Вернувшись с пляжа, Розали и Эммет вместе с Джеймсом и Викторией едут в кафе. После этого они отправятся в кинотеатр Порт-Анджелеса, а затем останутся на ужин в каком-нибудь ресторане.

Я помогаю Эсме с ужином: нарезаю овощи и обжариваю мясо, пока она чистит посудомоечную машину. Приготовление еды успокаивает меня, но именно присутствие Эсме приносит истинный комфорт.

К моему удивлению и удовольствию слова льются из меня рекой. Мы болтаем о всякой всячине, обсуждая рекламу какого-то необычного кухонного комбайна и жару Финикса.

– Я дважды пересекала нашу страну, – вслух размышляю я, помешивая лопаткой содержимое большой сковороды. – Такое случается редко, не так ли?

– Это не такая уж редкость, но немногие люди могут похвастаться этим. Но в твоём случае, не думаю, что это плохо. Ты бы не чувствовала себя непринуждённо, живя поблизости со своим прежним домом.

Я согласно киваю и мысленно переношусь к Рене. Оставшись в той части страны, я была бы ближе к ней. Но, опять же, если бы я не уехала из Финикса, вряд ли какая-то семья приняла бы меня так же хорошо, как и Каллены. А может желающих вообще бы не нашлось. Мне скоро исполнится восемнадцать, и как приёмный ребёнок я мало кого интересую.

– Ты всегда мыслями где-то далеко, – с нежной улыбкой говорит Эсме. – Мне иногда интересно, осознаёшь ли ты это.

Я улыбаюсь.

– Не совсем. Когда я не разговаривала, никто этого не замечал.

– Ты счастлива, что вновь обрела свой голос? – искренне интересуясь, спрашивает Эсме.

– Думаю, да. Но то, что я говорю, до сих пор кажется мне странным.

Вскоре ужин готов и без Эммета, Розали и их друзей за столом слишком тихо. Я ценю спокойствие и благодаря этому могу съесть столько, сколько на самом деле необходимо моему организму. Как бы я не старалась, мне по-прежнему нелегко набрать вес.

Или может, я прикладываю недостаточно усилий. В глубине души я знаю, что просто должна немного больше есть, может, почаще лакомиться конфетами и побольше употреблять белка. Предполагаю, что худоба причастна к последним остаткам самоконтроля, от которого мой мозг пока не готов отказаться. Тело без выпирающих тазовых костей и рёбер выглядит более привлекательным. А быть привлекательной – вовсе не то, чего я хочу.

Думаю, я справляюсь хорошо, что касается примирения с новыми аспектами моей жизни, но на некоторые из них просто уходит больше времени. Просто я не знаю, должна ли быть более снисходительна к себе или, наоборот, более требовательна. Могу ли я всё ещё оставаться такой худой или всё же должна набрать вес? Жаль, что я не могу поговорить об этом с Шивон. Или, возможно, с Эсме. Просто не было подходящего случая. Для этого мне нужно набраться мужества.

Я думаю, что серьёзные разговоры всегда будут даваться мне нелегко.

После ужина Элис сразу ведёт меня в комнату Эдварда на ещё одну ночь кино. На этот раз я подготовлена лучше, надев старую рубашку с длинными рукавами, которую привезла с собой из Финикса. Таким образом, мне не придётся снова спать в майке.

Мы обсуждаем, какой фильм хотим посмотреть. В итоге соглашаемся на очередной боевик с Брюсом Уиллисом и запасаемся напитками и попкорном.

Всё иначе, чем прошлой ночью.

Этот вечер длится дольше, поскольку мы начали на несколько часов раньше и атмосфера не столь расслабленная, как была накануне. Понимаю, что скорей всего только я напряжена, поскольку знаю, что сегодня ночью буду спать не в своей постели. Эдвард, кажется, чувствует это и нежно массирует мой затылок. Он ничего не говорит, но я замечаю, что время от времени он искоса поглядывает на меня.

Когда в перерыве между фильмами Элис убегает в туалет, Эдвард наклоняет голову и, не отводя взгляда от экрана, приближает губы к моему уху.

