Категория: Оригинальные рассказы

Жанр: Романтика

Пейринг: Игорь/Кира

Рейтинг: 18+

Саммари: Порой ощущаешь себя королём мироздания, просто царём горы, как будто ведущий известного телешоу орёт, что есть мочи, прямо тебе в ухо: «Ты Царь Горы».
О, да, именно так я ощущаю себя.

Предупреждение от автора: присутствуют сцены секса и обсценная лексика. Немного, без перегибов, но есть...

Порой ощущаешь себя королём мироздания, просто царём горы, как будто ведущий известного телешоу орёт, что есть мочи, прямо тебе в ухо: «Ты Царь Горы».

О, да, именно так я ощущаю себя.

Раскинувшись на угловом диване, расстегнув рубашку, практически готовый кончить прямо в горячий рот своей подруги. Потому что я заслужил это.

Почти два месяца я провёл в открытом море, живя в каюте с тремя такими же парнями, как я. Стуча зубами то от холода, то от жары, и работая по восемнадцать часов в сутки, периодически страдая при этом от морской болезни. Потому что я не морской волк, я инженер, как и те трое со мной. И мы присутствовали на испытаниях своего же оборудования, которое прошло успешно, и компания, в которой я работал, отхватила умопомрачительный контракт, от которого мне отвалятся отнюдь не крошки, ведь я руководил и руковожу этим проектом. Так что, мне есть, от чего чувствовать себя царём горы и королём мира.

Но дело вовсе не в этом. А в ротике, который мягко обволакивает мой член, и я просто схожу с ума от наслаждения.

Два месяца без секса. Два. Месяца.

Когда мы уходили, был разгар весны, сейчас же разгар белых ночей – лето.

И вот я тут – на этом диване, в расслабленной позе, со своей подругой.

Не надо думать, что я какой-то озабоченный придурок, хотя, вероятно, это так и есть.

Я заслужил всё, что происходит прямо сейчас. Я подарил цветы и пару керамических черепашек, потому что моя подруга просто повёрнута на них, и я помню это. Понимаете, женщины любят, когда ты помнишь такую ерунду про них. Так же, я сам приготовил ужин, возможно, это не шедевр кулинарного искусства, но это вполне можно есть. Конечно, по большей части я это сделал, чтобы не терять время, а как можно скорей заполучить то, зачем и встретился с ней, но, чёрт, я даже зажёг свечи, расставил цветы и сделал ещё много романтичной ерунды, чтобы ей было приятно.

Так что, прямо сейчас я собираюсь кончить, спустя совсем непродолжительное время, но и об этом я предупредил её, она знает, что потом я наверстаю всё…

И чёрт… да…

Нет!

Трель айфона отвлекает меня, в раздражении сбросив звонок, я снова откидываюсь на спину и собираюсь кончить…

Да… нет… звонок.

Я снова сбрасываю, кто бы это ни был, он очень не вовремя. Очень!

Потом раздаётся трель другого телефона, и даже домашнего. Одновременно, блядь! Пока меня буквально разрывает от желания кончить.

Приходится посмотреть на имя того, кому пришло в голову в два часа ночи звонить, и заставить свои бёдра перестать двигаться.

- Ты не вовремя, - немного сипло отвечаю я.

- Плевать, - слышу раздражённое. Окей, ему плевать. - Кира в ночном клубе.

- И что?

В этот момент я думаю, есть ли хоть один шанс, что меня оправдают за убийство моего начальника, руководителя компании, в которой я работаю, которая… А, это я уже говорил. Его сестра в ночном клубе, причём тут я и мой член?

- Ты должен поехать и забрать её! Сейчас же!

- Да ладно?

Я просто не верю в это, я не верю в происходящее.

- Ладно! Записывай…

- Какого? Слушай, почему бы тебе самому не забрать её, она твоя сестра, не моя.

- Да потому что я в Норвегии, блядь! – уже орёт взбешённый голос.

Это аргумент. Он не может забрать её сам.

- Послушай, - я качнул бёдрами, давая понять, что подруге следует продолжить свои лёгкие поигрывания язычком, - откуда паника? Она совершеннолетняя, ничего не случится…- пытаюсь проглотить стон, - потанцует, оторвётся и приедет домой.

- Она в Луне!

Это аргумент. Это чертовски серьёзный аргумент встать и поехать за его сестрой.

Луна – стрип-клуб. Элитный, с дорогими девочками, хорошим алкоголем и, черт возьми, всем известно, с чем ещё. Как её туда пропустили? Она же… да, блядь, она уже совершеннолетняя, и её пропустили.

- Зачем она пошла туда? Её интересуют голые девочки?

Продолжаю немного двигаться, смотря на осуждающий взгляд своей подружки. Понятно, я сказал что-то не то.

- Сейчас я поеду и заберу её, - я сбрасываю звонок ещё до того, как услышу гневную тираду, и снова откидываюсь, давая понять, что подруга должна поторопиться, что она и делает…

Да… да… черт… нет!

- Что? – в раздражении ору я в трубку.

- Ты ещё дома, гавнюк?

- Еду я, в лифте уже.

- Ты дома! – я просто чувствую гнев, несущийся через волны сотовой связи. – Поднял свой зад и пошёл! Сейчас!

- Мой член во рту у Ланы, мать твою, дай мне три минуты.

- Сейчас же!

- Иди ты.

- Я твой начальник.

И мне не нравится этот тон.

- Я, блядь, тебя уволю, сейчас.

- Ты не можешь.

Он не может, потому что я царь горы, я разработал всё то, что принесло компании умопомрачительный контракт.

- Могу, за нарушение дисциплины, систематическое!

Хорошо, я не самый ответственный парень в этом плане, мой рабочий день начинается в девять и заканчивается в шесть, но я никогда не появляюсь в лабораториях раньше двенадцати, я могу даже проспать важное совещание, но когда действительно надо - я работаю сутками, живя на кофеине и таурине.

- Ты переспал с моей женщиной.

Продолжает давить.

- Она была твоей месяц.

Оправдываюсь я вяло, потому что так и было, и это не лучший поступок в моей жизни, но определённо не то, за что отправляют в ад.

- Да, но ты переспал с ней именно в этот месяц.

- Иду, - и я, действительно, встаю и заправляю свой требующий внимания член в штаны, так, что даже от моих прикосновений он дёргается и вопит, чтобы я продолжил и дал ему кончить. – Что случится за пару минут?.. - говорю я. – Она не школьница, что за паника? - всё это я говорю не в трубку, как и: – Она взрослый человек, разумный, - пытаюсь придавить собственный член, чтобы хоть как-то унять дискомфорт.

- Она умная девочка, парень, что за паника? - это я говорю уже в трубку, придерживая дверь и извиняясь глазами, смотрю, как выходит моя подруга, вспоминая, как умная девочка совсем недавно уточняла у меня про евклидовы пространства, тогда как учится она на факультете монументальной живописи.

