Часть, в Которой Я Влюбляюсь
(во второй раз)

- Вот, папа, - сказала медсестра, протягивая мне ребенка. Я замер и уставился на нее, слишком ошеломленный, чтобы двинуться. Я не был уверен, какой факт меня поразил больше – то, что она назвала меня «папа» (и что я, действительно, был чьим-то, блядь, папой), или то, что она на самом деле ждала, что я возьму ребенка.

Я не был идиотом. Я знал, что должен держать ее и заботиться о ней. В конце концов, она была моей дочерью. Но знать, что я буду это делать и считать, что я могу это сделать, было чертовски большой разницей, чем на самом деле взять ее на руки. Она была, блядь, такой маленькой. Такой хрупкой; я не хотел сломать ее.

Потому что, если кто и может, черт возьми, сломать ее, так это я. Я причинял людям боль всю свою жизнь. Это было тем, что я всегда делал.

- Я, э-э... Не думаю, что я…

Я даже не закончил говорить... У меня не было шансов. Медсестра сунула ее мне в руки, и я напрягся, онемев, в то время как женщина понимающе улыбнулась и вышла. После того как она ушла, я взглянул на сверток, который держал, на грани паники, хотя ребенок крепко спал. Я с минуту смотрел на ее лицо, вглядываясь в ее черты и боясь пошевелиться. Я не хотел разбудить или, еще хуже, блядь, уронить ее.

Через какое-то время Изабелла рассмеялась у меня за спиной, оставаясь совершенно молчаливой, когда мне передавали ребенка. Нас перевели в послеродовую палату, где нам предстояло находиться еще день или два. После того, как ребенок родился, они перерезали пуповину и достали послед. Я почти ничего не понимал в этом дерьме, и был благодарен за это, абсолютно не желая знать ни одной кровавой детали. Мне было достаточно крови в моей повседневной жизни. Они привели в порядок обеих – малышку и Изабеллу, после чего их тщательно обследовали, перед тем как перевезти в послеродовую палату.

- Она не фарфоровая, знаешь, - насмешливо сказала Изабелла. - Ты не причинишь ей вреда.

- Ты не можешь это знать наверняка, - сказал я, медленно поворачиваясь к ней. Она улыбнулась и посмотрела на меня с выражением лица, полным любви.

- Могу и знаю, - ответила она. - Ты будешь замечательным отцом, Эдвард. Просто расслабься.

- Опять расслабиться? - пробормотал я. - Этого слова никогда не было в моем словаре.

- Я знаю, - ответила она. - Привередливый.

Я засмеялся, покачав головой, но резко остановился, когда ребенок пошевелился.

- Черт, она двигается, - прошептал я, снова запаниковав.

- Конечно, двигается, - сказала она. - Она будет двигаться. И будет кричать.

- Дерьмо.

- Да, это она тоже непременно сделает, - ответила она со смехом. - Но она также будет улыбаться и смеяться. Она будет любить тебя, знаешь, так же, как ты ее будешь любить.

Я кивнул, глядя на нее сверху вниз. Она уже обосновалась в моих руках, снова крепко заснув.

- Я уже люблю ее.

- Я знаю, что любишь, - ответила она.

Через какое-то время, я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы попытаться идти, и медленно двинулся к кровати. Я осторожно сел рядом с Изабеллой, стараясь не потревожить ребенка.

- Ей нужно дать имя, - сказал я. - То, которое подойдет ей.

Изабелла протянула руку и стала нежно водить пальцами по красным щечкам малышки. Теперь, когда ее привели в порядок, она больше походила на человека, а не на нечто чужеродное.

- Она уже имеет имя, - тихо сказала Изабелла. - Я думаю, у нее оно было все это время.

Часть, в Которой Мы Находим Идеальное Имя
(надо любить семью...)

- Это Эмма, не так ли? - взволнованно спросил Эмметт. - Я просто знаю это. Вы назвали ее Эмма Роуз.

Я закатил глаза, а Изабелла подавила смех, когда голос Эммета зазвучал через динамик на моем сотовом телефоне. Я слышал, как Розали крикнула на заднем фоне, что он дурак, потому что мы не назовем ребенка в их честь. Я ухмыльнулся – по крайней мере, у одного из них был мозг.

