Изабель де Тюртерель – имя кружилось в голове как хоровод осенних листьев, подхваченных порывом ветра, хаотично и стремительно, не давая времени на раздумья. Не было и шанса, что я откажусь теперь от возможности увидеть лицо этой Изабель. Не знаю, что мною двигало – наивность, надежда на чудо или настоящая вера в силу Господа. Я был поражен и околдован той настойчивостью, с которой семья де Тюртерель приглашала в гости необщительного, совершенно незнакомого им соседа. Это не могло быть простым совпадением. 

Я должен был немедленно отправиться в поместье Тюртерель, находившееся в десятке миль от моего уединенного дома. Если бы я не был настолько нелюдимым и невнимательным, что даже зачастую сворачивал с дороги, лишь бы не встречаться с соседями лицом к лицу, то мог давно заприметить девушку с таким прекрасным именем Изабель, возрождающим болезненные воспоминания. Хотя могло так статься, что она не представляет из себя ничего особенного и вовсе не является новым воплощением умершей невесты – моя вера в Бога была ограничена трезвым рассудком, не позволяющим слепо мечтать о подобных невозможных чудесах. 

Я не имел терпения седлать коня, запрыгнув на лоснящуюся от сытости и здоровья спину. Словно одержимый, я направил Смельчака на восток и скакал до тех пор, пока бока его не заблестели от пота, а дыхание не перестало быть ровным, тогда уступил и прекратил подгонять несчастное животное – я вовсе не имел намерения загнать его. 

Мы прибыли к поместью Тюртерель ближе к вечеру. Солнце почти зашло, из леса потянуло свежей прохладой, а с реки полз туман. Я отпустил верного друга на дикой, покрытой благоухающими полевыми цветами поляне, а сам отправился пешком, внимательно следя, чтобы меня никто не заметил. Крестьяне уже покинули поля, так что не составило труда пробраться непосредственно к дому семьи Тюртерель, окруженному красивой высокой оградой, сквозь который сад и двор были видны как на ладони. 

Это был роскошный особняк, украшенный лепниной и мраморными статуями. Парадным входом дом был обращен к Сене, и из высоких окон наверняка открывался вид на долину реки. Семья баронов де Тюртерель, насколько я знал, состояла в отдалённом родстве с герцогами Д'Омаль, одной из самых влиятельных семей Нормандии, и поместье отражало историю и вкус владельцев. Не раз перестроенный за многие годы существования дом в настоящий момент представлял собой образец времен французского Реннесанса. Уже перестав быть замком, особняк старательно сохранял последние признаки построек, столь привычных мне. Не было сомнений, что возводился дом в те же времена, что и знаменитый замок Шамбор в долине Луары, хотя, конечно, проигрывал ему в размерах и замысловатости архитектурных изысков. 

Оценив великолепие и богатство вкуса семьи Тюртерель, я осторожно прокрался в сад и, прячась за живыми изгородями и античными статуями, окруженными цветущими кустами роз и жимолости, стал продвигаться в сторону дома, надеясь взглянуть сквозь окна на каждое лицо, которое смогу рассмотреть. Мраморная плитка поглощала мои следы, острый слух ловил беседы, ведущиеся в гостиных, вперемешку с бранью слуг в подсобных помещениях, но отыскать среди гула незнакомый мне голос Изабель, девушки, которую я никогда не видел и не слышал, не представлялось возможным. 

- Пшла прочь, паршивая! – крик, раздавшийся с заднего двора, принадлежал кухарке, а последовавшие за ним шлепок и обиженное блеяние подсказало, что слова были обращены к козе. 
- Где соль? 
- Пятнадцать, а не двадцать! 
- Индейка почти готова… 
- Не смей трогать хозяйский хлеб! 

Я перестал подслушивать слуг, ничего интересного там не будет. Зато моё внимание привлёк тихий разговор за ближайшей стеной: бормочущий мужчина, кажется, читал книгу вслух, а три женщины обсуждали наряды и предстоящее празднование, причем две из них выражали радость, а одна не особо участвовала в беседе, односложно отвечая скучным согласием на каждое предложение. 

- Свадьба тебя совсем не радует, Мари? 
- Изабель, - поправила она. – Сколько раз просила не называть меня Мари? 

