Глава 10 
POV Эдвард

Следовало столь многое сделать, а каждый шаг теперь казался новым и непривычным. Зацикленный на себе в течение нескольких веков, запертый в самовольном изгнании в молитвенной комнате, я обнаружил, что абсолютно отвык чувствовать себя не одиноким и заботиться о ком-либо, не говоря о том, что воспоминания о человеческих потребностях успели порядком поистереться из памяти. И вот Пьер опередил меня, беспокоясь сначала о ночлеге для юной леди, затем о завтраке, об опасности, связанной с поисками пропавшей девушки, и даже о платье для Изабель. 

Я открыл дверь прежде, чем он постучал и внес старое одеяние своей покойной жены, стараясь быть тактичным и не смотреть в сторону Изабель, хотя она уже полностью оделась в мужской дорожный костюм. 

- Спасибо, Пьер, я должен был сам подумать об этом, - пробормотал я, принимая из его рук наряд, втрое шире моей возлюбленной – жена Пьера была довольно тучной женщиной. 
- Негоже леди путешествовать в мужском, - смущенно ответил старик. – В этом нелепом, неподходящем ей по размеру мужском костюме она уж точно привлечет больше внимания, нежели в старом поношенном платье. А еще лучше было бы найти ей сносное одеяние, подходящее по статусу: мало ли, куда вы едете с женой или сестрой, это никого не заинтересует так, как роман с прислугой, мысли о котором напрашиваются при теперешнем раскладе. 
- Ты прав, - потрясенный охотливой разговорчивостью старика, я смотрел только на Беллу, медленно подходившую и разглядывающую наряд. Мне было несколько печально, что она наденет чужое платье, в голове крутился очевидный выход из положения, подсказанный Пьером, вторившим моим мыслям. 
- Сколько платьев тебе понадобится в дороге? – спросил я, прекрасно помня расположение комнаты Изабель в отчем доме. – Пьер верно говорит – юная красивая мадмуазель в мужском костюме притянет взоры. Я собираюсь… выкрасть твои туалеты из поместья, если позволишь. 

Это ведь не совсем воровство, верно? Я возьму их с разрешения Изабель, а значит, в лице Господа не совершу преступления. 

Глаза девушки расширились в испуге, а ладошка легла на мое запястье. 
- О нет, тебя поймают! – воскликнула она, совершенно ничего не зная о моих способностях. 
- Я был в твоем саду несколько часов, - напомнил я с улыбкой, - но ты заметила меня, только когда я сам обнаружил свое присутствие. 
- Милорд – мастер бесшумности и невидимости, - добавил старик за моей спиной, бормоча про то, сколь часто я пугал его внезапным и беззвучным появлением. 
- Спасибо, Пьер, за уточнение, - смущенно молвил я, заставив Изабель удивленно взглянуть на старого слугу. 
- Леди будет завтракать здесь или в столовой? – откашлялся Пьер. – Позволю предложить, что девушке лучше не покидать покои, пока Жизель здесь. 
- Ты прав, - вновь согласился я с доводами мудрого человека. – Леди позавтракает в спальне. 
- Но… - встряла Изабель, на ее лице отразилось смятение. 
- Не волнуйся, служанка уйдет после обеда, и ты сможешь беспрепятственно осмотреть дом, - успокоил я, беря девушку за руки и заглядывая в растерянные глаза. – Но это не имеет большого значения, ведь мы скоро уедем. 
- Куда же вы направитесь? – озадачился Пьер вопросом, на который я пока не знал ответа. 
- Нам нужно уединенное место, - улыбнулся я слегка испуганной невесте. – В горах севернее Милана я когда-то жил в небольшом заброшенном имении, это отличное место для нашей задумки. Те места достаточно безлюдны, чтобы не выдать нашей тайны. 

Конечно, понадобится много дней пути, пока мы доберемся, и все это время мне нужно будет внимательно заботиться об Изабель. В одиночку не так-то легко это будет осуществить, но выхода у нас не оставалось, придется рискнуть. 

- Зачем же ехать столь далеко? – выразил сомнение Пьер, рассеянно отступая в коридор, так что даже случайно споткнулся о порог и задел плечом дверной косяк – я не понял, что его так сильно смутило. – К этому поместью прилагался небольшой охотничий домик в глухих лесах на берегу Сены. Его построили по распоряжению отца последнего владельца лет пятьдесят назад, тот был страстным любителем охоты: кабаны, олени, лисы водятся в тех лесах в изобилии. Впрочем, подойдет ли он вам? Старый хозяин слыл человеком неприхотливым, да и присмотра не было за домом давно… И не мое это дело, советовать в таком случае… 
- Нет-нет, Пьер, это замечательный вариант, лучше и не придумаешь, - прошептал я, картина спрятанного в лесах маленького домика меня заворожила. Уединенное, никем не посещаемое в течение десятка лет место и множество животных вокруг, которые оградят Изабель от ошибок поначалу, когда жажда будет слишком сильна, позволяя выбрать верный путь, когда-то подсказанный мне свыше. Потом, позднее, когда алый цвет глаз уйдёт, мы вдвоем сможем увидеть весь мир. А до того придётся скрыться. К тому же дорога займет не больше суток и не даст Изабель чрезмерно переутомиться. – Я и не знал, что купил эту землю вместе с таким приятным дополнением. Ты просто спаситель, Пьер. 