Тот простой факт, что я сослался на Розали, как на одного из умных членов семьи, было первым тревожным сигналом, что у меня страшный недосып.

Эммет ответил ей под стать, защищаясь, и я услышал, как резко вздохнула Эсми.

- Дети, хватит, - сказала она. - Подключите Джаспера третьим абонентом. Я не знаю, как это делается.

- Если я когда-нибудь кого-нибудь возьму третьим, тетя Эс, это будет не Джаспер... если вы понимаете, что я имею ввиду, - пошутил Эммет.

Я практически мог видеть, как он шевелит бровями, гребаный извращенец.

- Ты дурак, Эм, - сказал я.

- Смотрите, Эдвард согласен со мной! - воскликнула Розали.

- Да, согласен, - ответил я. Я согласен с Розали – это уже второй тревожный сигнал.

- Подумаешь, - проворчал Эммет. - Подождите, я присоединю его.

Эммету потребовалось какое-то время, чтобы выяснить, как работает трехсторонняя связь на его мобильном телефоне, и подключить нашего брата к разговору.

- Пожалуйста, скажи мне, что ты не назвал ребенка так, как предлагал Эммет, - сразу сказал Джаспер.

Я усмехнулся, Эммет запротестовал еще раз, упорный ублюдок.

- Конечно, нет, - сказал я. - Все здесь? Я чертовски устал и готов отключить телефон.

- Да, - сказали они все в унисон. Эсми, Эммет, Розали, Джаспера и Элис – все, что осталось от нашей семьи. Челси и маленький К, вероятно, были где-то рядом, но они были еще слишком малы, чтобы участвовать, и, поскольку мой единственный дядя уехал, что ж... Я был уверен, что ему не посрать на эти вещи. Мы были разбросаны по всей стране, и не могли быть рядом физически, но приятно осознавать, что я все еще могу рассчитывать на них, когда мне будет нужно.

- Хорошо, - сказал я. - Малышка родилась где-то в восемь вечера.

- В 8:24, - вмешалась Изабелла.

- Да, где-то так. Она весит шесть фунтов.

- И две унции, - она вмешалась снова.

- Рост девятнадцать дюймов.

- И три четверти, - уточнила Изабелла. Она напоминала гребаного пересмешника.

- Ух ты, она маленькая, - сказала Розали.

- Да нет, не такая уж и маленькая, - возразил Эммет. - Примерно такая же большая, как К.

- Серьезно, Эммет? Он весил девять фунтов!

- Шесть фунтов, девять фунтов... не такая большая разница, - сказал Эммет. - Я теряю три фунта, просто сходив в туалет.

Хор стонов раздался после его ответа.

- Эм, не хотел бы ты заткнуться? - сказал Джаспер.

- Да, пожалуйста, - пробормотал Элис.

- А что я такого сказал? - запротестовал Эммет. - Это правда. Я хожу в туалет.

- Да, но мы не должны слышать об этом, - сказала Элис. - Это неприлично.

- Ой, да ладно, Элис. Не веди себя так, будто сама не делаешь этого...

Еще один драматический вздох Эсми.

- Иногда я вас не понимаю, дети.

- Так или иначе, - сказал я, покачав головой – это могло, блядь, продлиться всю ночь. - Мы решили назвать ее Элизабет... Элизабет Брианна.

На один короткий миг наступило полное молчание. Мы назвали ее в честь наших матерей, потому что это много значило для нас обоих. Я не знал, как моя семья отреагирует на эти новости, но то, что они не реагировали вообще, заставило меня чертовски нервничать.

Эммет оказался тем, кто, наконец, нарушил тишину:

- Думаю, что я был неправ, - сказал он тихо. - В конце концов, не я нашел идеальное имя... Это сделал ты.

Часть, в Которой Я Хочу, чтобы Они Были Приучены к Горшку
(я ненавижу свой гребаный нос)

- Я не могу это сделать, - сказал я, качая головой. - Никаким гребаным образом, Белла.

- Да, ты можешь, - сказала она. - Это очень просто.

- Если это так, блядь, просто, почему бы тебе не сделать это?

Она вздохнула.

- Я уже делала. Теперь твоя очередь.

- Я – пас.

Она нахмурилась.

- Пас?

