Глава 4. Очередной ящик Пандоры 

 

Белла стояла перед рядом дуплексов под струями дождя, безжалостно обрушавшиегося на землю с измученного неба Сиэтла.  

 

Она посмотрела на распечатанную инструкцию в своих руках, чтобы еще раз проверить номер дома, но обнаружила только размывшиеся от воды чернила, превратившиеся в пятно, которое смутно напоминало букву М и цифру 3, если, конечно, её не подводила память. Акварель чернил на листке напомнила ей затуманенный взгляд Эдварда. Это же повлекло за собой воспоминание о том, как в её снах безликий спаситель словно покрылся рябью и смазался, а на его место пришла разбитая, неполноценная фигура человека, которого она до этого только лишь представляла.  

 

Неуверенно выдохнув через нос, Белла опустила уже ненужную карту обратно в сумку и осторожно ступила на покрытую мхом дорожку, ведущую к дуплексу под номером М3.  

 

После печального интервью Эдварда Белла провела целую неделю, выполняя поручение узнать больше «об его естественной среде обитания», как говорил доктор Дженкс. Эти слова звучали так, словно Эдвард был представителем какого-то вымирающего вида. Хотя для научных изысканий доктора он, вероятно, таковым и был. 

 

- Поговори с его работодателями, с их семьями и друзьями, – сказал ей доктор. Ему было необходимо, чтобы Белла собрала информацию об Эдварде и истории болезни Мари, об их привычках и предпочтениях, чтобы у исследовательской группы могла появиться основа для начала изучения и уровень поведения кандидатов, на основе которого можно было бы отследить их прогресс. 

 

В то время как доктор Дженкс был в граничащем с манией восторге от Эдварда, другие люди в жизни Беллы не выказывали радости. Разговаривая по телефону с Джейком, она упомянула об исследовании и кандидатах, и его реакция была такой, как Белла и ожидала.  

 

- Тебе поручили изучать умственно отсталого? – сказал он, стараясь поддразнить ее, это был способ их общения на протяжении всей средней школы.  

 

Беллу взбесило это унизительное слово, но она попыталась не позволить своему разочарованию от невежества Джейка испортить остальную часть их беседы. Она старалась не дать печали засесть слишком глубоко в сердце. Поэтому она быстро перевела разговор в более безопасное русло - например, на то, насколько до смешного много иномарок ездит по оживленным улицам Сиэтла. Естественно, он немедленно захотел узнать такие детали, как марка, серийный номер и цвет. Ей удалось вспомнить достаточно информации на тему автомобилей, тем самым достаточно долго отвлекая Джейка, и к тому моменту, как они закончили разговор, он так и не успел задать ей больше вопросов о её роли в исследовании или об Эдварде. Она даже не назвала Джейку его имени. 

 

Гораздо сложнее было отвлечь Чарли. 

 

- Ты не должна выполнять эти поручения единолично, – сказал он, когда она рассказала ему о своей работе, которую ей поручил доктор Дженкс.  

 

- Знаешь, в большом городе никогда не получается остаться действительно одной, – беспечно ответила Белла.  

 

- Просто будь осторожна, Беллз, – сказал Чарли тем своим тоном настоящего копа. – Особенно, когда ты рядом с этим типом, Эдвином.  

 

- Эдвардом, вообще-то. И он и мухи не обидит, – сказала она, надеясь, что ее слова были правдивы. Несмотря на то, что он спас ей жизнь, она его не знала. Пока ещё недостаточно хорошо.  

 

Но Чарли не был достаточно убеждён.   

 

- Да, я слышал о таком прежде. Обещай, что будешь держать перцовый баллончик поблизости, – если бы это зависело от ее отца, она должна была бы носить этот баллончик, прикрепленный к браслету на запястье, а её указательный палец был бы приклеен точно на кнопке распылителя. И, конечно же, Чарли не одобрил бы поездку Беллы на автобусе в одиночку на окраину Сиэтла, чтобы разыскать одного из родственников Эдварда, которого он не навещал очень давно. 

 

Ее первой задачей было отыскать живого(-ых) родственника(-ов) Мари и Эдварда для того, чтобы получить их подпись, официально разрешающую Мари и Эдварду участвовать в исследовании. После этого Белла смогла бы начать процесс сбора информации об их окружении и истории болезни. 

