Глава 26. Высота

Лондон, Великобритания
20 мая 2007 года

- Эдвард, просыпайся.

- Ммммм. – Я издаю стон. Еще не открыв глаза, я понимаю, что лежу на животе, и что в этом положении у меня затекла шея. Обычно я сплю на боку или на спине, но перелет был таким утомительным, что я едва что-либо сознавал к тому времени, как свалился в кровать.

- Просыпайся, я хочу есть, а здесь нет ничего из еды.

Я открываю один глаз и понимаю, что я в своей собственной комнате, и моя девочка лежит рядом со мной. И если это не блаженство, то я не знаю, что это.

- Привет, красавица, - хриплю я, протягивая руку, чтобы поласкать ее щеку.

- Привет. – Она усмехается. – Я соскучилась по твоему сонному голосу.

Я поворачиваюсь на бок лицом к ней, морщась, поскольку это движение вызывает боль в шее.

- Что такое? – Белла хмурится, глядя на меня.

- Шея. Думаю, я потянул ее. – Я тру загривок. – Массаж бы помог. – Мне удается выдавить полуулыбку.

- Повернись на живот, - командует она, вынуждая меня усмехнуться. С каких это пор моя девочка стала такой властной? И – что более важно – с каких это пор я начал наслаждаться этим?

Когда я подчиняюсь, она отталкивает одеяло и встает на колени, расставив ноги по бокам от моих бедер, и ее нежные пальцы начинают двигаться вверх по моему позвоночнику, надавливая сильнее, когда она добирается до моих плеч.

- Так хорошо?

- Ммм, да.

Она продолжается двигаться вверх, к шее, наконец, добираясь до места, где мои мышцы завязаны в крепкий узел. И как только я начинаю расслабляться от ее прикосновений, она садится мне на поясницу, немедленно вынуждая терзаться от боли другого рода, поскольку я чувствую ее жар сквозь тонкую ткань ее шортов. Чтоб меня, если она сделала это не намеренно, потому что затем она наклоняется и проводит языком по коже у меня за ухом. Я вздрагиваю и перекатываюсь на спину, полный решимости воспользоваться ее не слишком тонким намеком, когда до меня внезапно доходит, что я не был в душе, кажется, вечность.

Эх. Но здесь, конечно, имеются свои возможности…

- Ты грязная девочка. – Я ухмыляюсь, хватая ее тонкое запястье. – Знаешь, что делают с грязными девочками?

Белла хихикает, не замечая ловушки. Я резко встаю, игнорируя неутихающую боль в шее, и закидываю ее к себе на плечи.

- Эдвард, что ты делаешь? – пищит она сквозь смех. – Поставь меня!

- Ни за что. – В два больших шага я пересекаю расстояние до двери ванной, распахиваю ее, и ставлю Беллу под душ. Она все еще вырывается, но когда я включаю его, и ее мокрая сорочка самым восхитительным образом прилипает к телу, я сдаюсь. С рычанием я бросаюсь под горячие струи и закрываю за собой дверь душевой кабинки.

***

Позже тем днем я забираю свою машину из гаража дилера по продажам, и мы едем навестить моих родителей.

- Ты похудел. – Мама хмурится, гладя меня по голове.

Я закатываю глаза.

- Мы не виделись всего три недели, мам. Ты выдумываешь.

Белла шутливо ударяет меня локтем по ребрам.

- Эсме, начиная с этого момента, я об этом позабочусь. Обещаю.

Мама улыбается.

- Я рада, что мой мальчик, наконец, попал в хорошие руки. Это такой приятный сюрприз – видеть вас обоих дома. Какие у вас планы?

- Я хочу показать Белле страну, - говорю я. – Однако у меня нет никаких конкретных планов.

- Эдинбург. – Мама подмигивает. – Определенно, вам стоит съездить в Эдинбург.

- Я бы с радостью, - взволнованно говорит Белла. – Мне всегда хотелось увидеть шотландские пейзажи, с тех самых пор, как мы проходили в школе поэзию Роберта Бернса. Я до сих пор помню кое-что. – Она прокашливается и начинает читать:

В Шотландии сердце, со мной его нет,
В Шотландии скачет оленю вослед.
Цель – дикий олень или горный козёл,
В Шотландии сердце, куда б я ни шёл.*

Теплая улыбка расплывается по ее лицу.

