Глава 7

Откинувшись на подушку, он, лёжа, смотрел, как девушка с энтузиазмом проворачивает маленький шестигранник и бросает довольные, даже немного победные взгляды на него.

Круглая попка в уже знакомых красных шортах покачивалась в такт музыки ровно и ритмично, так, что Динару казалось, что у него закладывает уши от собственного сердцебиения.

- Всё?

- Угу, - отходя немного в сторону, чтобы посмотреть на плоды своего труда.

- Иди сюда, - одним шагом подходя, обнимая и тут же возвращаясь к горизонтальному положению, но уже устроив на себе девушку. Пока она легко пробегала губами по шее, прикусывая мочку, он смотрел сквозь рыжую вуаль волос, в которой был спрятан от внешнего мира. Прижимая Лиду к себе он отчётливо понимал, что не хочет отпускать её, никогда. Две недели прошли слишком быстро, время летело с невероятной скоростью оставляя шлейф неудовлетворённости от быстротечности.

Ещё до прилёта Лиды он решил, что уговорит её переехать. Да, он знал, что решение принимать ей, обещал себе не давить на зеленоглазую, говорил себе, что в противном случае готов ждать ещё три года, пять, десять. Но с каждым днём, каждым часом, он всё отчётливее понимал, что не может больше ждать. Была ли тому виной острая, какая-то отчаянная любовь или банальная похоть, он уже не смог бы сказать сам. Он хотел Лиду. Хотел постоянно. Вечером, ночью, утром – когда прибегала, шлёпая босыми ногами по полу, целовала полусонными губами, прижималась горячим телом, тёрлась, её руки блуждали, иногда аккуратные ноготочки оставляли следы на коже, иногда она стонала, откидывая, подставляя себя под порывистые поцелуи, позволяя раздевать себя, ласкать, нежить, поглаживать, но никогда, никогда не двигаясь дальше. Он пообещал, что подождёт, когда ей не будет так отчаянно страшно, и ждал, но Лида пошла дальше – остановив руку Дина, она попросту отказала и себе в разрядке, объясняя простым: «Так нечестно».

И ему пришлось смириться и с этим, он был готов смириться с чем угодно, пойти на любые уступки, чтобы достигнуть главной цели – переезд его Рыжика.

За эти две недели они посетили несколько учебных заведений, Лида даже сделала свой выбор, но потом резко отказалась.

- Это дорого…

- Это средняя цена, Рыжик. Ты можешь себе это позволить. Мы обсуждали этот вопрос.

- Да, но… питание ещё, жилье, я посмотрела сколько стоит аренда – это ненормально! И вообще…

- Аренда? Зачем тебе аренда?

- Ну, я же не буду жить на улице… - она растерянно смотрела, не понимая вопроса.

- Рыжик, ты будешь жить со мной.

- Но?

- Ты же не думаешь на самом деле, что я позволю тебе в чужой стране жить одной? Это неразумно и опасно.

- Мне жить с тобой?

- Со мной, сейчас же ты живёшь со мной, тебе нравится?

- Да, - она довольно кивнула, - мне определённо нравится.

- Откуда тогда мысли про аренду?

- Просто… это не слишком тебя стеснит? Я шумная… и вещей у меня много… почему-то.

- Что ты, Лида, ты очень-очень тихая, - он подавил смех, - и вещей твоих почти не видно, - окинув взглядом комнату, где почти на каждой поверхности находилась какая-нибудь вещь или безделушка его девушки. Иногда казалось, что они размножаются путём клонирования, потому что их – вещей, – явно становилось больше, чем изначально было сложено в аккуратные стопочки в его комнате.

- Всё равно, я и половины не смогу платить… не думаю, что у родителей… а работать я не скоро смогу… наверное.

- Я не прошу тебя платить.

- Так нечестно! Я не…

- Иди-ка сюда, - он усадил её на соседний стул, - речь не о честности, самостоятельности, эмансипации, речь о том, чтобы нам быть вместе. Понимаешь? Я не покупаю тебя или твоё расположение, на данный момент – это единственная для нас возможность. Впоследствии, когда ты адаптируешься и захочешь вносить свой вклад, я не буду против, обещаю. Но на данный момент я не вижу причин пререкаться. Тебе предстоит сложный переезд, интеграция, новые люди, другая социальная среда… это сложно, Рыжик, но мы, ты и я, мы справимся со всем. Для всего своё время.

