих поцелуях чувствовалось что-то еще. Я до конца не понимала, в чем дело, но полностью отдалась эмоциям, из-за которых я время от времени улыбалась ему в губы.

В пять тридцать я поняла, что мне пора уходить. Я неохотно отстранила свое лицо от Эдварда. Он открыл свои сияющие зеленые глаза и нахмурился так, что я тихонько рассмеялась над ним. Он не хотел, чтобы я уходила. Но я не могла остаться. Поэтому я оставила последний ласковый поцелуй на его губах, и выбралась из кровати и его рук.

Я не взяла с собой ни сумку, ни пижаму, но у меня в кармане толстовки лежал пакет с печеньем, поэтому я выложила его рядом с будильником, который мы так и не завели. Печенье немного раскрошилось из-за его объятий, но в целом было в порядке. Я послала ему последнюю широкую улыбку в сторону кровати, с которой он пристально смотрел на меня, и развернулась, едва не надув губы от того, что мне нужно было уходить.

Я была уже почти у двери, когда услышала, как он вскочил с кровати и ринулся ко мне. Я обернулась как раз в тот момент, когда он оказался передо мной, обхватил мое лицо руками и снова поцеловал меня. Он с силой прижался к моему лицу и проник языком мне в рот. Радуясь возвращению грубых поцелуев, я яростно ответила на них, сжимая в кулаки его куртку, которую он так и не снял. Я наклонила голову так, чтобы углубить поцелуй, и притянула его ближе. У этого поцелуя появился привкус того, что произошло в беседке, когда он прижал меня к стене рядом с французской дверью, и стал жадно двигать языком и оттягивать меня за волосы, пытаясь ближе прижать мое лицо. Я захныкала ему в рот, убрав руки с куртки и теперь сжав в кулаки его волосы, начав тянуть и дергать их, повторяя за ним. Он сильно вжал меня в стену, наконец-то демонстрируя мне всю силу своего желания, дернувшись в мои бедра с хриплым стоном. Тяжелое дыхание снова стало сопровождать мои страстные движения языком, и почувствовав его телом, я, задыхаясь, простонала ему в рот.

Я выгнула бедра от стены, прижимаясь к нему и сопротивляясь желанию обвить ноги вокруг его талии, чтобы быть еще ближе. Похныкивая, я потерлась о него, желая, чтобы он зашел чуть дальше, как я того хотела. Тяжело дыша, он опять простонал мне в рот, убрал руку из волос и крепко сжал ею мое бедро, до невозможности близко прижавшись к нему, продолжая лихорадочно массировать своим языком мой.

Я выгнула спину, возбужденная тем, что он не отстранился, и еще сильнее вжалась в его бедра своими, чувствуя, как между ног у меня становится влажно. Как будто читая мои мысли, он снова застонал и скользнул рукой вниз по моей ноге, крепко сдавив пальцами мое бедро и еще сильнее вжавшись в меня. Я изогнулась и захныкала еще сильнее от прикосновений в новой позе. У меня в голове промелькнула слабая мысль о том, что если мы продолжим в том же духе, то я спущусь по решетке с настоящей «прической после секса». И невероятно счастливая.

Наверное, он тоже понял это, потому что его язык оставил мой рот, пока его влажные губы все еще были прижаты к моим, обдавая их жарким дыханием, а рука отпустила бедро..

Он открыл свои темно- зеленые, помутневшие от желания глаза, в которых читалось что-то еще, и пристально вглядывался в меня, пока мы старались отдышаться друг напротив друга. «Счастливого гребаного Нового Года», - выдохнул он мне в губы.

Я улыбнулась ему и издала тихий задыхающийся смешок. «Так и будет!» - честно ответила я.

ЭДВАРД

Это был хороший гребаный день. Я трижды подрочил в душе, после того как ушла моя девочка. Я ни хрена не мог с собой поделать. Пульсирующий стояк в течение пяти часов – это не так уж легко, особенно когда его причина только и делает, что слишком ему потакает и не дает от себя отодвинуться.

Она вела себя так, как будто хотела, чтобы я взял ее там же, на месте. И если бы в моей комнате была какая-то другая девушка - до того, как в моей жизни появилась Белла, - которая целовала бы меня так, как она, то я сорвал бы с нее одежду и трахнул бы прямо у стены. Но я не хотел трахать мою девочку. Она заслуживала гораздо больше, чем просто быть оттраханной. Она заслуживала, чтобы с ней занялись любовью. Я понятия не имел, смогу ли я когда-нибудь стать тем сукиным сыном, который сделает это, но странное новое чувство, с которым я провел ночь, осыпая ее поцелуями, вселяло в меня надежду, что такая возможность существует. Я рассмеялся над собой, когда понял, что именно я был в нашей паре тем, кто еще не готов. Конечно же, она любила меня и ни в чем не сомневалась.

Остаток дня я только и делал, что ждал ее возвращения. Щемящее чувство в груди было не таким сильным, когда я не видел ее, но оно не проходило. Я чувствовал потребность быть с ней рядом, чувствовать ее прикосновения. Я хотел бы снять это проклятое кольцо с шеи и носить его так, как нужно - чтобы оно означало, что два человека были единым целым и любили друг друга. Но я все еще ни хрена не понимал себя. Я хотел бы, чтобы тот, кто придумал эту штуку, придумал бы и способ, каким ее нужно носить так, чтобы это означало: "Слишком эмоционально отсталый и не может ничего почувствовать в ответ, но охрененно этого хочет". Какую офигенную прибыль смогла бы принести эта фраза производителям поздравительных открыток.

