Глава 2.

Но перемены всё равно ворвались в её жизнь, забрав взамен мужа, голубоглазого Пашку, и Наташе пришлось приспосабливаться к новым реалиям, настолько, насколько у неё получалось: с переменным успехом, плача ночами от безысходности и острой тоски, от чувства вины – иррационального, но от этого не менее жалящего, и страха.

Она боялась, все эти годы она боялась, что Пашка приснится ей. Вспомнились все детские пугалки, когда она ездила в деревню к другим, двоюродным, бабушке и дедушке – во сне приходил покойник и уносил живого, или домовой приходил с плохой вестью. Наташа понимала всю абсурдность своих страхов, но бояться не переставала, но и этот страх постепенно покинул её дом, оставив лишь комфорт, нарушаемый днями, когда традиционно нужно было ехать на кладбище, и Наташа ехала. Сидела там, в безвольном молчании, а потом срывалась, долго и в слезах просила о чём-то Пашку, скорей всего, её просьбы были просты и незатейливы, как и все просьбы, сопровождающие их совместную жизнь:

«Паш, там посудомойка, кажется, не работает».

«Достань мне вооон ту штуку».

«А можно сделать так, чтобы эта фигулинка заходила вот в эту, и «бум» не было слышно?»

«У нас лампочка перегорела».

«Пожалей меня, а!»

Каждый раз, уходя от серого, огромного камня в окружении цветов, как живых, так и искусственных, Наташа мучилась чем-то, казалось, она что-то упустила, не договорила, не успела, не увидела. И уже не успеет никогда. И это «что-то» находится здесь, ответ совсем рядом, надо просто прислушаться, попросить, как следует, вымолить, но что, в самом деле, может ответить серый камень? И Наташа это понимала…

Отправив в школу детей, которые с неохотой и торгуясь, всё же отправились раздвигать границы сознания, Наташа не спеша вышла из квартиры, встретившись, практически столкнувшись, с младшим сыном Серафимы.  

- Доброе утро, - услышала она.

- Доброе, - скорей автоматически. В их дворе принято здороваться даже с незнакомыми людьми, а Миша был формально знаком с Наташей. Она мало что помнила о нём. Помнила, что он младше, кажется, намного, отучившись в военном, попал по распределению куда-то на север, там женился, потом развёлся… Вот и всё, пожалуй. Когда-то они дружили со старшей сестрой Миши – Ольгой, но как это часто бывает, жизнь внесла свои коррективы, и сейчас они скорей приятельствуют по-соседски и потому, что их дети учатся в одном классе. Удивительная последовательность. Они учились в одном классе, их дети продолжают традиции, собираясь вечером компанией на той же самой лавочке.

Прекрасный весенний день, с тёплой, даже жаркой, ещё не успевшей надоесть погодой, как обещал – прошёл спокойно, неспешно. Все отчёты были сданы, Наташа погружалась в рабочую рутину, позволяя себе скинуть с ног туфли на высоком каблуке и, подложив под попу ногу, сводить цифры в программе. Вечер принёс прохладный ветерок и предвестие спокойной ночи, когда Наташа снова будет качаться на волнах своего одиночества.

Годовщина прошла, и друзья, видя, как дальше и дальше отдаляется от них жена их покойного друга, тактично не настаивали на общении. Благо дети были уже достаточно взрослыми и сами могли решить, ехать ли им на дачу с приятелями – детьми друзей отца. Наташа была бесконечно признательна, что их с Пашкой детей не забывают, не обделяют вниманием Женьку, который тянулся к мужчинам в попытке найти образец для подражания, несмотря на то, что очень хорошо помнил отца, но мальчику на момент гибели Паши было десять…  И Сашу, которая была резковата в высказываниях, но, оказываясь в большой и шумной компании, сглаживала свои эмоции. Возможно, тишина собственного дома угнетала её. Саша всегда была общительной, душой компании, как и её отец, но спокойная, становившаяся всё более отстранённой, мать не могла удовлетворить её потребности в общении. И Наташа была рада, что шумная, разношёрстная компания принимает её детей безоговорочно, иначе Наташа не справилась бы, с Сашей – точно.