- Умная, - и я слышу практически отеческую гордость в его словах.

По пути в Луну я высаживаю Лану, завтра ей на работу, как и мне, так что лучше ей выспаться.

- Прости, детка, - по правде, я не знаю, перед кем я извиняюсь, перед ней или своим опавшим стояком.

- Ничего, он становится невменяемым, когда речь идёт о его сестре.

И это правда.

Зайдя в полутёмный зал в сопровождении девушки только в трусиках, сажусь за стол и смотрю по сторонам.

Девочки, девочки, девочки… Разные. Высокие, пониже, худые и в теле, на любой вкус, но все с отличным тренированным телом, что не удивительно – каждая из них вытворяет сложные акробатические па на пилоне, и каждая готова исполнить это лично для тебя. Они проходят мимо, подсаживаются, но ненавязчивы. Профессиональны.

Они, как акулы, кружат вокруг, зная, что сожрут тебя всё равно… и мой член согласен с ними. Он реагирует практически моментально.

Два месяца без секса. Два. Месяца.

Тут не принято ходить между столиками и заглядывать в лица присутствующих, и как же я найду здесь Киру?

Подзываю одну из девочек, она довольно улыбается.

- Послушай, ты не видела тут девушку… такую молоденькую, тёмные волосы, серые глаза.

- Здесь много девушек, - она смеётся, наклоняясь надо мной так, что её грудь оказывается на уровне моих глаз.

- Она сестра, понимаешь, - начинаю я.

- Я могу быть твоей сестрой, - она присаживается рядом. – Всё, что ты захочешь… танец? – она поднимает меня за руку, и я, как кролик за удавом, иду вслед за ней в комнату для приватов, где она изгибается, словно кошка, трётся об меня, и мой, уже до боли стоящий член позволяет трогать себя везде, и я чувствую, что если сейчас я не получу то, что требует мой организм – я просто сойду с ума.

Но знаете, я не пользуюсь подобного рода услугами. Да, приятно, когда женщина танцует для тебя, сидит у тебя на коленях, подставляет себя под твои руки и всеми силами старается показать, насколько ты в её вкусе… но это не значит, что этим нужно воспользоваться здесь и сейчас. Так что, я предпочитаю смотреть, трогать, но не иметь. Я не пользуюсь услугами проституток. О, я вовсе не святоша и бывает, снимаю, что называется, девушку на ночь, но это, хотя бы формально, может быть приравнено к отношениям, и всё происходит по взаимному согласию, а не за наличный расчёт.

Но прямо сейчас я готов обналичить круглую сумму, и поверьте, она неприлично круглая, чтобы та девочка, что ёрзает на мне, отсосала мне прямо тут, и я точно знаю, что она не будет против. Слова уже практически слетают с моих губ, как раздаётся звонок айфона.

Это уже становится традицией, не так ли?

Так что через пару минут я пробегаюсь глазами по залу, чтобы найти цель своего визита, и нахожу её.

Там человек семь, при этом только две девушки – Кира и какая-то блондинка, переборщившая с макияжем. Они отпивают из высоких бокалов с коктейлями, и я понимаю, что обе в изрядном подпитии. В такие бокалы можно намешать что угодно, можно накачать девушку до нужной тебе кондиции в считанные минуты, а она будет думать, что попивает слабоалкогольный коктейль с симпатичным зонтиком и кусочком лайма.

Кира перехватывает мой взгляд и недовольно отводит глаза, перекидывая при этом ногу на ногу, пока я двигаюсь в их сторону. Мне абсолютно плевать на её недовольный взгляд, как и на взгляды её приятелей, которые косятся на меня, когда я сажусь напротив Киры и интересуюсь, что же такая благовоспитанная девица делает в этом гнезде разврата.

- Отдыхаю, - протягивает Кира и ещё раз перекидывает ногу на ногу, так, что я усилием воли заставляю себя не пялиться на них, потому что они действительно охеренно стройные, охеренно длинные, а у меня не было секса два месяца, и всё, что происходило последние пару часов, практически сделало из меня озабоченного малолетку.

- Это не лучшее место для отдыха, - говорю я, пытаясь не смотреть настолько откровенно на её губы, но видение, как эти губы обхватывают… черт, это сестра моего друга. Младшая сестра. И всё, что мне нужно – это взять её за руку и трахнуть, черт… нет, отвезти домой.

Если бы меня попросили дать характеристику Кире одним словом, это слово было бы – блистательная. Я не помню случая или ситуации, вида деятельности или события, где бы она не блистала.

Мы жили в одном дворе, не просто дворе, а в привилегированном. Это не «элитный жилой комплекс» или ещё какая-нибудь ерунда «для богатых людей», «ценителей» или «сильных духом». Это дом, где со времён Союза жили те самые люди, которые отоваривались за дойчмарки, и возле дома стоял автопарк из служебных авто.

Там жили консулы, заслуженные артисты и партийные работники. Вы скажете, всё изменилось с тех пор… изменилось. Но не этот двор и не эти люди, и не дети этих людей, и их дети, которые давно уже живут в других домах, а то и странах, но их корни – привилегированные, и это у них в крови.

Я не знаю родителей Влада – моего приятеля, старше меня на несколько лет, знаю только, что мать его – известная прима-балерина, – умерла от какой-то болезни, а отец быстро утешился с другой, такой же, не менее привилегированной женщиной. Так что Влад и его сестра воспитывались родителями их матери – адмиралом и театральным критиком, известной в своих кругах, отличающейся безупречными манерами. И если попытки привить эти самые манеры безалаберному Владу не увенчались успехом, то Кира впитала их как губка. Она ходила, говорила, ела и, наверняка, даже спала так, словно родилась в Букингемском дворце. Её отдали в музыкальную и художественную школу, и обе она закончила с отличием, надо ли говорить, что и нашу, не менее привилегированную школу, где учились дети того самого дома, она закончила с золотой медалью?

Она блистала в любой отрасли, в любом деле, за которое бралась. И Влад, который был на двенадцать лет её старше, гордился «своей девочкой» так, что казалось – он выпрыгнет из собственной шкуры, когда говорит о ней.

Вот почему даже мысль трахнуть её – можно рассматривать, как смертный приговор себе.

Потому что, если ещё до того, как я кончу, мои яйца не оторвёт сама Кира, то это по очереди сделают все её родственники.

Но, видите ли… похоже, что моему члену нет дела до моих яиц. Парадокс.

Он стоит по стойке смирно, так, что мне неудобно сидеть, когда Кира встаёт и начинает, я уверен в этом, специально, плавно покачиваться передо мной. Она что-то говорила до этого, но я, блядь, не слышал, в этот момент я представлял её отсасывающей у меня.

Видите, даже в мыслях я не продвигаюсь дальше её рта.

Она покачивается, и её и без того короткое и обтягивающее платье задирается так, что я вижу мелькнувшее розовое кружево нижнего белья.