 

Добыть информацию о Мари было достаточно просто. С помощью одного телефонного звонка в организацию «Эл Рей» Белла узнала, что законный опекун Мари давно оставил ее под полную ответственность клиники. И у нее не было ни работодателей, ни семьи, ни друзей. Учреждение, в котором содержалась Мари, согласилось передать все сведения о ней, содержащиеся в ее медицинской карте, после получения соответствующего запроса от доктора Дженкса.  

 

Найти информацию об Эдварде оказалось труднее. И не потому, что он не хотел помочь в этом (он хотел), и не потому, что он не мог предоставить данные, которые ей были необходимы (он мог). Скорее, причина заключалась в том, как мучительно сжималось ее сердце в груди каждый раз, когда она начинала разговор с ним, как старательно она избегала смотреть на его лицо, поскольку выражения, которые она видела, не соответствовали ее ожиданиям, не были тем, что она желала увидеть.  

 

Она также столкнулась с трудностями при получении разрешения для участия Эдварда в исследовании. Когда Эдвард покидал кабинет доктора Дженкса после очередной беседы, Белла вновь последовала за ним, догнав в коридоре. На нем была та же коричневая клетчатая крутка, руки, сжатые в кулаки, находились в карманах, а походка вновь стала неестественно зажатой и неуклюжей. 

- Эдвард, – позвала она, и он немедленно обернулся, словно надеялся услышать ее голос.  

 

- Мисс Белла, – сказал он, и то, как ласково произносит он ее имя, вновь отвлекло ее на минуту. Она быстро перевела взгляд на листок в своей руке, чтобы не видеть этих странно бегающих глаз, в попытке сосредоточиться.  

 

- Мне необходимо, чтобы кто-то из твоих родственников подписал это разрешение для того, чтобы ты смог дальше участвовать в исследовании, – сказала она. – У тебя есть родители или другие близкие родственники, которые жили бы неподалеку?  

 

В ответ на ее слова Эдвард разволновался. Замотав головой немного сильнее, чем нужно, он пробормотал:  

 

- Я должен идти. Я опаздываю. 

 

Он резко развернулся и ушел. И Белла не могла сказать точно, было ли его мотание головой ответом на ее вопрос. Однако на следующий день он вернулся и отдал ей клочок потрепанной грязной бумаги с именем и номером телефона.  

 

- Моя сестра, – тихо сказал он, снова разворачиваясь и уходя прежде, чем она могла бы задать дополнительные вопросы. 

 

Основываясь на нежелании Эдварда давать информацию, Белла не была уверена, что его сестра согласится подписать разрешение.  Но после короткого телефонного разговора они договорились о встрече уже на следующий день.  

 

Приблизившись к дому, номер которого дала ей сестра Эдварда, Белла услышала крики, доносившиеся через тонкие стены, – пронзительный вопль по крайней мере одного ребенка, в ответ на который раздались ругательства, исходившие от женщины.  

 

Белла постучала в двери с облупленной краской чуть ниже кривоватых символов М3. В тот же момент шум за стенами дуплекса утих, и дверь резко распахнулась, предоставляя возможность взглянуть на неожиданно знакомое лицо – после краткой вспышки дежавю Белла поняла, что это было то же самое лицо, которое она видела на фотографии из бумажника Эдварда.  

 

То же самое лицо, но женщина, стоявшая перед Беллой, была далека от идеальной девушки с глянцевого фото. Фотография, должно быть, была сделана во времена средней школы, в те золотые дни, когда она была популярной королевой бала.  

 

Разрушительная рука времени прошлась по ее лицу, словно когда-то чистая ледяная скульптура странно деформировалась от долгого пребывания на одиноком постаменте. Некогда четкие линии лица оплыли и осунулись под тяжестью лет. Голубые глаза, когда-то полные блеска жизни, выцвели от картин суровой реальности, которые ей приходилось видеть. Она была на добрых двадцать фунтов тяжелее, чем казалась на фото, и слегка наклонялась под весом худенького ребенка, сидящего на ее бедре. Малыш пускал слюни, стекавшие по его подбородку на голенькую грудь. Позади женщины Белла могла смутно различить еще двух малышей разного возраста, игравших на грязном полу в кубики.  