- Я всегда думала, что это, должно быть, совершенно особенное место.

- Там очень красиво. – Мама сияет. – И обязательно нужно забраться на холм Артура - это настоящее испытание для духа.

Я знаю, на что намекает мама – по семейной легенде, отец делал ей предложение на вершине этого холма. Но я пока не готов к этому. Не то, чтобы я сомневаюсь в своих чувствах; я знаю, что всегда буду любить свою девочку – сегодня, завтра, до самой смерти. Мне хочется прожить жизнь рядом с ней. Но это наихудший момент для того, чтобы делать предложение, поскольку мое профессиональное будущее висит на волоске. Это немыслимо, чтобы моя жена не могла себе позволить купить платье, потому что у меня недостаточно денег. И, чтобы быть до конца честным, каждый раз, когда я думаю о браке и основной ответственности, которую он означает, я испытываю приступ паники. Я даже не могу объяснить самому себе, что меня так пугает. Я - трус с впечатляющим списком того, что я испортил из-за своей невнимательности; я отлично в этом преуспел. Ответственность никогда не была моей сильной стороной. И еще дети… сейчас мне не хочется даже думать об этом. Я действительно стараюсь вести себя, как подобает мужчине и побороть этот страх. Действительно. Мне просто нужно больше времени, чтобы свыкнуться с самой мыслью о браке.

И, кроме того, мне хочется, чтобы у нас были свои собственные легенды. Тем не менее, вид с того холма действительно впечатляющий, моей девочке понравится.

- Забраться на холм и в самом деле нужно, - решаю я.

Мы остаемся в Гилфорде на ночь. После ужина папа предлагает сыграть в шахматы в его кабинете, и я с радостью соглашаюсь. Прошло много времени с тех пор, когда мы с ним проводили время вместе за какой-нибудь игрой, и даже, несмотря на то, что мы никогда не были близки с ним так, как с мамой, мне всегда этого очень хотелось. Я всегда хотел быть хорошим ради него. Как сейчас, когда я намеренно делаю проигрышные ходы.

- Так это трудно, да? – внезапно спрашивает он, и берет моего слона.

Я поднимаю на него взгляд с доски, и моя рука застывает в воздухе, когда я понимаю, что он говорит не об игре. Меня переполняют противоречивые эмоции; часть меня хочет признать поражение, принять его деньги и забыть о Джеймсе с его дерьмовыми предложениями работы, которые я страстно ненавижу. Но есть и другая часть меня, которая очень сильно старается быть независимой, заслужить его уважение, и эта часть отказывается сдаваться. Кроме того, я до сих пор лелею надежду, что все изменится к лучшему.

- Все хорошо. – Я снова опускаю взгляд на доску, быстро замечая возможную рокировку. – Я справляюсь.

Он вздыхает.

- Эдвард, тебе нет нужды заставлять себя делать то, что тебе не нравится. Ты мог бы просто провести два года, наслаждаясь жизнью с женщиной, которую ты любишь, а затем вернуться сюда и начать все сначала.

Иисус Христос, он уже наметил мое будущее. Черт возьми, он действительно думает, что я могу просидеть два года на диване, ничего не делая, и после этого кто-то еще захочет со мной работать?

Да, он действительно так думает.

- Я так легко не сдамся, - говорю я, не отрывая взгляда от его рук. – Шах и мат, пап.

В понедельник утром мы возвращаемся в Лондон, покупаем продукты и еще кое-какие вещи, которые потребуются нам в дорожном путешествии, и проводим остаток дня дома. Хорошо то, что домработница позаботилась об уборке, и по комнатам больше не лежат толстые слои пыли. Когда, наконец, мои пальцы ложатся на клавиши рояля, я с таким восторгом слушаю чистые звуки, что погружаюсь в музыку, теряя счет времени. Электрическое пианино, которое я купил в Нью-Йорке, неплохое, но это ничто по сравнению с настоящим инструментом. Я лишь замечаю, что в комнате темно, когда Белла тихо подходит и садится рядом со мной.

- Уже поздно, - извиняющимся тоном говорит она, когда я прекращаю играть и поворачиваюсь к ней лицом. – А нам завтра рано вставать.