Он говорил так, словно вопрос был решённым, внушал девушке, что именно этого она хочет, играл нечестно, не давал ей права выбора, уговаривая, идя на уступки, отвлекая, как сейчас – покупкой полок, которые приглянулись Лиде, и она захотела их купить сама.

- Это будет моё приданное.

- Хорошо, тогда и собирай сама, раз уж оно твоё.

- Ну и пожалуйста.

Пока Лида боролась с полками, она не боролась с мыслью переехать навсегда к Дину, переставала анализировать и понимать, насколько это сложный для неё шаг.

Он давил и признавал это. Признавал даже перед отцом.

- Динар, ты не можешь не видеть, что девочка не готова к такому важному шагу, она ребёнок… действительно ребёнок. Ты не можешь не видеть, что Лиде  рано даже на соседнюю улицу переезжать!

- Она заканчивает школу, я уехал в это же время. Все так поступают.

- Но не в России, и не её дочь… ты давишь на Лиду, не смей на неё давить.

- Я не давлю.

- Посмотри правде в глаза – ты давишь.

- Да, - он устал спорить и отрицать очевидное, - давлю, я хочу быть с женщиной, которую люблю. И не хочу больше ждать, ты же не стал ждать!

- Почему бы тебе не переехать? – проигнорировав упрёк сына.

- Это не перспективно, ты знаешь это, не рационально бросать учёбу, хорошие перспективы, работу, я должен думать о семье, о благополучии Лиды, у меня есть обязанности и обязательства… Переезд Лиды – разумное решение…

- Не всегда то, что разумно…

- Ты поможешь? – прекращая спор.

- Да, - после минутной паузы. - Максимально.

Сейчас, когда вопрос о переезде был делом решённым, и даже Соня дала своё согласие и пообещала не только не отговаривать, но и утихомирить отца Лиды, который был категорически против, Дин наслаждался последними моментами их уединения. Завтра он посадит девушку в самолёт и увидятся они только летом, на этот раз уже навсегда. Даже если Лида не сможет поступить.

Лида ощущала через тонкую ткань топика быстрые толчки сердца Дина, чувствовала его лёгкие поглаживания, упивалась чувственными поцелуями, долгими, прерывающимися только чтобы перевести дыхание или почувствовать губами кожу.

Он был только в белье, но было нестерпимо жарко, от её тела на нём, от рваного дыхания, от того, как уже влажными шортиками она тёрлась о его возбуждение, нырнув рукой под трусики, приспустив их, он понимал, что девушка, как никогда, близка к разрядке. Недели самопожертвования со стороны Лиды не проходили даром, она, казалось, возбуждалась от воздуха между ними, в такие же минуты взгляд её становился едва ли не безумным, заставляя сходить с ума и его. Иногда хотелось просто придержать силой и дать ей то, в чём она отчаянно нуждалась, но зная Лиду, боясь вспышки обиды, он не рисковал – ему нужен был переезд любой ценой. Если такова плата – так тому и быть.

На борьбу с самим собой уходили силы, эмоции, но желание всегда поглощало, придавливало, кружило белыми мурашками перед глазами, стонами и громким дыханием.

Она смущалась прямого взгляда, но поглаживания по вершинкам груди было достаточно, чтобы в раздражении снять кофточку, она сжимала ножки, но тут же отпускала, расслаблялась, когда его палец проводил по маленькому комочку. Она становилась всё более открытой, взрослой, с определёнными желаниями и потребностями, которые упорно игнорировала, идя скорее за разумом, чем за интуицией. Иногда хотелось принудить её, заставить, взять её руку и силой прижать к своему естеству, показав, что это не то, чего следует бояться… хотелось раздвинуть ножки и, игнорируя её страх, сделать своей. Своей. От этой мысли он задыхался, как и сейчас, видя расширенные зрачки, приоткрытый ротик, обманывая себя, что в этот раз она уступит, хотя бы для себя – он проводил пальцем по пульсирующим складочкам, держа другой рукой за поясницу, прижимая к себе.