 

- Чем могу помочь? – тон женщины не выказывал и капли гостеприимности. 

 

- Я Белла Свон. Мы с вами говорили по телефону? Я здесь по поводу Эдварда, – Белла ожидала, что за ее словами последуют обычная улыбка и приглашение войти. Вместо этого глаза женщины сузились, и она принялась с раздражением покачивать ребенка на своем бедре.  

 

- Точно, – секунду она смотрела на Беллу немигающим взглядом. – Я скажу вам кое-что: если он болен или нуждается в деньгах, то мне неинтересно.  

 

Белла начала понимать, почему Эдвард был не слишком рад, предоставляя контактную информацию своей сестры.  

 

- Нет, он в порядке, – быстро сказала она, размышляя, будет ли для этой женщины данный ответ удовлетворительным. – Мне всего лишь нужна ваша подпись на некоторых бумагах, и я хочу задать пару вопросов. Могу я войти?  

 

Глаза женщины неотрывно следили за тем, как Белла извлекла из своей сумки бумаги с формой разрешения. Она недолго колебалась, после чего повернулась к детям, играющим на полу, и отступила, позволяя Белле войти.  

 

- Я Розали, – запоздало представилась она, и Белла слегка улыбнулась, разглядывая комнату, в которую вошла. Помещение не выглядело намного лучше или привлекательнее, чем ей удалось рассмотреть через небольшую щель в двери до этого.  

 

- Сколько вашим детям? – вежливо спросила Белла, предполагая, что Розали была их матерью, ведь сходство внешности бросалось в глаза.  

 

- Три, два и полгода, – сказала Розали, подтверждая предположение Беллы. Значит, у Эдварда были племянники и племянницы. Белла задалась вопросом, знал ли он об этом. Как ни странно, Розали смотрела на свое потомство не как заботливая курица-наседка, а словно была увлеченным художником, демонстрирующим свои лучшие работы.  

 

Как и их мать, дети были красивы. Херувимы со светлыми глазами, золотыми волосами, розовыми губками и щечками. Но, как и в случае с их матерью, их красота омрачалась грязью на руках и лицах. Наслаждаясь вниманием взрослого, самый старший мальчик швырнул в свою сестру горсть треугольных кубиков, после чего обернулся к Белле с гордой злобной улыбкой, которая делала его похожим на злого клоуна или маленького демона. Белла заметила, что его глаза такие же зеленые, как и у Эдварда. Но она никак не могла представить себе Эдварда, швыряющего кубики в теперь уже покрасневшую и рыдающую сестру.  

 

Розали ласково посмотрела на малыша, выдавив из себя маленькую улыбку, и, никак не прокомментировав его поступок, а просто переступая через детские игрушки, прошла к ближайшему стулу, не заваленному детскими принадлежностями. Белла последовала за ней, неловко наклоняясь к дивану, чтобы отодвинуть некоторые вещи, после чего осторожно села на самый краешек.  

 

- Когда вы сказали мне, что… Эдвард… привлечен к проведению исследований, я не совсем поняла, что вы имели в виду, – сказала Розали. Ее губы произносили имя Эдварда неумело, словно она давно этого не делала. Возможно, это был ее способ уклонения от нежелательной темы.  

 

- Эдвард согласился быть одним из первых людей, на которых будет опробовано лекарство, разработанное совместной командой Университета Вашингтона и лабораторией нейропсихологии Сиэтла.  

 

Розали резко выдохнула через нос, а затем заявила категоричным тоном:  

 

- Эдвард принимал участие во многих экспериментах. В некоторых из них его заставляли принимать наркотики. 

 

Белла могла только удивленно моргнуть в ответ, поскольку Эдвард был уклончив, рассказывая о предыдущих методах лечения, которым был подвергнут. Поэтому она объяснила, что этот препарат не является наркотиком и может увеличить коэффициент интеллекта. В течение многих лет он показывал многообещающую положительную динамику в испытаниях на животных.  

 

Этот препарат мог дать Эдварду шанс стать полноценным.  