Вот оно! Я вздрогнул, весь обратившись в слух и невольно замерев, не веря, что мне повезло так быстро наткнуться на нужного человека. Самым сильным стремлением было вскочить и заглянуть прямо в окно, но я сдержался, боясь выдать свое расположение – теперь, когда я запомнил голос девушки, будет нетрудно отследить ее передвижение и взглянуть на лицо при более благоприятных обстоятельствах, когда она останется одна, а ночная тьма скроет от ее взора меня, прячущегося в саду. А пока… я наслаждался звучанием, ловя малейшую похожесть на голос моей Изабеллы. 

Судьба была жестока, сохранив в перерожденной памяти каждую деталь воспоминаний, и мне казалось, что я напрасно пришел сюда в поиске чуда. Голос Изабель был ниже и грубее, чем моей юной Изабеллы, похороненной несколько веков назад… 

- Вы же знаете, матушка, как я к этому отношусь, - ответ Изабель был не в меру дерзок, по шуршанию платья стало ясно, что она резко поднялась. 
- Опять ты за свое? – укорила мать дочь, мужское бормотание в тот миг сердито стихло. – Отец желает тебе счастья, ты же знаешь. Тебе уже девятнадцать! Отец с трудом нашел тебе мужа, в глазах общества ты давно старая дева, и должна бы радоваться, что нашелся добрый человек, не посчитавший твой возраст помехой браку. 
- Мне… нужен свежий воздух, тут душно, - устало отмахнулась дочь. Этот спор явно был не первым, и она не желала продолжать, смирившись со своей судьбой. 

Я был удивлен, что девушка настроена против предстоящего брака, а по какой причине это произошло, мне еще предстояло разгадать. Если, конечно, мое преследование не завершится сегодня ночью, и я не потеряю к девушке с прекрасным именем Изабель нелепый интерес. 

- Свадьба через четыре дня! – строго напомнила мать, в то время как шуршание платья быстро перемещалось в мою сторону. – Отец дал слово, и не тебе перечить воле родителя. 

Я поспешил исчезнуть, боясь быть застигнутым врасплох. Переместившись в сторону беседки, посреди которой журчал фонтан, я спрятался среди густого плюща, тянущегося ввысь. 

Глубокие вздохи сопровождали шаги Изабель, медленно бредущей по саду. Раскидистые ветви молодых каштанов и высокие кусты роз позволяли мне видеть только часть платья нежно-абрикосового оттенка. Аромат девушки был скрыт от меня неудачным направлением ветра, а лицо пряталось в тяжелых каштановых ветвях. Я мог заметить, как нежно трогает вырезные листья изящная рука, неторопливые и плавные шаги не вязались со вспышкой раздражения, которое позволила себе девушка в обществе родителей. Будто любимый сад усмирил дерзкие порывы юной мадмуазель. 

Я должен был сбежать, но остался, когда стройная фигурка свернула к фонтану – вторая моя удача за десять минут, что девушка не только вышла прогуляться в сад именно в то время, когда я там прятался, но и неуклонно приближалась к месту, где я смогу ее рассмотреть. Я не мог и мечтать, что все окажется настолько легко – словно сама судьба вела Изабель прямо в мои руки. Встряхнув головой, я пытался сбросить очарование мгновения – то, чего всем сердцем желал, не могло оказаться правдой! 

Но вот девушка попала в поле моего зрения, буквально вплыла в беседку, потрясая мое воображение – казалось, что в каждом жесте и каждом вздохе я вижу свою потерянную возлюбленную. Вечер вступал в свои права, подкрашивая ее алебастровую кожу оранжевым оттенком заката, а зелень окружающих листьев углубила тени складок на атласном платье. 

Протянув руки к переливающейся струе, источающей едва заметный пар из-за опустившейся вечерней прохлады, Изабель набрала немного воды в ладони и поднесла их к лицу. Я видел ее спину – тонкие плечи, обнаженные до лопаток, притягивали мой взор, несколько своенравных локонов выбилось из прически и свободно струились по спине. Я обратил внимание на их цвет – они были каштановыми, такими, какими я и хотел их увидеть. 

Раздался нежный вздох, наполненный почти страданием. Усталый глоток. Я слышал, как вода бежит вниз по пищеводу, мимо ровно и устойчиво бьющегося сердца, качающего кровь. Сглотнул и невольно вдохнул, желая почуять аромат и оценить его воздействие. 

