POV Джаспер 

– Ты заставил меня долго ждать, Джаспер, граф Хейл, – раздался певучий женский голос за моей спиной. – Где ты пропадал всю ночь? 

Я резко обернулся, заставив воздух со свистом взвихриться вокруг. В шаге позади меня стояла невысокая девушка, одетая в нечто, невнимательному взгляду напоминающее лохмотья, но в невообразимом своем сочетании кажущееся произведением искусства. Окрашенные во все мыслимые оттенки синего, длинные полосы ткани обрисовывали невысокую тоненькую фигурку, изящную, невесомую, словно сотканную из прозрачно-стеклянного утра. 

На маленьком личике идеальной формы, обрамленном длинными темными локонами, частью заколотыми наверх, другой – струящимися по плечам, искрились смехом огромные темно-карие глаза. Кожа незнакомки казалась особенно бледной на фоне смоли волос, а губы напоминали цветом лепестки дикого красного шиповника, заросли которого часто встречались на моей давно покинутой родине. А вокруг девушки, источаемый кожей, светился ореол той самой полупрозрачной золотистой пыли, которую впервые я увидел много лет назад в ужасный миг казни среди языков пламени в предместье Лондона. 

Я замер, разглядывая каждую деталь удивительного облика, и внезапно меня окутало ласковым теплом, тоненькими струйками прокравшимся внутрь, прогнавшим мертвенный холод, отделившим непроницаемой стеной от только что пережитого ужаса. Солнце еще пряталось на востоке за крышами, но мне показалось, что я стою не в неверном свете хмурого городского утра, а на залитой весенним полуденным теплом поляне в лесу. 

Внутри поднимались волны эмоций, не испытанных мной ни разу за долгих четыре с половиной столетия: тепло радости и света, радужных надежд на будущее, мечтаний о сбывающихся планах. Вдруг почудилось, что все безумие последних лет вот-вот исчезнет, словно его никогда и не было, я снова стану человеком. Проснусь, очнусь от страшного липкого кошмара, чтобы выбросить его из головы раз и навсегда, закружиться в вихре повседневных событий, вновь наслаждаясь обществом любимой семьи – жены, отца и матери, братьев. 

Я утонул в ласке карих глаз, стоя в двух шагах, не находя в них ни удивления, ни ставшего привычным при встречах с людьми страха. Я ощущал тепло дыхания девушки, столь ничтожным было расстояние между нами, но ни толики отвращения не обнаружил в ней. Во взгляде отражалось безмерное счастье, охватившее меня с головы до ног, заставившее застыть посреди пустынной парижской площади. Легчайшими нитями давно ставших чуждыми мне чувств незнакомка забралась под непробиваемый ледяной панцирь, которым я окружил себя в последние годы, и теперь заставляла срастаться мои воспаленные, заполненные гноем отчаяния раны одну за другой. 

Я стоял, боясь пошевелиться, молясь об одном единственном чуде: остаться в этом мгновении навсегда, обретя невероятную способность останавливать время. 

Но всякое благо имеет свойство заканчиваться. На миг позабыв о том, кем являюсь, я вдохнул полной грудью, и следующий же момент превратился для меня в одно из самых сложных испытаний. Наивный дурак! Я верил, что при встрече с Алисией жажда не будет иметь значения. Как я ошибался! Ее теплый аромат, напоенный цветами и солнечным светом, с легкостью разорвал в клочья мои оковы самообладания, вырабатываемые годами. Горло опалило языками пламени, сознание отступило в тень. Я шагнул навстречу, думая лишь о токе алой животворящей крови, которая погасит разгоревшийся во мне пожар, стоит сделать лишь один глоток. 

И тут она улыбнулась. Вместо страха в глазах я увидел совсем иные чувства, и удивление внезапно стало сильнее жажды, заставив меня опомниться, прийти в себя. Задержав дыхание, я застыл. Медленно, мучительно медленно сознание вернулось ко мне, ударами острого кинжала вбивая в сердце понимание того, что я мог натворить, от чего оказался в шаге несколько мгновений назад. 

Разочарование было столь сильным, что я с трудом удержался на ногах. Только теперь я до конца осознал, сколь извращенно жестоким было ведьминское проклятие. Я встретил любимую, но теперь мог в любой момент стать причиной ее гибели и последующей разлуки, стоило мне на миг потерять контроль! 

Спустя несколько тягуче-бесконечных минут из-за дальних крыш сквозь тучи прорезался солнечный луч, безжалостно выдергивая меня из размышлений. Полоса света постепенно прогоняла предутреннюю неверную тень, открывая дорогу дню. Безумное стремление покончить со всем раз и навсегда чуть не заставило меня броситься и погибнуть под жалящими лучами дневного светила, только в тот же момент девушка протянула руку и сжала изящные теплые пальцы на моем запястье. 

Глаза ее до краев наполнились тревогой, словно она смогла прочитать мои мысленные планы. Она покачала головой, словно уверяя, что не позволит мне совершить опрометчивый шаг. 