– Ты знаешь, всё будет точно так же, как прошлой ночью.

– Я знаю, – отвечаю я, но продолжаю заламывать руки, лежащие на коленях.

Он кладёт свою тёплую руку поверх моих ладоней.

– Никто не говорит, что ты должна спать здесь. Ты можешь пойти к себе. Или у тебя может остаться Элис.

– Она не должна оставаться. Она не обязана спать в моей комнате.

– Мы что-нибудь придумаем. – Он ненадолго затихает, а затем меняет тактику. – Мне казалось, что сегодня это уже не будет для тебя таким стрессом.

Я пожимаю плечами в попытке скинуть с себя часть напряжения.

– Я не хочу говорить об этом, – отвечаю я, спустя минуту. – Всё дело в моём прошлом. А я хочу быть здесь и сейчас.

Словно сдаваясь, Эдвард поднимает свободную руку.

– Мне не стоило поднимать эту тему. Чёрт, но я всего лишь хочу, чтобы ты расслабилась. Чего тут бояться?

Не сдержавшись, я усмехаюсь, но в этом звуке столько горечи и обиды, что мои щёки краснеют. Я смотрю на свои руки и чувствую себя так, словно мне тысяча лет.

Я так от всего этого устала.

Я слышу, как Эдвард вздыхает, хоть я и чувствую, что он пытается подавить свой вздох.

В этот момент в комнату возвращается Элис. Сделав два шага и посмотрев на нас, она останавливается, разворачивается и бросает через плечо, что принесёт нам ещё что-нибудь из еды.

Довольно дерьмовое оправдание, но всё же приятно.

Мы с Эдвардом молчим, погружённые в свои мысли. Вопрос, смогу ли я когда-нибудь избавиться от своих страхов и решиться на нормальные здоровые отношения весит над нами как Дамоклов меч.

Я разрываюсь между желанием принять то, чего так отчаянно хочу – любви, близости и привязанности, но с другой стороны, страх стал моим верным спутником и я понимаю, что просто прячусь за него. Двигаться вперёд намного страшнее, чем продолжать оставаться бдительной.

Даже если это неправильно – это всё, что я знаю.

Но затем я вспоминаю, как рука Эдварда коснулась кожи моего живота и в то время как одна часть моего мозга хочет большего, другая – хочет избежать всего этого.

Как я могу одновременно хотеть и не хотеть чего-то, мне непонятно. Но затем, как хищник подкрадывается к своей добыче, осознание заползает в мой разум.

Я хочу, чтобы Эдвард касался меня так, как он это делал.

Но только если я смогу быть уверенной, что дальше этого не пойдёт.

Его ласки для меня желанны. А сама близость пугает.

Я глубоко вздыхаю и если до этого чувствовала себя уставшей, сейчас, кажется, просто опустошена.

Эдвард склоняет голову к моей, и мы сидим в тишине до тех пор, пока не возвращается Элис. Она приносит две бутылки с газировкой и ещё один пакет чипсов.

Я больше ничего не говорю и почти не осознаю происходящее на экране. Когда становится поздно, я заползаю под одеяло, потому что Эдвард ждёт от меня этого. Он не обнимает меня, словно понимает, что такой близкий контакт сейчас для меня невыносим.

Но на протяжении всего фильма, по мере того как мой безумный разум превращает мои мысли в спутанный клубок забот, он держит меня за руку, время от времени сжимая её, оказывая молчаливую поддержку.

Я хотела бы погрузиться в сон. Я хотела бы избавиться от своей напряжённости. Я хотела бы расслабиться в объятиях Эдварда и, закрыв глаза, почувствовать себя в полной безопасности. Но я бодрствую, не следя за сюжетом фильма, смотрю на экран и чётко осознаю прижимающийся к спине матрас и одеяло на груди, но ничего не ощущая.

И дело не только в страхе. А в понимании того, где я нахожусь и в вопросах, которые одолевают мой разум из-за этого.

Далеко за полночь слышится тихий стук в дверь и спустя мгновение в комнату заглядывает Джаспер.