Изабелла резко развернулась, будто бы услышала мой вздох. 

Но этого не могло быть! Я вел себя слишком тихо для человеческого слуха. Однако девушка будто бы почувствовала чужое присутствие: ее испуганный взгляд метался среди ветвей плюща в поисках нарушителя спокойствия, а я… буквально застыл, пригвожденный к месту видением прекрасного лица. Все, о чем размышлял до этого, вдруг исчезло, погребенное силой явившегося предо мной видения, а сам я стал похож на беззащитную и беспомощную песчинку, головокружительно парящую в спирали смерча, засасывающего в себя все, что встретит на пути. 

Чуть более полный овал лица… Розовые губы, приоткрытые в форме маленькой буквы «о», пухлее, чем у моей Изабеллы, тоньше нос, но глаза… и в особенности их выражение – как у испуганной лани – были практически слепком с моего вспоминания. Но более всего потрясало сияние кожи. Словно магический свет исходил изнутри, изливаясь ореолом волшебно мерцающих пылинок – их марево искажало лицо таким образом, что на короткую секунду девушка непостижимым образом становилась копией моей Изабеллы. 

Невероятно! 

Пораженное восклицание и участившееся дыхание, округлившиеся в шоке – но не в страхе! – глаза, свидетельствовали, что и я не остался незамеченным. Наклонившись вперед, девушка пристально вгляделась прямо в мое лицо, а я, движимый потрясением, схватился за витую решетку беседки, прильнув к ней с другой стороны, забыв о том, что секунду назад намеревался прятаться. 

Несколько бесконечных минут мы смотрели друг на друга, не в силах что-либо сказать или сделать. Я должен был бежать, но оказался прикован к месту силами, гораздо более могущественными, чем примитивное желание разглядеть Изабель. Девушка задыхалась, и я все ждал, что она вот-вот упадет в обморок, позволив мне вырваться из-под чар ее глубоких карих глаз, наполненных смятением. Но юная красавица оказалась крепче, чем можно было вообразить – она быстро пришла в себя. 

Взяв себя в руки, провела рукой по лбу, влажному из-за волнения или все еще сохранявшему следы воды из фонтана. Моргнула, будто бы отгоняя мираж, и сделала шаг вперед, протягивая руку. Наверное, я был похож на камень – такой же неподвижный и бледный, как статуи в саду… 

- Сударь… - шепотом позвала Изабель, ее голос тараном прошиб меня насквозь – удивительно, как я не расслышал прежних интонаций моей Изабеллы, когда подслушивал разговор дам, прячась у окна. Теперь-то я отчетливо уловил непостижимое сходство. 

Наваждение продолжало терзать меня, шаг за шагом опасно приближаясь. 

- Прошу, не уходите, - почти умоляюще просила она. – Пожалуйста, поговорите со мной! 

Я чуть не рассмеялся над странностью формулировки – ей стоило остерегаться незнакомца в саду, следящего за каждым ее шагом, а не уговаривать его остаться. 

Девушка почти коснулась моих пальцев, впившихся в решетку – неслыханная храбрость! – и я отшатнулся, сумев, наконец, заставить себя двигаться. 

Изабель преследовала меня. Со стремительностью пантеры она обогнула беседку, оказавшись вновь со мной лицом к лицу. Я был поражен ее безрассудством, она должна была испуганно закричать и призвать на помощь, встретив подглядывающего за ней чужака, но вместо этого вела себя так, словно не хотела, чтобы кто-то услышал нас – голос ее звучал тихо и скрытно. Ее нижняя губа, побелевшая от того, что с лица схлынула кровь, немного задрожала. 

- Пожалуйста, скажите что-нибудь, - умоляла она, - пока я не решила, что вы призрак и я просто безумна…

Я сглотнул. Выражение моего лица, вероятно, было абсолютно потрясенным. Я не знал, чего она ждет: наша встреча вдруг стала казаться ужасной ошибкой, моим грандиозным самообманом, будто бы даже глядя на другую, я предаю память возлюбленной. Наваждение, вызванное сиянием золотой пыли, исчезло, Изабель теперь ничем не отличалась от любой другой девушки: молодая избалованная благородная девица, да к тому же ищущая приключений за четыре дня до собственной свадьбы. 