- Прости, что оставил тебя одну. Я это компенсирую. – Я подмигиваю ей и беру за руку. – Пошли в кровать.

Потому что если есть на свете что-то, что я люблю больше музыки, так это свою девочку.

Мы выезжаем в десять и медленно движемся в потоке машин до тех пор, пока не оказываемся на автостраде, и я могу, наконец, надавить на газ. Белла, кажется, наслаждается пейзажем, пока мы едем по сельской местности – я говорю ей, что она может поспать, но она отказывается. Я тоже не чувствую усталости, даже несмотря на то, что мы почти не спали прошлой ночью. Под вечер мы добираемся до Манчестера. У меня здесь есть несколько приятелей – парней, которые работали со мной над саундтреком к «Поэме о солдате» - и мы планировали встретиться. Поэтому после того, как мы регистрируемся в отеле, я звоню им, и мы вместе ужинаем в уютном ресторане, обсуждая, как обычно, футбол и политику и много смеясь. Они пытаются научить Беллу говорить с английским акцентом, и это очень весело. Мы отлично проводим время.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, голова моей девочки покоится на моей груди, и я прижимаю ее руками к себе – я понятия не имею, как мы ухитрились принять во сне такую позу. Мы выезжаем из Манчестера сразу после завтрака и направляемся в Эдинбург. Вместо того чтобы поехать кратчайшим путем, я выбираю более живописную дорогу. Бог сегодня одарил нас чудесной погодой; когда, я, наконец, могу прибавить скорость, мне кажется, что мы летим близко к солнцу. Белла пугается, когда я беру ее за руку, и говорит мне, что управлять машиной одной рукой опасно, но я лишь смеюсь.

К вечеру мы приезжаем в Эдинбург. Я, наконец, начинаю испытывать легкую усталость и рассчитываю провести тихий вечер в номере отеля, но Белла полна сил, так что мы идем в город на прогулку.

Мы прогуливаемся вокруг эдинбургского замка и вдоль Королевской Мили. Я с грустным взглядом прохожу мимо шотландского центра наследия виски, и мое горло практически жжет, когда я думаю о запретном плоде, зовущем меня из-за дверей центра. Не так легко избавиться от привычек, выработавшихся за жизнь. Я не скучаю ни по опьянению, ни по похмелью, мне просто не хватает простого сидения у камина с бокалом янтарной жидкости в руке. В любом случае, в моей нью-йоркской квартире нет камина. По правде говоря, мне особенно не нравится то, что Белла пытается меня контролировать. Ладно, это бесит меня прежде всего потому, что я не алкоголик и совершенно в состоянии контролировать себя сам, но она не оставила мне никакого выбора. И, в конечном счете, это не слишком высокая цена за то, чтобы быть с моей девочкой.

Невозможно иметь все.

***

- Сегодня обувай кроссовки, - говорю я Белле утром, когда она одевается. – Мы немного прогуляемся по холмам.

- Мы полезем на холм Артура? – возбужденно спрашивает она.

Вчера я показал ей этот холм, но сомневался, сможем ли мы взойти на него сегодня, не зная, чего ожидать от погоды.

К счастью, номер заливает яркий солнечный свет, обещая еще один погожий день.

- Да. Мы собираемся испытать тебя на выносливость, - со смехом говорю я.

- У меня ее навалом, разве ты не знаешь? – Она хихикает.

Мы едем к Холируд-парку и оставляем машину у подножия холма. Когда мы начинаем подъем, поначалу он кажется легким, но совсем скоро уклон тропы растет, требуя физических усилий.

- Как там твоя выносливость? – Я посмеиваюсь, слыша, как пыхтит сзади Белла.

- Просто отлично, спасибо.

- Передавай ей привет, - фыркаю я.

Дорога поворачивает, наклон становится крутым, и послеполуденное солнце припекает действительно сильно, вынуждая меня потеть. Я проклинаю себя за то, что взял куртку и начинаю беспокоиться за Беллу – она слишком упряма, чтобы остановиться, но я слышу, как тяжелеет ее дыхание.

Я резко останавливаюсь.

- Давай передохнем.

- Что, - тяжело дыша, говорит она, - запыхался? Дилетант.

- Да, дилетант, - признаюсь я, вручая ей бутылку воды. – Посмотри вокруг – здесь так красиво. Это должна быть приятная прогулка.

