Глава 21. Аллилуйя, он вернулся.
Эдвард.
Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться когда увидел ее, несмотря на то, что был очень уставшим. Было за пределами моего понимания то, что я пролетел полмира из-за женщины, но как только я увидел ее всю в сахаре и изюме, я понял, что поступил правильно. И пока вид прилипшего изюма к ее лбу заставил меня рассмеяться вслух, мне было важнее узнать, почему она лгала мне. Для моей пользы, конечно, но все равно лгала.
Сейчас каждый уважающий себя мужчина может понять, когда его женщина имитирует оргазм. И любой уважающий себя мужчина знает, что такое происходит у каждого. И любой уважающий себя мужчина не должен обижаться на это. И любой уважающий себя мужчина… вау, давление в моей крови повышается, когда я думаю обо всей этой соли.* Но сейчас в комнате не было никакой соли, только великолепная женщина, на которой я был чертовски повернут, и огромное количество сахара. Сахар хрустел под моими ногами, когда я, войдя, ступил на пол, весь покрытый им. И почему именно это?
Эдвард.
Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться когда увидел ее, несмотря на то, что был очень уставшим. Было за пределами моего понимания то, что я пролетел полмира из-за женщины, но как только я увидел ее всю в сахаре и изюме, я понял, что поступил правильно. И пока вид прилипшего изюма к ее лбу заставил меня рассмеяться вслух, мне было важнее узнать, почему она лгала мне. Для моей пользы, конечно, но все равно лгала.
Сейчас каждый уважающий себя мужчина может понять, когда его женщина имитирует оргазм. И любой уважающий себя мужчина знает, что такое происходит у каждого. И любой уважающий себя мужчина не должен обижаться на это. И любой уважающий себя мужчина… вау, давление в моей крови повышается, когда я думаю обо всей этой соли.* Но сейчас в комнате не было никакой соли, только великолепная женщина, на которой я был чертовски повернут, и огромное количество сахара. Сахар хрустел под моими ногами, когда я, войдя, ступил на пол, весь покрытый им. И почему именно это?
Когда я прошел далее в комнату, то огляделся вокруг и увидел, что моя девушка была занята все это время. Моя девушка. Боже, это звучало так банально, но одновременно охренительно фантастически. Мои глаза наткнулись на пирожные, печенье, брауни, а затем, во имя всего дерьма, на хлеб. Бесчисленное количество хлеба, завернутого в фольгу, лежало на столе. Я заинтересовался, какой хлеб там, клюквенно-апельсиновый? Тыквенный? Цуккини? Цуккини… именно с него все началось. Она покорила меня Цуккини. Происходит ли это, когда вы влюбляетесь? Вы думаете так же, как и я сейчас? Черт, я влюбляюсь сильно.
И снова тот факт, что я прилетел ранним рейсом, не сделал снимки, который был обязан сделать, просто для того, чтобы убедиться, что моя девушка( каждый раз, когда я думаю об этих словах в моем мозгу звенят колокольчики) была в порядке… черт возьми, она владела мной. И вот она стояла передо мной, красивая в своем замешательстве, и я задумался, почему именно она не была честна со мной. Я имею ввиду, сымитировать оргазм? Только не в моей постели. Я помнил тот момент, когда это произошло. Она была очень близко, я чувствовал ее вокруг себя, пульсирующую, мокрую и скользкую, желающую и идеальную.
Но затем что-то поменялось. Это были ее глаза, они изменились, и затем она закрыла их. Белла устроила великолепное шоу, но она всегда была настолько реальной, настолько идеальной со мной, что как только она притворилась, я сразу понял это. Почему она сымитировала оргазм? Из-за меня, конечно. Находиться внутри этой женщины было даже большим, чем я мог себе представить.
Чувство, интенсивное всеохватывающее чувство поразило меня, когда я вошел в эту женщину впервые, и я еле смог сдержаться, чтобы тут же не кончить. Я имею ввиду, речь идет о сексуальной выносливости пятнадцатилетнего, и это было довольно смущающе, что все могло закончиться очень быстро в тот вечер. После многих лет потрясающего секса с фантастическими женщинами в любое время, и по любой моей нужде, с Беллой это было ощущение погружения во что-то… священное.
Я любил эту женщину.
Не уверен, когда этот произошло. Где-то между борьбой с водопроводными трубами и ночью, которую мы провели вместе, укрывшись маминой афганкой.
Я полюбил эту женщину. Она должна знать это.
Не существовало ничего в мире, сейчас в моем мире, что было бы более красивым, чем вид Беллы, голой и подо мной. И это было то, что я хотел видеть снова и снова. И как всегда, когда я подумал об обнаженной Белле, мои мысли побежали не в ту сторону, и я потряс головой, пытаясь вспомнить, где я находился. Правильно-правильно, на кухне Беллы, окруженной различной выпечкой.
После того как я окинул взглядом горы выпечки вокруг, то осознал, что безумная готовка продолжалась бесчисленное количество часов, как только она уехала от меня. Я не из тех, кто использует слово «безумие» очень часто, но у меня не было сомнений, что оно там присутствовало. И то, как Белла сейчас мяла беззащитный кусок теста на стойке, показывало, что безумие все еще не уходило.
Я смотрел, как Белла переворачивала и месила небольшой кусок теста на столешнице, крутя его туда-сюда, ее лицо было красным. Она была явно расстроена, но что в этом мире мог сделать этот безобидный кусок теста, чтобы она стала такой фрустрированной?
Она все еще не ответила на мой вопрос. Должен ли я быть более осторожным с этим притворством? Может быть, возможно, мне следует медленно подобраться к этому. Но, блядь, я летел через всю Атлантику, и затем через всю страну, чтобы задать ей этот вопрос, и я не собирался ходить вокруг да около. Подойдя к ней, я убрал выбившуюся прядь ее волос за ухо, пока она продолжала месить и крутить. Она вздрогнула, когда я коснулся ее, лицо было напряженным, также как и челюсть.
