Запах Эдварда был здесь особенно сильным, но и второй, человеческий, который я учуял еще под Фекамом, присутствовал. Ароматы смешивались, людская кровь оттенялась вампирским ядом, как это бывало при превращениях, результаты которых мне приходилось наблюдать не раз. 

След вёл внутрь дома, и я уступил нестерпимому зову, практически забыв об осторожности. Дверь жалобно всхлипнула и отлетела в сторону, подчиняясь силе, которую я с трудом сдерживал. Раздался тонкий вскрик и стон. Я еще не успел ничего увидеть, но инстинкты, выработанные годами, подсказали: смерть, на которую я работал долгие годы, только что получила новую жертву. Жница стояла рядом, всё вокруг успело пропитаться её присутствием. 

Сквозь обжигающий огонь желания крови уже пробивалось ощущение удовлетворенной сытости, смешанное с первобытным ужасом существа, которое почувствовало приближение сильного врага. 

Моим глазам предстала большая комната, занимавшая практически весь первый этаж. В углу жарко пылал камин. С разобранной постели свисала темная шкура какого-то зверя, подушки хаотично раскиданы там и тут, простыни смяты. 

Посередине помещения, между мной и пламенем в камине, на коленях сидела черноволосая девушка, сжимая в руках тело той, которую я так боялся потерять. Той, которую просил не уходить от кареты. Той, которую я вновь погубил своими руками, безрассудно оставив одну посреди леса. Безжизненное тело укутывало свечение знакомой колдовской пыли, в отблесках пламени из очага ставшее ярче, насыщенней. 

С неслышимым для посторонних, но оглушительным для меня грохотом складывались воздушные замки стремлений и желаний. Теперь, когда передом мной в рост возникла суровая действительность, я мог признаться: я надеялся урвать у злокозненной судьбы хотя бы несколько лет счастья, оставаясь рядом с любимой без груза невыполненного долга на плечах. Проводить её в иной мир и только тогда уйти в надежде на новую встречу. Но обхитрить проклятие, предрекающее разлуки, не удалось – куда мне! 

Вампирша – а сомнений в том, кем была черноволосая, не оставалось - подняла голову и уставилась на меня. Я ощутил агрессию и страх: в ней боролись стремление защищаться и бежать от опасности, но принять решение не удавалось, и она оставалась на месте. 

Шок лишил меня всяческой возможности двигаться. Я смотрел в алые глаза, в которых отражался пылающий костёр из безумной ненависти и страха, постепенно вытеснивший удовольствие от насыщения. По изящному подбородку медленно стекали темно-красные капли, окрашивавшие в цвет крови белые одежды. 

Под моими ногами разверзлась бездна черного отчаяния, и я падал в нее без шанса выбраться на поверхность. Ко мне словно вернулась необходимость дышать, а воздух пропал отовсюду. Я летел вниз, задыхаясь. В пропасть, которой не было дна, как не стало надежды на окончание этого падения. И чем глубже, тем плотнее меня укутывало в кокон непереносимой боли потери. 

Рык дикого зверя со стороны леса встряхнул меня. Я схватился за него, как за соломинку, и сразу же волна первозданной ярости вернула меня на поверхность, воскрешая из пепла, языком нестерпимо жаркого пламени разгоняя тьму. Я словно разделился надвое: та жалкая часть меня, которая еще сохранила мысли и чувства человека, осталась тонуть там, на глубине колодца, наружу же выбрался зверь. Жестокий и беспощадный, не рассуждающий и жаждущий только крови врага. 

