Вильфранш-сюр-Мер, Франция
10 августа 2006 года

- Белла, ради любви ко всему святому, не торопись. - Эдвард вздыхает. Мы сидим на скамейке для фортепьяно, и я пытаюсь сама сыграть прелюдию «К Элизе», но, по-видимому, у меня отсутствует внутренний метроном.

- Ты очень терпеливый человек, - говорю я ему.

- Так и есть, но не испытывай мое терпение, пожалуйста. Просто считай, ладно?

Я чувствую, что он раздражен, даже, несмотря на то, что пытается это скрыть. Я могу ему посочувствовать – прошел час или около того, а мой прогресс едва заметен. Этот белый рояль меня пугает, и я разочарована собой, потому что не в состоянии справиться с простым заданием.

Ну, разочарование с недавних пор стало моим лучшим другом, уютно устроившись в компании с другим моим лучшим другом – девственностью. Я привыкла хранить эту проблему на задворках сознания, пока наши отношения были неопределенными, но когда Эдвард объявил меня своей девушкой, она вышла на передний план. Не важно, как медленно развивались наши отношения, мы стали ближе и я рассчитывала, не без трепета, что он сделает какие-нибудь движения в направлении постели. Но, кажется, я ошиблась.

Я не могу понять, почему он такой нерешительный – он явно заводится, когда мы целуемся. Я могу это сказать по тому, как ускоряется его дыхание, как его руки начинают дрожать и, если мы находимся слишком близко, я чувствую его… ах… возбуждение. Я ждала, что он потеряет голову, но он всегда так осторожен и отлично себя контролирует. Порой я думаю, что он чувствует мою неуверенность – и, чтобы быть до конца честной – я не вполне уверена, что готова заняться с ним сексом.

Да, я влюблена в Эдварда; мое тело сильно реагирует на его поцелуи и ласки, заставляя меня хотеть чего-то большего. Да, я хочу, наконец, избавиться от своей проклятой девственности и хочу сделать это с ним, потому что знаю, что он заботится обо мне… Однако я испытываю страх – страх неизвестного, страх боли, и страх чего-то еще, что я не совсем понимаю. Прежде всего, отсутствие опыта заставляет меня чувствовать себя потерянной и смущенной. Я полагаю, что это, должно быть, какие-то первобытные инстинкты, но мой разум, кажется, блокирует их. Я даже не знаю, как прикоснуться к нему так, чтобы заставить его почувствовать себя так же хорошо, как он заставляет чувствовать меня.

О, Роуз, почему ты не здесь? Я могла бы прямо сейчас воспользоваться советом твоей смышленой задницы.

Так что эта неудовлетворенность крайне неприятна – думаю, для нас обоих, потому что я посылала Эдварду разнородные сигналы. Может быть, ему просто нужно больше времени, чтобы смириться с этой мыслью, но проблема в том, что остается не так много времени до того дня, когда наш отпуск закончится.

- Довольно, - резко говорит Эдвард, - Что с тобой сегодня? Ты где-то далеко отсюда.

- Я здесь, - возражаю я. - С тобой.

- Нет.

Я забираюсь к нему на колени и целую сбоку его челюсть.

– Совершенно определенно – да.

Он вздыхает, обвивая руки вокруг моей талии.

– Я хочу знать, о чем ты думаешь. Я знаком с тобой год, а ты по-прежнему для меня загадка. Что ты скрываешь, Белла?

Боже, почему он всегда такой проницательный?

Я зарываюсь лицом ему в плечо.

Расскажи ему, Белла. Ты же хочешь, чтобы ваши отношения основывались на абсолютном доверии.

- Я думаю о том, что год назад я даже не могла мечтать об этом… что буду с тобой, здесь, - бормочу я вместо этого.

Скажи ему, черт возьми!

Но я просто не могу. Не только потому, что меня слишком смущает признаться в том, что я все еще девственница в почти двадцать два года, но также меня пугает то, что его реакция непредсказуема. Что, если он разволнуется? Я явно не способна удовлетворить его нужды, потому что у меня нет опыта – так что будет, если он решит, что вовсе меня не хочет? Я не могу так рисковать.

Может быть, в пылу момента он не заметит.