Смущение слуги выросло до таких размеров, что все больше походило на обыкновенный страх, а его бормотание становилось сумбурным. Я не отдавал себе отчета в том, что происходит, хотя последние несколько минут вместили столько слов и событий, сколько могло бы уместиться в длинном разговоре, и это должно было натолкнуть меня на ответ. Однако пока только изумление на вытянувшемся лице Изабель да неожиданный испуг обычно сдержанного и спокойного Пьера говорили, что происходит что-то необычное. Обернувшись, я застал старика застывшим в дверях с потрясенным лицом и капельками пота на висках. 

Изабель сжала мои руки, пока я озадаченно смотрел на Пьера, гадая, что сделал не так. 

- Ты напугал его, - шепнула она, привлекая мое внимание. Растерянное и встревоженное выражение обеспокоило меня – я никогда не хотел стать чьим-либо кошмаром. Но следующие слова девушки расставили все по местам, хотя и немало потрясли меня: - Ты умеешь читать мысли? 
- Что?.. – растерянно переспросил я, слыша эхом повторенный вопрос - Пьера, но в утвердительной интонации. 
- Ты отвечал, но вопросов я не слышала, - объяснила Изабель, ввергая меня в шок. 

Я понял, наконец, что меня так тревожило с самого утра – болтливости старика и Жизель нашлось неожиданное и очень странное объяснение, в которое трудно, даже невозможно поверить. 

- Ты говорил со мной? – обернулся я к слуге, надеясь на положительный ответ, который подтвердит, что я не сошел с ума за эту ночь. 

Пьер медленно покачивал головой, взволнованно и изумленно. Его сморщенный палец медленно поднялся, чтобы слегка постучать по седой макушке. 

- Я и не думал докучать вам разговорами и советами, милорд, - сказал он вслух, но внутренне я услышал более длинную тираду, доказывающую, что новое мое умение не стало для слуги такой уж серьезной неожиданностью, он знал о ней давно: «Вы и раньше проявляли чудеса проницательности, угадывая облик гостей и цель их прибытия еще до того, как они постучатся в двери. Но сегодня вы, сударь, порядком пугаете меня. Признаться, я думал, у вас есть талант предсказателя. Только теперь мне кажется, что Изабель права: вы читаете мысли». 

- Я и раньше это делал? – пробормотал я, пораженно глядя на весьма смущенного слугу. И тут же осознал, что это правда: я всегда знал, кто прибыл ко мне. По крайней мере, представлял в общих чертах их внешность и суть проблемы. Безошибочно угадывал, откуда они приехали и зачем. Я называл это всего лишь совпадениями, но теперь понял, что всегда в той или иной степени мог слышать, о чем люди думают. Не так образно, как сейчас – тогда это было больше похоже на улавливание фона, настроения. Теперь же я оказался способен, даже не глядя Пьеру в глаза, читать его мысли почти так же хорошо, как слышать произнесенные вслух слова. 

- Было дело, милорд, - подтвердил старик, приложив руку к груди, за которой быстрее обычного билось уставшее сердце. «Похоже, у вас есть дар, милорд. А эта милая леди вдохновила вас и дар усилился». 

Я взглянул на Изабель в изумлении, ее лицо тоже оставалось потрясенным. Пьер был прав – эта ночь чудодейственно повлияла на меня, вытащила из скорлупы, открыла новые возможности и на гигантский шаг приблизила к чувству покоя. Я изменился, незаметным образом стал совсем другим, нежели был еще вчера. Держа робкое счастье в неуверенных руках, был готов отдаться ему без остатка, как только тело поспеет за разогнавшимся рассудком. Как только я сумею поверить, что Изабель – не сон. 

- Но твоих мыслей я не слышу, - озвучил я с удивлением. Не слышал сейчас, пытаясь понять, что кроется за испугом в карих омутах. Не слышал и вчера, когда Смельчак привез седока. Я даже не смог отличить, мужчина это был или женщина, пока не раздался голос! 
- Правда? – облегченная улыбка, осветившая лицо Изабель, подарила мне понимание, насколько должно быть страшно и неприятно знать, что все твои мысли для кого-то как на ладони. Вот откуда исходило смущение слуги, вот почему он пятился в коридор, хотя и храбрился изо всех сил. Пьер, я уверен, в мыслях никогда не держал плохого, однако я понимал, сколь необычно быть открытой книгой, точно обнаженным посреди толпы людей. 
- Прости, Пьер, - обернулся я к нему в порыве искреннего сожаления, лихорадочно придумывая способ, чтобы впредь не наводить страх и не заставлять чувствовать себя столь уязвимым. – Это застало меня врасплох. Я уверен, что смогу удержаться от бестактности, и ты больше не услышишь ответов на не заданные вопросы. 
- Полно вам вгонять старика в краску, - махнул слуга рукой, в самом деле испытывая прилив крови к лицу. А я поклялся себе, что буду учиться отличать мысли от слов и держать в узде свою устрашающую способность. 

Я считал себя воспитанным человеком и не посмел бы намеренно ставить кого-либо в неловкое положение. Я слышал многое, о чем Пьер думал в этот неоднозначный момент, но сохранил на лице бесстрастную маску, одновременно задаваясь вопросом, что новый дар означает для меня в масштабе вечной жизни? Это знак дьявола, что он все еще рядом и пристально следит? И, как только я дал слабину, не преминул воспользоваться моментом и отдалил меня от Бога еще на один шаг? 

