Тихий кашель за моей спиной возвестил, что Пьер стоял тут и слышал весь разговор, столь же удивленный происшествию, сколь и я. 

- Полагаю, я должен устроить для мадмуазель комнату? – уточнил старик. – Утро займется не скоро, не желает ли юная леди поспать остаток ночи, чтобы чувствовать себя отдохнувшей завтра? 

Я пристально вгляделся в мерцающие карие омуты, ища ответа. 

- Да, пожалуйста, - кивнула она, робко улыбнувшись старому слуге. 
- Ты уверена? – должен был уточнить я. – Я имею в виду – ты еще можешь вернуться домой, я не стану удерживать тебя. Твои родители будут волноваться, а репутация… 
- Я останусь! – прервала девушка твердо, ее аккуратные брови сдвинулись в восхитительном протесте, так напоминая мне характер погибшей невесты. – Я не вернусь в домой и не оставлю тебя, пожалуйста, не прогоняй меня прочь! Мне кажется, что я ждала столько жизней. И теперь скорее умру, чем отпущу тебя даже на одну минуту. Прошу, позволь мне быть только с тобой! 
- Тш-ш, - нахмурился я, не желая становиться причиной новых слез и боли, исказившей привлекательное лицо. – Пьер, леди пока останется у нас. 

И когда старик отправился готовить комнату, я нежно коснулся кончиками пальцев дрожащей щеки девушки, моля ее успокоиться: 
- Ты получишь все, что захочешь, - поклялся я. – Утром, как только выспишься, мы все обсудим и примем наилучшее решение, хорошо? 

В голове вырисовывался отчаянный план, который со временем, когда я смогу его спокойно обдумать, должен был обрести ясность. Пока что я был слишком потрясен, чтобы что-то решать, так что позволил ситуации идти своим чередом, полагаясь на волю Господа. Если Богу было угодно привести Изабель в мой дом, значит, на то были причины, и кто я, чтобы спорить? Пока Изабель будет отдыхать, я отправлюсь молиться, и к утру – я искренне верил в это – решение придет само собой. Теперь, глядя в очаровательное лицо девушки, я был способен поверить во что угодно. 

На непродолжительное время я просто погрузился в блаженное чувство спокойствия, которого не испытывал целую вечность. Мы не говорили и не шевелились, наслаждаясь соприкосновением наших тел, как заблудшие души, нашедшие друг друга в жаркой иссохшей пустыне. Жажду объятий невозможно будет утолить, мне казалось, теперь никогда. Я не мечтал о будущем – оно было туманным и запутанным, - но готов был стоять так хоть до утра, лишь бы чувствовать тепло в своих руках, лишь бы слышать биение живого сердца и грезить… 

Вернувшийся Пьер возвестил о том, что все готово, и я с сожалением выпустил Изабель. Она не желала уходить – в ее глазах застыл страх, будто она боялась, что я сбегу, как только исчезну из поля ее зрения. Но ей необходимо было отдохнуть, ведь она оставалась человеком и провела несколько часов в пути, скача на бешеном жеребце неизвестно куда без седла и сбруи. А мне нужно было немного уединения, чтобы привести растрепанные чувства в порядок. 

Никогда еще я не молился так благодарно, как в эту ночь. Обняв распятие, почти рыдал, благословляя Бога за подарок во мраке моей постылой жизни. Мне казалось, я физически ощущаю длань Господню, протянутую ко мне в жесте прощения. Не этого ли знака я жаждал? Результат превзошел самые смелые мои ожидания. И пусть Всевышний не вернул мне человеческие черты, но сделал гораздо больше, возродив к жизни ту, что я потерял. Ради нее я готов был считаться монстром хоть до конца вечности. 

И вновь Пьер появился на пороге, я успел всего лишь раза три произнести «Отче наш», когда слова старика ворвались в мой разум. 

- Милорд, юная мадмуазель зовет вас, - смущенно пробормотал он. 

Растерянный и ошеломленный, я, разумеется, откликнулся на просьбу о помощи. 

- Как вы, милорд? – заботливо спросил Пьер, когда я проходил мимо него. Старческое лицо, усталое из-за прерванного ночного сна, отражало смятение и отеческое беспокойство. 
- Я ошеломлен, - сознался я, чувствуя, как сильно мне необходим разговор с кем-то опытным и мудрым. Я мог обратить тысячу молитв к Небу, но Бог молчал. Лишь Пьер был тем, кто мог и, главное, готов дать совет. 
- Честно говоря, я совсем не ожидал, что мое скромное предложение найти женщину обретет воплощение так скоро. Вы уверены, что эта юная леди подходит вам? 