Я уже говорил, что она блистательная, так вот, двигается она так же – блистательно, вдруг схватившись за пилон, она начинает вышагивать вокруг него, выгибаться, двигать бёдрами, и делает это так, словно кричит «Трахни меня!»

- Пошли, Эммануэль доморощенная, - со смехом говорю я, и смех этот через силу, и беру её за руку, чтобы вывести.

- Давай же, - шепчет она мне на ухо, и в этот момент я не могу думать ни о чём другом, кроме как о её губах, что двигаются напротив меня, - посидим ещё.

- Нет, - я искренне надеюсь, что когда отвезу её домой, Лана пустит меня и позволит трахнуть её прямо в прихожей своей квартиры, потому что всё, что происходит – просто невыносимо.

Хватаю Киру за руку, мой взгляд опускается на её грудь. Она идеальна… свет пробивается сквозь трикотаж, и я вижу, что на ней нет бюстгальтера. Я отлично вижу, как она вздымается, готов поклясться, от такого же желания, что поглощает меня настолько сильно, что рука начинает трястись, словно я малолетка. И вижу её небольшие напрягшиеся соски, которые просто умоляют меня поиграть с ними, и от этого хочется взвыть.

Это не входит в мои планы, мне нужны мои яйца и моя работа, не потому, что это единственная доступная мне работа, а потому, что я люблю её, как бы банально это ни звучало. Так что, я хватаю Киру за руку и просто вытаскиваю её на улицу, где она продолжает прижиматься ко мне и дышать в лицо лёгким перегаром. Тут до меня доходит, что она не просто пьяна, она, вероятно, нажралась какой-то дряни… и мне не светит просто отвезти её домой и поставить на порог перед её дедом-адмиралом.

Знаете, я не такой мудак, чтобы подставлять эту блистательную особу. И быть виновным в инфаркте театрального критика. Я заталкиваю её в машину и в злости еду домой, потому что просто не представляю, куда ещё я могу отвезти пьяную сестру своего друга и начальника.

В машине её руки гладят меня и не реагируют на мои попытки откинуть их, она просто не слышит меня, и, черт возьми, не могу сказать, что не рад этому. Когда её рука накрывает мой пах, и с её губ слетает: «О, Боже», я и чувствую себя этим Богом. Озабоченным Богом. Я шиплю и матерюсь, но заставляю себя откинуть её руку.

- Перестань, - клянусь, мой голос звучит очень, очень зло.

- Мурр, - мурчит девушка рядом, пока я смотрю, как маленькая рука с маникюром возвращается на исходную позицию, прямо на мой орган, который сейчас или лопнет, или кончит.

- Перестань, я сказал! - я перехожу на крик, но больше это похоже на стон.

- Оу, какой грозный мужчина.

- Ты играешь с огнём, котёнок, - отвечаю с сарказмом, проговариваю слова медленно и максимально внятно.

- Ой, ой, боюсь, - она молниеносно дёргает замок на брюках и ныряет рукой сразу под бельё.

- Ааааааааааа, бляяяя, - я перехожу на мат и крик, и просто приказываю ей убрать свои руки от моего члена, потому что она пожалеет, если не сделает этого.

- Мой господин меня накажет? – она шепчет… она шепчет, и её щеки загораются румянцем, она смотрит на свои сведённые колени, и я смотрю туда же, судорожно хватая воздух.

- Нет, но просто перестань, - и тут я не шучу, ни капельки, потому что я близок к нервному срыву, к истерике, к тому, чтобы остановиться посредине шестиполосного перекрёстка и начать дрочить на глазах младшей сестры своего друга.

- Да, мой господин, - и облизывает губы.

Она дразнит меня, сознательно! Она издевается, соблазняет похлеще девочки из Луны. Иногда она выгибается, иногда проводит рукой по своей груди, иногда по моей, а когда я отталкиваю её, надо заметить, всё реже и реже, она повторят, как заведённая:

- Да, мой господин.

- Как скажите, мой господин.

Она закатывает глаза и облизывает губы, единственное, что она не сказала – это «трахни меня», но эти слова абсолютно лишние, и будь это кто-нибудь другой, я бы уже давно трахал её.

На паковке, в лифте, в пустынном коридоре продолжается это издевательство над моим уже взорвавшимся либидо. Не помню, когда в последний раз у меня так тряслись руки и подгибались ноги от желания переспать с кем-нибудь.

В просторном холле своей квартиры я бросаю ключи на узкий и длинный комод, стоящий вдоль стены под вешалками и, замешкавшись, врезаюсь в Киру. Верней, так я думаю, потому что, через мгновение становится очевидно, что это она врезалась в меня, специально вдавливаясь в меня всем телом.

- Мой господин накажет меня?

Всему есть предел, знаете ли, и моему терпению тоже, так что я просто хватаю её за волосы и целую так, что у меня кружится голова. Она целует меня в ответ, трётся, стонет и просит ещё. И это настолько фантастическое чувство – ощущать Киру в своих руках, она настолько гибкая и одновременно мягкая, податливая. Её бормотание про господина, прочие глупости, сносят остатки моего самообладания, так что я просто сдёргиваю с себя ремень, быстро перетягиваю ей руки на запястьях и перекидываю его через вешалку так, что она не может пошевелить руками, её попка немного приподнята над гладкой поверхностью комода, она немного подвешена в таком положении. И ей чертовски неудобно, я знаю это. Но не она ли просила наказать её или опускала глаза, шепча «господин»? Влага между её ног лишает меня остатков самообладания, как и её стон, пока я провожу пальцем по складочкам, так что я просто вхожу в неё сразу, резко, на всю длину, прижимая её к себе, чтобы ещё глубже, и ещё. Через пару фрикций сознание начинает возвращаться ко мне, не так уж и быстро, как следовало бы в такой ситуации. Первое, что я вижу – огромные зрачки, и задаюсь вопросом, какую же дурь она употребляла, а второе, что я понимаю – это не от дури. Это – от боли.

Ей просто больно, потому что я только что лишил невинности, сорвал целку, как хотите, назовите, младшей сестре своего друга, и ей, блядь, больно прямо сейчас. Я точно знаю, что ей больно, я вижу, как она морщит нос, я даже вижу слёзы у неё в глазах, и думаете, это останавливает меня? Нет. Думаете, мне становится стыдно или неприятно? Нет.

Потому что я точно знаю, что существует точка невозврата, потому что она дразнила, соблазняла меня целый вечер, потому что у меня не было секса два месяца, потому что я так чертовски зол на Киру и её выходку. Потому что всё, что я хочу – это трахнуть её, и делаю это. Не заботясь о том, больно ей или приятно. Я просто вколачиваю себя в неё, не церемонясь, на всю длину, так, как хочу этого я, пока не кончаю с победным стоном, и только тогда отвязываю Киру и говорю.

- Сходи в ванную, тебе надо помыться.