Я попытался убить время внизу, но у Папочки К. было похмелье. Он был в плохом настроении и пытался скрыть это, но меня не обманешь. Он всегда прятался в таких случаях. Я хотел дать ему немного чертовски классного средства от похмелья моей девочки, но подумал, что это вызовет слишком много подозрений не в мою пользу. Мне счастливо удалось избежать Эммета, который играл в какую-то новую видео-игру, полученную в подарок на Рождество. Школьные занятия начинались уже завтра, поэтому я немного позанимался уроками, съежившись при этом от мысли, что Новый год может начаться без моей "Вольво", если у меня будут плохие оценки.

К тому времени, как моя девочка наконец-то пришла в десять, я начал беспокоиться и чувствовать дикую чертову усталость из-за того, что не спал прошлой ночью. Я распахнул дверь и улыбнулся, увидев ее и почувствовав, как щемящее чувство странным образом сначала разрослось в моей груди, а затем утихло. Ее большие карие глаза засияли, встречаясь с моими, а губы расплылись в широкой улыбке. И когда я наконец-то смог отвести взгляд от ее счастливого лица, я понял, что опять вернулись ее блестящие гребаные локоны.

Я нетерпеливо потянул ее за собой в комнату с холода и, даже не потрудившись закрыть дверь, сразу же привлек к себе и поцеловал. Она улыбнулась в мои губы и с радостью ответила на поцелуй, когда наши языки наконец-то встретились. Я крепко прижал ее тело к себе, запустив руку в ее блестящие волосы и выдохнул, потому что щемящее чувство почти полностью исчезло, но на смену ему пришли новые незнакомые ощущения.

Я прервал поцелуй, пока он не довел меня до еще одной болезненной пятичасовой пульсирующей эрекции. Она выгрузила мой ужин на кровать и уже было двинулась в сторону дивана, но я схватил ее за руку.

"Посидишь со мной сегодня?" - спросил я, когда она посмотрела прямо на меня. Я знал, что мое щемящее чувство в груди будет просто охренительно невыносимым, если мне весь вечер придется наблюдать за ней на диване в другом конце комнаты. Она расплылась в улыбке и энергично закивала, приводя в движение все свои гребаные блестящие локоны, обрамлявшие ее лицо и шею. Я довольно плюхнулся назад на кровать и начал раскрывать все контейнеры с ужином, а моя девочка сняла толстовку, оставшись в темном свитере, из-под которого виднелось на два сантиметра большее, чем обычно, ее кожи, и взяла одну из своих книг с полки.

Она сидела рядом со мной, пока я ел, и рассказывала о том, как провела день с Элис и Эсми. Мы немного обсудили наши с ней подозрения о Карлайле и Эсми. Белла, похоже, была шокирована, когда я провел ей параллели с их командировками.

Она удивленно уставилась на меня в тот момент, когда я запихивал себе в рот кусок восхитительного окорока. "Ты же не думаешь..." - недоверчиво прошептала она. Я усмехнулся и покачал головой в ответ на ее наивность, когда шестеренки наконец-то начали шевелиться у нее в голове. Мне было так смешно, что никто этого до сих пор не заметил. Остаток же ужина она убеждала меня, что Эсми идеально подходит Карлайлу. Я видел, как ее большие карие глаза светились от счастья при мысли об этом. Я ни хрена не возражал. Она была намного лучше любой из тех медсестер в больнице, которые были настолько повернуты на Карлайле, что не давали ему прохода.

За ужин я поблагодарил ее нежным поцелуем, ласково откинув с ее лица солнечные локоны и обхватив своими губами ее нижнюю губу. Я вложил в этот поцелуй свои новые, волной накатившие на меня чувства, пытаясь показать ей, что я наслаждался ими, вне зависимости от того, что именно они означали. Когда я отстранился, она широко улыбалась мне. Я наслаждался и этим дерьмом тоже.

Мы оба офигительно устали, поэтому быстро переоделись и легли в кровать. Как только свет был потушен, я перевернулся и как можно ближе притянул к себе мою девочку, собирая ее локоны на макушке и зарываясь в них своим лицом. Перед тем, как она начала меня убаюкивать, я напоследок нежно поцеловал ее в лоб, обхватил руками и снова окунулся в незнакомые для меня эмоции, погружаясь в сон.

Когда прозвенел будильник, я не захотел отрываться от нее. Поэтому я просто перекатил нас обоих со стоном. Она оказалась сверху, уткнувшись носом в мою грудь, и ее локоны рассыпались по моей шее, а я со всей своей злостью стукнул по будильнику.

Она попыталась взглянуть на меня, лежа на моей груди, но сияющие завитки падали ей на лицо и закрывали весь вид. Я сонно усмехнулся и одной рукой, отпустив ее талию, убрал локоны от лица. Как только она взглянула мне в глаза, улыбка моментально озарила ее лицо. А я, черт возьми, лишь улыбнулся ей в ответ и пожал плечами. Я стану делать так каждое гребаное утро, если, проснувшись, я первым делом буду видеть ее улыбку.

Она передвинулась, пытаясь встать, и вдруг застыла нахрен и уставилась на меня широко распахнутыми глазами. Я медленно закрыл глаза и с раскаянием покачал головой, жалея, что оказался в таком положении в своих тонких пижамных штанах. Дурацкий долбанный утренний стояк.