- Мы поговорим об этом? – тихо спросил я, примыкая носом к ее шее и вдыхая ее аромат. Черный сахар, мед, такая теплая и домашняя. Ее тело приникло к моему на мгновение, а затем, казалось, она очнулась и продолжила снова месить тесто.
- О чем нам говорить? Я даже не знаю, что ты имеешь ввиду. Ты бредишь из-за смены часовых поясов? – спросила она, избегая моего взгляда, в то время как предательский румянец подкрался к ее шее. Я собирался остановить это прямо сейчас.
- Девушка в ночнушке, ну же, поговори со мной, - проговорил я, выдыхая в ее шею и чувствуя, что мое тело, как и всегда, среагировало на ее близость. – Если мы собираемся делать это, то нам нужно поговорить друг с другом.
Она еще раз помяла тесто и затем бросила его к стене. Оно врезалось в стену и скатилось по ней, как и те жуткие слизкие вещицы, с которыми я любил играть в детстве. Она развернулась лицом ко мне, и была все еще красной, но зато ее глаза горели.
- Что это должно было быть? – спросил я, кивая в сторону теста.
- Бриошь, это должна была быть бриошь, - быстро ответила она, ее тон был безумным. (Пп:Бриошь – французские булочки)
- Уверен, это было бы замечательным.
- Над этим надо много работать, слишком много.
- Мы можем попробовать снова. Я буду рад помочь тебе.
- Ты не знаешь, что предлагаешь. Ты вообще представляешь, как это трудно? Как много шагов нужно сделать? Как долго это может занять?
- Хорошие вещи всегда приходят к тем, кто их ждет.
- Боже мой, Эдвард, ты даже не представляешь, как сильно я хочу этого. Может быть, даже больше чем ты.
- Они еще делают гренки из них, правильно?
- Погоди, что? О чем, блядь, ты говоришь?
- Бриошь, правильно? Это хлеб такой, да? Эй, перестань стучать головой об столешницу, - я запаниковал, наблюдая за ее неоднократными ударами лба об гранит, из-за чего на ее лице виднелись муки.
Хотя она все еще была великолепной. Но я не хотел, чтобы она повредила голову, поэтому поспешил вмешаться, прежде чем гранит выиграл бы в этой битве.
XXX
Белла.
Он знал. Он знал и пролетел весь этот путь, только чтобы узнать, почему. И как он узнал? Как ему стало это известно после моего супер представления? Он знал.
Черт, он хороший…
Мое сердце чуть ли не выскочило из груди, когда я увидела его в двери. Киска невольно сжалась при виде Стенотрахальщика. Мозг тут же проанализировал ситуацию и объявил его достойным кандидатом, отметив причину озабоченности Эдварда. Позвоночник сразу же выпрямился, зная, что правильная стойка выглядит лучше. И Нервы… трепетали.
И сейчас он был здесь, в моей кухне, в своей зеленой толстовке, из-за чего его глаза были словно цвета лайма, и его тело выглядело таким приятным, теплым, сексуальным, мужественным, и ударьте-меня-по-лицу фантастическим. А рядом стояла я, покрытая медом и изюмом, и билась головой об столешницу, после того, как убила свои булочки.
Убила свои булочки. Какое прекрасное название для… сосредоточься Белла!
Почему. Почему. Он хотел знать, почему. Я взглянула на него между ударами… ах… и увидела, что он был озабочен. Пока моя голова действительно не начала болеть. Я была уставшей, изнуренной и так и не получившей оргазма. И слегка обалдевшей?
После последнего удара я выпрямилась, а затем слегка наклонилась влево. Поймав баланс, я восстановила дыхание, приходя в себя.
- Почему. Почему? Ты хочешь знать почему?
- Хотелось бы. Ты закончила бить по стене?
- Господи Боже мой, хорошо, больше никаких ударов по стене. Окей, почему. Почему? Сейчас все будет, - начала я, наворачивая круги в ограниченном пространстве и избегая шоколадной стружки и орех, которые валялись около столешницы. Я увидела Клайва в углу, который катал орех своими огромными лапами. Орехи было разбросаны по всему полу, и такой же бардак творился у меня в голове.
- Ты знаешь что-нибудь о спортивных товарах, Эдвард?
Эдвард.
Она кружила вокруг столешницы, как акула в море, что-то бормоча. Я мог распознать только некоторые слова, и вот что мне удалось расслышать: « Ньютон… одной ночью… любитель быстрого секса… он пропал… ночью… Каталано… Даже не Клуни… пропал… Опра… Одиночество… одна… Даже не Клуни… Джейсон Берн… практически Клуни… Розовая ночнушка… стенотрахание…». И после этого, у меня началось такое же головокружение, как и у нее. Я пытался схватить ее каждый раз, когда Белла кружила рядом со мной, но она постоянно оказывалась вне досягаемости. Близко, но затем снова уходила прочь. Она подошла ко мне так, что я мог схватить ее, но затем снова ушла, двигаясь, словно по спирали.
Моя собственная голова заболела, пока я наблюдал за ней, хотя я стоял только около столешницы.
Она сделала еще один круговой заход, на этот раз бормоча «Испанская сказка с креветками», и наконец-то я поймал ее. Она споткнулась об противень, к счастью пустой, и упала в мои руки. Я держал Беллу близко к себе, чувствуя ее дыхание и сердце, которое билось так быстро, что я чувствовал его через ее рубашку. Рубашка, которая на самом деле была маленьким топом, довольно красивой вещью.