И разворачиваясь, иду на лоджию курить, только мельком глянув, как перегибается девушка от боли, а потом, немного покачиваясь, идёт в сторону ванной комнаты, поправляя на ходу платье.

С силой распахнув окно лоджии, я курю и пытаюсь привести мысли хоть к какому-то общему знаменателю. Нет, я не задаюсь вопросом «что это было?» или «как это произошло?», я прекрасно понимаю, что буквально две минуты назад вытащил свой член из младшей сестры своего друга, что я лишил её девственности, трахнул её, жёстко, и, не церемонясь, отправил в ванную комнату, даже не поинтересовавшись, в порядке ли она. Потому что очевидно – она не в порядке. Я – не в порядке.

Я прекрасно понимаю, как это случилось и почему.

Два месяца без секса. Два. Месяца.

Но я не слишком понимаю, что теперь делать. Я должен чувствовать себя виноватым, раскаиваться, должен искать пути отступления, но нет – я не чувствую ничего подобного.

Единственная моя мысль – «Дерьмо».

- Хм, - раздаётся за моей спиной. Женское. Тихое.

Кира стоит рядом, в том же платье, что было на ней. Да и откуда она возьмёт другое? И спокойно спрашивает меня:

- Дай закурить?

Я не очень люблю, когда девушка курит, да, я знаю, что это личное дело каждого, и это шовинизм, я согласен с тем, что это не моё дело, но эй, мне просто не нравится, когда девушки курят.

- На, - я протягиваю пачку сигарет и смотрю, как она затягивается от моей зажигалки.

Потому что странно читать лекцию о вреде курения младшей сестре своего друга, если ты несколькими минутами ранее буквально сжирал её губы и вколачивал себя в неё с такой силой, что рубашка на спине до сих пор немного влажная от пота.

- Как ты? – я просто не знаю, что сказать, что вообще говорят в таких ситуациях?

Ты была хороша? Мне было хорошо? Давай останемся друзьями? Мне нужны мои яйца?

- А, да… так, - она затягивается и выпускает струйкой сигаретный дым прямо в молочную белизну летней ночи. – Мне надо домой? – отчего-то это звучит как вопрос, при этом её явно заносит, и она почти падает и почти встречается носом с косяком двери на лоджию. Почти, потому что я её ловлю, ставлю на ноги и отвечаю:

- Иди спать, - махнув неопределённо рукой в сторону комнаты. Моей спальни.

Там стоит огромная кровать, так что не думаю, что она перепутает комнаты или не поймёт, где именно ей надо лечь спать, пока я докурю свою сигарету, а лучше выпью.

- Я не могу спать в этом, - заявляет Кира, и я вынужден с ней согласиться, спать в этом платье – не лучшая идея, так что я кидаю в неё одной из своих футболок и крепко закрываю дверь в комнату.

В ванной комнате, стильной и чертовски дорогой, среди чёрного кафеля, натурального камня и зеркал, на хромированном полотенцесушителе висят трусы. Женские трусы.

Ну, как трусы, трусики. Вернее, пара верёвочек и треугольник кружев, которые женщины почему-то называют нижним бельём. Я вовсе не против красивого женского белья, я – за. За всё это разнообразие стрингов, слипов и шортиков, хлопковых, шёлковых, кружевных, но видеть это на своём полотенцесушителе? Целомудренно свешенные малюсенькие трусики невинно-розового цвета – это как удар под дых, как напоминание – тебе пиздец.

Собственно, этот самый пиздец, в лице моего начальника, лучшего друга и старшего брата Киры, нарисовывается на пороге моей квартиры рано утром. Да! Рано. Потому что после бессонной ночи и галлона виски, что я выжрал в одно лицо в гордом одиночестве, двенадцать дня – это раннее утро.

- Где Кира? – орёт Влад. – Где она, я тебя спрашиваю? Я звонил всю ночь! Я звонил всё утро, где моя сестра?!

- Ты в Норвегии, - сообщаю я отнюдь не очевидный факт своему начальнику и другу.

- Да, блядь, я в Норвегии, если Норвегия в твоей квартире. Где она?

- Норвегия? – включаю я дурака, пытаясь оттянуть неизбежное.

- Кииира!!! – ревёт Влад и с размаху открывает дверь, за которой должна быть Кира. По пути я вспоминаю, к какой конфессии принадлежу, и даже пару молитв, впрочем, уверен, одна из них – заклинание из Гарри Поттера. Ни то, ни другое не срабатывает.

Кира лежит посредине моей кровати, в моей футболке, обнимая мою подушку и сопит. Сладко. Как ребёнок. Подёргивая кончиком носа.

- Аааа?.. – Влад ловит воздух ртом и носом, то же делаю я и отступаю на пару шагов. Просто – попытка самозащиты, безуспешная, как я заранее знаю.

- Что ты тут делаешь? – раздаётся сонное из моей кровати. Кира приподнимается и смотрит на брата, потом на меня, потом снова на брата, снова на меня и с размаху падает на подушку с тихим и очень выразительным стоном.

- Что ТЫ здесь деееелаешь? – динамо машина Влада набирает обороты.

- Я не знаю, - Кира невинно хлопает глазами, словно первоклашка, забывшая пластилин на урок труда, - не помню, - пожимает плечами и даже обиженно надувает губы.

- Она была пьяной, - наконец вступаю я, - в хлам, - поясняю для пущей убедительности, - что мне оставалась делать?

- Домой отвезти!

- У тебя есть запасные дед с бабкой? – выдаю я свой аргумент.

Влад молчит, переваривая, смотря с подозрением на меня, я развожу руками в поражении, Кира невинно хлопает глазами и жалостливо произносит

- Голова болит, - и хлюпает носом, клянусь, хлюпает носом и потирает глаза кулачками, включая во Владе мать-наседку, он начинает суетиться, требовать аспирин, алкозельцер, холодной воды, крепкого чая, гладит по голове своё «непутёвое сокровище», пока это сокровище лежит с закрытыми глазами и вздыхает.

- Мне в контору надо, - виновато говорит Влад, - прости мужик, я чего-то погорячился…

- Да ладно, - примирительно улыбаюсь я, - я понимаю.

- Вид у тебя был, когда ты дверь открыл, как у побитой собаки, вот я и подумал.

- Разбудил, - поясняю я, - а ночка… можешь представить.

- Спасибо, спасибо, мужик, спасибо, что не бросил её.

- Не за что, - потому что, действительно – не за что.

- Отсыпайся сегодня, не ходи на работу, у тебя отгул, и отвези Киру, когда придёт в себя, хорошо?

- Конечно, - соглашаюсь я облегчённо.

Через семь минут после того, как Влад убрал свой зад из моей квартиры, слышу взволнованное: «Игорь». Из туалета. Не знаю, что там, но мне не нравится, когда женщины меня зовут из уборной. Это само по себе странно, с Кирой это и вовсе не сулит ничего хорошего.

