* * *

Белла не звонила мне больше месяца, а я все еще не ставил телефон на виброрежим. Квартира Барбары располагалась через два дома от ее, и каждый раз, устраивая наши встречи, я ходил мимо нужного подъезда, высматривая в девушках вокруг Изабеллу.

Это был уже не просто интерес, это было настоящее волнение. Я переживал за нее так, будто имел к ней какое-то отношение. Еще в тот день – следующий после приема – когда доктор Уотнер показал мне прошлогодний выпуск какого-то желтого журнала, в котором была «ошеломляющая статья года» про Фабуло Фортессо – «человека, покорившего наши сердца своим великолепным баритоном» - я узнал, кем была та «девочка», партию с которой он со всей жестокостью отыграл в суде.

Жена Великого была низложена до маленькой квартирки в старом доме.

Жена Великого – Изабелла. Белла. Та самая.

И вряд ли кто-то из тех, кто охотился за ней во время прогулок с Фабуло, узнал бы в неприметной стеснительной девушке, пришедшей к нам на прием, роскошную Красавицу, щеголяющую под руку со своим избранником. Так что ее беременность осталась тайной для всех, кроме нас с Уотнером. И только мы с ним могли, в случае чего, ей помочь.

Я сводил Барбару с ума своими рассуждениями о Белле. Она обижала, дулась, отказывалась встречаться, пока я не избавлюсь от навязчивых мыслей и не оставлю этого ребенка – а возраст Беллы она считала детским – в покое.

«Эдвард, - убеждала, запуская пальцы в мои волосы, когда мы лежали рядом в широкой ванной, - ты не понимаешь, чего она добивается. Не пройдет и года, как тот же журнал опубликует разгромную статью-интервью, где несчастная кроха Изабелла потребует от бывшего мужа все возможные выплаты в счет ребенка. ДНК все подтвердит. У него не будет выбора. Этот малыш – ее шанс вернуться к той жизни, из который вышвырнули. Он не нужен ей».

В ее словах была доля правды, я знал. Девушки часто поступали так, когда избранник терял интерес и переставал оплачивать их счета. Беременность – ребенок – и все прекрасно. Теперь уже пожизненное содержание.

Но мне не верилось, что Белла будет заниматься этим. Она показалась мне наивной и открытой, никак не алчной, никак не коварной. Когда она сказала, что ждет девочку, то улыбнулась как настоящая мама, а не как та, что планировала многоступенчатый план. И на приеме она не была готова к осмотру. У нее не было цели кроме как убедиться, что с ребенком все хорошо.

И эти мысли сподвигли меня преследовать ее дальше. И терпеливо ждать, в надежде, что когда будет нужно, я окажусь рядом.

Это случилось двадцатого. Двадцатого июля. Пятница, вечер. Уже почти ночь – чуть больше одиннадцати. Барбара пожаловалась на загруженность на работе и попросила сегодня отложить нашу встречу – потому я остался дома. В намерениях был матч Лиги Чемпионов, а потом, наконец, спокойный, крепкий и долгий сон. Постоянные приемы вымотали меня за эту неделю, и передохнуть не помешало бы.

Но на втором тайме, когда Месси подводил мяч к воротам противника, мой телефон ожил. Незнакомым номером.

- Да? – я приглушил звук, приняв вызов. Во мне что-то вздрогнуло.

На том конце молчали. Ничем не разбавленная тишина – пугающая штука.

- Алло? – я повторил громче. Я не собирался списывать это на ошибочный вызов.

И, как оказалось, не напрасно.

- Мистер Каллен… - дрожащий голос и тихий. Уже знакомый мне, уже услышанный там, среди желтых стен и бумажных солнышек. Она.

- Белла, это я, - подтверждаю, крепче прижимая телефон к уху, - все хорошо?

Всхлип. Неприглядный, явно желаемый быть скрытым, но всхлип. Неожиданный.

