HVALFANGER-3
КИТОБОЙ-3
КИТОБОЙ-3
Ледник растаял / Gletsjeren har smeltet
--------
--------
Сигмундур догоняет Бериславу у кромки поляны.
Ее, такую ловкую, быструю и маленькую, что лишь придает скорости, перехватывает за мгновенье до намеченного поворота. Прижимает к себе.
Берислава взвизгивает, даже предпринимает попытку вырваться, отчего ее волосы цвета красного дерева змейками взвиваются к небу, но прекрасно понимает, что попалась. Бежать от льва шансов у нее нет.
Где-то рядом тявкает Кьярвалль. И боясь Сигмундура, и желая отвоевать хозяйку, он то подбегает поближе, то отскакивает назад. В преданных голубых глазах попытка пересилить свои страхи. И, в конце концов, пес решается. Хватает хозяина за штанину, оттягивая ее в сторону. С тихоньким рыком.
- Маленький кит спасет меня от Большого, - смеется Берислава, дергаясь в разные стороны из объятий китобоя, - ну-ка, Кьярвалль! Так его!
Сигмундур хохочет, не намеренный отпускать свою сладко пахнущую, любимую добычу. Его руки не причиняют боли, а каменные объятья вовсе не каменные, просто надежные. Влюбленный человек не отнимет у любимого свободу.
Но что-то он отвлекается.
Берислава, взметнув своей огненной шевелюрой, умудряется вырваться! И теперь бежит дальше. С Кьярваллем наперегонки.
- Ну держись, девочка… - рычит китобой, разминая плечи. Делает глубокий, заполняющий легкие вдох. И кидается за Бериславой по сухой, прорезавшейся сквозь мерзлую прежде землю, траве.
Нагоняет он ее без труда.
С распахнутыми глазами наблюдая за его приближением, почти чувствуя его, она предпринимает последнюю попытку бегства – резко повернуть налево за деревом, чтобы сбить с пути.
Только Сигмундур уже знает этот прием. Он оказывается в нужном месте быстрее, изначально направляясь в него. И очень вовремя. Успевает подхватить Бериславу, когда падает вниз. Поскальзывается на одной-несчастной луже, оставшейся на всей поляне.
- Держу, держу, - успокаивает мужчина, когда, испугавшись, она хватается своими ладошками за его. Дышит часто и сбито, почти задыхается. Зато утихает страх в глазах. Лужа позади, дерево тоже, а он здесь.
Берислава, очаровательно улыбнувшись, обхватывает китобоя за шею. Тепло, признавая свое поражение, к нему прижимается.
- Ты победил, мой Большой Кит.
- И что же, не будешь требовать реванша? – Сигмундур мягко гладит спутавшиеся от беготни волосы.
- Надо уметь проигрывать честно, - серьезным тоном докладывает Берислава. Утыкается в его шею, освобожденную от курток и воротников, оголенную байкой, и целует кожу над сонной артерией. – Что ты со мной сделаешь, победитель?
Мужчина усмехается. Многообещающе.
- Прежде всего – зацелую.
- Мне нравится твоя угроза…
- Мне тоже, - блеснув взглядом, Сигмундур наклоняется к ее лицу, губам, осторожно, не проявляя и капли жесткости, их целуя. Невесомо и настолько тепло, что весна, кажется, завидует. Солнечные лучики, играющие на лице Бериславы, дразнят их обоих.
- Красивый мой…
Девочка, приподнявшись на цыпочки, сама достает до губ мужчины. Ей особенно нравится целовать их уголки, дабы затем перейти на щеки. В нежности Берислава чемпион. Ему до нее еще учиться и учиться.
- Ты гораздо красивее, - докладывает китобой, не согласный с таким выводом. Убирает с лица спавшие пряди, открывает ровный, светлый лоб для своего поцелуя, - сколько же в тебе прелести, моя Северная ночь.
Кьярвалль, мало того, что лишенный партнеров по игре, так еще и забытый, обиженно поскуливает за спиной мужчины. Китобой шикает на него, не намеренный прекращать начатое с Бериславой действо. Ему чудесно известно, чем все кончится.
- Маленький кит настырный…
- Я – настырнее, - ни мгновенья не сомневаясь, скалится Сигмундур. – Кого выбираешь?
- Это глупый вопрос, - мягко отзывается она, вдруг взглянув на него с такой любовью, что китобой теряется. Зеленые глаза так и пышут тем волшебным чувством, в которое он, до появления этого чудесного создания в своей жизни, верить даже не собирался. – Не будь ревнивым.
Он рыкает, усмехнувшись. Подхватывает Бериславу на руки, утягивая в дом.
Горит камин. Тлеют угли. Спальня окутана теплом.
Сигмундур закрывает их дверь от настырного Кьярвалля, а затем укладывает свою бесценную ношу на постель. За единое мгновенье стаскивает с себя байку.