 

Пока Белла говорила, Розали не сводила с нее немигающего взгляда, как у кошки, на ее лице застыло выражение, будто она уже слышала подобную речь раньше, как будто слышала эти же аргументы. В напряженном молчании после того, как Белла закончила рассказ, Розали не сказала ни слова. Она не задала ни одного вопроса, а просто произнесла:

 

- Ну и что же мне делать? 

 

Розали просто смеялась над ней. 

 

Белла разъяснила ей все о бланке согласия и села обратно на диван, пока та бегло просматривала юридические аспекты соглашения. И вновь не задала ни единого вопроса. После прочтения она взяла ручку, которую протянула ей Белла, и небрежно нацарапала подписи в необходимых местах, после чего отдала бумаги обратно. 

 

Розали только что отдала жизнь своего брата делу, в результат которого даже не верила.  

 

- Что теперь? – спросила она.  

 

Белла быстро проверила правильность заполнения бумаг. В любой другой ситуации она бы уже давно попрощалась и покинула бы эту враждебную территорию. Но это не была просто любая другая ситуация. Это было важно.  

 

Вся эта затея была ради Эдварда.  

 

И поэтому она начала задавать вопросы по списку о семье Эдварда и истории его болезни, чувствуя себя так, словно пыталась поймать блох на спине собаки. Довольно быстро стало ясно, что Розали не знает, как обстоят дела со здоровьем Эдварда на данный момент, где он живёт и где работает. 

Но она могла в абсолютной точности вспомнить тот день, когда ее младшему брату диагностировали задержку в развитии.  

 

- Это была середина четвертого класса. Эдварду было пять. Я помню этот день хорошо, потому что совершила ошибку, рассказав своей лучшей подруге о диагнозе Эдварда, – взгляд Розали был устремлен в прошлое. – Я заставила ее поклясться на мизинчиках, что она никому не расскажет, но, конечно же, к концу дня весь класс уже знал.  

 

Розали немного наклонила голову, словно прислушиваясь к отголоску тех беспощадных издевательств. Белла задалась вопросом, мог ли пятилетний Эдвард ощущать бремя вины от мучений Розали.  

 

- У вас есть родные братья или сестры? – Розали вдруг резко сменила направление, Белла отрицательно качнула головой в ответ. Ее родители не оставались вместе достаточно долго для того, чтобы произвести на свет еще одного малыша Свон. – Тогда вы не можете знать, на что это похоже, когда вся любовь твоих родителей устремлена только к одному из вас. Вы не знаете, что значит иметь брата, над которым в школе все издеваются, а тебя всегда сравнивают с ним.  

 

Белла даже не знала, как отреагировать на это. 

 

- Нет, думаю, я не знаю.  

 

Она опустила взгляд на список вопросов, чтобы не видеть осуждающий взгляд Розали.  

 

- Во время беременности Эдвардом ваша мать принимала алкоголь или наркотики?  

 

- Не то чтобы я знала об этом, – ответила Розали. – Врачи так и не смогли дать точного объяснения его состоянию.

 Это не удивило Беллу. В каждом третьем случае задержки умственного развития причину определить не удаётся. 

 

- Эдвард подвергался жестокому обращению или насилию в детстве?  

 

Последовала недолгая пауза.  

 

- Не то чтобы я знала об этом, – повторила Розали, но впервые ее глаза метнулись в сторону, избегая взгляда Беллы. Белла просто смотрела на нее несколько мгновений, ощущая за ее ответом нечто большее, словно глубокий водоем, был сокрыт под слоем опавших листьев в лесу. Но Белла боялась, что если начнет ворошить эту листву на поверхности, то Розали прекратит отвечать на вопросы вообще. 

 

Вместо того, что ее интересовало, она задала нейтральный вопрос:

 

- Есть ли в вашей семье ещё случаи задержки умственного развития? 

- Нет, – голос Розали был резким, ее глаза со злостью впились в Беллу. – Мои дети в порядке. 

Маленькие ангелочки посмотрели на них, и по их взглядам Белла не могла сказать, что они в порядке. Они выглядели изголодавшимися, но не в плане пищи. Если бы Белла могла высказаться, то она бы предположила, что они нуждаются в любви, воспитании и в некотором подобии тепла.  