- Нет…

- Ты дома? Куда мне приехать? – я мгновенно выключаю телевизор, порадовавшись тому, что не успел открыть пиво, пристроенное в ведре со льдом рядом. Забираю ключи от машины со стенда.

- Да…

- Хорошо. Я буду через десять минут.

Она бормочет что-то нечленораздельное и отключается. Это здорово подгоняет меня. Прямо-таки придает заряд сил.

С оглушительным визгом шин выезжая с парковки, я на предельной скорости еду по городу, что есть мочи надеясь, что успею. Я не знаю, что произошло, и не знаю, смогу ли помочь на месте. Может быть, лучше сразу вызвать скорую? Или не нужно?

Черт…

Я выжимаю из педали газа все, что в ней есть. Пусть полиция пришлет штраф – как-нибудь переживу.

Вот и дом. Все. Спокойно. Все…

- Белла, - повторно набрав номер, я стою возле двери, с ненавистью глядя на мигающие подсветкой цифры, - какой код?

- 9698… восемнадцатая квартира…

Внутри подъезда сыро и темно. Здесь пахнет мусором. Подсвечиваются этажи через один – на поиски лифта я не трачу времени. Тринадцать, пятнадцать… шестой этаж?

Я собираюсь нажать на звонок, пристроенный возле нужной мне коричневой двери, но она оказывается открыта. С лестничной клетки, где темно, я попадаю в освещенную маленькую прихожую. И почти сразу же вижу Беллу, замершую возле вешалки слева.

Она плакала и плакала долго. Лицо покрасневшее, вспухшее, губы дрожат. На ней синий джинсовый комбинезон и светло-зеленая майка. На ногах – босоножки с треугольной застежкой.

- Эй, - я прикрываю дверь, разделяющую нас, подходя к девушке, - что случилось?

Карие глаза полны ужаса и слез. Спутавшиеся каштановые локоны кое-как стянуты на затылке.

- Ты приехал… - хнычет она, стискивая мою руку. От веселой и жизнерадостной девушки, которую я видела в прошлую нашу встречу, не осталось и следа.

- Я приехал, - киваю, погладив ее по плечу, - и я помогу. Расскажи мне, где болит?

Свободной ладонью накрывая свой большой живот, она качает головой, отвергая мою просьбу.

- Не болит…

- Не болит? – я глажу ее плечи, надеясь получить достаточный для выбора плана действий ответ, - а что, тянет? Жжет?

- Ы-ым, - Белла проглатывает рыдания, испуганно, как ребенок, прижимаясь ко мне. Дышит часто и неровно.

- Послушай, - я призываю ее к вниманию, приподнимая лицо за подбородок и заглядывая в глаза, - чем быстрее ты скажешь, в чем дело, тем быстрее я смогу помочь. И тем быстрее перестанет быть больно.

Белла сглатывает.

- Скажи мне, - прошу, стараясь улыбнуться как можно более доверительно, - все будет хорошо.

- Со мной… - она судорожно вздыхает, мотнув головой, - все в порядке. Платье…

Я окончательно запутываюсь. И вряд ли смогу самостоятельно отыскать ответ.

- Платье, Белла?

- Да, - она громко прочищает горло, заставляя себя отпустить мою руку. Медленно идет к арке, ведущей вглубь квартиры, и я иду за ней. Это единственный шанс узнать, из-за чего она позвонила.

- Платье… - с горечью повторяет, останавливаясь у стены, на которую опирается. С самой, что ни на есть, болью смотрит на комнату. И через секунду я понимаю, почему.

По всему периметру гостиной разбросаны кусочки ткани. Неровные, с длинными порезами. Светло-бронзовые.  Проследить, откуда они взялись, несложно – манекен, на котором надеты остатки платья, состоявшего из этой материи, стоит возле окна. Единственного в комнате.

- Что с ним?..

В такт моим словам, словно бы по какому-то сценарию, глупому и бессмысленному, из соседней комнаты – спальни – раздается громкое мяуканье. Едва ли не вой.