Берислава радостно, как ребенок, улыбается его обнаженному торсу. Ей нравятся мышцы, что так заметны сквозь кожу, нравится их гладкость, то, как перекатываются от малейших движений, как сообщают о своей силе… неизмеримой, почти нечеловеческой, когда одним движением можно уничтожить, а на деле – сделать так хорошо, как никогда не бывало. До седьмого неба.
Девушка, выгнувшись на простынях, нетерпеливо протягивает к возлюбленному руки.
- Иди же сюда, ну пожалуйста…
Сигмундур, так же широко улыбаясь, исполняет ее просьбу. Ему только этим отныне и хочется заниматься.
Он осторожно нависает на девушкой, тщательно балансируя на руках, и забирает причитающийся себе поцелуй. Глубокий, страстный и наполненный желанием. Пылающий им.
Его горячим, широким ладоням Берислава помогает снимать с себя одежду. Стаскивать даже.
Особенно нетерпелив китобой по отношению к бюстгальтеру.
- Не надевай его, - почти требует он, с рыком стараясь побороть застежку, - Берислава…
- Она спереди….
- Хороший бюстгальтер… но все равно не надевай…
Девочка смеется под ним, крепко-накрепко обвивая руками за шею. Ее пальцы зарываются в густые волосы, ноготки скребут кожу. Внутри Сигмундура все вспыхивает тотчас, едва она это делает. Знает. Все знает, что ему нравится. А он знает, что нравится ей.
Берислава и пикнуть не успевает, как оказывается сверху. Уже полностью обнаженная. С роскошными волосами, ниспадающими по плечам и груди. Кажется, локоны стали подвиваться на концах.
- Моя девочка, - не скрывая того, с каким трудом приходит каждый вздох от одного ее вида такой – растрепанной и отчаянно желающей его – почти стонет китобой. Целует идеальную небольшую грудь, пальцами умело потягивает соски. – Ни вдоха без тебя…
Расправив плечи, используя для опоры его талию, Берислава многообещающе облизывает губы.
С китобоя это срывает последние оковы.
- Шалунья, значит? – распаленно рявкает он. И тут же пальцы, обретшие полную свободу, касаются ее паха.
Берислава вздрагивает всем телом. Ее ладошки на его груди сжимаются в кулачки.
- Стой…
- Поздно, - опускается ниже, - ты сама напросилась…
- Подожди, - вдруг ее рука, в лучшем проявлении своей мягкости, накрывает его пальцы. И голос звучит уже совсем по-другому. Смущенно, каплю отчаянно и вдохновленно. В нем прослеживается энтузиазм.
Прекращая свою игру, мужчина с удивлением смотрит на девушку. Еще никогда она его так откровенно не останавливала. Неужели перегнул палку?..
Берислава смело смотрит ему прямо в глаза. Но при этом плечи ее, ладони, все чуть-чуть, едва заметно, а подрагивает.
- Северная ночь, что ты?..
- Я хочу кое-что попробовать, - девочка сглатывает, выдавив еще более смятенную улыбку. Взгляд ее опускается вниз. – Ты позволишь?
У Сигмундура появляется теория. Очень быстро и предельно четко. Но, припоминая то, чем в прошлый раз кончилось нечто подобное, он до последнего не верит, что Берислава говорит именно об этом.
Но вот она покидает его тело, опускаясь на простыни. Вот гладит по внутренней стороне бедра, призывая освободить для себя немного места. Вот, все еще немного неловко, устраивается в правильной позе… и с двояким чувством, смешавшим в себе желание и налет боязни, глядит на его мужское достоинство.
- Я знаю, я не мастер в этом, - ее щеки совсем алые, а глаза влажноваты, то и дело ресницы порываются упрятать их, разорвав прямой контакт, но Берислава изо всех сил сопротивляется, - но я бы все равно хотела попытаться…
Она говорит будто украденно, так осторожно, выверяя каждое слово. А пальчики, между тем, занимают свое место.
- Берислава… - у китобоя просто не хватает слов, а шепот выходит совсем тихим. Растроганно посмотрев на это маленькое чудо, сегодня, похоже, решившееся стереть все оставшиеся между ними границы, он ощущает невероятную нежность внутри. И любовь. Самую настоящую любовь.
- Если будет совсем плохо, я прекращу…
- Ну что ты, девочка, - его руки с обожанием скользят по ее шее, по спине, - ты не можешь сделать плохо.
- Я постараюсь, - ей чуточку легче. Настолько, насколько, конечно, может быть. – Можно?
- Если ты этого хочешь. Ты хочешь этого, Берислава?
Она смело вздыхает. Улыбается, поборов свою робость.
- Я очень хочу, мой Большой кит…
От ее первого прикосновения китобой прикрывает глаза.
