Глава 10.2. Эсме Каллен
Белла
Мои дни в больнице потянулись своим чередом. Потихоньку мне разрешили вставать и гулять по коридору. Я все еще сильно кашляла, и иногда было ощущение, что моя голова никак не связана с телом.
В такие моменты Клер всегда приходила на помощь, подставляя свое плечо и теплую ладонь мне в помощь. Удивительно, как в этой женщине сочетались ее индейская горячность, страстность, но в то же время нежность и заботливость матери.
Чарли и Элис выработали свой собственный график посещений больницы. Каждый из них приходил, как только мог. Элис в основном оккупировала мою палату рано утром, чем часто будила меня. Чарли же забрал себе вечерние часы посещения.
Они оба очень переживали за меня и старались по максимуму подбодрить. Элис каждый день придумывала новые прозвища Джейку, чем смешила меня. Я его давно простила. Тем более, когда синяки, оставленные его пальцами, начали проходить.
Тяжелее было с Чарли. Когда он их заметил, то вначале побледнел, потом позеленел, а потом и вовсе покраснел, и мне показалось, еще секунда и из его ушей точно пошел бы пар. А когда он понял, что это сделал Джейк... Ох, возможно мне стоило лучше прятать свои голые по локоть руки от его глаз, потому что каждый раз, когда он смотрел на них, я чувствовала, что в его голове происходят бои без правил, в которых он вытряхивает все дерьмо из моего бывшего друга.
Я печалилась, что все сложилось именно так. Мы с Джейком, как пара - это сразу было глупым решением, но, как по веселому, родному человеку и лучшему другу, я по нему скучала. Как только он исчез из моей палаты, я простила его, постаравшись вычеркнуть из памяти его слова и поступки, которые уже и так порядочно испортили мне жизнь. Мне не хотелось помнить Джейка, как озверевшего бывшего, которым он стал теперь.
Стараясь сосредоточиться на первостепенной задаче, скорейшем выздоровлении, я избегала любых мыслей о том, как изменилась моя жизнь за каких-то несколько дней. Пыталась не думать о том, что меня ждет, когда я вернусь домой, будет ли мне также плохо через неделю, месяц, год. При любом воспоминании о той ночи мой пульс подскакивал до небес.
Хотя, это были хорошие воспоминаний, кадры будто не из моей жизни. Так странно… но вспоминалось все как в тумане. Сейчас мой мозг, видимо, плохо работал, упуская приятные моменты, но каждый раз напоминая мне о моем поступке, бегстве, трусости..
Щемящей болью для меня стали сны. Будто я оказалось на месте героини фильма «День сурка»… в моих снах я все время видела спящего Эдварда, а потом чья-то рука закрывала дверь перед моим лицом.
Несколько раз я так стонала во сне, что на мой «зов» прибегали медсестры, добавляя мне в список к обычным обезболивающим еще и снотворное. После него я мгновенно засыпала без сновидений, что было для меня почти раем. Пусть лучше так, чем каждый раз видеть его и отрывать частичку себя, когда дверь снова закрывалась.
Хмурую, мучительную ночь сменял день, принося новые радости больницы, сегодня доктор К. обследовал мой мозг, энцефалограмма - звучит как пытка. Мало того что ты чувствуешь себя как пришелец, с кучей проводков и металлических пластинок, присоединенных к голове, так тебя еще и заставляют дышать, как собачка в темной комнате.
Сидишь один, весь в проводах, глубоко и часто дышишь…умереть не встать, какой опыт в жизни!
После обследования я вышла из кабинета доктора, все еще одурманенная гипервентиляцией легких, пошатываясь и бурча под нос о плохом вестибулярном аппарате, я шла по коридору, с трудом соображая, туда ли я повернула.
Немного успокоившись, я, наконец, огляделась по сторонам. Это определенно был мой этаж, но какой-то другой коридор. Пройдя еще пару шагов, я оказалась в тупике, где была всего одна дверь.