- Что это? – Лида.

- Где? – он неясно видел и, кажется, слышал с трудом.

- Кто-то постучал… в дверь.

- Тебе показалось, - накрывая рот поцелуем.

- Да нет же, - вырываясь, - кто-то стучит.

- Действительно, - раздался уже отчётливый стук, - наверное, Логан, Рыжик открой, я… эм, сейчас. – Он натянул на место красные шортики, поправил пряди волос, подул на раскрасневшееся лицо. – Беги, я сейчас.

- А почему?

- Рыыыыыжик, - он красноречиво показал на свой пах, - пойду, джинсы надену, это просто Логан.

Странно, что Динар спокойно относился к приходам Логана, который  однажды остался ночевать и спал на диване. Лида продефилировала пару раз мимо в откровенной маечке, не обращая внимания на добряка, он, в свою очередь, продолжал смотреть на девушку, как на маленького забавного зверька, задаваясь вопросом, все ли русские девушки такие хрупкие? Но про кого же тогда были написаны слова великого классика? Эта маленькая русская вызывала в парне желание её защитить от всех напастей, он ощущал себя великаном, призванном спасти принцессу от злого дракона, вот только всех драконов в радиусе ста миль уничтожил своим взглядом Динар, так что Логану досталась участь молчаливого рыцаря. Он любил разговаривать с Лидой, та часами рассказывала про свою страну, и он решил, что с этого месяца он точно возьмётся за ум, накопит хотя бы на самые дешёвые билеты и посмотрит своими глазами всё то, о чём говорила маленькая русская.

Быстро одёрнув кофточку, она распахнула дверь и застыла. На пороге стояли женщина и парень. Парень был чем-то похож на её Дина, только выше, взлохмаченный, его волосы торчали во все стороны, серые глаза смотрели исподлобья. Женщина средних лет была, возможно, немного полновата, но  элегантное пальто скрадывало этот недостаток. Умелый макияж подчёркивал карий цвет глаз, почти чёрный, её брови вопросительно взлетели вверх, и под наклон головы вбок, она проговорила на чистом русском, практически без акцента, как это было у Дина или даже Амира.

- Я бы хотела видеть своего сына, девочка.

- Здравствуйте, - она отступала вглубь квартиры, под пристальным взглядом карих глаз, и быстро понимала происходящее. Перед ней была мама её Дина, и она очевидно не была рада видеть её, Лиду. Врезавшись спиной в Дина, она замерла, почувствовав напряжение в комнате, Дин был скован, он сначала прижал к себе девушку, потом завёл за свою спину, словно пряча, потом прошептал одними губами

- Оденься.

Лида окинула себя растерянным взглядом и молча пошла в комнату, где быстро нашла спортивные брюки и свободную футболку, но всё равно долго боялась выйти из комнаты, слыша приглушенный разговор.

- Здравствуйте, - наконец, решившись.

- Ну, здравствуй, - Лида сжалась под взглядом женщины и парня. - Динар, будь любезен, представь свою… эм… сожительницу?

- Любовницу, скорей, - парень.

- Рот закрой. Сейчас же, - Дин.

Они говорили на русском, свысока, смотрели с нескрываемым интересом, особенно мама Дина. После коротких представлений, Назира, так коротко представилась мама, «мы свои, не так ли?»:

- Может, предложишь гостям перекусить? Посмотрим, какая из тебя хозяйка.

- Да, конечно, - Лида растерянно посмотрела на холодильник, понимая, что они ничего не приготовили, верней сказать, Дин не приготовил, потому что познания Лиды были невелики, а Дин сказал, что готовит практически машинально, и ему это вовсе не сложно, а даже в радость.

- Я сейчас закажу, мама, - Дин.

- Она тебя даже накормить не может?

- Мам, не надо.

- Почему же? Мне интересно… мне интересно, что в ЭТИХ женщинах такого, сынок?

- Мааама, перестань, прошу тебя.

