Слава, бля, Богу. Потому что ее сиськи в буквальном смысле почти что вываливались из темно-красного топа. Лично мне не на что было жаловаться, но, глядя на них, я боялся, что придется провести небольшую акцию по уничтожению тех мудаков, чья глаза могли это видеть.

Но я все-таки прекрасно знал мою девочку. Она продолжала интенсивно краснеть, пока молча ела свой ужин напротив меня. Я разрешил переполненному гормонами подростку внутри меня посмотреть на ее голые ноги, вытянувшиеся на одеяле под нами и прикрываемые только ее красой юбкой с воланами.

Но я никак не мог позволить себе блуждать взглядом по ее груди, потому что был бы не в состоянии отвести взгляд достаточно быстро, чтобы не поставить ее в неудобное положение. Гребаные Брэндон и Роуз разодели мою девочку как чертову куклу и по ходу каким-то образом обидели ее.

Я был вне себя, когда Эм постучал в мою дверь и невнятно объяснил, что ко мне пришли. Я не уверен, кого именно ожидал там увидеть, но когда обнаружил, что в холле с опухшими глазами стоит Белла, я слегка запаниковал.

А потом появились эти двое, дав мне исчерпывающий ответ на каждый мой вопрос, пока моя девочка плакала у меня на груди. Не говоря уже о том, как эти двое тупо вытаращились на меня, когда я стоял там и пытался ее успокоить.

Итак, я выдохнул с облегчением, когда она вошла в мою дверь без каких бы то ни было натянутых улыбок или признаков горечи. И если быть до конца откровенным, то она и правда выглядела охренительно сексуально в этой юбке. И потом, здесь были блестящие локоны, которые струились вниз по ее спине и пружинили, пока она забиралась на кровать. Они обрамили ее грудь, когда она наклонилась достаточно низко, обеспечив тем самым мне полный обзор на... твою мать, мне надо было перестать думать об этом.

Пока я ел восхитительную запеченную курицу и макароны с сыром, я стонал и хмыкал, с каждым укусом вызывая улыбку у моей девочки, и пытался сконцентрироваться на чем угодно, только не на ее груди. Я держал ее в своих руках почти неделю без всяких стоп-слов. И мне не было бы никакого оправдания, если бы я пялился на нее так, как будто не имел возможности прикасаться к ней каждую ночь.

Я был удивлен, что она принесла и десерт. Обычно мои ужины не были такими расточительными. Он был охренительно вкусным.

Она устроилась поудобнее и расслабилась, когда, с улыбкой поедая пудинг, начала расспрашивать о том, как прошел мой день. Я пожал плечами, потому что со мной не произошло ничего захватывающего, кроме ее появления. Я так и сказал ей. Она взглянула на меня с извиняющимся видом и облизнула ложку. Я бесстыдно уставился на то, как она обхватила ее губами и медленно вытащила изо рта.

Я нахмурил брови и слегка тряхнул головой, пытаясь вытащить свои мозги из гребаной задницы все десять минут, в течение которых мы доедали наш ужин.

Когда мы оба закончили, я стал закрывать контейнеры, с нетерпением предвкушая возможность должным образом отблагодарить ее за все это. Я небрежно переложил их на пол и повернулся к ней с улыбкой. Обычно именно она первой инициировала наши ночные зажимания, или нашу методику ослабления чувствительности, или... бля, как хотите, так это и называйте.

Но на этот раз я был откровенно нетерпелив, когда наклонился вперед и за шею притянул ее лицо к своему, изо всех сил стараясь удерживать свой взгляд на ее сияющих карих глазах. Она вздохнула от моего прикосновения, и ее губы с готовностью нежно прижались к моим, когда мы были на полпути друг к другу.

Нежность - это было прекрасно и все такое, но я все-таки проявил больше энтузиазма, когда втянул ее нижнюю губу в рот... лишь на толику грубее нежного. Похоже, она сдерживалась, чтобы не улыбнуться, когда ее рука добралась до моего затылка и запуталась в моих волосах. Она притянула мое лицо ближе и провела языком по моей верхней губе.

Без колебаний я впустил ее в свой рот, второй рукой зарылся во все ее гребаные блестящие локоны и коснулся ее языка своим.