Я несмело улыбнулся тревоге старика. 

- Она не просто юная леди, Пьер. Она та самая, - произнося это, я отчетливо ощущал правдивость своих слов, они теплом расползались внутри, самым поразительным образом отогревая мертвое сердце. 

Брови слуги удивленно дернулись. Я был благодарен ему за то, что он ничем не выразил скепсис, хотя на это было много причин – простому человеку трудно поверить в чудо воскрешения, даже такому старому и верующему как Пьер. Но я был связан с мистикой столь давно, что вовсе не сомневался. Не после того, как видел дневник с изображением своего лица и имени, вписанного в каждую вторую строчку. 

- Тогда не упустите шанс, - улыбнулся Пьер, отечески похлопав меня по плечу и тем самым словно бы подсказывая единственный путь, которым я должен следовать. 
- Ты был прав, - кивнул я, соглашаясь с мудрым решением старика, - я был слеп столько лет... 

Гостевые комнаты в доме содержались в чистоте, несмотря на то, что у меня никогда не было посетителей. Молоденькая девица по имени Жизель, немая дочь кузнеца из деревни, которую нанял Пьер несколько лет назад после смерти своей жены, чтобы ухаживать за домом и его хозяином, приходила к полудню – она готовила обед, делала уборку и снова уходила. Мне всегда было жаль ее труда – пища шла не в прок, Пьер не мог съесть такое количество, в комфорте я тоже не нуждался. Но сегодня впервые был рад, что Жизель хорошо делала свою работу. 

Когда я вошел в скупо освещенную тремя свечами спальню, Изабель стояла возле столика. Она не сняла дорожный костюм, но распустила прическу, сложив шпильки аккуратно на столешнице. Длинные каштановые волосы непокорной волной рассыпались по плечам, доставая пояса. 

Девушка не слышала, как я вошел – не будучи общительным, я всегда забывал, что передвигаюсь бесшумно. Пришлось стукнуть дверью, чтобы обозначить свое присутствие. 

Изабель резко обернулась, впившись в меня взглядом, но расслабилась, как только узнала. 

- Чем я могу помочь? – спросил я хрипло, голос вдруг пропал. Алебастровая кожа обнаженной до ключиц шеи, видимая в разрезе расстегнутого мужского камзола, стыдно признаться, притягивала слишком много моего внимания, а я пришел сюда не для того, чтобы смущать девушку и любоваться ее неземной красотой. 

Ее щеки тут же окрасились нежным румянцем, и я мысленно вознес молитву Господу, прося дать мне сил оставаться джентльменом. Моя мужская сторона заснула очень давно, и я понятия не имел, что должен чувствовать, находясь в спальне молодой привлекательной девушки, но мысли, приходившие в голову, были отнюдь не невинными. 

- Я не могу уснуть, кошмары мерещатся, - произнесла Изабель. Тембр тихого голоса взывал к моему естеству, и оно откликалось, хотя я не смог бы дать название рождавшимся свежим чувствам. 
- Здесь никто не причинит вам вреда, – покачал головой я, пытаясь стряхнуть налет очарования и понять, чего от меня хотят. 
- Я сбежала из дома слишком поспешно, сударь, - лицо Изабель залилось краской застенчивости, но глаза при этом смотрели уверенно и строго – у этой девушки, несомненно, были крепкие нервы и твердый характер. – Даже не озаботилась тем, что мне понадобится. Я вообще не думала ни о чем, мною двигал страх, что я могу потерять вас, – добавила она с горячностью. – Я только хотела догнать вас и поговорить… Но теперь, раз я осталась… 

Хрупкие пальцы, удерживающие полы камзола, дрогнули, и я вдруг осознал, что только скромность девушки отделяет меня от вида ее обнаженной красоты – под мужской одеждой не было ничего… 

- Я не могла попросить об этом Пьера, - тихо добавила Изабель. – Но мне приходится обратиться к вам, потому что больше не к кому – оказывается, в этом доме нет ни одной служанки. Не найдется ли у вас… какой-нибудь простой рубашки, в которой я могла бы лечь в постель? Я не прошу обеспечить меня нарядами, но в камзоле очень неудобно… я пыталась уснуть и потерпела поражение. 