– Следуй за мной, – велела она и, не дожидаясь ответа, неслышным видением свернула с улицы Сент-Антуан в ближайший проулок. 

Не смея возразить, я шагнул следом. Густая тень окружающих зданий скрыла меня от губительного света, но не решила возникшей проблемы. Я мог не дышать долго, даже вечно, но чтобы разговаривать, потребуется воздух. И тогда зверь, живущий во мне, в любой момент вырвется на свободу. Пока я оставался равнодушен к происходящему, удерживать его не составляло труда, я подолгу находился среди людей, но рядом с Алисией все мысли устремлялись к ней, тем самым уводя внимание от необходимости постоянно удерживать контроль. Однако и уйти было свыше моих сил. Не теперь, когда долгие, кажущиеся бесплодными поиски наконец-то увенчались успехом, и мы встретились после разлуки, длившейся больше четырехсот лет. 

Я поверил в то, что именно в этой девушке воплотилась Алисия, сразу же. И каждое мгновение усиливало уверенность, подсвечивая новые и новые детали. Голос, глаза и сразу ставшее еще более заметным в сумраке свечение ведьминской пыли ни на секунду не позволили усомниться в том, что это именно моя Алисия уверенно шла впереди, ведя меня куда-то вглубь по узкой извилистой улочке. Даже граничащее с безумием бесстрашие было так характерно для моей любимой… Только понимала ли она сполна, с кем столкнулась? Она не могла не заметить гримасы, исказившей мое лицо, когда я боролся с жаждой, однако страха так и не возникло, ошибки тут быть не могло. 

Будто ощутив мои колебания, девушка остановилась и повернулась. 

– Джаспер, я знаю, кто ты, – уверенно произнесла она. – И не боюсь. Мне слишком много известно, чтобы пугаться чего бы то ни было. 
– Но… – удивленно попытался возразить я, не зная, как сформулировать обуревавшие меня страхи. 
– Ты искал меня очень давно, – мягко улыбнулась она. – Нашел и собираешься сбежать? Тебе не кажется, что это глупо, по меньшей мере? 
– Я не собираюсь сбегать, – опустил я голову. – Но я опасен. Для тебя – в первую очередь, потому как выше моего желания быть рядом с тобой нет ничего на этом свете. Я надеялся, что с тобой будет иначе, чем с другими людьми. Да, иначе, – скривился я. – Намного хуже! Твой аромат для меня настолько же неповторимо привлекателен, как и ты сама! 
– Такие разговоры здесь лучше не вести, – покачала головой девушка и, не дожидаясь моих дальнейших возражений, свернула в очередной переулок и остановилась перед видавшей лучшие времена дверью: старый дуб потемнел от дождей, местами пошел зигзагообразными трещинами, а две ступеньки, ведущие ко входу, были сплошь покрыты выбоинами. 

Я огляделся: вправо и влево тянулась мощеная крупными булыжниками улица, на которой две кареты вряд ли смогли бы разъехаться, типичная для непарадных кварталов Парижа, где каждый следующий этаж нависал над предыдущим, почти не пропуская дневной свет. Двери домов походили друг на друга, как братья-близнецы, окна нижних этажей были плотно забраны ставнями. Вдалеке виднелся купол церкви Святого Павла и Святого Людовика, а с другой стороны возвышались мрачные стены Бастилии, уравновешивая пейзаж. Я догадался, что все дома, расположенные здесь, лицевой стороной выходят на улицу Сент-Антуан, где первые этажи зачастую были заняты различными лавками. 

Девушка споро открыла дверь и скользнула внутрь, жестом прося следовать за собой. Я задержался на пороге и несколько раз глубоко втянул утренний прохладный воздух, собираясь с силами. За последние годы я часто бывал среди людей, но в замкнутых помещениях – редко, и такие моменты всегда становились пыткой. Я мог находиться в толпе, но на открытых пространствах, где ничто не мешало исчезнуть при малейшем признаке потери самообладания. Если в присутствии Алисии я с трудом сдержался на улице, то представлять себя наедине с ней в доме не хотелось: это было подвигом на грани моих возможностей, и хорошо, если не за этой самой гранью. 

Я закрыл глаза, собираясь и сосредотачиваясь на всем, чему научился за долгие годы скитаний, пролистывая в памяти каждый момент, когда сдерживался, учась не убивать первого встречного в приступе жажды, а искать тех, кто и так стоял на пороге смерти. Невольно вернулся в воспоминания о том дне, когда не успел спасти Алисию в Лондоне. Мысль о потере заставила меня сжать зубы от приступа боли, оказавшейся сильнее жажды. Я зацепился за нее, прокручивая множество раз в памяти, стараясь вывести ее на передний план. Помогло, но я понимал, что работа предстоит немалая, а терять контроль я не имею права ни на миг. Все мои достижения на поприще самообладания были ничтожными по сравнению с предстоящим, если планирую остаться рядом с любимой. А я уходить не желал, значит, и выбора у меня не было. 