Как и всегда, пока шло сражение между нашими языками, мы начали притягивать лица друг друга ближе и наклонили головы, углубляя поцелуй. Она была до невозможного сладкой, и послевкусие от пудинга у нее во рту вынудило меня скользнуть своим языком глубже. Приглушенно простонав, она придвинулась ближе.

Моя язык покинул ее рот и я, оторвавшись от сладких губ, откинулся назад, чтобы она могла усесться мне на колени так, как ей нравилось. И я действительно с нетерпением ждал этого дерьма, когда она встанет на колени, и, раздвинув их, присядет на меня.

И когда, бля, она запустила руки мне в волосы, я громко застонал, потому что ее грудь непроизвольно оказалась в поле моего зрения, приковывая к себе мой взгляд. Ее груди были сдавлены вместе и... приподняты, образовывая до чертиков аппетитное декольте из когда-либо виданных всеми красными кофтами мира. И если только хоть один мудак даже краем глаза видел это зрелище...

Я переместил руки ей на бока, медленно поглаживая их, и полностью опустил к себе на колени. И когда она, наконец, разместилась сверху на мне, ее глаза уже были затуманены желанием. Ее дыхание слегка участилось, а ее маленькие ручки перебирали мои волосы настолько расслабляющим способом, что мои глаза вот-вот были готовы закрыться. Я выдохнул, когда она облизала свои раскрасневшиеся губы, и одной рукой обхватил ее щеку.

Это дерьмо выходило из-под контроля.

На какое-то время мне пришлось подавить все свои гормоны - я посмотрел ей в глаза, ласково погладил одной рукой по щеке, а вторую положил ей на бедро. "У меня есть для тебя подарок", - прошептал я в дюйме от ее лица, глядя ей прямо в глаза, которые непонимающие смотрели на меня в ответ.

Она остановила руку в моих волосах и, часто моргая, уставилась на меня. "День святого Валентина был придуман жадными владельцами компаний по производству поздравительных открыток, только чтобы повысить уровень продаж", - прошептала она едким, не терпящим возражений тоном.

Я вопросительно изогнул бровь. "Бля, только я подумал, что ты не можешь быть еще более сексуальной, как ты завела грязные разговорчики про повышение уровня продаж", - с сарказмом ухмыльнулся я, поглаживая ее бедро своим большим пальцем. Это прозвучало больше как вопрос, потому что я не до конца проникся ее цинизмом.

Она поняла мою мысль и тихонько вздохнула, сгорбив плечи и возвращаясь к моим волосам. "Я не купила тебе подарок на День святого Валентина", - произнесла она полным раскаяния голосом и насупилась.

Я слегка усмехнулся над ее попыткой загладить свою вину. "Я тоже не покупал тебе подарок", - честно заявил я, ласково погладив ее щеку большим пальцем. Она посмотрела на меня озадаченным взглядом, и я закатил глаза. "Просто так совпало, что на День святого Валентина я дарю тебе это", - пожал я плечами и скользнул рукой с ее щеки на шею, убирая с нее все ее локоны за спину. Она выглядела довольной, улыбнувшись мне и кивнув в ответ.

Я усмехнулся и еще раз закатил глаза. "Закрой глаза", - ласково скомандовал я, потому что я собирался охренительно бесстыдно пялиться на нее и не вынес бы, если бы она это заметила. Она подчинилась, закрывая дрожащие веки, а я потянулся к тумбочке и, наклонившись, кое-что достал из ящика.

Вытащив оттуда нужный мне предмет, я закрыл ящик и наконец-то позволил себе посмотреть на ее грудь. Я погладил ее по бедру. Она выглядела так охрененно сексуально, что я даже застыл на мгновение, забыв, что собирался сделать.

Застегнув, наконец, то, что я достал из тумбочки у нее на шее, я провел пальцами по всей длине, пока они не наткнулись на серебряный кулон, который теперь висел на ее бледной груди. Я ухмыльнулся, довольный тем, что у моей девочки наконец-то было что-то мое. Ведь у меня, в конце концов, было ее кольцо.

Но это был не совсем собственнический жест. Кулон напомнил мне о ней, когда он попался мне на глаза, и я понял, что хотел бы, чтобы он был у нее. Две лошадиные головы в форме сердца. Их гривы развивались по краям - это была смелая филигранная работа.