Мой мозг, в обычных обстоятельствах способный обдумывать много разных вещей одновременно, сегодня соображал туго. Понадобилось несколько минут, прежде чем я, потрясенный картинами обнаженной девушки, возникающими в настойчивом воображении, сдвинулся с места. Я ни в коем случае не хотел, чтобы Изабель чувствовала себя неуютно, но женская одежда была одной из проблем, которые еще предстояло решить: должен ли я проникнуть в ее дом и выкрасть достаточно платьев, чтобы девушка ни в чем не нуждалась? Мог ли я взять на себя ответственность купить, а не воровать? Не лучше ли было поступить правильно: вернуть дочь отцу и просить его отменить свадьбу, чтобы я мог сам на ней жениться? 

Последний вариант казался самым разумным, и я обдумывал его все время, пока выбирал одну из чистых рубашек, которых было не так уж много в моем отшельническом шкафу, и возвращался в спальню. 

Изабель приняла ношу с благодарностью – в то мгновение, когда наши пальцы случайно соединились, мою кожу обжег сильнейший удар. Два одинаковых по силе желания вскипели внутри: потребность обнять девушку и необходимость немедленно и как можно скорее уйти восвояси. 

Реакция Изабель ничуть не способствовала рациональной работе моей мысли: вздрогнув и опустив глаза, она медленно и очень робко протянула руку, пытаясь коснуться меня еще раз. От неожиданности меня пробил еще один удар, а кожа, казалось, покрылась настоящим пламенем под горячими пальцами девушки. Ее естественный жар, теплое дыхание – все меня согревало, словно мертвое тело рядом с ней непостижимым образом начинало оживать. Была ли встреча с Изабель, ниспосланная Богом, тем самым, что вновь сделает меня человеком? 

Изабель подняла взгляд, в котором плескалась растерянность и тысяча вопросов, на которые, я знал, мне еще предстоит дать ответ… а еще нежность и такая очевидная любовь, что я почти физически ощутил странную связь, привязывающую нас друг к другу все сильнее с каждым мгновением. Чаша весов качнулась в сторону невозможности не только покинуть девушку – стало трудно даже просто выйти из комнаты. Я должен был сделать это, пока не стало слишком поздно… не знал, что именно произойдет, если останусь, но чувство опасности росло пропорционально потребности находиться рядом. 

- Пожалуйста, не уходи, - умоляюще окликнула Изабель, когда я, борясь с протестующими мышцами, с трудом отвернулся к двери. Ее голос звучал так печально и надрывно, словно мой уход причиняет ей физическую боль. – Не могу видеть твою спину, мне кажется, что это в последний раз… 
- Я буду здесь, когда проснешься, - поклялся я; вряд ли был способен исчезнуть после всего, что узнал. – Я не собираюсь снова бежать. 

Это было невозможно, даже если я по какой-то причине решил бы сделать это. Я чувствовал, как внутренняя связь стальным канатом держит меня рядом с невероятной, осветившей мою мрачную и безысходную жизнь Изабель. Было странно предполагать, что я захочу и, главное, смогу ее покинуть. 

Я слышал шорох ткани за спиной – девушка скинула костюм, меняя наряд – и знал, что должен убраться. Но продолжал стоять неподвижно и потрясенно. Любое движение к двери вызывало протест, а сердце болезненно скорбело от необходимости проложить расстояние. Я понимал, отчего в глазах девушки возникает паника, как только я удаляюсь, ведь чувствовал то же самое – физическую невозможность даже кратковременного разрыва всего лишь до утра. 

Я медленно повернулся, когда Изабель сделала пару шагов. Казалось, я теперь способен ощутить ее приближение, даже если закрою глаза и потеряю обоняние и слух, это было чем-то сродни волшебству. Мы были связаны силой, намного могущественнее, чем обычная человеческая любовь, силой, которую нельзя было игнорировать. 

Девушка приблизилась вплотную, мягко ступая по холодному полу. Я мог видеть худенькие босые ноги, едва прикрытые моей рубашкой до колен, и тяжело сглотнул, сраженный откровенностью наряда, представшего моему привыкшему к одиночеству взору. Все случившееся сегодня казалось сном – будто я заплутал в сказочном лесу, полном невиданных чудес и несметных сокровищ. Глядя на аккуратные маленькие ступни, мне хотелось поднять обладательницу на руки, лишь бы спасти от переохлаждения. Вместо этого я молчал и не шевелился, боясь разрушить сказку неосторожным словом или движением. 