Осознание опасности, которую я представляю для Алисии, сжимало тисками мертвое сердце, по капле выгоняя новорожденную радость встречи. Недавние размышления с новой силой захлестнули разум: мне нет места рядом с моим ангелом, ведь я продался дьяволу, стал слугой смерти, заключив с ней договор без срока давности… Однако с иной стороны я отдавал себе отчет, что не смогу отказаться от возможности быть с девушкой. На такой подвиг моей воли не хватит, это я мог предсказать лучше квалифицированной гадалки. И даже удрав сейчас, скоро вернусь. Вопрос времени. 

Войдя, мы оказались в небольшом холле. Широкая лестница вела наверх, скорее всего, в гостиную и другие покои, а через двери, похоже, можно было попасть в кухню и хозяйственные помещения. Где-то в глубине дома раздались торопливые шаги. Я отвернулся: горящие в канделябрах свечи давали достаточно света, чтобы цвет моих глаз стал заметен. В холле появилась молоденькая девушка и присела в реверансе, переводя испуганный взгляд с меня на хозяйку дома. Не было сомнений: она спала, и наш приход стал для нее неожиданностью. 

– Прошу меня простить, мадмуазель, – забормотала служанка. – Я не слышала, как вы покинули дом. Сейчас так рано… И вы не предупреждали… 
– Ты свободна, Анна, – благосклонно улыбнулась Алисия, снисходительным жестом прерывая извинения. – Сегодня мне твои услуги не понадобятся, и ты можешь побыть с родными. Вскоре я планирую покинуть Париж, завтра поможешь мне собраться, но со мной ты не поедешь. Спасибо за помощь, я всем довольна. 

Девушка еще раз присела в реверансе и молча выскользнула на улицу, а та, в ком вновь возродилась моя Алисия, подошла к двери и закрыла ее. 

– Не запирай, – глухо попросил я, растрачивая остатки безопасного воздуха. Голос звучал хрипло, надтреснуто, ведь мне так редко доводилось с кем-либо разговаривать. – Ты не осознаешь до конца, с кем оказалась наедине. 
– Я не осознаю? – рассмеялась она, тщательно запирая все засовы. – Я многое помню, многое видела… Это простые обыватели могут в такое не верить, а уж тебе лучше чем всем другим известно, что существуют и мстительные ведьмы, и возрождающиеся души, которые несут память сквозь века… И те, кому для вечной жизни нужна кровь! 

Не дожидаясь ответа, она направилась на второй этаж, я покорно шагнул следом. Мы оказались в просторной комнате, судя по всему, гостиной. Обстановка была сдержанной, но добротной, подобранной с несомненным вкусом. Изящная мебель, дорогие ткани, фарфоровые безделушки, вышитые шелком гобелены на стенах, ковры – все говорило о достатке владельцев. В камине жарко пылал огонь. Помимо той двери, в которую мы вошли, из комнаты вели еще две. Между ними висел портрет в полный рост, на котором была изображена молодая дама, одетая по моде начала века, в изящных чертах лица которой прослеживалось несомненное сходство с Алисией. 

– Я обо всем расскажу, – усмехнулась хозяйка дома, уловив мое удивление. – Поверь, у нас есть время. 

Она устроилась в глубоком кресле, предложив мне занять место напротив. Я беспрекословно послушался, не сводя с девушки взгляда. Она волновалась, но не сильно, а страха я по-прежнему не ощущал в ней вовсе. Я боялся намного сильнее, не сомневаясь, что воздух в доме напоен несравненным ароматом той, что разглядывала меня теперь внимательными карими глазами. Обычно так смотрят после долгой разлуки, когда ищут перемены в старом знакомом. 

Молчание затянулось. Решив, что рано или поздно мне придется это сделать, я вдохнул. И еще раз убедился, насколько будет непросто. Я уже знал, как влияет на меня ее аромат, эпизод на площади доказал это, безжалостно сорвав флер иллюзий, однако там дул ветер, развеивая запахи, здесь же... Каждый дюйм пространства был напоен Алисией, неповторимый аромат пронизывал все вокруг. Я зажмурился в стремлении удержать волну жажды, усилием на грани возможного заставляя себя остаться на месте. Под сжавшимися судорожно пальцами треснула деревянная ручка кресла, рассыпаясь в пыль, однако на этом причиняемые мной разрушения закончились. Вновь задержав дыхание, я смог прогнать зверя прочь и открыть глаза. 

Алисия молчала по-прежнему, не двигаясь с места. И по-прежнему не боялась! Обычно потенциальные жертвы невольно сторонились меня, но теперь все было иначе. Она словно шла навстречу опасности, будучи уверенной в том, что я не смогу причинить вреда. 

Я замер, а по губам девушки скользнула легкая ободряющая улыбка. 

– При рождении меня нарекли Алисой, – начала рассказ она, пристально глядя мне в глаза, даря самое необходимое в данный момент – время. Я снова не дышал, просто слушал, стараясь не пропустить ни слова. – Точнее, Шарлоттой Алисой, но я с детства предпочитала второе имя. Оно казалось мне более правильным. Моя мать была придворной дамой Анны Австрийской, это ее портрет на стене. 

