Глава 6. Эдвард.

«У ног других не забывал

Я взор твоих очей;

Любя других, я лишь страдал

Любовью прежних дней, —

Так память, демон-властелин,

Всё будит старину,

И я твержу один, один:

Люблю, люблю одну!

Принадлежишь другому ты,

Забыт певец тобой,

С тех пор влекут меня мечты

Прочь от земли родной.

Корабль умчит меня от ней

В безвестную страну,

И повторит волна морей:

Люблю, люблю одну!

И не узнает шумный свет,

Кто нежно так любим,

Как я страдал и сколько лет

Я памятью томим.

И где бы я ни стал искать

Былую тишину,

Всё сердце будет мне шептать:

Люблю, люблю одну!»

(М.Ю. Лермонтов)

Скоро должно было уже наступить утро, когда Белла наконец уснула.

Так было почти каждый вечер – стоило ей задремать, как малышка просыпалась и начинала требовать маму призывным, отчаянным плачем. Также пронзительно и отчаянно Белла по первому зову бросалась к ней и всеми силами пыталась успокоить дочку, и так они и проводили ночь за ночью – Белла постепенно начинала исходить безнадежностью от беспричинного детского непокоя; девочка не могла перестать плакать, чувствуя непрерывное и нарастающее отчаяние своей матери.

Сегодня малышка успокоилась чуть быстрее, чем обычно. Измотанная бессонницей и беспокойством, Белла прижималась щекой к измятой подушке и терпеливо ждала, когда сможет заснуть после очередной тяжелой ночи. Когда постель согрела ее, а усталость взяла верх над ставшей привычной тревогой, она глубоко вздохнула и легонько сжала мою руку.

- Спасибо, - прошептала она, силясь улыбнуться. – Так хорошо, что ты здесь.

Она заснула, а я продолжал сидеть на ее постели, любуясь ее сном.

Сколько людей на свете мечтает объехать весь мир? Я вполне мог похвастаться тем, что на земном шаре почти не осталось мест, где бы я не побывал.

Сколько людей на свете мечтает встретить Новый год в Китае? Я встретил добрый десяток этих новых годов. Сколько людей на свете мечтает о пейзаже, открывающемся на Мачу-Пикчу? Я много раз пялился на этот пейзаж, и он оставлял меня равнодушным. Сколько людей на свете всю жизнь с упованием копит деньги на средиземноморский круиз? Я напрасно уповал на облегчение во всех климатических зонах. Сколько влюбленных во всем мире годами мечтает увидеть Париж? Я пробыл там так долго, что город любви с его искусственным ореолом романтики и любовного нытья осточертел мне.

Я любовался северным сиянием, рисовал цветущие деревья сакуры, писал стихи о многолюдных мировых столицах и чуть не сошел с ума от праздной многоцветности бразильского карнавала. Все упования раз за разом оказывались напрасными. Нигде я не мог остаться один. Тоска неизменно шагала по моим следам, как прилипчивая спутница – грусть, посаженная на вечный клей. Ничто не смогло отдалить от меня собственных мыслей, следующих за мной с упорством, достойном лучшего применения. Все красоты мира слились в одно бессмысленное пятно. Все дни моей недожизни слились в один мутный, безрадостный предутренний туман, которому никогда не дождаться рассвета.

А здесь, в тесноватой заставленной комнате, где тени от ветвей за окном мягко колыхались на деревянных шершавых стенах, где в жилом беспорядке сложно было что-то найти, где едва ли находилось что-то, что сильно отличало бы ее от сотни подобных комнат, я знал, что я счастлив и жив.

Белла спала, а я любовался ее сном.

Конечно же, она изменилась за прошедшие годы. Десять лет оставили свой след на всех в этом городке. Я мог сравнить нынешних жителей с четкими воспоминаниями в своей памяти. Те, кто десять лет назад наслаждался самым расцветом своих сил, стали чувствовать приближение старости. Дети, которых я помнил играющими на школьной площадке, выросли и стали выглядеть гораздо старше меня. Администраторша мисс Коуп больше не закрашивала седину, сдавшись нагнавшим ее годам. Мистер Вебер уже не занимался утренними пробежками. Старенькую продавщицу в магазинчике овощей сменил ее внук. Миссис Ньютон больше не ходила на огромных каблуках и с вызывающим маникюром. Доктор Джеранди все чаще стал подумывать о пенсии.