Я вновь взглянул на Изабель, чувствуя печаль от того, что в нашей жизни было столько сложностей. Я до сих пор чувствовал вину за то, что мое стремление во что бы то ни стало спасти любимую привело к столь плачевному итогу: я не мог бросить ее, не мог спасти теперь тоже. Мог подарить ей бессмертие, но отнять тем самым душу. Впрочем, ее душа находилась в плену у проклятия, которое наложила ведьма из-за моей юношеской неосторожности. Единственное, что осталось нетронуто злой мстительной женщиной - это моя любовь. И, по счастью или печали, Изабель довольствовалась этим малым. Я бы сделал ее счастливой. Я верил: мы сумеем приемлемо существовать, найдя покой и относительное благополучие в совместной вечности. 

Последняя мысль согрела сердце: я, наконец, утвердился в решении. Изабель робко улыбалась, держа мои ладони и безмолвно ожидая окончания моих тяжких дум. Пьер удалился собрать завтрак. А я наклонился к розовым устам, чтобы украсть сладкий поцелуй – не первый и не последний в предстоящей долгой жизни. 
 

***

Отчётливо понимая, что никогда больше в эти края не вернусь, однако не желая прибегать к помощи стряпчих и других судейских для оформления бумаг, я наскоро набросал доверенность на имя Пьера, намереваясь обеспечить его благополучную старость, нарушенную моим появлением. Это был самый простой путь, не требующий лишних усилий: слуге доставались лишь хлопоты по продаже дома, которые принесут ему приличную сумму. С другой стороны, он спокойно мог жить и здесь, никто не посмел бы покуситься на его права. Я догадывался, что преданный Пьер будет протестовать, но дом был единственным, что я мог ему оставить. У меня водились ещё какие-то деньги, которых должно хватить на ближайшие несколько месяцев. О более дальних сроках я пока не загадывал, хотя понимал, что рано или поздно придется позаботиться об обеспечении нашей совместной жизни с Изабель. 

С тяжелым сердцем я покидал Пьера, привязавшись к нему сильнее, чем к обыкновенному слуге. Я знал, что буду скучать по нашим задушевным беседам у камина, по его неспешной речи и мудрости отжившего долгий век человека. Я был старше его, но во многих аспектах он был опытнее и умнее меня, застывшего в развитии вампира, цепляющегося за веру и не видящего многого из происходящего вокруг. Вряд ли я мог назвать его отцом, вряд ли наставником, но точно – другом. 

- Я буду справляться о тебе, - пообещал я, преисполненный потребности убедиться, что с ним все будет в порядке, когда уеду, даже если никогда уже не вернусь. 
- Езжайте и будьте осторожны – барон де Тюртерель наверняка уже ищет дочь по округе, а слуг и средств у него для этого предостаточно, - украдкой старик смахнул накопившуюся в уголке глаза влагу, и я крепко обнял его, запоминая тепло человеческого тела и доброй души, запах и образ, который останется со мной в вечности. 
- Забери к себе Жизель, - посоветовал я, мне не хотелось, чтобы Пьер доживал век в одиночестве. – Она сможет позаботиться о тебе, и у нее будет работа. Всем польза. 
- Скорей, это я переберусь в деревню, если удастся продать дом, - покачал головой слуга. – Вы щедро одарили меня, милорд. Хватит на небольшой домик на окраине, да и люди будут кругом, всё проще, чем в глуши. Может, еще невесту себе подыщу молодую, - храбрился старик, вызвав мою ответную улыбку. Теперь я был уверен, что он не пропадет. 

Мысли его, сумбурные и неясные, по большей части не были слишком печальными – он понимал, что я должен уехать, и желал нам с Изабель искреннего счастья. Надеялся, что мы не встретим препятствий на пути и я, наконец, больше не буду одинок и несчастен. Я усмехнулся нарисованному в его голове образу мрачного аристократа, молодого внешне и старого внутри, вынужденного скрывать истинное лицо и стремящегося к Богу всем сердцем, нашедшего любовь, которая осветила темную ночь его жизни. Даже теперь, слыша его мысли, я не прочел в них, чтобы он думал обо мне как о чудовище, как о демоне ночи. Если он и знал, кто я, то думал обо мне только как о человеке, запутавшемся и попавшем в сложную ситуацию. 

- Спасибо за все, Пьер, - похлопал я его по спине, прежде чем вспрыгнуть на козлы и дернуть поводья. 

Смельчак, запряженный с тремя другими лошадьми, сердитым храпом выражал негодование непривычному для него положению, но не было иного способа взять его с собой – я не мог одновременно управлять каретой и ехать верхом. Оставить любимого рысака тоже был не в силах. 

- Потерпи, дружок, это ненадолго, - крикнул я, легким щелчком поводьев заставляя его двигаться вместе с остальными, более послушными животными. Одну лошадь пришлось оставить Пьеру – продаст при случае. 

Если раньше четверка прирученных коней была мне нужна, чтобы путешествовать самому, создавая нужное впечатление для окружающих, то теперь они и вовсе стали незаменимы – чужие животные не переносили запах вампира. Даже выращенные мною жеребята порой выказывали страх, если я подходил к ним слишком резко. Поэтому, доехав до ближайшего города, я нанял кучера, чтобы не беспокоить животных. И чтобы полностью посвятить себя Изабель, прячущейся в карете. 

Одетая в синее атласное платье, которое я выкрал из ее комнаты наравне с парой других, покрытая плотной вуалью, девушка была рада, что я перебрался внутрь – ее одолевали голод и скука. Нам предстоял неблизкий путь до Лилльбонна, небольшого городка, вытянутого вдоль одного из притоков Сены, а оттуда – вглубь лесов, которыми заросли берега главной реки во Франции. 