Так что я решаю промолчать.

- Спасибо, - говорю я.

- За что? – Он сгибает спину, чтобы посмотреть мне в глаза.

- За все. За то, что ты – это ты. - Я игриво касаюсь кончика его носа. - Никто никогда не учил меня играть на пианино.

- Так я твой учитель музыки? Только и всего? – Он надувает губы, вынуждая меня невольно улыбнуться, потому что выглядит как ребенок.

- И никто никогда не писал для меня музыку. - Я сдержанно целую его. - Кстати, ты никогда не играл ее мне. Сыграешь? Пожалуйста!

- Мм.

- Не робей, - подбадриваю я его. - Я трепещу перед твоими множественными талантами.

- Едва ли я обладаю ими, - бормочет он, выпуская меня из своих рук, и его лицо внезапно становится серьезным.

Я соскальзываю на скамью рядом с ним.

– Почему? Ты действительно восхитительный композитор.

Он посмеивается, но в его смехе не слышится юмора; его взгляд застыл на его руках, неподвижно лежащих на клавишах.

– Знаешь, когда я был маленьким, мои учителя всегда говорили, что я умею читать эмоции, спрятанные за нотами, и пророчили, что я буду блестящим пианистом. Может быть, они были правы – исполнение всегда давалось мне без усилий. Но судьба распорядилась иначе, - с горечью говорит он. - Я не создан для карьеры пианиста.

- Потому, что не можешь много путешествовать? – предполагаю я.

- Именно. Поэтому я вынужден был попробовать что-то другое, потому что совсем оставить музыку было немыслимо. Но это просто не одно и то же. Для меня действительно тяжело сочинять музыку – мне не хватает вдохновения. - Он вздыхает.

- Просто ты слишком молод, - возражаю я. - Это придет с опытом.

- Я сомневаюсь. У тебя либо есть талант, либо его нет.

- Прекрати сомневаться в себе. «Путеводный свет» прекрасен, мне он очень нравится.

Эдвард снова посмеивается – на этот раз слегка.

– В тот раз я был сильно вдохновлен. Я не мог выбросить тебя из головы, - признается он.

- О, - я краснею.

Его губы дергаются, скрывая улыбку.

- Вот что ты делаешь со мной, - бормочет он себе под нос, слегка касаясь клавиш.

Его пальцы мгновение в раздумье блуждают по клавишам, затем останавливаются, и первые аккорды прекрасной музыки – его музыки, моей музыки – наполняют комнату. Пока запутанная мелодия раскручивается, она - как чистые звуки капель дождя, усиливающиеся в грозу, медленно стихающие, почти растворяющиеся в воздухе, и затем нарастающие снова.

Я не музыкант, но для меня очевидно то, что скрывается за этими нотами – нежность и сильное желание, сомнение и беспокойство в меланхолической тональности; все это – Эдвард, отраженный в звуке.

Я не осознаю, что плачу до тех пор, пока не чувствую соль на своих губах.

- Это так много значит для меня, - шепчу я, пока последняя нота еще звенит в тишине.

Я отчаянно хочу дать ему что-нибудь, что угодно, чтобы отплатить ему за его щедрость, но у меня ничего нет.

Эдвард ничего не говорит, просто наклоняется и утыкается носом в мою шею, его руки нежно прижимают меня к его груди. Я окружена его теплом, его привлекательным мужским запахом, тихим звуком его ровного дыхания, и внезапно я чувствую, что от него исходит что-то еще – нечто нематериальное, но чрезвычайно глубокое. И даже, несмотря на то, что это совершенно несексуально, это неосязаемое нечто делает нас невероятно близкими, тесно связывает нас. Мне больше не нужны границы, чтобы защититься от него. Что бы это ни было, это заставляет меня чувствовать, что я, наконец, нашла место, которому принадлежу – дом, который искала всю свою жизнь.

Мой дом – Эдвард.

***

На следующее утро за завтраком Элис предлагает нам поехать в Канны. Она даже уговаривает доктора Каллена позволить нам взять для этого его роскошную машину. Эдвард также с энтузиазмом воспринимает эту идею, добавляя, что мы можем заехать по пути еще и в Антиб. Что касается меня, я рада, что мне не пришлось просить об этом, потому что мне действительно хотелось посетить место проведения известного кинофестиваля.