А Белла… стала мамой.

И все же даже на вампирский взгляд возраст мало изменил внешность и привычки Беллы. Она по-прежнему носила длинные волосы, которые иногда приходилось отводить с глаз нетерпеливым движением руки. По-прежнему ходила в джинсах и стоптанных кедах, по-прежнему зябко куталась от холода и по-прежнему добровольно и неизменно брала на себя заботы о тех, с кем жила. Она так же негромко и терпеливо говорила с отцом и почти заменяла ему жену; она так же по-матерински и с долей любящей иронии относилась к своей матери, которая считала, что воспитание младшей дочери дается ей далеко не так просто, как старшей;  она по-прежнему предпочитала пустым компаниям наполненное мыслями одиночество. Она все так же стеснялась незнакомцев и мягко, с готовностью улыбалась, когда что-то радовало ее; мимические морщинки вокруг ее шоколадных глаз стали глубже, а беспокойная складочка между бровей, которая раньше появлялась, стоило ей огорчиться, больше не исчезала.

Белла похорошела с возрастом. Если раньше ее глубокий и думающий взгляд мог порой смотреться странно на заострившемся лице семнадцатилетней девочки, теперь, на лице взрослой ответственной женщины, знающей и думающей о многом, он был уместен и гармоничен.

А когда Джимми подходил перед сном к колыбели сестренки, чтобы под присмотром матери пожелать ей спокойной ночи, Белла была красивой, как никогда.

Ее пальцы расслабились в моей ладони. Скоро моя рука потеряет ее тепло, и холод моего тела может разбудить ее. Я осторожно отнял руку и поднялся с постели.

Чувствуя воцарившееся умиротворение в мыслях матери, Тэсси спала спокойно и глубоко. Малышка была симпатичной и сообразительной; она чувствовала и понимала гораздо больше, чем можно было ожидать. Не отдавая себе отчета в собственных ощущениях, она уже беспокоилась о тех, кого видела, она уже любила того, кто казался ей близким. И во всем остальном, от привычки облизывать губы до формы по-детски пухлых пальцев, девочка была тоже похожа на Беллу.

Я уловил обрывки мыслей рядом – в них фигурировал преломленный образ Беллы. Прислушался, как дышат четыре спящих человека в ночном доме, и осторожно покинул комнату.

Чарли Свон по-прежнему храпел в комнате напротив. За прошедшие годы он погрузнел и потяжелел; его усы как будто потускнели и сделались старше. Но больше всего за это время изменились его сны. Раньше чуть ли не каждую ночь он ловил самую большую в мире рыбу, или же просто созерцал во сне спокойные картинки плещущейся о берег воды. Теперь он беспокоился за свою дочь, и благодаря его снам я имел довольно полное представление о том отрезке ее жизни, который пропустил. С недавнего времени в его снах, правда, фигурировал и другой образ, но из чувства такта я пытался не замечать того, что Чарли так ревностно прятал в свое подсознание.

Однако ночь за ночью Белла снилась не только ему одному. Комната Джимми была совсем рядом с ее спальней – переделанная из старой кладовки, заново отделанная, с новым плохо ошкуренным окном, эта детская была совсем маленькой. Уже сейчас можно было с уверенностью сказать, что через пару лет мальчик вырастет настолько, что сможет спать здесь, только просунув ноги в открытую дверь. А сейчас его постель стояла в углу, и он раскинулся на ней во весь рост, по-мальчишески умело получая удовольствие от сна. Из-под одеяла выглядывала смуглая крепкая пятка; даже во сне этот ребенок умудрялся выглядеть жизнерадостным. Загорелая кожа, глубоко посаженные ясные глаза, ослепительная белозубая улыбка – в сыне было не так много от Беллы. Разве что та самая складочка между густых черных бровей, которая возникала, когда приходилось расставаться с мамой или с папой.

