Почему заусенец назвали заусенцем? Это модификация слова "заусеница”, из средневекового английского языка, Эрик знал из древнеанглийского, что корни слова уходят в муки и боль.

Чин испортил воздух. Тут же сработала система вентиляции. Затем в дорожной пробке появился просвет и машина рванула и качнувшись, повернула с визгом вокруг автобуса и пересекла авеню. Продавец тако мрачно наблюдал за происходящим. Машина виляла над бордюром, издавая рычащие звуки. Глаза Чина вылезли из орбит от страха, пока автомобиль проносился по Парк авеню, нереально длинной и безлюдной.

"Самое время чтобы поработать.”

"Да, ты прав.”

"Ты не знаешь что делать? Мы оба знаем.”

"Да.В офисе много работы. Мне нужно просчитать все наперед и найти соотношения.

"Ничего не соотносится, но должно. Это диаграмма, я должен это увидеть, догадаться. Я должен просчитать курсы валют. Даже не знаю, это может занять много времени, возможно, до рассвета.”

"Мы не можем ждать рассвета. "

"Мне нужно сделать все здесь и сейчас. Чтоб не терять времени. Ты будешь счастлив. Во сне я понял, что вся суть во временных циклах. Годы, месяцы, недели, проведенные . Все изощренные и хитрые схемы я понял. Всю математику девальвации и возростания курсов я соотнес с временными циклами и историей. Затем нужно начинать поиск в почасовых циклах. Потом, в этих долбанных минутах. В итоге добраться до секунд.”

"Ты видишь это в развитии личинок фруктовых мух и сердечных приступах. Для работы все силы хороши."

" Я так устал, что даже не могу жевать еду"

" Ты не можешь здесь остаться"
"Мне нравиться здесь."

"Нет, тебе здесь не нравится."

"Мне нравится рыться в прошлом."-сказал Чин своим дикторским голосом. "Он умер при жизни, на работе. Game over."
Он хорошо себя чувствовал. Он чувствовал себя лучше, чем на днях, или неделей раньше, а может и дольше. Он увидел Джейн Мелман на другой стороне улицы. Она была его финансовым директором. Джейн была одета в шорты для бега трусцой и обтягивающий топ. Она бежала вприпрыжку. Она остановилась в заранее назначенном месте напротив бронзовой статуи. Она посмотрела в направлении Эрика, прищурившись пыталась определить был ли это его лимузин или нет. Он знал, что она ему скажет, как поприветствует его, слово за словом и он ждал пока услышит это. Он практически физически слышал ее речь с акцентом. Он любил просчитывать все наперед, знать, что будет дальше. Это помогало ему выбрать правильную модель поведения с теми или иными людьми.

Чин выскочил из машины, едва они пересекли Парк Авеню. На середине дороги, прямо на разделительной полосе стояла женщина в сером спандексе, которая держала в руках дохлую крысу, высоко подняв ее. Наигранное спокойствие. Загорелся зеленый свет и движение началось снова. На зданиях повсюду были выгравированы названия финансовых учреждений, это были бронзовые, стеклянные или же из сусального золота вывески.

Мелман бежала на месте. Когда автомобиль остановился на углу, она вышла из тени стеклянной башни и направилась к задней двери. Ее локти и ноги блестели от пота, а телефонный чехол болтался на животе. У нее была отдышка и она вспотела от бега, поэтому она тяжело упала на заднее сиденье с видом избавления на лице, как будто бы она долго не могла справить нужду в туалете.

"Все эти лимузины, Господи, как их можно различать???", сказала она.
Он прищурил глаза и кивнул.

"Мы как дети на выпускном”, сказала она, "или на какой-то дурацкой свадьбе. В чем прелесть?”
Он выглянул в окно, тихо, невозмутимо говоря о предмете из стекла и стали, там на безразличной улице, относительно которого он высказал свое замечание.

"Я сильный человек, который выбирает не делить свою территорию ни с кем. За это я должен извиняться?”