- Я-то перестану, это твоё дело, но она тебе испортит жизнь… как и…

- Хватит! – Динар никогда не повышал голоса на мать, даже в подростковом возрасте. В их доме был строжайший запрет на подобный тон. Ему было невыносимо видеть её слезы, её отчаяние, когда она, захлёбываясь в слезах, стояла на крыльце их некогда семейного дома и смотрела вслед уезжающему мужу, тогда он мало понимал – почему, ему было это неважно. Человек, который был примером для него, человек, которого он слушал беспрекословно, который был абсолютным авторитетом, предал их мать, предал их всех, предпочтя какую-то неведомую женщину своей семье. Людям, любившим его, почитающим и уважающим, как подобает детям отца и жене мужа.

Со временем он принял выбор отца, смирился, он был едва ли не единственным, кто продолжал общаться с отцом и не скрывал этого от матери, сказав, что он не в силах сделать выбор. Впоследствии самому Динару пришлось породить ещё большую боль в глазах женщины, которую он уважал и любил едва ли не больше самой жизни – сказав, ЧЬЮ дочь он выбрал, к КОМУ он ездит. И КТО поглотил его мысли, услышав в ответ: «Ведьма, они все ведьмы».

Была ли Лида ведьмой? Возможно… но сейчас она больше походила на растерянного ребёнка, на человека, ради которого он пойдёт на всё, на любые крайности.

- Я сказал: «Хватит»! Рыжик, иди в комнату, пожалуйста, - уже тихо, проведя пальцами по лицу. Так нежно.

- Но...

- Иди.

Лида понимала, что Назире сложно отнестись к ней с теплотой. Её бывший муж  жил с  матерью Лиды… Поставив себя на место этой женщины, представив на миг, что её Дин когда-нибудь будет с другой, она понимала, что возненавидит эту женщину. Она уже её ненавидела, хотя и понимала, что это абсурд. Но Дин был её, и любая, в прошлом ли или в будущем, ничего, кроме ненависти не могла вызвать в девушке.

- Сидишь? – Марат, смотревший ехидно, завалившийся на чистое покрывало с ногами.

Лида промолчала, прислушиваясь к незнакомой речи. Говорили громко и эмоционально, но Лида не знала этого языка.

- Перевести? – Лида почувствовала подвох, но любопытство победило, она кивнула в знак согласия.

- Какой это язык?

- Татарский.

- Татарский?

- Ага. Что тебя удивляет? Динар татарин.

- Я не знала… И он блондин, почти… он не похож на татарина.

- И имена тебя не смущали? Динар, Амир… на арабов мой отец и брат тоже не очень похожи.

- Я не задумывалась…

- Похоже, вы вообще не очень-то задумываетесь. Так переводить?

- Давай уже, - недовольно дёрнув ногой.

- Мама говорит, что ты так же порочна, как и твоя мать-потаскуха.

- Аааааааа, - ей показалось, что на голову вылили ушат ледяной воды, она задохнулась.

- Что твоя мать-шлюха не смогла бы воспитать приличную девушку, но ей всё равно хотелось верить, что это не так, ей хотелось верить, что её сын не станет прятать свою девушку от семьи, как прокажённую, только если на это нет причины, но она есть – ты такая же, как твоя мать, это сразу видно. Ты опутала его в свои сети, всё, что тебе нужно – это уехать из страны, ты попользуешься Динаром и вытрешь об него ноги, хорошо, если предварительно не…

- Перестань!

- Что? Я перевожу.

- Ты врёшь!

- С чего бы я врал? Разве твоя мать не потаскуха?

- Ааааааа.

- А как называется женщина, которая много лет спала с женатым мужчиной, будучи сама замужем, а потом увела его все-таки из семьи? Из семьи с четырьмя детьми!

- Спала с женатым…

- Эй, не вылупляй глаза, не делай вид, что ты не знаешь, что твоя мамочка была любовницей твоего нового папочки много лет, да всю жизнь, практически, сначала она спала с его братом, а когда тот погиб, она до нашего отца добралась. Потаскуха.

Стены в светлых тонах медленно кружились, сливались в какое-то неясное цветовое пятно, разбегались рваным калейдоскопом, битым стеклом, которое резало глаза, до боли, до отчаяния, до неверия.

