- Да.

- И снова привет, - Эдвард ещё не звонил мне сегодня, но количество сообщений, которым мы обменялись, однозначно больше десяти, а то и двадцати. - Как дела?

- Всё так же, как и в прошлый раз, когда ты спрашивал. Только с тех пор заходил Джейк, чтобы посмотреть вместе трансляцию. И, кстати, мы видели тебя в новостях. Точнее, тебя вместе с Эшли. Это был красивый выброс.

- Спасибо, но ты вряд ли можешь судить объективно.

- Первым так сказал Джейк. Что это было довольно прилично.

- Он приходил... по-дружески, или вы снова..? Ну ты понимаешь.

- Нет, конечно, нет, - в течение мгновения отвечаю я. - Ты что? Думаю, двух раз нам обоим хватило с лихвой, чтобы понять, что это не работает. У него уже своя семья. Точнее, на подходе. Они с невестой не так давно узнали, что у них будет ребёнок.

- Это здорово. То, что он почти семейный человек. Кстати, который у тебя сейчас час?

- Без пятнадцати восемь. А у вас там сколько времени?

- На час меньше. Ты как бы в будущем, знаешь, - замечает Эдвард тягучим голосом. - Расскажи мне что-нибудь, Белла.

- Лучше ты мне. Как прошла тренировка? Или она ещё не закончилась?

- Нет, закончилась. Я уже у себя в кровати, и знаешь, о чём я думаю? О том, как раньше мы лежали вместе либо в твоём, либо в моём номере, не смотрели телевизор или прокаты конкурентов, а просто лежали. Мы перестали делать это, когда ты стала встречаться первой, но ведь сейчас мы оба свободны. Наверное, не было бы странно снова проводить так вечера, если бы это ты была тут. Или странно?

- Думаю, что не странно. С Эшли всё не так?

- Определённо нет и никогда не было. Но тренировка прошла неплохо. Я малость удивлён.

Эдвард не особо распространяется, чему именно он удивлён, а я и не настаиваю. Мы в основном говорим на отвлечённые темы, прежде чем закончить общаться минут сорок спустя. Я обнаруживаю это уже после завершения разговора. Позже от Эдварда приходит сообщение с пожеланием спокойной ночи. Я пишу в ответ ещё и пожелание удачи завтра. На следующий день он не особо общителен, но это и неудивительно. Когда мы катались вдвоём, в этом плане я тоже напоминала его. Уходила в себя, пропускала звонки от родных или игнорировала их намеренно, потому что вся нервничала, и попросту держалась рядом с Эдвардом, как с единственным человеком, рядом с которым могла обрести хотя бы подобие спокойствия. Мы действительно были командой, и я даже знаю, как это выглядело через объектив камеры на соревнованиях, а глядя на них с Эшли, когда наступает черёд их разминки, нетрудно заметить, что она словно сама по себе. Хотя у неё красивое платье. Светло-бежевого цвета, с чёрным пояском на талии и v-образным вырезом спереди с подкладом под ним. На спине также имеется вырез, а само платье украшено серебристыми и чёрными стразами. Более чем подходяще к светлым волосам Эшли на контрасте с тёмно-синими брюками Эдварда, в которые заправлена рубашка из той же ткани. Он не сразу смотрит на Эшли, направив взгляд прямо перед собой, а точнее в спину соперникам, пока они все стоят за бортиком катка и ждут разрешения выйти на лёд для разминки перед исполнением короткой программы. Но вот Эдвард поворачивает голову вправо и прикасается к руке Эшли. Что бы она ни думала в это самое мгновение, она соединяет свою руку с его рукой и шепчет беззвучно для меня и прочих телезрителей. Кивая, он тоже что-то говорит, прежде чем всем позволяется ступить на каток, и тогда я замечаю Эдварда, только когда на арене кратко предоставляют их пару. В своей разминке они будут выступать третьими, а после них на лёд выйдут ещё две пары. Всего пять программ, и станут известны результаты коротких прокатов. Мои нервы уже зашкаливают, невольно заставляя меня думать о том, чтобы вообще не смотреть, но я не прощу сама себе, если выключу телевизор.

Я сижу на самом краю дивана, когда спустя минут пятнадцать Эдвард с Эшли получают последние напутствия от своего тренера у борта. Они откатываются к центру катка, начиная двигаться с первыми нотами музыки. Я словно нахожусь именно там. Представляю, как сама бы совершала аналогичные движения руками, прыжки или те же вращения, в том числе и вместе с Эдвардом, и как он прикасался бы ко мне, прежде чем поднять надо льдом хватом рука в руке или совершить выброс. Но меня там нет, всё это делают они и не совсем безупречно. Я бы хотела не замечать, но у них и так не самые высоко оцениваемые элементы, и я почти уверена, что недокруты или не самые уверенные приземления точно будут замечены судьями. После выброса почти в самом конце программы Эшли и вовсе едва сохраняет равновесие, и когда музыка сменяется тишиной, по лицу Эдварда многое можно прочесть. Что он недоволен прежде всего собой, несмотря на то, что это было приземление Эшли. Но если вы пара, то зачастую виноваты оба, а не кто-то один. Вдвоём они оба слегка кланяются в знак благодарности публике, вслед за чем покидают каток. Эшли первой надевает накладки на коньки, в то время как, находясь чуть позади и ещё на льду, Эдвард только берёт защиту для лезвий из рук тренера. Он обнимает Эшли, а потом и Эдварда, на что тот впоследствии лишь качает головой, пожимая плечами. На экране запускают повтор некоторых элементов программы. Эдвард и Эшли ждут своих оценок на диване в специально отведённой зоне. Эшли сидит между тренером и Эдвардом и смотрит немного в сторону камеры, передавая привет родным. Эдвард просто ждёт в молчании, пока тренер не обращается к нему. Тогда Эдварду приходится ответить, и по его жестам я понимаю, что он не горит желанием обсуждать всё так скоро, но достаточно вежлив, чтобы сохранять терпение. Наконец женский голос, разносящийся по арене посредством микрофона, объявляет оценки. Оценки, с которыми Эдвард и Эшли занимают четвёртое промежуточное место, потому что впереди выступления ещё двух пар, и всё может перемениться. Эдвард и Эшли поднимаются с дивана, но камера уже снова переключается на лёд и следующих участников. И они, и заключительная пара исполняют свою программу фактически безукоризненно, но места распределяются, как второе и четвёртое соответственно. Таким образом, сначала Эдвард с Эшли спускаются вниз на пятое место, а потом и на шестое. Шестое место перед произвольной программой, когда в таблице нет плотности результатов, а есть отрывы в несколько баллов, не выглядит обнадёживающе. Мы с ним никогда не были в такой ситуации. Джейк был, но он изначально не хватал звёзд с неба. Ни разу за всю свою карьеру. Я могу только догадываться, каково сейчас Эдварду. Насколько именно плохо внутри. Ведь мы были победителями на чемпионате страны столько раз. Начинать сезон плохо на этапах Гран-при это одно, а впервые рисковать тем, чтобы не отобраться в состав сборной на мировом первенстве, это другое. Когда я звоню спустя время, Эдвард отвечает, хотя я уже думала, что он так и не поднимет трубку.