- Белла, дорогая, ты должна сказать мне, что происходит. Бормотание это мило, но так мы с тобой ничего не добьемся, - подразнил ее я, прижимая свои руки к ее спине, держа ее так близко к себе, как только мог. Она слегка оторвалась от меня, сопротивляясь в моих объятиях, а затем посмотрела прямо в глаза.
- Я притворилась, потому что у меня не было оргазма, такое ощущение, что сто восемь лет, - заявила она, словно это обычное дело.
- Повтори-ка снова?
- Я сейчас пойду и ударю твою дверь, - она выдохнула, отходя от меня и шаркая ногами по горам сахара, который был на полу, в то время как я отругал себя за выбор слов.
- Подожди, подожди, подожди. Ты что? У тебя не было чего? – начал я, взяв ее за руку, когда она повернулась ко мне с защитным взглядом.
- Оргазм, Эдвард. Оргазм. Большой О., кульминация, счастливый конец. Никаких оргазмов, не для Девушки в Ночнушке. Майк Ньютон может дать мне скидку в пять процентов, когда я захочу, но взамен он взял мой О., - она всхлипнула, слезы были в уголках ее глаз, в то время как все ее лицо выражало грусть. – Я… Я одна из холодных, Эдвард.
- Холодных? Что? Иди сюда, пожалуйста. Можешь высказать все здесь, - предложил я, притягивая ее обратно в кухню. Я притянул ее к себе в объятия, автоматически начиная качать ее туда-обратно, пока она плакала. Белла начала говорить снова, ее слова прерывались то маленьким рыданиями, то сильными воплями.
- Ты такой… такой… великолепный… и я не могу… Я не могу… ты такой хороший… в… кровати… и везде… а я не могу… я не могу… Господи… ты такой горячий… когда ты кончаешь… такой горячий… и ты приехал домой… а я убила свои булочки… и я… я… я думаю… Я люблю тебя.
Все остановилось.
Спокойствие.
- Белла, ну же, прекрати плакать, ты моя великолепная девочка. Не повторишь для меня последнюю часть?
Белла.
Я только что призналась Эдварду-Стенотрахальщику первый раз в любви. Пока мои слезы впитывались в его толстовку.
Я вдохнула его запах, затем оторвалась от него и направилась к стене, начиная соскребать тесто, которое прилипло к нему. Нервы стали возвращаться к жизни, снова давая о себе знать. Могу ли я скрыть? Могу ли действительно?
- Какую часть? – спросила я у стены, и Клайв, который перестал играть с орехами, начал прислушиваться.
- Ту последнюю часть, - услышала я, как он произнес. Его голос был ясным и сильным.
- Я убила свои булочки? – перестраховалась я.
- Ты правда, думаешь, что я спрашиваю об этой части?
- Эм, нет?
- Попытайся снова.
- Я не хочу.
- Белла, погоди, как твое второе имя?
- Мари.
- Белла Мари, - предупредил он меня, его голос было очень глубоким, из-за чего я неожиданно захихикала.
- Булочки реально хороши, только когда они не прилеплены к стене, - выпалила я, мое изнурение смешалось с признанием в одну гремучую смесь.
- Повернись ко мне, пожалуйста, - попросил он, и я повиновалась. Он наклонился к столешнице, расстегнув свою толстовку.
- Я слегка потерян из-за смены часовых поясов, но попробую быстро прорезюмировать, что ты сейчас сказала. Первое, тебе кажется, что ты потеряла свой оргазм, да?
- Да, - пробормотала я, наблюдая за тем, как он снял свою кофту и бросил ее на спинку стула.
- Второе, эти булочки, Бриошь, очень трудно приготовить, да?
- Да, выдохнула я, не способная отвести от него взгляда. Под кофтой оказалась белая рубашка на пуговицах. Которая была хороша сама по себе, но она выглядела просто завораживающе, когда он завернул рукава.
- И третье, ты думаешь, что любишь меня? – спросил он, его голос был глубоким и тягучим, как патока и имбирь, и та афганка. Я имею ввиду покрывало, не страну.
- Да, - прошептала я, зная на все сто процентов, что это правда. Я любила Эдварда-Стенотрахальщика. Сильно. Очень. Без сомнения.
- Ты думаешь или ты знаешь?
- Я знаю.
- Что же, сейчас, нужно кое-что рассмотреть, не так ли? – ответил он, его глаза танцевали, пока он направлялся ко мне.
Эдвард.
Было время в моей жизни, когда эти произнесенные слова заставили бы убежать меня бы в горы. Но сейчас, когда эта женщина, которая ворвалась в мою жизнь, чуть ли не снеся мою дверь, произнесла их, то я почувствовал… хм-м… что я почувствовал?
Кофморт. Что было очень странно, потому что это слово у меня всегда ассоциировалось с оседлостью и скучностью. Но нет, сейчас комфорт значил для меня много других вещей. Комфорт в своей собственной коже, чувство ее кожи против моей. Комфорт с чем-то новым, странным, неизведанным, но все еще удобным. Да, комфорт - хорошая вещь.
Я шел к ней, смотря в ее расширившиеся глаза. Расположив руки на ее плечах, я запустил пальцы под лямки ее фартука. На котором стояло «Ты должен увидеть мои Булочки…»
- Ты даже не представляешь, да? – спросил я, проводя руками вдоль ее ключицы, и касаясь большими пальцами ее груди. Ее дыхание ускорилось, и глаза, наконец, засверкали, потихоньку теряя свое отчаяние.
- Не представляю чего? – пробормотала она, в то время как я прижал ее к стене. Я наслаждался этим чувством, то, как я мог касаться ее, ощущая комфорт. Она была моим собственным комфортом, и никто больше не сможет так касаться ее. Только я.
- Что ты полностью владеешь мной, Девушка в Ночнушке, - сказал я, приникая к ней, чтобы прошептать эту часть на ухо. – И я знаю, что люблю тебя достаточно, чтобы желать тебе счастливого конца.