Грубо сколоченный столик, неудачно стоявший на пути, отлетел в сторону и рухнул на кровать, когда я бросился вперед, не отрывая взгляда от жертвы. Ярость смешалась с глухой злобой, когда вампирша попыталась сопротивляться, бросаясь из стороны в сторону в инстинктивном стремлении избежать встречи, которой – я это знал без тени сомнений! – суждено стать фатальной. Физические силы новорожденной превосходили мои, но даже в таком состоянии я руководствовался годами отработанными навыками, она же полагалась исключительно на инстинкты. Я убил стольких за века, что каждое мое движение было доведено до ювелирной точности. К тому же, действуя, я получал отсрочку от боли. Совсем небольшую. Но столь необходимую, чтобы довести до конца дело. И тогда уже найти путь в небытие. Так как без Алисы «дальше» для меня существовало только там. 

Сражение не продлилось долго. Миновало несколько секунд, и страшный треск смешался с предсмертным криком, разорванная плоть полетела в прожорливый огонь. Никогда еще я не убивал вампира со столь дикой, бесконтрольной яростью: хруст костей мстительно ласкал мой оглушенный болью слух, сминающаяся под пальцами твердая кожа дарила извращенное, убийственное удовольствие возмездия. Удушливый дым заволок помещение, и наступила тишина, не принесшая ни капли заслуженного удовлетворения. Вместо него внутри стала подниматься удушающая, абсолютная пустота, словно вслед за погибшей Алисой я и сам становился окончательно мертвым. 

Подняла голову заглушенная во время сражения запредельная, невыносимая боль утраты. Быстрая расправа не могла утолить безумной жажды мщения. Во мне бушевали чувства, с которыми я боролся годами, стремясь сохранить осколки души. Те самые чувства, впервые возникшие и сгустившиеся в моей крови в ту проклятую ночь, когда демон с пылающими алыми глазами стоял над телом моей жены, те, которые я сумел запереть где-то глубоко внутри себя, отказываясь от самой мысли о мести. 

Сквозь клубы дыма ощутив чужой взгляд, я шагнул вперед, метнув в огонь, подобно страшному снаряду, оторванную голову – последнюю оставшуюся часть уничтоженного мной зла, порожденного чудовищем-братом. Ненависть - всепоглощающая, жаждущая расправы ненависть - требовала одного: убивать. Я не желал мучений врагу, но всем существом хотел его смерти. Закончить дело, исполнить долг. Стереть с лица земли причину моих страданий. Найти освобождение от бремени, возложенному на мои плечи столь давно, что я потерял счет столетиям. Прервать, наконец, ход проклятия, и получить возможность покончить с этой ужасной недожизнью, начав с чистого листа. Всем сердцем я стремился к конечной цели, впервые подобравшись к ней столь близко. 

И враг теперь стоял напротив. Не было надобности искать и выслеживать, как много лет подряд. Всё стало просто: один бросок – и с главным виновником бед будет покончено. 

- Посмотри, что ты наделал! – выплеснулась из меня годами копившаяся боль, плетью хлестая убийцу по лицу. Голос сорвался в крик. 

Молчать было проще. А стоило произнести слово, как боль со дна бездны взметнулась вверх, нашла путь наружу. Кровавая пелена сгустилась, затмевая разум, превращая меня в дикого, первобытного хищника, почуявшего противника. Лишь тонкая, но прочная нить, сплетенная из долгих лет опыта, чувств к погубленной возлюбленной и осознании тяжести долга и неизбывности проклятия, держала меня на краю пропасти. 

Время, казалось, замедлилось, стало тягучим подобно загустевшему мёду, стекающему по наклонной плоскости отполированной доски. Во мне исчез человек. Оставался лишь монстр, созданный убивать. Демон преисподней, верный служитель Смерти. 

Существо, когда-то давно забравшее тело моего младшего брата, холодно смотрело на меня чёрными глазами. Не было сомнений: контролирует он себя куда лучше, чем когда-то, и действительно научился существовать рядом с людьми. Даже создавать новых демонов, не убивая – чего я себе представить не мог. Но менялась ли от того суть? Тело любимой, выпитое до дна новорожденной, настойчиво и неопровержимо утверждало: нет. Когда-то раз принеся в жизнь нашей семьи смерть, Эдвард снова шагал по тому же пути. 