- Да, я пропускаю свою очередь, поэтому она опять возвращается к тебе.

Она закатила глаза.

- Ты не можешь так сделать, Эдвард. Это не игра.

- Давай в другой раз? Я сделаю это завтра.

Она покачала головой.

- Сейчас.

Я вздохнул, смирившись с тем, что этот спор я не выиграл. Если она хочет, чтобы я сделал это, придется, блядь, это сделать.

- Хорошо, если ты настаиваешь.

Она удовлетворенно улыбнулась, а я погряз в жалости к самому себе, когда она протянула мне крошечный белый памперс.

- Я собираюсь принять душ, - сказала она, поднимаясь с кровати и накинув тонкий больничный халат, перед тем как уйти. Я смотрел, как она исчезла в небольшой ванной комнате, предоставив меня самому себе.

Я схватил упаковку салфеток и какое-то время смотрел на спящего ребенка, просчитывая лучшие способы как это сделать. Я видел уже несколько раз, как Изабеллу меняла памперсы, но наблюдать и выполнять – две совершенно разные вещи. Я подумал, не позвонить ли Джасперу, учитывая, что он был более стратегически мыслящим из всей семьи и всегда мог придумать план, но я знал, что этот ублюдок за всю свою жизнь не поменял ни одного памперса. Я мог бы спросить Эммета, так как он уже получил свою долю грязных пеленок, но он, вероятно, высмеял бы меня по телефону. Итак, я остался с этим один на один. Не было никого, кто бы мог помочь мне.

Я мог чувствовать запах через памперс, одежду и одеяло, в которое она была закутана. Это было отвратительно, и мой желудок чуть не вывернуло наизнанку. Я обонял многие ужасные вещи в моей жизни, но это... это было опасной концентрацией отравляющего вещества. Предупреждение гребаным властям: оружие массового поражения у нас в руках.

Я медленно начал раздевать ее, стараясь не разбудить, и меня чуть не вырвало, когда я раскрыл памперс. Дерьмо было везде – буквально, блядь, везде – и, задержав дыхание, я вытер ее так быстро, как только смог. Я не был таким умелым как Изабелла, и далеко не таким быстрым, поэтому у меня все прошло не так гладко, как у нее. Элизабет проснулась где-то посреди процедуры и начала кричать что есть мочи, крайне недовольная, что ее побеспокоили. Я попытался ее успокоить, но все было бесполезно, ее лицо покраснело, поскольку у нее перехватывало дыхание от визга.

Через несколько минут я, наконец, натянул на нее свежий памперс и осторожно взял ее на руки, все еще пытаясь успокоить. Я ходил с ней взад и вперед целую минуту до того, как Изабелла вышла из ванной, и хотел было заговорить, когда бурчащий звук остановил меня. Я замер в шоке, поскольку ужасный запах достиг моего носа.

- Черт, опять?

Изабелла испытала досаду, когда я снова попытался передать ей ребенка.

- Пас.

Часть, в Которой Я Решил Быть Ответственным
(или попробовать, если уж на то пошло)

Следующие два дня прошли как в тумане, наполненные безутешным плачем и безбожно засранными памперсами. Я укачивал ее, гулял с ней, кормил ее, помогал ей отрыгивать и менял ей одежду. Изабелла и я урывками дремали, когда Элизабет позволяла нам уснуть. Это было утомительно, и было такое ощущение, что все в моей жизни выходит из-под контроля. Это крошечная девочка, которой только два дня от роду, уже диктовала, что я мог сделать и когда. Я всегда жаловался, что Алек управляет моей жизнью, но это было ничем до появления Элизабет. Я даже не мог помочиться без ее благословения.

Приближался вечер второго дня, когда доктор Бирс появился в дверях палаты, уткнувшись носом в карту.

- Как вы себя чувствуете? - спросил он, даже не потрудившись взглянуть на нас.

- Замечательно, - ответила Изабелла.

- Хорошо, - сказал он. - Кажется, все в порядке. Я подпишу вам документы на выписку, так что, сможете уехать домой сегодня вечером.

- Спасибо, - сказала Изабелла, но его уже не было, чтобы услышать это. Он вышел за дверь перед тем, как она сказала эти слова.

- Мне не нравится этот ублюдок, - пробормотал я.

