Погрузись, любовь моя,

В зыбкие мои объятья;

Время, страсть испепелят

Чад задумчивых своих

Красоту и сон могильный

Их докажет эфемерность:

Но до самого рассвета

Будь со мной, творенье жизни,

Смертным, грешным, но по мне

Всеобъемлюще прекрасным.

Уистен Хью Оден, "Колыбельная"

+. +. +. ++. +. +. +

«Фальшивое ощущение безопасности, - писал однажды Майкл Мид, - всего лишь инстинкт».

По-деловому одетые восемьсот мужчин и женщин, взирая осмысленными взглядами, с пристальным вниманием слушают, как мой отец, сам Колосс с Капитолийского холма, красноречиво рассказывает, Как Управлять Миром. Впечатленная шелухой этой встречи, я вместе с членами штата отца смотрю из-за кулис.

- Потому, - объявляет он, его силуэт выделяется на фоне разноцветного американского флага, - обязательно надо обладать цепким умом и прозорливостью. Не отпускайте свою охрану, не притворяйтесь лучшим, не доверяйте своим противникам и, прежде всего, будьте всегда начеку.

Став старше, я с удивлением оглянусь на прошлое, поражаясь, как отчетливо я помню слова отца и как явно я однажды забуду их.

+. +. +. +

- Боже мой, - задыхается Эдвард, выдохшийся и выбившийся из сил, и прижимает меня к своей груди. – Я ног  не чувствую.

Я улыбаюсь, целую в шею и бормочу ему какие-то нежности.

«Твоя», - сказала ему я, заявляя на него права и вбирая в себя. Теперь я встаю с его коленей и игнорирую его стон, когда он выходит из меня, его улыбку и его гримасу, когда он избавляется от следов, засовывая нежную плоть в брюки.

«Хватит волноваться», - думаю я и провожу большим пальцем по напряженной морщинке, появившейся на его лбу. Он смеряет меня взглядом, сосредоточившись на чертах моего лица, как будто ища на моей коже древние ответы.

- Если тебе есть что сказать, Эдвард, то говори.

Он щурится, когда слова слетают с моих губ, и пристально глядит на меня.

- Хочу знать, о чем ты думаешь, - говорит он, уголки губ ползут вверх.

Я могу рассказать ему об удовлетворении, с трудом заработанном болезненностью между бедрами, или о скучающем молодом парне, скрывающимся за его взглядом, или о предсказуемости его подчинения, или о времени, времени и времени, что я потратила на ожидания, когда он будет стоять передо мной, смотря на меня с усталостью и скрытым волнением.

Но я не отвечаю ему.

Его глаза фокусируются на мне - расширенные черные пропасти, окруженные зеленым, золотым и серым цветом радужки, столь очаровательной в своем блеске.

«Падай в кроличью нору», - шепчет что-то, и я хмурюсь.

- Думаю, ты должен вернуться на свою вечеринку.

- Это не моя вечеринка, - рычит он, встав и застегивая ширинку. – Господи, ты глянь на мои брюки.

- Растягивая ткань, ты не разгладишь заломы, Эдвард. Никто не заметит.

Он вздыхает.

- Они заметят, если я не появлюсь там. Пошли.

Я смотрю на него:

- Разве мисс Дено не ждет тебя?

- Мы снова вернулись к тому, с чего начали, да? Что, черт возьми, произошло с договором?

Я пожимаю плечами.

- Это всего лишь ужин.

Он придвигается ко мне, и я чувствую тонкий аромат его одеколона, смешанного с запахом секса.

- А что, если я уеду с той, кого трахал во время вечеринки?

- Это я тебя трахала, - холодно улыбаясь, отвечаю я.

Эдвард смеется.

Я одергиваю платье и напрягаюсь, когда он целует мою руку.

И мы уходим вместе.

+. +. +. +

Полученное от отца письмо ничем особым не отличается от предыдущих: никаких новостей из дома, описание кандидата, с которым он будет работать, настояние получать отличные отметки, лучших друзей, его решение относительно колледжа и его любовь.

«Я знаю, что ты человек, любящий уединение, - пишет он. – Но мне хотелось бы, чтобы ты нашла себе друзей. Ни один родитель не хотел бы, чтобы его ребенок жил в добровольной изоляции».