- Это твоя вина! – прорычал я, чувствуя, как звенит тонкая нить, держащая меня на грани, и видя отражение моей ярости в глазах напротив. – Ты погубил всех нас! 

И он не разочаровал меня, поступив, как сотни демонов до него: с рычанием бросился вперед. 

Но для меня Эдвард не был одним из сотен. Я надеялся, что он станет последним. И готов был на всё, чтобы надежда не стала тщетной. Терять мне было нечего. 

Усилием воли я взял себя в руки и постарался погасить бушующую ярость, возвращая контроль над движениями, не желая оставлять противнику и шанса. Обещание поговорить с братом, данное Алисе, превратилось в потребность выбросить из себя боль, копившуюся годы и столетия, рассказав брату, на что он обрек семью. Было легко заколоть его, как других, но честнее и правильнее будет поединок между нами. Лишь бы Эдвард способен оказался оценить мой жест. Ха! Если он окажется способен меня хотя бы услышать, это уже будет частичной победой. Он должен понять, к каким ужасным последствиям привел его эгоистический поступок. 

Сильным толчком я отбросил рычащего, точно дикий зверь, брата от себя, заставляя вылететь на поляну – где было больше маневра для поединка, - а потом кинул ему один из мечей. 

- Если в тебе осталась капля человека, дерись как мужчина, а не как животное, - рыкнул я, наступая. – Имей смелость ответить за совершенное тобой! 

Меч стукнулся о твердую грудь и упал на траву, никак не заинтересовав чудовище, чье лицо обезображивала гримаса ярости без признаков разумности. Если Эдвард и был способен вести себя иногда как человек, то сейчас, очевидно, оказался в полной власти демона, и я не знал, как привести его в чувство для того, чтобы он расслышал хоть одно мое слово. Пригнувшись к земле, брат вновь бросился в атаку, выставляя вперед пальцы, но неизбежно проиграл моей превосходящей силе и опыту, кубарем отлетев еще дальше в лес, с рычанием сломав по пути несколько тонких деревьев. 

Преследуя его, я поднял с травы меч и привычно закинул обратно за спину. Если демон отказывается от честной битвы, кто я, чтобы предлагать дважды? Лишать себя преимущества? Хочет драться как дикарь – будет уничтожен так же, как те неразумные сотни тварей до него. 

- Ты как был мальчишкой, так и остался им! – обвинял я. Злость, боль, копившиеся годами эмоции вырывались наружу криком, хотя смысл слов вряд ли доходил до моего обезумевшего родственника. – Ты хотел спасти Изабеллу? А не велика ли цена? 

Он по-прежнему лишь рычал, черные глаза буравили меня с необузданной, дикой злобой, стволы деревьев, от которых он отталкивался, приближаясь, крошились под напряженными пальцами. Когда он вновь прыгнул, не пытаясь просчитать риски или уклониться от моего удара, идя в лобовую атаку, как безмозглое животное, я сделал аккуратный шаг в сторону и прочертил мощным клинком линию на твердой груди – не спеша отделить голову от тела, но лишая противника сил. 

Эдвард поперхнулся болью, и я ощутил ее как свою. Даже испытывая ненависть, даже понимая, что должен уничтожить чудовище, я все еще видел перед собой младшего брата. Убить его было намного сложнее, чем сотни тех, других. Как и подозревал, я оказался не готов зарезать его с присущей мне прежде уверенностью, несмотря на всё, что он совершил. 

Его движения замедлились – сквозь прорезь в рубашке на груди зияла тонкая болезненная рана. Он не был даже удивлен – ни одна человеческая эмоция не промелькнула на искаженном лице, когда он вновь тараном пошел на меня, вынуждая отступать глубже в лес в поисках свободного пространства для лучшего маневра. 