- Я не удивлена, - сказала Изабелла. - Тебе никто не нравится.

- Мне нравишься ты, - ответил я, сделав паузу, перед тем как добавить: - большую часть времени.

- Ну, а ты мне нравишься все время.

- Чушь. Единственный человек, которому я нравлюсь все время, это я.

Она засмеялась и не могла не согласиться, потому что знала, что это правда. Тот, кто утверждал, что нравится кому-то другому все время, был либо гребаным лжецом, либо совершенно не знал людей.

Менее чем через час мы уже собрались и вышли из больницы. Я обнаружил свою машину, по-прежнему припаркованную на месте кого-то из докторов, благодарный, что они ее не отбуксировали. Я подъехал к главному выходу здания и помог Изабелле сесть на пассажирское сиденье, с опаской посматривая на автокресло с ребенком на руках. Через мгновение я положил ее туда, протянул ремни безопасности вокруг нее и закрепил до щелчка. Я забрался на водительское сиденье и снова завел машину, медленно выезжая с парковки.

- Ты правильно ее пристегнул? - спросила Изабелла.

- Да.

- Ты уверен? Ты протянул все ремни и закрепил на ее груди до щелчка?

- Конечно, закрепил, - ответил я, бросая на нее странный взгляд. Неужели она подумала, что я на это неспособен? - А что?

- Я просто так спросила, - сказала она, пожимая плечами. - То есть, я хочу сказать, что ты никогда не пристегиваешь свой, так что, я просто подумала...

Я вздохнул, покачал головой и, вытащив ремень безопасности, быстро его пристегнул.

- Счастлива? - спросил я.

Она улыбнулась.

- Ты же знаешь, что да.

Я кивнул, сосредоточившись на дороге, перед тем как потянуться и взять ее за руку.

- Да, знаю.

Я вез нас домой, в уютной тишине обгоняя машину, и, вероятно, в первый раз за всю мою, блядь, жизнь, на самом деле придерживался дозволенной скорости.

Часть, в Которой Жизнь Идет Своим Чередом
(хотя, на этот раз, мне хотелось, чтобы она замедлилась)

Я услышал мягкие шаги по старому деревянному полу, спокойно направляющиеся в мою сторону. В следующий момент кровать рядом со мной прогнулась и я открыл глаза, взглянув на мою жену.

- Она, наконец, заснула в своей кроватке, - прошептала Изабелла, вздохнув с облегчением.

- Сколько это продлится, как думаешь?

- Ее сон? Не знаю, час или два.

- Нет, я имею в виду то, что она спит в своей кроватке.

Изабелла застенчиво улыбнулась, когда прижалась к моей груди, даже не потрудившись с юмором мне ответить. Мы не много говорили об этом, но я хорошо знал свою жену. Она провела первые шестнадцать лет своей жизни под боком у своей матери, проводя каждую свободную минуту в ее тени и засыпая рядом с ней каждую ночь. Я знал, что, в конце концов, и мою кровать ждет вторжение. Я не был идиотом.

- Как хорошо, что мы уехали из больницы, - сказала она после небольшой паузы. - Я никогда прежде не была так счастлива вернуться домой.

Я улыбнулся, целуя ее в макушку.

- Вот так я себя чувствую каждый вечер, когда возвращаюсь домой, к тебе.

- Ты такой милый болтун, - сказала она, подтолкнув меня игриво. - Ты не должен соблазнять меня, знаешь. У тебя уже есть я.

- Я не соблазняю, Белла, - сказал я. - Это не мой стиль. Я просто говорю правду, и люди любят меня за это.

Она рассмеялась.

- Не думаю, что они любят тебя за это, Эдвард. Они любят тебя, несмотря на это.

Туше.

- Да по хрен, нет никакой разницы. Суть в том, что они, блядь, любят меня.

- Любят, - ответила она. - Но никто так, как я.

Я притянул ее ближе к себе, сильнее сжав в объятиях и наслаждаясь теплом, исходящим от ее тела.

- Я тоже тебя люблю, tesoro.

- Sempre, - пробормотала она. Ее голос был тихим, слова выговаривались немного невнятно. Я мог сказать, что она уже была готова отключиться, и не мог винить ее за это. Я сам был исчерпан.