- Ты врёшь, - она закричала так громко, что казалось, заложило уши, и собственный крик ещё долго стоял в ушах, когда её прижимал к себе Дин, смотря в округлившиеся почти до неузнаваемости глаза. Лида была бледной, иссиня-бледной и какой-то пугающе холодной, словно жизненные процессы остановились в его Рыжике, и сама она вот-вот остановится.

- Что ты ей сказал?

- Правду, - беспечно.

- Какую правду ты ей сказал? – он тёр уже ледяные ладошки, испытывая ужас.

- Про её мать и нашего папочку, она сделала вид, что не знает, такая же потас…

Лида поняла, что она сидит, медленно перевела взгляд на Динара, который быстрым движением практически впечатал брата в стену и что-то говорил в лицо, злое, непонятное, и не слышимое Лидой – в ушах шумело. Зашедшая женщина мягко взяла за руку Дина, он тут же отпустил Марата, который стал ещё больше взлохмаченным.

- Ты не смеешь говорить такие вещи женщине своего брата.

- Но ты же сама!..

- Во мне говорит обиженная, ОЧЕНЬ обиженная женщина, но вы – братья, вы не будете драться из-за женщины, какой бы и кто бы она ни была. И ты, Марат, запомни, ты никогда не будешь оскорблять женщин. Никогда! Выйди вон.

- Маам, я правду сказал…

- Я сказала: подожди меня на улице.

- Нет!

- Сынок, я прошу тебя, мне и без того тяжело… зачем ты делаешь это? Пожалуйста, выйди, остынь, вы потом поговорите с Динаром, как мужчины, без девочки рядом… Выйди, я прошу тебя.

- Отлично, - хлопок двери слышал весь дом.

Она молча смотрела на девушку перед ней. Почти ребёнка, бледного, напуганного ребёнка. Слишком хрупкая и изящная, со слишком тонкими запястьями и слишком зелёными глазами, которые она прятала в каскаде рыжих волос. Вероятно, слишком похожая на свою мать… Назира с трудом вспоминала Соню, кажется, она была такой же худенькой, но не рыжей, хотя…

- Они похожи? – неуместный вопрос сыну.

- Внешне – да, только Лида рыжая отчего-то… - покорно отвечая.

Он сидел, спрятав лицо в руках, пытаясь понять, что произошло, и настанет ли этому конец? Или это было самое начало, тоненькая ниточка взаимных упрёков, через которые ему нужно будет пройти. ЕМУ. Но не ЕЙ.

- Лида не знала? – она говорила в третьем лице о бледной девушке, словно её не было в комнате.

- Нет, откуда?..

- Ей не сказали?

- Зачем?

- Это правда…

- Я не могу с тобой спорить, не могу тебя обидеть, меня не так воспитывали, не заставляй меня… Посмотри на неё, просто посмотри, не как обиженная женщина, не как мать, ты не сможешь, просто посмотри… - Он поставил Лиду прямо перед женщиной, которая была выше, полнее, старше и умней, конечно, она была умней, в силу ли возраста или жизненного опыта. - Посмотри. Это просто девочка. Девочка, которая жила с мамой, папой, бабушкой и рыжим псом, ходила в школу, на соревнования, ездила на дачу на холодном и огромном озере, где папа брал её на рыбалку. Её баловали, любили, ей потакали… А потом родители развелись, и она долго не могла принять этого… она просто ребёнок, у которого развелись родители… кто из нас четверых спокойно воспринял ваш развод? Её отец женился почти сразу, мать живёт с мужчиной, и более того, Лида вынуждена привыкать к чужому человеку в её жизни… её не спросили… всё это просто случилось с этой девочкой.

- И кто же в этом виноват?

- Какая разница – КТО? Не она.

- Знаешь, что люди говорят…

- Мне всё равно, что говорят люди, всё равно, что говорит отец, и даже всё равно, что говоришь ты. Пожалуйста, не заставляй меня выбирать, я не выберу тебя. Я всегда буду выбирать её…

Лида смотрела в пол и едва ли понимала, что и кому говорит её Дин. Главное, что он взял её за руку. Легко. И в этом прикосновении было многим больше обещаний, чем в любом самом интимном, личном, сексуальной действии. Лида судорожно вздохнула и посмотрела на Дина. Он, казалось, выдохнул, она была ещё бледной, но губы порозовели, и ладошка была тёплой.