- Ты сам, своими руками подарил возможность ведьме отомстить нашей семье! Разве ты забыл все то, чему учил нас отец Гийом? Ты слепо доверился заклятому врагу, не слушал ничьих советов, думал только о себе! Тебе не приходило в голову сначала узнать, кто такая эта рыжая бестия с болот, что она потребует за свою дьявольскую помощь? Ты был дураком, таким и сейчас остался, - неопределенно махнул я в сторону оставленного за спиной лесного домика, где сгорела в огне очередная новообращенная брата, подтверждающая мои слова. – Я же просил тебя не спешить, чувствовал: что-то пойдет не так. Но разве ты кого-то слушал? Ты предпочел довериться злодейке, нежели Богу, в которого так свято верил… Ты легко предал все свои идеалы, так много ли они стоили? 

Алиса ошиблась – чудовище не способно было поддержать разговор, даже если до этого успешно прикидывалось человеком и даже жило рядом с людьми. Сейчас я видел только демона, от брата в этом рычащем и злобном существе ничего не осталось. Его эмоции представлялись моему внутреннему зрению полыхающим костром из злобы и ненависти, всепожирающим пламенем, после которого не могло остаться ничего человеческого. 

Я и сам находился не в лучшем состоянии. Куда делся многолетний опыт, обдуманность действий, контроль над порывами? Бесполезно. Вся агрессия, выплеснувшаяся между нами, похоже, досталась мне, и теперь клокотала в моей груди, словно запертая в кратере вулкана лава, едва сдерживаемая неимоверными усилиями. 

Существо, стоявшее передо мной, было лишено инстинкта самосохранения и не осознавало происходящее. С искривленных в ярости губ срывался глухой животный рык, но убежать вампир и не пытался, хотя если б был разумен, у него уже давно свистел бы ветер в ушах. Раз за разом нападая, он оказывался все дальше в лесу – самом подходящем месте для смерти, подальше от дорог и остервенелого ржания испуганных лошадей. Он ничем не отличался от предыдущих моих жертв, и лишь желание облегчить душу отделяло его от мгновенной смерти. 

- И ведьма не преминула выполнить заветы Эсмеральды, – слова сбрасывали лишнее напряжение, и я продолжил говорить, потихоньку возвращая самообладание для решительного последнего удара. – Ты глупо и доверчиво отдался в руки врага, подвергнувшись опасности, но не получив взамен и шанса для Изабеллы. А потом явился в замок, убивая тех, кто заботился о тебе с детства. Ты помнишь, как принес в наш дом смерть? 

Эдвард застыл, и на секунду я понадеялся, будто он услышал меня, наконец. 

- Ты растерзал ту, которая к тебе относилась всегда как к младшему брату! Она всегда защищала тебя передо мной – во всех своих ипостасях. А ты принёс её жизнь в жертву демону, - зарычал я отчаянно и, воспользовавшись наилучшим моментом, бросил меч как копье, пронзившее мертвое и жестокое сердце брата. Сила моей боли, вся вложенная в бросок, оказалась так велика, что клинок не только прошел насквозь, но и отбросил тело вампира назад, пригвоздив к пологому гранитному валуну, ржавому от проливных дождей и поросшему мхом у основания. 

Страшный треск, смешанный с ревом поверженного чудовища, рассыпался в пустом осеннем лесу мертвыми осколками эха, на него вдалеке откликнулись лошади паническим ржанием. Внутри меня тоже взметнулась волна ужаса, но быстро опала, поглощённая подавляющей пустотой. 