- Что? – открываю дверь. Смотрю.

Сидит на унитазе, волосы взлохмачены, трусы, мои, приспущены. Я их не давал, в общем-то, но не имею ничего против, может, ей было некомфортно спать без трусов, может, ещё что-то, в общем, трусы мне не жалко, могу даже подарить пару. Хоть эту. Белые. От Келвина Кляйна.

- Так ведь не должно быть?

Я смотрю на приличное пятно крови на трикотаже и не знаю, что сказать. Что меня смущает больше. Кровь или растерянное лицо Киры. У Киры не бывает растерянного лица, она всегда знает, что она говорит, делает, как поступит и почему, я не встречал более организованного и собранного человека, чем Кира. Видеть её на своём унитазе, в сомнении смотрящую на бельё с пятном крови – это за пределами моего понимания добра и зла.

Хорошо. Что я знаю об этом? Должно ли так быть? Что я вообще знаю о девственности? О девственной плеве? Знаю, что это «складка слизистой с отверстием, прикрывающая…» и так далее по тексту, знаю её название на латыни – hymen. И, собственно – всё. У меня была пара девственниц, но это было в мохнатой юности, и я не помню деталей, я вообще мало что помню, кроме самого факта, и то поверхностно. В сознательном возрасте, когда я уже мог выбирать себе партнёрш, я избегал девственниц, а сейчас этот вопрос и вовсе отпал за ненадобностью. Все мои женщины были явно старше двадцати пяти лет, и среди них точно не встречалось девственниц. Это может быть естественной реакцией, а может быть и травмой. Вполне может, учитывая, как это произошло. Позиция и всё остальное… чёрт!

- Собирайся, - командую я.

- Куда? – интересуется Кира, всё ещё глядя на пятно крови.

- К врачу, мы едем к врачу.

- Надо записаться.

- Мне не надо, - на моё счастье, Кира не задаёт мне вопросов, оно и к лучшему.

Конечно, у меня нет годового абонемента в клинике гинекологии, но у меня есть знакомый гинеколог. Близкий знакомый. Очень близкий, если вы понимаете, о чём я.

Перед выходом мне приходится сходить в ближайший магазин бытовой химии и сопутствующих товаров и купить прокладки. Знаете, я не из тех мужчин, которые боятся как огня естественных вещей. Мы спим с женщинами, мы знаем их физиологию, мы даже шутим на этом счёт, все эти шуточки про ПМС и тому подобное, так что, в случае надобности, я могу купить средства гигиены. Мне приходилось делать это пару раз для Ланы, но она всегда уточняла, что именно надо купить. Так что я задавал вопрос продавцу и получал то, что требовалось. Тут же я пялился в течение получаса на ряды полиэтиленовых упаковок и пытался разобраться во всех этих надписях «супер» или «супер лайт», или «супер тонкий», количествах капелек, а так же «део», «натуральный», «мягкая поверхность» и даже, черт возьми, «подростковые».

И словно мало этого, я должен купить женские трусы. Обыкновенные, хлопковые трусы, потому что Кира выразительно покрутила в пальцах три розовые верёвочки, и я понял, что это часть гардероба точно не подходит для подобных случаев.

Итак, я стою на кассе и оплачиваю пять упаковок различных прокладок и три пары женских трусов – чудесное начало дня.

В клинике я коротко узнаю, в каком кабинете принимает «мой врач», и буквально волоку за собой Киру, которая не оказывает такого уж сопротивления, но идти быстро не может. Удивительно даже то, что она может стоять на таких каблуках. Эти штуки определённо опасны для жизни, а она на них умудряется ходить.

- Мне срочно, - объявляю я громогласно ошалевшей очереди и заталкиваю Киру в кабинет.

- Мужчина, - слышу я голос Людмилы, врача и моей бывшей любовницы, - выйдите из кабинета, у меня приём, - она показывает глазами на женщину, которая сидит на стуле и в возмущении смотрит на меня. Мне нет никакого дела до этой женщины, возможно, у неё серьёзные проблемы, но у меня тоже проблемы, и ничуть не меньше, а даже больше!

- У нас девственность, - объясняю я свою проблему, максимально лаконично, под спокойным взглядом Людмилы. Спокойным и сухим. Она окидывает взглядом меня, с ног до головы, словно давая оценку моему внешнему виду, от обуви, до авиаторов «рей бан», которые самым непрезентабельным образом надеты на голову, потом переводит взгляд на Киру, и если её и удивляет подобное платье в два часа дня – ничто не выдаёт её мыслей. Вот это врач! Скажу я вам - железное хладнокровие.

- Выйдите, я вызову, - произносит Людмила и устремляет взгляд на кипу бумаг на своём столе. Я не намерен выходить, но Кира тащит меня из кабинета, в конце концов, я выхожу, чтобы встретить возмущённые вопли очереди, которые «по записи» и «заплатили деньги», но игнорирую их, тем более, скоро появляется моя спасительница в белом халате и вежливо говорит: «Пройдите», показывая глазами на Киру. Я вхожу следом.

- Думаю, тебе лучше выйти, - сообщает мне Людмила, и я с ней не согласен, так что усаживаюсь на кушетку и сообщаю.

- У нас девственность.

- Неужели? - отвечает Людмила, иронично приподнимая одну бровь. – Какие у вас жалобы? – она поворачивается к Кире.

Кира в двух словах объясняет, при этом, о чудо, краснеет не она, а я. Я, чёрт возьми, краснею под спокойным, невозмутимым взглядом Людмилы, и ощущаю себя откровенным мудаком. Мудаком в квадрате.

- Вы предохранялись? – продолжает задавать вопросы женщина в белом халате, и я понимаю, что я мудак в геометрической прогрессии.

Мы не предохранялись. Никак. Ни от чего.

Осмотр проходит быстро, Людмила говорит, что всё в пределах нормы, берёт мазки и назначает приём через три недели, замечая при этом, что я, как ответственный человек, тоже должен сдать мазки, и перечисляет все возможные инфекции, от списка которого мне становится дурно. Такое бывает? В таком количестве? Мои знания заканчиваются где-то после слов «хламидиоз». Но я соглашаюсь. И даже беру направление в регистратуре. И даже намерен это сделать, а не спускать на тормозах, потому что во всей этой дерьмовой ситуации я хоть что-то могу сделать так, как должно, а не через задницу, как всё происходит со вчерашнего вечера.

Через три недели я сижу в ресторане с видом на набережную и Летний сад. Завораживающая панорама глади воды и ухоженной зелени – результат трудов многих дизайнеров и реставраторов. Но всё это не идёт ни в какое сравнение с тем, на что на самом деле смотрят мои глаза, вернее – на кого. Кира идёт по набережной лёгкой, изящной походкой, она несёт себя настолько изысканно и с такой долей небрежности, что невозможно отвести взгляд.