Взглянув еще раз на нее, я удивилась, насколько она отличалась от всех других в коридоре: деревянная, декорированная орнаментом, покрытая красноватым лаком, на вид очень тяжелая.
На ней не было таблички, но я все равно рискнула, дернув за ручку, и застыла на месте.
Я была дома, родной запах приятно щекотал мне нос. Аромат книжной пыли, старых изданий, полировки, может быть лака для дерева, и чего-то легкого, цветочного, почти не различимого в воздухе.
Боже, когда доктор К. говорил, что в больнице есть огромная библиотека, я и подумать не могла, что она настолько велика. Моей фантазии не хватило бы представить подобное место, как будто сбылась мечта идиота, и я попала в страну книг.
Это было огромное светлое помещение с высокими французскими окнами по одной стороне комнаты. Напротив окон стояли стеллажи, доходившие до потолка, полки их были заполнены книгами. Все распределено по годам, авторам, стилям. Мои глаза бегали от одного корешка книги к другому, я не могла выбрать, здесь было все!
Наткнувшись на знакомую темно-коричневую обложку с золотым теснением - Ги де Мопассан, я схватила первую книжку с края, действуя наугад. И не прогадала - «Милый друг», странно, что она попалась мне на глаза именно сейчас.
Я несколько раз перечитывала эту книгу, всегда удивляясь, почему женщины велись на этого Дюруа? Кроме внешности и, может быть, харизмы, у него не было ничего, что можно оценить или полюбить. Но, нет, ирония судьбы, он шел по постелям женщин и добился признания, богатства, чина.
Неужели все мужчины такие? Это глупо, мне вспомнился Джейк, его слова, крики. Неужели все дело действительно только в постели, а любовь - выдумка для женщин, чтоб нам легче жилось?
Но…если бы не Джейк, ничего бы не было! Благодаря ему я оказалась в этой «разбитой лодке», встретила Э…Эдварда. Боже, даже мысленно мне тяжело дается это имя, мое сердце щемит от тоски по нему. Я чувствую, что он не такой. Он был со мной настоящим, любящим.
Не знаю, чем я заслужила это знакомство с ним, но благодарна всем высшим силам за него, нашу встречу, камин, нашу ночь. Это был лучший момент в моей короткой жизни, который я никогда не забуду.
Сейчас я могла себе признаться, что просто струсила, убежала от проблемы. А что было бы, если бы я осталась? Его зеленые омуты смотрели бы на меня так же, как и ночью, с обожанием и страстью? Или на утро они сменились бы разочарованием и презрением?
Боже, ну почему все так сложно? За свою жизнь я поняла, что боль и любовь всегда ходят друг за другом. Я так боюсь боли, слишком живы воспоминания в моем сердце, всегда кровоточит рана. Рене ушла, оставив меня в море горя и слез.
Это поэтому я ушла от него, чтобы не быть брошенной? Ох, я такая лицемерка, дура просто!
Я сама выбрала этот путь, уйдя. А теперь думаю: а что было бы, если… Стоит прекратить подобные мысли, нет никакого если! Мой выбор все разрушил, и нет пути назад.
Есть теперешнее время и место. Надо жить дальше. А боль от воспоминаний, она пройдет, все проходит, и это пройдет.
Взяв книгу, я присела на ближайший к окну кожаный диван, которых было несколько, расставленных то тут, то там по всей комнате. Для удобства читателей возле каждого дивана или кресла стояли столики, была возможность включить лампу для чтения.
Все было продумано и гармонично в этом помещении. Стены были обиты темными панелями дерева, здесь же висели несколько больших картин, подсвеченных вычурными бра. Лакированная мебель блестела в заходящих лучах солнца, что проникали сквозь окна.
Казалось, будто я перенеслась во времени, и мне не хватало только жутко неудобного корсета с китовым усом.
Да, и такой опыт у меня был в жизни.
Элис как-то привиделось, что мы обязательно должны отметить Новый Год в костюмах эпохи возрождения, с кринолинами, корсажами, и всеми вытекающими последствиями.