- Привет.

- Привет. Ты видела? - медленно спрашивает он, будто ему трудно спросить и убедиться, что я действительно смотрела. Но мы оба понимаем, что я бы не пропустила. Он знает об этом. Вне всяких сомнений.

- Да.

- Всего лишь шестое место. Ужас, правда? Точнее, мы были таковыми.

- Нет, не были. Будь вы ужасны, вы были бы в самом конце таблицы. Могло быть лучше, да, но при данных обстоятельствах вы вдвоём сделали всё, что могли.

- Мы с тобой сделали бы больше, - мрачным тоном замечает Эдвард, - я чувствую себя таким... разбитым и уставшим. Просто развалиной. Прости. На самом деле ты не должна всё это слушать.

- Полагаю, что должна. Ты всё ещё... близкий для меня человек, Эдвард. Знаешь, тебе нужно просто лечь пораньше. Сходи в ванну ненадолго, это тебя успокоит, и ты сможешь быстрее уснуть. И завтра ты не должен слишком рано вставать. Может быть, сходишь прогуляться по городу. Должно же там быть хоть что-то, чтобы посмотреть.

- Может быть, и схожу. Так ты отправляешь меня в кровать?

- Получается, что так. Но сказку, боюсь, не прочту, - в шутку добавляю я. Не знаю, откуда это взялось, я просто говорю. С Эдвардом мне никогда не приходилось фильтровать свои мысли.

- Вот как? И почему же?  

- Я не знаю сказок и вряд ли сочиню что-то нормальное.

- Это плохо. Знаешь, у тебя однажды ведь могут появиться дети, и придётся тебе познакомиться с миром детской литературы.

- Или ты будешь приходить и выручать меня. Но сейчас иди в кровать.

- Тогда спокойной ночи, Белла.

- Доброй ночи, Эдвард.

Наутро следующего дня после завтрака я занимаюсь своими счетами. На лечение и восстановление после травмы ушло немало денег, несмотря на частичную материальную помощь со стороны Ассоциации фигурного катания, и хорошо, что у меня всё ещё есть четырёхгодичный контракт с Nike. Я заключила его практически сразу после прошлой Олимпиады, приняв участие в съёмке двух рекламных роликов с куртками и беговыми кроссовками, но всё это было ещё до травмы. Тогда же Nike позвали и Эдварда, хотя в случае с ним всё ограничилось лишь одними кроссовками. Тем не менее, его контракт тоже действует и по сей день, а я нахожусь на связи с представителями компании через персонального менеджера. Они заняты подготовкой новой кампании с моим участием. Не будь этого сотрудничества и прописанных в соглашении отчислений, моя ситуация была бы плачевной.

Спустя некоторое время я заканчиваю с оплатой всего, что необходимо. Как раз тогда мне поступает звонок с незнакомого номера. В принципе такое со мной случалось и прежде. Журналисты как-то находили способ со мной связаться по домашнему телефону и, когда Эдвард только стал кататься с Эшли, просили прокомментировать, что я думаю по этому поводу. Но тогда тут была мама, и она просто посылала всех куда подальше. А к тому моменту, как я поправилась и смогла обходиться без помощи, эта тема уже стала старой новостью и исчерпала себя. Но сейчас звонок поступает на телефон сотовый, не на домашний.

- Алло, - отвечаю я, скользнув пальцем по сенсорному экрану. - Я слушаю.

- Здравствуйте. Это Белла Свон? - на том конце довольно приятный мужской голос. Не похожий на тот, с которым говорят журналисты, но кто знает. На всякий случай я сосредотачиваюсь, закрыв уже ненужные вкладки в ноутбуке. Сейчас ведь тоже могут звонить из СМИ. Спрашивать, что я думаю об Эдварде и Эшли в контексте их короткой программы.

- Да, это я. А вы, собственно, кто?

- Простите, я не представился. Я Брэндон Миллз. Мне ваш номер дал Джейкоб. Он сказал, что вы не против, чтобы я позвонил. Но если у вас что-то изменилось, то извините.

- Нет, всё в порядке. Да, он говорил о тебе. Не против, если мы перейдём на «ты»? Ты не сильно старше меня, и я тем более не старше тебя, чтобы общаться на «вы».

- Не против. Извините... то есть извини, что я вот так позвонил. Но я решил поехать сразу в Бостон, не заезжая домой после чемпионата, и я сейчас в аэропорту. Я найду отель, если у тебя нет возможности встретиться.

- Не стоит. Мы можем встретиться на ледовой арене, где я катаюсь. Тебе проще поймать такси. Я пришлю тебе координаты сообщением и заплачу за машину.