Моё тело сразу же замирает – непроизвольная реакция, выработанная за долгие годы. Я лежу на спине в очень уязвимом положении. Джаспер не причинит мне вреда, но мой инстинкт думает совсем иначе.

Не обращая внимания на мой страх, Джаспер проходит по комнате и приветствует нас.

– Вот ты где, – увидев Элис, говорит он. – Ты идёшь спать?

– Думаю, я останусь здесь, – говорит она.

Джаспер наигранно дуется.

– Снова?

Элис оглядывается на нас, в её глазах нерешительность. Я уверена, что она чувствует возникшую между мной и Эдвардом напряжённость, но также знаю, что она ничего не скажет об этом.

– Я подумаю. Фильм всё равно ещё не закончился.

Джаспер смотрит на экран телевизора и пожимает плечами.

– Ты его уже видела. Я буду ждать тебя в своей комнате, хорошо?

Элис кивает и Джаспер снова уходит. Моё тело всё ещё в состоянии повышенной боевой готовности, словно одеревеневшее лежит в кровати Эдварда.

Я хочу что-то разбить. На самом деле хочу.

Удивлённый тихий вздох срывается с моих губ, когда я чувствую руку Эдварда на своей талии под одеялом. Его большой палец выводит успокаивающие круги.

Поначалу я жду, поднимется ли его рука выше, чтобы прикоснуться там, где я к этому не готова. Но его рука остаётся на месте, её тепло просачивается через одежду и касается моей кожи.

Это… приятно. И когда, наконец, я осознаю, что он не собирается делать ничего другого, наконец, снова могу расслабиться.

Когда фильм заканчивается, Элис вздыхает.

– Думаю, мне лучше пойти к Джасперу. У вас всё будет нормально?

– Да, – отвечает Эдвард. – Конечно.

– Хорошо, – говорит Элис, но не выглядит убеждённой. Тем не менее, берёт своё одеяло, пустой стакан и выскальзывает из комнаты, освещённой призрачным свечением телевизионного экрана.

Рука Эдварда покидает мою талию и лениво тянется к тумбочке, чтобы взять пульт. Он поворачивается к стереосистеме и комнату наполняют мягкие звуки музыки.

Я узнаю часть из оперы «Лакме», но переделанную в стиле поп.

Позади меня Эдвард низко и протяжно посмеивается.

– Неподходящая музыка для этого момента, – бормочет он с усмешкой.

Он смотрит на меня и, поскольку я молчу, видит вопрос в моих глазах.

– Прислушайся к словам, – говорит он.

Моим щекам становится тепло, затем жарко, после чего они просто горят, когда я прислушиваюсь к тому, о чём поёт женщина. Музыка знойная и ритм идеально подходит этой песне. Есть что-то в этом, что… будоражит меня, хоть дело вовсе не в используемых словах.

Когда я смотрю на Эдварда, он тихо смеётся.

– Несмотря на всё, через что ты прошла, иногда ты кажешься такой невинной.

– Эй, – говорю я, нахмурившись от его снисходительной усмешки и пытаясь избавиться от скрытых эмоций.

Он улыбается, его глаза блестят в темноте комнаты.

– Я даже отсюда вижу, как ты покраснела, – насмешливо говорит он.

Я прижимаю к щекам холодные руки и испытываю облегчение, когда песня заканчивается и начинается другая.

– Всё ещё напряжена? – спрашивает он спустя какое-то время. – Что творится у тебя в голове?

Я смотрю на него. Я вижу только половину его лица, освещённого свечением телевизора, но его выражение ясно. Озабоченность, беспокойство. Сосредоточенность, когда он поднимает руку и убирает несколько выбившихся прядей с моего лица.

Когда его рука приближается, я вздрагиваю, и это говорит о большем, чем могут объяснить слова.

– Я не буду ничего делать, Белла. Неужели ты настолько мне не доверяешь?

Я делаю глубокий вдох. Понимание, что он не может видеть большую часть моего лица, поскольку телевизор находится за моей спиной, помогает.