Она жадно глотает воду, наклоняется вперед, упираясь ладонями в колени, и бормочет что-то типа «гребаный Камелот». Однако она быстро выпрямляется.

- Пошли.

Мы продолжаем идти, и с каждым шагом карабкаться вверх становится все труднее и труднее. У меня еще остается немного сил, но Белла отстает, не в силах поддерживать мой темп. Я замедляю шаг и протягиваю ей руку.

- Как там теперь поживает твоя выносливость?

- Официально скончалась, - бормочет она. – Как же твоей удается держаться так долго?

- Я мужчина, - говорю я не без гордости, вызывая у нее усмешку. – И я занимался спортом.

- Спортом, конечно. – Она крепко хватает меня за пальцы, и я затаскиваю ее на широкий, плоский выступ холма, где она практически падает со стоном на траву. Я ложусь под прямым углом к ней и опускаю голову ей на грудь, глядя в небо.

Несмотря на то, что подъем отнял много сил, вскоре к нам обоим возвращается нормальное дыхание. Белла подносит руку к моим волосам, рассеянно играя с ними. Блаженство.

- Тебе будет не хватать этого, - внезапно говорит она.

- Чего именно? – спрашиваю я.

- Всего этого. – Она обводит вокруг свободной рукой. – Неба. Моря. Травы. Всего.

Я фыркаю.

- В США тоже растет трава. Говорят, она зеленее там, где нас нет.

Она вздыхает.

- Чепуха. Трава всегда зеленее дома. И, знаешь что?

- Что?

- У меня никогда его не было, но здесь я чувствую себя как дома.

- О. – Я действительно не знаю, что сказать. Это мой дом. Моя страна. Моя родина. Но с другой стороны, мой дом там, где сердце, а мое сердце принадлежит моей девочке.

- Ты достаточно отдохнула? – спрашиваю я. – Нам еще добираться до вершины.

- Угу.

Последняя часть подъема кажется самой трудной. Извилистая крутая тропа, поднимающаяся к вершине холма, узкая и каменистая; Белла несколько раз спотыкается, поэтому я говорю ей идти первой и кладу руки ей на талию для поддержки. Когда мы, наконец, достигаем плато цвета ржавчины, она тяжело дышит, но ее лицо светится от радости и восторга. Я наблюдаю за тем, как она делает дюжины, сотни снимков: моря вдалеке, бесконечных покрытых травой полей, раскинувшихся между гор, городских крыш с другой стороны… Ветер развевает ее волосы, и для моих глаз это самая великолепная картина. Кажется, что я могу смотреть на нее вечность, и мне всегда будет мало.

Она кладет камеру в сумку и подходит ближе к краю, наслаждаясь видом. Я подхожу к ней сзади и беру ее за руки.

- Закрой глаза, - тихо говорю я.

Она на секунду напрягается, но затем снова расслабляется, и я медленно поднимаю наши руки.

- Посмотри на себя - ты летишь. – Я слегка наклоняю нас в сторону, имитируя движение парящего самолета. И прямо здесь, на вершине холма и на вершине мира, в конце такой долгой и извилистой дороги, что свела нас вместе, я получаю откровение.

Мне отчаянно хочется упасть на одно колено и просить мою девочку быть моей до конца наших дней.

Мне следовало послушаться маминого совета – она всегда права. Это тот самый, романтический, идеальный момент… и я упустил его, потому что у меня, черт возьми, нет кольца.

- Эдвард. – Белла поворачивается лицом ко мне, и я знаю, что она тоже это чувствует. Я рад тому, что на мне солнцезащитные очки, и она не видит моих глаз.

Да, я проклятый дурак.

Поэтому я просто обнимаю ее, и целую, вкладывая в этот поцелуй всего себя, любовь, сожаление, благодарность и – больше всего – надежду.

Мы спускаемся в тишине, держась за руки. Спуск не намного легче подъема, и когда мы, наконец, добираемся до парковки, Белла уставшая и раздраженная. Я не виню ее – я проклинаю себя за то, что был таким упрямым, и даже начинаю думать о том, не следует ли просить ее руки без кольца и просто подарить ей его позже… Но в любом случае слишком поздно.