- Это точно удобно?

- Да, Брэндон, удобно. Я встречу тебя снаружи арены.  

- Спасибо, Белла. До свидания.

- До свидания, Брэндон.

Собравшись, я выезжаю в сторону ледового комплекса своим обычным маршрутом. По приезду у меня ещё есть время зайти внутрь и посмотреть, насколько сейчас свободен каток. Я бы приехала вечером, как и всегда, но Брэндон уже в городе. Было бы не совсем правильно оттягивать встречу. Может быть, так он сможет улететь домой без необходимости ждать утреннего или дневного рейса. На катке тренируется пара будущих юниоров в танцевальной дисциплине, но их тренер меня узнаёт и совершенно не возражает против того, чтобы потесниться. Мы говорим ещё немного, и, немного подумав и решившись, я обращаю его внимание, что мальчик периодически совершает явно выраженный разбег. Я далека от танцев, но примерно знаю о необходимости поддерживать скорость танцевальными шагами.

- Говорил ему и не раз. Забывается. Они ещё молоды. Двенадцать лет. Ты вроде бы тоже пришла примерно в их возрасте.

- Да. Мы тоже забывались. Но это временно. Они станут внимательнее, как и мы.

- Уж надеюсь на то. Дерек. Что я говорил про шаги? Шаги и только шаги.

Я улыбаюсь про себя, когда отступаю от бортика, чтобы пойти за Брэндоном. Несмотря на мои слова, он оплатил такси от аэропорта сам, и через пару-тройку минут мы останавливаемся у мужской раздевалки. Я дожидаюсь парня на льду, хотя без коньков. Мальчик с девочкой всё ещё катаются, но теперь слегка в стороне. У обоих развернуты плечи, и закреплена спина. Девочка скользит назад, мальчик двигается вперёд, и его правая рука находится на левой лопатке девочки. Девочка же прикасается левой рукой к правому плечу своего партнёра, и, глядя на них, я вспоминаю нас с Эдвардом. Я оборачиваюсь, когда слышу шаги позади. Брэндон выезжает на лёд с очевидным волнением на лице.  

- Что мне сделать?

- Не покажешь свою короткую программу, если тебя не затруднит?

- Конечно.

Брэндон начинает слева от меня, и первый прыжок он выполняет на довольно высоком уровне. Четверной сальхов, тройной тулуп. После он заходит на аксель, который выглядит ничем не хуже. Но на стадии четверного тулупа вся программа словно разваливается. Брэндон падает, прежде чем последующий каскад из прыжков на соревновании был бы явно чреват снятием баллов. И впоследствии, ещё несколько элементов спустя, после тройного лутца Брэндон приземляется тоже не совсем удачно. Он пытается сгладить впечатление вращениями и дорожками шагов, пока ещё один аксель снова всё не портит. Я не хочу быть жестокой, очень не хочу, но успокаиваю себя тем, что никому ничего не обещала. Часто дыша, Брэндон подъезжает ко мне с руками, вытянутыми по швам. Он старался, я видела. И необязательно он будет плох в дальнейшем. Но рисков с ним на порядок больше, чем если бы раньше он уже выступал с кем-то в паре.

- Ты молодец, Брэндон.

- Спасибо, что говоришь это, хоть я и налажал. И спасибо, что встретилась со мной.

- Тебе спасибо, что проделал весь этот путь, - должно быть, Брэндон и сам понимает, что я намереваюсь сказать. - Я видела тебя на чемпионате. Ты техничен, но ты словно ждёшь падения, выражение твоего лица меняется, а ты не жди. Знаю, легче сказать, чем сделать. Просто постарайся не думать о публике, ладно? На тебя смотрят, но ты должен быть погружённым в себя и в свой прокат. Есть только ты, твоё тело и лёд под коньками. В моём случае был ещё и партнёр, но в целом... Ты понимаешь, что я пытаюсь до тебя донести?

- Да. Да, понимаю. Спасибо, Белла. Прости за отнятое у тебя время.

- Не извиняйся. И если тебя это успокоит, то в последний раз, когда я налажала, я получила травму и выбыла, так что всё остальное не в счёт. Тебя подвезти в аэропорт?

- Нет, я справлюсь сам.

- Хорошо, но эту поездку точно оплачу я, и возражения не принимаются.

Мы не обнимаемся на прощание, ничего такого, однако расстаёмся на хорошей ноте. Пользуясь случаем, я решаю немного покататься, но не сильно долго, чтобы вернуть лёд юной паре. Я прогреваю машину, прежде чем поехать обратно домой, только в ней и обнаруживая непрочитанные сообщения и пропущенный звонок от Эдварда. Всё потому, что мой телефон остался в кармане пуховика, а пуховик был в раздевалке. Сообщения содержат лишь фото с прогулки и слово «привет», и я просто набираю номер сама. Но Эдвард не отвечает. Судя по времени, он может быть и на тренировке. Я еду домой, положив телефон на сидение, чтобы при необходимости точно услышать. Но всё это не имеет особого смысла. Я звоню ещё пару раз, уже будучи дома, всё с тем же результатом. Эдвард даёт о себе знать лишь к вечеру. Опять-таки его голос звучит измотанным.

- Привет. Не слышал от тебя ничего целый день. Ты была занята?  

- Привет. Да и ты как бы пропал. Но да, мне нужно было кое-что сделать. А ты всё-таки выходил. Это хорошо, я рада.

- Мне вроде пошло на пользу.

- Послушай, я... Я готова, Эдвард. Если ты ещё не передумал насчёт нас, как пары.

- Ты согласна? Правда, согласна?

- Да, я согласна вернуться с тобой.

Может, дело в детях, которые напомнили мне про то, какими мы были, а может, в глубине души я знала о своём грядущем выборе ещё в ту секунду в раздевалке, но теперь это целиком осознанное решение. Только теперь. Эдвард вдыхает столь шумно, будто не дышал несколько минут кряду.