– Но ты захочешь большего. Со временем. Нет, – говорю я, когда он открывает рот, чтобы возразить. – Это естественно, Эдвард. Я знаю, что ты захочешь двигаться вперёд.

Он замирает, и я вижу хмурый взгляд, который он пытается скрыть.

– А ты нет? – наконец, хриплым голосом спрашивает он.

Ещё один глубокий вздох.

– Трудно объяснить.

– Попробуй.

– Я думаю, мне нравится… когда ко мне прикасаются, – сбивчиво говорю я, как никогда боясь признаться в чём-то подобном.

Эдвард не отвечает, но молча уговаривает меня продолжать. Его рука находит мою и нежно её сжимает.

Я поворачиваюсь на бок и, встретившись с его взглядом, кладу его руку себе на грудь.

– Но, я не уверена, что хочу большего, – по-прежнему тихо говорю я. – Не знаю, как это объяснить.

Эдвард задумывается.

– Ты имеешь в виду никакого секса, да?

Услышав его слова, я вновь сильно краснею, но теперь Эдвард не насмехается надо мной.

– Мы можем сделать это, – говорит он. – На самом деле, я думаю, что это хорошая идея. Может, тебе нужно испытывать на себе больше прикосновений, прежде чем это станет чем-то большим. И если мы согласимся с тем, что эрогенные зоны под запретом, ты сможешь на самом деле расслабиться.

– Верно, – говорю я, удивлённая его проницательностью и тем фактом, что у него хватило мужества так откровенно говорить об этом.

– Верно, – повторяет он. – Так… границы. Мы должны установить границы. А затем должны вбить тебе в голову, что ты вообще-то можешь доверять мне.

– Дело не в доверии, – возражаю я. Взгляд, который бросает на меня Эдвард, заставляет рассмеяться, несмотря на тему, которую мы обсуждаем.

Он меняет положение наших рук, и в итоге теперь я сжимаю его ладонь. Затем он кладет наши переплетённые руки ко мне на живот.

– Покажи мне, – тихо говорит он. – Покажи, где я могу тебя касаться.

На долю секунды сердце замирает, я сжимаю его ладонь и, почувствовав ответное сжатие, начинаю двигать нашими руками по моему животу. Довольно странно делать это, но в то же время, всё кажется естественным.

Я двигаю нашими переплетёнными руками, держа их ниже талии, но выше тазовых костей. Эдвард смотрит мне в глаза и на самом деле позволяет вести. Его рука расслаблена, и по его взгляду и телу я могу сказать, что контроль над ситуацией сейчас полностью у меня.

– Что насчёт спины? – не нарушая атмосферу в комнате, спокойно спрашивает он.

Моя спина… мне не нравится, когда меня там касаются, и те два раза, когда я позволила Эдварду сделать это, были абсолютно подавляющими. И необязательно в плохом смысле. Просто это слишком для меня.

– Я не знаю, – наконец, шепчу я, но это ложь. Я не знаю лишь как сказать ему, чего именно я хочу, поскольку не уверена, хочу ли чего-то вообще.

– Хочешь узнать это со мной? – спрашивает он.

Словно по команде моё сердце набирает скорость.

— Перевернись на живот, – говорит он, прежде чем я могу начать перечислять причины, почему должна оставаться бдительной. – Сделай это, – добавляет он тоном, который подразумевает, что «всё будет хорошо».

Я ложусь на живот, но продолжаю смотреть на Эдварда. Он опирается на локоть и свободной рукой тянется к краю моей рубашки и футболки под ней. И снова его пристальный взгляд ни на миг не покидает мой, когда его рука касается кожи моей спины.

Неужели только вчера я показала ему свои шрамы? Неужели только вчера я была полна решимости больше никогда не позволять ему коснуться их?

Но когда кончики его пальцев начинают ласкать мою спину, кожа просыпается, заставляя мозг остановиться от сенсорной перегрузки того, что кажется таким приятным, хорошим и замечательным.

Мои глаза расширяются, когда волна гусиной кожи проходит по всему телу, и я вижу улыбку во взгляде Эдварда, почувствовавшего мою реакцию на его прикосновение.