В голосе девушки прорезалась грусть, мгновенно родившая во мне отклик. Захотелось прервать рассказ, не заставлять ее вспоминать о безвозвратно ушедшем прошлом. Только я сдержал порыв, чувствуя в Алисе непреклонную решимость поведать все, что мне необходимо по ее мнению узнать. К тому же, пришлось бы заговорить, а пока этого делать явно не стоило. 

– Я незаконнорожденная, дитя любви, – вздернула подбородок она, в глазах засветился вызов, который, похоже, для девушки был привычным. – Мать смогла скрыть беременность ото всех и родила тайком, а после отдала кормилице. Нэнни вырастила меня как родную дочь, не видя разницы между мной и Жоржеттой, моей молочной сестрой, но для людей, конечно, мое незаконное происхождение не осталось тайной. Подробности событий, которые привели к моему появлению на свет, я узнала лишь три года назад, когда случайно повстречалась с отцом. 

Улыбка смягчила черты лица Алисы: без сомнений, встреча стала счастливой. Меня вновь укутало ощущением уюта и радости, позволяя на несколько мгновений забыть о жажде, которая словно хищник на охоте закралась в незаметный угол, дожидаясь малейшей оплошности жертвы. 

– Он не ведал ни о беременности мамы, ни об удачных родах, потому что по королевскому приказу вынужден был уехать в Англию еще до того, как его возлюбленная узнала о своем положении, – продолжила Алиса. – Будучи там, он услышал о смерти короля, что принудило отца остаться в Лондоне дольше запланированного, а оттуда отправиться прямиком на войну с Испанией, которая не преминула воспользоваться тем, что престол Франции оказался занят пятилетним наследником, и ситуацию совершенно не спас факт, что королева Анна – испанка по рождению, сестра короля Испании – стала регентом… Так что судьба не предоставила шансов отцу узнать о моем существовании очень долго, до момента, когда мне сравнялось пятнадцать. Только удивительное сходство с матушкой да некоторые фамильные черты позволили отцу предположить правду при нашей встрече, его догадки потом подтвердила кормилица. Матушке не хватило смелости выдать меня за дочь своего мужа: старше ее на много лет, храбрый солдат, участник всех военных компаний правления Людовика Справедливого, чьим ровесником был, он отличался нравом далеко не простым, даже суровым. Появление ребенка после десяти лет бездетного брака вызвало бы у него множество вполне оправданных подозрений. 

Я усмехнулся, признавая правоту матери Алисы: в такой ситуации более безопасным решением было расстаться с ребенком. Такие ситуации не были редки. Знатные дамы то и дело рожали от любовников, подкидывая потом детей в монастыри или отдавая кому-то из слуг, иногда обеспечивая нежданных отпрысков, но чаще забывая очень скоро. Примеры подданным с успехом подавали французские и английские короли, чьи внебрачные дети нередко играли весомую роль в истории страны, в то время как в законном браке наследников могло и не появиться. 

– Матушку выдали замуж еще молоденькой наивной девушкой по воле родителей, и всю жизнь она хранила верность мужу… до встречи с моим отцом, – в улыбке мелькнуло лукавство. – Это не было пустой интрижкой, которых так много при дворе, но оказалось настоящим чувством. К тому моменту отец тоже был женат. Его жена была скучной болезненной женщиной, любви в браке, оговоренном с малолетства родителями, никакой не было и быть не могло, настолько разными были супруги, поэтому неудивительно, что в жизни отца случались многочисленные романы. Однако он признавался, что никто не смог тронуть его сердца ни до, ни после матушки. Он умер полгода назад, – опустила голову Алиса. – Хотел меня признать – я не единственный его ребенок вне брака, и обо всех он старался заботиться, – но не успел, мы встретились слишком поздно, он был уже сильно болен. 
– А с матерью ты виделась? – спросил я, все-таки решившись произнести несколько слов. 
– Матушка умерла через месяц после моего появления на свет… – Алиса отвернулась, закусив губу, и я мысленно проклял себя за бестактный вопрос, об ответе на который мне следовало самому догадаться. – Как рассказала Нэнни, она угасла, не вынеся жизни во лжи и разлуки с единственным ребенком. Родители любили друг друга, но никогда не смогли бы быть вместе, слишком поздно пересеклись их жизненные пути. Этот портрет отдал мне отец. Он покровительствовал многим талантливым художникам, и один из них написал маму в самые счастливые моменты ее жизни… 

Не выдержав, я соскользнул с кресла и упал на колени рядом с Алисой, первый раз осмелившись коснуться ее руки. Маленькая ладошка, показавшаяся раскаленной, утонула в моих пальцах, снова даря удивительные ощущения. Я поднес руку к губам, наслаждаясь прикосновением, однако по-прежнему не осмеливаясь вдохнуть. 

– Какая холодная, – еле слышно уронила Алиса, поднимая вторую руку и касаясь моей щеки. – Я не знала, что так будет… 

Тонкие пальцы пробежали по моей коже, изучая, а я снова утонул в темных омутах глаз. 