Ингрид делала ему минет. Много раз. Все шлюхи, перво-наперво, начинают с минета. В разных позах, в разных местах, с разной силой…
Но абсолютно точно ничто, никто не сравнится с касаниями Бериславы. Трепетными и аккуратными, разжигающими внутри пламя, они опускаются на его саднящую от жажды близости плоть, покрывая тончайшим кружевом.
Берислава не торопится, движется медленно, но как раз эта медлительность и приводит китобоя в восторг.
Его дыхание сбивается и девушка, подняв голову, с теплом подмечает изменившееся выражение лица. Прикасается теперь явнее. Расслабляется.
Это ничуть не похоже на их первый раз. И никогда таким не будет.
Сигмундур позволяет себе коснуться ее волос, ласково запутавшись в них большими пальцами. Ощущение их шелка кожей подушечек и такого же шелка, но уже розовых губ, заводит.
…Берислава приостанавливается.
Красные теперь уже не только ее щеки, но и все лицо.
- Ты можешь… можешь не толкать меня? – внезапно выпаливает она.
Мужчина, разнежившийся в тепле и уюте, заботливо созданном своей Северной ночью, сперва не понимает, о чем речь.
- Волосы, - переходя на шепот, Берислава чуть морщится, - не надо…
И только теперь, вспомнив, как в тот далекий зимний день буквально насадил девочку на себя, требуя платы за ночь рядом, Сигмундур находит ответ.
Чувство вины, столь глубокое и колючее, пронзает сердце.
- Маленькая моя… ну что ты…
- Спасибо…
Она намерена вернуться к прежнему занятию. Все еще немного подрагивая, уж очень хочет добиться своего.
Но китобой никак не может допустить, чтобы в зеленых глазах оставалось и капля страха. Это непозволительно после всего, что Берислава делает для него.
- Иди сюда, - просит он, нежно прикоснувшись к ее скуле.
- Все в порядке, просто мне хотелось убедиться…
- Я знаю. Иди сюда, пожалуйста, - он привлекает ее к себе, чуть приподнявшись на покрывалах, - дай мне тебя поцеловать…
Берислава слушается. Поднявшись на колени, оказывается близко. Дотягивается до его лица.
- Я никогда тебя не обижу, - в знак заботы, ласково чмокнув ее губы, обещает Сигмундур. По поцелую получают и лоб, и обе щеки, - я не буду двигаться. Я бесконечно благодарен тебе, Берислава…
Она смелеет. С каждым его словом. С каждым взглядом. И особенно, похоже, от туманной пелены в глазах. Удовольствия.
- Не так уж плохо?
- Не задавай таких глупых вопросов.
Ободряется. Улыбается.
Возвращается.
Да, ее движения осторожны, да, она не сразу находит правильный темп, да, ей непросто и напряжение, даже его крохи, выдают себя…
Но китобою все равно. Ее губы – самые мягкие на свете, столь дивно обволакивающие, податливые… Ее тело, подчиняющееся, желающее его, движется в пленяющем танце. А сам факт того, что Берислава делает, как и когда – и вовсе не дает права сравнивать ее хоть с кем-то. Дарит тонну удовольствия.
Сигмундуру очень хочется двигаться ей навстречу. В этот красивый, маленький ротик, такой горячий… глядя в зеленые глаза, в которых в такие мгновения – весь мир. И неустанно ощущать, что только его она. Вся она. Без остатка.
Но он помнит свое слово. И испугать девочку, причинить ей боль абсолютно не входит в его планы.
Нет существа дороже. И уж точно нет прекраснее.
- Посмотри на меня…
Она приостанавливается. Смотрит.
Сигмундур несдержанно стонет, руками, чтобы их занять, впиваясь в простыни.
- Звезда моя…
Он направляет девушку голосом. Даже не столько голосом, сколько теми звуками удовольствия, что стремятся наружу, стоит ей затронуть определенную точку. Это ей помогает.
Берислава не уверена в себе, возможно, нежна больше нужного, и боится торопиться, убыстряя темп, но когда слушает его… начинает чувствовать… достигает успехов. Довольно быстро.
Теперь, чтобы не двигаться и не пугать ее, Сигмундуру требуются все свои силы.
Постанывая, он рычит. Лицо сводит судорога приближающейся разрядки.
- Быстрее, быстрее, пожалуйста!..
Девушка ведет увереннее. Жестче. Его распаленный, отчаянный в поисках удовлетворения вид, включающий приоткрытые губы, вспотевшее лицо и волосы, змеями разметавшиеся по подушке, ее вдохновляет.
И в тот самый момент, когда своим очаровательным язычком ощутимо надавливает в правильном месте, уже почти освоившись, китобой обнаруживает вокруг них звезды. Вздрагивает, громко застонав. И изливается, все-таки позволяя себе несколько небольших движений.