Со своего рода задумчивой улыбкой я прочитываю его письмо, после чего засовываю обратно в конверт и пихаю вместе с оставшейся почтой в сумку от Версаче. Трибуны пусты за исключением меня, и звуки разбрызгивателей с лужайки и вопли футболистов являются земным саундтреком к первому семестру моего первого курса.

- Кроули! – орет тренер Модест. – На мяч смотри!

Я резко перевожу взгляд на самого высокого игрока на поле, его свитер с эмблемой академии Филлипса пропитан потом, а сам он хмурится, отводя от меня глаза. Какой робкий. Какой джентльмен.

Нервно и в ожидании я облизываю губы.

- Свонни! – окликает Бри, поднимаясь ко мне на трибуну. – Проклятье, где ты пропадала?

- Здесь.

- Снова наблюдаешь за Тайлером? – смеется она. – Ну ты и сталкер. Он тебя уже заметил?

- Конечно, он меня заметил, - раздраженно отвечаю я. – Он хочет меня. Просто молчит всегда.

- Брайан сказал, что Кроули еще девственник.

Я киваю.

- Значит, он, наверное, слишком застенчив, чтобы первым заговорить с тобой. Пригласи его куда-нибудь.

Не свидание я имею в дальнейших планах, но не говорю ей об этом.

- Удачи, если успеешь поймать его в перерыве. Слышала, он загнан как гребаная скаковая лошадь. Эй, не хочешь повеселиться вечером? Мы едем в город.

- Я занята, - рассеянно отвечаю я. – Возможно, в следующий раз.

- Какая же ты странная.

Тайлер снова глядит на меня, и я улыбаюсь.

- Наверное, - рассеянно отвечаю я. – Но, по крайней мере, мне не скучно.

+. +. +. +

- Ты на машине? – спрашивает Эдвард.

- Разумеется, нет. Мы вызовем такси.

- Подожди… я напишу своему водителю. Он мигом приедет.

Я столбенею.

Ни за что не сяду в его машину.

- Я вызвала такси, - сообщаю ему я.

- Что? – недоверчиво смеется он. – Серьезно?

- Да.

- Ладно, - протягивает он. – Могу спросить, почему?

- Конечно.

Он закатывает глаза.

- А ты ответишь?

- Конечно же, нет.

+. +. +. +

- Изабелла,  у вас есть подруги?

- Нет.

- Почему?

- А почему бы и нет?

Я смотрю на нее.

- Я не нравлюсь женщинам.

- Почему же?

- Я слишком прямолинейна. Не умею подбирать выражения. Меня не интересуют светские беседы.

- Именно потому вы не нравитесь женщинам?

- Это только начало.

- Хм. В прошлом у вас была близкая подруга? Кому вы бы доверяли?

- Когда была моложе.

- Но с тех пор нет?

- Нет.

Она глубокомысленно хмыкает.

- Вы могли бы сказать, что не доверяете женщинам?

- Я никому не доверяю.

Нахмурившись, она глядит на меня поверх своего блокнота:

- Вообще никому?

Я пожимаю плечами, борясь с желанием отпрыгнуть от того, что вижу в ее глазах.

Жалость.

+. +. +. +

В понедельник вечером, когда швейцар открывает мне дверь, стоит тишина, и позже, уже в лифте, руки Эдварда снова ложатся на мою кожу.

- Я весь день ждал этого, - стонет он напротив моих губ.

Я разрешаю ему взять меня, прижав к стене, и посмеиваюсь, когда он вламывается в меня, вбиваясь своими бледными бедрами.

- Ты мой, - шепчу я, прикусывая гладкую кожу на его плече, отчаянно кончая, и он согласно стонет.

+. +. +. +

- Вы снова ведете дневник, Изабелла? – спрашивает доктор Коуп. Я хмурюсь, а она многозначительно глядит на мою сумку, из которой торчит Молескин с потертой обложкой. Вздохнув, я засовываю его глубже, скрыв от ее взора.

- Уверена, вы понимаете, что это добрый знак. Ведение дневника – полезный способ разобраться со своими мыслями и чувствами. – Она делает паузу. – Я бы очень хотела прочесть, что вы пишете. Когда-нибудь.