– Откуда ты знала, что я появлюсь? Ты сказала, что ждала меня… – с трудом нашел в себе силы для вопроса я, стараясь отвлечь ее от горьких воспоминаний. – Ты помнишь прошлое? 
– Сядь, пожалуйста. – Она отняла руку и слегка отодвинулась. – Я действительно должна рассказать обо всем, а твоя близость мешает сосредоточиться. 
– Я не могу оставаться далеко, ощущая твою боль, – возразил я, чувствуя, как с каждым вздохом языки пламени яростно подтачивают самообладание, но не в силах разорвать прикосновение. – Это сильнее всего мной испытанного за века существования. Я жил в аду, безразличие стало привычным. Ничто меня не трогало… 
– Над ристалищем реяли разноцветные знамена, а ложа короля Англии, великолепного Ричарда, прозванного Львиным Сердцем, была полна народа, пытающегося снискать монаршей милости. Рыцари один за другим сходились в поединках, достойнейшие из достойных выявляли самого храброго, – тихо, нараспев заговорила Алиса, словно глядя сквозь время. – И вот остался один. Победитель. Громкий глас королевского герольда воспел славу Джасперу, второму сыну графа Хейла. Молодой рыцарь, уже без шлема, поднялся в ложу. Светлые волосы лежали волной по плечам, серые глаза таили искорку зелени… Сильнее даже этого момента? 

Глаза ее сверкнули, а я словно перенесся на много веков назад. Так, как тогда, я не дрался ни до, ни после. Жизнь всегда оставалась для меня более бросовым товаром, чем единственный благосклонный взгляд Алисии де Варенн, ставшей потом Алисией Хейл. А первый из них я не смогу забыть никогда. В моей сокровищнице этот бриллиант был самым драгоценным. 

– Мне было лет пять, когда я впервые увидела события прожитых ранее жизней, – вновь обрела серьезность Алиса. – Я рассказала Нэнни и Жоржетте об удивительных снах, и они были поражены плодами моей фантазии, хотя и умоляли потом удержаться от откровенности с посторонними. Обыватели с трудом воспринимают тех, кто сильно от них отличается, и часто бывают недобрыми, правоту этого совета я осознала потом как никто иной. Постепенно воспоминаний становилось больше и больше. Особенно ярко я видела время, когда мы были рядом, иногда кажется, что я знаю мельчайшие подробности: обстановку дома моих родственников в Лондоне и замка Хейл-Хилл, лица родных и знакомых, наряды, окружающие пейзажи. И море! Знаешь, я никогда не видела в этой жизни морских просторов, но меня неотвратимо тянет туда. У отца фамильное поместье в Нормандии, он тоже немало мне рассказывал, растравляя душу… Но судьба ни разу не позволила побывать на побережье, увидеть, как из-за горизонта накатывают одна за другой бирюзовые волны. 
– Да, ты всегда любила море… – отыскал в себе силы улыбнуться я, чувствуя, как во мне окончательно слились чувства к погибшей жене и девушке, сидящей напротив. Невероятное внезапно обратилось правдой. Так странно и необычно было вспоминать, не чувствуя рвущей на части боли! – Я вырос на берегу, но стоило тебе появиться в моей жизни, как морская бесконечность стала вечным напоминанием именно о тебе… Только о тебе, ни о ком другом! Все эти годы я именно морю изливал тоску… 
– Постепенно пришли и другие воспоминания, – продолжила Алиса, и улыбка мгновенно стерлась с моего лица. Эта боль была мне хорошо знакома, я прожил с ней последние четыреста семьдесят лет, и одиночество щедрой рукой все эти годы сыпало соль на не желающую заживать рану потери. – Но те жизни, где не было тебя, легко исчезали в тумане небытия… Без тебя я лишь существовала, плыла в потоке времени в ожидании встречи. Я не смогу сосчитать, сколько раз за эти годы рождалась на свет: человеческая память не способна удержать столько событий, может, оно и к лучшему. 
– За это я Господу всегда буду благодарен, – прошептал я. – Пусть и давно потерял право на это. 
– Ты же помнишь все, да? – уточнила она. – Как может такое вынести человек? 
– Я не человек, Алиса, – четко и отрывисто произнес я, поднимаясь на ноги и смотря на девушку с высоты своего роста, создавая необходимое мне сейчас расстояние между нами. – Я не умирал и не рождался заново... 

Я подошел к окну и резко распахнул его, впуская в помещение свежий воздух, понимая, что эмоции мои стали слишком сильны для полноценного удержания контроля. 

Одно слово разрушило очарование момента, жестоко напомнив, кем я являлся, разбив в прах иллюзию возможности обретения счастья. Я слишком хорошо знал, что сейчас видит девушка. Окончательно расцвело, и свет хмурого утра проникал в гостиную, выставляя напоказ мои неприглядные тайны: бледную неживую кожу, синяки под глазами и, самое главное, цвет этих самых глаз. Я выпил досуха умирающего монаха всего пару часов назад, и взгляд у меня полыхал, без сомнений, алым. Разве что жажда, живущая во мне, угасила яркость жуткого сияния пламени. С содроганием я вновь принялся искать в Алисе признаки страха и отвращения – естественной реакции человека на существо, подобное мне, одновременно лихорадочно вдыхая льющийся из окна свежий воздух. 