- Мы можем пообедать, а потом пойти в замок. - Заводя машину, я пытаюсь отвлечь ее от мыслей.

- Я устала. Я хочу принять душ и вздремнуть, - тихо говорит она, дуясь.

- Хорошо. – Я начинаю чувствовать вину за то, что не дал ей выспаться, но затем убеждаю себя в том, что это было сделано не только ради моего удовольствия. – Тогда я поеду, поищу какое-нибудь место, где есть интернет.

Я оставляю машину у отеля и провожаю ее до номера, чмокая в лоб перед уходом. Однако искать я собираюсь не интернет.

Здесь есть небольшой ювелирный магазинчик, в который я заходил однажды, когда был здесь с отцом. Это было в канун двадцатилетия их свадьбы, и он хотел подарить маме что-нибудь особенное. Я даже помог ему выбрать. Теперь я лишь надеюсь, что этот магазин все еще работает и что я смогу его найти.

Моя зрительная память оказывается лучше, чем я думал. Или так, или меня направлял мой ангел-хранитель, но, пройдя всего несколько улиц, я вижу его, не изменившийся за те годы, что прошли с моего последнего визита сюда. Даже пожилая продавщица выглядит знакомой – должно быть, это хозяйка.

- Что ищешь, молодой человек? – спрашивает она с доброй улыбкой.

- Мм. – Я кусаю губу, внезапно смутившись. – Кольцо для помолвки.

Она пристально смотрит на меня секунду, а затем уголки ее рта ползут вверх.

- Она красивая.

- Что?

- Твоя девушка.

- Да. – Я улыбаюсь. – Она очень красивая.

- У меня есть кое-что для тебя.

Она исчезает за занавеской, и я осматриваюсь, совершенно изумленный. Это место напоминает мне сказку, вызывая улыбку. Вернувшись, она делает мне знак подойти. Не говоря ни слова, она берет мою руку, переворачивая ее ладонью вверх, и кладет на нее кольцо. Я осторожно беру его двумя пальцами, и с замиранием сердцем рассматриваю. Единственный бриллиант в центре, обод из белого золота, инкрустированный узорами в виде кельтского тройного узла, который, как я знаю, символизирует жизнь и вечность, поскольку у них нет начала и конца, и гравировка на внутренней стороне, как я полагаю, на гаэльском языке.

- Что это значит? – спрашиваю я.

- Mo anam cara, - величественно произносит она. – Моя половинка.

Так и есть.

Мое сердце глухо бьется в груди, когда я выхожу из магазина. Кольцо простое, но этот ручной работы узор делает его уникальными, единственным в своем роде. Идеальным для моей девочки. Теперь я должен дождаться идеального момента, чтобы подарить его ей. Проблема в том, что смелость, которую я чувствовал на вершине холма, полностью испарилась, и я снова пребываю в своем обычном трусливом состоянии. Поэтому я принимаю решение. Я сделаю Белле предложение, как только получу первое перспективное предложение работы. Мне просто необходима какая-нибудь веха.

Я беру два капуччино и два «маффина» в «Старбаксе» по соседству с нашим отелем. Когда я вхожу в номер, нахожу Беллу в постели за просмотром телевизора.

- Привет. – Кольцо, лежащее во внутреннем кармане кожаной куртки, внезапно становится тяжелым как кирпич. Я начинаю думать, что мое второе имя, должно быть, Фродо. – Я принес кофе.

- Спасибо. – Она слегка улыбается, к ней, по всей видимости, вернулось хорошее настроение. – Прости, что мы не сходили обед.

Я бросаю свою куртку на кресло и тру сзади шею.

- Все нормально. У нас будет что-то вроде пикника. – Я ставлю бумажный пакет с нашей едой на кровать между нами и хватаю «маффин».

- Тебе удалось найти интернет? – спрашивает Белла, отпивая кофе.

- Да.

- Нашел что-нибудь интересное?

Я качаю головой.

- Не слишком. Я просто читал почту. – Не желая углубляться в подробности, я решаю сменить тему. – Сейчас только три часа. У нас еще есть время сходить сегодня в замок.

Белла хмурится.

- Я устала ходить. Давай просто отдыхать.

- Мм, хорошо. – Я доедаю «маффин», внезапно понимая, что прошло много месяцев с тех пор, как я делал своей девочке массаж стоп. И это идеальный момент, потому что у нее, должно быть, болят ноги.