- Я люблю её, люблю сильно и навсегда, так случилось, что она дочь именно той, что причинила тебе боль… но это сделала не Лида… эта девочка не заслуживает всех этих слов, что говорила ты и Марат. Это просто девушка, которую я люблю, и для меня не имеет значение ВАША история, я очень хочу, чтобы у нас с ней была СВОЯ.

- Динар…

- Не заставляй меня выбирать.

Назира молча смотрела на своего сына, на слишком юную девушку, которая цеплялась тонкими пальцами за его ладонь так, словно от этого зависела её жизнь, на спокойный, уверенный взгляд Динара, и понимала, что он никогда не выберет спокойствие матери, не пожертвует этим зелёным взглядом и хрупкой ладошкой в своих руках.

Она видела перед собой просто девочку, растерявшегося ребёнка, который не понимал, как себя вести, что следует говорить, а что нет. Ребёнка, которому вдруг распахнули дверь в огромный мир взрослых, и шквальный ветер оттуда грозит в одночасье растрепать, разорвать все детские иллюзии. И видела своего сына, до боли похожего на своего мужа, в своём спокойном выборе и режущем «я не выберу тебя». Она не смогла удержать мужа, но сына… сына она удержит.

- Прости меня, прости моего Марата, он молод и горяч, прости нас, - и, повернувшись, пошла к двери.

- Я привыкну, обещаю, я привыкну к ней… обещаю постараться.

Хлопок двери вывел из оцепенения. Дин поднял на руки всё ещё бледную девушку и прошёл на кухню, усадил на диван, принёс тёплый плед, укутал.

- Сейчас сделаю тебе крепкий чай… потерпи, Рыжик.

- Зачем?

- У тебя давление упало, судя по всему, ты испугала меня… - и он погрузился в приготовление чая, находя в мерных движениях успокоение.

Достать заварочный чайник. Привезённый из поездки по Золотому Кольцу.

Обдать кипятком.

Всыпать чёрный чай.

Залить горячей водой.

Закрыть крышку.

 Завернуть в полотенце.

Молчать. Считая дыхание за спиной.

- Рыжик?

- Да? – она была невероятно маленькой, с огромной косой через плечо, дёргая край футболки, скинув с себя плед. Он уже давно не видел этих рваных, дёрганых движений рук.

- Всё это правда? То что… правда?

- Я не знаю точно.

- Она была любовницей твоего отца… так долго?

- Была.

- Но папа… каааак?

- Я не знаю, - он быстро подошёл, забыв про фарфоровый чайник. - Не осуждай её, не надо. Мы не знаем всего.

- Она была любовницей… как она…

- Послушай, не списывай со счетов второго участника.

- Кого?

- Любовника, Лида. Пойми, эта то, что делают оба… на нём лежит ответственность так же, даже больше, у него были обязательства. Женщина, как правило, уязвима в подобных отношениях. И то, что ты услышала – результат этой уязвимости и его беспечности…

- Как ты можешь так спокойно рассуждать?

- Наверное, потому что я давно знаю.

- Давно?

- С самого начала, детали знал не все, и сейчас не хочу знать, но я знал.

- И не сказал мне? Почему? Ты врал?

- Я не говорил, если бы ты спросила, я бы ответил. Это не имеет к нам отношения. Не может иметь… не должно. Ты – это ты. Не твоя мама, не соседка по парте, я люблю именно тебя, люблю свою маленькую русскую девочку, упрямую, растерянную, я люблю тебя, и история наших родителей не должна касаться нас.

- Это какая-то ерунда. Всё это… Ты, я, мама, папа с новой женой, твой папа. Какое-то дурное кино, абстракционизм, я, наверное, просто сошла с ума. – Её начало сначала мелко колотить, от кончиков пальцев рук до мизинцев на ногах. – Мы все в дурке, Дин, - она едва ли смеялась, хотя было очень похоже, - все кругом любовники, потаскухи, шлюхи, зачем эти твои слова о любви? Зачем они танцуют так, что кажется, что нанизаны на музыку? Зачем? Если всё проще – все врут! И ты – врёшь! Я не знаю… мне ненавидеть тебя? Или любить? А маму? Кто виноват в том, что они развелись? Амир? Но ведь это она потаскуха! И я! – она говорила всё громче, путалась в словах и предложениях, стремилась выговорить, выкричать, вырвать из себя неприятие, злость, растерянность, любовь к Дину.