Я опять открыл глаза и, поморщившись, взглянул на нее. "Бля, я с этим ничего не могу поделать", - сонно проворчал я в надежде, что она не подумает, что я какой-то долбанный урод, который просыпается "во всеоружии" без всяких на то причин. Какое-то время она сидела неподвижно, и я стал переживать, что оскорбил ее или еще какое дерьмо. Но потом она - благослови ее Боже – всего лишь улыбнулась мне и тихо рассмеялась, поднимаясь с кровати.

Я закатил глаза и запустил пальцы в волосы, когда она потащилась в ванную, слегка посмеиваясь надо мной. Когда она вернулась и стала упаковывать свои вещи, я скатился с кровати. Обычно я не делал этого, пока она не уходила, но я хотел подарить ей настоящий утренний поцелуй. Поэтому я ждал, пока она выложит мое печенье на прикроватный столик.

Когда Белла обернулась и увидела, как я стою и жду ее у французских дверей, она выглядела немного потрясенной. Вероятно из-за того, что обычно я едва ли мог двигаться в такую рань. Я улыбнулся ей кривоватой улыбкой и прислонился к стене возле двери, когда она направилась в мою сторону с широкой гребаной улыбкой на лице. Как только она оказалась достаточно близко ко мне, я обхватил руками ее лицо и притянул к своим губам. В этот момент я вспомнил, как ужасно я обычно чувствовал себя, каждое утро целуя ее в щеку. Поэтому я крепче прижал ее лицо и вложил в наш поцелуй свои новые чувства.

Когда она отстранилась, ее глаза горели таким счастьем, что поглаживая ее по щекам, я почувствовал, как мои новые эмоции стали еще сильнее и разлились по всему телу. Не говоря больше ни слова, я открыл дверь для нее и проводил взглядом на балкон, где ветер с дождем растрепал во все стороны ее спутанные и блестящие гребаные локоны. Мне чертовски не нравилась мысль, что моя девочка попадет под холодный дождь. Но она настолько быстро спустилась вниз по решетке, что у меня даже не было времени, чтобы озвучить все свои опасения.

Я ехал к Джасперу все еще на подъеме от новых эмоций, которые во мне вызывала Белла. Когда он сел в машину в своем обычном гребаном неряшливом виде и до конца не отошедший от новогодней вечеринки, я поблагодарил его за диверсионный маневр с Брэндон прошлой ночью. Я боролся с желанием рассказать ему о своих новых разрывающих грудь ощущений, но я побоялся, что мы станем похожи на тех, кто устраивает ночевки и заплетает друг другу косички, обсуждая свои чувства. К черту это дерьмо.

Притормозив у школы этим утром, я понял, в чем я ступил. Я увидел, как моя девочка в одиночестве стоит на парковке, в то время как Элис приветствовала Джаспера с таким жутким энтузиазмом, что я едва не проблевался. При виде ее, одиноко стоящей под дождем, и от осознания того, что я не могу подойди к ней, в груди защемило с охренительной силой.

Я чувствовал себя так чертовски странно из-за этих разрывающих грудь ощущений. Я не понимал - если это было настолько невыносимое чувство, то на что тогда была бы похожа любовь? И как Белла могла справляться с таким охренительно сильным чувством? Я изо всех сил постарался не обращать внимания на это и отправился на первый урок, с каждой минутой чувствуя себя все дерьмовее и дерьмовее. Первые два урока я провел, сосредоточившись на работе, и чувствуя некоторую благодарность за то, что в груди щемило не так сильно, когда я не видел ее.

А потом по пути на третий урок я прошел мимо нее в школьном дворе. Она шла в мою сторону, натянув капюшон и опустив голову в низ. Бля, она как всегда почувствовала, что я иду навстречу. Немного приподняв голову, она посмотрела мне прямо в глаза, когда я проходил мимо, пытаясь не замечать усиливавшееся в груди чувство и то, как под его влиянием мои пальцы дернулись в ее направлении. Но в тот момент, когда мои пальцы дернулись к ней, ее пальцы дернулись в мою сторону. И мы, черт побери, коснулись друг друга. Прямо там, посреди двора, на глазах у всех. Это было просто легкое касание. Но это произошло неосознанно. Для нас обоих. Я тотчас же остановился и развернулся в ее сторону. Я не знаю, почему сделал это. Бля, я сам был слегка в шоке от своей реакции. Но, повернувшись, я увидел лишь ее удаляющуюся фигуру.

Какое-то время я стоял там, запустив пальцы в волосы и хмуря брови, пока, наконец, не забил на это и не отправился в класс. На уроке английского, во время которого мы обсуждали описания любви и других эмоций в прочитанных нами классических литературных произведениях, я пытался понять, были ли мои новые чувства похожи на любовь. Это дерьмо меня смущало. В конечном итоге я решил, что читать описания и чувствовать самому – это совершенно разные гребаные вещи. После всех своих долгих размышлений, я сдался. Я подумал, что раз я это чувствую, и это делает ее счастливой, то ни хрена не важно, как это называть, или насколько это чувство похоже на любовь. Я был счастлив просто от того, что чувствовал себя подобным образом.

И к началу ланча я решил больше не зацикливаться на этих чувствах, а просто, черт возьми, наслаждаться ими. Продолжать наслаждаться. Я направился к своему столику в кафетерии и плюхнулся на стул. Взглянув на стол моей девочки, я увидел, что она еще не пришла, поэтому я достал из сумки и начал есть Неземное Ореховое Совершенство, ожидая ее прихода. Бля, я не мог сидеть с ней вместе, но зато мог смотреть на нее.