Я наклоняюсь, чтобы поставить кофе на тумбочку и дергаю угол одеяла, но Белла останавливает меня, кладя на одеяло руки.

Мои брови поднимаются.

- Что такое?

- Ничего, просто… - Она кусает губу так, словно я застал ее врасплох.

- Тогда в чем же дело?

Белла вздыхает, убирая руки с одеяла, и я стягиваю его.

Поначалу я не понимаю, почему она ведет себя так странно, но когда беру в руку ее правую ступню, я охаю. Кожа на задней части пятки, обычно очень мягкая, так сильно стерта, что напоминает открытую рану.

- Проклятье, - шиплю я, беру в руки ее вторую ступню и замечаю, что она тоже стерта. Внезапно до меня доходит причина ее раздражительности – она пострадала из-за моего глупого поведения, ей больно.

- Почему ты не сказала, что эти чертовы кроссовки трут? – гаркаю я, злясь на нее за то, что она так упряма.

- А что бы ты сделал? – парирует она. – Понес бы меня на спине? Мне было и так достаточно плохо. Не хватало еще, чтобы ты ругал меня за то, что я не надела носки.
Я закатываю глаза.

- Почему ты не надела с кроссовками носки?

- Потому что было жарко! – Она прислоняется к спинке кровати, скрещивая руки на груди. – Эдвард, я не маленькая. Прекрати обращаться со мной как с ребенком.

- Тогда прекрати вести себя как ребенок. – Я практически рычу. – Бога ради, это же рана, а ты ничего не делаешь. Ждешь, пока занесешь инфекцию?

- Ты не имеешь права повышать на меня голос. Твою мать, мое здоровье – это мое личное дело, а не твое. – Иисусе, она выглядит сердитой.

- Это мое дело, Белла, - выпаливаю я. – Я несу за тебя ответственность. – С глубоким успокаивающим вдохом я закрываю глаза и тру виски. – Я куплю тебе какую-нибудь мазь.

У стойки регистрации я спрашиваю, где находится ближайшая аптека; оказывается, что она прямо за углом, так что я быстро бегу туда. На обратном пути я начинаю сожалеть, о том, что вышел из себя. Но дело в том, то у меня действительно мания, когда дело касается здоровья, и она усиливается вдвое, когда дело касается ее здоровья. Она натерла ноги, и я схожу с ума.

Когда я возвращаюсь в номер, она поднимает на меня взгляд; ее карие глаза большие и немного печальные.

- Спасибо.

- Прости, что накричал на тебя, - тихо говорю я, усаживаясь на постель. – Пожалуйста, дай мне тебе помочь.

Она не сопротивляется. Она с вздохом стягивает в сторону одеяло, и я осторожно беру в руку ее правую ступню и наношу немного мази. Я приклеиваю на рану широкий пластырь, и проделываю то же самое с другой ступней. Я стараюсь действовать крайне осторожно, но она все равно морщится от боли. Низкий болевой порог, я помню.

- Тебе нравится играть в доктора, - внезапно замечает Белла. – Ты хочешь быть как твой отец?

Я посмеиваюсь.

- Просто мне нравится заботиться о тебе. Расслабься. – Я осторожно кладу ее ногу к себе на колени и начинаю тереть напряженные мышцы, используя мазь в качестве массажного масла. Обычно я получаю удовольствие от этого процесса, но не тогда, когда она задерживает дыхание вместо того, чтобы издавать сексуальные стоны, которые заводят меня. Я чувствую, что она слишком напряжена, ожидая, что я могу случайно сделать ей больно, поэтому вскоре сдаюсь, нахожу в ее сумке носки и надеваю их ей на ноги.

- Спасибо, - еще раз говорит она.

- Пожалуйста. – Я киваю, а затем ухожу в ванную, чтобы вымыть липкие, испачканные мазью руки.

Когда я возвращаюсь, Белла похлопывает по месту на кровати рядом с собой.

- Посмотришь со мной телевизор?