- Поверь, ты не пожалеешь. Будем двигаться в твоём темпе. Я приеду, и сразу договоримся встретиться с Френком.

- Я не общалась с ним с тех пор. Не уверена, что он обрадуется, если мы позвоним, чтобы вроде как просто поздороваться.

- Всё получится. Мы его уговорим. Доверься мне.

Я соглашаюсь, преисполненная энтузиазмом Эдварда, который передаётся от него ко мне. Во второй и заключительный день соревнований среди пар Эдвард с Эшли исполняют произвольную программу намного лучше, чем короткую, без срывов элементов и видимых погрешностей, и хотя им не удаётся исправить своё положение до уровня третьего-четвёртого места, по сумме баллов и после выступления всех участников они перемещаются на одну строчку вверх, становясь пятыми среди двенадцати пар. Пятое место это не самый оптимальный вариант с точки зрения отбора на Чемпионат мира и Чемпионат четырёх континентов. Но Эдвард будто бы уже готов ко всем объявлениям сверху, связанным с составом сборной. Когда на следующий день он прилетает в Бостон и появляется у меня незадолго до половины седьмого вечера, я сомневаюсь, что ему доводилось заглядывать в интернет в последние часы. Ну, если он провёл их между аэропортами и в воздухе. Только потому я заговариваю об этом вслух.

- Вы с Эшли будете запасными. Но только на Чемпионате четырёх континентов. Это официально. Огласили часа три назад.

- Да и ладно. Эшли сказала, что она в любом случае никуда не поедет. Даже если нас выберут на Чемпионат мира не запасными. Видимо, у нас с ней всё уже сутки как. Со вчерашнего вечера. И, к слову сказать, я связался с Френком, пока ехал в аэропорт днём. Поздоровался в одиночку. Встречаемся с ним завтра вечером, - Эдвард ошеломляет меня своими словами. Я так и смотрю на него, когда он говорит с просящей тональностью. - Можно мне остаться на ужин, как раньше? В самолёте кусок в горло не лез.

- Мог и не спрашивать. Курица и салат с авокадо подойдут?  

Мы ужинаем вдвоём, прежде чем Эдвард уходит спустя время. Назавтра он заезжает за мной, чтобы поехать на арену вместе. В назначенное время Френк уже там. Сидит на одной из трибун по центру второго ряда. Осматривает нас внимательным и всё равно что сверлящим взглядом, слишком пристальным, чтобы можно было считать, что Френк хотя бы на десять процентов жаждет заниматься с нами снова. Не моргая и не разрывая зрительного контакта исподлобья, он красноречиво приступает сразу к главному:

- Ну и с чем вы двое пожаловали? Готовы начать с нуля? - голос у него такой же, как и взгляд. Напряжённый и пронзительный. - Вы ведь понимаете, что все ваши результаты за давностью времени в расчёт уже никто не возьмёт? А значит, да здравствует трёхступенчатая система отбора даже просто на чемпионат страны. Региональный этап, секционные соревнования, и только потом сам чемпионат, если доберётесь.

- У меня была травма ноги, а не головы, Френк. Мы медалисты последней по времени Олимпиады, имеем право участвовать без отбора, - тут же отвечаю я. - Никакой трёхступенчатой системы.

- Твоя взяла, признаю. Но что с прыжками? Предполагаю, что ничего и никак. И ты, Эдвард, оставляешь желать лучшего. Откуда уверенность, что выгорит?

- Мы уже катались, Френк. Без поддержки и прыжков, но мы помним те программы. - подключается к разговору Эдвард, не утрачивая рассудительности и трезвого подхода к делу только потому, что Френк относится к нам с недоверием или даже скепсисом. Эдвард абсолютно спокоен. Трогательный в своей решительности, он явно не собирается умолять или что-то подобное, чтобы переломить ситуацию. - Они подзабылись другими. Можем немного изменить порядок элементов и добавить новые, заменить музыку, и всё. Нам даже не нужен хореограф заново. Мы и сами поймём, что нам больше подходит.

- Так вы уже всё продумали, и теперь вам нужен я?

- Вы лучший, Френк. Для нас. Вы были с нами с самого начала. Мы многое вместе пережили. С кем, если не с вами?

Френк переводит взгляд в сторону льда, скрестив руки в замок. Лёд сейчас пустой. Блестящий. Залитый машиной по окончании дня после всех, кто катался на катке сегодня. Френк вновь концентрируется на нас. И посреди всего напряжения и тишины едва заметно кивает головой. «Так давайте сделаем это», - словно говорит его взгляд, - «но одно несогласие, и вам придётся забыть, как меня зовут».

*****

Будильник, звонящий над ухом, пробуждает меня в семь утра. Мой старый режим дня снова стал новым. С месяц как. После Чемпионата четырёх континентов. Со слов Эдварда Эшли говорила всякое, но ещё когда Эдвард рассказал мне о об этом, я отнеслась к её заверениям с определённым уровнем недоверия. И в итоге пару так и обязали поехать в Корею в статусе запасных. Это не понадобилось, но, тем не менее, они были там в десятых числах февраля. И вернулись лишь двадцатого числа вместе со всеми, кто представлял страну. Спортсмены, их тренера, персонал вроде врачей и массажистов. На этом и закончилась совместная карьера Эшли и Эдварда. На поездке, которая была абсолютно лишней и не принесла им ровным счётом ничего, кроме зря потраченного времени и разочарования. Они ещё не делали никаких официальных заявлений, но Эдвард приехал оттуда как в воду опущенным. Теперь его отпустило, а вот в первую неделю он доводил себя буквально до изнеможения. Причём не на катке, а в тренажёрном зале через каждые два дня. Одно время, когда нам было слегка за двадцать, я тоже пыталась ходить туда с Эдвардом, но я ненавидела так потеть и в итоге выбрала гиротонику за сочетание в ней элементов йоги, танца, гимнастики и плавания. Тоже нагрузка, и тоже способ бросать вызов телу, но расслабляющий и более целебный. Так мне кажется. Но Эдвард любит колотить по грушам, бегать и иметь дело с тяжестями. Отсюда и все его потрясающие мышцы с мускулами. Хотя сегодня никто из нас не собирается куда-то, кроме катка, и мне скорее предстоит бросить вызов своей голове, нежели физической выносливости. Я думаю о том, чтобы совершить прыжок. Или позволить Эдварду меня поднять. Прошёл уже месяц. Кажется, если тянуть ещё дольше, мы никогда не начнём переделывать программу, сначала откатав её от начала и до конца, чтобы Френк записал видео, и он просто пошлёт нас куда подальше. Кататься в своё удовольствие зачастую без присутствия тренера с перерывами на второй завтрак и обед, конечно, приятно, но сколько ещё это может продолжаться?