- Ее маленькое сломанное тело лежало в твоих руках, ее кровь я видел на твоих проклятых зубах!!! – взревел я, прыжком настигая подрагивающую жертву и вгоняя клинок в камень по самую рукоять, тем самым лишая зверя малейшей возможности вырваться. Ирония судьбы: призванное братом исчадие ада кончило так же, как последний демон до него – распятым на природном алтаре и брошенным умирать. Рот Эдварда приоткрылся в беззвучном крике, но из горла вместо рычания теперь вылетал лишь тяжелый хрип. Враг был повержен, но не мертв, и если капля разума теплилась в нем – он все еще мог меня услышать. - Ты убил ее! Вместе со слугами и вассалами, знакомыми с детства. Наша матушка умерла, не пережив горя! Ты знаешь, каково хоронить в один день мать и жену, одновременно оплакивая погибших далеко за морем отца и брата? А я знаю – благодаря твоей глупости хорошо знаю горький вкус потерь. Как тебе жилось эти годы с таким грузом на совести? 

В глубине черных глаз мне почудилась странная янтарная искра, полоснувшая сердце ответной болью – тут я не мог ошибиться. Я знал, что волшебный меч отнимает у демона силу, вызывая ужасное физическое страдание. Я не радовался тому, что причинил кому-то боль, но испытал надежду, что Эдвард способен почувствовать хоть одну человеческую эмоцию, что он не настолько безнадежен, как казался. 

- Да, я сам сглупил, вначале поверив ведьме, - я сплюнул накопившийся во рту яд. – Но я ведь пошёл туда за тобой! Спасти хотел тебя! И посмотри, что со мною стало: теперь я подобен тебе – такой же убийца. 

Спрыгнув с камня, я мрачно покачал головой: смерть брата, о которой я грезил столетиями, не принесла никакого удовлетворения – лишь усугубила ощущение потери. Теперь я остался один, без стимула и цели. Последний из проклятого рода. 

- Ведьма сказала: только убив тебя, я сниму проклятие, - гнев спал, слова звучали оправданием. – Я бы мог простить твою ошибку, если она коснулась бы только нас с тобой. Но всё намного хуже: проклятие досталось Изабелле и Алисии. Рыжая тварь что-то сделала с нами, не просто извела род. И Изабелла, и Алисия не умирают в полном смысле. Их души тоже прокляты, навечно заперты остаться на грешной земле. «Отныне вы обречены, умирая, рождаться заново, помнить прошлое, скитаться в одиночестве, вечно ища друг друга, а находя – любить и раз за разом терять!», - дословно я воспроизвел слова ведьмы. 

Глаза Эдварда распахнулись шире, и я удивился их светло-янтарному, а не алому, цвета крови, оттенку – такого я раньше никогда не встречал и не знал, что он означает. Луч внезапно проникшего сквозь заслон облаков и ветвей солнца упал на некогда родное лицо, и на миг мне показалось, что я вижу не демона, а именно брата. Товарища детских игр, лучшего соперника в тренировочных поединках, устраиваемых нам отцом и Робертом. Влюбленного мальчишку, в зеленых глазах которого так легко всегда читались чувства и мысли. Любителя книг, умного собеседника. 

Остатки моей ярости пред этой картиной истаяли подобно утреннему туману, оставив только нарастающую боль потери и осознания безбрежной пустоты. Казалось, за столько лет я привык к одиночеству, но теперь оно стало каким-то иным. Веками меня удерживала на грани безумия надежда на встречу с любимой и груз невыполненного долга. Но где-то в глубине души я всегда помнил, что на этой земле нас было двое. Пусть одержимых, пусть порабощённых демонами ада. Но двое! Разыскивая брата, понимая необходимость выполнить предназначение и убить его, я всё равно надеялся найти другой выход. Это подспудное чувство усилилось от предположений Алисы, которые, казалось бы, находили подтверждение. Теперь же меня окружала звенящая абсолютная пустота, лишь на самом краю которой светилась слабая искра угасающей жизни того, кто лежал на сером камне передо мной. 

Огромного труда стоило мне не броситься к брату в попытке спасти от ухода в небытие, в стараниях сохранить этот слабый источник света. Чтобы вымолить у него прощение и простить самому. 