- Париж, - стонет Белла, низко опуская голову, - он это сделал…

- Кот?

- Д-да…

- А ты – в порядке? – я оглядываю ее с ног до головы, вплоть до обуви, стараясь убедиться в положительном ответе, который Белла дает. И верю тому, что вижу. За исключением слез и бледной кожи на шее и руках, она такая же, как прежде. С ребенком ничего не произошло.

Я облегченно выдыхаю.

- Изабелла, - я привлекаю ее к себе, и она с радостью принимает предложение. Прижимается ко мне, извернувшись так, чтобы живот не мешал объятьям. Тихонько плачет, стиснув кулачками мою футболку.

- Этого всего лишь платье, Изабелла, - убеждаю я, с легкой улыбкой поглаживая ее волосы, - не нужно из-за этого плакать.

- Н-не просто… - выдыхает она, зажмуриваясь, - оно… з-заказное… я должна… сдать…

- Елизаветы Старшей? – я вспоминаю ее рассказ в тот день и начинаю понимать, откуда столько боли.

Вымученный кивок теорию подтверждает.

- Когда?

- Завтра, - она рыдает громче, когда называет срок, - завтра, Эдвард…

Приятного, конечно, мало. Но то, что не и трагедии, ощутимо меня утешает.

- Иди-ка сюда, - я отступаю на два шага назад, к дивану и мы вместе садимся на холодную кожу. Девушка не отпускает меня, продолжая всхлипывать, а я не прекращаю прикасаться к ней, надеясь успокоить.

- Оно дорогое?

- О-очень…

- А заново отреставрировать возможно? – терпеливо продолжаю выспрашивать я.

-  Наверное, но это не меньше недели и материалы… не ночь, Эдвард… не ночь…

- Я понимаю, - робко улыбаюсь, согласно кивнув и обняв ее за плечи, - а возможность оплаты неустойки существует? За эту неделю?

- Это не меньше тысячи, а у меня нет… - Белла что есть силы зажмуривается, пряча лицо у меня на груди. Хныкает, обхватив правой рукой живот.

- Для начала тебе нужно успокоиться, - уговариваю я, защелкивая замочек ее расстегнувшейся бретели, - все это можно решить утром, сегодня надо отдохнуть.

- Утром он приедет! – испуганно восклицает она, задохнувшись от слез.

- И мы с ним поговорим, - оптимистично произношу я, вытирая с ее щеки соленую влагу, - но это утром. А сейчас нужно пойти спать.

- Ты не понимаешь, я не заплачу ему…

- Белла, пойдем.

- Они выдвинут обвинения, лишат меня права работать… Эдвард, эти клиенты – серьезные люди!

- Осторожнее, я помогу тебе встать.

- У меня не было права все испортить, - неустанно бормочет она, будто бы не замечая, что мы идем к спальне, - ты понимаешь?

Я киваю. Я киваю и усаживаю ее на кровать, сгоняя рыжий комок шерсти, обосновавшийся на покрывале.

Присаживаюсь рядом, дожидаясь, пока самобичевание кончится, жалобы станут реже, а слезы чуть-чуть, но поутихнут.

- Я все устрою, - ласково произношу, потерев ее холодные пальцы, - я ведь обещал тебе помочь, верно?

- Ты им не заплатишь, - собственноручно стерев пару соленых дорожек, недоверчиво шепчет Белла.

- Мы посмотрим, что можно с этим сделать, - спокойно повторяю ей, указывая на подушку, - но сегодня ты ляжешь в постель и поспишь, договорились?

Девушка смотрит на меня пронзительно, просительно и испуганно. Она хочет мне верить и боится этого одновременно. И от вида ее маленькой фигурки, ее по-детски искреннего страха на лица, ее покрасневших щек, у меня щемит слева. Я обещаю себе придумать что угодно, лишь бы она успокоилась. Больше – после сегодняшнего – я не верю в россказни Барбары по поводу геркулесовских просчитанных планов. Чтобы там ни было, шантаж Великолепного в планы Беллы не входит.