Я заканчиваю с чашкой овсянки, в которую добавила чернику. Время без пятнадцати восемь утра. Поначалу я ездила на тренировки за рулём собственной машины, пока Эдвард как-то не предложил забирать меня, а по вечерам привозить обратно домой. Он фактически настоял, что наматывать круги из-за того, что мы живём в разных районах, совсем не проблема для него. Я согласилась, желая быть с ним как можно больше. Не только на тренировках в течение пяти-шести часов, но и хотя бы по пути туда-обратно. Теперь он приезжает за мной на своём ниссане, скидывая сообщение, будучи внизу. И сегодня всё точно так же. Без изменений. Мы добираемся на арену довольно быстро. Френка там нет. Если он и появляется, то всегда позже. Как правило, в полдень. Думаю, всё будет иначе, как только мы перейдём к настоящей работе. Я выезжаю на каток чуть раньше Эдварда. Приступаю к разминке и, привыкнув к температуре, остаюсь в кофте без куртки. Он появляется минуты через две в перчатках, как и я. Мой голос звучит тише, чем я намеревалась и хотела, чтобы он звучал, однако я продолжаю говорить:

- Я тут подумала, что нам нужно сделать главное. Пришла пора. Уже конец марта, и то, что мы просто катаемся, начинает беспокоить меня гораздо больше необходимости прыгнуть или того, чтобы ты меня поднял.

Эдвард проходится руками в перчатках по волосам. Грубо и нещадно. Выдохнув остатки воздуха из лёгких, Эдвард встречается с моими глазами вопросительным глубоким взглядом.

- Ты точно хочешь попробовать? Если ты не уверена хоть немного, хоть на один процент, мы не станем. Я не стану. И причём здесь конец марта? Первые соревнования у нас лишь в октябре.

- Да, знаю, но я хочу, и я готова. Сейчас. Точнее, мне это необходимо. Почувствовать себя... полноценной.

- Ты и так полноценная, Белла, - за мгновение хмурится Эдвард, и от этого на его лбу залегают три продольные линии, а на переносице возникает межбровная складка. - Что ещё за глупые мысли?

- Но это мои мысли. Ты слышишь, что я говорю? Всё словно не так, пока мы ограничиваемся вращениями или тодесами. Давай просто сделаем это, - я не могу толком объяснить. Да и не хочу объяснять. Я просто хочу сдвинуться с точки, наверное. С мёртвой точки, если уж быть совсем точной. Эдвард продолжает хмуриться, но уже не настолько сильно что ли.

- Что ж. С чего мне начать? Как к тебе... прикоснуться?

- Давай ты поедешь назад, я соответственно вперёд, и ты возьмёшь меня за левую руку. Я протяну тебе правую, и мы сделаем поддержку. Рука в руке. И дальше как в той поддержке из произвольной программы.

Эдвард трёт руки о штаны. Два раза подряд. Вниз и обратно вверх. Он подъезжает ко мне и прикасается к моей левой руке, как я и сказала. Нежно, но с сильным обхватом ладони и пальцев. По-моему, если сравнивать, я нервничаю и то меньше. Но мы не говорим больше ни о чём. После серии вдохов и выдохов, от которых моё сердце начинает биться ещё быстрее, Эдвард просто тянет меня за собой в медленном темпе. Оторвав левую ногу после попеременного скольжения на обеих ногах, я немного вращаюсь на правом коньке туда-обратно по типу бумеранга,  прежде чем Эдвард уверенно дотягивается до моей правой руки в воздухе над нашими головами. Мы смотрим друг на друга. Глаза в глаза. Медлить и дальше исчезает всякая возможность. Либо мы закончим и выполним элемент, либо необходимо тормозить. Но я не хочу. Я отталкиваюсь ребром правого конька, и Эдвард поднимает меня, насколько хватает наших рук. На скорости перед глазами всё сливается в расплывчатое пятно, но я думаю лишь о том, что я смогла, всё-таки смогла, и потому мы смогли. Эдвард держит меня обеими руками уверенной хваткой и вращается, скользя по льду по-прежнему назад. Решившись, я меняю позицию, выгибаюсь, чтобы сложиться туловищем и обхватить правую ногу руками. Теперь руки Эдварда на моих бёдрах, иногда две, иногда только одна. Он ловит меня, находящуюся в горизонтальном положении, спустя ещё несколько вращений против часовой стрелки и переворачивает, чтобы поставить на ноги. Я преодолеваю пару метров вдоль бортика, пока не разворачиваюсь к Эдварду, и он словно только этого и ждал. Его руки смыкаются вокруг моего тела, приветствуя сделать то же самое в ответ. Ощущать его столь близко обнимающим невероятно крепко значит для меня не меньше, чем всё, что мы только что сделали. Это... равноценно. Я не могу отделить одно от другого и думать, что для меня важнее быть парой, нежели друзьями, или наоборот. Я хочу... всё.

- Ты в порядке?

- Да. Да. Более чем в порядке. Нам нужно...

- Повторите снова.