Если до этого я и хотела побывать в роли свои любимых книжных героинь в пышных платьях, перчатках и с кружевными зонтиками, то, благодаря Элис, эти желания испарились, как только меня заключили в громоздкое, неудобное и тяжелое сооружение из ткани. А корсет, который не давал нормально дышать! Нет уж, спасибо, лучше восторгаться этими шикарными нарядами на страницах книг, чем примерять их на себя.
Наслаждаясь последним теплом заходящего солнышка, я поджала под себя ноги и потерялась в мыслях, не замечая, что здесь не одна. Там, в другом конце комнаты, находилась женщина. Она что-то внимательно читала под светом торшера.
Насколько я видела со своего места, она была в инвалидной коляске, ее голову покрывала косынка. Женщина не видела меня, казалось, она тоже была не здесь в своих мыслях. Воспользовавшись ее
незаинтересованностью, я попыталась ее разглядеть. У нее были очень приятные женственные черты лица. Высокий лоб, четкие брови, аккуратный ровный нос, замечательные ямочки на щеках и потрясающая улыбка на губах. Когда я подняла свой взор вновь к ее глазам, то тут же почувствовала, как щеки залил румянец.
Она застукала меня за разглядыванием и теперь приветливо мне улыбалась. Я несмело улыбнулась в ответ. Я не могла разглядеть какого цвета у нее глаза, но мне почему-то казалось, что должны быть зеленые. Что-то в ее облике, то как она сидела, держала книгу, улыбалась, показалась мне смутно знакомым.
Мне так захотелось услышать ее голос, удостовериться, что он такой же красивый, как и сама женщина в том конце комнаты.
Но нашему знакомству не суждено было сбыться, меня позвали, и наша зрительная связь перервалась. Оглянувшись, я увидела Клер, с доброй улыбкой на лице она стояла у открытой двери и очевидно ждала, пока я подойду к ней.
Не нарушая тишины комнаты, я встала, поставив книгу назад на полку. Повернув голову к той женщине, я заметила, что она снова погрузилась в чтение с легкой улыбкой на губах. Как будто думала о чем то приятном.
Я вышла вслед за Клер, покидая мое новое любимое место в больнице. В палате меня ждал ужин и волнующийся о моем состоянии Чарли. Что сказать, это был долгий вечер.
Папа должен был уехать на неделю или чуть больше в другой штат, они нуждались в его опыте. Он жутко переживал, когда был вынужден сказать мне, что не сможет проведывать меня следующие семь дней. Я все время старалась его убедить, что все будет хорошо.
Он не успокоился, пока не заглянул доктор К, с приветливой улыбкой интересуясь, как я себя чувствую. Услышав от меня подробное описание моего состояния и посмотрев записи, доктор заверил Чарли, что все идет по плану, и обследования показывают улучшение ситуации. Только после ухода врача папа, наконец, успокоился, нежно меня обняв и поцеловав в лоб, он попрощался и покинул комнату.
Следующие несколько дней я достойно терпела все уколы, таблетки и обследования, стараясь не кривиться при виде новой баночки или капсулы на моем прикроватном столике.
Каждый день я приходила в библиотеку, на несколько часов оказывалась в Париже 19 века, вместе с Дюруа переходила от одной его пассии к другой.
К моему сожалению, женщины в коляске я больше не встречала. Не хотелось себе признаваться, но я ждала ее. Мне казалось, что наш «разговор» еще не закончен. Было что-то в ее взгляде, такое материнское и нежное. Я замирала каждый раз, когда дверь библиотеки открывалась.
Это всегда были или медсестры, которые пришли за книжками для своих пациентов, или сами больные, всегда слишком тихие и слишком серые, чтобы заинтересовать меня.
Внутри я сходила с ума от океана эмоций, что таились во мне. Я плохо спала и мало ела.
Меня мучали кошмары и бредовые мысли. Но снаружи я выглядела лучше, доктор К. был прав, головокружения становились реже, кашель перешел на новую стадию, меньше меня беспокоя. Теперь лежа я не перекашливала музыку в своем плеере, как было в начале болезни.