Это правда. Я видел красивых женщин. Я видел очень красивых женщин. Видел привлекательных, манких или откровенно заявляющих о своей сексуальности. Все они и рядом не стояли с Кирой, которая переступает порог ресторана, снимая солнечные очки, глядя на меня в упор.

Вы видели, как выглядят восемнадцатилетние девочки? Это прелестные воробушки, иногда переборщившие с макияжем, иногда полностью его игнорирующие, смущающиеся, и от того частенько нагловатые, с россыпью веснушек и акне. (*пр. беты: акне – угревая сыпь) В стоптанных кедах и майках, а если в платьях, то, чаще всего невпопад времени суток, обстоятельствам, возрасту. И все эти характеристики не подходят к Кире. Она одета просто, согласно возрасту и времени суток, при этом чертовски элегантно, чертовски секси и чертовски дорого. Она немного похожа на звезду Голливуда сороковых годов и девочку из нашего двора одновременно. И она флиртует со мной. Она флиртует, хотя уверена, что я этого не замечаю. Её бесконечно стройные ноги закинуты одна на другу и повёрнуты в мою сторону, при этом, якобы случайно, снялся задник туфельки Джими Чу, она покачивает ногой, то надевая туфельку на ножку, то снимая её.

Надевая – снимая. Надевая – снимая. Внутрь – наружу. Внутрь – наружу.

Не надо думать, что мы, мужчины, не замечаем таких вещей и не понимаем, зачем это делается. К чему эти поглаживания ножки бокала тонкими пальцами, тихий вздох и облизывание нижней губы.

Но дело не в том, что эта попытка соблазнения видна, хотя и изящная, и даже взрослая, такая, которую никак не ожидаешь от восемнадцатилетней студентки, не будь она блистательной Кирой. Дело в том, что это работает. Безотказно. И мой член согласно дёргается в штанах и начинает диктовать мне условия, настаивать и даже заставлять вспоминать, как это было классно. На самом деле классно. Если отбросить обстоятельства – держать эту девушку в руках, целовать её, проводить языком по её влажной коже, смотреть в её глаза и, наконец, трахать её – было классно. Это едва ли не самое лучшее моё воспоминание за последний пяток лет, а может, и больше. Но я не готов повестись на провокацию Киры, не готов сыграть в эту игру, мне приходится мысленно пообещать своему члену компенсацию. Сегодня же, буквально через пару часов, но не с Кирой. Нет!

Она всё ещё сестра Влада. Младшая сестра. И мне всё ещё оторвут за неё яйца. С Кирой всё должно быть серьёзно, серьёзней, чем вирус Эбола, и даже в этом случае мне оторвут яйца.

Итак, член настоятельно требует внимания, пяточка прячется в туфельке и показывается снова, я зверею. Злюсь. Возбуждаюсь и злюсь. Хочу и злюсь.

- Так зачем ты меня позвала? - спрашиваю, напуская максимально равнодушный тон.

- Хотела отдать тебе это, чтобы ты не волновался, - она протягивает стопку больничных бланков с надписями и печатями, сообщающими, что инфекций, передающихся половым путём, не обнаружено, как и ВИЧ, и всех возможных видов гепатита. Но смотрю я на тонкие пальцы, с лаком цвета чайной розы, и представляю, как эти пальцы гладят мой член, пробегают от корня до головки, проводят подушечками по уздечке, обхватывают ствол, поглаживая одновременно большим пальцем головку…

Чёрт! Это невыносимо!

- Я тебе верю, - отбрасываю я листки, - для того, чтобы отдать их мне, не обязательно назначать личную встречу, - продолжаю гнуть свою линию, - достаточно бросить на электронку, её легко найти на сайте компании.

- Вообще-то, - парирует она, - я хотела получить от тебя то же самое.

- Для этого достаточно позвонить по телефону, это такая прямоугольная штука у тебя в сумочке, - говорю насмешливо. – И я вышлю тебе свои результаты на почту или по вацапу, или любым другим способом, вплоть до курьерской службы доставки. Так зачем ты меня позвала?

- А, - минутное замешательство, всего минутное, и я пользуюсь им.

- Не надо играть со мной в игры, Кира. Я тебя переиграю. Ты - сестра Влада, ты – ребёнок, и я не стану играть с тобой во взрослые игры.

- Ребёнок? – она прищуривает глаза и облизывает губы, говоря при этом спокойно, словно обсуждает малоинтересный проект: – Когда ты… - спотыкается, - занимался со мной любовью, я не была ребёнком.

- Я трахнул тебя, трахнул, потому что ты меня вынудила это сделать, потому что ты была в жопу пьяна и под кайфом, трахнул, а не занимался любовью. И больше я не собираюсь ни трахать тебя, ни заниматься любовью и, в идеале, даже не видеть. По крайней мере, пока твои подростковые мозги не покинет идея соблазнить меня ещё раз.

И я обрываю свою речь, потому что Кира встаёт и, уходя, бросает на стол купюру и короткое в мою сторону:

- Я не беременна, если тебе интересно.

- Нет, мне не интересно, - говорю я и бросаю рядом такую же купюру, выхожу следом, но вижу только садящуюся в такси Киру. Её тонкий профиль виден в открытое пассажирское окно, она надевает солнечные очки, и весь её вид посылает меня в преисподнюю.

Куда я и отправляюсь, понимая, что я мудак. Мудак в квадрате. Мудак в кубе. Мудак в геометрической прогрессии.

Я не очень люблю хамить женщинам, я не из тех, кто обижает их и стремится указать «их место», нет. Даже расстаюсь я всегда на дружеской ноте, в конце концов, я просто не вижу причин обходиться с ними грубо, даже если женщина поступила не слишком красиво или не является образцом порядочности – она женщина. Глупо орать на неё, проявлять агрессию или злость. В данном же случае, это я поступил некрасиво, и уж точно не являюсь образцом порядочности, всё, в чём я обвинял Киру, на самом деле – моя вина.

Но Кира… Блистательная Кира, младшая сестра моего лучшего друга и работодателя, нашла ту кнопку, которая включает во мне мудака, и от этого я злюсь ещё больше.

Через пару дней я сижу в кабинете своего друга Влада, мы смеёмся уже пару часов, он с воодушевлением рассказывает о своём отпуске в Норвегии со своей женщиной и в конце огорошивает меня новостями, что намерен узаконить свои отношения с Ириной. Этой осенью. И я приглашён свидетелем. И я взволнован этим событием, на самом деле.

Я знаком с Владом столько, сколько помню себя, первые воспоминания ещё школьные. Я помню все его победы, все поражения, когда он первый раз перепил алкоголя и когда первый раз переспал с девушкой, он знает то же самое про меня. И вот – он женится, переходит на другой уровень отношений и жизни. На самом деле – это классно. Я вовсе не поборник холостяцкой философии, я не считаю, что до старости надо прыгать из койки в койки и заострять внимание на молоденьких цыпочках с упругой грудью. Классно, когда есть семья, есть дети, есть дом, куда ты стремишься после работы, зная, что тебя ждут. Замечательно жить с одной женщиной и даже стареть с ней. Просто я, пока до этого не дозрел или не встретил ту, единственную.