Мне необходимо было научиться заботиться о человеческих потребностях в ближайшие несколько дней. Я понимал, что потом проблемы встанут в полный рост: если я готов был вести жизнь аскета, то Изабель такое позволить никак не мог, поэтому нужны будут деньги. А поскольку даже сама мысль о краже мне претила, следовало задуматься, как заработать. Я так и этак прикидывал в уме имеющиеся у меня возможности, однако пока ничего путного не выходило: отнимать у бедняков последние монеты за лечение я хотел еще меньше, чем воровать, а до более состоятельных господ меня никто не допустит. Можно было, конечно, сочинить необходимые рекомендации, как и сведения об ученичестве у одного из известных эскулапов, однако такая ложь тоже могла выйти боком. Впрочем, учитывая, что задерживаться на одном месте подолгу мы в ближайшее время не собирались, такой план можно было признать предварительно годным. 

Внимательно читая вывески, я использовал любые возможности для устройства нашего быта: попросил остановить возле лавки булочника, где купил в дорогу ароматный хлеб, а в одном из трактиров – большой кусок запеченного мяса и кувшин вполне приличного сидра, так как подаваемое вино не внушало доверия. Все это время Изабель тихо сидела в карете, решаясь выходить только на глухих дорогах в лесу, чтобы поразмять затекшие ноги, но даже и там не показывая нашему кучеру лица. 

Моя улучшенная способность чтения мыслей позволяла расслышать любые сплетни, и если бы кто-то узнал в Изабель беглянку де Тюртерель, мы бы нашли способ скрыться. Однако новость еще не добралась до этих мест, и мы беспрепятственно двигались к нашей цели. 

Уже вечерело, когда мы достигли Лилльбонна. Собор, возведенный здесь около сотни лет назад, возвышался над окрестностями, стремясь в пасмурное хмурое небо. Архитектурное изящество этого строения вызвало мое восхищение: кружево каменных порталов, башен, арок, колонн и пилястр поражало воображение. 

Я невольно вспомнил, что именно в окрестностях этого города когда-то проживала оставшаяся в Нормандии ветвь рода де Хейли, и здесь же, в одном из замков Вильгельма-Завоевателя, планировался будущий поход в английские земли. Конечно, время постаралось и стёрло следы тех событий, даже донжон замка успели с тех пор перестроить, но я всё равно чувствовал тут себя совершенно иначе, как будто ближе к тому, что навеки когда-то потерял. 

Я был счастлив, как мальчишка, оказавшись столь близко от заветной, казавшейся недостижимой мечты – свадьбы. Оставалось лишь надеяться, что здесь никто и слыхом не слыхивал ни о каких де Тюртерель, а тем более не видывал их лично. Лилльбонн лежал в стороне от основных дорог, связывающих провинцию с Парижем, и я был уверен, что искать беглецов, скорее всего, будут именно на пути в столицу, а никак не в глуши. 

- Изабель, - взял я девушку за обе ладошки; они еле заметно дрожали. Мой голос внезапно охрип: - Не передумала? 
- Нет, - в отличие от меня, она произнесла это твердо. В тихом слове было отчетливо различимо сильное желание. Даже зная обо мне ужасные вещи, она все еще хотела стать моей женой. Все еще собиралась разделить со мной проклятие. В горе и в радости – не было пустым звуком для нас двоих. 

Покинув карету, я рассчитал кучера, который сразу же отправился домой на проезжающем мимо обозе, груженном тканями и движущемся в направлении Руана, – все складывалось как нельзя лучше, ведь дальше мы не нуждались в сопровождающем, а уж тем более в соглядатае. Проводив взглядом сутуловатую фигуру, скрывшуюся в тумане предвечернего сумрака вместе с переполненными телегами, я повернулся и окинул взором конечную цель нашего путешествия – темнеющую на горизонте полосу леса, в глубине которого пряталось долгожданное уединение. При благоприятном стечении обстоятельств мы могли быть там к ночи, если дать лошадям чуть-чуть отдохнуть, напоить и накормить перед последним отрезком пути. 

Я подавил в себе неприятное чувство оттого, что завтра, используя способ превращения, о котором читал в пришедших из Восточной Европы преданиях и сказаниях, мне придется укусить Изабель, навсегда лишая ее человеческого облика. Меня снедало любопытство, откуда люди узнали так много о вампирах, что даже стали слагать о них истории, недалекие от истины, подвергая себя тем самым риску нападения. Встречали ли рассказчики кровососущих монстров лично или совпадения стоило считать случайными? Было похоже, будто демоны ночи скорей воспринимались болтунами как собственная выдумка, нежели реальность, слишком многие детали выглядели неправдоподобно, пусть и сочетались порой с правильными предположениями. 

Я задумался, а много ли существовало других вампиров, кроме меня? Откуда они взялись, кто их создал? И по какой причине ведут затворнический, скрытный образ жизни, как и я, не привлекая к себе внимания? Я сомневался, что подобные мне питаются животными, иначе не возникало бы по миру пугающих слухов. Но выживших, способных рассказать другим людям истину, не оставалось, иначе правдивых сплетен было бы гораздо больше. Свидетельства описывали демонов ночи сущими чудовищами, не способными противостоять жажде крови, горевшими от солнечных лучей и святой воды, боявшимися распятия. Эти сведения несколько устарели или же никогда не были верными… Но мне играло на руку то, что из века в век люди все меньше верили в существование сверхъестественных существ. Я мог почти не скрываться – глядя мне в глаза, нельзя было догадаться, какую тайну они скрывают. 