Однако следующее мгновение напомнило мне яркое качество моей любимой, которое не смогло потеряться в веках: она всегда меня удивляла. До потери дара речи. Легко и изящно поднявшись, Алиса подошла, уничтожая расстояние между нами. Я не дышал, но не мог не ощутить вспышек тепла от ее тела. Вновь сдавшись, впитывал каждую черточку облика любимой. 

– Тогда твои глаза были чернее ночи… – Взгляд ее гипнотизировал, пронзал насквозь, выворачивая душу наизнанку. – Пусть я видела их лишь миг, среди беснующейся толпы, потом все поглотили языки пламени… 

Я зажмурился, снова вспоминая о прошедшем. Если бы я мог спать, упомянутый момент стал бы худшим кошмаром. Совершенная память не упустила ни секунды, и ужас пережитого раз за разом всплывал из-под гнета иных воспоминаний, как бы не старался я отвлечься. Впечатления того дня оставались рядом, что бы я ни делал, войдя под кожу, слившись с током крови. Тот удар оказался настолько сильным, что затмил события в родном замке, когда Алисия погибла от рук Эдварда. Давние воспоминания принадлежали человеку и успели подернуться дымкой забвения, а вот осенний день одна тысяча пятьсот пятьдесят шестого года я помнил в мельчайших деталях. 

– Зато тогда я была по-настоящему счастлива. Ведь впервые получила подтверждение, что ты существуешь! – воскликнула Алиса. 

На лице ее расцвела улыбка, подобная яркому солнечному лучу, пробившемуся сквозь грозовые облака, а весь образ вновь обрел легкость и воздушность, словно взгляд не был тяжелее гранитной скалы несколько минут назад. 

– Это всего лишь память, Джаспер, – спокойно продолжила она, вновь заставляя меня вздрагивать всем телом, когда ласково касалась моего лица кончиками пальцев. – Я не переживала все это, я только помню. Ни боли, ни ужаса. 
– Но память может ранить, и временами эти раны становятся смертельными, – возразил я. – Для меня те события – худший кошмар. 
– Ты пережил это все, в отличие от меня, – в голосе послышались утешающие нотки. Это невероятное создание, ангел, сошедший с небес, заботился обо мне! Волной ликования меня чуть не смыло из реальности, стоило немалых усилий вновь взять себя в руки и спокойно слушать Алису. – Я не горела, я лишь помню об этом. Прошлые жизни большей частью превратились в события, прочитанные в книгах. Только ты – настоящий. Не пытайся пугать меня алым огнем глаз. Я многое слышала, кое-что знаю и помню, чтобы понять, кем ты стал. Только одно скрывают мои видения: как? 

Я отвернулся к окну и снова вдохнул свежий воздух, понимая, что Алиса не позволит мне увильнуть от разговора. Я не мог ей солгать – никогда не мог! – и теперь понимал, что придется поведать печальную повесть от начала и до конца… Со всеми мельчайшими подробностями. Умолчать о чем-либо мне тоже не позволят, можно было не сомневаться. 

Она слушала так, как никто никогда меня не слушал за всю жизнь, кроме нее. Переживая каждый момент, погружаясь в мои эмоции целиком, сочувствуя. Поначалу было трудно говорить – не только из-за жажды, поднявшей голову, ведь мне приходилось дышать. Я и до того за утро произнес больше слов, чем за четыреста последних лет, а уж рассказ о событиях многих десятилетий был длиннее всех речей, что мне приходилось держать за всю мою жизнь, и человеческую, и вампирскую. Однако постепенно живое участие Алисы, понимание в ее глазах, поддержка, от которой я успел отвыкнуть, позволили мне уйти в воспоминания, излагая события год за годом так откровенно, как это было возможно, рассказ словно лился сам по себе, а я лишь перелистывал страницы книги памяти. 

Я по-прежнему стоял у окна: свежий воздух позволял мне выдерживать пожар в горле, вливаясь потоком в комнату, маскируя неповторимый аромат девушки. Алиса же пододвинула кресло и устроилась в нем. 

В самые волнующие моменты она наклонялась ко мне, а то и вовсе брала за руку, а в то мгновение, когда рассказ добрался до смерти моей матушки и последующей беседы с ведьмой, звучания рокового проклятия, девушка встала и прижалась к моему плечу, даря толику спокойствия и уверенности. В более ровные моменты повествования она отдалялась, даря возможность передохнуть и удерживать жажду на привязи. 

Я упускал незначимые детали: мое существование не отличалось особым разнообразием, однако некоторыми важными событиями приходилось делиться во всех возможных деталях, и к моменту, когда история подошла к концу, осенний день далеко перевалил за полдень. 