Я был в шоке, когда Джаспер один вошел в помещение. И в еще большем гребаном шоке, когда он сел со мной. Он плюхнулся на свое место напротив меня и вытащил свой пакет с печеньем, которое Белла испекла для него. И по какой-то странной долбанной причине, я отчетливо почувствовал что-то абсурдное и очень напоминающее ревность, когда увидел его с печеньем моей девочки. Но я проглотил это дерьмо. Это просто фигня.

Я вопросительно поднял на него бровь, когда он открыл свой пакет. "Сегодня не трахаетесь в подсобке уборщика?" - полюбопытствовал я, удивляясь, почему уже целый час он не лапал Брэндон.

Он запихнул печенье в свой рот. "Элис захотела сесть с Беллой", - пожал он плечами, пережевывая при этом печенье. Бля, при виде крошек, вылетающих у него изо рта во все стороны, я поморщился.

Я мотнул головой и продолжил есть свое печенье, охренительно радуясь тому, что Брэндон не бросила мою девочку и спасла от лицезрения этого долбанного свинтуса.

Мы ели молча, а я ждал ее и не спускал глаз с двери. Брэндон вошла первая, с тоской глянув на Джасса, и села за столик к Роуз и Эммету. Мне стало интересно, видела ли она когда-нибудь, как ест этот сукин сын. Это было отвратительно. Хуже, чем Эммет. Я задумался, сколько времени потребуется ее киске, чтобы научить его задницу хоть каким-то хорошим манерам.

А потом вошла моя девочка. В своей гребаной черной толстовке, съежившись и избегая людей вокруг себя. Я напряженно наблюдал за ней и чувствовал, как у меня снова начинает щемить в груди. Это чувство росло, раздувалось и вызывало у меня желание забыть к черту все причины, удерживавшие меня от того, чтобы подойти к ней.

Кивнув всем за столом в знак приветствия, она села рядом с Брэндон. Когда она наклонилась, доставая из сумки книгу и печенье, я так отчаянно хотел, чтобы она в этот момент снова посмотрела на меня. Тем взглядом, каким смотрела на меня за две ночи до этого на лужайке. Я напряженно уставился в ее капюшон, пока она копалась в сумке, блокируя всех, кто находился в помещении.

И когда она выпрямилась, наши глаза, наконец, встретились. Она посмотрела на меня со своего места, и я увидел, как ее глаза засияли в тот момент, когда она встретилась со мной взглядом. Большие, карие и наполненные всей ее любовью. Я почувствовал, как меня изнутри снова переполняют странные новые эмоции. Меня так охренительно сильно тянуло к ней, что мои ноги даже дернулись. Но я знал, что мне нельзя подходить к ней. Поэтому я сделал единственное, что было в моих силах - просто вложил эти гребаные чувства в свой взгляд с надеждой, что она сможет их увидеть и понять. Несмотря на то, что я не мог быть рядом с ней, я чертовски этого хотел.

И как если бы она точно знала, что я имел в виду, она улыбнулась мне и торопливо разорвала наш взгляд, открывая книгу. Я пару раз моргнул, понимая, что кафетерий наполнился людьми, пока мы смотрели друг на друга. Я глубоко вздохнул и наконец-то перевел свой взгляд с нее на Джасса.

По какой-то гребаной причине он сидел передо мной с широко распахнутыми глазами и таращился на меня, застыв с печеньем в руке. Я вопросительно поднял на него бровь, не понимая, что такого охренительно интересного он во мне увидел. Но вместо того, чтобы ответить мне, он медленно повернул голову и посмотрел на столик Брэндон. Я проследил за его взглядом через комнату, и меня охрененно удивило, что он уставился на мою девочку.

Наконец, он снова развернулся ко мне. Я опять вскинул бровь, но он лишь еще раз взглянул сначала на Беллу, потом опять на меня. И тут он ухмыльнулся. Я нахмурился, спрашивая самого себя, уж не вспомнил ли он о Брэндон или еще какое дерьмо. Меня бы это нисколько не удивило. Он тихо рассмеялся и покачал головой, отчего пряди его неряшливых светлых волос упали ему на глаза. И после этого произнес всего три слова, которые практически ввели меня в гребаный ступор.

"Настигло великое чувство?" - со знающим видом ухмыльнулся он.

Моя гребаная челюсть поползла вниз. Я не понимал, какого черта он решил, что я влюблен. "Ты о чем, бля?", - спросил я недовольным тоном. Я почти разозлился на него только за то, что он так просто сказал о чем-то, что я так чертовски сильно старался почувствовать.

Он опять усмехнулся, отчего мне захотелось впечатать его гребаную башку прямо в стол. "Ты что, на самом деле такой дебил?" - спросил он тоном, в котором слышались нотки снисходительности.

Я раздраженно вскинул бровь в его адрес. Да, было бы очень мило с твоей стороны, чертов придурок, если бы ты перестал мне тут втирать мозги.

Он покачал головой в ответ на мой злой взгляд. "Ты любишь ее", - всего лишь сказал он. Как будто он был каким-то долбанным всезнающим эмпатом или еще каким дерьмом.

Я попытался собрать в себе все остатки надежды, которые были перемешаны с горечью из-за того, что я до сих пор так ничего и не почувствовал. "И как, черт возьми, ты это понял?" - спросил я сквозь сжатые зубы, готовый сорваться на него.