Иногда, хоть и редко, я встречал размытые дождями следы других вампиров – специфический запах, непохожий ни на какой другой. Но я никогда не пытался найти их обладателей, стремясь к уединению и мало представляя возможное общение с себе подобными. Во мне не было любопытства, - напротив, возникали опасения, что я могу столкнуться с диким зверем, голодным и неуправляемым, каким был сам несколько веков назад. 

И теперь мне предстояло сделать такой Изабель. Я чувствовал огромную ответственность, боль и страх за то, как все может обернуться на деле. Совершенно не представлял, что из этого получится. 

Но это будет завтра, а может, через несколько дней – ведь мы могли себе позволить небольшой медовый месяц, а если подумать, то и несколько лет… Человеческая жизнь хрупка, но разве может что-то случится с той, кого оберегает неуязвимый и сильный бессмертный? 

В сгущающемся тумане прокричала вылетевшая на охоту сова, резко выдернув меня из мечты в реальность: человеческая жизнь легко дается и так же легко отбирается – случайность, болезнь или происки дьявола могут отнять у меня Изабель в любой момент, как это было тогда. Даже сейчас, стоя рядом с каретой, я мог лишиться счастья в один миг из-за стечения негативных обстоятельств. Девушка могла захлебнуться водой при попытке утолить жажду, лошадей могло напугать что угодно и они бы понесли… Пока я буду охотиться в лесу, оставшуюся в лесном домике Изабель, совершенно одну, найдут волки или голодный медведь… Нет, мы не могли позволить себе такого риска, как несколько месяцев спокойной жизни, спустя четыреста семьдесят лет горькой разлуки. 

Так что, вздохнув и покрепче захлопнув дверцу кареты - как будто это было гарантией безопасности любимой, - я решительно шагнул под своды собора, чтобы договориться со священником о скоропалительной церемонии бракосочетания с прекрасной невестой. По крайней мере, это было то, в чем я был уверен как в самом правильном и благочестивом действии на данный момент. 

Двигаясь по широкому проходу между скамьями, рассматривая главный зал, окруженный галереями с фигурами святых и резными колоннами, затейливую мозаику с позолотой на полу, я невольно вспоминал давние события – свадьбу Джаспера, сияющие счастьем глаза Алисии рядом с ним, Джеффри, с восторгом ожидающего наследника. Тогда я смотрел на братьев и мечтал, как вскоре отведу к алтарю храма, построенного моим знаменитым предком, прекрасную Изабеллу… Мог ли я представить тогда, в те радостные и беззаботные дни, как всё сложится? Что пройдёт почти пять веков, прежде чем мечте суждено будет воплотиться в явь? И что произойдет свадьба не в любимом семейном храме, а за тысячу миль от него в совершенно другой стране? 

Пожилой викарий внимательно меня выслушал и жестом остановил молоденького причётника, гасящего свечи, прося задержаться. Внимательный взгляд священника напомнил мне об отце Мейсене, столько в них было мудрости и доброты, а мысли его были удивительно схожи с произносимыми вслух словами. Конечно, его немного смутила спешка в венчании, но внутренняя вера в людей в отце Жераре оказались сильнее предрассудков, а мой краткий рассказ, в котором я пытался как можно меньше прибегать ко лжи, убедил в честности моих намерений. Он увидел нашу любовь – и этого оказалось достаточно, чтобы благословить союз. 

В простом светлом платье Изабель казалась ангелом, спустившимся с небес. Никогда прежде слова, произносимые мной, не были наполнены такой искренностью, как в тот момент. Я хорошо понимал, какой подарок получил от Бога, и был исполнен бьющей через край благодарностью, видя в глазах невесты счастье, созвучное моему. Простая церемония оказалась для нас двоих бесценным таинством, соединяющим наши души и приносящим мне то, чего недоставало: надежду. Одно простое «да» из уст любимой было более значимым, чем все слова, услышанные за века существования… 
 

***

Когда мы вышли из церкви, окончательно стемнело. Крепко держа горячую ладонь новоиспеченной жены, я купался в ощущении ничем не омраченного счастья, тщетно пытаясь избавиться от легкомысленности и подумать о насущном. Я вновь ощущал себя мальчишкой, будто помолодел на четыреста пятьдесят лет и вернулся во времена своей человеческой юности: рядом была любимая, но на этот раз она не умирала от чумы, и все мои мечты осуществились. Если бы отец и мать были живы, они бы порадовались за меня. Если бы Джаспер был жив, он бы сказал теперь, что я был неправ тогда, направляясь к болотной ведьме за спасением? 

Так или иначе, мы с Изабель обрели друг друга, пусть и спустя века, преодолев трудный путь. Брат никогда не желал мне зла, а значит, теперь я мог считать себя прощенным – молитвы были услышаны, я искупил вину и получил невероятный дар за все свои старания, столетия боли и самоистязаний. Это был шанс, о котором столь долго просил, и я не собирался упускать его снова. Я должен был хотя бы попробовать стать счастливым: смириться со своей дьявольской сущностью и дорожить светлой стороной жизни. 