- Останься, - тихо-тихо, как что-то обличающее, разрушающее ее в моих глазах, шепчет мисс Свон. Умоляет, а не просит. Никак не меньше.

- Хорошо, - я соглашаюсь, проведя большим пальцем по красной щеке и собрав остатки слезинок. Не возражаю.

- Правда? – не верит. Хочет, но не может. Боится.

- Правда, - улыбаюсь, поднимаясь с колен и становясь перед девушкой, - где у тебя лежит пижама?

Получасом позже, в ночной тьме без единого просвета, мы вдвоем лежим в одной кровати. В спальне царит тишина, если не считать тихонького посапывания усатого вредителя в левом углу и редких, все еще оставшихся всхлипов Беллы, во время которых она всегда стискивает мою правую руку.

- Тебе идет синий, - мягко замечаю я, разглядывая край ее ночнушки, проглядывающий из-под одеяла. Она любит спать накрывшись им до самой шеи и устроившись посредине подушки. Я обнимаю Беллу со спины, не касаясь кожи, через материю, и это устраивает нас обоих. Ее не пугает. Меня не заставляет чувствовать неловкость.

- Спасибо…

Ни в нашей позе, ни в наших тихих разговорах нет ни намека на секс или что-то вроде этого. Она просто хочет почувствовать себя в безопасности, а я хочу ей эту безопасность дать. И точка.

- Почему «Париж»? – интересуюсь я, оглянувшись на спящего в своей корзинке кота.

- Я нашла его на Французской улице, - с намеком на улыбку отзывается Белла, - а дома он играл брелоком от Эйфелевой башни.

- Он сам выбрал имя.

- Да, - она тихонько хмыкает, немного отклонившись назад и покрепче приникнув ко мне, - так и есть…

Есть что-то невообразимо приятное, невообразимо тревожащее в том, чтобы чувствовать ее рядом. Я не знаю, как это называется, и имеет ли это место быть вообще, но я не испытываю такого с Барбарой.  Я столько раз обнимал, целовал, держал ее в руках, а ни разу ничего подобного внутри не пробегало. Ни искры. Ни крохотной вспышки.

Наверное, я потихоньку схожу с ума.

- Эдвард, - тихонько зовет девушка, вырывая меня из размышлений.

- Да?

- Не уходи… ночью, пожалуйста. Останься до утра, - ей с трудом удается сказать это. Она боится моего отказа, боится своей искренности и боится слов, которые произносит. Все это тяжело ей дается. Но сила внутри есть. И то, что я слышу эти фразы – тому доказательство.

- Я уже пообещал тебе это, помнишь?

- Да, - она легонько кивает, виновато вздохнув, - я помню, извини…

- Ты можешь доверять мне, Белла, - шепчу я ей на ухо, погладив теперь уже распущенные, рассыпавшиеся по подушке волосы, - ничего не случится, Красавица.

Она вздрагивает от знакомого слова. А я прикусываю язык за то, что его произнес.

- Ты знаешь?..

- Можно и так сказать.

- И поэтому ты дал мне... дал мне номер? – кусочки головоломки складываются для Беллы только сейчас. Я даже через одеяло чувствую, как ее тело подрагивает.

- Да.

- Но ты же доктор, не репортер, я видела…

- Да, - второй раз повторяю я, и иду на поводу у собственных преступных желаний, аккуратно, едва касаясь, поцеловав ее макушку. От каштановых волос пахнет персиком, - я – интерн Уотнера. С июня.

Белла ненадолго замолкает. Я начинаю думать, что она заснула, но девушка поворачивает ко мне голову, изогнувшись на кровати.  Карие глаза полны слез, но в то же время блестят от решимости. Ее трясет сильнее.

- Ты ему не скажешь, - говорит она, поборов всхлип, - обо мне… о ребенке… ты не скажешь!