Солнце сегодня не слишком горячее, поэтому я решаю воспользоваться этой возможностью, чтобы надеть свое цвета слоновой кости платье с петлей через шею и сандалии. Когда я спускаюсь, Элис уже сидит на заднем сидении машины.

- Ты такая красивая, - бормочет Эдвард, придерживая для меня переднюю пассажирскую дверцу. Он одет в серую футболку с надписью «Ramones»* и потертые джинсы; сегодня стиль нашей одежды явно не совпадает.

- Спасибо. - Я хмурюсь, замечая, что его кожаные перчатки снова на нем. - Почему ты их надеваешь? – спрашиваю я.

- Мм. Мне не нравится ощущение кожаного руля. - Он вскидывает бровь.

- У нашего мальчика довольно нежные руки, Белла. Разве ты не заметила? – Элис хихикает.

- Заткнись. - Эдвард смеется, заводя машину.

Черт, она права.

Мы минуем Ниццу и едем вдоль моря, пейзаж прекрасен и богат цветом; я никогда не перестану восхищаться им. Мы делаем краткую остановку в Антибе – милый старый городок так мал, что кажется вырезанным в скале, на которой стоит. Мы чуть не теряемся в лабиринте узких улиц, которые, в конце концов, приводят нас к порту с несметным количеством яхт, от крошечных до по-настоящему больших. С ума сойти. Складывается впечатление, что я нахожусь в эпицентре мира роскоши. Я задаюсь вопросом – кому они принадлежат – вероятно, индустриальным магнатам и звездам рэпа.

Я прошу Эдварда сфотографировать меня на фоне прекрасной бело-синей яхты с золотыми перилами.

– Ты не хочешь себе яхту? – спрашиваю я его.

Он пожимает плечами.

– У меня морская болезнь, так что в этом на самом деле нет смысла.

- Ты такой болезненный, - дразню я его.

- Еще одно оскорбление, и я буду вынужден проверить – боишься ли ты щекотки, - грозит он мне, и в его глазах играют озорные огоньки. - Поверь мне, я достаточно силен для этого.

Мы приезжаем в Канны после обеда, потому что на автостраде сумасшедшее движение. Припарковавшись на боковой улочке, мы держим путь к знаменитому бульвару Круазетт. Когда мы оказываемся там, становится ясно, с какой целью Элис задумала эту поездку – здесь много дорогих бутиков, выстроившихся вдоль дороги у моря. Ее глаза оживляются от возбуждения при виде их.

- У тебя есть час, - говорит ей Эдвард. - Это максимум, сколько я выдержу без обеда. Я предполагаю, что ты не планировала сегодня посещать бутик «Louis Vuitton».

Когда Элис исчезает, он подмигивает, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.

- Я рад, что у нас есть немного времени наедине. - Его рука незаметно обвивается вокруг моей талии. - Пойдем, прогуляемся.

Мы не разговариваем, пока гуляем по бульвару, и это кажется совершенно естественным. Мы просто наслаждаемся временем наедине друг с другом. Я вынужденно кладу руку Эдварду на талию, сжимая петлю для ремня на его джинсах, и его пальцы нежно поглаживают кожу у меня на пояснице, там, где она не прикрыта сарафаном. Раз за разом, он наклоняется, чтобы нежно поцеловать мой затылок и в такие моменты нежности мое сердце хочет вырваться из грудной клетки. Я чувствую себя столь нелепо счастливой, что боюсь в какой-то момент проснуться и обнаружить, что мне приснился Эдвард и это лето. Сложно представить, что я жила без него; кажется, будто я и не жила вовсе – едва существовала.

Есть что-то чарующее и волшебное в береговой линии Канн – синие горы, окружающие залив, выглядят почти полупрозрачными, нереальными. Мы останавливаемся, чтобы сделать фото и после нескольких снимков я понимаю, что на фото чего-то не хватает.

- Не мог бы ты подвинуться сюда? – Я жестом показываю Эдварду отойти влево. - Мне нужен какой-нибудь объект для полноты вида.

Он фыркает от смеха.