- Думаешь, нам стоит ехать ночью? – робко предложила Изабель, сжимая мою твердую ладонь и еле заметно дрожа в вечерней прохладе и сгустившемся влажном тумане, наползшем с озера. 
- Ты устала? – пробормотал я, подивившись усердию служки, которому доверил лошадей: мальчишка распряг их и теперь протирал лоснящиеся бока, ухаживая так рьяно, будто любил их как своих, хотя на деле просто мечтал заработать побольше монет. Я мог слышать все, о чем он думает, однако обратил внимание, что не так легко, как было с Пьером, которого хорошо знал и с которым прожил бок о бок долгое время. Мысли его стали мне доступны только когда я настроился на них, но даже и тогда я понимал не все. Молодой слуга редко получал возможность заработать. Не так часто в Лилльбонне теперь появлялись путники, даже придорожную гостиницу закрыли несколько лет назад, однако сердобольный отец Жерар никогда не отказывал в крове нуждающимся. 

- Я не стану жаловаться, если ты захочешь продолжить путь, - тихо ответила готовая на все Изабель, и я улыбнулся ее попытке скрыть зевок – да, конечно, она устала и хотела отдохнуть, и я проявил бы черствость, если бы проигнорировал это. В конце концов, стоило ли спешить? За нами никто не гнался, и мы вполне могли воспользоваться гостеприимством священника и провести приятную ночь в теплом доме и чистой постели, нежели оказаться затемно в глуши, в заброшенном и не топленном охотничьем жилище, в котором может не оказаться никаких удобств, даже простой старой кровати. 
- Останемся до утра, - решил я. 

Сказал нарочито громко, и викарий, покидающий храм, услышав это, тут же поспешил предложить ночлег, чему мы с Изабель были очень рады. Оставив на попечение мальчишки лошадей и карету, мы последовали в дом, расположенный на другой стороне соборной площади. 

Священник настоял, чтобы мы присоединились к трапезе, устроенной хозяйкой, его стареющей сестрой-вдовой. Женщина старалась развлекать нас, редких гостей, приятными разговорами о тяжкой жизни в нынешние времена, да воспоминаниями о былом великолепии городка. В беседе о прошлом я упомянул фамилию моих предков, и добрая хозяйки поведала интересные факты: фамилию помнили, но ветвь рода де Хейли, жившего некогда здесь, во Франции, угасла больше сотни лет назад. 

Постепенно разговор перешёл к обсуждению светских новостей, достигающих глухой провинции из Парижа с опозданием. Отвыкнув вести беседы, я в основном молчал, а Изабель, найдя в женщине родственную душу, охотно выслушивала жалобы и делилась собственными идеями и слухами, которые почерпнула еще дома от родственников, гостей и слуг. Я оказался втянутым в женскую болтовню, чувствуя себя неловко, порой не зная, как поддержать разговор и не опростоволоситься. Но в то же время я ощущал странный окрыляющий восторг причастности к Жизни, будто до сих пор был мертв, а теперь медленно возрождался заново. 

Я даже тайком прощупал собственный пульс – надежда вновь стать человеком меня не покидала. Увы, биение сердца не было слышно под твердой оболочкой, а острые обоняние и слух не оставляли шанса на изменение. Запахи ароматного жаркого, свежеиспеченного хлеба, которые с аппетитом поедала Изабель, не привлекали меня, но аромат человеческой крови казался амброзией, хотя я давно привык не обращать внимания на жажду. Так я и сидел, немного сконфуженный, немного потрясенный, но очарованный и счастливый, потому что рядом со мной находилась жена, являя собой воплотившееся господне чудо. И ради этого мгновения мне было не жаль проведенных в одиночестве столетий… Этот миг обретенного счастья стоил всех испытаний, которые мне пришлось пережить. 

- Ваша жена так мила и словоохотлива, а вы все время молчите, мсье, - заметила сестра Франсуаза, искренне радующаяся не только приятным гостям, но и возможности разбавить скучный каждодневный быт праздником простого человеческого общения. Брат порой пытался приостановить ее нескромность, но обе женщины были слишком воодушевлены, чтобы церемонничать – вскоре за столом не осталось неловкости, будто все мы старые приятели. 
- Простите мою мрачность, - деликатно склонил голову я. – Длительное одиночество повлияло на мою разговорчивость. В основном я многие годы… усердно молился. 
- Право, вы так молоды, а рассуждаете словно старик. Когда вы успели устать от одиночества? – с вежливым смешком подивилась Франсуаза, и я понял, что слишком расслабился, и чуть было не выдал околесицу про свой почтенный возраст. 

К счастью, на мой конфуз никто не обратил особенного внимания, приняв за ответ простое пожатие плечами, и беседа плавно перетекла на новые житейские темы. 

Мое признание не ускользнуло от отца Жерара, и он, найдя минутку, завел со мной философский диспут о Божественном предназначении и силе молитвы. К собственному изумлению, эта беседа по-настоящему увлекла меня – мы проговорили несколько часов, не заметив, что прошла половина ночи. Моя образованность приятно поразила святого отца, а мне пришелся по душе его опыт в богословии, редкая начитанность и широта взглядов. 

Приходилось быть осторожным, чтобы не наговорить лишнего, ведь я выглядел не более чем на двадцать лет и не мог раскрывать некоторые подробности своей долгой жизни. Иногда мне казалось, что отец Жерар вот-вот догадается о том, что я лгу или недоговариваю, но всякий раз его мысли проходили мимо опасных предположений. В основном я показался ему умным юношей, а глубокомыслие мое он воспринял со снисходительностью, посчитав подростковой причудой и желанием произвести впечатление. 