Он наконец-то отложил печенье, усыпая крошками стол перед собой, как самая настоящая свинья, которой он и был, и всем своими телом наклонился вперед, опираясь на руки. "Как давно мы с тобой знакомы?" - серьезно спросил он.

Отвечать вопросом на вопрос, это было так в духе... долбанного Джасса. "Почти пять лет", - раздраженно ответил я, борясь с желание посмотреть на него сквозь прищуренные веки.

Он кивнул в ответ на мои слова. "И сколько раз моя задница сидела напротив твоей в этом кафетерии?" - задал он еще один тупой гребаный вопрос. Я закатил глаза, решив оставить этот вопрос риторическим. Он опять кивнул головой, и его губы дернулись в ухмылке. "И сколько раз ты смотрел на кого-либо так, как ты только что посмотрел на нее?" - задал он вопрос со знанием дела. И раз он был таким всезнайкой, а я как раз ни хрена не знал, я был не в состоянии понять, к чему он ведет. Я был самым близким человеком для Беллы. Конечно, я смотрел на нее по-другому.

Он сердито выдохнул и откинулся на спинку своего стула, когда я не понял его. "Взгляд, Эдвард", - раздраженно сказал он, всплеснув руками в воздухе. Я сидел и тупо смотрел на него. А что со взглядом? "Вот же черт", - пробормотал он, качая головой. Я нахмурил брови и едва сдержал порыв ринуться на него через стол и придушить ко всем чертям за то, что он вел себя так снисходительно. Он потер руками лицо, сделал глубокий вдох, а потом снова наклонился над столом, опираясь на руки, и посмотрел на меня с выражением "серьезный Джасс" на лице. "Взгляд, которым ты только что посмотрел на нее", - уточнил он, приподняв брови. Я кивнул. "Я всегда узнаю этот взгляд", - просто сказал он так, как будто она на самом деле разбирался в этих вещах. "Она смотрит на тебя точно так же", - продолжил он с небольшой ухмылкой на лице. Я нахмурился и снова посмотрел на мою девочку, которая сидела за своим столом и читала книгу. Бля, я пытался осмыслить то, что смотрел на нее так же, как и она на меня. "С любовью", - закончил Джасс, откинувшись на спинку стула и снова принявшись отвратительно пережевывать печенье.

Пока она ела свое печенье, я продолжал задумчиво пялиться на нее. Размышляя о том, было ли вообще возможно, что все эти новые эмоции в конце концов могли оказаться любовью. Я проверял и убеждался.

Я люблю Беллу.

Джасс фыркнул со своего места. "Да-да, придурок. Я об этом и говорю", - усмехнулся он. Я изумленно уставился на него, даже не осознавая, что я сказал эти слова вслух. Но я действительно их произнес. И это не были фальшивые слова, это не прозвучало как ложь или даже просто чертовски неправильно. Просто так все и было... на самом деле, черт побери.

Истинность этих слов так охренительно сильно поразила меня, что мне захотелось и рассмеяться, и расплакаться, и просто, черт возьми, броситься к моей девочке и опять поцеловать ее. Потому что это была чистая правда. Бля, я на самом деле любил Беллу. Джасс развлекался, наблюдая за тем, как мое гребаное лицо расплылось в улыбке от понимания. Наконец-то у моего нового чувства было название. И это означало, что последние две ночи я дарил ей свою любовь.

Как же охренительно я боролся сам с собой, чтобы не рассмеяться, потому что Джасс мучался в догадках, не понимая моих эмоциональных всплесков. А потом я понял, что было лучше всего. Бля, я дождаться не мог, чтобы скорее рассказать моей девочке, что тоже ее люблю. Мне хотелось броситься к ней прямо в кафетерии, все ей рассказать и наконец-то увидеть выражение ее лица после моих слов. Но поскольку я был влюблен и после своего открытия чувствовал себя по-дурацки сентиментально, мне нужно, чтобы этот момент был более личным и особенным. Поэтому я прикусил свой гребаный язык и доел остатки своего печенья с совершенно дебильной улыбкой на лице. Джасс продолжал усмехаться надо мной и качать головой, явно удивленный моей эйфорией. Но даже этот придурок не мог испортить мне настроение.

Я шел на биологию шагах в десяти от моей девочки, впиваясь взглядом в каждого, кто слишком близко подходил к ней. Я чувствовал, как в груди у меня что-то трепетало, свои новые ощущения... нет... я чувствовал любовь... которая стала еще сильнее, когда я сел рядом с ней и почувствовал наше электричество.

Это был кино-урок. Очень скучный долбанный фильм о каком-то паразите, на которого мне вообще было насрать. И как только мистер Баннер выключил свет, и фильм начался, я скользнул пальцами по столу в сторону моей девочки и схватил ее за руку. Опустив наши руки под стол, я стал поглаживать ее ладонь большим пальцем. Я почувствовал, как она улыбается в темноте, крепко сжав мою руку в ответ. Весь час мы только и делали, что гладили и ласкали руки друг друга. Было много моментов, в которые я чуть не сломался и не сказал ей о своих чувствах прямо там. Мне было достаточно просто наклониться к ней и прошептать это на ухо. Но я сдерживался, думая о том, как охренительно лучше будет, если я скажу ей это наедине. Я смогу показать ей все свои чувства, и ей не придется скрывать свою улыбку, а потом я смогу зацеловать ее до беспамятства.