Я улыбаюсь, скидывая свои кроссовки, и прислоняюсь к спинке кровати, вытягивая ноги. Она со вздохом кладет голову мне на грудь и обнимает за талию, играя с подолом моей футболки. Мы смотрим какое-то глупое телешоу, но я не слежу за происходящим на экране, блаженно вдыхая запах ее волос. Я не знаю, почему, но эта простая вещь – обниматься со своей девочкой - делает меня таким, черт возьми, сентиментальным, что музыка этого момента начинает звучать в моей голове.

***

Мы проводим еще один день, осматривая достопримечательность в Эдинбурге и его окрестностях. На Белле шлепанцы, так что больные стопы ее не беспокоят. Мы, наконец, добираемся до замка, а затем едем осматривать окрестности по соседству с ним. Хотелось бы мне знать эти места лучше, но я бывал здесь всего несколько раз с родителями, и я не изучил местность заранее, поэтому просто еду вслепую, поворачивая наугад. Пейзаж прекрасен, поэтому мы наслаждаемся им, не смотря ни на что, и возвращаемся в отель уже затемно.

В пятницу мы выезжаем домой. Я хочу поехать другой дорогой, нежели той, по которой я вез нас сюда, чтобы посетить по пути больше мест. Дорога должна занять целый день, поэтому мы выезжаем рано утром. Удивительно, как сильно мне, оказывается, нравится сидеть за рулем; я все еще не чувствую усталости, невзирая на то, сколько миль мы проехали с начала нашего путешествия. Мы обедаем в Ливерпуле и пьем пятичасовой чай в Бирмингеме, а затем, вместо того, чтобы ехать прямо в Лондон, я решаю еще раз сделать крюк. Что-то подсказывает мне, что моей девочке понравится это. Еще кое-что, что обязательно нужно увидеть.

Темнеет, когда мы, наконец, доезжаем до Эймсбери. В машине тихо, не считая тихого урчания двигателя, и Белла дремлет. Когда я выключаю зажигание, она моргает и осматривается, поначалу не понимая, где она, но затем ее глаза расширяются.

- О Боже.

Огромные, вертикально стоящие камни, почти черные на фоне синего вечернего неба, словно в центре пустого места – Стоунхендж.

- Подожди здесь, - говорю я, выходя из машины, чтобы переговорить с на удивление дружелюбным сотрудником парковки.

- Закрыто, потому что уже поздно, но там ограда, поэтому ты все равно не сможешь близко подойти к камням, - извиняющимся тоном говорю я, открывая пассажирскую дверцу и наклоняясь вперед. – Технически, нам и здесь нельзя находиться, так что у тебя есть минут пять, чтобы сделать снимки, хорошо?

- Отлично. – Белла спрыгивает с сиденья и закрывает за собой дверцу быстрее, чем я успеваю вдохнуть. Она подходит к краю дороги, наводит камеру на камни, и я иду следом, останавливаясь прямо позади нее.

- Знаешь, - говорит она, внезапно опуская руку, в которой держит камеру. – Атмосфера этого места – мрачная и таинственная - именно такая, которую я чувствовала, когда читала «Тэсс из рода Д’Эбервиллей». Очаровательно.

- Я не помню эту книгу, - говорю я. – Мне она либо не понравилась, либо я вообще ее не читал. Она хоть хорошая?

- О, она захватывающая. Очень напряженная и страшная любовная история. Я куплю тебе ее.

- Страшная? – спрашиваю я. – А конец хотя бы счастливый?

Белла вздыхает.

- Вообще-то нет.

- Тогда что в ней хорошего? – Я посмеиваюсь.

- Эдвард, история не обязательно должна заканчиваться хорошо, чтобы быть хорошей.

Мне хочется ей возразить, но меня отвлекает вид грозных тяжелых облаков, висящих прямо над камнями. Резкий порыв колючего ветра заставляет Беллу вздрогнуть, и я обнимаю ее, пытаясь защитить от предательницы-погоды.

- Поехали отсюда, - говорю я. – Кажется, скоро польет.

В подтверждение моих слов где-то вдалеке глухо гремит гром. Позади меня стая черных птиц поднимается в воздух с громким карканьем, заставляя вздрогнуть. И затем темнеющее небо разрезает вспышка молнии.
__________________________
*Стихотворение Роберта Бернса приведено в переводе А.Козлова, найденном на просторах Интернета.

Дорогие читатели, не забывайте благодарить замечательную Елену за перевод. Ждем вас на Форуме!