- Простите меня, - пробормотал я, отступая назад. Лицо Изабель исказилось, как от страшной боли – к своему удивлению, я чувствовал то же самое, будто бы за те несколько мгновений, что провел рядом с девушкой, наши души соединила тончайшая прочная связь, которой не находилось объяснения. Мысль об уходе вдруг стала обжигать сердце, и это необъяснимое противоречие вызвало мой гнев – я был зол на себя за то, чего не понимаю. 

- Извините, - повторил я, окончательно приняв решение о побеге. 

Не было ничего хорошего ни для меня, ни для девушки, собирающейся выйти замуж, в этом неправильном разговоре в саду. Я зря сюда пришел, напрасно размечтался о чуде – это не могла быть моя Изабелла, даже если влечение к юной Изабель за считанные секунды превзошло любые мои представления. Даже если сердце впервые за несколько столетий болело, словно собиралось забиться как человеческое. Даже если все мое существо сопротивлялось тому, чтобы уйти, я должен был вернуться в свою одинокую обитель и молиться…. Просить у Господа уберечь меня от нового искушения, грозившего разрушить все, чего я с таким трудом добился за сотни лет тяжелейших испытаний. 

Ветер засвистел в моих ушах, с такой огромной скоростью я кинулся прочь. Перед внутренним взором навязчиво застыл образ прекрасной Изабель. Сколько бы миль между нами не пролегло, моя воля оказалась не готова бороться с этим. Я чувствовал себя клятвопреступником, предавшим самое светлое, что было в моей жизни… Изо всех сил призывал разум остановить нарастающее сумасшествие, но лишь сильнее в него погружался с каждой пройденной милей… Чем дальше я был от дома Изабель, тем сильнее и как можно скорее жаждал вернуться обратно… 

Это было неправильно. Это стало бы чудовищной ошибкой. 

Я обезумел. Впервые за сотни лет моего существования я потерял контроль над своими порывами и действовал иррационально, поддавшись инстинктам. Я забыл про коня, оставленного на лугу неподалеку от ограды парка, не обращал внимания на то, что меня мог кто-то увидеть – я просто хотел как можно скорее оказаться дома, только там молитвами и самоотречением мог вернуть частицу себя. 

Я находился в настоящем полубреду, когда упал на колени перед распятием в своей часовенке, не узнавая родные стены. Комната еще хранила следы недавнего разрушения – разломанный мною в щепки столик, потухшие огарки свечей и погнутый металлический подсвечник. Безумие прошлой ночи теперь, казалось, было отделено от настоящего времени толстой стеной перемен, словно между тем мной, каким я был несколько часов назад, и теперешним пролегло целое столетие. Мой разум был болен, а сердце наполнено неведомым доселе чувством – и его неправильность лишь усиливала уверенность в собственной неправоте. 

Знакомые стены… мало помогали обрести украденный покой. Я горел, как в аду. Почти рыдал, вспоминая слова молитв, которые следовало бы произносить в подобном случае – ранее мне никогда не приходилось вставать перед похожим искушениям. Я не видел женщин, всегда думая лишь об одной, погибшей и оттого недосягаемой. И теперь не знал, о чем просить Господа: дать мне силы преодолеть соблазн? подсказать верный путь? 

А может… - крохотная часть моего сознания уцепилась за эту возможность, – может, это и есть то самое чудо, о котором говорил Пьер, и я напрасно борюсь с судьбой?! Вдруг Изабель – это не искушение, а подарок, о котором я столь долго и усердно молился? 

Нет, нет, невозможно! Я остановил мысли, идущие в этом обманчивом направлении. Изабелла не могла возродиться через века в каком-то юном теле с похожим именем! Подобное не смог бы сотворить Бог, разве что сам Дьявол! А с ним я уже имел некогда дело и не попадусь вновь в эту ловушку! 

Я закрыл глаза, взывая ко Всевышнему за спасением. Слова сами складывались в молитву – неясно, была ли она верна, но точно шла от самого сердца. Я истово просил Бога спасти меня от этого нового опасного испытания. Но, несмотря на все усилия, попытка была обречена на провал – перед внутренним взором, занимая абсолютно все мысли, устойчиво всплывал светлый образ девушки в нежно-абрикосовом платье с живым румянцем на щеках. Лицо моей мертвой Изабеллы тускнело перед обновленным обликом девушки, врезавшейся в память подобно раскаленному клейму, оставившему глубокий шипящий след. 