Когда фильм закончился, я очень не хотел отпускать ее руку. Но мне, черт возьми, пришлось это сделать, когда включили свет. Мы медленно и нерешительно убрали руки друг от друга. И как только прозвенел звонок, собрали все наше дерьмо и вышли из класса. Я опять шел в десяти шагах позади нее, и пока мне не пришлось свернуть на свой последний урок, я продолжал впиваться взглядом во всех мудаков, которые проходили рядом на достаточно некомфортном для нее расстоянии.

Этот час я провел, придумывая, как рассказать ей все так, чтобы этот момент был чертовски правильными и идеальным, чтобы я наконец-то смог увидеть то выражение на ее лице, о котором мечтал с самого рождественского утра. Я подумал, что можно сказать ей это после поцелуя. Или, может быть, даже отвести ее вниз в беседку. Беседка казалась подходящим местом. Это было то место, где я впервые показал ей свои чувства, даже если в тот момент я не хрена не знал, что это была любовь. Я задумался, дарят ли парни девушкам что-то или еще какое дерьмо, когда говорят им подобные вещи. Я растерялся нафиг, когда додумался до этого. Похоже, я мог разными способами довести девушку до оргазма и заставить выкрикивать мое имя, но когда дело касалось признания в любви, это дерьмо было слишком круто для меня.

К концу урока я решил, что это ведь просто Белла. Моя девочка. Поэтому, скорее всего, ей будет пофиг, как я скажу это, лишь бы сказал. И я обязательно скажу.

Наверное, я был самым первым придурком на парковке в конце школы. Мне так чертовски не терпелось, чтобы день поскорее закончился, и я мог бы все сказать моей девочке. Решив мельком увидеть ее еще раз перед тем, как наступит десять часов, я прислонился к дверце своего автомобиля и уставился на дверь спортзала, ожидая ее появления.

Мне показалось странным, что никто не выходил из спортзала, а внутрь шли преподаватели. Я увидел, как туда вошел мистер Баннер и мисс Коуп, а потом медсестра миссис Презели. Но никто не выходил. Я подумал, что будет какая-то поздняя баскетбольная игра или еще какое дерьмо, поэтому продолжал подпирать дверцу авто и ждал, в то время как все на парковке стали разъезжаться по домам.

Я дождался до тех пор, когда парковка опустела, но из зала так никто к черту и не вышел. Я нахмурился и провел рукой по волосам, предположив, что всех могли распустить пораньше. Это объясняло то, что преподаватели продолжали туда подтягиваться. И как только я собрался сдаться и уехать, наконец-то кто-то вышел. Джасс.

Я так охренительно зациклился на том, чтобы подождать мою девочку, что даже не заметил, что его не было в машине. Он остановился у двери в спортзал, провел пальцами по своим неряшливым волосам и наконец-то посмотрел мне в глаза. Выражение его лица шокировало меня. Паника.

Я отлип от двери автомобиля, когда он бегом направился в мою сторону. Пока он бежал ко мне, в моих мыслях возник миллион возможных сценариев. Сибирская язва, школьные перестрелки, обвал крыши, хотя для меня все это звучало приятно.

Как только он оказался рядом, он согнулся пополам, упираясь ладонями в колени и пытаясь отдышаться. Взглянув вверх на меня с безумным выражением лица, он произнес, задыхаясь: "Это Белла."

Мои гребаные глаза широко распахнулись, когда его паника передалась мне. "Что?" - взбешенно спросил я, борясь с сильным желанием самому броситься в этот спортзал, если он не поторопиться с объяснениями.

Он хватал ртом воздух и мотнул головой, продолжая держаться за колени. "Какой-то чертов кретин в спортзале во время игры в баскетбол случайно толкнул ее локтем или еще какое дерьмо", - он выпрямился, и до меня наконец дошло. Но прежде, чем я смог расспросить подробности, Джаспер перевел свой безумный взгляд на что-то у меня за спиной. Я проследил за ним и увидел, что на стоянку влетел автомобиль Эсми. Она даже не припарковала свою машину, а просто пулей выскочила из нее и побежала в сторону спортзала так быстро, что ее карамельные волосы развивались у нее за спиной размытым пятном. Я развернулся назад к Джассу, выразительно глядя на него. Выкладывай, бля.

Он скрестил руки на груди и стал поспешно рассказывать: "Он сильно толкнул ее локтем, чувак. И у нее случился долбанный припадок. Она не позволяет никому дотрагиваться до себя, даже Элис", - ему не хватало воздуха и он сделал глубокий вдох, - "Там кровь..."

И даже ни хрена не дослушал. Я бежал через двор в спортзал так, как будто моя гребаная жизнь зависела от этого. Я молился, чтобы с моей девочкой все было хорошо. Холодный дождь хлестал меня по лицу, когда я перепрыгивал через траву и бетон. Я протянул руку к долбанной ручке двери еще до того, как добежал до нее. Я чувствовал себя так, как будто меня в грудь ударили гребаной кувалдой.

Крики. Черт возьми, ужасные вопли и рыдания доносились прямо из-за двери спортзала. Я узнал бы эти гребаные рыдания и крики где угодно. Моя девочка.

Вбежав в спортзал, я увидел их. Целая гребаная толпа людей в центре. Кто-то из учеников, все еще одетых в спортивную форму, кто-то из учителей, чьи лица выглядели безумно от отчаянных криков Беллы и ее рыданий. И все они толпились вокруг источника ужасных звуков.