- Не сомневаюсь.

- У меня есть шанс на ваше разрешение?

- Нет.

Она наклоняет голову набок:

- Содержимое может шокировать меня?

- Вам придется понять написанное, чтобы оно вызвало у вас шок.

- Думаете, я не пойму?

- Я знаю.

- Почему?

- Потому что не поймете - и всё, - раздраженно отвечаю я.

- Вы никогда не узнаете, не разрешив мне. – Последующие слова сказаны осторожно, но я все равно съеживаюсь: – Я не ваша мать, Изабелла.

- Задавайте остальные свои вопросы, чтобы я уже могла уйти, - рявкаю я.

В течение нескольких затяжных секунд она молча рассматривает меня, но молчание и взгляды – старые мои друзья, и я не отвожу глаза.

+. +. +. +

Четверг, вечер, Эдвард открывает дверь, и я вижу его бледное лицо и темные круги под покрасневшими глазами.

До сего момента я провела в его квартире одиннадцать вечеров, и он никогда еще не выглядел таким измученным.

- Тебе плохо? – нахмурившись, спрашиваю я.

- Нет. Заходи.

- Ты плохо выглядишь.

Он смотрит на меня, иронично рассмеявшись.

- Тяжелая неделька выдалась.

Я ухмыляюсь:

- Что-то сильно отвлекало тебя ночью?

- Нет, проблема не в тебе. Не в этом, во всяком случае.

Я щурюсь, но жестом велю ему продолжить.

- Просто работа. И моя семья.

- И то, и другое? Разве ты не на отца работаешь?

- Да. – Он хмурится. – Я тебе рассказывал об этом?

- Не такая уж это и тайна, - пожимаю я плечами, не дав ему ответа. – Думаю, твоему отцу доставляет истинное наслаждение вертеться под лучами славы в правильном обществе.

 - Да, хорошо. – Он вздыхает. – Я не очень-то люблю обсуждать так называемую славу моего отца.

- Ты прав. Твоим ртом я воспользуюсь иначе.

Истощенные черты его лица затмеваются усмешкой.

+. +. +. +

Коридоры в академии Филлипса практически безлюдны, опустевшие по причине субботнего утра, предшествующего рождественским каникулам. Мой голос раскатистым эхом перекликает звук его шагов.

- Тайлер!

Все шесть футов и три дюйма Тайлера Кроули в удивлении подпрыгивают, и он оборачивается. Видит меня, но мое присутствие в здании для мальчиков, похоже, смущает его еще сильнее.

- Свонни? – озадаченно спрашивает он.

- Иди сюда.

Он подходит, весь в предчувствии, ожидании и готовности. Прошли месяцы, и, Боже, я уже наконец-то готова все исправить.

- Что ты делаешь? – спрашивает он, и я затаскиваю его в комнату и закрываю дверь.

- Ты и сам знаешь, - говорю я, проводя руками по пуговицам на своей рубашке. – Помоги мне.

- Помочь – что?

- Раздеться.

- Свонни…

- Не называй меня так. «Свонни» - это для младенцев и старых леди. Мне семнадцать лет, я хочу тебя, и ты станешь моим первым. Зови меня Беллой.

Он застывает на месте.

- Твоим первым?..

- Верно, - перебиваю я, сбрасывая с себя рубашку и взявшись за его ремень. – Не верь всему, что слышишь.

- Но… Св… Белла. Я уже собираюсь… Вчера вечером я собирался ехать домой, но…

- Но сегодня тебе пришлось встретиться с тренером Модестом. Я знаю. – Он все так же неподвижно стоит, пока я расстегиваю его брюки и стягиваю их с длинных мускулистых ног. – Это не займет много времени.

Несмотря на протесты, он возбужден, в линиях его тела видны стыд и неуверенность. Я усмехаюсь.

- Ты хочешь меня, - шепчу я, целуя кожу под его пупком, надеясь, что он не услышит дрожь в моем голосе. Я котенок, играющий с украшениями, жеребенок на Дерби, но опыт научил меня, как глупо отсутствие безопасности.  – Нет ничего страшного в том, что ты меня хочешь.