Разум мой понимал, что тело брата давно отнято демоном, призванным колдовством ведьмы из преисподней. Понимал, что во мне говорит тщетная надежда и глубинный страх. Но как трудно в этот момент было противостоять обуревавшим меня эмоциям! На несколько мгновений во мне всколыхнулась безумная надежда на то, что меч мог убить демона, но оставил человека на земле, и это означало, что я смог бы пройти тем же путем. 

Потянувшись вперед, я сомкнул пальцы на рукояти меча… и тут пришло горькое до вязкости на языке понимание, что такой поступок будет по отношению к брату худшей местью, чем убийство. 

Я вспомнил распростёртое на грязном полу тело любимой, из которого утекла вся жизнь. Она умерла, вернуть её никто уже не в силах: смерть так просто со своей добычей не расставалась, мне ли того не знать. Вспомнил события давнего прошлого – безжизненные тела в переходах замка, мертвую Алисию. 

- Прости меня, младший брат, - прошептал я, заставляя себя отойти прочь. – Я не пожелаю такой жизни и врагу, с неподъемным грузом вины на плечах, без любимой рядом. Я и себе бы её не пожелал, потому буду искать смерти вслед за тобой. В конце концов, это все моя вина: я когда-то отпустил тебя к безумной ведьме. Мне стоило настоять на своем, быть тверже, преградить тебе путь - и всё могло сложиться совсем иначе. Стоило уделить больше внимания семейным преданиям, отнестись серьезнее к словам Эсмеральды, и мы, я верю, справились бы, смогли бы избежать краха сами и уберечь потомков. Но нет смысла в сожалениях о былом. Я верю, что когда-нибудь тот Господь, в которого ты верил всегда сильнее меня, протянет тебе руку прощения, и ты встретишь свою Изабеллу где-то на Небесах. Если ведьма не солгала, сегодня прервется нависшее над нами проклятие, и ты будешь свободен. Если же нет, если я ошибся… То верю: вы с Изабеллой встретитесь в новой жизни, и прошлые мытарства покажутся смутным и неясным кошмаром… Знай: я сделал это не по злобе душевной и не из чувства мести, а из желания спасти. И я прощаю тебе убийство Алисии – ведь ты не ведал, что творил, демон управлял тобой. Я уже трижды прошёл через потери, а теперь у меня есть надежда: Хейлов больше не будет, значит, и проклятие вместе с нами умрёт. И может, провидение подарит нам с тобой шанс на обычное человеческое счастье. Пусть краткое, как людская жизнь, но настоящее… Провидение - или порошок ведьмы, который не даёт нашим душам уйти в ад или на Небеса, как и душам наших любимых... 

Отступив, я некоторое время неподвижно наблюдал, как тело вампира меняется: словно время ускорило свой бег, потеряв оковы, забирая демонические силы, отправляя чудовище туда, где ему место – в преисподнюю. От ужасной раны, нанесенной клинком, медленно расползались по бледной коже уродливые черные полосы, казавшиеся особенно яркими по контрасту с белой кожей. Через пару дней от брата останется лишь иссохший черный труп с провалившимися пустыми глазницами, обтянутый сморщенной кожей – воплощение такого же мертвого чудовища, какого мы впервые увидели в старом склепе. Мне следовало сжечь его, уничтожить сразу, как я когда-то стер с лица земли останки древнего вампира, послужившие орудием мести ведьмы, но я не смог. Потом, через несколько дней, когда меч довершит метаморфозу и вместо тела брата останутся лишь почерневшие неузнаваемые остатки, я вернусь и доведу начатое до конца... Тогда мне не придется, разрывая монстра на части, видеть в его лице родные и близкие черты… Или же можно оставить все как есть, и меч сделает дело за меня, сотворив еще один памятник монстру, призванный предупредить потомков не совершать опрометчивых поступков и держаться от проклятого места подальше. 