Приближающийся цокот копыт не отвлек бы меня от молитвы, ведь я тотчас же узнал звук подков Смельчака, решив, что тот устал ждать и вернулся сам. Но события, развернувшиеся дальше, потрясли даже больше, чем все, что случилось в злополучном саду. 

Я содрогнулся, расслышав легкий удар каблуков о твердую землю, на секунду усомнившись, что это прискакал Смельчак – никто кроме меня не мог оседлать его. Но нахрапистое ржание было слишком знакомым. 

Легкое похлопывание по шее коня прервалось тихими шагами к дому, и я застыл от страха. Словно сам демон явился из преисподней и преследует меня! Разве могло стать мое положение хуже, чем было в саду?! Раздался стук в дверь. 

Я не сдвинулся с места, зажмурив глаза и тряхнув головой – это какое-то магическое наваждение, и оно развеется с приходом утра. Я должен молиться. 

Шарканье ног Пьера вдребезги разбило мои надежды на самообман – гость и вправду был здесь, это не иллюзия и не бред безумца. 

Прячась в молитвенной комнате, как настоящий трус, я испуганно подслушивал тихий разговор, пытаясь определить, верно ли все понимаю или напридумывал невесть что?! На первый взгляд все было предельно ясно: это был посыльный из поместья барона де Тюртерель, вернувший мне коня... но ГОЛОС. Искусственно заниженный, он оставался женским. Мой идеальный слух невозможно было одурачить. Это была ОНА – девушка из сада, которая посмела явиться сюда, прямо ко мне домой! Я сжал распятие пальцами, умоляя Всевышнего защитить меня от беды – воображение дорисовало прекрасному лицу Изабель дьявольские рога, ее глубокие карие глаза светились красным огнем… 

Я знал, что скажет Пьер, еще до того как тот появился в дверях – заспанный и изумленный. Несомненно, весьма изумленный происшествием. 

Я ждал его появления с настоящим ужасом – ведь мне придется принять решение. Что делать: выставить гостью из дома без объяснений, оставшись здесь, пусть это и крайне невежливо? или встретиться со страхом лицом к лицу, ступив на опасный путь и пройдя его до конца, найдя в себе достаточно сил, чтобы справиться с соблазном?! 

- Милорд, там к вам… молодой человек, - судя по отчетливому сомнению в голосе, старик тоже не купился на ложь молодой леди, но предпочел тактично сделать вид, будто поверил ей. Он тоже был шокирован: - Он уверяет, что привез вашего Смельчака... Говорит, не уйдет, пока не поговорит с вами. 

- Я выйду, - хрипло отозвался я, чувствуя, как паника овладевает всем телом, сжимая горло в кольцо. Но прятаться было неправильно. Если Дьявол явился, чтобы сломить меня, значит, я слишком близко подобрался к заветной цели. Зная это, я смогу выдержать. Не поддамся чарам Сатаны или его приспешников. 

Девушка стояла спиной ко мне, разглядывая висящие на стенах гостиной гобелены – достояние прежних хозяев дома. Мужской дорожный костюм и спрятанные под шляпой длинные волосы не могли обмануть внимательного зрителя – худенькие плечи утопали в громоздком камзоле. 

- Что вы здесь делаете? – тихо, но довольно грубо произнес я, напугав девушку так, что она вскрикнула и развернулась, тяжело дыша – мое приближение осталось бесшумным для человеческих ушей. 

Какой-то частью сознания – не той, что была раздражена или потрясена – невольно я залюбовался тем, насколько девушка хороша, просто неземное совершенство даже в мужском, скрывающем фигуру костюме.

- Вы меня напугали, - укорила она, прикладывая руку к груди. Испуганное выражение глаз, как у застигнутой врасплох дикой лани, тут же укрепило сходство с моей Изабеллой, увеличив боль в груди… и гнев. 
- Что вы здесь делаете?! – повторил я тверже и мрачнее, оставаясь на расстоянии. 