От моих слов оцепенение, которое нашло на него, исчезает.

Его крупные руки ложатся вокруг моих ребер, приподнимая меня, переворачивая и укладывая на одну из больших парных кроватей. Я смотрю, как он запускает ладонь под мою юбку, под хлопковые трусики, которые настолько влажные, что он рычит.

«Мужчинам нужно только одно», - эхом раздается у меня в голове голос матери. Нетерпеливое лицо Тайлера заполняет поле моего зрения и все, что я могу думать насчет предупреждения своей матери, это: Боже, надеюсь, так и есть.

+. +. +. +

Воскресный вечер, и настойчивые вопросы Эдварда вместе с моим увиливанием продолжают действовать ему на нервы.

Он поворачивается ко мне, прижав к стене, его губы впиваются в мои. Руками я обхватываю его подбородок, отталкивая, и он хмурится.

- Теперь ты хочешь замедлиться?

- Как невежливо, - упрекаю я, слегка потеребив его за щеку.

Он хватает меня за запястье, держа его между нами.

- Перестань.

- Право приказывать здесь дано не тебе, - огрызаюсь я, поднимая свободную руку к его шее и прижимая к болевым точкам пальцы.

Он изрыгает проклятия, отпускает меня, и мы стоим, смотря друг на друга. Я замечаю, как опущены его плечи, как будто цепи, которыми я скрутила его, настоящие.

- Я многого о тебе не знаю, - спустя мгновение говорит он.

- Ты знаешь все, что нужно.

- Говорит женщина, фамилия которой по-прежнему остается тайной.

- Не смей, - предупреждаю я.

- Расскажи мне что-нибудь, Изабелла. Сколько тебе лет?

- Я не буду это обсуждать.

- Ты ведь не думаешь, что я продолжу делать все, что ты мне велишь?

- Думаю, - настойчиво отвечаю.

- А мне что за это будет?

- Кажется, я уже продемонстрировала, что ты получаешь, когда хорошо себя ведешь.

Он хмурится, воспоминания вспыхивают в его лице, как отражается свет от призмы.

- Скажи хоть, что ты совершеннолетняя.

Я улыбаюсь:

- Немного поздновато спрашивать, тебе не кажется? Но все законно. Не волнуйся.

- Ты замужем?

Я недоверчиво смотрю на него.

Он громко вздыхает:

- Если ты ни на один проклятый вопрос не ответишь, то долго это все не продлится.

- Я могу гарантировать только здесь и сейчас.

Он поднимает голову, и я смотрю ему в глаза.

- Иногда ответы, которых мы хотим, только вводят нас еще в большее заблуждение.

Вдох, выдох, моргни, повтори.

- Ты злоключение, - наконец выдыхает он спустя несколько долгих минут молчания.

- Злоключение – общий знаменатель жизни. Великолепное уравнение, - цитирую я.

- Но то не значит, что нужно его желать.

Я коварно усмехаюсь, притягивая его к себе, чтобы прикусить подбородок.

- Возможно, то значит, что ты должен о нем попросить.

- Я напросился секса от тебя уже на всю жизнь, - рассвирепев, отвечает он. Я вижу нечто новое в его взгляде, чудовище на пределе.

- Давай надеяться, что нет, - говорю я и веду его к кровати.

+. +. +. +

- В последнее время мы не обсуждаем мистера Каллена, - отмечает доктор Коуп. – Когда вы виделись с ним в последний раз?

- Вчера вечером.

- Хм. Вы следили за ним?

- Нет. Меня пригласили.

- Куда пригласили?

- В его квартиру.

Ее хмурый взгляд становится ошеломительным по своей интенсивности.

- В его квартиру.

- Да.

- И часто… вы бываете у него в квартире?

- Каждую ночь.

- Давно?

- Почти три недели.

Наступившая тишина оглушает.

- Изабелла, - начинает она, беспокойство и предостережение слышны в ее тоне. – Вы видитесь с ним?

- Я всегда видела его.

- А теперь он видит вас?

- Пока нет, - равнодушно отвечаю я. – Но скоро увидит.

+. +. +. +

Воскресный вечер, и я выжимаю Эдварда до капли, содрогаюсь вокруг него, кончая и упиваясь видом напряженных сухожилий на его шее, когда он выгибает спину, лежа на подушках.