Освободившись от всех процедур, я небывало рано оказалась возле дубовой двери библиотеки. Каждый раз с трепетом открывая ее, я входила в эту комнату, как в храм, наслаждаясь знакомой тишиной и запахом книг.
Сегодня ничем не отличалось от вчера, комната была пустой, что заставило меня взгрустнуть. Неужели с моей незнакомкой что-то случилось? Или ее выписали? Хотя, вряд ли, в прошлый раз она казалось такой бледной, и совсем не выглядела как поправившийся пациент.
Скользнув взглядом по знакомой полке, я достала «Милого друга», занимая свой пост возле окна на диване. В это утро я чувствовала себя не очень хорошо. Меня что-то беспокоило и тревожило. Стараясь отогнать от себя плохие мысли, я погрузилась в последние страницы книги о жизни Дюруа.
Думая над фразой, которая особенно меня удивила в тексте: «Будущее принадлежит пройдохам»- я захлопнула книгу, удивляясь, что мир не сильно изменился за сто лет.
Положив книгу рядом, я засмотрелась в окно, за которым было очень зелено. Как мне сказала Клер, на первом этаже находился зимний сад.
Доктор К. не позволил мне выходить дальше нашего этажа, потому что считал, что температура может вернуться. Стоит ли говорить, что мне жутко хотелось нарушить его запрет. Но я мудро терпела, ожидая его благословения.
Справа от меня раздался резкий звук, отвлекающий меня от мыслей. Подняв глаза, я столкнулась с зеленью малахитовых глаз. Глубина взгляда моей незнакомки поражала. Он светился добротой и нежностью.
Ее практически прозрачная кожа сегодня еще больше была бела, только на скулах немного выступил нездоровый румянец. Будто у женщины напротив была температура, или она совершила длительную прогулку. На фоне бледности и заостренных черт лица сильно выделялись яркие глаза и синевато-розовые губы.
Все вместе с ее бледно-голубой косынкой смотрелось очень гармонично. Она была естественно красива. Хотя было видно, что эти несколько дней она провела не на курорте. Ее лицо немного осунулось, и под глазами залегли синие тени.
Я так залюбовалась этой удивительной женщиной, что не сразу услышала, как она ко мне обратилась.
- Мисс… мисс?! – она с беспокойством смотрела на меня.
- Да, простите, задумалась, – неловко улыбнувшись, я почувствовала, как загорелись мои щеки. Чертов румянец!
- Ох, все хорошо. Вы просто минуту не отвечали на мои слова. Я подумала, что мне придется звать медсестру или мужа.
- Мужа? – глупо повторила я.
- Ну, да. Он здесь работает, мой муж. Карлайл Каллен. Я Эсме Каллен.
Моя челюсть оказалась под плинтусом. Если я все правильно поняла, то передо мной сейчас сидела та самая женщина, которая родила на свет моего личного Бога.
Обалдеть… И что я должна делать? Как выпутаться из этой ситуации? Я собиралась забыть его, а здесь на каждом шагу его родственники! И как я сразу не опознала этот особый малахитовый цвет глаз…он же единственный в своем роде.
Я поняла, что снова туплю и, по-прежнему, не произнесла ни звука. Боже, она подумает, что я идиотка.
- Еще раз простите, миссис Каллен, я Изабелла, Белла Свон, очень приятно, – протянув руку, я пожала ее немного прохладную ладонь и совершенно искренне улыбнулась. Рядом с ней легко было улыбаться.
- Белла, приятно, наконец, познакомиться, зови меня просто Эсме, не люблю все эти формальности, – она дружелюбно смотрела на меня, даже не подозревая, что ее сын лишил меня невинности, с моего, ой, как большого согласия.
Почему мне все это казалось таким неловким? Тут до меня дошли ее слова.
- Наконец?