 

- И заключительный вопрос, – сказала Белла, практически отрывая себя от желающих и нуждающихся детских глаз. – У Эдварда есть другие родственники, которым было бы важно обсуждение этого вопроса?  

 

Этого вопроса не было в списке, но Белла надеялась, что был кто-то еще, с кем можно было бы поговорить об Эдварде, хоть кто-нибудь.  

 

Розали отрицательно покачала головой.  

 

- Все, кого бы это заботило, мертвы.  

 

После этого интервью завершилось очень быстро, потому что полугодовалого ребенка Розали начало тошнить, и вся поверхность дивана оказался забрызган рвотой. Белла поблагодарила Розали за потраченное время, выразила ей восхищение ее прекрасной семьей, после чего очень быстро ретировалась из дома под номером М3.  

 

Она почти чувствовала, как холодные жесткие глаза жгли ей спину, пока она поспешно шла прочь по улице, подняв воротник пальто, спасаясь от холода, который не имел никакого отношения к погоде.  

 

~ПвБХ~ 

 

И с этого момента день Беллы пошел под откос.  

 

Чуть позже у нее было назначена встреча с доктором Дженксом, вместе с ним ей предстояло впервые посетить Лабораторию Нейропсихологии Сиэтла. Она также должна была впервые увидеть Мари, которую перевели из клиники «Эл Рей» в лабораторию на время проведения эксперимента. В отличие от Эдварда, Мари не могла жить самостоятельно.  

 

С наслаждением Вилли Вонка, демонстрирующего свою шоколадную фабрику, доктор Дженкс провёл Белле вип-экскурсию по своему отделению. Все было стерильно-белым, вплоть до его лабораторного халата, рубашки, галстука и ботинок. Белла видела белых мышей, легко преодолевающих лабиринты, шимпанзе, оживленно показывающих друг другу моменты из мультфильма про Тома и Джерри, и даже колли, которая могла распознавать более тысячи голосовых команд.  

 

- И все это благодаря нашей небольшой сыворотке, – произнес доктор Дженкс, махнув рукой в сторону впечатляющего набора пробирок с бесцветной жидкостью. – Продукт, стоящий тридцати лет крови и пота мне и моей команде.  

 

Беллу вновь поразили масштабы и важность программы, в которой она должна была принимать участие. Она обменялась рукопожатиями с множеством других людей в белых халатах, которые двигались по своему собственному лабиринту бесконечно белых коридоров.  

 

Конечным пунктом в их экскурсии стал небольшой белоснежный коридор, расположенный немного ниже по уровню и совершенно безлюдный. Оказавшись у двери, Белла могла заметить большое стекло во всю стену, открывающее вид на фигуру молодой женщины. Девушка сидела в комнате, наполненной первым ярким всплеском цвета, который увидела Белла с тех пор, как вошла в лабораторию.  

 

Цвет был розовым.  

 

Розовая ночная рубашка, обрисовывающая небольшую фигурку, сидящую в розовом деревянном кресле-качалке, рядом с двуспальной кроватью с розовым покрывалом.  

 

- Это Мари, – даже без слов доктора Дженкса Белла догадалась, кто перед ней. 

 

Пока Белла смотрела на нее, темная голова Мари поднялась и темные глаза безошибочно нашли Беллу. У нее были синяки под глазами, как будто говорящие о проблемах со сном.  

 

- Она может меня видеть? – спросила Белла, чувствуя, что не должна говорить, в том случае, если Мари могла видеть шевеление ее губ.  

 

- Нет, – доктор Дженкс извлек какие-то диаграммы из лотка на двери палаты и начал изучать показатели. – Это одностороннее стекло.  

 

Тем не менее, глаза Мари продолжали сверлить Беллу со странной точностью. Когда доктор Дженкс наконец дотронулся до дверной ручки, открывая дверь, этот странный мистический контакт разорвался.  Мари опустила глаза и начала медленно раскачиваться.  

 

Доктор Дженкс вошел в комнату, но Белла замерла на пороге. Теперь обзор комнаты был лучше, и она могла видеть чучела животных, составленных в ряд на небольшой книжной полке в другом конце комнаты. Она видела два детских стульчика и столик, пластмассовый чайный сервиз, расставленный на цветастой розовой скатерти.  