Не было никаких дьявольских рогов или красных глаз – девушка была вылитым ангелом, сошедшим с неба! Что только вернее убеждало меня в том, что она – настоящий демон, пришедший отнять все, чего я достиг. И если у меня и был когда-либо шанс вернуть утраченную душу, сейчас он стремительно таял под воздействием дьявольских чар. Устоять будет невероятно трудно. 

- Послушайте, - взмолилась девица, внезапно заламывая руки передо мной – несчастное выражение ее лица почти разорвало мне сердце, почти пошатнуло веру. Почти. - Я не могу уйти, не переговорив! Я знаю, что кажусь вам безумной – наверное, это так и есть! Но вы должны выслушать меня, ведь я всю свою жизнь ждала вас, с самых ранних лет представляла ваше лицо и эти… глаза. Я знала, что вы существуете. Что вы не плод моих фантазий. Но мне никто не верил. И пусть я сгорю в аду за то, что уже натворила и что еще сделаю, пусть вы погубите меня согласием или отказом, но я не могу просто взять и уйти – не после того, что пережила! 

Ее слова не имели никакого смысла для моих ушей и были похожи на бред сумасшедшей, но намного ли я отличался от нее в собственном безумии?! 

- Говорите, - позволил я, решив, что обыкновенная беседа ничем не сможет мне навредить. 

Лицо Изабель просветлело, а щеки окрасились самым восхитительным румянцем, который я когда-либо видел. Я тяжело вздохнул, отгоняя мираж и пытаясь оставаться невозмутимым. 

- Вас, должно быть, зовут Эдвардом, - твердо заявила она, и в моем мозгу выстроился десяток теорий, откуда она это знает – в конце концов, не было особого труда узнать имена всех соседей, тем более я получал приглашения от семьи де Тюртерель. Так что я промолчал. 

Смутившись, Изабель достала из внутреннего кармана маленькую потрепанную книжицу и показала мне как доказательство своих слов, хотя я все еще ничего не понимал. 

- Сударь, вы вправе считать меня безумной, - взволнованно и сбивчиво бормотала она, в глазах неожиданно заблестели сдержанные слезы. – Я вас ждала всю жизнь! И – вам это покажется невозможным – мне кажется, даже не одну! С детства я видела картины, которых не могла пережить сама: прежние эпохи, будто бы я была их частью, всплывали в памяти. Мама считала, что это просто детские фантазии – признаться, я ей верила и тоже думала так. Я представляла вас принцем, преследующим меня в ужасно реалистичных снах. Всегда говорила, что моим мужем станет человек по имени Эдвард. Я бредила вами, сударь… Когда отец, невзирая на мое сопротивление, собрался выдать меня замуж, я настаивала при составлении приглашений, чтобы они были разосланы всем соседям с вашим именем! Вы их получали?! 

Я невольно скосил глаза на комод, в котором Пьер собирал для меня важные бумаги, но знал, что приглашения остались валяться в молитвенной комнате, где упали. И не счел нужным объясняться. 

Изабель и не ждала ответа, спеша рассказать историю своей необычной жизни. 

- Папа считал это моей причудой, но уступал. Увы… мне не встречался тот, кого я лелеяла в мечтах… И вот, - с горечью опустила она глаза, - когда я почти была отдана за другого, появились вы… Я не чаяла уже! – с горячностью вскричала она. – С годами я начала верить, что вы – лишь результат моего излишне богатого воображения. Но теперь, когда смотрю в ваши глаза, то понимаю, что не ошибалась. Вот, возьмите мой дневник, прошу, просмотрите его прежде, чем меня прогоните! 

Она протянула мне книжицу дрожащей рукой, и я со скепсисом взял ее. Внутри меня происходила смертельная битва двух противоположных, но равносильных стихий: крайнего недоверия и головокружительной надежды. Будто качающиеся часы весов, они шатались, перетягивая каждый на свою сторону и разрывая меня на части. И, хотя скепсис пока оставался победителем в нелегкой борьбе с соблазном мерцающего чуда, слова девицы просачивались в мой мозг точно яд, разъедая защитную стену, которую я с таким трудом выстроил неустанной молитвой. 

- Пожалуйста.. – умоляла девушка со слезами на глазах, ведь я стоял как истукан, не в силах отвести от ее лица взгляда и путаясь в клубке собственных противоречий. 