И затем я поцеловал свою девочку.
Белла.
И затем он поцеловал меня.
Сердце было в раю.
Он поцеловал меня, словно это была сказка, даже если в этой сказке позади моей спины было прилипшее к стене тесто, и кот, играющий с орехами. Но это не остановило меня, и я поцеловала его в ответ так, будто моя жизнь зависела от этого.
Он любил меня.
Но погодите-ка, что это? Почему он оторвался от меня… куда он собрался?
- Я собираюсь сделать то, что, думал, никогда не буду делать, - вздохнул он печально, глядя на горы хлеба на столе. С глубоким вздохом и гримасой, одним махом он скинул все со стола на пол, и вся выпечка попадала вокруг нас. Я до конца не уверена, но, думаю, что слышала небольшой вскрик Эдварда, когда он посмотрел, как все упало на пол, и двинулся ко мне с темным и опасным взглядом. Он схватил меня и уложил на стол перед ним, раздвигая мои ноги и вставая между ними.
- Ты хотя бы представляешь, сколько удовольствия нас ожидает? – спросил он, скользя своими теплыми, немного грубыми руками под моим фартуком по животу.
- Что ты творишь, Стенотрахальщик?
- О. потерялся, а я очень люблю вызовы, - он улыбнулся, потянув меня к краю стола, прямо к нему. Положив свои руки мне на колени, он обернул мои ноги вокруг талии, целуя меня снова, его губы и язык были очень горячими и настойчивыми.
- Это будет не очень легко, он беспросветно потерян, - проговорила я между поцелуями, потихоньку расстегивая его пуговицы и выставляя на обозрение его испанский загар.
- Я не ищу легких путей.
- Напечатай это на карточках.
- Напечатаю. И почему ты все еще в одежде? – спросил он, снова укладывая меня поперек стола, в то время как я улыбнулась ему. Мои ноги случайно задели миску с мукой, и она упала на пол, тщательно осыпав нас. Волосы Эдварда стали похожи на бисквит, огромный и рассыпчатый. Я закашлялась мукой, из-за чего Эдвард рассмеялся. Но его смех прекратился, когда я нагнулась к нему вниз, находя Эдварда уже возбужденным, и все еще покрытым тканью. Он простонал, это был мой любимый звук на земле.
- Блядь, Белла, я так люблю чувствовать твои руки на мне, - сказал он сквозь зубы, проводя свои ртом по моей шее, оставляя дорожку горячих поцелуев на коже. Его язык путешествовал по мне, забираясь под край фартука. Руки тут же нашли край топа, и вскоре он оказался в другой стороне кухни, в раковине. Через несколько секунд за ним последовали шорты, джинсы Эдварда и его рубашка.
Фартук. Что ж, у нас были проблемы с ним.
- Ты что, морячка? Кто такие узлы завязывает, дорогая? – он старался изо всех сил, чтобы развязать его. Во время своей борьбы с узлом, он опрокинул миску с апельсиновой глазурью, которая сейчас текла по столу на пол. Я же опрокинула коробку с изюмом, когда пыталась развернуться, чтобы увидеть узел позади меня.
- Ох, забей на фартук Эдвард, смотри сюда, - настояла я, показывая ему свой лифчик и кидая его на пол. Я потянула вниз верхнюю часть фартука, чтобы открыть свое декольте. Широкими глазами Эдвард посмотрел на мою обнаженную грудь. Я снова была впечатана в стол, пока его настойчивый рот двигался вниз по моей шее, атакуя мою кожу, словно она сделала ему что-то, и сейчас он мстил ей. И это была похотливая месть.
Погрузив палец в апельсиновую глазурь, он проложил им след от одной моей груди к другой, оставляя липкую смесь на моей коже. Наклонив свою голову, он попробовал одну грудь, затем другую, и мы вместе застонали.
- Черт возьми, Белла, ты так хороша на вкус.
- Я рада, что не начала готовить горячие крылышки, а то сейчас могла бы быть совсем другая история… вау, так хорошо, - я вздохнула, в то время как он ответил мне легким укусом.
- Это было бы экстра-пикантно, - он засмеялся, а я закатила глаза.
- Хочешь, я принесу тебе сельдерей, чтобы ты охладился?
- В этой квартире никто не будет охлаждаться, в ближайшее время, - пообещал он, схватив бутылку с медом с ближайшей столешницы, и потянул мой фартук в сторону. Не теряя ритма, он сделал мои трусики полностью влажными. И совсем не тем способом, что вы думаете, хотя…
Я наблюдала, как он покрывал медом всю меня, в том числе мои трусики, заставляя меня визжать. Затем он отступил назад сквозь весь этот беспорядок, чтобы полюбоваться.
- Ты только посмотри, все так разрушено. А вообще, нам кое-что нужно снять, - произнес он, когда снова подошел близко. Я остановила его ступней, перемазанной глазурью.
- Ты первый, мистер Мейсен, - проинструктировала я, кивнув в сторону его боксеров, покрытых мукой. Он приподнял бровь, и стянул боксеры. Стоя обнаженным в моей разрушенной кухне, он выглядел безумно мило.
В этот момент Сердце, Мозг, Позвоночник и Киска выстроились в линию на одной площадке. Они звали к себе Нервы, как в игре Red Rover. Я посмотрела на Эдварда, всего в муке, обнаженного и совершенного, и вздохнула с гигантской улыбкой. Нервы, наконец-то, прекратили бегать, и мы все оказались в одной линии.
- Я чертовски люблю тебя, Стенотрахальщик.
- Я тебя тоже люблю, Девушка в Ночнушке. А сейчас избавляйся от трусиков и дай мне немного сахара, - он улыбнулся в ответ. Я огляделась.