Но она не вырывалась, наоборот, вспыхивала режущими всполохами, когда его губы целовали, то жадно, то попуская нежностью, игриво, а потом снова сминали до боли. Она потянула его на себя, ища успокоение в его  руках, тепле, горячности, в своём желании, которое хотелось отпустить, как никогда хотелось дать ему вырваться, она сжала ножки, упрямо вспоминаю своё «нечестно».

- Рыжик?

- А? – она вздрогнула от лёгкого прикосновения к груди, стон, помимо воли сорвавшийся от лёгкой ласки розового соска, отозвался внизу живота.

- Рыжик. – Руки Дина были горячими, как никогда, он проводил ими, кажется, одновременно по всем чувствительным участкам кожи, оставляя следом поцелуи, чувствуя, как Лида вздрагивает и трясётся от нервного перенапряжения и борьбы с собственным телом. - Лида, тебе необходима разрядка, ты на грани все эти дни… сегодня очень много сильных эмоций, незачем так поступать со своим организмом.

Не дожидаясь даже формального согласия девушки, серые спортивные брючки вместе с трусиками съехали до щиколоток, где благополучно преодолели барьер из сопротивляющихся пяток.

В это же мгновения она осталось и без футболки, только с мужскими руками на своём теле.

- Я могу дать тебе это.

- Я не могу ответить, ты знаешь, и это нечестно, - попыталась свести ноги, не от стыда, просто сжать, придавить своё желание.

- Это не игра в честность, это желание…

- Я боюсь.

- Давай определимся, чего ты боишься… закрой глаза, закрой, - он вглаживал в неё согласие. Руками, своим телом, запахом, губами, кожей по коже, кончиком языка по чувствительным, ставшим чувственными местам. – Ты боишься проникновения… и ты боишься … эм… ты боишься… - он пытался подобрать слово.

- Я боюсь даже трогать твой… вот.

- И на этом всё? – словно он не знал. Все страхи Лиды были очевидны, хоть и непонятны и не объяснимы парню. Он не знал, как справиться с этим, но был уверен, что справиться, просто не сегодня.

- Кажется да.

- Я никогда не возьму тебя, без твоего очевидного согласия… и я не прошу тебя трогать меня каким-либо интимным способом… ты это понимаешь? – Он лежал рядом, выводя круги на животе, отпуская немного накал между ними, боясь не выдержать самому. – Но ты нуждаешься в разрядке, тебе необходим оргазм, и ты не станешь больше настолько издеваться над своим организмом.

– Ты говоришь так, словно заставляешь ребёнка есть кашу.

– Если тебе хочется так думать, - переместился, раздвинув ножки, удерживая их. - Рыжик, мне очень сложно контролировать себя сейчас… - это было не сложно, это было невозможно, за гранью возможного, её упрямство и очевидное желание были за гранью. – Перестань упрямиться, Рыжик.

Она перестала, не смогла бы не перестать, не сумела. Его плавные движения, каждое из которых бьёт ровно в цель – в низ живота, оставляя влажный след на руке парня. Его губы играли с её телом, она им больше не владела, могла только дышать и соглашаться. На всё. Почти на всё.

- Сейчас я буду целовать тебя там, возможно, войду одним пальцем, это не будет болезненно…

- Ты? – она кинула взгляд на светлую макушку, но желание спорить пропало под сонмами других желаний, под аккуратными, деликатными поцелуями, потом он давил языком сильнее, чередуя с посасыванием и даже лёгким укусом. Его язык двигался то быстро, то медленно, именно там, где было нужно, когда было нужно. Казалось, он специально оттягивает момент, размазывая тонким тягучим слоем удовольствие, стоны, движения бёдер, бормотание, вскрики, влагу, собственное сумасшествие, желание сродни животной потребности, когда палец окунулся в горячую и тугую плоть – немного, но достаточно, чтобы запустить термоядерный процесс воображения в голове, словно мало ему запаха, вкуса, широко расставленных ног… Она кончила, сильно, практически до боли сжав палец, у него на языке и губах, хватаясь за подушки дивана, крича и извиваясь. Медленно отпуская, позволяя выйти девушке из морока, он поднимался едва ощутимыми поцелуями до шеи, где оставил лёгкий поцелуй и смотрел на пульсирующую венку. Тук. Тук.