Ее тонкие пальцы в порыве отчаяния коснулись моей руки, и я, содрогнувшись, отшатнулся в панике – прикосновение будто послало огонь прямо мне под кожу, который, добравшись до груди, воспламенил все внутри. Сердце заныло так сильно, будто бы каждая минута, поведенная с Изабель, укрепляла нашу связь. Смогу ли я разорвать ее после того, как наш разговор будет окончен? Моя уверенность в этом таяла с каждым прошедшим мгновением, с каждым разрушительным девичьим словом. 

- Пожалуйста, - вновь взмолилась она, и я предпочел уткнуться взглядом в написанное, нежели тонуть в омуте глубоких карих глаз, действующих на меня как околдовывающая и затягивающая трясина. 

Мысли разбегались, буквы плясали перед глазами. Я глубоко вздохнул, с трудом читая слова и теряясь в их смысле, как путник, заблудившийся в дремучем темном лесу. 

Но чем больше проходило времени и чем меньше оставалось страниц, тем сильнее я оказывался потрясен прочитанным. Разве это возможно?! 

Первые письма, обращенные к дневнику, выглядели простыми мечтами юной девочки о прекрасном будущем муже, но постепенно размышления приобретали глубину и конкретные воплощения: поля были испещрены набросками – Господь всемогущий, я не верил в это! – моего лица. 

Я тихо ахнул, впервые увидев рисунок. И уже вчитался всерьез, потеряв связь с действительностью, тем более Изабель не двигалась и молчала, давая мне время и пространство, чтобы хорошенько взвесить все. Она не мешала, и я читал, все сильнее сжимая в руках поразительный дневник, предоставляющий такие факты, которые не могли быть случайным совпадением! К примеру, откуда девушка могла знать подробности жизни семьи Хейл, последний представитель которой почил несколько столетий назад и даже память о нем канула в лету? Или то, что у меня были когда-то зеленые глаза? Или описать те немногие моменты, которые мы с Изабеллой проводили вместе так давно, что я почти о них забыл: подростками катались на лошадях по зеленым просторам и прыгали с обрыва в реку? Девушка описывала эти видения как сны, но я-то знал, что все это случилось между нами в самом деле… 

Дневник заканчивался душераздирающими строками о том, что она выходит замуж за мужчину, которого не любит и с которым ей предстоит прожить несчастливую жизнь, не дождавшись любимого… Она писала, что в этом ее наказание, но какие грехи могли лежать на плечах этого невинного ангела, преданного всем сердцем тому, кого, как она думала, возможно даже не существовало?! 

Я поднял глаза и не мигая уставился на Изабель, не в состоянии осознать то, что только что со мною произошло в моей удручающе длинной и печальной жизни. Чтобы принять встречу с девушкой за знак Господень, мне недоставало веры. Но предо мной во плоти стояло неопровержимое доказательство… если это, конечно, не были происки дьявола. Как мог я верить во второе, видя неподдельные слезы в прекрасных карих глазах?! 

- Это невозможно, - прошептал я, раздираемый на части сильнейшими чувствами, определения которым пока не мог дать. Дневник вывалился из рук и упал на пол, но никто из нас этого не заметил – ни я, с огромным трепетом разглядывая в лице Изабель пришедшие из прошлого черты... и находя их, ни девушка, до белизны стиснувшая руки в безропотном ожидании моего вердикта. 
- Я больна, да?.. – дрожащими губами еле слышно произнесла она; кроткая слезинка вырвалась из левого глаза и безмолвно прочертила влажную линию на щеке. Я не мог выносить это, не мог смотреть на ее страдание – невольно подался вперед, еще не веря, но уже желая поверить в чудо. 

Тяжело сглотнув, мучимый изнутри ураганом обрушивших и ломающих волю эмоций, я инстинктивно поклонился, проявляя запоздалую учтивость и не зная, что еще предпринять, как сказать о том, что сотни лет ждал этой невероятной встречи?! Что я – тот самый, о ком она грезила днями и ночами… как бы невероятен ни был этот факт. 

- Эдвард Мейсен, ранее Эдвард Хейл, младший сын графа Хейл - хрипло представился я, бережно поднося хрупкую дрожащую руку к своим напряженным губам. 

Изабель ахнула – я чувствовал, как неистово она покраснела. 

- Это правда?! – бормотала она, ее слезы омрачили мое робкое счастье. – Это вы? 