- Да, я еще несколько дней назад, хотела познакомиться с тобой, но потом… ладно, я была не выездная из палаты. Новые препараты и все такое, – она всплеснула руками, как будто это была самая обычная вещь в мире.
Значит, моя догадка об ухудшении ее состоянии была верной.
- Мне жаль, вам уже лучше? – забеспокоилась я.
- Ну, можно и так сказать. Лучше, хуже…я все равно здесь, – кивая в сторону так, чтобы я поняла, что здесь - это в больнице.
- Понимаю.
- Печально, если понимаешь. Никому не пожелаю этого. Эта комната одна из отдушин моего существования. Книги и, конечно, моя семья - они все, что держит меня на плаву.
- Книги - это здорово. Я влюбилась в эту комнату с первого взгляда. Никогда бы не подумала, что такой рай может находиться в больнице.
- Ахаахх, это приятно слышать, милая, – мелодия ее смеха была такой приятной и мягкой, что не поддержать ее было сложно. – Дело в том, что эта комната, можно сказат, мое детище.
- Правда? – она утвердительно кивнула. – У вас потрясающий вкус, здесь так хорошо. А книги?
- Книги - это заслуга моего дедушки, – прежде чем я успела подумать над ее словами, она продолжила. – Тебе что-то говорит название «Издательство Мейсон Корп.»?
- Конечно, оно выпускает потрясающие коллекционные журналы по истории искусств. У меня есть полная коллекция художников 17 века. Ой…то есть, и книги тоже потрясающие, наш профессор очень любит редакцию именно вашего издательства.
- И снова рада слышать. Это издательство мне оставил отец. Как подарок на свадьбу, – она недовольно скривила нос. – Что говорить, оно было в упадке, и к тому времени, как попало в мои руки, компания едва могла прокормить сама себя. Не буду тебя грузить подробностями, скажу только, что эта библиотека переехала сюда из нашего старого дома в Ванкувере. Я подумала, что пациенты будут рады развлечь себя книгой. Это лучше чем смотреть телевизор или ждать посетителей у окна.
- Вам все удалось. Здесь потрясающе! – я не смогла сдержать свой восторг. Она счастливо вздохнула и улыбнулась.
- Дорогая, ты не против прогуляться?
- Эм, да, наверное? – мой ответ прозвучал как вопрос. – Я не знаю, можно ли мне.
- А вот мы сейчас и спросим. Дорогой? – услышав за спиной красивый мужской смех, я оглянулась, увидев в дверях доктора К. с обворожительной улыбкой и ямочкой на подбородке.
Когда я смогла увидеть их вместе, я, наконец, составила в голове картинку, генетическую смесь, которая была прекрасна. Черт, эта семья была идеальна.
- Белле нельзя перегружаться, у нее до сих пор плавает черепное давление, – я наблюдала премилую картину того, как Эсме Каллен делает щенячьи глазки и надувает губки, это что-то.
Любовь между ними чувствовалась вокруг, какой то особой аурой наполняя помещение. Неужели так бывает?
- Изабелла, как ты себя чувствуешь? – я нахмурилась, пытаясь анализировать свое состояние.
Ноги-руки не ломит, голова не отваливается, да я здорова!
- Кажется хорошо, – улыбнувшись мне уголком рта, доктор еще раз внимательно на меня посмотрел и утвердительно кивнул, что я приняла за согласие, моментально вскочив с места. Жутко радостная, что мне позволено выйти из этого «карцера».
- Только не переусердствуйте. Эсме ты все знаешь, не более тридцати минут. Я отправлю за вами Клер, когда выйдет время. Поцеловав жену в висок, доктор оставил нас одних, меня, нетерпеливо подпрыгивающую на месте, и жену, улыбающуюся во все тридцать два зуба.
Через пять минут мы с помощью дежурной медсестры уже прогуливались по тому самому зимнему саду, которым я любовалась из окна.
Здесь был удивительный запах цветов, который смешивался с влажным воздухом, он наполнял мои легкие почти летним ароматом. Здесь поддерживалась температура в двадцать четыре градуса, пациенты прогуливались в своей обычной больничной одежде.