Берислава не морщится и не отводит глаз. Как раз в это мгновенье, бесценное по своей сути, она смотрит на него. Прямо на него. Не моргая.
И тем самым в десяток раз усиливает оргазм.
В зеленых омутах Сигмундуру видится вся его жизнь.
Он удивлен тем временем, за которое Берислава смогла воплотить свою задумку в жизнь.
Но еще больше удивлен тем, что девушка не оставляет простыням и покрывалам ни шанса.
Она… глотает.
Снова смущенная, не задерживается у его ног. Давая сполна насладиться видом своего тела и накатившей волной блаженства, тихонько переползает на место рядом с ним. Целует его плечо, невесомо поглаживает волосы.
- Ты невероятна, Северная ночь…
- Тебе правда понравилось?
Китобой зажмуривается, не пряча широкой, уверенно расползающейся по лицу улыбки. Глубоко вздыхает, поворачиваясь на бок, лицом к девушке. Тепло целует ее губы, еще сохранившие его собственный привкус.
Берислава отвечает ему на этот поцелуй. Но руками, столь нежными, возвращается на волосы. Похоже, ей они нравятся не меньше, чем ему ее собственные. И так просто остричь все это богатство уже не получится.
- Я уже говорил, не задавай глупых вопросов…
- Просто это мой второй…
- И замечательный, - огромными ладонями он обвивает ее спину, прижимая к себе, - я люблю тебя, Берислава.
Зеленые глаза вспыхивают. И погасают. И в них, кажется, радуга…
- Я тебя тоже, - сорванно, не таясь, шепчет она. Решительно накрывает обеими ладонями его лицо, поглаживая щеки. Применяет свой запрещенный прием, от которого у Сигмундура сосет под ложечкой и бегут мурашки по спине, но в то же время ощущается ни с чем не сравнимое благоговение.
Он стал первым для этой девочки.
А она стала – во многом – первой для него.
* * *
Бериславе страшно.
Свернувшись под одеялом в маленький клубочек, обхватив его подушку, она испуганно озирается по сторонам. Полную темноту совсем немного разбавляют отблески камина из гостиной. Вот уже третий день, как у них вырубило электричество. Неоткуда ждать света.
Берислава почти плачет, прикрыв глаза и впившись ладошкой в область у сердца. Ее трясет.
Сигмундур возвращается в комнату из ванной медленным, сонным шагом. Но сонливость спадает с него довольно быстро, едва огромные от ужаса зеленые глаза впиваются в лицо.
- Ты не ушел… - она едва не стонет. На побледневшем лбу видна испарина.
- Куда я уйду? – мужчина хмурится, присаживаясь на простыни. Вслушивается. И слышит.
- Они опять… опять! – хныкнув, Берислава пододвигается к нему. Обеими ладошками хватается за его ладонь, откровенно плача.
Китобой качает головой. Укладывается на постель, крепко прижимая девушку к себе. Она стягивает все одеяло, кутаясь в него как в кокон, что должен защитить. Но к нему льнет не меньше.
- Берислава, они не войдут.
- Но они так скребут! Я не могу поверить…
Это правда. За проведенные здесь месяцы Берислава смогла смириться со многим и многому довериться. Прежде всего, что не всегда доступно электричество. Затем – что в ближайшем магазине нет ее любимых шоколадных конфет. И никогда не будет. И даже график работы своего китобоя, столь жесткий, смогла не просто принять, а адаптировать под их общее времяпрепровождение. Ужином, любовью и уютным сном. Кьрвалль скрашивал для нее дни, Сигмундур – ночи.
Но так или иначе, к волкам за дверью после полуночи Берислава привыкнуть так и не смогла.
Уже даже пес не лаял на них. А ее все еще трясло от самого первого завывания, не говоря о скребке белой лапы о дубовую дверь.
- Ты не веришь, что я могу защитить тебя?
- Я только на это и надеюсь, - ей не до шуток. Слезы, касаясь его обнаженного плеча, запросто себя выдают.
- И правильно. Потому что ни один волк никогда к тебе не приблизится.
- А если они придут, когда тебя нет?
- Девочка, они не суются никуда днем. Тем более – сюда.
Берислава кладет голову ему на грудь. Руками крепко держится за шею, отпуская одеяло. И закидывает ногу на его бедро, создавая себе дополнительные гарантии.
Сигмундур нежно гладит ее спинку. Пришла весна и теперь она не облачается в пижаму каждую ночь. Сегодня, как и он сам, она спит обнаженной.
- Неужели тебе совсем не страшно?
Поскребывания становятся явнее и Берислава с силой прикусывает губу. Почти до крови.
- Нет, не страшно, - китобой целует ее макушку, - этот страх иррационален. Постарайся мне поверить.