В ее голосе сплошное отчаянье и надежда. На меня, на все то, что слышала прежде, на то, во что хочет верить. Белла больше не прячется, она смотрит прямо мне в глаза. Она умоляет.

Речь о Фортессе?..

- Не скажу, - не заставляя мисс Свон волноваться больше прежнего, обещаю я, - конечно же нет. Мы никогда не встречались и никогда не встретимся с ним. Это твой секрет.

Она быстро-быстро кивает, сморгнув слезы. С глубочайшей признательностью смотрит на меня, прикусывая губы. Отчаянье, как и страх, отпускает.

- Я хочу, чтобы это было тайной. Ему не надо знать.

- Я понимаю, - осторожно, давая ей шанс отказаться, если не хочет, я прохожусь пальцами по побледневшей щеке. Легонько. Едва касаясь.

- Он старше меня на сорок лет… я знаю, как это выглядит, - морщится Белла. Но от моей руки не отстраняется. Скорее наоборот – льнет к ней.

- Белла…

- Но это не правда, - быстро отрицает она, сжав пальцами край одеяла, - Элиз – случайность. Еще не догадываясь о разводе, я узнала…

- Белла, я не осуждаю тебя, - заверяю ее, помогая повернуться на другой бок. Привстаю на локтях, приподнимаясь, чтобы позволить ей устроить голову на моей груди, - я горжусь тем, что ты сделала. Твоей смелостью.

Она робко слушает, глядя на меня из-под опущенных тяжелых ресниц. Это выражение лица – безвинное и честное – убеждает меня в правильности своих слов. Теперь уже окончательной.

- Ты не побоялась ее оставить, - улыбаюсь я, притронувшись к ее ночнушке, - ты любишь ее и не собираешься делать разменной монетой.

- Конечно же, нет…

- Вот видишь. Твой выбор правильный и достоин уважения. Все то, что ты сделала, достойно уважения.

- Но я видела, что они пишут! – с болью заявляет она, морщась от отвращения. - Эти статьи, предположения…

- Ну и к черту, - отрезаю, уже полноценно, всей ладонью, поглаживая ее щеку, - забудь о них. У вас будет своя замечательная жизнь. И никто не помешает.

Белла завороженно слушает меня. Она улыбается, когда я заканчиваю, пусть и сквозь слезы. Прикрывает глаза, укладываясь между мной и подушкой, и шепчет очередное «спасибо». Ее тепло, ее нежный запах каленым железом высекаются в моей памяти. Я, кажется, снова и окончательно нашел то, что искал…

- Это лишнее.

- Нет, - в ее голосе, наконец-таки, слышно долгожданное спокойствие, - не лишнее, Эдвард. Это неоценимая помощь…

- Ты вгонишь меня в краску, Красавица, - смущенно бормочу я, второй раз поцеловав ее. Теперь это кажется чем-то необходимым, простым и очень, очень приятным. Я не боюсь оскорбить ее и не боюсь перейти невидимую границу. Мы близки, и мы вместе. Начиная с сегодняшнего дня.

- Обязательно, - Белла тихонько смеется, устроив прохладные ладони у меня на груди и грея их, - через неделю. Я решила сходить на ваш прием еще раз, доктор Каллен.

Мне на лицо просится улыбка. Впервые за столько времени – и в который раз с Беллой – не напускная, настоящая.

- Очень рад вашему решению, мисс Свон, - наблюдая за ее смущенным взглядом, шепчу я, - я вас не разочарую.

- Еще бы…

- А теперь – спать, - подоткнув края ее одеяла, я неслышно усмехаюсь. Белла тихонько хихикает у моей груди, зарывшись носом в подушку.

- Спокойной ночи, Эдвард, - нежно произносит она. Мне чудится, будто улыбается.

Я глубоко вздыхаю, расслабляясь и закрывая глаза. Вот оно – спокойствие. И вот он – уютное, истинное, правильное место. Оказывается, та квартира, в которой мне хорошо – здесь. И только здесь я на самом деле, как надо, не чувствую себя не в своей тарелке.