После он цепок: его руки придавливают меня к быстро вздымающейся и опускающейся груди. Я позволяю ему обнимать меня, позволяю его губам целовать легонько мои волосы.

- Останься, - бормочет он.

- Ты же знаешь, что это не лучшая идея, - упрекаю я, поглаживая его грудь.

Наши тела остаются переплетенными, пока я не готова уходить.

- Думаю… ты моя любимая штучка, - шепчет он, когда я приподнимаюсь. Он – Самсон, а

его сонная усмешка – симптом охотной неуправляемости.

Я молчу и отворачиваюсь, но мои руки дрожат, пока я во второй раз пытаюсь застегнуть блузку.

+. +. +. +

- Никому не рассказывай, - сопит Тайлер, сдергивая с себя рубашку и укладывая меня. Он нетерпеливо накрывает мое девственное тело своим. Глупый юнец с большим членом и неумелыми пальцами. – Мои родители… очень религиозны.

Он предпринимает немного усилий, чтобы подготовить меня, шепчет мне в шею извинения, приподымается – и мне больно, но я не обращаю внимания, не обращаю внимания, не обращаю внимания…

- Ох! – кричу я, когда он входит в меня. Он замирает.

- Извини, - говорит он и повторяет это снова и снова.

- Продолжай, - говорю я голосом, полным боли, льда и восторга.

Он слушается, и с каждым вздохом я ощущаю боль и волнение от того, что с каждым его стоном и движением уходит, уходит, уходит девочка, которой я была когда-то: пленная трусиха, наблюдающая за тем, как охотятся, берут, улыбаются и очаровывают мужчины.

Теперь я женщина, нет уже той нетронутой невинности, нет пары глаз, ждущей своей очереди. Я отведала запретный плод и, возможно, отведаю его снова, снова и снова.

Только одно лицо я хочу видеть над собой, и я зажмуриваюсь и думаю, думаю, думаю…

Тайлер быстро кончает, издавая стоны по поводу узости и влажности, говоря, что в следующий раз он будет лучше.

А затем грохот, вопль, поскольку нас обнаруживают; суматошные движения, пока я прикрываюсь, наказываюсь и передаюсь домой со строго сформулированным письмом для моих родителей от комитета.

Мать кипит от гнева, отец – от смущения, но единственное, что я чувствую по отношению к моему миру, - это отвращение, а на моих бледных хрупких плечах виднеется отпечаток скуки ожидания.

+. +. +. +

Среда, вечер, в воздухе висит тяжелый запах, лунный свет через окошко спальни серебрит белым его плоть.

- Моя сестра хочет с тобой познакомиться, - объявляет он тоном, не располагающим к отрицательному ответу.

Я резко поворачиваю голову.

- Почему?

- Почему бы и нет? – Он пожимает плечами. – Ей ты любопытна.

- Она обо мне знает?

- Да, я сказал ей, что кое с кем встречаюсь. – Он видит мой хмурый взгляд. – В чем проблема?

Это неожиданно, а я не идеальна, но редко ошибаюсь и это… это…

Я говорю нерешительно, медленно.

- Я даже не подозревала, что ты так поступишь.

- Прошу прощения за свою наглость, - саркастично отвечает он. – После того, как ты угрожала отрезать мне член, если я покошусь на другую, я предположил, что мы вместе.

Я напрягаюсь от его тона, а мое гнетущее молчание, похоже, выводит его из себя.

- Слушай… я упомянул о тебе, ей любопытно. Я ведь никогда не рассказываю, что с кем-то встречаюсь. Разумеется, раньше я также не позволял сумасшедшей девчонке вдвое меньше меня выбивать из меня все дерьмо в постели. – Он ухмыляется в ответ на мой дикий взгляд. – Кстати, это шутка.

- Эдвард, я не стану знакомиться с твоей сестрой.

- Какого черта? Почему нет?

- Потому что я не твоя девушка.

- Ты приходишь каждую ночь. Мы ни с кем другим не трахаемся. Ты мне нравишься. Черт возьми, чего еще тебе надо? – рычит он, нетерпение наполняет каждый его дюйм. Я впиваюсь ногтями в его шею, оставляя свою отметку.