И там, во сне этого мальчика, его родители все еще были вместе.

Взглянув еще раз на спящую Беллу, я неслышно открыл окно, а через секунду уже мчался по лесу. В другую ночь, возможно, скорость, которую я развил, могла бы почти порадовать меня – сейчас я думал только о конечной цели своей пробежки. На этой ночи лежала большая ответственность, и это не могло не тревожить меня. На бегу я нарочно трогал все, до чего дотягивалась рука, сминал как можно больше опавших листьев и прошлогодних веток. Конечно, это было совершенно не нужно, и я это знал. Меня и без этих помет без труда найдут по следу…

Господи, как же, оказывается, приятно чему-то радоваться – чувствовать беспокойство, неуверенность, тревогу, переживать, как все пройдет, а главное – торопиться, изо всех сил спешить обратно! Как долго я не испытывали ничего подобного, как будто вдали от Форкса моя душа – или то, что ее заменяло – окаменела совершенно так же, как и тело.

В два прыжка я запрыгнул на вершину большой елки и приготовился ждать. Я надеялся не потерять здесь много времени. Мне хотелось скорее вернуться к Белле.

Небо начало чуть заметно светлеть, подготавливаясь к рассвету.

Волчьи патрули всегда состоят из трех и более волков, но я не сомневался, что по этому следу пойдет только один часовой. Конечно, я не ошибся.

Еще издалека мне было слышно его разозленное, почти яростное дыхание. Нет, я не ожидал радушной встречи. Я был вполне готов, когда спрыгнул с ели и встал на поляне так, чтобы сразу встретиться с ним лицом к лицу.

Коричневый волк вломился из-за кустов, как танк; его глаза сияли в темноте, как фонари инквизитора. Наши взгляды встретились, и минуту-другую я внимал потоку бешеной брани, с виртуозной скоростью проносившейся в волчьих мыслях.

Должен сказать, что за десять лет Джейкоб Блэк весьма и весьма приумножил свой словарный запас. Казалось, что гневной тираде не будет конца, и при этом он ни разу не повторился в своих эпитетах.

-Джейкоб, я пришел с миром.

Прошло какое-то время, прежде чем его мысли обрели более-менее читабельную форму.

«Будто я не знаю, зачем ты пришел. Кровосос!»

- Считаешь, было бы честнее, если бы я продолжал видеться с ней, не поговорив с тобой?

«Самый честный вампир в мире! Что, теперь тебе нужно мое разрешение, чтобы вертеться вокруг нее?»

Он рычал и царапал когтями землю.

- Я не прошу у тебя разрешения, Джейкоб, а ставлю тебя в известность.

«О, спасибочки! А то я не унюхал твою вонь по всему их дому! Что, благородства не хватило держаться от нее подальше? Куда делись все твои аргументы против, а? Они мне нравились гораздо больше, чем все, что ты когда-нибудь говорил!»

- Ты же прекрасно знаешь, почему я вернулся.

«Держись от нее подальше, ты, кровопийца, не смей даже…»

- Ты хочешь, чтобы сейчас я уехал, и она опять осталась одна?

Я услышал, как он подавился своими мыслями.

«Долго ждал, да? Выжидал, небось, чтобы все обратить в свою пользу?» - подумал он с глухой яростью, как если бы выплюнул эти слова мне в лицо.

Я не стал отвечать.

Джейкоб утробно и глухо зарычал, пригнувшись к земле. Со стороны можно было подумать, что он готовится напасть на меня. Но я знал, что в его голове идет ожесточенная борьба. И на этот раз по всем статьям обруган был вовсе не я.

Не знаю, отдавал ли он себе отчет в том, что я читаю каждую его мысль – хотя вряд ли он смог бы совладать с потоком картинок, заполонивших сейчас его голову. Это были его воспоминания, которые он изо всех сил старался скрыть от меня, и сейчас я жадно впитывал каждую деталь, которую он вспоминал, давая мне понять, что для него значит мое появление.