- Он вокруг нас, - я засмеялась, присаживаясь и стягивая свои трусики вниз, пока мед тек по ногам. Я кинула их к нему, и они ударились об грудь Эдварда с громким хлопком, мед по-прежнему капал вниз.
- Нам нужно будет принять душ после этого, - заметила я, в то время как он обнял меня своими липкими руками.
- Это будет второй раунд, - он улыбнулся, подхватывая меня на руки и неся в сторону спальни. Мое тело прилипло к нему, между нами был только фартук. Который не будет для нас преградой в течение долгого времени.
Нужен ли мне О.? Я имею ввиду, так ли он необходим для жизни? Быть рядом с Эдвардом, так близко к нему, быть в его объятиях, чувствовать его внутри меня, достаточно ли этого?
Сейчас, да. Я люблю его…
---
* В данном случае Эдвард имеет в виду идиому, которую он повторял в каждом предложении этого абзаца. «Any men worth his salt…» Что значит, «каждый уважающий себя мужчина». А если дословно «Каждый мужчина, стоящий своей соли»
Перевод: Lovely
Редактура: Нотик
_______________
Привет всем!
Да-да, в след части будет самое вкусное, и думаю, по названию, вы догадались, что еще нас ожидает)) Еще раз отвечаю, кто интересовался - в фике 22 главы и эпилог, поэтому нас осталось совсем чуть-чуть.
Спасибо всем за отзывы и жду вас как всегда на ФОРУМЕ!
И снова тот факт, что я прилетел ранним рейсом, не сделал снимки, который был обязан сделать, просто для того, чтобы убедиться, что моя девушка( каждый раз, когда я думаю об этих словах в моем мозгу звенят колокольчики) была в порядке… черт возьми, она владела мной. И вот она стояла передо мной, красивая в своем замешательстве, и я задумался, почему именно она не была честна со мной. Я имею ввиду, сымитировать оргазм? Только не в моей постели. Я помнил тот момент, когда это произошло. Она была очень близко, я чувствовал ее вокруг себя, пульсирующую, мокрую и скользкую, желающую и идеальную.
Но затем что-то поменялось. Это были ее глаза, они изменились, и затем она закрыла их. Белла устроила великолепное шоу, но она всегда была настолько реальной, настолько идеальной со мной, что как только она притворилась, я сразу понял это. Почему она сымитировала оргазм? Из-за меня, конечно. Находиться внутри этой женщины было даже большим, чем я мог себе представить.
Чувство, интенсивное всеохватывающее чувство поразило меня, когда я вошел в эту женщину впервые, и я еле смог сдержаться, чтобы тут же не кончить. Я имею ввиду, речь идет о сексуальной выносливости пятнадцатилетнего, и это было довольно смущающе, что все могло закончиться очень быстро в тот вечер. После многих лет потрясающего секса с фантастическими женщинами в любое время, и по любой моей нужде, с Беллой это было ощущение погружения во что-то… священное.
Я любил эту женщину.
Не уверен, когда этот произошло. Где-то между борьбой с водопроводными трубами и ночью, которую мы провели вместе, укрывшись маминой афганкой.
Я полюбил эту женщину. Она должна знать это.
Не существовало ничего в мире, сейчас в моем мире, что было бы более красивым, чем вид Беллы, голой и подо мной. И это было то, что я хотел видеть снова и снова. И как всегда, когда я подумал об обнаженной Белле, мои мысли побежали не в ту сторону, и я потряс головой, пытаясь вспомнить, где я находился. Правильно-правильно, на кухне Беллы, окруженной различной выпечкой.
После того как я окинул взглядом горы выпечки вокруг, то осознал, что безумная готовка продолжалась бесчисленное количество часов, как только она уехала от меня. Я не из тех, кто использует слово «безумие» очень часто, но у меня не было сомнений, что оно там присутствовало. И то, как Белла сейчас мяла беззащитный кусок теста на стойке, показывало, что безумие все еще не уходило.
Я смотрел, как Белла переворачивала и месила небольшой кусок теста на столешнице, крутя его туда-сюда, ее лицо было красным. Она была явно расстроена, но что в этом мире мог сделать этот безобидный кусок теста, чтобы она стала такой фрустрированной?
Она все еще не ответила на мой вопрос. Должен ли я быть более осторожным с этим притворством? Может быть, возможно, мне следует медленно подобраться к этому. Но, блядь, я летел через всю Атлантику, и затем через всю страну, чтобы задать ей этот вопрос, и я не собирался ходить вокруг да около. Подойдя к ней, я убрал выбившуюся прядь ее волос за ухо, пока она продолжала месить и крутить. Она вздрогнула, когда я коснулся ее, лицо было напряженным, также как и челюсть.
- Мы поговорим об этом? – тихо спросил я, примыкая носом к ее шее и вдыхая ее аромат. Черный сахар, мед, такая теплая и домашняя. Ее тело приникло к моему на мгновение, а затем, казалось, она очнулась и продолжила снова месить тесто.
- О чем нам говорить? Я даже не знаю, что ты имеешь ввиду. Ты бредишь из-за смены часовых поясов? – спросила она, избегая моего взгляда, в то время как предательский румянец подкрался к ее шее. Я собирался остановить это прямо сейчас.
- Девушка в ночнушке, ну же, поговори со мной, - проговорил я, выдыхая в ее шею и чувствуя, что мое тело, как и всегда, среагировало на ее близость. – Если мы собираемся делать это, то нам нужно поговорить друг с другом.
Она еще раз помяла тесто и затем бросила его к стене. Оно врезалось в стену и скатилось по ней, как и те жуткие слизкие вещицы, с которыми я любил играть в детстве. Она развернулась лицом ко мне, и была все еще красной, но зато ее глаза горели.
- Что это должно было быть? – спросил я, кивая в сторону теста.