Тонкими пальцами подцепив копну волос, девушка перекинула их через плечо на спину, обнажая шею, и на мгновение мне показалось, что она буквально предлагает себя… Не как женщина, а как… жертва? Ее движение было изящным и плавным, как у тоскующего лебедя. Аромат горячей крови ударил мне в голову, словно опьяняющий напиток, когда я вдохнул судорожно и резко. Это было ошибкой – звук получился слишком жаждущим, совсем не похожим на обычное дыхание, что заставило меня устыдиться собственного порыва. Я не привык… не умел вести себя с женщинами – Бог мой, я не был близок даже с Изабеллой, когда она еще была жива. Никогда не находился с девушками на таком маленьком расстоянии, чтобы оценить свои чувства и те, которые вызываю. Мне было некогда, ведь я только молился… И теперь, когда я стал иным, разные желания спутались в моем больном сознании: мне казалось, будто Изабель не только по-женски соблазняет меня, но и взывает к самой сути, умоляя укусить и испить ее до дна 

Реакция Изабель была не такой, как я мог предполагать. Вместо того чтобы испугаться, она с трогательной доверчивостью посмотрела на меня: глубокий шоколад ее глаз потемнел, а жар кожи усилился. Была ли она смущена? Определенно. Но недостаточно, чтобы бежать от меня без оглядки… 

Она была неимоверно красива. Я снова напомнил себе о необходимости уйти, но вновь проиграл битву, очарованный танцем теней на красивом юном лице. 

Ресницы Изабель трепетали под моим восхищенным взором. Ее рука поднялась, лишила меня воли, когда коснулась плеча. На этот раз я не отпрянул, лишь прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением нежности, пронизывающей все мое тело и даже разум. Я совершенно не был способен противостоять, я так долго был один, так долго страдал – я заслужил капельку счастья и не собирался от него легко отказываться. Молитвы подождут, я хотел быть здесь, рядом с Изабель, не покидая ее ни на одну минуту, даже если это казалось неправильным решением. 

- Останься со мной, - робко произнесла девушка, ее пальцы разжигали настоящий пожар на моей коже, даже несмотря на преграду в виде хлопка. – Мы ведь можем обсудить все сейчас, не откладывая разговор до утра? Я все равно не усну – слишком возбуждена и взволнована. Слишком переживаю. Я хочу знать о тебе все: помнил ли ты меня, как я тебя? Мечтал ли о встрече? Искал ли? Или мое появление стало для тебя сущей неожиданностью? Чем ты жил и каким образом твое имя осталось прежним, как и мое? И почему… - она робко улыбнулась, глядя снизу вверх, - твои глаза другого цвета? Я не смогу уснуть, пока ты не поведаешь мне все свои секреты. Пожалуйста, не оставляй меня мучиться вопросами, которым нет числа… 

Я ничего не ответил – не знал, что сказать. Смутные воспоминания о том, как я заботился о заболевшей Изабелле, одолели разум: тогда я видел много неположенного мужским глазам. Я не участвовал в тонкостях переодевания, но мне приходилось наблюдать, как служанки замка протирали разгоряченную жаром кожу больной девушки. Я и сам нередко занимался этим, помогая невесте чувствовать себя лучше, ведь был единственным, кто не боялся находиться рядом с чумной больной. 

Но она была нездорова! Мои мысли занимала поджидающая возле постели Смерть, я не мог думать ни о чем, кроме этого, страстно молясь, чтобы моя Изабелла поправилась. Страшась, что могу навсегда потерять ее, я не смел мечтать о романтических прикосновениях или поцелуях… 

Наше теперешнее положение сильно отличалось. Изабель не была больна. Она приехала издалека с ясным намерением остаться со мной навсегда. Здесь не было ни слуг, ни нянек, кто бы позаботился об ее благочестии, родителей, способных защитить… Все, на что она могла надеяться – это мое благородство. И оно во мне, конечно, было. Но я никогда… никогда прежде не проверял его границ. 

Не дождавшись ответа – ведь я застыл, словно превратился в камень, ошеломленно рассматривая игру света в каштановых волосах и блестящих карих глазах, изо всех сил стараясь не опускать взгляда на тонкую мужскую сорочку, едва прикрывающую плечи и грудь, - Изабель робко улыбнулась, коснувшись кончиками пальцев моего лица и привстав на цыпочки. Я закрыл глаза от пронзившей сердце насквозь сладкой боли, точно заблудший путник, обретший, наконец, свой потерянный дом. Жажда, терзающая меня сильнее, чем обычно – ведь Изабель пахла восхитительней, чем кто-либо из людей, - перестала тревожить, притупленная атакой чувств. 