Я мог бы читать его мысли до следующего утра. Казалось, все десять лет моих скитаний могли быть оправданы тем, что сегодня он позволил мне увидеть. Белла, танцующая в белом платье свой первый свадебный танец. Белла, заливающаяся беззаботным смехом в компании друзей у костра. Белла, сидящая на крыльце в ожидании, когда муж вернется с дозора, с улыбкой протягивающая к нему руки, стоит ему появиться у кромки леса. Белла, с трепетом держащая на руках своего новорожденного сына. Белла, со смехом наблюдающая, как Джейкоб учит Джимми лазить по деревьям. Белла, сидящая рядом с мужем на кухне, с искренней заинтересованностью принимающая участие во всех его делах. Белла, расцветающая особой красотой, когда они сидели с ней вдвоем и смотрели на спящие лица своих детей.

- Джейкоб, я был бы счастлив за нее, если бы все это имело продолжение. И ты это знаешь.

Он продолжил рычать, но уже не желая уязвить меня. В его мыслях преобладала бессильная, обиженная ярость.

Я видел, что мои слова вызывают у него новый ряд воспоминаний, на этот раз – совсем других. Полностью осознавая в этот раз, что я невольно являюсь свидетелем его мыслей, он позволил мне увидеть совсем другое. То, что частично я уже видел и о чем знал. Белла, изо всех сил делающая вид, что ничего не произошло. Белла, одиноко свернувшаяся в клубок на узком диване, служившим им постелью. Белла, прячущая глаза во время подготовки детей к переезду. Белла, стоящая по вечерам на том же крыльце и смотрящая вслед Джейкобу, который уходит к другой.

Не будь в моем существовании последних десяти лет, я бы отшатнулся от горечи, пропитавшей его мысли.

«И не подумай, что я рад твоему возвращению, пиявка».

- Я не питаю никаких иллюзий на этот счет.

«Если бы это было в моей власти, я бы на сто километров не подпустил бы тебя к Форксу. На сто тысяч километров! Прямо сейчас перегрыз бы тебе глотку, и разорвал бы на клочки, и зубами бы… - он позволил разгуляться своему воображению, и я подождал, пока он снова совладает с собой. В конце концов Джейкоб тяжело сел на землю, так, что его глаза оказались на одном уровне с моими. – Только ради нее я мирюсь с тем, что ты заявился снова».

- Я знаю. И ценю больше, чем ты думаешь.

«Плевать мне с высокой горы, что ты там ценишь! Плевать на тебя. Считай, у тебя испытательный срок. И если я узнаю, что ты огорчаешь ее, или что ей плохо, или что ты хоть на йоту не такой идеальный, каким хочешь казаться»…

- Да-да, я знаю. Зубами, перегрызть глотку, и так далее.

«Я не шучу. Не подумай, что я не принимаю в ней участие. Я, может, сам не рад, что так случилось, и что сейчас мне… - он сглотнул он невольного восхищения при мысли о своей возлюбленной, но усилием воли справился с собой, - сейчас мне приходится жить совсем не так, как раньше. Но интересы Беллы у меня по-прежнему на первом месте… - он уловил фальшь в собственных словах. – Почти на первом месте».

- Ты знаешь, Джейкоб, что в моих приоритетах нет и никогда не было «почти».

Он тяжело вздохнул.

«Был бы в человеческой форме, сплюнул бы. – Джейкоб с болью повел головой в сторону, силясь вытрясти какие-то мысли. – А дети… Тебя уже знают?»

- Да. Немного. Больше всего Тэсси, потому что Белла ни на секунду не отходит от нее.

Ярость в его мыслях уступила обиженному, горькому отчаянию.

«И что? Ты им нравишься? Неужели да?»

- Как бы ни получилось, Джейкоб, ты навсегда останешься их отцом. И они никогда не перестанут любить тебя как своего отца. Я никогда не смогу занять в их сердце столь же большое место.

Он смотрел на меня тяжелым печальным взглядом взрослого человека.

«Ты головой отвечаешь за них за всех».

- Я готов.

«Тьфу ты! Не знаю, чем такие, как ты, могут ручаться. Ты даже не живой. Даже не можешь сказать, что отдашь за них жизнь!»