Голос Френка обрывает меня на полуслове. Он стоит за бортом, требовательный и без сомнения подразумевающий именно это. Чтобы мы повторили поддержку снова. Он сегодня рано. И это непривычно. Но до его появления я и сама собиралась сказать то же самое. Что нам нужно всё повторить. Эдвард кивает, прежде чем сдвинуться с места. Мы заходим на поддержку повторно. После дорожки шагов и совместного перемещения. Эдвард не сводит с меня взгляда, наделяющего дополнительной уверенностью в своих силах. Мы двигаемся интуитивно, так, как это было прежде сотни раз. Ощущение, которое я забыла, но оказалось, что тело, руки и ноги помнят. Как двигаться, чтобы выглядеть грациозно и красиво, и даже как правильно дышать ради распределения дыхания до момента, когда можно будет снова вдохнуть по окончании выполнения элемента. Эдвард вращается быстрее, чем в первый раз, наша скорость выше, но мне не страшно. С ним не страшно. С ним хорошо и правильно. Всегда так было. И все границы, которые и так существовали лишь в моей голове, исчезают совсем. Разбиваясь вдребезги на мелкие куски, когда Эдвард вновь переворачивает меня в воздухе, надёжно прижимая к своему телу, прежде чем отпустить в самостоятельное перемещение по катку. Внутри от самого сердца распространяется чувство эйфории. И ещё больше я ощущаю её, стоит приблизиться к Эдварду и скользнуть правой рукой на его спину. В ответ он улыбается мне слегка кривоватой и оттого ещё более милой улыбкой, а левая рука спокойно обхватывает мои плечи. Мы останавливаемся только у самого бортика напротив Френка, который прислоняется к ограждению перед первым рядом сидений. Смысла что-то спрашивать попросту нет. Френк из тех, кто скажет всё сам, если ему есть что сказать. А если нет, то это равно похвале. Хватит десяти или максимум пятнадцати пальцев, чтобы посчитать все случаи, когда он хвалил нас именно вслух. Не хочется признаваться, но затянувшееся молчание начинает давить на нервы. Это не то же самое, что безмолвная похвала. Наконец он скрещивает руки на груди и говорит:

- Осанку надо держать. Относится к вам обоим. И выход с поддержки тоже надо додерживать. Но поддержка потрясающая. Готовы приступить к настоящей работе?

- Всегда готовы.

- Это только время покажет, - Френк указывает наклоном головы в сторону льда. - Тройной тулуп. И потом выброс. Тройной флип. Начали.

В течение многих часов мы делаем всё, что говорит Френк. Выбросы, тодесы, совместные вращения в ласточке и приседе, параллельное и последовательное построение, прыжки. В перерыве на ланч мы прогуливаемся, чтобы перекусить и купить фрукты, чтобы восполнять силы позже, но к концу дня у меня всё равно болит всё, что только можно. После многочисленных самостоятельных прыжков, которые я испортила приземлением всего-то раз десять из тридцати. Я на самом деле ожидала худшего, но, видимо, нужно было просто начать, чтобы оказалось, что не всё так ужасно.

- Слушай. А если мы съездим поужинать в гости к моим родителям? - Эдвард останавливается около моего подъезда и глушит двигатель, поворачиваясь ко мне. - Ты устала, я устал, а у них всегда есть много еды.

- Да, я помню. Твоя мама может приготовить всё, что угодно. Но как мы им всё объясним?

- Объяснять не придётся. Я сказал им про нас где-то с неделю или полторы назад. А ты что, своим не говорила?

- Не говорила.

- И почему?

- Потому что не о чем особо говорить. Как ты и сказал, сейчас лишь март, и мы ведь не завтра куда-то едем, если вообще поедем. Я не имею в виду, что уйду, но рассказать я всегда успею. Не знала, что это так важно для тебя, и что ты расскажешь родителям уже так скоро. Хотя, наверное, в твоём случае это просто имеет больше смысла. Они ведь здесь, вы в одном городе.

- Ну да, в одном городе. Но я сказал, потому что для меня это действительно имеет значение. Я не должен был тебя бросать. Ни как друг, ни как партнёр. А я сделал всё это. Сначала одно, а потом и другое. И я всё ещё злюсь на себя за это.

В тускнеющем свете дня Эдвард прикасается к моему плечу через ткань пальто. Я смотрю в его глаза, которые выглядят ранимыми, и не могу остаться равнодушной к их выражению. Так и хочется тоже дотронуться в ответ, и, потянувшись, я беру руку Эдварда в свою. Она слегка прохладная, вероятно, из-за обшивки руля после того, как машина много часов стояла на улице.

- Прекращай, ладно? Я же на тебя не злюсь, и ты не должен. И мы обязательно как-нибудь поужинаем вместе с твоими родителями, но не сегодня, ладно? Я хочу в ванну, поесть что-нибудь перед телевизором и рухнуть в кровать, скажем, в десять, - будто задумавшись о чём-то своём, Эдвард смотрит на наши руки, прежде чем немного стиснуть пальцы вокруг моей ладони. Мне не больно, нет, но вроде как непривычно. Мне привычнее держаться за руки на льду, а так, как сейчас... Я не знаю. - Ты в порядке?

- Да, всё нормально. Тогда я тебя провожу. Отнесу сумку. Пойдём.

- Ладно.