 

- Добрый день, Мари, – поприветствовал доктор. – Как у тебя сегодня дела?  

 

- Хорошо, – ее голос был тонким, почти детским. 

 

- Рад слышать это, – доктор Дженкс повернулся к Белле, жестом приглашая её войти. – Мари, есть кое-кто, с кем я хочу тебя познакомить. Это Белла.  

 

- Привет, Мари, – сказала Белла, приближаясь к изножью ее односпальной кровати. 

Мари даже не подняла глаза.  

 

- Она мне не нравится.  

 

Лицо доктора Дженкса оставалось спокойным и дружелюбным.  

 

- Знаешь, Мари, я уверен, как только вы поближе познакомитесь с Беллой, то станете хорошими друзьями.  

 

Мари только неистово мотнула головой, заставляя ее волосы длиной до подбородка с силой взметнуться вокруг лица, словно хвост лошади, отгоняющий что-то, что ей не по нраву.  

 

- Хорошо, – успокоил ее доктор. – Мы зайдем к тебе позже. Скажи сестре, если тебе что-то понадобится, хорошо?  

 

- Гм. 

 

Сопровождая Беллу к выходу из комнаты, доктор Дженкс тихо сказал:  

 

- Не волнуйся. Она всегда ведет себя так, сталкиваясь с новыми людьми.  

 

Белла не почувствовала себя более уверенной. Сегодня точно не день знакомств для нее.  

 

- Что с ней? – спросила Белла, когда они замерли перед стеклом, несколько мгновений всматриваясь в розовую комнату.  

 

- Это трудно классифицировать, действительно трудно, поэтому мы не уверены, подействует ли на нее вакцина. Неофициально мы поставили ей диагноз puer aetemus (п.п.: автором допущена ошибка: «puer aeternus» с лат. – «вечный ребёнок»). 

 

Белла нахмурилась. Она никогда не слышала о подобном заболевании.  

 

Увидев ее замешательство, доктор Дженкс добавил:  

 

- Это что-то вроде вечного ребенка. Проще говоря, она маленькая девочка, которая так и не стала взрослой.  

 

Они покинули Мари, прижимавшую к себе плюшевого медведя и раскачивавшуюся в одиночестве в кресле посредине вычурной розовой клетки.  

 

~ПвБХ~ 

 

Белла вернулась в университет следующим утром. Даже не сняв пальто, она села за стол, пытаясь структурировать и внятно записать всю ту информацию, которую неловко набросала в сокрушающем силы присутствии Розали. Она отвлеклась, размышляя о здравии телесном и умственном, о том, как иногда в мире все смешивается и путается, и по факту, люди, которые заслуживают созвучия здравия душевного с телесным, обычно лишены его. А люди, которые имели и то, и другое, не ценили этот дар вовсе.  

 

Ее отвлекло воспоминание о холодном взгляде голубых, опустошенных карих и затуманенных зеленых глаз.  

 

Так же, как и до этого у себя дома, когда искала Эдварда, она пробовала сложить маленькие частицы информации, которые получила от Розали, в нечто целое, чтобы сложить картину жизни Эдварда. Но вне зависимости от того, как она складывала эту мозаику у себя в уме, получались лишь неполные фрагменты – разбитые осколки стекла, окрашенного зеленым.  

 

- Роуз поговорила с вами? – произнес тихий голос, и Белла подняла взгляд от своих записей, чтобы найти Эдварда, неуверенно стоящего в дверях ее кабинета, его бегающие глаза смотрели куда угодно, но только не на нее.  

 

У Беллы перехватило дыхание от взгляда на него, нервничающего перед ней, такого исхудалого и покорного. Это был первый раз, когда он обратился к ней по своей инициативе, первый раз, когда ей не пришлось искать способ привлечь его внимание. Он переступал с одной ноги на другую, и вся его поза говорила о беспокойстве в ожидании ее ответа на его вопрос.  

 

- Да, она поговорила со мной, – сказала Белла, и он заметно расслабился, а улыбка стала шире. Тогда ей в голову пришла мысль о причине его ранней уклончивости в предоставлении контактных данных сестры. – А как давно Роуз говорила с тобой?  