А пока требовалась самая малость: позаботиться о том, чтобы тело никто не нашел. Это было проще простого: словно помогая мне в моей нелегкой миссии, Эдвард выбрал место, настолько далекое от людей, что даже случайные охотники десятки лет здесь не появлялись. 

- Прощай, Эдвард Хейл, - опустился на колено я, опираясь на воткнутый в землю меч и низко склоняя голову. - И пусть твоя новая жизнь будет счастливой... 

Еловыми лапами я прикрыл тело от посторонних взглядов. Несколько опрокинутых деревьев создали вокруг мертвеца надежный шатер: даже окажись рядом человек, он не сможет пробраться к камню. Удовлетворившись прочностью сооружения, я медленно побрёл обратно, по пути бессознательно, по сложившейся годами привычке скрывая следы нашего сражения, чтобы все выглядело так, будто деревья повалило ветром. 

Добрался до загона с лошадьми. В несколько движений разломал доски и отпустил несчастных перепуганных животных на волю. Потом вернулся на дорогу. Скинув упряжь, загнал карету в глубокий овраг. Если отыщут, решат, что здесь поработали разбойники, а не какая-то дьявольская сила. 

Проверил дом. Дым уже рассеялся, огонь спалил дотла остатки новорожденной вампирши, так и оставшейся для меня безымянной. Кем она была для Эдварда? Одной из обращенных сотен или какой-то особенной? Я не знал... Да и не хотел знать. Эти мысли будили во мне отголоски ярости, бушевавшей недавно, но гореть уже было нечему: я был пуст. Ни эмоций, ни чувств, лишь одна боль. Которая не могла подпитывать ничего, кроме себя, и шансы разорвать замкнутый круг представлялись совсем ничтожными. 

Я вынес растерзанное тело любимой из дома. Аккуратно положил на траву, омыв лицо от алых капель крови водой из найденного в доме кувшина. 

- Зачем же ты пошла сюда, ради чего так рисковала? – воззвал я к бледной бездыханной девушке, очерчивая пальцами изящные тонкие скулы и утопая в печали. Я не мог знать, что толкнуло Алису ослушаться моей просьбы и направиться прямиком в руки смерти. Мог лишь предполагать, что она увидела нечто ужасное в будущем и захотела это исправить, поплатившись жизнью за этот порыв. Возможно, меня поджидала опасность: встреться я один на один сразу с двумя вампирами, да еще потерявший контроль, я мог и не справиться на этот раз, даже с учетом моего большого опыта сражений. Тогда выходило, что моя добрая и самоотверженная жена спасла меня тем, что отвлекла внимание новорожденной вампирши на себя, выиграв время, чтобы я смог справиться с обоими… 

Я подхватил драгоценную ношу и побежал по направлению к морю. Я знал: душа Алисы уже далеко, бродит где-то, ожидая завершения проклятия, чтобы возродиться в новом теле уже без груза прошлых жизней. Все что я мог сделать пред тем, как найти собственную смерть: в который раз предать земле тело любимой, попрощаться с ней. И надеяться на лучшее. 
 

***

Невыносимая, раздирающая душу боль гнала вперед, и я послушно бежал, не разбирая дороги. Миля за милей проносились мимо, а перед глазами, подводя меня к краю, раз за разом возникали видения недавних событий: брызги крови на прекрасном лице Алисы, уже обретшем посмертную бледность, безжизненное тело брата, распластанное на сером камне, рукоять меча, смотрящая в бездушное небо. 

Осеннее солнце уже клонилось к закату, когда я оказался на высоком берегу. По злой иронии судьбы совсем недалеко от места, где лишь несколько дней назад мы встречали утро с любимой. Первый рассвет солнца, казавшийся знаком новой жизни, подаривший призрак надежды, что скитания мои когда-нибудь закончатся. Тогда на миг мне показалось, что потери остались позади. Как горько я ошибся! Слишком велика вина и слишком тяжким стал груз, чтобы я смог уйти так просто. Не испита, похоже, мной еще чаша отчаяния… И не закрыт договор со Смертью, на котором когда-то я расписался кровью моих первых невинных жертв. 