Когда я убрал пальцы с ее кожи, она открыла глаза и посмотрела вниз, а завитки создали завесу вокруг ее лица. Она вытащила руку из моих волос и нежно дотронулась ею до кулона. "Маленькие милые лошадки", - прошептала она с улыбкой, прежде чем поднять на меня вопросительный взгляд.

Я кивнул. Обычно это дерьмо напоминало мне о кое-чем другом. Но в настоящее время эта песня ассоциировалась у меня только с моей девочкой, лежащей в кровати рядом со мной и напевающей мне ее перед сном. Она широко улыбнулась и наклонилась, чтобы с любовью поцеловать меня в губы.

Я вздохнул от прикосновения ее теплых губ, обнял за талию и притянул к себе. Ее пальцы скользнули вверх по моим руками и шее и вернулись к волосам. Она близко притянула к себе мое лицо и, со вздохом наклонив голову, медленно и нежно снова оказалась у меня во рту языком.

И мы опять начали с того места, на котором остановились, когда я нетерпеливо ворвался своим языком в ее рот, крепче обнял ее за талию, и мой стояк стал еще тверже от ощущения ее декольте, прижатого к моей груди. Мое дыхание участилось, когда я попытался задушить в себе всплеск вожделения, вызванного тем, как я провел одной рукой вверх по ее спине и ласково погладил ее волосы.

Моя же девочка не любила подавлять в себе желание. Она притянула мое лицо ближе и наклонила голову, еще глубже погружаясь в мой рот языком. На нем еще остался сладкий привкус, вынуждавший меня облизывать и посасывать его, от чего она со стоном потерлась об меня бедрами.

Задохнувшись от ощущений, я простонал ей в рот и крепко вцепился руками в ее бедра, чтобы она не двигалась, пока я продолжал свое сражение с ее языком. Для этого дерьма пока еще было слишком рано. Я почувствовал, как ее пальцы начали сжиматься в моих волосах, но был одновременно рад и разочарован, когда она не сжала их в кулаки и не дернула.

Прижимаясь все ближе и ближе друг к другу, мы стали задыхаться. Наши языки снова вели борьбу за превосходство, пока я держал ее за бедра и гладил их своими большими пальцами.

Спустя несколько секунд таких поцелуев я оторвался от ее губ и провел ими вниз по щеке до подбородка, купаясь в ее аромате и умирая от охренительно сильного желания продолжить это движение вниз до ее груди. Серебряная цепочка стала барьером, который помог мне подавить в себе эту дикую страсть, и я продолжил целовать и облизывать ее кожу снова вверх к уху.

Уткнувшись в изгиб моей шеи, она тяжело дышала, выгибаясь в меня грудью, молча моля о том, что к этому времени я уже хорошо понимал. Черт, она хотела этого.

Я задержал губы на ее шее, все еще немного задыхаясь, и медленно опустил руки ей на бока. Когда мы оба уткнулись друг другу в шею, я начал поглаживать их вверх и вниз расслабляющими движениями, которые, скорее всего, больше были ей не нужны.

Она выдохнула мне в кожу, когда я провел рукой по ее животу и ребрам между нами, где задержался на мгновение, прежде чем добраться до ее груди. Я дал ей шанс остановить меня, когда легонько погладил ее живот большим пальцем и вздохнул в изгибе ее шеи.

Она ответила на мой вопрос, еще раз едва заметно выгнув спину, - она хотела, чтобы я продолжал. Не колеблясь больше ни секунды, я обхватил ладонью ее грудь и замер, чтобы убедиться, что за этим не последует стоп-слово.

Конечно же, его не было. Методика сделала свое дело.

Она опять выдохнула мне в шею, когда я стал массировать ее грудь ладонью и медленно прошелся губами по шее еще раз. Мне пришлось подавить в себе офигенно громкий стон, когда мои пальцы коснулись ее кожи у края кофты.

Она застонала и опять потерлась об меня бедрами, принявшись полизывать мою шею. Пока я сжимал ладонью ее грудь, вожделение настолько затуманило мой мозг, что мне было совершенно насрать, когда она заерзала на мне. Я лишь продолжил целовать ее шею вверх и вниз, останавливаясь только на мочке уха, и нежно прикусывая ее так, как ей нравилось.