Она возвращалась плавно, стены становились на свои места, диван оказался тот же, внизу ещё пульсировало, она свела ноги плотнее, перевернулась к Дину, подбирая слова, но так и не нашла их. Всё становилось ясней, понятней и проще сейчас. У них с Дином должна быть своя история, и ей неважны условности, не важно, кто и почему говорит. Важно было одно – быть с её Дином, и то, что им осталось ждать всего лишь до лета. Она прижалась к Дину, он слегка поморщился.

- Дин, я люблю тебя.

- И я тебя люблю, Рыжик, - он смотрел в расслабленные черты лица девушки.

- Ты лучший.

- Вот что оргазм с людьми делает, - засмеялся ей в макушку.

- Ты станешь моим первым мужчиной?

- Конечно, именно я им и стану, мы говорили об этом.

- А единственным?

- Очень на это надеюсь…

- Мне так жаль… Дин, мне правда жаль и стыдно.

- Тебе нечего стыдиться.

- Есть чего. Я уже достаточно взрослая для подобных страхов. Их не должно быть…

- Думаю, твой страх типичен, у большей части девушек он присутствует в той или иной степени…

- Никто из моих подруг не боялся, они просто сделали это… а я…

- Не сравнивай себя с кем-либо. Каждому свой срок. Кому-то достаточно пары часов, чтобы не опасаться, а даже желать близости, а кому-то необходимо привыкнуть. Не только мыслям, но и телу. Твоё тело должно привыкнуть ко мне, перестать опасаться, открыться… иногда на это требуется время.

- Мы уже полтора года вместе, - хмуро.

- И сколько из этого времени на самом деле вместе? Рыжик? Три недели летом и сейчас две… мы очень далеко продвинусь за эти две недели, - он улыбнулся в розовые щеки, - уверен, что после твоего переезда мы довольно быстро справимся с твоими страхами. Привыкнешь ты, ты вся, и тогда я стану твоим первым мужчиной, - посмотрел внимательно, - и единственным.

Он говорил очень ровно, убедительно, девушка слушала, понимая правоту мужчины рядом, забывая о неурядицах и зыбком будущем. Забывая о прошлом. Просто веря очевидному – Дин будет её первым и единственным мужчиной. Он и был им. ПЕРВЫМ и ЕДИНСТВЕННЫМ.

Они прогулялись перед сном, зашли в ресторанчик, немного поболтали с друзьями Дина, которые встретились с ними, чтобы попрощаться с маленькой русской. Логан легко поднял девушку, говоря: «Как пушинка». Бен, который уже извинился и оказался незлобивым парнем, просто слабым на женский пол, после того как понял, что с Лидой ему светит разве что травма, и вовсе не души, дружелюбно пожал руку, но, на всякий случай, отошёл подальше от Дина, и Су, которая так и не призналась, как её зовут на самом деле, а сказала: «Все-таки вы парочка придурков, но смотреть на вас такая радость, возвращайся скорей».

Вечером Лида сразу пришла к Дину, и в этот раз её не пришлось уговаривать, она утонула в его нежности и ласках, качаясь на зыбкой ряске своего желания, проваливаясь в него, выныривая только на пике финала, под собственный вскрик.

Дин встал, когда Лида крепко спала, заварил крепкий чай, сходил в душ, отставил кружку и, прижимая девушку к себе, уговорив себя, что решение о переезде самое верное – уснул крепким сном, кружась во сне в сполохах рыжего и зелёного, и сладко-терпкого вкуса на своих губах.

Для того, чтобы утром проводить глазами самолёт, тихо закрыть дверь в ставшую тихой квартиру и, вопреки молодости и жажде жизни, лёжа смотреть в потолок, задавая себе один и тот же вопрос: «Когда?» Но уже зная на него ответ.

Форум

Спасибо всем, кто читает.