Я сжимался с каждым ее звуком, пока бежал через весь зал, едва не поскользнувшись, когда мои влажные ботинки соприкоснулись с гладким блестящим полом. Но я ни хрена не остановился, я продолжал свой путь, пока не добрался до толпы. Из-за них мне ничего не было видно. Поэтому я просто яростно стал распихивать всех к чертовой матери со своего пути, отчаянно желая увидеть ее. Мисс Коуп схватила меня за куртку, когда я проходил мимо ее, и стала кричать на меня, но я ни хрена не слышали ничего, кроме этих холодящих кровь криков. Я сердито оттолкнул ее. Я слышал, как она еще долго что-то кричала мне. Но с силой отпихивая в сторону Стэнли, слишком переборщив в этом, я задавался вопросом, как давно произошло все это дерьмо. Последним я оттолкнул мистера Берти и наконец-то увидел ее.

От ее вида у меня едва не подогнулись колени. Она лежала на деревянном полу, свернувшись калачиком, подтянув колени к лицу, одетая в спортивную форму и свою толстовку. Бля, она вся тряслась, дрожала. Все помещение сотрясали ее хриплые крики, раздававшиеся у нее из груди. Это не была ее обычная Странная Внезапная Истерика. Это было хаотично, охренительно сильно и, казалось, будто ее разрывает на части.

Эсми стояла над ней с самым душераздирающими и беспомощным выражением на своем заплаканном лице. Она протянула дрожащую руку, чтобы погладить ее по скрытой под капюшоном голове. Ей ни хрена не стоило этого делать. Потому что от этого она стала кричать, плакать и трястись еще сильнее. Эсми одернула руку назад, и выражение безнадежности на ее лице превратилось в совершеннейшую панику. Она потянулась к своей сумке, запустила в нее руку и, достав оттуда телефон, начала с кем-то разговаривать. Но я ни хрена не слышал ничего, кроме моей девочки, ее гребаных страданий и агонии. Бедная Брэндон плакала вместе с Беллой, склонившись над ней, и у нее было такое же безнадежное выражение лица, как и у ее матери. В этот момент Джасс прорвался через толпу и подошел к ней.

Но все мое внимание было сосредоточено на дрожащей фигуре передо мной. И что еще более важно - темной луже крови, которая растеклась на деревянном полу возле ее головы. Я отчаянно пытался рассмотреть, откуда идет чертова кровь, но ее лицо закрывали волосами, а на голову был натянут этот проклятый капюшон.

Я стал глубоко дышать, пытаясь четко мыслить среди всех этих воплей, от которых я весь сжался, задрожал и сам почти зарыдал, схватившись за волосы и с силой сжав веки. Бля, и потом я просто понял, что нужно сделать. Она не позволила бы даже своей тете или кузине дотронуться до себя. Но я был готов поспорить, что мне она разрешит. К черту все наши тайны и секреты. Я готов был отдать свою гребаную жизнь за то, чтобы вытащить ее из этого состояния.

Я открыл глаза и перевел взгляд на Джасса, который смотрел как раз на меня с очень серьезным понимающим выражением, обняв Брэндон у себя на груди и покачивая ее из стороны в сторону на полу рядом с Беллой. На этот раз я был так благодарен ему за то, что он понимал, что происходит. Поскольку я готовился встретиться с серьезным сопротивлением.

Сделав решительный вдох, я стал пробиваться в центр круга. Когда я вышел вперед, мистер Берти схватил меня сзади за куртку и потянул назад. Я сердито оттолкнул его. Никто не остановит меня на пути к моей девочке. Я прибавил ходу, когда все в толпе стали кричать мне, чтобы я остановился. Я блокировал все их крики. Ничьи гребаные слова не имели для меня значения. Я немного замедлил шаг, когда приблизился к ней, опасаясь, что Элис может наброситься на меня. Я еще раз взглянул на Джасса, в чью грудь она уткнулась лицом. Слава Богу, черт побери.

Но так или иначе, к сожалению, я не был готов ко встрече с Эсми. Она стояла над Беллой, приложив телефон к уху, впившись в меня взглядом, и кричала что-то, что я ни хрена не слушал. Я подходил ближе к моей девочке и ко всем ее гребаным воплям, крови, рыданиями, которые тоже разрывали меня на части. Когда я близко подошел к ее скорченному и дрожащему телу, Эсми стала в защитную позу перед ней. Ее карамельные волосы спускались вниз по плечам и пиджаку. Я поднял глаза, встретившись с ней взглядом.

Она была чертовски красивой в этот момент.

В ее глазах разгорался пожар, и она превращалась в великолепного ангела ярости. Мать, защищающая своего ребенка. Из-за неукротимого материнского инстинкта и гнева, направленного на того, кто может причинить вред ее дитя, она смотрелась величественно, и, черт возьми, ей невозможно было не подчиниться. Я вытаращился на нее во все глаза, осознавая это. Именно так выглядит настоящая мать.

Я испугался. Да, я испытывал благоговейный трепет перед ней и ее ослепительным великолепием, когда она возвышалась над моей девочкой. Но я тоже, черт побери, любил ее. Поэтому я не остановился. Ничто не могло меня остановить. Даже ее материнское великолепие. И чем ближе я подходил, не отрывая от нее взгляда, тем более разъяренной и великолепной она становилась. С каждым моим шагом, я все больше преклонялся перед нею, наблюдая за тем, как множатся ее ярость и красота.

К счастью, чем ближе я подходил к моей девочке, тем сильнее она чувствовала исходившие от меня волны электричества. Чем ближе я был к ней, тем больше она успокаивалась. На самом деле, далеко не все могли отметить изменения в ее состоянии. Но я видел их. Эсми видела тоже. Ее материнский инстинкт настроил ее на одну волну с Беллой, в точности как и меня. Но пожар ярости все еще полыхал в ее взгляде, когда я присел на корточки, не отрывая от нее глаз.