Я услышал, как где-то рядом с моим ухом ее дыхание сбилось, и она еще раз припала губами к моей шее. Она целовала ее отрытым ртом, задевая кожу зубами, и наконец-то зажала в кулак мои волосы.

Двойной эффект от зубов и сжатых в ее руках волос вызвал у меня хриплый стон ей в шею, и я крепче сдавил ее грудь. Бля, мне стоило бы догадаться, что эта штука с зубами не ускользнет от ее внимания. Да еще если это сделать одновременно с волосами...

Я зарычал ей в шею и рукой, которая осталась на бедре, грубо прижал ее к своей эрекции. Она издала громкий стон, не отрываясь ртом от моей кожи, и укусила меня чуть сильнее. Так охренительно беспощадно.

Я захрипел, крепче вцепившись в нее, и с трудом переборол желание дернуться вверх бедрами. Я сжал челюсть и, еле касаясь губами ее кожи, отрывисто задышал.

Наконец, она выпустила из губ мою кожу, и удивила меня тем, что отодвинулась от меня и выпрямилась у меня на коленях. Оба мы продолжали хватать ртом воздух и смотреть друг на друга сквозь пелену желания и страсти в наших глазах. Она облизала свои распухшие губы, убрала руки из моих волос и накрыла ими мои, в то время как я отпустил ее грудь с растерянным и обеспокоенным видом.

Единственным ее ответом стал жест, которым она направила руки к краю своей кофты и потянула за него. Не отрывая от меня взгляда, она медленно стала поднимать руки вверх, увлекая за собой кофту. Мы смотрели друг на друга, и мои глаза становились все шире. И я, бля, умолял ее своим взглядом.

Черт, не делай этого.

Бля, пожалуйста, сделай это.

И она сделала. Подняла руки над головой и полностью сняла с себя свою красную кофту. На мгновение наш взгляд прервался, потому что ткань спрятала от меня ее лицо, но я не опустил свои глаза вниз. Как только она стянула кофту через голову, ее глаза снова вернулись к моим. Вслед за топом приподнялись и ее гребаные блестящие локоны, рассыпавшись следом по плечам и груди. Отложив его в сторону, она продолжала смотреть в мои округлившиеся глаза.

Черт, как же отчаянно мне хотелось посмотреть вниз. Поэтому, конечно же, я этого не делал. Я не спускал с нее глаз и держал руки при себе, уставившись в шоке на ее лицо. Это было так не похоже на рождественский сочельник. Это было сексуально, и она разделась прямо передо мной. Просто умоляя меня посмотреть на нее, напряженно вглядываясь в мои глаза. Но я лишь застыл нахер и ошарашено таращился на нее во все глаза. Удивляясь тому, как она вообще смогла совладать с собой и сделать такое.

Она нахмурилась и посмотрела вниз на свое тело туда, куда я смотреть отказывался.

И когда она, наконец, подняла глаза вверх, опять встречаясь с моим взглядом, мое сердце едва не разбилось. Ей было так охренительно стыдно и горько, что она неловко отвела глаза в сторону. Я запаниковал и сделал единственное, что мы всегда делали в таких лажовых ситуациях.

Я показал ей себя.

Я протянул руки к краю своей футболки и, не задумываясь, стянул ее через голову. Я отбросил футболку в сторону, обхватил ее лицо обеими руками и прижался к ней своими губами в ласковом поцелуе, извиняясь за то, что на какое-то мгновение повел себя как придурок. Наверное, мне стоило просто посмотреть, да и все.

Она выдохнула мне в губы и расслабилась, положив руки на мою голую грудь и скользнув ими вверх к плечам. Я отстранился, не выпуская ее лицо из ладоней, и подождал, пока она откроет глаза. А потом, наконец, посмотрел.

На выдохе я опустил глаза вниз и уставился на ее грудь. На ней был красный кружевной лифчик, и мне на погибель он выглядел на ней потрясающе - плотно прилегая к ее коже и сдавливая ее груди вместе. Я уронил голову ей на плечо и одной рукой легонько провел вниз по щеке, горлу, минуя охрененно сексуальную ключицу,.. до груди.

Я бесстыдно смотрел на то, как моя рука снова обхватывает ее грудь и ее бледная кожа вздымается над кромкой кружевного лифчика, когда я нежно сжал ее, сдерживая очередной стон.