 

Эдвард затих, Белла предположила, что его мозг пытается медленно произвести расчеты, необходимые для честного ответа на такой простой вопрос.  

 

- Некоторое время назад, – сказал он в итоге лишь с маленьким намеком на прежнюю улыбку.  

 

Белла смотрела в его открытое лицо и могла с точностью сказать, что в нем нет схожести с лицами Розали или Мари. Если Розали была холодом, окутывающим в ночи, а Мари была гладкой бледной луной, то Эдвард же был ярким, согревающим солнцем. Одно его присутствие заставило ее заледеневшую вчера душу оттаять. И вид того, как он разворачивается, чтобы поспешно покинуть ее, как и всегда, походил на нависшие облака.  

 

- Постой, – сказала она, выскакивая из-за стола и с грохотом опрокидывая подставку для карандашей. – Мне нужно задать несколько вопросов и тебе тоже. Мы можем прогуляться до автобусной остановки вместе?  

 

- Хорошо, – ответил он, слегка поежившись от звука и вида того, как письменные принадлежности Беллы каскадом рассыпались по столу и полу, – но мы должны спешить, иначе я опоздаю.  

 

Белла даже не потрудилась прибрать устроенный ею беспорядок. Она просто закрыла дверь, оставляя все это позади, и последовала за Эдвардом. Они мчались через кампус университета на головокружительной скорости, и Белла, отчаянно пытающаяся записать ответы Эдварда на ее вопросы, задыхалась. Она узнала, что он живет один (один!) в Беллтауне, в одном из самых неблагополучных районов Сиэтла. Узнала, что у него две работы: одна утром, вторая вечером. И он сказал, что его любимым рестораном был «У Джо», хотя об этом она даже не спрашивала.  

 

Когда она попросила поподробнее рассказать о местах его работы, они как раз дошли до пустынной остановки. Эдвард замер и посмотрел на нее широко распахнутыми глазами, словно малыш, собирающийся попросить о том, чтобы сегодня ему разрешили лечь спать немного позже.  

 

- Могу я показать вам? – спросил он.  

 

Белла была поражена.  

 

- Покажешь мне? Ты… хочешь, чтобы я пошла с тобой на работу сегодня?  

 

Он кивнул. Белла знала, что должна отступить, что Эдвард мог не очень хорошо воспринять ее вторжение в его повседневную жизнь. Да и она сама могла бы не слишком хорошо справиться с этим.  

 

Но она не могла остановить себя, как ни пыталась. Что-то в Эдварде Каллене пленило ее еще до того, как она узнала, кто он. Он показал ей свою доброту, когда она была совсем одна, растеряна. Она хотела – нет, ей было очень нужно – увидеть и понять этого человека, спасшего ее жизнь и присутствующего в каждом ее сне и пробуждении с первого дня пребывания в этом городе. Даже если он был не в себе, лишь сломленной оболочкой человека, которого она вообразила, Белла искала слишком долго, чтобы отказать себе в знакомстве с его необычной жизнью.  

 

Пандора отыскала новый ящик.  

 

- Хорошо, – сказала она.  

 

Как раз в тот момент, когда она произнесла это слово, ее рациональная сторона приводила аргументы, почему это было глупо, рискованно и, вероятно, даже опасно. Она читала роман «О мышах и людях». И ее отец был полицейским. Она понимала все это. Но выражение радости на лице Эдварда разрушило её благоразумность настолько, чтобы все сомнения полетели прочь, словно крошки со стола.  

 

- Вы будете моим другом? – воскликнул он, и Белла нетерпеливо кивнула головой, настолько захваченная его энтузиазмом, что была бы не в силах возразить, если бы он даже схватил ее за руки начал водить хоровод. Но он не схватил ее, даже не коснулся. Он лишь стоял там, со сжатыми в карманах куртки в кулаки руками, и улыбался своей особенной улыбкой.  

 

Когда звук шин тормозившего на остановке автобуса вернул ее в реальность, она убрала позабытый блокнот в сумку и ступила на борт одного дня из жизни Эдварда Каллена.