Наши губы сами нашли друг друга – подобно столкновению податливого огня и неприступного льда. Нежные, как лепестки розы, горячие, как кипящая вода, губы девушки открылись под натиском моего рта, и изумительный аромат крови жизненной силой наполнил мои застывшие в вечном холоде легкие. Я не заметил, как лицо Изабель оказалось в моих жаждущих руках, а ее волосы восхитительным шелком заструились между пальцами. Я что-то шептал, не отдавая себе отчета в действиях. А когда очнулся, то это было так, словно я пробудился от многовекового сна, преобразившись в какого-то другого… обновленного человека. 

Тогда я понял, что девушка дрожит. Ее дыхание было сбивчивым, припухший от поцелуев рот чуть приоткрыт, глаза затуманены поволокой страсти. Но ее тело, находившееся в моих голодных руках, мелко тряслось. 

- Ты совсем замерзла, - пробормотал я, опомнившись, что в доме прохладно, а Изабель до сих пор стоит нагими ступнями на ледяном полу. 
- Это ничего, - пробормотала она застенчиво, оставаясь рассеянной. Неловко сомкнула колени и поставила ногу на ногу в тщетной попытке согреться. 
- Сейчас мы это исправим, - пообещал я, подхватывая девушку на руки – может, это и было опасным, но она едва могла стоять после испытанной нами пылкости. Я запоздало устыдился греховного порыва, но Изабель, кажется, вовсе не была против проявления чувств: прильнув к моему плечу в доверительном жесте, она оставила жаркий поцелуй на шее возле ворота рубахи, вырвав мой ошеломленный вздох, тут же сменившийся очередным приступом стыда. Все, что делали я и Изабель, было столь же неправильным, сколь прекрасным… 

Я уложил девушку в кровать, тут же накрыв теплым одеялом – тем самым спрятав от своего холодного тела и чересчур голодного взора ее притягательную наготу. 

- Ты останешься? – тут же спросила она, и боль в ее взгляде не оставила мне другого выбора, кроме как согласиться. – Пожалуйста, не уходи! 
- Мужчине не положено находиться в спальне молодой девушки, - пытался убедить я, прежде всего себя, осторожно опускаясь на самый край постели - подальше от искушения. - По крайней мере, до момента, когда я предстану перед твоей семьей и возьму тебя в жены законно… 
- В нашем случае на это не стоит и надеяться, - прошептала Изабель, разрушая мои планы поступить по чести и сделать все в соответствии с традициями, - ведь я уже обещана другому… 
- Думаешь, твои родители не согласятся? – нахмурился я, наблюдая за тем, как девушка ложится ко мне вполоборота и двигается вперед, сокращая расстояние, которое я создал с огромным трудом для собственного самообладания. 
- Отец уже дал слово и назад его никогда не попросит, - покачала головой Изабель. – Он любит меня, но гордость барона де Тюртерель важнее чувств дочери… 

Я молчал, понимая, что Изабель абсолютно права: я опоздал с предложением руки и сердца, девушка была уже обещана другому, и я не имел права оспаривать решение ее отца. 

- Что же нам тогда делать? – потерянно пробормотал я, перехватывая тонкие пальчики, тянувшиеся к моему лицу и вновь грозившие раскачанному самообладанию – всего случившегося за сегодня для него было слишком много. 
- Сбежать, - твердо предложила Изабель, по ее глазам было ясно: она все решила. 

Новый план возник сам собой, для этого не понадобилось молитвы: Изабель снова была права, мы должны уехать. В одной из придорожных церквей нас быстро и без вопросов обвенчают. Фамилия Мейсен обеспечит Изабель защиту от недобрых взглядов. Конечно, было бы идеально не нарушать никаких правил, однако в нашем случае приходилось довольствоваться выходом, который есть. 

- Но мы обязательно скрепим наш союз перед лицом Господа, - клятвенно заверил я, поднося хрупкие теплые пальчики к губам. 

Лицо Изабель просияло как солнце, внезапно выглянувшее из-за черных туч – я задохнулся от невероятной красоты, не в силах отвести глаз. 