- Я тебе верю. Но я боюсь.
- Напрасно, Берислава. Ты же Северная ночь. Волки должны подчиняться тебе.
Ей не смешно.
- Они меня разорвут.
- Почему ты всегда мыслишь так «позитивно»? Между прочим, у них чудесные шкуры.
Девушку передергивает.
- Нет, об этом точно не надо… Сигмундур, пожалуйста! Мне страшно… мне так страшно!..
Безопасный предел, кажется, преодолен. Эти слезы унять будет уже не так просто.
От страха девочки у китобоя всего одно лекарство. И вот уже ползимы и весну, с самой их встречи, оно служит ему верой и правдой. Он обхватывает Бериславу крепче, укладывая почти всем корпусом к себе на грудь. Подбородком накрывает макушку, ладонями прячет спину. И дышит. Размеренно. Спокойно.
Суть во всем этом для девушки – постараться выровнять дыхание до такой же степени. Перебороть слезы.
- Неужели ты никогда не хотел жить в Нууке? Или в любом городке на побережье?.. – с ощутимой, но уже давно отчаявшейся надеждой, бормочет Берислава.
Волки завывают. Их не больше трех, судя по хору голосов. Но дрожит девушка так, словно за окном вся стая.
- В городах есть крысы и мыши, - бурчит Сигмундур, утаивая, что при этих словах табун мурашек пробегает по его спине, - а еще там много народу.
- Но мыши это не волки… а среди людей тоже не так уж плохо, если постараться…
- Берислава, волки меня никогда не кусали.
Девушка сострадательно гладит его по щеке. Поднимает руку, неровно выдохнув, и ласкает израненную кожу над его бровью. С сожалением.
- Прости, пожалуйста…
- Все уже давным-давно закончилось, - отмахивается китобой, у него нет желания возвращаться к своему единственному кошмару, - давай лучше спать. Не слушай волков. Слушай меня.
- Тебя за ними не слышно…
Сигмундур морщится. Запрокидывает голову.
Все же придется вставать.
- Я уберу волков. Только не пугайся больше прежнего.
Уже одно послание, похоже, ее убивает. Схватив одеяло, Берислава ошарашенными глазами наблюдает за его перемещениями по комнате. Хнычет в ладошку.
- Тихо, - велит мужчина. Открывает шкаф. С полки, доселе почему-то Бериславе неведомой, достает ружье. Двустволка. Старая, но верная.
Сигмундур ее заряжает.
- Ты что?!
- Тихо, - повторяет, не сомневаясь в своих действиях. Игнорирует ее сорванный голос. – Ты же не хочешь слышать волков? Закрой лучше уши.
- Не иди туда! Ты с ума сошел! – она вскакивает с кровати, путаясь в одеяле. Едва не падает. Навзрыд плачет. – К черту волков, к черту! Иди ко мне… пожалуйста, пожалуйста, иди ко мне!
Сигмундур морщится. Женщины…
- Берислава, я выстрелю в окно. Не мешай мне, я не хочу ранить тебя.
Часто дыша от своих слез, девочка все же послушна. Она отползает на постели подальше и от него, и от окна и, прижав к себе подушку, тихонько наблюдает. Заглушает всхлипы.
Китобой раскрывает створку окна. Дуло высовывается наружу.
…Гремит выстрел.
Волки, завыв, оставляют дверь. Снега больше нет. Ничто не заглушает их побег по траве, к лесу. Без лишних настырных поползновений.
С подстилки вскакивает Кьярвалль, ставший уже вполовину больше себя прежнего, но все еще щенок для Бериславы. Рычит, подлаивая. Но все же его трясет.
Девушка подползает к хаски, нежно поглаживая рукой его шерстку и уговаривая не бояться. Но саму ее трясет сильнее. Красная от слез, измученная, она выглядит слишком хрупкой.
Сигмундур не доволен, он не справляется.
Со вздохом вернув ружье на место, закрыв окно и убедившись, что больше диких животных в округе нет, китобой укладывается в постель.
Только вот Берислава не спешит к нему, не пытается лечь рядом. Наоборот, она отползает, кажется, на самый край постели. К Кьярваллю. И стискивает пальчиками свою подушку.
- Боишься меня?
Она сглатывает.
- Я боюсь волков.
- Волков уже нет. В радиусе пяти километров нет, - стоит быть честным, Сигмундура задевает, что девочка так далеко. Он уже привык к ее теплому телу под боком, к ее бесценному запаху, чуть-чуть прорезывающемуся, если наклониться совсем близко, такому цветочному, ее нежным объятьям. Без этого на удивление сложно заснуть.
- Ты упрямый. Ты никогда от них не уедешь, да?
- Мне нет резона отсюда уезжать. Волки не причинили тебе вреда, Берислава. Ни разу.