- Бриошь, это должна была быть бриошь, - быстро ответила она, ее тон был безумным. (Пп:Бриошь – французские булочки)
- Уверен, это было бы замечательным.
- Над этим надо много работать, слишком много.
- Мы можем попробовать снова. Я буду рад помочь тебе.
- Ты не знаешь, что предлагаешь. Ты вообще представляешь, как это трудно? Как много шагов нужно сделать? Как долго это может занять?
- Хорошие вещи всегда приходят к тем, кто их ждет.
- Боже мой, Эдвард, ты даже не представляешь, как сильно я хочу этого. Может быть, даже больше чем ты.
- Они еще делают гренки из них, правильно?
- Погоди, что? О чем, блядь, ты говоришь?
- Бриошь, правильно? Это хлеб такой, да? Эй, перестань стучать головой об столешницу, - я запаниковал, наблюдая за ее неоднократными ударами лба об гранит, из-за чего на ее лице виднелись муки.
Хотя она все еще была великолепной. Но я не хотел, чтобы она повредила голову, поэтому поспешил вмешаться, прежде чем гранит выиграл бы в этой битве.
XXX
Белла.
Он знал. Он знал и пролетел весь этот путь, только чтобы узнать, почему. И как он узнал? Как ему стало это известно после моего супер представления? Он знал.
Черт, он хороший…
Мое сердце чуть ли не выскочило из груди, когда я увидела его в двери. Киска невольно сжалась при виде Стенотрахальщика. Мозг тут же проанализировал ситуацию и объявил его достойным кандидатом, отметив причину озабоченности Эдварда. Позвоночник сразу же выпрямился, зная, что правильная стойка выглядит лучше. И Нервы… трепетали.
И сейчас он был здесь, в моей кухне, в своей зеленой толстовке, из-за чего его глаза были словно цвета лайма, и его тело выглядело таким приятным, теплым, сексуальным, мужественным, и ударьте-меня-по-лицу фантастическим. А рядом стояла я, покрытая медом и изюмом, и билась головой об столешницу, после того, как убила свои булочки.
Убила свои булочки. Какое прекрасное название для… сосредоточься Белла!
Почему. Почему. Он хотел знать, почему. Я взглянула на него между ударами… ах… и увидела, что он был озабочен. Пока моя голова действительно не начала болеть. Я была уставшей, изнуренной и так и не получившей оргазма. И слегка обалдевшей?
После последнего удара я выпрямилась, а затем слегка наклонилась влево. Поймав баланс, я восстановила дыхание, приходя в себя.
- Почему. Почему? Ты хочешь знать почему?
- Хотелось бы. Ты закончила бить по стене?
- Господи Боже мой, хорошо, больше никаких ударов по стене. Окей, почему. Почему? Сейчас все будет, - начала я, наворачивая круги в ограниченном пространстве и избегая шоколадной стружки и орех, которые валялись около столешницы. Я увидела Клайва в углу, который катал орех своими огромными лапами. Орехи было разбросаны по всему полу, и такой же бардак творился у меня в голове.
- Ты знаешь что-нибудь о спортивных товарах, Эдвард?
Эдвард.
Она кружила вокруг столешницы, как акула в море, что-то бормоча. Я мог распознать только некоторые слова, и вот что мне удалось расслышать: « Ньютон… одной ночью… любитель быстрого секса… он пропал… ночью… Каталано… Даже не Клуни… пропал… Опра… Одиночество… одна… Даже не Клуни… Джейсон Берн… практически Клуни… Розовая ночнушка… стенотрахание…». И после этого, у меня началось такое же головокружение, как и у нее. Я пытался схватить ее каждый раз, когда Белла кружила рядом со мной, но она постоянно оказывалась вне досягаемости. Близко, но затем снова уходила прочь. Она подошла ко мне так, что я мог схватить ее, но затем снова ушла, двигаясь, словно по спирали.
Моя собственная голова заболела, пока я наблюдал за ней, хотя я стоял только около столешницы.
Она сделала еще один круговой заход, на этот раз бормоча «Испанская сказка с креветками», и наконец-то я поймал ее. Она споткнулась об противень, к счастью пустой, и упала в мои руки. Я держал Беллу близко к себе, чувствуя ее дыхание и сердце, которое билось так быстро, что я чувствовал его через ее рубашку. Рубашка, которая на самом деле была маленьким топом, довольно красивой вещью.
- Белла, дорогая, ты должна сказать мне, что происходит. Бормотание это мило, но так мы с тобой ничего не добьемся, - подразнил ее я, прижимая свои руки к ее спине, держа ее так близко к себе, как только мог. Она слегка оторвалась от меня, сопротивляясь в моих объятиях, а затем посмотрела прямо в глаза.
- Я притворилась, потому что у меня не было оргазма, такое ощущение, что сто восемь лет, - заявила она, словно это обычное дело.
- Повтори-ка снова?
- Я сейчас пойду и ударю твою дверь, - она выдохнула, отходя от меня и шаркая ногами по горам сахара, который был на полу, в то время как я отругал себя за выбор слов.
- Подожди, подожди, подожди. Ты что? У тебя не было чего? – начал я, взяв ее за руку, когда она повернулась ко мне с защитным взглядом.
- Оргазм, Эдвард. Оргазм. Большой О., кульминация, счастливый конец. Никаких оргазмов, не для Девушки в Ночнушке. Майк Ньютон может дать мне скидку в пять процентов, когда я захочу, но взамен он взял мой О., - она всхлипнула, слезы были в уголках ее глаз, в то время как все ее лицо выражало грусть. – Я… Я одна из холодных, Эдвард.
- Холодных? Что? Иди сюда, пожалуйста. Можешь высказать все здесь, - предложил я, притягивая ее обратно в кухню. Я притянул ее к себе в объятия, автоматически начиная качать ее туда-обратно, пока она плакала. Белла начала говорить снова, ее слова прерывались то маленьким рыданиями, то сильными воплями.