- Я согласна на все, что угодно, лишь бы никогда с тобой не расставаться, - прошептала она, внезапно подаваясь вперед, так что ее близость вновь вскружила мне голову. Карие глаза замерцали от сдерживаемых слез, а выражение лица стало очень серьезным. Пальцы, добравшиеся до моей скулы, обожгли кожу, сжали ворот рубашки. Пристальный взор проникал в самую душу: - Не имеет значения, что и как, в какой последовательности произойдет между нами – главное, чтобы мы были вместе. Я хочу, - смущение окрасило щеки девушки в восхитительный румянец, а губы манили, прося вновь запечатлеть на них поцелуй, - привязать тебя к себе всеми возможными способами. Я так долго ждала нашей встречи… и не хочу больше страдать. Мне не нужны ни деньги, ни титул… даже одобрение родителей. Я просто хочу быть с тобой… только с тобой. С этой минуты… и навсегда. 

Проникновенная речь, произнесенная страстным шепотом, нашла ответный отклик в моей душе, и я прильнул к мягким губам, не в силах сопротивляться чувствам. Изабель вновь задрожала. 

- Ты такой холодный, - пробормотала она. 

Удивление в ее голосе заставляло мое сердце сжиматься в тревоге: Изабель уже заметила другой цвет моих глаз; несомненно, обратила внимание на холод и твердость кожи. Сумбурность нашей встречи или же воспитанная тактичность не позволили девушке сразу задать правильные вопросы или догадаться самой, но я понимал, что беседа о моей нечеловеческой природе произойдет скорее, чем я буду готов. Наверняка она находила самое обычное объяснение странностям: цвет глаз мог измениться в новом рождении, ведь Изабель не могла предполагать, что мне больше четырехсот лет от роду; холод кожи мог обозначать, будто я попросту замерз, хотя наша температура отличалась по иной причине. Я обязан был рассказать девушке правду, если намеревался сделать ее своей женой, оттягивать признание было бы преступлением. Но каким образом сделать это, чтобы не напугать до полусмерти, я пока придумать не мог. Да и времени поразмышлять об этом не было: пальцы девушки, нежно изучающее мое ледяное тело, не оставляли шанса. 

Мы словно попали в течение реки, утягивающее за собой. Какая сила способна остановить движение мощного потока воды? Изабель и не пыталась выбраться из омута на берег, а я не обладал достаточной волей, чтобы противостоять тому, в чем совсем не искушен… 

Не думаю, что мы сознательно собирались нарушить границы. Нет. Просто, по шажочку ступая на опасный путь, не находили сил остановиться. За робким поцелуем следовал другой, более горячий и откровенный, сменяющийся удивленным восклицанием или восхищенным признанием в силе испытываемых чувств. Казалось, мы не совершим ничего ужасного, если позволим себе немного любовной муки. Мы оба увлеклись, сдаваясь ощущениям постепенно, не замечая растущей страсти. Руки действовали сами по себе, касаясь все смелее запретных мест, невинные ласки усложнялись по мере прохождения ночи, вызывая изумление и трепет. Наслаждение, следовавшее за каждым новым открытием, не позволяло считать, будто мы совершаем ошибку – инстинкты увлекали нас вперед, и мы, поглощенные новыми сильными чувствами, поддавались им, утопая в эмоциях стремительно и безвозвратно. Разве могло то, что делало нас такими счастливыми, быть в чем-то неправильным? Даже жажда не становилась препятствием на опасном пути к удовольствию, которую несла эта ночь – несмотря на особенную сладость крови Изабель, многовековые уроки самоконтроля не прошли даром, и я не обращал внимания на эту досадную помеху. 

Я смог остановиться всего один раз. Пораженный наготой наших переплетенных тел, на мгновение сбросил наваждение, заглядывая в карие глаза, в которых читалось доверие и абсолютная взаимность. 

- Нам нужно остановиться, Изабель, - умолял я, чувствуя, как наши тела опасно льнут друг к другу в секунде от близости, после которой уже не будет пути назад – мы слишком далеко зашли и были в шаге от смертного греха, а я привык все делать правильно. Тяжело дыша, я испытующе смотрел в блестящие шоколадные глаза, надеясь на ответ, который поможет мне сдержаться и не натворить бед. – Мы должны сначала обвенчаться. 
- Да, да, ты прав, - едва дыша, шепнула девушка, поворачивая голову и целуя мою ладонь, непроизвольно продолжая тянуть меня к себе – словно наши тела отделились от разума и действовали сами, бездумно. – Ты прав, конечно же… 

И мы продолжили с прерванного момента, сдавшись натиску чувств. 

Продолжение>>>