Лана прекрасная женщина, и нам хорошо вместе, спокойно и комфортно, она вкусно готовит, хороша в постели, отлично выглядит, к тому же, у неё неплохая карьера, и с ней определённо есть о чём поговорить. Может быть, однажды я женюсь на ней, но пока эта мысль кажется мне чужеродной. Так что, я просто радуюсь за Влада, и остаток дня мы проводим в свадебных планах, как две кумушки.

Я предлагаю им рвануть на острова, но эта идея не подходит, родня Влада не поймёт такого, они очень консервативны, и свадебный ритуал, включая зал в лучшем ресторане города и сотню-другую гостей – обязательный атрибут жизни этой семьи.

Так что, свадьба будет в городе, конечно, во дворце на набережной, конечно, в лучшее время, естественно – с большим количеством приглашённых и цветов.

А перед свадьбой мы решаем рвануть в соседний город, пока не закончилось лето, и славно провести выходные. Заодно и познакомиться поближе. Мне с Ириной. Я, естественно, еду с Ланой. Мы выбираем время, отель, решаем ехать на машине, каждый на своей, конечно, и в назначенное время отправляемся в путь.

На самом деле – это потрясающая идея. Кажется, мы объехали большую часть мира, лично в моём загранпаспорте уже скоро не останется места для штампов и виз, от Западного побережья Америки до Японии и даже Австралии, и мы забыли, что у нас под боком красивые места, города, просторы. А ведь будучи студентами, мы каждые выходные мотались в такие уютные городки и отвисали там, иногда мужской компанией, иногда с девушками. Это было классное время, так что мы решаем повторить опыт, и не жалеем об этом.

Есть только одна проблема – Кира. Чёрт возьми – Кира.

Влад берёт с собой Киру, его совесть не позволила ему «оставить ребёнка киснуть в городе». И, словно этого мало, просит взять её с собой в машину, ему хочется побыть наедине с Ириной. Нормальное желание, только я-то тут причём?! Но соглашаюсь. Нет ни единого предлога, по которому я бы мог отказаться.

Поднявшись за Кирой, я здороваюсь с её дедом-адмиралом и бабушкой-театральным критиком, по пути рассказывая последние новости, свои и своих родителей. Когда остаюсь в гостиной в одиночестве, мне на глаза попадается блокнот, и я листаю его… Это эскизы. Карандашные. Что-то из фэнтези, насколько я могу судить. И это эротично, чувственно, эмоционально, от этого захватывает дух, это хочется разглядывать и впитывать. И это талантливо, по-настоящему талантливо. И кажется до боли знакомым, я где-то видел это лицо… может, это какой-то фильм или мульт, или сериал… пытаюсь я вспомнить, но тщетно.

- Тебе не говорили, что брать чужое плохо? – Кира выхватывает блокнот и захлопывает его с громким звуком.

- Это ведь не личное, это рисунки, - отвечаю я явную глупость, но, видимо, мыслить здраво в присутствии Киры у меня не получается.

- Даааааааааа? – она ухмыляется. – Я сейчас спущусь, - выставляет меня за дверь. Изящно. И между делом.

В машине тихо, Лана дремлет, Кира смотрит в окно, на заправке Лана с Кирой меняются местами, чтобы Лана могла поспать, лёжа на заднем сидении.

- Зачем ты поехала? – спрашиваю я Киру.

Уверен, она хочет видеть меня так же, как и я её, то есть – никак.

- Мне нужно сделать пару работ, там хорошая натура, - Кира отвечает спокойно. – И потом, ты думаешь, с ним возможно поспорить? – я вспоминаю лихорадочный, почти маниакальный блеск в глазах Влада, когда он говорит о своём «сокровище», и понимаю, что всей выдержки мира не хватит, чтобы отстоять право Киры поступить согласно своему желанию, если Влад решил по-своему.

- Прости, - вдруг говорю я, - правда, прости, всё как-то…

- Ничего, - спокойно отвечает, даже как-то небрежно. – Я, правда, не знаю, что тогда на меня нашло, - она косится за заднее сидение, где сопит Лана, - но сейчас всё хорошо, у меня есть парень.

- Ого! Парень? И кто он? – не знаю, почему, но мне не нравится эта новость.

- Лёша, ты видел его на моём выпускном. – И я вспоминаю, что действительно видел Лёшу – обыкновенного подростка, на её выпускном, где я, конечно, должен был присутствовать, как и на многих выступлениях или выставках Киры.

Хорошо, на самом деле я лгу, этот парень вовсе не «обыкновенный». Он высокий, хорошо сложенный, умный парень, с хорошим потенциалом от родителей и природы-матушки. Породистый, как говорится, и я вынужден признать – отличная пара блистательной Кире. Равная ей.

Но от этого он не перестаёт быть мудаком. Мудаком в квадрате. Мудаком в геометрической прогрессии. Спросите меня, почему я так думаю? Я так думаю, этого достаточно.

Но я, конечно, молчу. И согласно киваю Кире, поддерживая беседу. Потому что я могу это сделать. Потому что, это Кира – сестра моего лучшего друга, а этот Лёша не сделал ей ничего плохого, в отличие от моей задницы, между прочим.

Выходные проходят быстро. Влад полностью погружён в свои отношения с Ириной. Ей двадцать восемь, и она финансовый аналитик, умна, как акула, и хороша собой, при этом у неё лёгкий характер, она смеётся, рассказывает забавные случаи и внимательно слушает собеседника, а главное - она влюблена во Влада.

Не надо думать, что для нас, мужчин, это пустой звук и не имеет никакого значения. Имеет. И всегда приятно видеть, что твой друг в отличных, крепких отношениях, что его любит потрясающая женщина, и что он счастлив, даже если ведёт себя при этом, как откровенный придурок. Или малолетка.

Лана дарит мне прекрасную ночь, я практически таю и чувствую себя почти влюблённым в неё, как бывает всегда после умопомрачительного секса. А уж в чём-в чём, а в сексе Лана – дока. Пожалуй – она лучшая из тех, кто был у меня. Умелая, открытая, страстная, чувственная, всё, что могу пожелать. Лучшая, за одним-единственным исключением, но я отбрасываю эту мысль как преступную, как навязчивую идею взять в ипотеку трёшку, и не спешить выплатить кредит.

Кира выглядит весёлой и даже довольной, она постоянно что-то рисует в свой блокнот, но я больше не рискую заглядывать, даже через плечо. В конце концов, это, действительно, личное, хотя перед моими глазами стоят эскизы из этого блокнота и по-прежнему кажутся мне знакомыми.

Спустя пару дней мы вернулись в уже начинающуюся осень, хотя на календаре ещё было лето, хорошими друзьями.