- Теперь я – объект? – Он улыбается в камеру, выглядя очень беспечно. Море отражается в его глазах, превращая их зеленый цвет почти в бирюзовый.

Умопомрачительный.

- Скорее, идеальная модель, - бормочу я. Я не помню, чтобы видела на нем одежду других цветов, кроме черного, серого или темно-синего, с добавлением белого в особых случаях, и меня всегда изумляло, как отлично эти цвета ему идут.

- Может быть, мне следует подумать о карьере модели? – сухо говорит он, снова кладя руку мне на талию. - Пойдем на камни.

Я беру обувь в руки, когда мы идем по песку к груде огромных камней, расположенных в тихом уединенном месте в конце пляжа. Эдвард ослабляет хватку на моей талии и забирается наверх, затем протягивает ко мне руки и совершенно без усилий поднимает меня.

- Привет, - говорит он, когда мы стоим на камне лицом друг к другу.

- Привет, - говорю я. - Как дела?

- Мм, - он ухмыляется. - Есть хочу.

Он опускается, направляя меня, чтобы я села рядом с ним, и заправляет волосы мне за ухо, пристально глядя на меня.

Прекратят ли когда-нибудь бабочки порхать у меня в животе каждый раз, когда он так смотрит на меня? Я искренне надеюсь, что нет.

Эдвард нежно пробегает большим пальцем по моей щеке и тепло от его прикосновения распространяется по всему моему лицу. Его взгляд мечется между моими глазами и губами, и когда его рука останавливается сбоку моей челюсти, я закрываю глаза в ожидании, что он поцелует меня. Он наклоняется, но вместо того, чтобы действительно поцеловать, он медленно проводит языком по моим губам и немедленно отстраняется. Оо, это так чувственно, что бабочки начинают вихрем кружиться у меня в животе.

- Ты такая сладкая, - шепчет он очень тихо.

Инстинктивно, я облизываю губы, чтобы попробовать его на вкус.

– Ммм.

Он делает это снова, под конец крайне осторожно вытягивая мою нижнюю губу, зажав ее между своими зубами. Я громко выдыхаю и ловлю его язык своим языком, отчаявшись ощутить и попробовать на вкус больше Эдварда. Мы одновременно стонем, лижем, посасываем и лениво ласкаем языки друг друга. Когда я почти неосознанно начинаю исследовать его грудь, шею и плечи своими пальцами, я отмечаю, что его руки у меня на затылке, нежно массируют кожу головы. Мне так хорошо.

Движения Эдварда медленные и томные; его губы оставляют мои губы и движутся вниз, оставляя дорожку жидкого огня на моем горле. Что бы это ни было – любовь или чистое вожделение, ощущения божественны. Наконец, он останавливается и оставляет легкий поцелуй у основания моей шеи, оставляя меня бездыханной.

- Мне больно отрываться от тебя, - шепчет он мне в кожу. - Этот голод никогда не утолить.

Мое сердце ёкает.

***

Мы встречаем Элис у Дворца Конгресса. Когда она приходит, я пытаюсь заставить Эдварда позировать мне на красной ковровой дорожке, и он корчит забавные лица, делая невозможным сделать приличные фото.

- О, Белла, дай мне камеру, - говорит Элис. - Единственный способ улучшить ситуацию – заставить тебя встать рядом с Эдом.

Она права – когда я неохотно забираюсь, чтобы присоединиться к Эдварду на лестнице, он сразу становится серьезным, осторожно кладя руку мне на плечо.

Элис хохочет, настраивая камеру.

– Черт возьми, вы двое выглядите так естественно на красной ковровой дорожке. Вы рождены знаменитостями.

На обед мы отправляемся в ресторан, выбранный Элис, расположенный в переулке в нескольких кварталах от береговой линии. Заведение маленькое и очень дорогое. Я все еще не привыкла к тому факту, что определение «дорогой» Эдварда отличается от моего, и иногда, когда я открываю меню, у меня случается легкий сердечный приступ. Я предпочитаю оставить выбор за ним – не только потому, что я не в состоянии не обращать внимания на цифры, написанные рядом с названием блюд, но также и потому, что нахожусь в замешательстве, не зная, что означают описания большинства блюд, поскольку они на французском. К полной радости Эдварда, у меня, наконец, развился здоровый аппетит. Я боюсь подумать о том, сколько я набрала за время этих каникул, поглощая тонны кондитерских изделий на завтрак, обеды из трех блюд, включая сдобные десерты, и восхитительные ужины Эсме. Не говоря уже о бесчисленном мороженом в промежутках.