- Следи за тоном, - предупреждаю я.

- Изабелла, - возражает он.

- Все, чего я хочу, - ты и моя свобода. И у меня есть и то, и другое.

- Твоя свобода? – Он хмурится.

Я киваю.

- Да.

- Тогда что между нами? Мы просто приятели, которые трахаются друг с другом?

Я обжигаю его предупреждением, ногти снова впиваются в него.

- Ты становишься грубым.

- А ты – нелепой.

Моя рука взлетает вверх, хватает его подбородок и поворачивает к себе.

- Не смей так со мной разговаривать. Я не стану извиняться за свои желания.

Он неподвижен, его взгляд тяжел:

- Ты когда-нибудь захочешь большего?

В миг я замолкаю, вереница изображений пробегает у меня перед глазами: семейная жизнь, предсказуемость, ванная с двумя раковинами, трагически вымученные улыбки, дом в Хэмптоне, кольцо на моем пальце, ребенок в моем животе, прислуга для уборки пентхауса и готовки жаркого каждый вечер. Ужины в городе с его коллегами, с его бывшими потрахушками. Холодные поздние завтраки и взгляды с неприкрытым негодованием. И скука.

Прежде всего, скука.

Каждый отрезок той жизни кажется мне кандалами, еще одним замком, сдерживающим в клетке иного рода.

- Нет, - отвечаю я, отпуская его подбородок. – Хотя не вижу в том для тебя проблемы, учитывая, что ты и так уже переспал со всем Манхэттеном.

Он молчит несколько долгих мгновений, и я с любопытством поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.

Впервые, начиная с «Apotheke», я не понимаю выражения на его лице.

+. +. +. +

Доктор Коуп, молчаливая и шокированная, сидит.

И когда она заговаривает, я не единственная холодная вещь в этой комнате.

- Изабелла, вы когда-нибудь лгали мне?

Я замираю.

- Однажды, - заявляю я. – Но всего однажды.

- Относительно чего?

Я не отвечаю.

- Надеюсь, вы цените, что сейчас я не совсем уверена, что ответить вам. – Она вздыхает, снимает очки и пристально на меня смотрит. – Этот человек понятия не имеет, кто вы такая на самом деле. Он не осведомлен о вашей истории с мужчинами и том факте, что вы столь долго одержимы им.

- Никому не нанесен урон.

- Хорошим это не кончится, Изабелла.

- Вы того знать не можете! – кричу я.

- Я знаю, что вы мне говорите. Еще я знаю, что ваш отец четко очертил границы вашего поведения с мужчинами. – Она вздыхает. – Не уверена, как сообщить ему об этом.

- Вы не можете сказать ему, - пылко говорю я, грудная клетка сжимается от ее слов. – Я не отказываюсь от своего права на конфиденциальность.

- Боюсь, Изабелла, нам придется позабыть об этических требованиях моей профессии.  Ваш отец дал мне очень четкие инструкции, и он ожидает, что я защищу вас.

- Не говорите ему, - повторяю я, и эти слова - самое близкое к молитве, что я когда-либо произносила.

Неуверенность и всплеск той чертовой жалости видны в ее глазах.

«Беги», - шипит мое сознание.

Беги.

Вспышка уходит, но остается коробка у меня в гардеробе с другим обратным адресом и предательством в зеленом взгляде…

И теперь я чувствую это.

Страх.

+. +. +. +

«Оставьте его в покое», - говорит доктор Коуп.

«Оставьте его в покое, и ваш отец не узнает».

И она не прогибаема.

Поэтому я дрожа стою здесь, холодная как и всегда, а Парк становится все темнее.

В нескольких кварталах отсюда он ждет меня.

И я пойду.

Я отпущу его.

У меня есть теория, которая гласит:

Ничто не имеет значения, на самом деле.

Вы либо играете свою роль, либо нет.

Либо любите, либо нет.

Но вы существуете.

Вы выбираете.

А я уже выбрала свой яд, да…

Но теперь, настойчивее, чем раньше, я выбираю одиночество.

Прошу прощения у всех за столь длительные ожидания! Следующая глава будет без задержек, на следующей неделе :)

ФОРУМ