Влад с Ириной были поглощены свадебными планами, я пообещал Лане съездить в ближайшее время куда-нибудь, но только с ней, Кира казалась довольной и преисполненной планами на будущее, которыми она делилась в машине, по пути домой, и я слушал в пол-уха, потому что не спал две ночи подряд, и потому что… любые планы Киры отчего-то нервировали меня именно тем, что исключали меня, а это было вопиюще глупо. И раздражало меня, так что я предпочёл не задумываться и ухватился за мысль, что наше с Кирой «недоразумение» – в прошлом, и кажется, она снова становится просто младшей сестрой Влада, а я снова могу смотреть на неё сверху вниз, как когда немного покровительственно объяснял ей законы стереометрии, потому что её брату некогда.

- Спасибо, это были хорошие выходные, - шепчет Лана у своих дверей и целует меня в губы. Я отвечаю на поцелуй, который быстро становится страстным, и Лана, подмигивая, открывает входную дверь, приглашая на ночь. Я остаюсь. Может быть, у нас открылось второе дыхание? Или мне стоит пересмотреть свои отношения с этой женщиной? Или я просто люблю секс? Я чувствую себя царём горы, когда мой член находится во рту женщины, я ощущаю себя на вершине мире и пике эволюции. Чёрт возьми – секс без продолжения рода, как обязательная программа – это лучшее, что дала человеку природа. Или господь бог. Или инопланетяне. Я согласен на любое происхождение, лишь бы у меня не забирали возможность заниматься сексом с женщиной. Тем более, с близкой мне женщиной.

Свадьба надвигалась, как снежный ком и, наконец, этот день пришёл. После всех мероприятий, дворца бракосочетаний, лимузинов, карет, голубей и фотосессий, нервов жениха и невесты, свадебных обрядов, которых оказалось даже больше, чем я мог себе представить, поддерживания бабушки Влада, которая приняла успокоительные, но всё равно плакала, глядя на драгоценного внука, нервно, но деликатно утирая слёзы платочком, мы, наконец, в ресторане. И неугомонный ведущий, кажется, закрыл свой рот, и я могу поесть и даже выпить, благо выбор и того и другого шикарен.

Невеста светится счастьем, жених взволнован, ведущий скачет, как заведённый заяц из рекламы энерджайзера, родители волнуются, гости собираются по интересам и столам, одним словом – стандартный набор. Живая музыка, фонтаны из лепестков роз, шоу мыльных пузырей и аниматоры для малышей, оркестр для старшего поколения. Предусмотрено всё и вся. Безупречно. И изысканно.

- …на лучший танец, - слышу я фоном голос ведущего.

- Смотри, конкурс на лучший танец, - шепчет Лана.

Она сегодня хороша, в длинном синем дизайнерском платье с открытым декольте. Мы выбирали его не один день, и в итоге, и она, и я довольны выбором. Не надо думать, что мы, мужчины, не замечаем, во что одета женщина. И своя, и чужая. Мы замечаем, во всяком случае, я замечаю точно, и мне приятно видеть свою женщину красивой, я готов платить за это, и я плачу. В этом нет ничего оскорбительного для женщины или для меня. Это просто жизнь. Я могу себе позволить заплатить за красоту для своей женщины, так почему я не должен этого делать? Эй, феминистки всего мира, вы просто не понимаете, как это работает! В этом нет неуважения, наоборот, мужчина не станет тратить свои деньги на женщину, которую он не уважает. На ту, которую не любит – станет. Но не уважает – вряд ли. И речь не об услугах эскорта, а о своей женщине, с которой проводишь время после работы и выходные, с которой ты идёшь на свадьбу лучшего друга.

- Может быть, станцуешь? - Лана улыбается.

- С тобой? – я протягиваю руку.

- О, нет, - она смеётся, я понимаю – почему, Лана не умеет танцевать. Решительно. Поначалу я пытался танцевать с ней, знаете, в интимной обстановке и всё такое, но она не чувствует музыку, зато ощущает скованность, так что я просто перестал это делать. В конце концов, это не имеет никакого значения. Я сам небольшой любитель танцев.

Просто в нашей привилегированной школе бальные танцы - обязательный предмет. Каждый мальчик и каждая девочка должны владеть основами хореографии, каждый выпускник должен уметь вальсировать и танцевать пасадобль, ведь любой из них может стать дипломатом или политиком, любой может оказаться в обществе и ситуации, когда это необходимо. Были те, кто приходил в балетный зал табуреткой и уходил по истечению десяти лет ею же, но, в общем и целом, любой из нас может изобразить танец.

- Может, с Кирой? – Лана махнула рукой Кире, и я обернулся на неё.

Боже! Если ты есть! Прямо сейчас, лиши меня нахрен зрения. Потому что она красива. Она сияет.

Юная, изящная, грациозная. Блистательная. Кира…

Идёт ко мне, собираюсь духом, чтобы небрежно выдохнуть.

- Рискнём? - и даже так же небрежно улыбаюсь и подмигиваю ей, ища признаки смущения. Ей восемнадцать лет, чёрт возьми, а я мужчина. Но их нет.

Первые аккорды. Замерли. Вслушались. Синхронно двинулись.

Её рука в моей, моя рука на тонкой пояснице. Движения плавные, заточенные, чувственные. Наклоняется назад. Вижу декольте, вспоминаю грудь идеальной формы без оков кружев. Поворачиваю, следует за мной, её нога между моих ног, моя – между её. Близко. Интимно. И незаметно для окружающих. Для окружающих мы танцуем.

Но мы говорим. Молча. Телами. Которым нет дела, какая у нас разница в возрасте, им всё равно, что Кира – младшая сестра Влада, телам безразлично, что скажут о них, потому что тела – лишь продолжение сердец или душ.

Назовите это как хотите, скажите, что я сошёл с ума и говорю ерунду. Напомните, что я пришёл со своей женщиной, напомните всё, что я делал, говорил и думал до этого момента, всё это безразлично мне, потому что это, очевидно, безразлично Кире.

Темп ускоряется, кружится, взрывается, как и наш танец, я не чувствую ног, рук, дыхания, я чувствую только одно – тонкую девушку в своих руках, и мне кажется – я сам окутан её сиянием, её блеском, нашей любовью.

Я сказал «любовью»? Да, я так сказал. И это… это… это…

- И победила пара номер три, - громогласно объявляет ведущий и поздравляет нас, пока я пытаюсь прийти в себя и сказать пару слов Кире.

Потом, со своего места, я вижу, как стремительно она уходит, держа в маленькой руке дизайнерский клатч, я понимаю, она уходит, возможно, домой, а возможно…

Я хочу побежать за ней, я должен это сделать, должен её догнать, остановить её, сказать, но я улыбаюсь Лане и показываю ей свой приз. Она странно смотрит на меня, на приз, снова на меня и поднимает бокал вина, предлагая выпить за мою победу.

Я пью – за поражение.