"Я хочу пойти домой и поцеловать своего Максима.”
Машина не двигалась, сбивающий с ног шум заставлял людей прикрывать уши, когда они проходили мимо, глухие гортанные звуки гремели из гранитной башни, которую возводили на южной стороне улицы, названной в честь какой-то известной инвестиционной фирмы.

"Ты знаешь, между прочим, какой сегодня день.”

"Я знаю.”

"Мой выходной, черт возьми.”

"Я это знаю.”

"Мне позарез необходим этот дополнительный день.”

"Я знаю.”

"Нет, ты не знаешь. Ты не знаешь, каково это. Я одинокая, борющаяся с трудностями мать.”

"У нас тут непростая ситуация.”

"Я мать, бегающая в парке, в то время как мой телефон буквально взрывается у меня на животе. Я думала это няня детей, которая никогда не звонит, если температура не достигнет 40 градусов. Вот это непростая ситуация! А тут что за ситуация? Ситуация с йеной, которая может раздавить нас в течение нескольких часов. "

"Выпей воды. Сядь на банкетку.”

"Мне нравится сидеть лицом к лицу. Мне обязательно смотреть на все эти экраны”, сказала она. "Я знаю, что происходит.”

"Йена упадет.”

"Правильно.”

"Потребительские расходы падают”, сказал он.

"Правильно. Кроме того Банк Японии оставил без изменений процентные ставки.”

"Это случилось сегодня?”

"Это произошло сегодня ночью. В Токио. Я позвонил источнику в Nikkei, пока ты бегала.”

"В то время пока я тащила свое тело от Мэдисон авеню сюда.”

"Йена не может подняться выше.”

"Да, это правда”, сказал она. "Кроме того это уже произошло.”

Он посмотрел на нее, утонченную и мокрую. Машина тихонько ехала вперед, и он почувствовал, как шевельнулась тоска, которая вынырнула из глубин пространства, чтобы настигнуть его здесь в центре города. Он посмотрел в окно, на людей на улице, рассматривая как они создают собой странную композицию - они махали таксистам и переходили улицу на запрещающий свет светофора, по одиночке и все вместе, и стояли в очереди у банкоматов в Chase Bank.
Она сказала ему, что он выглядит унылым.

Автобусы грохотали по авеню, кашляя и задыхаясь, один за другим, заставляя людей на тротуаре суматошно бегать… живая добыча. Ничего нового, обычный ритм жизни большого города. Строители ели свой ланч прямо на тротуаре, напротив стен банка, вытянув ноги в пыльных сапогах, оценивающе смотрели на потоки мимо бегущих людей. Торжественный марш быстротечной жизни. Они как будто оценивали каждого, темп и стиль, женщин в коротких юбках, женщин в спортивных шортах и наушниках, женщин на шпильках. Высокие, маленькие, с белыми зубами и ногтями, как в вампирских фильмах, словно сошедшие с фрески. Рабочие тревожно наблюдали за каждым проявлением ненормальности, пародируя всех, у кого были ненормальные прически, одежда и походка. Особого внимания удостаивались 40-летние холеные мужчины и придурки с сотовыми телефонами, которые раздражали больше всех.

Это были сцены, которые обычно будоражили его, огромный хищный поток города, физическое отождествление воли и безгранично властного эго города. Все это властвование промышленности, коммерции и толпы имело в себе какой то анекдотический момент.

Он слышал и видел себя как будто со стороны. Наблюдал за своим телом.

"Я не спал прошлой ночью”, сказал он.

Автомобиль пересек Мэдисон и остановился напротив Коммерческой библитотеки как было запланировано. Вдоль улицы было много закусочных. Он наблюдал за людьми в них, жизнь останавливается во время ланча. Что скрывалось за такими мыслями?
Он подумал об официантах, убирающих крошки со столов. Официанты будут жить вечно. Клиенты, появлялись один за другим, чтобы по пути поесть супа с крекерами.