Лишь когда Изабель кротко тронула меня за запястье, прервав на секунду и сообщив, что отправляется спать, я опомнился, что за окном глубокая ночь, извинился перед отцом Жераром и с небольшим сожалением оставил уставшего священника, провожая любимую в выделенную нам любезными хозяевами комнату. 

Бесполезно лукавить: невозможность заняться любовью с молодой женой меня расстроила, но Изабель валилась с ног от усталости, и я не смел настаивать. Я довел ее до постели, помог раздеться и убаюкал нежными объятиями, которые теперь, после законного бракосочетания, наконец не тяготили мою совесть. 

Всю ночь до утра я смотрел на Изабель, спящую беспокойно, слушал прерывистое дыхание девушки – ей снились кошмары, - быстрое биение сердца да шелест ветра за окном. Ржание сытых коней, редкий лай собак да обрывки чьих-то мыслей вспарывали ночь, но не мешали наслаждаться чувством счастья, к которому я с трудом привыкал. Не желая думать о том, что будет завтра, я полностью погрузился в блаженство сегодняшнего бесконечного дня… 
 

***

Судьба, несомненно, была благосклонна ко мне, иногда даря знакомства с потрясающими людьми, оставляющими в моей жизни след – такими, как добрый отец Мейсен и его ворчливый брат, как Пьер и отец Жерар. Лилльбонн мы покидали с некоторым сожалением, неожиданно найдя здесь приют и друзей. Священник и его сестра благословляли нас в путь, прося навещать, если мы снова окажемся в этих краях. Они даже не подозревали, что ближайший год мы проведем в нескольких часах пути отсюда. Однако Изабель точно не сможет поддерживать приятное знакомство, да и мне не стоило появляться, хотя наверняка я буду часто проезжать мимо этого милого дома по ночам, направляясь за покупками – Изабель понадобятся новые вещи. 

- Да защитит вас Господь, - обняла Франсуаза Изабель по-матерински. 
- Я буду вспоминать вас в моих молитвах, - благословил, прощаясь, отец Жерар, но если б знал, что говорит с исчадием ада, то скорее проклял бы меня. Хотя он и не был похож на фанатика, я не обольщался насчет приятности своей сущности. 
- Мы обязательно навестим вас! – неосторожно пообещала Изабель, не отдавая себе отчета, сколь надолго ее путь к людям будет теперь заказан. Мне понадобилось множество лет и изнурительных тренировок, чтобы научиться справляться с жаждой крови – вынесет ли она это чудовищное испытание воли? 

Чем ближе мы были к цели, тем сильнее меня терзали сомнения. Сглатывая боль, привыкнув жить с ней, игнорировать ее, я представлял прекрасно, что обреку любимую на те же вечные муки. Существует ли ад? Человеку он грозит лишь после смерти, для вампира же он начинается на земле – вечное горение в пламени жажды. Изабель страдала от неразделенной любви, от смутных воспоминаний, но думала ли она, насколько тяжелее станет ее жизнь в облике ночного кровопийцы? Будет ли она счастлива, или боль рано или поздно заставит пожалеть о принятом решении? Что произойдёт тогда, ведь путь назад будет отрезан? 

Вторым по силе сомнением была неуверенность в способе обращения. Да, я внимательно относился ко всем свидетельствам существования вампиров – читал труды моих соотечественников, Уолтера Мепа и Уильяма Ньюбургского*, вникал в сплетни и случайно подслушанные разговоры. За четыре с половиной столетия мне не так уж много удалось разузнать, и большая часть информации сильно отличалось от действительности, - так мог ли я быть уверен, что бессмертие передается через укус? Этому не было твердых доказательств, мое обращение происходило совершенно иначе! Я порезался о металлический меч, и этого оказалось достаточно. Значило ли это, что бессмертие плещется в моей крови? 

Запутанный и обеспокоенный, я задумчиво отпустил вожжи, позволяя лошадям двигаться по дороге в удобном для них темпе. Утреннее солнце едва пробивалось сквозь густые кроны почти сомкнувшихся деревьев. Лесная дорога, хотя правильнее было назвать ее двухколейной тропой, использовалась мало, в основном путники предпочитали более удобный объездной путь. Карета нет-нет да и подскакивала на колдобинах и проросших на свет божий корнях, приходилось убирать перегородившие дорогу упавшие стволы, благо что никто, кроме Изабель, не мог видеть меня за этим неподъемным для одного смертного занятием. 

Я знал эти места – во время охоты приходилось забираться и не в такие дали, - только я не предполагал, что здесь есть еще и дом. Придерживаясь аскетического существования, я старался не разделять кровь по вкусовым характеристикам, но все же кровь бурых медведей, водившихся в здешних лесах, была куда предпочтительней травоядных, в изобилии населявших леса вокруг Фекама. Когда я охотился, то часто не замечал, насколько далеко ушел от дома – бегают вампиры быстро. Так что тут я бывал, и не раз. И мне было приятно оказаться здесь снова, на сей раз женатым и счастливым, если не считать переживаний по поводу превращения. 

Порыв ветра, налетевший с востока, заставил меня насторожиться. Тревога охватила с головы до ног – в воздухе витала терпкая сладость, но это был не мой запах, а чужака. Помянешь дьявола – он и явится? Я так редко встречал следы других бессмертных, что успевал забыть об их существовании. Впрочем, я и переезжал-то не так часто, чтобы знать, много ли подобных мне на белом свете. Но сейчас я меньше всего хотел встретиться с кем-то из них, когда со мной Изабель, и она все еще человек… 

Лошади тоже учуяли вампира, отреагировав как подобает – захрапели и заволновались, в страхе вращая глазами и топая копытами. 