Разве она сама не верила в то, о чем говорила? Разве не она явилась сюда и разрушила мой больной мир, чтобы озарить его ярким светом надежды? 

Изабель сделала шаг вперед, когда я выпрямился, и мы оказались слишком близко друг к другу – глядя сверху вниз на прекрасные черты, я всем телом чувствовал жар пылающей кожи. А как приятно она пахла! Словно дивный цветок, призывающий выпить нектар до дна – я был зачарован моментом, чтобы обратить внимание на жажду крови, которую привык подавлять, но не мог не отметить, что ее воздействие на мои рецепторы сильнее, чем запах крови любого другого человека. 

- Как это… как это возможно?! – умолял я Небо дать мне ответ, поднимая руку и очерчивая контур аккуратной скулы, блестевшей от соленой влаги – в порыве нежности смахнул ее пальцем, поражаясь тому, как жар щеки дразнит мою нечеловеческую суть. Все было таким неизведанным, нестерпимо новым и оттого очень опасным… 
- Я не знаю, - покачала головой она, неотрывно глядя снизу вверх, недоверчиво изучая явившееся непостижимое чудо. – Но не просите меня уйти, я вас теперь ни за что не покину! 

Последние слова слегка привели меня в чувство, выдернув из наваждения. С шипением я выдохнул, и вся пугающая сложившаяся ситуация отчетливо встала перед глазами: порядочная девушка из-за меня только что покинула отчий дом, забыв про репутацию и грядущее замужество. Отправилась за много миль в дорожном мужском костюме на жеребце, которые не раз скидывал незадачливых седоков, калеча их копытами в приступе бешенства. 

Отчего-то второе вдруг напугало меня сильнее, чем все остальное. 

- Как ты добралась сюда?! – спросил я в ужасе от того, что могло случиться. 

Опешив от моего гнева, Изабель объяснилась: 
- Вы так быстро умчались! Я видела, в какую сторону вы отправились, и пошла за вами. Знаю – девушке благородного происхождения не пристало в одиночку бродить по полям, но я обезумела от перспективы потерять вас в тот же миг, как встретила! Я просто бежала вперед, надеясь нагнать и не думая о последствиях. Увидев пасущегося на лужайке коня, сразу решила, что он ваш, а раз хозяина рядом нет, то вы, возможно, вернулись в сад? И побежала обратно – мне поначалу и в голову не пришло, что вы отправились пешком. Тайком от мамы и няни я весь вечер искала вас в саду, а когда наступила ночь, поняла, что не могу больше ждать. У меня не было уверенности, что конь все еще будет пастись на той поляне, но это была единственная надежда. Не знаю, смогла бы я найти ваш дом, если бы не конь. Как бы там ни было, я взяла блокнот как доказательство, чтобы вы мне поверили, переоделась мужчиной, чтобы меня никто не узнал, и тихо покинула дом. Конь явно вас заждался! – Изабель утерла остатки слез, улыбнувшись воспоминанию. – Знаете, принято считать, что женщина плохо управляется с животными, но это не всегда так. Я училась держаться в седле и даже без него. 
- Этот рысак совершенно необъезженный! – прошипел я, качая в смятении головой. 
- Возможно, - не стала спорить Изабель. – Но он как будто только меня и ждал, за неимением вас, конечно! Он вел себя нервно, нетерпеливо оглядывался по сторонам – брошенный совершенно один в черноте ночи. Так что мне не пришлось его уговаривать – только я запрыгнула на его спину, как он помчал меня вперед. Конечно, без седла не очень удобно, но я не жалуюсь, ведь он привел меня к вам! 

Я закрыл глаза на мгновение, пораженный тем, насколько Пьер оказался прав: Господь давно посылал мне различные знаки, но я упорно их не замечал! Как иначе объяснить, что даже конь понял больше и раньше, чем я? Что через него и Пьера Господь пытается докричаться до меня, слепца и неверующего в его снисхождение? 

- Благодарю тебя, Боже… - зашептал я слова молитвы, привлекая Изабеллу к себе – она тихо стояла, замерев в моих объятиях и трогательно вздыхая. Ее руки робко, но почти сразу поднялись, обвив мою талию, словно бы она тоже не верила в свое счастье и, как и я, все еще пыталась осознать его.