Пока мы ждем наши hors d'oeuvres**, Элис с Эдвардом обсуждают, что подарить доктору Каллену на день рождения. Мы сидим за столиком напротив входа, и я праздно наблюдаю за людьми, приходящими и уходящими из ресторана, не обращая особого внимания на них до тех пор, пока дверь внезапно не открывается и мое сердце не падает. В ресторан входит ни кто иной, как Джаспер Уитлок в компании с потрясающей блондинкой. Он останавливается в дверях и в следующую секунду его глаза встречаются с моими глазами. Мгновение он глазеет на меня, затем его взгляд смещается на Эдварда, сидящего рядом со мной, и Элис, сидящую спиной к нему. Я бы никогда не подумала, что такое возможно, но он выглядит совершенно ошарашенным.

- Кто там, Белла? – спрашивает Элис. - Ты выглядишь так, словно только что увидела самого дьявола. - Она быстро оборачивается.

О, нет.

Эдвард издает низкое рычание. Я бросаю на него косой взгляд – черт, он поменялся в цвете.

Элис поворачивается обратно, ее губы изогнуты в слабой улыбке. Она выглядит… самодовольной.

- Все в сборе, да? – сердито шипит Эдвард.

Элис вскидывает бровь.

- Как, черт возьми, я смогла бы это сделать?

Джаспер колеблется еще мгновение, а затем медленно приближается к нашему столику с натянутой улыбкой.

- Привет, - осторожно говорит он. - Эдвард, Белла.

О Боже. Что случилось с демоном-искусителем, с которым я однажды познакомилась?

- Джаспер – Элис. Элис – Джаспер, - бормочет Эдвард сквозь стиснутые зубы.

- Привет. - Элис машет Джасперу рукой, и ее возбуждение мгновенно скрывается под маской равнодушия.

Джаспер наполовину оборачивается к своей спутнице.

– Это… мм…

- Наташа, - представляется блондинка.

- Приятно познакомиться. - Элис вежливо улыбается. - Мм, мы можем попросить, чтобы нас пересадили за столик побольше. В любом случае, мы еще ждем заказ. - Она зовет нашего официанта.

После того, как мы переходим за длинный столик в углу, Элис немедленно вовлекает Наташу в разговор о преимуществах шопинга на главной улице Канн. Пока я наблюдаю за ними, внезапно до меня доходит, что ничто не случайно. Элис могла легко узнать о местонахождении Джаспера из интернета. Ее внешний вид также хорошо продуман, стратегический ход – зная о его бесконечных похожих на Барби девушках, Элис изменила свой образ на кардинально иной - в глэм-панк стиле и с короткими черными волосами. Я перехватываю взгляды украдкой, которые Джаспер бросает в ее сторону – он совершенно точно заинтригован. Мне жаль Эдварда. В его отчаянной попытке держать этих двоих порознь, он не осознает, что делает их запретным плодом друг для друга, разжигая огонь их взаимного интереса.

Я практически ощущаю напряжение, потрескивающее в воздухе между Эдвардом и Джаспером. Эдвард молчаливо ковыряется в своей фуа-гра, что действительно плохой знак, поскольку он был очень голоден. Я решаю, что мне необходимо как-то спасать ситуацию.

- Мм. - Я прокашливаюсь. - Как вы двое познакомились?

Джаспер беззаботно посмеивается.

- Нам было, похоже, четырнадцать или пятнадцать – я точно не помню, - с энтузиазмом говорит он. - Была вечеринка дома у одного из наших общих друзей, и этот маленький разгневанный говнюк избил меня, потому что я вроде как флиртовал с девчонкой, которая ему нравилась, мм, как там ее звали?

Эдвард ухмыляется, немного расслабляясь.

– Я не помню.

- П… подожди. - Моя челюсть падает от шока. - Ты действительно избил его?

- Да, я был изрядным бунтарем; я прошел через этот этап, - неохотно отвечает он. - Во мне было много агрессии, направленной против мира.