Она опять выдохнула и уткнулась лбом в мое плечо, пока я как загипнотизированный наблюдал за своей рукой, лапающей ее за грудь. Я был чертовски возбужден, массируя и сжимая ее, а когда большим пальцем прошелся по соску, услышал тихий стон у себя на плече.

Она в очередной раз потерлась об меня бедрами, отчего мое дыхание остановилось. Я крепко сжал зубы и изо всех сил старался лапать ее грудь осторожно.

Громко выдохнув, она запустила руки в мои волосы. "Как ты это терпишь?" - спросила она странным напряженным голосом.

Я еще раз прошелся большим пальцем по ее соску, нахмурив брови и пытаясь сконцентрироваться и ответить на вопрос. "Терплю что?" - прошептал я, прижимая ладонь к ее груди.

Она вздохнула, поглаживая мои волосы в унисон с моей рукой. "Ну, ты знаешь..." - уклончиво прошептала она. "Делаешь все это без..." - она сделала паузу, а я убрал руку, переместил ее на ямочку в центре груди и провел пальцем вниз, нарушая ритм ее дыхания. Я собирался спросить, что, черт возьми, она имела в виду, но она меня опередила. "Без..." - она опять запнулась, и я почувствовал своей шеей, какой от нее исходит жар, - "единорогов", - выдохнула она так, как будто поморщилась в тот же самый момент.

Одинокий смешок сорвался с моих губ. Я вернул руку обратно ей на грудь, продолжая удивляться выбранному ею эвфемизму. "У меня есть свой собственный ежедневный единорог", - прошептал я с ухмылкой, небрежно пожимая плечами и снова возвращая большой палец на ее сосок. Я не видел причин, по которым должен был скрывать от нее это дерьмо. Никакого большого гребаного секрета в том, что подросток занимается этим, не было. Некоторые, наверное, делали это даже чаще меня.

Она подняла голову, наконец-то выводя меня из транса, в который меня ввела ее грудь. Я поднял свою и увидел, как она вопросительно смотрит на меня своими карими глазами. "Правда?" - спросила она с любопытным видом, ласково погладив мои волосы.

Я усмехнулся, продолжая нежно массировать ее грудь. "Конечно. Я бы взорвался нахер, если бы этого не делал", - честно сказал я, чуть не съежившись, когда представил себе целый месяц без возможности освобождения. Она поджала губы и нахмурила брови. "Все этим занимаются, и это, бля, совершенно нормально", - поспешил я оправдаться, потому что выражение ее лица немного встревожило меня. Я бы не хотел этого стыдиться.

Она быстро отвела от меня взгляд и, скривившись, обвела глазами комнату. Черт, я едва не фыркнул. Потому что было вполне очевидно, что сама она этим не занималась. И я не понимал, почему. Кто бы не захотел постоянного... наличия единорогов под рукой? И игра слов тут определенно, бля, имела место.

Это вызвало у меня легкое сочувствие к ней – теперь я понимал, почему она всегда была такой чертовски нетерпеливой. У нее не было своего пункта с душем в ежедневном распорядке. Должно быть, это сводило ее с ума каждую ночь.

Я вздохнул, перемещая руки ей на бока, и нежно провел по ним ладонями. "Ты никогда не пробовала?" - тихо спросил я, пытаясь задвинуть куда подальше все образы, которые в тот момент стали посещать мои мысли. "Потрогать себя так, как это делал я?" - уточнил я, пока она продолжала избегать моего взгляда.

Наконец, она посмотрела мне в глаза, и, черт возьми, покраснела, останавливая руки в моих волосах. "Это было совсем не одно и то же", - выдохнула она, поморщившись и слегка неуютно заерзала у меня на коленях, снова задевая мой стояк.

Ну, ни хрена себе.

Глядя на нее, нахмурившись, и нежно лаская ее кожу, я почувствовал странную ответственность за ее сексуальную неудовлетворенность.

У нас оставалось еще одно место, где мы не ослабили чувствительность. И я до сих пор не подарил моей девочке настоящий подарок на День святого Валентина.

С любовью глядя прямо в ее карие глаза, я решил, что ничто не скажет "Поздравляю с Днем святого Валентина" лучше, чем это сделает большой сияющий гребаный единорог.