- Когда причинят, будет уже поздно. Но тебе разве есть дело? – шмыгнув носом, колко бормочет она. Кьярвалль поскуливает, но Берислава унимает его своей рукой.
Блохастого пса гладит, а его – нет. Китобой злиться.
- Ты выбрала меня. Быть со мной – значит жить здесь. Я предупреждал, что это не изменится.
- Днями, значит, я смелее…
- Берислава, прекрати играть в эту идиотскую игру! А ну-ка иди ко мне!
- Не сегодня… нет.
Упрямая, значит. Самая упрямая.
Но он-то все равно упрямее.
Девочка всхлипывает, когда китобой нагло и самостоятельно утягивает ее на свою сторону. Она упирается, но разве же под силу побороть его? Сигмундур прижимает добычу к себе, крепко обхватывая руками, и чуть грубее положенного целует в рыжеватую макушку.
- Не двигайся. Спи. Спи и говорить будем утром.
Берислава усмехается. Слишком, слишком режуще.
- Физическая сила это все, что у тебя есть, верно? Не будь ее, что ты будешь делать?..
Китобой изумленно открывает глаза. Это уже грубо.
У него тоже есть предел терпения.
Он разжимает объятья и Берислава, как от огня, сразу же переметывается обратно на свою сторону. Не оборачиваясь даже.
- Сдохну, - докладывает, с трудом сдерживая голос, - и ты сдохнешь. С холоду и голоду.
И самостоятельно отворачивается от девчонки. Либо это волки на нее так влияют, либо она просто заигралась.
В спальне повисает тишина. Минут на десять.
Но спать пока никто не в состоянии.
- Сигмундур, - в ночи ее голос звучит глухо, слабо, не глядя на ссору, - неужели мыши скреблись к тебе в дверь каждую ночь?.. Их легче потравить, чем волков…
- Волки не скребутся каждую ночь. А ты просто трусиха, Берислава.
Она придушенно хныкает. Этот звук болезненной вибрацией проходится по телу китобоя.
- Но я же не упрекаю тебя за твой страх…
В ее голосе обида и легкий налет детской веры в справедливость.
Может, в этом все и дело? Что Берислава еще дитя?
Но сегодня это китобоя не останавливает. Только распаляет.
- Он рационален. Твой – нет. Ты будешь сегодня спать, мать твою? Мне завтра глушить китов!
Берислава ничего не отвечает.
Один неровный выдох – и вовсе замолкает. Нет ни звука.
Сигмундур ударяет рукой по постели.
Какая же, к чертям, темная и злобная эта ночь…
- Заткни собаку, - приметив едва слышное похрапывание Кьярвалля, велит он. Утыкается лицом в подушку.
* * *
На базе следующим днем ничего не ладится. Не выходит Йохансон и его команде приходится работать вчетвером, кит не попадается полдня и лишь к концу обеденного времени ловится нечто более-менее людское. Малый полосатик. Рагнар, не поймавший ничего, рад и этому. Но, аргументируя тем, что кит мелкий и потрошить его ничего не стоит, оставляет Сигмундуру лишь одного помощника – их новичка Олафа. Тот еще как следует и тесаком пользоваться не умеет. В Норвегии, говорит, есть бензопила… В Норвегии цивилизация, а здесь – как звери…
Сигмундур не реагирует ни на одно его слово. Мрачно занимаясь своим делом, он думает о вчерашней ночи.
Без Бериславы выспаться, как предполагалось, не удалось совершенно. Тело ломит, затекла шея, а одеяло впервые показалось холодным. Он слишком привык к ней, чтобы теперь устраивать такие тренировки на терпение.
Организм не подчинялся. В полную силу и мощь работать он отказывается, пока девушка отказывается согревать его постель как полагается.
- Цивилизация вроде, корабли какие, а кругом – аборигены, - продолжает бормотать мальчишка, с ненавистью рубя плавник кита, - ты не местный, так? У тебя глаза людские.
- Исландия, - машинально отзывается Сигмундур. На подходе китовое сердце, а у него из головы не выходит Берислава. И ее такой детский, слабый голос «я же не упрекаю тебя в твоих страхах».
И правда. Черт ее дери, чистая правда! Когда ему было плохо – физически, когда было морально – снился кошмар, она не позволяла себе грубости. Сдерживалась, сглаживала углы, заботилась и не намерена была издеваться. Ее категоричность заключалась лишь в желании дать ему как следует вылежаться… а он кинул ее боязнью ей в лицо.
Возможно, это нормально, это правильно для женщины, молодой девушки, бояться волков? Наверное, все-таки рационально.
Китобой расправив плечи, злится на себя.
Ему нужно домой. Ему нужно как следует извиниться перед Бериславой. Она не заслуживает такого отношения.
Но чертов кит… с ним еще часа два работы. А если уйдет, будут большие «терки» с Рагнаром. Тот знает, как ему нужна эта работа… уволит.