Мой мозг отказывается охватывать эту часть информации. Всегда такой кроткий, невозмутимый, внимательный к другим Эдвард – и малолетний преступник? Знаю ли я его вообще?

Не такой уж он и хрупкий, как оказывается.

Хочу ли я знать его другую, довольно агрессивную, сторону? Я видела, как он толкнул Джаспера, когда мы виделись в последний раз, но это был своего рода нервный срыв… или нет?

Должно быть, я выгляжу смущенной, потому что Эдвард сужает глаза, глядя на меня.

– Я лишь хочу сказать, у меня не было проблем в прошлом, за исключением этого случая.

- Не было, верно. - Джаспер кивает. - В любом случае, когда он осознал, что наделал, он чуть не надул в штаны от страха и потащил меня к своему отцу, чтобы тот подлечил меня. - Он смеется. - Так что вот так. Каким-то образом мы нашли у себя много общего и забыли о девушке.

Я улыбаюсь. Вот это очень похоже на Эдварда – боятся за кого-то, и нести ответственность, осознав вред, который он причинил.

- Ешь, - говорю я Эдварду.

Он фыркает, набивая полный рот еды.

– Сама ешь.

- Ладно, - говорю я, потягивая вино. - А теперь объясни мне, пожалуйста - как так вышло, что Джаспер с Элис не были до этого знакомы?

Он медленно, без спешки, жует.

– Тогда я жил в Гилфорде, а Джаспер жил в Восточном Лондоне, поэтому мы не зависали у меня дома. Обычно мы встречались в городе, а потом Элис уехала учиться в Париж, так что… - Он пожимает плечами.

В конце концов, атмосфера за нашим столиком становится более расслабленной. Поскольку Элис с Джаспер едва ли обменялись несколькими словами, Эдвард успокаивается. Однако я все еще не могу привыкнуть к этой версии Джаспера – когда он не пытается никого гипнотизировать, он такой приятный, нормальный человек. Если бы он не был столь головокружительно очаровательным, я бы никогда не сказала, что он звезда – он ведет себя также, как парни, которых я знаю, беспечно дурачится.

Мы прощаемся с Джаспером и Наташей в Каннах и держим путь домой в медленно движущемся потоке машин. Обратный путь занимает вдвое дольше времени, и Эдвард выглядит довольно уставшим, когда мы, наконец, добираемся до Ниццы. Он сохраняет молчание почти всю дорогу, снова задумавшись, его рука в перчатке играет с моей рукой. Я ловлю себя на том, что от шероховатости этого прикосновения меня посещает необъяснимое дурное предчувствие – смутный намек на возможное существование темной стороны в характере Эдварда.

- Я хочу показать тебе кое-то, - говорит Эдвард, когда мы проезжаем Ниццу.

Он ведет машину к древней крепости на холме, где-то между Ниццей и Вильфранш-сюр-Мер. Крепость очень впечатляет; она выглядит так, словно века не коснулись ее. В средневековой Франции определенно умели строить крепости. Ее стены из булыжника, но подъемный мост деревянный, и он висит на тяжелых металлических цепях толщиной с мою руку. Окон нет совсем, за исключением очень маленьких в башенках на каждом их четырех углов крепости. Я поражена и очарована, пока карабкаюсь по кривым, заросшим мхом, каменным ступеням к подъемному мосту. Я смотрю вниз на Эдварда, и он широко мне улыбается.

- Я думаю, что отсюда пошло выражение «сжигать мосты», - говорит он. - Когда крепость атаковали, они сжигали подвесной мост, чтобы нападающие не могли пересечь его после них. Умно, да?

- Действительно умно, - я киваю. Я пользуюсь моментом, чтобы оценить пейзаж и сделать несколько снимков. Вид великолепный. Сумерки опускаются на Ривьеру довольно рано, так что миллионы огней уже рассыпаны по темно-зеленым холмам, протянувшимся вдоль побережья, и небо над нами выглядит красноватым.

- Мама ждет нас, чтобы накрывать ужин. - Эдвард отвлекает меня от моего восторженного созерцания. Он тянется за мной. – Слезай.