– Я видела как-то раз и Люсинду, и Кристиана, – усмехнулась Алиса, когда я добрался до печальных событий, произошедших накануне. – Они зашли ко мне вечером, красивые до оторопи, с бледной сияющей кожей. Глаза их были чернее ночи. Поначалу я обрадовалась их появлению: оно подтверждало, что ты – не плод моего воображения. Только во время разговора мне пришлось порядком перепугаться: внезапно в Кристиане я увидела твоего смертельного врага. Мне пришлось лгать, и меня приняли за шарлатанку. Однако потом что-то изменилось, и мироздание заново пересдало карты, удаляя их с твоего пути… Я почти не упускала Кристиана из виду с тех пор, но видела теперь смерть лишь на его пути, а не на твоем. 
– Ты так говоришь, словно знаешь наперед будущее, – удивился я, озвучивая вертевшийся с первых минут встречи вопрос. – Ты знаешь, что будет с нами? То есть слухи о тебе, благодаря которым я оказался в Париже – не досужие сплетни? 
– Видения будущего очень изменчивы и непостоянны, как и людские устремления, – наклонила голову Алиса. – Иногда мне достаточно коснуться человека, чтобы понять, что его ждет. А вот события твоей жизни я вижу очень редко, и погрузиться в твое будущее по желанию, а не по прихоти высших сил, мне никогда не удается… 

Она вдруг поднялась и шагнула вперед, касаясь моих сцепленных пальцев. Я ощутил волну сладострастной дрожи: одно прикосновение было дороже десятков проведенных в одиночестве лет. 

– Нет, – с видимым огорчением проговорила она. – И даже твое присутствие не помогает. За все время я лишь несколько раз смогла углядеть то, что связано с тобой. Встречу сегодня на рассвете на улице Сент-Антуан, закат солнца на высоком обрыве над берегом моря, нечто смутное при встрече с Кристианом и Люсиндой… Да и всё, пожалуй. 

Она была так близко, что я не удержался и, протянув руку, кончиками пальцев провел по нежной коже щеки в утешающем жесте. Карие глаза засияли радостью, невольно захватывая меня в водоворот сладких ожиданий и несбыточных надежд. Потеряв на миг концентрацию, я вдохнул, не поворачиваясь к окну… и тут же поплатился. Огонь полыхнул внутри, заставив меня задрожать, до скрежета сжать зубы и вновь задержать дыхание. 

– Алиса, я для тебя – воплощенная опасность! – хрипло проговорил я после затянувшейся паузы. – Даже эти несколько часов наедине, да что там, даже наш первый разговор на улице – уже угроза для твоей жизни, несмотря на то, что я трачу все силы, чтобы сдержать жажду. Это притом, что сейчас я не голоден. Однако уже завтра все осложнится, а через пару дней мне придется искать того, кто станет жертвой и примет смерть от меня! Я – монстр, единственное, чем могу похвастаться – это здравомыслием, которое не позволяет мне отрицать данный факт, да очень сомнительной способностью держать себя в руках, не кидаясь в порыве жажды на первого встречного. То есть тем, что не становлюсь окончательно зверем, в отличие от остальных… 
– Если бы у меня был выбор между множеством человеческих жизней без тебя и вечностью в аду с тобой, я бы выбрала второе, – голос Алисы зазвучал мягко и плавно, до краев наполнившись непоколебимой уверенностью. – Я выбрала бы и единственную жизнь, если бы ты смог остаться рядом. Меня считают провидицей, но многие принимают за сумасшедшую. Одним прикосновением я увидела событие, которое изменило течение истории целой страны, но собственное будущее от меня прячется. Но я точно знаю, чего хочу, и верю, что моя жизнь – в моих руках. Ты не сможешь меня прогнать, Джаспер, граф Хейл! – Две ладони легли мне на грудь, и вдруг показалось, что навеки остановившееся сердце вновь забилось. – Я готова на все, в том числе разделить твой ад на двоих. 

Не в силах противиться нахлынувшим чувствам, я позволил себе сжать хрупкое тело в осторожных объятиях, наслаждаясь близостью и теплом девушки, которая воплощала в себе весь мой мир. Она предлагала мне то, что я не мог, не имел право принять. Я знал, что стоит моему яду попасть в тело человека, как начнется превращение, способное подарить Алисе бессмертие, соединив нас, возможно, навеки. Однако до сих пор моим стремлением было уничтожать демонов, кем-то созданных, препятствовать распространению ужасной чумы, а не плодить их подобно брату, поэтому я отчетливо понимал, что дальше размышлений никогда не шагну. Слишком много опасностей таил такой путь: я мог сам погубить Алису, своими руками, зубами. Не сдержавшись. И кто мне мог гарантировать, что она останется моей Алисией? Не превратится в зверя, способного лишь убивать? Тех, кто сохранял разум, встретились единицы на моем пути, и им было немало веков от роду. Я готов был потратить вечность, охраняя любимую, сберегая ее от ошибок, но сколь мучительным этот путь будет для нее! 