Дорожки по периметру сада были выложены широкой плиткой, куда не поверни, можно было увидеть лавочку с человеком на ней. Кого-то проведывали родные, кто-то ждал результатов обследования. А кто-то, как мы, просто наслаждался солнечным светом, что проникал сквозь стеклянную, совершенно прозрачную крышу.
Наш тихий разговор был не о чем и обо всем. Рядом с Эсме легко было быть собой. Я радовалась, что и ей было со мной не скучно. Она искренне радовалась, когда я сказала, что учусь на факультете журналистики.
Я старалась не сильно расспрашивать ее о семье. Хотя, мне безумно хотелось узнать, где Эдвард, какие у нее отношения с сыном. Приедет ли он ее навестить.
Она ехала рядом со мной, сама управляя своей коляской с помощью пульта. Весело рассуждая, что гибискус в этом году совсем размахнулся, занимая в три раза больше места.
Рассматривая поляну перед нами, я непроизвольно стала дышать глубже. Боже, этот запах. Такой тропический и такой родной. Смесь апельсиновой цедры и сандала. Этот аромат будоражил мою кровь, голову заполнили воспоминания, как Эдвард нес меня до отеля, как пахла его мокрая кожа, когда я прижалась к его груди.
Устало помотав головой, я постаралась сбросить этот дурман. Мне стоило внимательней выбирать место для прогулки. Моя голова закружилась, и я покачнулась. Всего на одну секунду мне показалось, что он здесь, рядом. Я ощутила, как меня держат за руку, открыв глаза, я увидела беспокойный взгляд Эсме.
- Милая, с тобой все хорошо?
- Д..да… Просто закружилась голова, – заикаясь и запинаясь ответила я.
- Может, тебе стоит присесть? – заботливо предложила моя спутница.
- Было бы замечательно.
Моей благодарности не было границ, когда мы отошли от тех деревьев на приличное расстояние, усевшись возле небольшой альпийской горки, из которой бил небольшой фонтан, переходящий в водопад.
Звук воды, влажный воздух, наконец, привели меня в чувства. Доказывая лишь то, что доктор К. был прав, запрещая мне одиночные прогулки. Глубоко дыша через нос, я старалась вспомнить, что спрашивала Эсме до инцидента с апельсиновым деревом.
Она с еще большим беспокойством смотрела на меня, пока я соображала, что она только что спросила.
- Белла, ты как себя чувствуешь?
- Уже легче, спасибо. Простите, вы что-то спрашивали…
- Тебе стало плохо, когда я спросила о твоей семье.
- Да? – она удивленно кивнула, наверно, пытаясь понять, что со мной не так. - Прошу прощенья, Эсме, я не услышала.
И правда, боль в моей голове начала быстро усиливаться, звуки стали приглушенными, затем перед глазами все поплыло. Я перестала ощущать мир вокруг, с трудом дыша...
Продолжение следует...
Автор:Eva_summer
Редактор: Natka
___________________________________________
Да, мои дорогие, пока все так грусно. 
Белле не легче, кроме физического недомогания ее мучают воспоминания и не всегда приятные. Они иногда гораздо больней, ведь подсознание нам не подвластно и может выдавать любую картинку из прошлого. 
Как думаете, что случилось с нашей Белочкой? Что она вспомнила или почувствовала? И что будет дальше?
С мыслями, комментариями и эмоциями как всегда жду Вас на форуме!
Белле не легче, кроме физического недомогания ее мучают воспоминания и не всегда приятные. Они иногда гораздо больней, ведь подсознание нам не подвластно и может выдавать любую картинку из прошлого. Как думаете, что случилось с нашей Белочкой? Что она вспомнила или почувствовала? И что будет дальше?
С мыслями, комментариями и эмоциями как всегда жду Вас на форуме!
Источник: http://robsten.ru/forum/35-1373-44#968012
0
Надеюсь Эсме поправится 