***

Мы ужинаем на воздухе у бассейна. Я не особенно голодна – мы поздно обедали, но мне не хочется разочаровывать Эсме и, кроме того, сложно устоять перед ее восхитительными блюдами.

После ужина я иду на кухню, чтобы помочь ей с уборкой.

- Когда дети здесь, это дает мне возможность готовить, - говорит Эсме, убирая остатки ужина в холодильник. - Знаешь, меня не слишком вдохновляет готовить, когда мы здесь только вдвоем. Еще одна причина жалеть о том, что ты скоро уезжаешь.

- Вы отличный повар, - говорю я. - И я должна сказать, что Эдвард унаследовал этот ваш талант.

Она искренне улыбается.

– У него много талантов, не так ли?

- Да. - Я смотрю в окно, наблюдая за тем, как Эдвард, Элис и доктор Каллен вовлечены в жаркую беседу, которую мне не слышно через стекло; они смеются и сильно жестикулируют. – Эсме, могу я спросить у Вас кое-что?

- Конечно, дорогая.

- Эдвард рассказал мне, что он был… - я делаю паузу и поворачиваюсь к ней лицом, - усыновлен.

Выражение лица Эсме внезапно становится серьезным.

- Он не вдавался в детали, - осторожно продолжаю я. - Поэтому я лишь хотела спросить, сколько ему было?

Она продолжает молчать, пользуясь моментом, чтобы загрузить посудомоечную машину.

- Ты действительно много значишь для него, если он рассказал тебе об этом, - задумчиво говорит она. - Это секрет – даже Элис не знает.

- Я никому не расскажу, поверьте мне.

- Я знаю. - Эсме бросает через окно взгляд на свою счастливую семью. – Никто бы не сказал по его виду, что он не урожденный Каллен. - Она делает паузу. - Он был новорожденным. Его мать умерла при родах, а его отец сошел с ума от горя и отказался от него. Мы несколько лет безуспешно пытались завести своего собственного ребенка, и я тогда была в полном отчаянии. Когда это случилось, была смена Карлайла в клинике. Словно Бог давал нам шанс, понимаешь? Со связями отца Карлайла узаконить усыновление было делом нескольких дней. - Она улыбается, погрузившись в воспоминания.

- А Элис… она? – интересуюсь я.

Эсме, слегка посмеиваясь, качает головой.

- Неисповедимы пути Господни. Когда Эдварду было пять, я поняла, что беременна. Так что Элли – наше собственное чудо. Конечно, это не заставило нас любить его меньше; наоборот – мы всегда делали все возможное, чтобы компенсировать ему все, что он мог бы иметь, не начнись его жизнь столь… трагически. И он всегда дарил нам свою любовь в ответ. Ты бы видела, как он играл с малышкой Элис – он сам был ребенком, но уже чувствовал ответственность, защищая ее.

- Несложно представить. - Я улыбаюсь.

- Над чем смеетесь? – Элис входит на кухню.

- Я рассказывала Белле кое-какие истории из твоего детства. - Эсме подмигивает мне. - Где мальчики?

- Папа позвал Эда в свой кабинет для мужского разговора. - Элис закатывает глаза.

Я извиняюсь и иду в свою комнату, чтобы переодеться в более удобную одежду, морщась от боли в ногах из-за того, что весь день проходила в сандалиях на ремешках. Мне хочется набраться храбрости, чтобы попросить Эдварда сделать мне массаж стоп.

Эх, это невозможно.

Я быстро принимаю душ, надеваю свой сарафан и ложусь в кровать, чтобы немного расслабиться. Затем я решаю спуститься вниз.

Босая, я спускаюсь по лестнице и застаю в дверях Эсме, Карлайла и Элис, готовых выйти из дома.

- Вы видели Эдварда? – спрашиваю я.

- Я думала, он с тобой, - говорит Элис. - Мы идем в кино, так что дом в вашем распоряжении. - Она подмигивает мне, вынуждая сильно покраснеть.

- Мм, да, - бормочу я. - Приятного просмотра.

Когда за ними закрывается дверь, наступает такая тишина, что я слышу, как кровь шумит у меня в ушах.

Итак, это происходит.

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, потому что внезапно чувствую, что мое дыхание начинает учащаться.