К тому же лишь мысли о превращении Алисы обесценивали главную цель моего существования последних четырехсот с лишним лет. Я охотился за вампирами, убивая их безжалостно, стараясь прервать ход проклятия. Мысль о собственной смерти, как конечном пункте пути, не слишком пугала, но даже тень осознания того, что для завершения проклятия придется убить любимую, вызывала во мне оторопь кошмара. Такого я допустить не мог никогда. А если проклятие не получит завершения, кто знает, на какие каверзы оно окажется способно дальше? Я уже не раз имел возможность убедиться: ведьма знала, что делала, когда проклинала… 

Сомнения раздирали душу, а взгляд устремленных на меня темных глаз лишь растравлял, рождая одно желание, самое сильное и заветное: навсегда остаться рядом, не разлучаясь ни на мгновение. Даже если времени будет на это – только одна короткая человеческая жизнь. 

Но даже глаза любимой не имели власти над невыполненным долгом, который пригибал к земле хуже неподъемного валуна, который привязывали утопленникам к шее, лишая их последнего шанса всплыть на поверхность и выжить. Подобно казнимым несчастным я мог только тонуть в сомнениях и мыслях, горло сжимало в тисках вины и боли. Внезапно я осознал: находясь постоянно рядом с Алисой, я не смогу посвящать достаточно времени поискам Эдварда. Значит, мне рано или поздно придется оставить ее, пусть и для того, чтобы вернуться вновь. 

– Останься, – вдруг расколола тишину Алиса, опять видя мои метания, как на ладони. – Не уходи. Не бросай меня одну теперь, когда я знаю, что ты есть. Мы уедем. Тебе тяжело в городе, я знаю. Мы покинем его и отправимся к морю. Не надо сейчас решать, у нас есть время! И мое присутствие не помешает твоему поиску, я обещаю! Даже поможет! 
– Каждый миг рядом с тобой отдаляет меня от выполнения задачи, – возразил я. – Ты же теперь знаешь все подробности. И я опасен – глупо это отрицать. 
– Нет, – не дала она договорить мне. – Каждый миг рядом с тобой – счастливейший за все мои жизни. И только это имеет значение. Остальное – неважно. Я помогу в поисках, только не уходи. 

Не в силах удержаться, я склонился, заключая в ладони родное лицо. Выброшенные на поверхность из памяти эмоции, воспоминания из человеческого прошлого захлестывали, заставляя желать большего, чем я мог себе позволить. 

– Эти моменты рядом с тобой – незаслуженное мной счастье, – ответил я. – Подарок, данный провидением неясно за какие заслуги… И который не отменяет проклятия, висящего над нами. Я так долго искал тебя, почти отчаялся. Пусть я должен ждать удара от судьбы в любой момент, я не могу считать долгожданную встречу несчастьем, пусть она и будет недолгой. Одного я опасаюсь: я практически неуязвим, поэтому удар может прийтись именно по тебе, причиняя боль и страдания нам обоим. 
– Как и для тебя, наша встреча для меня долгожданна, – изящные пальчики Алисы пробежались по моим плечам и скользнули в волосы, даря ласку. – И неважно, сколько нам отмерено – час или несколько лет. 

Закрыв глаза и вновь задержав дыхание, я невесомо коснулся родных губ, чтобы в следующую же секунду отпрянуть на противоположный конец комнаты. Слишком сильным было желание большего, неизмеримо большего. Мое тело, как оказалось, хорошо помнило, каким неземным наслаждением могла одарить близость любимой. Сделав шаг, я пошел бы дальше, неся смерть для Алисы. 

– Ты останешься? – повторила вопрос она, не двигаясь с места, словно не замечала, как заполыхали жаждой мои глаза. – Пожалуйста. Не уходи. Я не могу без тебя! Теперь разлука мне кажется горше смерти… Я не смогу существовать так, как раньше. Если уйдешь – я пойду за тобой. 
– Я вернусь, – пообещал я, сдаваясь. – Очень скоро. Но сейчас мне необходимо ненадолго уйти. Пожалуйста, не держи меня, – взмолился я, глядя в любимые глаза. – Я не могу допустить, чтобы мое нарушенное в один злосчастный момент самообладание привело к беде. Мне нужно время… 

Во взгляде Алисы на несколько мгновений мелькнуло потерянное выражение, а затем она нежно улыбнулась: 
– Я тебе верю. И буду ждать… – Едва слышные слова прозвучали клятвой. – Возьми, тебе пригодится. 

На мои руки лег длинный, до пят плащ с капюшоном из плотной материи. Снова задержав дыхание, я коснулся родных губ мимолетным поцелуем и, уже не оборачиваясь, покинул комнату до того, как мое самообладание окончательно рухнет. 

Я слетел по лестнице и трясущимися пальцами, прилагая невероятные усилия, чтобы не разломать проклятый замок, отпер дверь. К счастью, день выдался пасмурным и уже клонился к вечеру, так что я мог передвигаться по улицам без утайки. Выйдя из переулка, я натянул на лицо капюшон и растворился в людском потоке на улице Сент-Антуан, держа путь в сторону Бастилии. Мне было необходимо оказаться за стенами города как можно скорее. 

Продолжение>>>