Перед уходом Эдвард желает мне спокойной ночи. Я отвечаю взаимностью и остаюсь одна, принимая душ, ведь по факту мне совсем не хочется заснуть в ванной. Я ем тем, что нахожу в холодильнике, а именно яичницей и рыбой, в то время как на фоне включён телевизор на спортивном телеканале. Там говорят о разных видах спорта, пока не переключаются на тему чемпионата мира по фигурному катанию, стартующего уже двадцать восьмого марта. Это всего через несколько дней. В репортаже довольно подробно освещается то, кто будет представлять страну на мировом первенстве, и строятся прогнозы на его исход, а именно стоит ли ждать медалей от соотечественников. Я не особо слушаю и вообще переключаю канал, когда эксперты в студии начинают обсуждать то, как за невероятно короткий срок Эдвард из победителя превратился в аутсайдера, и обратим ли этот процесс, или пора вешать коньки на гвоздь. Отвратительные люди. И ещё труднее осознавать, что есть лишь один единственный способ заткнуть им рот. Труднее потому, что они используют слова, но чтобы доказать, как они ошибаются, не хватит никакого словарного запаса. Все эти эксперты, быть может, станут думать иначе, только если вернуться и снова привезти медаль с Олимпиады в следующем году. Эта мысль словно подстёгивает меня на протяжении последующих дней, а потом и недель. Я привыкаю к боли в мышцах и суставах, постепенно свыкаясь с ней, а потом она и вовсе становится несущественной. Тем, что вроде и есть, но на что перестаёшь обращать внимание. Спустя это время, которое было в достатке уделено нами отработке элементов и частично иному построению программы, я просто уже хочу, чтобы мы откатали её безупречно хотя бы раз. И хочу сегодня. Не завтра и не после пары дней отдыха, а именно сейчас или хотя бы минут десять спустя. У нас же получается фактически всё. Ну, кроме двух элементов. Или трёх, если учесть тот выброс, после которого я всё ещё не могу устоять полноценно, и меня ведёт куда-то не туда. И особенно обидно, что этот выброс почти в самом конце короткой программы. Вот и сейчас я опять выезжаю недостаточно качественно и ровно, и моя левая нога, которая должна быть идеально прямой, так и норовит согнуться в колене. Чёрт, чёрт, чёрт. Мы заканчиваем прокат секунд тридцать спустя, но именно столько времени я уже и охвачена недовольством самой собой.

- Ещё, - я едва позволяю себе отдышаться, когда поднимаю глаза вверх от созерцания поцарапанного коньками льда и нахожу взглядом Эдварда в нескольких метрах у борта. Там Эдвард пьёт напиток, восполняющий жидкости, теряемые организмом во время тренировок,  и оглядывается было на Френка, но тот сидит словно безучастный на своём обычном месте. Какой бы реакцию Эдвард не хотел получить, он не получает ничего и смотрит вновь на меня поверх бутылки. Наконец он отставляет её на бортик и одновременно произносит со странным раздражением:

- Никаких ещё, Белла. Хватит уже на сегодня. Я устал, ясно? У меня уже шея затекла, и я едва могу ею двигать, чтобы смотреть на тебя при подкрутке. Хочешь, чтобы я не поймал тебя или что?

- Ты обязательно поймаешь. Я тебя знаю. Ещё никогда не было такого, чтобы ты не ловил. Ещё один раз, и всё. Я чувствую, что мы можем исполнить всё чисто.

- Белла, время уже шесть. Мы тут с девяти утра. С девяти, понимаешь? Я несу ответственность за тебя и твою жизнь. Мне ни хрена не нужно повторять твоим родителям, как мне жаль, сотни раз, если с тобой что случится по моей вине, - Эдвард кричит на меня на весь каток, активно подкрепляя словами жестами рук. - Да я сам себя никогда не прощу. Что вообще с тобой творится? Недели две точно сама не своя.

- Ничего со мной не творится. Я просто хочу сделать это. Сегодня. И потом, я клянусь, мы все отправимся по домам.

- Так вы двое будете сегодня кататься ещё раз, или я могу не ждать, пока вы закончить с выяснением отношений? Честное слово, если бы я хотел послушать ругань, то был бы сейчас дома и смотрел с женой один из её любимых сериалов. Там без этого почти ни одна серия не обходится. Не поверите, но с вами я словно отдыхаю. Поэтому либо ещё один прокат через пару минут, либо я ухожу, а вы оставайтесь спорить хоть до утра.

Эдвард повторно смотрит на Френка, но я смотрю лишь на Эдварда. Наконец он зло отталкивается от бортика рукой:

- Ладно, но только один раз. Не получится идеально, значит, не получится.