Потому, стиснув зубы, Сигмундур продолжает делать то, что делал. Лишь с удвоенной прытью, даже часть мальчика. Ему просто хочется поскорее вернуться туда, где, еще горит надежда, ждут.
В раздевалке душ он посещает первым. Отчаянно, рьяно смывает с себя вонь, выливая почти полную банку шампуня. Особенно волосы. Она любит его волосы. Что-что, а они не должны пахнуть китовой кровью.
С полотенцем на бедрах, не стараясь даже как следует вытереться, мужчина направляется к своему шкафчику. Мальчишка, хоть и остер на язык, возникать перед ним не смеет.
Он сидит на небольшой лавке, в своем грязном кровавом комбинезоне и… ест конфеты. Из шуршащей пачки.
Китобой изумленно останавливается на полпути.
- Чего?.. – поежившись от его, мягко говоря, внушительного тела, тот трусит.
- Шоколадные конфеты?
- И что с того?
- За сколько продашь?
- Конфеты? Здоровяк, ты серьезно?.. – его глаза по-настоящему округляются.
- Даю пятьсот крон (примерно 67 евро, прим.автора). Прямо сейчас.
Мальчик вздыхает. Он удивлен. Глаза его, синие, наглые, блестят. Он белокурый, приятной внешности. Но внутри, похоже, приятного мало.
- Тысяча и они твои, - он потрясывает пачкой, где из пятнадцати осталось не менее тринадцати конфет.
Сигмундур стискивает зубы.
До зарплаты еще полмесяца…
…А конфеты-то шоколадные.
- Ладно. Тысяча так тысяча.
Он сует мятые бумажки в руку мальчишки, выхватывая из его пачку с конфетами. Точно, тринадцать. Не успел съесть.
- Кто бы мог подумать…
- А ты не думай, - на его бормотания грозно рявкает Сигмундур, - закрой рот и иди в душ. Иначе завтра кита будешь потрошить в одиночестве.
* * *
- Берислава, это я, - несильно постучав в дверь, Сигмундур замирает на крыльце. На улице минус семнадцать, не глядя на начавшуюся весну и, хоть снег пока не выпадал заново, все равно холодновато. Он торопился. Голову сегодня не сушил.
За дверью слышится поскуливание Кьярвалля. Он, как чертовы волки вчера, дерет дверь лапой.
- Отойди, малыш, - раздается теплый женский шепот, когда кто-то по ту сторону оттаскивает собаку подальше.
Сигмундур поднимает взгляд на глазок, попытавшись кое-как улыбнуться.
Только Берислава, кажется, туда и вовсе не смотрит. Она нарушает правила, но плевать на это. Сегодня – точно.
Открывает ему дверь, зябко кутаясь в шерстяную кофту, что привез ей две недели назад. Теперь она заменила олений тулуп, что так тяжело ложился на ее плечики.
У Сигмундура в груди завязывается тугой узел.
Обхватив себя руками будто для того, чтобы согреться, Берислава, хмуро глядя на него, стоит чуть в стороне от входа. Кьярвалль сидит рядом с ее ногой, как верный защитник. Но глаза его блестят. И ее блестят. Влагой.
Берислава плакала.
Мотнув головой, он, сжав зубы, запирает дверь. Быстро раздевается. Проверяет карман куртки, где должны быть конфеты и, удовлетворенный их тихоньким шелестом, оставляет пока одежду в покое. Скидывает обувь.
- Девочка моя…
Девушка прислоняется к стене. Кусает, то и дело поджимая, свои красивые губы.
- Ты опоздал на четыре часа.
Сигмундур осторожно убирает прядку с ее лица. Хочет его видеть.
- Я знаю, маленькая. Прости меня.
Его ласка подводит ее к краю. Зеленые глаза быстро затягиваются слезами, а самые прыткие из них уже притрагиваются к щекам. Две тоненькие соленые дорожки.
- Я уже не знала, что и думать, Сигмундур! То ли мне идти тебя искать, то ли… то ли ты вообще больше решил не возвращаться! Зачем ты так со мной?..
- Это все кит, Берислава, чертов кит, мы разделывали его вдвоем. Ну что ты. Я никогда тебя не брошу.
Она закрывает глаза, вздрагивая всем телом. С новыми силами кутается в кофту, словно насмерть замерзая.
- Не бросай меня… - а это уже мольба.
- Берислава, - не намеренный больше ждать позволения, мужчина самостоятельно притягивает девушку к себе. Обхватывает, прижимая так сильно, как она любит, гладит, особенное внимание отдавая волосам. И согревает. Собой. Нежностью. – Этого не будет. Никогда не будет. Ты для меня значишь все.
Девочка ничего не отвечает. Бледными пальцами цепляется за его кофту, всем телом вжимается, как последний раз.