Человек в костюме и галстуке приблизился к машине, неся небольшую сумку. Эрик отвернулся. Он ни о чем не думал, полностью сосредоточившись на бизнесе, который правит пафосным миром. Человеческий разум способен на такие метаморфозы, тактика уклонения, естественная реакция на предстоящую угрозу. Человек в строгом костюме с бомбой в сумке. Ничего благословенного и судьбоносного в этом нет. Нет времени для истерик, полное спокойствие и сосредоточенность это инстинкт самовыживания в условиях опасности.
Когда человек постучал в окно, Эрик не смотрел на него.

Торвал уже был там, непроницаемый взгляд, рука в кармане пиджака. С ним  были 2 помощникам, мужчина и женщина, склонившиеся к нему, как будто появившиеся из обеденной суеты улицы.
Торвал наклонился к человеку и сказал "Кто вы?”

"Простите?”

"У меня мало времени.”

"Доктор Ингрэм.”

Торвал заломил человеку руку за спину и прижал его к автомобилю. Эрик наклонился к окну и опустил его. Запахи еды смешались в воздухе, кориандр и луковый суп, вонь от жарящейся говяжьей котлеты. Помощники образовали свободный кордон, стояли лицом к центру событий.
Две женщины вышли из ресторана Йодо Япония, а затем вернулись обратно.
Эрик посмотрел на человека. Он хотел, чтобы Торвал пристрелил его или по крайней мере приставил оружие к его голове. Он сказал, "Кто ты мать твою?”

"Доктор Ингрэм.”

"Где доктор Невиус?”

"Вызвали внезапно. Личное дело.”

"Говорите медленно и четко.”

"Внезапно вызвали, я не знаю зачем, возможно семейный кризис. Я его коллега.”
Эрик думал об этом.

"Я однажды вам промывал ухо.”

Эрик посмотрел на Торвала и коротко кивнул, дав разрешение впустить мужчину в автомобиль. Закрыв окно Эрик разделся по пояс. Ингрэм открыл сумку, в которой лежало множество медицинских инструментов. Он приложил стетоскоп к груди Эрика. Эрик вспомнил, где пропала его майка, она осталась на полу спальни Диди Фанчер.
Он смотрел мимо Ингрэма, пока тот слушал сердцебиение. Автомобиль постепенно двигался на запад. Он не знал почему стетоскопы все еще использовались. Они словно инструменты древности, причудливые, как кровососущие черви.
Джейн Мелман сказала, "Ты делаешь это каждый день?”

"Каждый день.”

"Независимо ни от чего?”

"Где бы я ни был. Совершенно верно. Независимо ни от чего.”
Она наклонила голову и отпила из бутылки минералки.

Ингрэм сделал эхокардиограмму. Эрик лежал на спине, поэтому не совсем понимал, что он видел, то ли компьютерную схему сердца, толи само сердце. Казалось бы, обычная картинка в метре от тебя, но то, что это было сердце имело уже совсем другой контекст. Невероятный и неосязаемый механизм жизни. Каждое сердцебиение предполагает поток крови передающий невероятное количество информации. Сколько таинственности и мистики в этом маленьком функциональном мускуле. Он почувствовал власть своего тела, механизм временной эволюции, силу предков. Каким слабым его сделало собственное сердце. Но это так, и это страшит. Видеть свою жизнь сквозь призму собственной грудной клетки. Вся его жизнь пронеслась в маленьких картинках, как будто бы все происходило без него. Он не разговаривал с Ингрэмом. Он не считал нужным разговаривать с ассистентом. Он всегда консультировался с Невисом и только с ним. У Невиса было что-то особенное. Он был высоким и коренастым. Его волосы уже покрылись сединой, а в голосе едва улавливался среднеевропейский акцент. Ингрэм же разговаривал как робот. Сделайте глубокий вдох. Повернитесь налево. Ему было трудно говорить новые фразы, слова повторялись в одной и той же утомительной последовательности.