Мы занимаем исходное положение по центру катка, и Френк включает нашу прежнюю музыку. Всё это время мы так и тренируемся под неё, но впоследствии найдём новую. Более динамичную и не такую грустную. Тогда мне нравилась лиричное настроение, а сейчас хочется чего-то совершенно иного. Вот это нам и предстоит найти. Но у нас ещё есть время. Мы останавливаемся на льду с опущенными руками, смотря вниз, прежде чем посмотреть друг на друга с первыми нотами музыки и совершить вращение вокруг своей оси для возвращения в изначальную позицию. Расстояние между нами ничтожно, и Эдвард скользит ладонью мне по талии, чтобы начать совместное движение. Я отталкиваю его руки со своих плеч в соответствии с сюжетом программы через несколько секунд. Мы оба совершаем дорожки шагов, я двигаюсь впереди, а Эдвард чуть позади. Но потом мы перестраиваемся дважды подряд с короткими промежутками, и только тогда Эдвард берёт мою правую руку в свою левую ладонь. Это словно сигнал, напоминание, что до подкрутки осталось не более десяти секунд совместного скольжения. Но всё это время моя рука так и находится в руке Эдварда. Сначала правая в его левой, а потом наоборот. И вот тогда мы и заходим на элемент. Тот самый, когда Эдвард должен меня поймать после оборотов в воздухе и снова опустить на лёд. Я знаю, что он поймает. Непременно поймает. Что бы ни было. Это... доверие. Вера. Чувство, что он не подведёт. Его руки почти больно обхватывают меня с боков, что напоминает отвести правую ногу назад и подготовиться. Я скольжу только на левом коньке и им и отталкиваюсь, помогая Эдварду меня закрутить. Он отпускает меня, я вращаюсь в воздухе быстро, неспособная различить что-либо, и так же скоро Эдвард ловит меня. И это безопасность. Я в безопасности в его руках и с ним. Он обхватывает мою правую руку левой, я двигаюсь назад на полусогнутой правой ноге, двигаюсь с ощущением его зрительного контакта, и кажется, нет ничего, что мы не сможем сделать вместе, если не сдаваться. Мы передвигаемся раздельно друг от друга, параллельное построение переходит в последовательное и наоборот, и я различаю Эдварда лишь боковым зрением, как и он меня. Мы наблюдаем друг за другом перед прыжком. Всё, чтобы добиться синхронности движений. Скольжение на левом коньке, смена опорной ноги, чтобы оттолкнуться единственно верно и исполнить тройной тулуп. Приземлившись на правую ногу, я следую за Эдвардом, мы сближаемся в метре от борта, и я жду руку на своей талии, когда сама мгновением раньше обнимаю Эдварда за шею. Моя спина соприкасается с его телом выше пояса. Мы скользим так вместе несколько секунд, и я не могу не чувствовать особенного тепла, несмотря на холод ото льда. Эдвард не сразу отнимает руку, лишь в самую последний миг перед сменой позиции, чтобы отдалиться позади меня. Слаженно мы оба оттягиваем правую ногу назад, прежде чем пальцы Эдварда плотно смыкаются вокруг моей лодыжки над коньком. Я не вижу, как это происходит, только ощущаю их так, будто на мне тонкие колготки, а не тренировочные штаны. И потом Эдвард снова берёт меня за руку, тянет за собой, ведущий и сильный. Я подаюсь ближе перед выбросом, ладони вновь оказываются с моих боков, и сердце бьётся совсем сильно. Я едва не забываю оторвать правую ногу ото льда перед выбросом. Выбросом, который мне не давался, но теперь всё наконец складывается так, как нужно. Я выезжаю на правой ноге, выпрямляя левую. Наконец-то. Наконец я это сделала. Но расслабляться ещё не время. Совместное скольжение. Рука в руке. Перед поддержкой. Эдвард поднимает меня и вращается вместе со мной. Против часовой стрелки. В ускоренном темпе я вижу трибуны и силуэт Френка. Он вроде бы держит камеру в руках, но на скорости сказать трудно.

Чуть погодя, наклонившись вперёд из своего положения, я дотягиваюсь левой рукой до правого плеча Эдварда со спины. Теперь он держит меня за левое бедро и правую руку, но ещё спустя секунду только за бедро, красиво опустив одну из рук и сохраняя её вытянутой в сторону. Когда-то мне было страшно при таких поддержках из-за необходимости полагаться лишь на одну руку, но со временем страх ушёл. Рука Эдварда не дрожит, и он ровно возвращает меня на скользкую поверхность льда. Осталось совсем немного. Мы выполняем тодес, а потом раздельные вращения, соединяя их дорожкой шагов. Комбинация из различных вращений подводит итог программе, но заканчиваем мы совсем эффектно. В приседе я скольжу по льду правой коленкой, сгибая левую ногу в колене в самом конце. Одновременно с тем, как Эдвард приседает рядом, вытянув правую ногу назад и ударяя правой рукой по льду. Музыка заканчивается точь-в-точь в момент соприкосновения. И снова я понимаю, что она больше не подходит. Потому что мы прежде концовка программы была иной. Мы изменили её. И теперь нужен аккорд, который подчеркнёт удар ладонью. Но пока я пытаюсь прийти в себя и осознать, что мы справились. Что я настаивала не зря. Грудь часто вздымается, когда я встаю на обе ноги и поднимаю глаза на Эдварда. Он тоже выпрямляется, двигая головой, и я сильно, но максимально бережно обхватываю его шею руками. Всё моё тело дрожит от радости и адреналина, что я осознаю, лишь замерев в объятиях Эдварда и опустив голову ему на плечо. Он тихо стонет, ведь, возможно, у него болит и плечо, но он не из тех, кто привык жаловаться и жалуется по любому поводу.

- Прости.

- Не извиняйся. Это всего лишь усталость. Посплю, и всё пройдёт. Вот только отвезу тебя домой.

Мы уходим со льда, переступив через невысокий порог, где Френк протягивает нам накладки. Он не делал этого ни разу за все эти недели с тех пор, как мы начали тренировки. Он не уходил прежде времени, но предоставлял нам самим заботиться о такой ерунде. Но сегодня, сейчас он кажется гордящимся нами. В уголке его губ содержится намёк на улыбку, когда он сначала отдаёт накладки мне, а потом и Эдварду, едва заметно пожимая плечами:

- Ну теперь-то ты довольна, упрямица?

- Да, теперь да. Ты снял?

- Да. И уже отправил тебе, не дожидаясь, когда ты попросишь. Идите собирайтесь и отдохните эти два дня. Вы заслужили.

- Спасибо, Френк, - Эдвард кивает ему, прежде чем тот уходит. Мы остаёмся один на один, надевая накладки на коньки. Тем временем в другой стороне катка уже открываются ворота, чтобы на каток выехал машина для заливки нового льда. Наверное, рабочий день сотрудника уже вполне мог закончиться, но к нам никто не подходил ни с просьбой уйти, ни с вопросом, когда мы собираемся завершить тренировку. Иногда я думаю, что нравлюсь здешнему руководству. В смысле как фигуристка. Иначе отчего мне никогда не отказывали в том, чтобы порой я каталась по льду, по идее подготовленному уже к следующему дню?

- Шея сильно болит?

- Не сильнее, чем в былые времена. Ничего. Завтра схожу на массаж и забуду об этом. Ты была великолепна, Белла.

- Без тебя ничего бы не вышло, - говорю я, ведь это, и правда, так. Каждый из нас не сам по себе. Мы вместе. Как пара, мы в одинаковой степени ответственны за свой успех или же неудачу. Так всегда было. И сейчас всё снова так. У нас общая цель. Я чувствую, пусть мы и не говорим об этом вслух.

- Ты тоже был великолепен. Встретимся у машины?

- Без тебя не уеду, не торопись.