- Я тебя люблю. Я не хочу с тобой прощаться.
- Вот и не будем это делать, - оптимистичный Сигмундур чмокает ее макушку, - давай постараемся забыть эту ссору? Я прошу у тебя прощения. Я больше никогда не стану упрекать тебя в страхе перед волками. Это нормально. Это правильно – их бояться.
Придушенно всхлипнув, Берислава кое-как натягивает на сопротивляющиеся губы подобие улыбки. Протянув руку вверх, ласково касается его шрамов.
- И ты меня прости…
- Не о чем беспокоиться, - перехватив эту самую руку, Сигмундур ее целует, - а в честь примирения у меня кое-что для тебя есть.
Еще плачущая, хоть и старающаяся это искоренить Берислава удивленно поглядывает и на него, и на куртку, к которой направляется.
Но стоит только китобою вытащить из кармана мешок с конфетами, как ее глаза заволакивает радостью. Столь пронзительной, столько детской, столь искренней… ему кажется, такую он еще не видел.
- Господи, ты нашел их…
- Ты их любишь? – с надеждой зовет мужчина, возвращаясь на прежнее место и отдавая девочке свою находку, - вроде, шоколадные…
- Шоколадные, - подметив это слово на упаковке, Берислава всхлипывает, но улыбается теперь широко. Тепло. – Откуда?.. Как?..
- Магия северного сияния, - басисто посмеивается Сигмундур, целуя ее лоб.
Берислава кусает губы. Снова.
- Спасибо тебе… я даже… я даже не могу выразить, Сигмундур… спасибо!
И за эти горящие глаза, где высыхают слезы, и за это удовольствие на лице, такое искреннее и чистое, и за это тепло китобой готов скупить эти конфеты по всей стране. Сколько бы за них не пришлось выложить.
- Не за что, моя хорошая, - он растирает ее спину, не отстраняя от себя и с любовью наблюдая за тем, как рассматривает конфеты, - пошли пить чай. Кажется, ты замерзла.
Правду говорят, что после ссор близость воспринимается куда острее. И куда ярче становится, насыщаясь новыми красками, наполняясь эмоциями.
Порой в постели проходит примирение и тогда это поистине великолепные занятия любовью.
Но когда примирение в постели не начинается, а продолжается, это уже не просто секс. Это совершенство.
Этой ночью Берислава отдается Сигмундуру сполна. Он предлагает ознаменовать начала принятия друг друга со всеми страхами тихим сном, тем более, пока это – предел его мечтаний, но девушка многозначительно качает головой.
- Если ты не очень устал, я хочу любить тебя, Большой кит. Очень хочу.
Ну разве же под силу отказать такой просьбе?
Китобой отвечает убежденным согласием.
…Она сверху. Спиной касаясь его груди, руками переплетя его руки, запрокинув голову, страстно стонет от каждого движения. Такая маленькая, идеально подходит для подобной позы. А чувствительности можно только позавидовать - едва китобой накрывает пальцами ее грудь, лишь слегка массируя, Берислава ускоряется, стиснув зубы. И изгибается, сладостно схватив ртом воздух. Китобой ведет себя так, как обычно делает она сама. Забирает ее последний перед разрядкой вдох. Утягивает себе. И, по-звериному отчаянно простонав, кончает вместе со своей Северной ночью.
…Она снизу. Обняв его ногами за талию, уложив ладони на щеки, не отрываясь, смотрит в глаза. Ей нравится, как дрожат его ресницы, ходят пазухи носа, улыбка превращается в сладострастный оскал. Сигмундур исследует ее тело, а она, не отставая, движется по его. И после тяжелого дня, проведенного на таком огромном расстоянии, ему хорошо. Слишком. Благо, Берислава не пугается, а лишь радуется, когда его стоны начинают напоминать собой рык. Она знает, что это предваряет удовольствие. Берет основной темп на себя, движется с новыми силами. И смотрит. Неустанно смотрит. Ее смелый пальчик пробирается немногим ниже члена – поза тому способствует. И Сигмундур, едва она соблазнительно улыбается, надавливая, взрывается оргазмом. Как и всегда – таким, от которого встают дыбом волосы на теле, а дрожь желания еще долго потряхивает, проверяя на прочность.
Ближе к часу ночи они оба засыпают. Сигмундур, с удовольствием обвивший свое сокровище, и Берислава, на сей раз устроившаяся практически полностью на его теле. Она целует грудь, потягивает волосы, подразнивая, но в остальном – идеально-нежна. И каждое ее слово, каждый вздох возносит к небу.
- Я люблю тебя.
- Я люблю тебя.
…Волки приходят. Но никто, совершенно никто, крепко заснув, их не замечает.
Источник: http://robsten.ru/forum/74-2967-1
0