- Ты такой… такой… великолепный… и я не могу… Я не могу… ты такой хороший… в… кровати… и везде… а я не могу… я не могу… Господи… ты такой горячий… когда ты кончаешь… такой горячий… и ты приехал домой… а я убила свои булочки… и я… я… я думаю… Я люблю тебя.
Все остановилось.
Спокойствие.
- Белла, ну же, прекрати плакать, ты моя великолепная девочка. Не повторишь для меня последнюю часть?
Белла.
Я только что призналась Эдварду-Стенотрахальщику первый раз в любви. Пока мои слезы впитывались в его толстовку.
Я вдохнула его запах, затем оторвалась от него и направилась к стене, начиная соскребать тесто, которое прилипло к нему. Нервы стали возвращаться к жизни, снова давая о себе знать. Могу ли я скрыть? Могу ли действительно?
- Какую часть? – спросила я у стены, и Клайв, который перестал играть с орехами, начал прислушиваться.
- Ту последнюю часть, - услышала я, как он произнес. Его голос был ясным и сильным.
- Я убила свои булочки? – перестраховалась я.
- Ты правда, думаешь, что я спрашиваю об этой части?
- Эм, нет?
- Попытайся снова.
- Я не хочу.
- Белла, погоди, как твое второе имя?
- Мари.
- Белла Мари, - предупредил он меня, его голос было очень глубоким, из-за чего я неожиданно захихикала.
- Булочки реально хороши, только когда они не прилеплены к стене, - выпалила я, мое изнурение смешалось с признанием в одну гремучую смесь.
- Повернись ко мне, пожалуйста, - попросил он, и я повиновалась. Он наклонился к столешнице, расстегнув свою толстовку.
- Я слегка потерян из-за смены часовых поясов, но попробую быстро прорезюмировать, что ты сейчас сказала. Первое, тебе кажется, что ты потеряла свой оргазм, да?
- Да, - пробормотала я, наблюдая за тем, как он снял свою кофту и бросил ее на спинку стула.
- Второе, эти булочки, Бриошь, очень трудно приготовить, да?
- Да, выдохнула я, не способная отвести от него взгляда. Под кофтой оказалась белая рубашка на пуговицах. Которая была хороша сама по себе, но она выглядела просто завораживающе, когда он завернул рукава.
- И третье, ты думаешь, что любишь меня? – спросил он, его голос был глубоким и тягучим, как патока и имбирь, и та афганка. Я имею ввиду покрывало, не страну.
- Да, - прошептала я, зная на все сто процентов, что это правда. Я любила Эдварда-Стенотрахальщика. Сильно. Очень. Без сомнения.
- Ты думаешь или ты знаешь?
- Я знаю.
- Что же, сейчас, нужно кое-что рассмотреть, не так ли? – ответил он, его глаза танцевали, пока он направлялся ко мне.
Эдвард.
Было время в моей жизни, когда эти произнесенные слова заставили бы убежать меня бы в горы. Но сейчас, когда эта женщина, которая ворвалась в мою жизнь, чуть ли не снеся мою дверь, произнесла их, то я почувствовал… хм-м… что я почувствовал?
Кофморт. Что было очень странно, потому что это слово у меня всегда ассоциировалось с оседлостью и скучностью. Но нет, сейчас комфорт значил для меня много других вещей. Комфорт в своей собственной коже, чувство ее кожи против моей. Комфорт с чем-то новым, странным, неизведанным, но все еще удобным. Да, комфорт - хорошая вещь.
Я шел к ней, смотря в ее расширившиеся глаза. Расположив руки на ее плечах, я запустил пальцы под лямки ее фартука. На котором стояло «Ты должен увидеть мои Булочки…»
- Ты даже не представляешь, да? – спросил я, проводя руками вдоль ее ключицы, и касаясь большими пальцами ее груди. Ее дыхание ускорилось, и глаза, наконец, засверкали, потихоньку теряя свое отчаяние.
- Не представляю чего? – пробормотала она, в то время как я прижал ее к стене. Я наслаждался этим чувством, то, как я мог касаться ее, ощущая комфорт. Она была моим собственным комфортом, и никто больше не сможет так касаться ее. Только я.
- Что ты полностью владеешь мной, Девушка в Ночнушке, - сказал я, приникая к ней, чтобы прошептать эту часть на ухо. – И я знаю, что люблю тебя достаточно, чтобы желать тебе счастливого конца.
И затем я поцеловал свою девочку.
Белла.
И затем он поцеловал меня.
Сердце было в раю.
Он поцеловал меня, словно это была сказка, даже если в этой сказке позади моей спины было прилипшее к стене тесто, и кот, играющий с орехами. Но это не остановило меня, и я поцеловала его в ответ так, будто моя жизнь зависела от этого.
Он любил меня.
Но погодите-ка, что это? Почему он оторвался от меня… куда он собрался?
- Я собираюсь сделать то, что, думал, никогда не буду делать, - вздохнул он печально, глядя на горы хлеба на столе. С глубоким вздохом и гримасой, одним махом он скинул все со стола на пол, и вся выпечка попадала вокруг нас. Я до конца не уверена, но, думаю, что слышала небольшой вскрик Эдварда, когда он посмотрел, как все упало на пол, и двинулся ко мне с темным и опасным взглядом. Он схватил меня и уложил на стол перед ним, раздвигая мои ноги и вставая между ними.
- Ты хотя бы представляешь, сколько удовольствия нас ожидает? – спросил он, скользя своими теплыми, немного грубыми руками под моим фартуком по животу.
- Что ты творишь, Стенотрахальщик?
- О. потерялся, а я очень люблю вызовы, - он улыбнулся, потянув меня к краю стола, прямо к нему. Положив свои руки мне на колени, он обернул мои ноги вокруг талии, целуя меня снова, его губы и язык были очень горячими и настойчивыми.