Белла опять стала затихать, когда я оказался на расстоянии всего в трех футах от ее дрожащего тела. Эсми снова это заметила, но отказывалась сдавать свои защитные позиции. Поэтому я уперся ладонями в пол и медленно прополз оставшуюся часть пути до моей девочки. Я ни разу не отвел взгляд от Эсми. Я был так охрененно загипнотизирован ее вызывающей позой, что едва не отступил.

Бля, но мне нужно было показать ей, почему я это делал. Заставить ее увидеть, черт побери, что я был ответом на этот вопрос. Я пытался показать ей взглядом, что я мог уладить все это гребаное дерьмо.

Я протянул руку к ноге Беллы. На ней были спортивные шорты, и мне нужен был телесный контакт, чтобы воздействие было быстрым и действенным, и чтобы Эсми не успела убить меня, прежде чем я получил хотя бы шанс показать ей. Глаза Эсми до невозможности наполнились яростью от моих движений. А я лишь знал, что мне нужно было все делать стремительно и быстро, чтобы это сработало. И как только я рывком потянулся к моей девочке, я крепко схватил ее ногу обеими руками.

Эсми схватилась за мою куртку и хотела оттащить меня, но в этот момент замерла, потому что Белла начала затихать. Я успокаивающе провел своими дрожащими руками по ее ноге, не обращая внимания на хватку Эсми. На лице и волосах была кровь, но я уже мог ее видеть. Она продолжала громко рыдать и вся тряслась, но от моего прикосновения стала гораздо спокойнее. Эсми наконец-то отпустила мою куртку, и я чуть не упал на мою девочку, потому что все это время нависал над ней.

После того, как мне удалось восстановить равновесие, я откинулся назад на пятки и подсунул под нее руки, поднимая и притягивая ее к себе на колени. Как только она полностью оказалась в моих руках, я сел по-турецки и опустил ее к себе на ноги. Она продолжала плакать и дрожать, черт побери, но я знал, что она может справиться со своей истерикой. Поэтому я сосредоточился на более срочном вопросе и убрал волосы от ее лица одной рукой, пока второй поддерживал ее затылок. Они были влажными от пота, слез и крови. И как только я освободил ее лицо от волос, я увидел. Ее глаз опух и под ним красовался синяк. А кровь текла из носа, который, вероятно, был сломан. И мне было насрать, что это вышло случайно. Я хотел найти того ублюдка, который это сделал, и впечатать его долбанную башку прямо в пол спортзала.

Я нежно погладил ее по щеке, чтобы она открыла свои с силой зажмуренные глаза. Она все больше успокаивалась от моих... любящих... ласк, и наконец-то открыла глаза. Их застилали слезы, и ее челюсть продолжала подрагиваться от рыданий, но она увидела меня. Поэтому я посмотрел ей прямо в глаза со всей этой гребаной любовью, которая целиком и полностью была для нее, и хотел, чтобы она успокоилась еще больше. Она так и сделала, черт возьми. Только я знал о тех немногочисленных способах, какими могу показать ей свои чувства, поэтому я наклонился и ласково поцеловал ее вспотевший лоб.

Она тяжело вздохнула, продолжая хватать ртом воздух, но, тем не менее, уже могла дышать. Она посмотрела мне в глаза, а я снова выпрямился и погладил ее по щеке. Я видел, как с каждой секундой она все больше и больше выходила из этого состояния, пока я держал ее в своих руках, успокаивающе поглаживал по щеке и наконец-то показывал ей свою любовь и заботу. Я не знал, что происходит вокруг меня и кто вообще был рядом, потому что я был сфокусирован на ее глазах и хотел, чтобы она поскорее вернулась ко мне из своих мыслей, видений и чертовски ужасных воспоминаний.

И несколько моментов спустя она сделала это. Она подняла свои отяжелевшие руки, обвила ими мою шею и обняла меня изо всех сил, которые в ней еще оставались. А осталось не так уж и много. Она продолжала всхлипывать, осторожно положив щеку на мое плечо. Я медленно гладил ее успокаивающими движениями вверх и вниз по спине и немного раскачивал взад и вперед. В точности как в прошлый раз, когда с ней произошло нечто подобное. Похоже, она все больше и больше успокаивалась, пока, наконец, полностью не расслабилась в моих руках.

Я крепко схватил ее за талию и поднял нас с окровавленного пола спортзала. Она просто висела у меня в руках, слишком обессиленная для того, чтобы держаться прямо. Поэтому я сильнее обнял ее и развернулся.

Бля, все до единого в спортзале уставились на меня так, как будто я только что принес в жертву девственницу или еще какое дерьмо. Все, кроме четырех человек. Эсми и Брэндон смотрели на меня с облегчением, благоговением и слегка растерянно. Джаспер, стоя рядом с Брэндон, смотрел понимающе. Как всегда чертовски понимающе. Придурок.

Но я был в шоке, увидев Папочку К. у края толпы рядом с Эсми. В этот момент до меня дошло, что она звонила именно ему. Он был тем, с кем она говорила по телефону. И я был рад этому, потому что моей девочке определенно была нужна медицинская помощь. Карлайл тоже смотрел с растерянностью и облегчением. Но в его глазах читалось и кое-что другое. Что-то, из-за чего мне захотелось улыбнуться, несмотря на эту долбанную ситуацию. Гордость.