Его рука движется ленивыми кругами по моей спине, не делая никаких неожиданных перемещений и не выходя из зоны моего комфорта. Я знаю, что должна беспокоиться о том, что он чувствует мои шрамы, знаю, что должна быть встревоженной, но всё, что связанно с паникой, кажется, сейчас запряталось в самый дальний угол моего подсознания. И неважно, как сильно я не люблю, когда меня трогают, но ощущать на своей спине его руку мне нравится и по каким-то причинам, только это важно сейчас.

Постепенно, моё сердце и дыхание успокаиваются и с каждым вдохом лёгкие расширяются. Я опускаю подбородок, словно предоставляя Эдварду больше пространства для движений его руки и, спустя какое-то время, мои глаза начинают закрываться.

Они открываются снова, когда Эдвард немного сдвигается. Он продолжает касаться меня, а я продолжаю этим наслаждаться. И только когда он отстраняется и опускает вниз мою одежду, я понимаю, что очень близка ко сну.

Он ненадолго выходит из комнаты, чтобы подготовиться к ночи, а я лежу в его тёплой постели и думаю о том, что только что произошло. Кожу всё ещё покалывает от ласк. Я всегда ненавидела, когда кто-то касался моей спины. Я даже не подозревала, что эта часть тела настолько чувствительна к прикосновениям.

Я стараюсь как можно дольше оставаться в этом расслабленном состоянии, в этом ощущении тяжести, нахлынувшем на меня. Я так редко бываю полностью спокойна, что мышцы нижней части спины протестуют, лишившись привычной для них напряжённости.

Когда Эдвард возвращается, пахнущий мятной зубной пастой, он тихо спрашивает меня, хочу ли я перед сном воспользоваться ванной. Мне так хочется сказать ему «нет», но я встаю и делаю все свои дела.

Возвращаться в комнату Эдварда мне очень неловко, но он раскрывает свои объятия, с лёгкостью приглашая меня в свою постель. Когда я ложусь, прижимаясь спиной к его груди, его рука обнимает меня за талию, а я смотрю в темноту широко раскрытыми глазами.

– Как думаешь, твои родители не против? – наконец, спрашиваю я, прекрасно зная, что Эдвард ещё не спит.

Эдвард посмеивается у меня за спиной.

– Технически ты спишь в собственном доме, так что никаких проблем, верно?

– Будь серьёзен.

Он утыкается носом в мой затылок.

– Если бы они были против, мы бы уже знали об этом. Или ты думаешь, мама не знает, где ты провела вчерашнюю ночь?

– А твой папа?

– Ты ведь понимаешь, что когда речь идёт о нашем воспитании, последнее слово остаётся за мамой, верно?

– Эдвард, – говорю я, не зная, как словами выразить своё беспокойство.

– Ты всё ещё так боишься нарушить какие-то несуществующие правила, – бормочет он. – Ты действительно думаешь, что я рискнул бы вовлечь тебя в неприятности?

Вняв его словам, я на миг закрываю глаза.

– А теперь спи. Завтра я увезу тебя.

– Куда? – спрашиваю я. Это – новая информация.

Он обнимает меня крепче.

– Пока не знаю. Но я заберу тебя отсюда. Хочу погулять с тобой. Хорошо?

Я улыбаюсь.

– Хорошо.

Он засыпает раньше меня, и в течение часа или больше я просто прислушиваюсь к звуку его дыхания. Когда я, наконец, отключаюсь, мой разум придумывает сон, настолько замечательный, тёплый и прекрасный, что, даже проснувшись от уханья совы где-то рядом с домом, я всё ещё могу ощущать его следы.

Пьяная ото сна и сладких остатков своего сна, я поворачиваюсь в объятиях Эдварда. И словно мы делали это сотни раз, его тело прижимается к моему, и наши ноги переплетаются. Моя голова ложится на его грудь. Он вздыхает во сне, сразу же расслабившись. Несколько секунд спустя, я закрываю глаза и тоже засыпаю.