Я слегка улыбнулся его словам.

«Если что, я в лесу каждую ночь».

Я кивнул.

- Ты узнаешь и без меня, если Белле что-то понадобится.

«Да знаю я… Но если что узнаешь, что она не захочет мне говорить… Впрочем, как знаешь, - он вздохнул и поднялся на ноги. – Я бы перевоплотился, поговорить с тобой. Но могу не удержать себя в руках».

- Спасибо, Джейкоб. Как-нибудь в другой раз.

«Сто лет бы тебя не видеть!» - буркнул он, но я видел, что теперь он мог думать о Белле, не скручиваясь в тугой узел от четко осознаваемой безнадежной вины.

Ему тоже стало легче.

Джейкоб скрылся в лесу, и я снова побежал.

Мимо проносился лес, из черного он становился синим. Звезды, освещавшие ясную морозную ночь, погасли. Утро обещало быть холодным.

Добежав до места, где слышны были все звуки и мысли, звучащие в доме Свонов, я остановился. В штате Вашингтон еще проснулись только те, кто вынужден был вставать на раннюю смену, на первый урок или первый автобус. Между тем в Лондоне давно уже был в разгаре рабочий день.

Я порывисто вытащил мобильный. Мистер Чейни, директор проекта, давно уже ждал моего звонка. Мне нравилось вести дела с этим человеком. Он никогда не задавал лишних вопросов и редко вообще интересовался, откуда я звоню. Было даже удивительно, как легко он принял все правила игры.  Казалось, ради моего материала он готов был на все, даже признать, что я призрак, или механизм, или вампир, например. Стоило мне позвонить ему и сказать: «У вас в почтовом ящике материал для пары-тройки новых композиций, давайте обсудим их исполнение, стиль, аранжировку, ну и ротацию», как он начинал безропотно кивать и соглашаться со всем, что я говорил. Именно поэтому мы с Эмметтом втихаря одарили его кличкой «китайский болванчик».

А еще он любил сообщать мне хорошие новости. Они могли бы мне приесться, конечно, если бы это все не было связано с Беллой. Поэтому сегодня  я выслушал информацию о клипах, очередных наградах и мировом турне почти что с радостью.

К тому же, оставалось еще одно дельце. «Мистер Чейни, вы говорили, нам нужен свой человек в пиар-агентстве, для написания качественных статей по заказу? Дайте мне пару дней, мой человек сам выйдет с вами на связь… Да-да, как обычно, абсолютно конфиденциально»…

Даже удивительно, как просто все это давалось. Как радостно и легко было стоять вот здесь, перебирая ногами побитую морозом травку на лесной опушке. Я щурился начинающемуся дню, как сытый довольный кот. Делать добрые дела? Да запросто. Белла проснулась и готовила на кухне завтрак для Джимми и Чарли.

«Алло, Бен? Здравствуй. Твой телефон мне дали знакомые из одного журнала, сказали, что ты можешь быть заинтересован в работе над парой перспективных статей… Не знаю, помнишь ли ты меня, когда-то мы вместе учились в школе. Я Эдвард Каллен»…

Иней, покрывший газон за ночь, начинал оседать и таять. Я отследил, чтобы полицейская машина скрылась за поворотом. Сидевший на заднем сиденье мальчик энергично махал в окно своей маме.

Меньше, чем через секунду я открывал калитку, чувствуя, как бурлящая радость заставляет меня любить каждый дюйм этого жестокого мира.

Белла стояла на крыльце и ждала меня. Потом увидела и побежала мне навстречу. Мои руки сами потянулись обнять ее, и она теплым радостным движением свернулась вокруг моей груди. Пока я целовал ее улыбающиеся губы, из-за облаков выглянуло тусклое осеннее солнце – редкий гость в этих краях. Оставшийся иней яркими искрами засверкал в унисон с моей кожей, и двор разом сделался  нарядным.

Прижавшись ко мне, Белла подставила лицо холодным лучам.

- Эдвард! Как хорошо, что ты здесь! Я очень тебя ждала.

Ты ошибался, Джейкоб Блэк. Я был жив. И счастлив.