- Sempre, - ответил я.

Несколько секунд спустя она слегка посапывала, вскоре после этого уснул и я. Не знаю, сколько я продремал, прежде чем проснулся от дребезжащего звука, и открыл глаза в абсолютно черной комнате. Приподнявшись, я провел рукой по лицу, пытаясь проснуться, и оглянулся вокруг в поисках источника шума. Я увидел слабый свет на полу и выругался, схватив мой сотовый телефон.

- Что? - ответил я, мой голос был хриплым. Я даже не потрудился взглянуть на дисплей, чтобы увидеть, кто звонит, в состоянии хренового нестояния для того, чтобы ясно мыслить.

Наступил момент полной тишины, что заставило меня задуматься о том, что, возможно, тот, кто звонил, повесил трубку. Я собирался уже сам отключить телефон, когда последний человек, которого бы я хотел слышать, заговорил:

- Что заставляет тебя думать, что говорить со мной таким тоном приемлемо? - спросил Алек, его голос был резким.

Этот звук мгновенно разбудил меня, и я напрягся, с тревогой проведя рукой по волосам.

- Э-э, дерьмо, извините, - ответил я. - Я спал и не подумал...

- Не делай так снова, - сказал он. - Я понимаю, что у тебя много чего происходит, но это не оправдание для неуважения.

- Да, сэр, - пробормотал я.

- Я знаю, ты только что вернулся домой, но есть некоторые вещи, которые нужно решить и которые не могут ждать. Тебе нужно потрясти своих букмекеров, тебе нужно выяснить их количество, и с тем ростовщиком, что сбежал с 53-ей улицы, до сих пор еще ничего не решено.

Я вздохнул, расстроенный, и посмотрел на небольшой будильник рядом с кроватью. Дело близилось к полуночи.

- Сейчас?

- Да, сейчас. Я был терпелив, Эдвард... гораздо более терпелив, чем был бы кто-либо другой. Ты знаешь, что сказано в клятве – ты знаешь свои обязанности перед нами. Выполняй их.

- Да, сэр.

Он повесил трубку, а я вылез из постели, потягиваясь. Засунув телефон в карман, я взглянул на Изабеллу и увидел, что она спала как сурок. Одеяло было небрежно накинуто на ее спящую фигуру, голова лежала на подушке, а лицо выражало спокойное удовлетворение. Она выглядела такой мирной, наконец, имея возможность отдохнуть после нескольких дней хаоса.

Я чувствовал себя виноватым за то, что ухожу, но знал, что у меня не было выбора. Если Алек сказал идти, я должен был, блядь, идти. Я подошел к небольшому столику и стал по нему шарить в темноте в поисках бумаги. Я нашел какой-то клочок и ручку и быстро написал записку для Изабеллы. Я знал, что она рассердится, если я не разбужу ее, но мне не хотелось нарушать ее покой.

Разбираюсь с дерьмом. Ты знаешь. Люблю тебя.

Я убедился, что взял с собой все, что нужно, прежде чем выйти из комнаты. Я пошел по коридору, но, сделав несколько шагов, приостановился и повернул назад. Я медленно прошел в детскую напротив нашей спальни и на цыпочках подошел к деревянной кроватке.

Мягкий свет ночника дал мне достаточно света, чтобы увидеть, что Элизабет крепко спала, закутанная в розовое одеяло. Она выглядела такой чертовски крошечной посреди большой, пустой кроватки, такой уязвимой и беспомощной. Было все еще настолько сюрреалистично, что она была там. Трудно поверить, что она была моей, что часть меня теперь была внутри нее. Не только часть меня, но и часть Беллы. Это почти как бессмертие, когда знаешь, что независимо от того, что случилось бы с тобой, ты все равно будешь жить. Это заставило меня чувствовать себя неприкасаемым, непобедимым. Блядь, просто неудержимым. Я был на вершине мира; все, что я никогда не знал и всегда хотел, было прямо вот тут, передо мной. Она была моей жизнью – в буквальном смысле.

Нашей жизнью.

Я протянул руку и осторожно провел пальцами по ее пухлой щечке. Она чуть пошевелилась от прикосновения, но продолжила спать.

- La mia bella bambina, - прошептал я. - Добро пожаловать домой, principessa.