Успокойся, Белла. Разве ты не этого хотела?

Я остаюсь в холле еще несколько минут, собираясь с духом, затем медленно поднимаюсь на второй этаж, делая по шагу за раз. Когда я прохожу мимо своей комнаты, я думаю о том, не следует ли мне еще раз принять душ.

Хватит увиливать!

Я продолжаю идти по холлу и останавливаюсь у двери Эдварда. Мое сердце делает огромный скачок.

Я могу сделать это.

Я стучу.

Нет ответа.

Я стучу снова, на этот раз смелее. Снова не дождавшись ответа, я поворачиваю ручку двери. Дверь со скрипом открывается, и я вижу лишь темноту.

Я громко выдыхаю.

По-прежнему испытывая некоторую решимость, я держу путь в музыкальную комнату, но в ней тоже пусто и темно.

Я нахожу Эдварда на террасе, он стоит и смотрит вперед, на холмы, чернеющие в ночи.

- Привет. - Я прислоняюсь к перилам рядом с ним.

- Привет. - Он не поворачивается ко мне, и даже в темноте очевидно, что он печален.

- Что случилось? – спрашиваю я.

Он глубоко вздыхает, и его рука накрывает мою руку, лежащую на перилах.

- Белла, я думал о нас.

Плохое начало. Мое сердце ускоряет бег.

– И?

Он тянет меня к себе, чтобы я встала перед ним, спиной к нему, крепко обнимая за талию. – Я не знаю, куда мы идем с этим… прости. Мне не следовало…

- Эдвард, я слишком устала думать о завтрашнем дне. Я делала это всю свою жизнь. - Мой голос хриплый от напряжения. Я не хочу, чтобы он сожалел о нас. – Мне просто хочется хоть раз наслаждаться сегодняшним днем. С тобой. Сейчас. - Я поворачиваюсь, чтобы встать с ним лицом к лицу.

Он снова вздыхает и нежно гладит меня по волосам.

– Чем бы ты хотела заняться со мной сейчас? – спрашивает он с хитрой улыбкой, но по-прежнему потупив взгляд.

Мне хочется дать тебе единственное, что у меня есть. Себя.

Но я трушу.

- Я не знаю, но для начала было бы здорово пойти в дом. – Я дрожу. - Здесь немного холодно.

- Конечно. - Он берет меня за руку и открывает французские двери, затягивая меня в музыкальную комнату, освещаемую лишь тусклым светом уличных фонарей с террасы. – Я в настроении для чего-нибудь старого, а ты? – спрашивает он, держа путь к огромной полке с CD-дисками на дальней стене.

- Старое отлично подойдет. - Я киваю. Одна часть меня чувствует огромное облегчение, в то время как другая ругает меня на чем свет стоит за то, что я такая трусиха.

Эдвард быстро находит то, что ищет и включает стереосистему. В комнате начинает сверкать мягкий голубой свет, когда он вставляет диск внутрь и нажимает «play»; живые звуки джаза заполняют тишину.

- Потанцуй со мной. - Он кладет руки мне на плечи, и прежде, чем я понимаю, что происходит, мы кружимся по комнате под веселое пение Фрэнка.

И внезапно мы не больше не одни на вилле; мы в бальном зале, полном людей. На мне длинное платье и туфли на шпильке, а Эдвард выглядит ошеломляюще в смокинге и бабочке. Даже если это всего лишь мое воображение, картинка настолько пленительная, что у меня перехватывает дыхание.

Блин, а Эдвард умеет танцевать. Он ведет меня осторожно, но уверенно, заставля почувствовать, что я тоже умею танцевать. С ним я умею делать что угодно. Если он попросит полететь с ним, думаю, что у меня за спиной расправятся крылья.

Когда песня заканчивается, он не отпускает меня, ожидая, когда начнется следующая композиция, и затем мы продолжаться двигаться по комнате, неутомимые и потерявшиеся в ритме музыки и близости друг друга.

Мне всегда тебя мало.

___________________________________________________________________
*американская панк-рок группа 70-х годов
**закуски (фр.)

ГЛАВА 12 >>>

Дорогие читатели, не забывайте благодарить замечательную Елену за перевод. Ждем вас на Форуме!