Да, теперь я исполнил то, к чему столь долго стремился. Уничтожил демона, когда-то отнявшего брата, лишив его земной оболочки и отправив предназначенным для этого мечом в ад. 

И что теперь? Когда-то давно я считал, что смогу снова стать человеком… Сейчас же непереносимая боль потери сдёрнула покрывало наивной надежды с неприглядной истины: вампир не может вернуть прежний облик. Такие чудеса никому не доступны, кроме высшей силы, которая давно уже глуха к происходящему на земле! И мне остался лишь один выход: самому отдаться той, кому так долго служил, смиренно умоляя отпустить, позволить родиться заново. Просить моей бесконечной жизнью закрыть наш договор. И заклинать небеса, что они смилостивятся и позволят мне встретить любимую, не разминувшись с ней в тумане грядущего. 

Забравшись на высокую скалу, я аккуратно опустил тело возлюбленной и принялся за работу. Человек бы не смог преодолеть сопротивление вековой толщи камня, но я справился без труда: я не был человеком. Вскоре глубокая ниша, устланная травой и белыми осенними цветами, стала местом упокоения хранительницы моей души и сердца. 

В смерти Алиса стала ещё красивее. Гримаса боли и страдания успела кануть в небытие, и теперь я последний раз мог всмотреться в милые сердцу черты, прощаясь. Я склонился, со всей возможной нежностью касаясь родных губ, навеки потерявших тепло, а потом безумным усилием воли заставил себя закрыть свежую могилу выточенной из серого камня плитой и засыпать острыми осколками. 

Непривычно мягкий для поздней осени бриз овеял моё лицо, словно неся тихое «прости», стоило последнему камню занять своё место. Влага, принесенная ветром с моря, заменила мне слёзы. На миг показалось, что предутренний туман соткался в тонкую невесомую фигуру, одетую во все оттенки синего, так, как когда-то во время первой встречи в Париже. Я даже почувствовал ласковый взгляд, наполненный смесью неизбывной печали и смутного, с трудом угадываемого обещания новой встречи. Но новый порыв солёного бриза развеял морок, оставляя меня в абсолютном, непостижимом одиночестве. 

Мне некуда было идти. Незачем двигаться вперед. Я знал, что по миру ходит немало подобных мне существ, но давно излечился от наивной уверенности в том, что все они – порождения моего брата. Лишь часть из них… Другие же если и существовали, то были не моим проклятием. Мой долг был выполнен - демон изгнан, а тело иссушалось, навеки соединённое с камнем острым лезвием древнего меча. И если в словах ведьмы была правда, проклятие с моей смертью потеряет силу, подарив долгожданную свободу пленникам бездушной мести злобной женщины. 

Осталось последовать за братом за грань этого мира, надеясь найти дорогу туда, где я снова смогу повстречаться с любимой и пройти с ней рука об руку путь, прерванный когда-то безжалостной рукой безумной ведьмы, стремившейся погубить наш род и достигшей в итоге своей цели. Чаша возмездия теперь была полна: не осталось Хейлов на этом свете. Я был последним. И теперь меня вела единственная надежда: дойти до конца, сгореть во всепоглощающем очищающем огне, отдавая пламени все долги и проклятия. 

Не в силах больше выносить тяжкий груз прошлого, я запрокинул голову, глядя в тёмные мрачные небеса, и завыл от боли и тоски, выплёскивая чувства в холодную равнодушную высь, в которой одна за другой проступали ранние звёзды. 

--------------------------- 
По традиции мы с нетерпением ждём читателей на форуме с идеями и предположениями, напоминая, что это еще не конец истории. И что темнее всего бывает перед рассветом...