- Тш-ш, - шепнул я, натянув поводья и изо всех сил вслушиваясь в окружающий лес. Но ветер стих, в воздухе больше не ощущалось постороннего запаха. 
- Что случилось? – подала голос Изабель, высовываясь из окошка кареты, что заставило меня моментально оказаться рядом с ней – инстинкт защиты был столь силен, что не оставил выбора. Увидев выражение моего лица, девушка испуганно побледнела, вцепившись в дверцу тоненькими пальцами. Такими хрупкими, что любое чудовище могло переломить их одним движением, а я так страшно боялся ее снова потерять… 
- Ты никогда не думала, насколько человек уязвим? – тихо пробормотал я, тревожно оглядывая лес и ища подозрительные звуки – например, мысли охотящегося на мою жену другого демона. 
- Мне грозит какая-то опасность? – пролепетала Изабель. 
- Я отойду ненадолго, проверю, - вынужден был сообщить я, хотя оставить девушку в полном одиночестве казалось ошибкой. Вдруг с ней что-то случится в мое отсутствие? Вдруг кровопийца подкрадется с подветренной стороны? 

Мой разум, похоже, отказал, иначе бы я логично рассудил, что нет никакого резона какому-то страннику охотиться именно на мою Изабель – в деревнях по округе было много более доступной добычи, чем охраняемая бессмертным девушка, оказавшаяся в глухом лесу. Но в тот момент здравомыслие покинуло меня, включился инстинкт самца. 

- Будь осторожен, - раздался шепот мне вслед, когда я скрылся в густых зарослях, двигаясь как можно быстрее, чтобы вернуться к Изабель прежде, чем она успеет несколько раз вздохнуть. 

Это были мои охотничьи угодья, так что в паре миль от дороги я наткнулся на старое захоронение животного, которого я выпил несколько недель назад. Это место было испещрено довольно свежими следами чужака, сладкий аромат которого, вызывающий во мне устойчивое инстинктивное желание обороняться, показался причудливо знакомым – точно весточка из прошлого, вспышкой промелькнувшего в сознании. Объяснения этому чувству я найти не смог, ведь никогда близко не встречался с представителями своего рода. Вспомнить, что или кого именно этот запах мне напоминает, тоже не сумел за давностью лет. 

Я прошел примерно полмили, убедившись, что чужак следовал с юга на север, удаляясь прочь. Возможно, его, как и меня, привлек другой вампир. Возможно, он был удивлен, найдя изъеденную лисицами и волками тушу животного, пропахшую запахом другого кровопийцы. Впрочем, даже если он из любопытства доберется до Фекама, меня там уже не найдет, если вообще захочет столкнуться с бессмертным – мои собственные ощущения всегда уводили от подобных встреч, вампиры, похоже, по сути своей были одиночками и не жаждали общаться с потенциальными врагами, способными уничтожить. Так что мне вряд ли следовало беспокоиться – чужак, вероятнее всего, пошел своей дорогой, потеряв к моему следу интерес. 

Я вернулся к карете спустя несколько минут – так быстро бежал. И с облегчением увидел живую и невредимую Изабель, вышедшую на дорогу поразмять ноги. Она выглядела усталой и бледной, поглаживая подрагивающую шею Смельчака, шепча ему ласковые слова, а конь, вопреки моему убеждению в его непокорном нраве, выглядел чрезмерно довольным любезным обращением, покорно позволяя девушке почесывать его за ушком и расплетать запутавшуюся гриву. 

- Все в порядке, мне показалось, - уведомил я, улыбнувшись любимой и ощутив, как тревога медленно отпускает. 

С чего я вообще так сильно разволновался? Откуда это необъяснимое предчувствие беды, из-за которого хотелось схватить Изабель в охапку и обратить немедленно, сделать ее сильной, неуязвимой и бессмертной, чтобы никогда больше не потерять? Я так цеплялся за новообретенное счастье, что казалось, без Изабель теперь умру… И правда, я вдруг понял это. Я не мог представить себя больше одиноким – нас с ней связала тончайшая, но очень крепкая нить, разрубить которую значило бы все равно что убить. Я думал, что был живым мертвецом четыре с половиной столетия? Но это казалось ничем по сравнению с тем, чем я могу стать без нее… Я больше не смогу жить в этом мире, если в нем не будет Изабель. 

- Что такое?.. – с трогательным сочувствием она протянула руку к моему лицу, заметив, с каким ужасом я смотрю на нее. Хрупкое видение передо мной – смертное человеческое тело, сердце, которое могло в любой момент остановиться… Порывисто, не отдавая себе отчета, я обнял жену, прижимая к себе как бесценную драгоценность. 
- Ничего, - пробормотал в ее макушку, вдыхая запах. – Просто я вдруг осознал, как сильно люблю тебя. 
- Я тоже люблю тебя, - обняла она меня в ответ как можно крепче. 
- Я так боюсь тебя потерять… 
- Уже не потеряешь, - фыркнула девушка. Ее интонация звучала легкомысленно, счастливо и с весельем, должным уменьшить мою беспочвенную тревогу. Но, вопреки ее уверенности и поставленной нами цели, я уже не мог успокоиться – по крайней мере до тех пор, пока Изабель человек. 
 

ПРОДОЛЖЕНИЕ >>>