- Это будет не очень легко, он беспросветно потерян, - проговорила я между поцелуями, потихоньку расстегивая его пуговицы и выставляя на обозрение его испанский загар.
- Я не ищу легких путей.
- Напечатай это на карточках.
- Напечатаю. И почему ты все еще в одежде? – спросил он, снова укладывая меня поперек стола, в то время как я улыбнулась ему. Мои ноги случайно задели миску с мукой, и она упала на пол, тщательно осыпав нас. Волосы Эдварда стали похожи на бисквит, огромный и рассыпчатый. Я закашлялась мукой, из-за чего Эдвард рассмеялся. Но его смех прекратился, когда я нагнулась к нему вниз, находя Эдварда уже возбужденным, и все еще покрытым тканью. Он простонал, это был мой любимый звук на земле.
- Блядь, Белла, я так люблю чувствовать твои руки на мне, - сказал он сквозь зубы, проводя свои ртом по моей шее, оставляя дорожку горячих поцелуев на коже. Его язык путешествовал по мне, забираясь под край фартука. Руки тут же нашли край топа, и вскоре он оказался в другой стороне кухни, в раковине. Через несколько секунд за ним последовали шорты, джинсы Эдварда и его рубашка.
Фартук. Что ж, у нас были проблемы с ним.
- Ты что, морячка? Кто такие узлы завязывает, дорогая? – он старался изо всех сил, чтобы развязать его. Во время своей борьбы с узлом, он опрокинул миску с апельсиновой глазурью, которая сейчас текла по столу на пол. Я же опрокинула коробку с изюмом, когда пыталась развернуться, чтобы увидеть узел позади меня.
- Ох, забей на фартук Эдвард, смотри сюда, - настояла я, показывая ему свой лифчик и кидая его на пол. Я потянула вниз верхнюю часть фартука, чтобы открыть свое декольте. Широкими глазами Эдвард посмотрел на мою обнаженную грудь. Я снова была впечатана в стол, пока его настойчивый рот двигался вниз по моей шее, атакуя мою кожу, словно она сделала ему что-то, и сейчас он мстил ей. И это была похотливая месть.
Погрузив палец в апельсиновую глазурь, он проложил им след от одной моей груди к другой, оставляя липкую смесь на моей коже. Наклонив свою голову, он попробовал одну грудь, затем другую, и мы вместе застонали.
- Черт возьми, Белла, ты так хороша на вкус.
- Я рада, что не начала готовить горячие крылышки, а то сейчас могла бы быть совсем другая история… вау, так хорошо, - я вздохнула, в то время как он ответил мне легким укусом.
- Это было бы экстра-пикантно, - он засмеялся, а я закатила глаза.
- Хочешь, я принесу тебе сельдерей, чтобы ты охладился?
- В этой квартире никто не будет охлаждаться, в ближайшее время, - пообещал он, схватив бутылку с медом с ближайшей столешницы, и потянул мой фартук в сторону. Не теряя ритма, он сделал мои трусики полностью влажными. И совсем не тем способом, что вы думаете, хотя…
Я наблюдала, как он покрывал медом всю меня, в том числе мои трусики, заставляя меня визжать. Затем он отступил назад сквозь весь этот беспорядок, чтобы полюбоваться.
- Ты только посмотри, все так разрушено. А вообще, нам кое-что нужно снять, - произнес он, когда снова подошел близко. Я остановила его ступней, перемазанной глазурью.
- Ты первый, мистер Мейсен, - проинструктировала я, кивнув в сторону его боксеров, покрытых мукой. Он приподнял бровь, и стянул боксеры. Стоя обнаженным в моей разрушенной кухне, он выглядел безумно мило.
В этот момент Сердце, Мозг, Позвоночник и Киска выстроились в линию на одной площадке. Они звали к себе Нервы, как в игре Red Rover. Я посмотрела на Эдварда, всего в муке, обнаженного и совершенного, и вздохнула с гигантской улыбкой. Нервы, наконец-то, прекратили бегать, и мы все оказались в одной линии.
- Я чертовски люблю тебя, Стенотрахальщик.
- Я тебя тоже люблю, Девушка в Ночнушке. А сейчас избавляйся от трусиков и дай мне немного сахара, - он улыбнулся в ответ. Я огляделась.
- Он вокруг нас, - я засмеялась, присаживаясь и стягивая свои трусики вниз, пока мед тек по ногам. Я кинула их к нему, и они ударились об грудь Эдварда с громким хлопком, мед по-прежнему капал вниз.
- Нам нужно будет принять душ после этого, - заметила я, в то время как он обнял меня своими липкими руками.
- Это будет второй раунд, - он улыбнулся, подхватывая меня на руки и неся в сторону спальни. Мое тело прилипло к нему, между нами был только фартук. Который не будет для нас преградой в течение долгого времени.
Нужен ли мне О.? Я имею ввиду, так ли он необходим для жизни? Быть рядом с Эдвардом, так близко к нему, быть в его объятиях, чувствовать его внутри меня, достаточно ли этого?
Сейчас, да. Я люблю его…
---
* В данном случае Эдвард имеет в виду идиому, которую он повторял в каждом предложении этого абзаца. «Any men worth his salt…» Что значит, «каждый уважающий себя мужчина». А если дословно «Каждый мужчина, стоящий своей соли»
Перевод: Lovely
Редактура: Нотик
_______________
Привет всем!
Да-да, в след части будет самое вкусное, и думаю, по названию, вы догадались, что еще нас ожидает)) Еще раз отвечаю, кто интересовался - в фике 22 главы и эпилог, поэтому нас осталось совсем чуть-чуть.
Спасибо всем за отзывы и жду вас как всегда на ФОРУМЕ!
0