Зайдя во двор, она встретила Ольгу, с которой они побеседовали о летнем отдыхе детей, о туристической путёвке в конце каникул. Дежурные вопросы-ответы, поодаль стоял её брат, и Наташа остро чувствовала взгляд. Взгляд заинтересованного мужчины – от этого становилось неуютно, голо и пусто. Выходя вечером с собакой, с которой забыли погулять погодки, Наташа встретилась с Мишей и тем же взглядом.

- Могу я составить компанию?

- Я не заблужусь, - недоумение во взгляде, в позе, в словах.

- И всё же…

- Как хотите.

- Можно на «ты»?

- Можно и на «ты».

Наташа отодвинулась немного в сторону, когда ощутила, что её зону комфорта нарушил мужчина, стоящий рядом, и, словно поняв комфортное расстояние для женщины, он держался его.

Они немного побеседовали «о природе и погоде», Наташа отметила про себя его армейскую выправку, так плохо совместимую с футболкой со странным принтом, примерно таким, какие выбирает Женя, и очевидную молодость собеседника. Она вовсе не против компании, сорок минут прогулки не могут повредить её комфортному одиночеству, к тому же Миша явно молод и, очевидно, не заинтересован в ней… теперь это становилось очевидным, не мог быть заинтересован, так что, ощущая некоторую безопасность, она прогулочным шагом дошла до своей квартиры и произнесла:

– До свидания, было приятно поболтать.

В следующие дни повторялся моцион прогулки с собакой и Мишей. Наташа начинала недоумевать, неужели молодому человеку нечем заняться в отпуске, вечером… Но придерживала свой вопрос при себе, не желая нарушать границы дозволенного. Их прогулки были ненавязчивы, и не носили даже приятельского характера, уместность подобного вопроса была более чем неочевидна.

В один из дней, неся сумки из супермаркета, крикнув в окно Женю, Наташа сидела на той самой лавочке, где некогда Пашка, её Пашка, целовал её запястья шепча: «Ты невероятно сладкая, Натик-Бантик»… она увидела заходящего во двор Мишу под руку с Серафимой. Серафима, кивнув Наташе, проследовала мимо, а Миша остановился, сел рядом, явно нарушая границы личного пространства, и, вздохнув, будто собравшись с духом, сказал:

- Наташа, может, сходим куда-нибудь?

- Куда? - мысли Наташи были далеко, и она не сразу поняла, о чём говорит мужчина рядом с ней.

- Не знаю… Кино, театр, на теплоходе покатаемся…

Наташа мельком взглянула на парня рядом, силясь понять, имел ли он в виду именно то, что сказал? Действительно ли она видела этот заинтересованный мужской взгляд, почти раздевающий, когда он пробежался по синему платью.

- Я подумаю, - всё, что успела сказать женщина, потому что в этот момент выскочил четырнадцатилетний подросток и, схватив сумки, расцеловав в обе щеки маму, двинулся к подъезду.

Позже, вечером, Наташа услышала тот же вопрос, поняв, наконец, что ей вовсе не почудился этот взгляд, придя от понимания если не в бешенство, то в недоумение, спеша отделаться от смущающей её компании, она быстрым шагом шла домой, когда почувствовала прикосновение мужских пальцев к своим рукам.

- Пожалуйста, подумай.

Всё, что видела перед собой Наташа – это молодого человека, который для чего-то приглашает её прогуляться, с явными, очевидными планами на продолжение. Неужели ему не найти вариант интересней? Неужели необходимо вырвать из рук, её рук, уютное одеяло одиночество из гагачьего пуха? Что ему мимолётная победа, то ей – Наташе, – гарантированная, если не боль, то ощущение мерзких мурашек.

- Послушай, Миша, откровенно говоря, я не слишком понимаю твоих намерений… верней, их-то я понимаю, я не понимаю – почему я? Ты – молодой человек, с определёнными потребностями, но это большой город, здесь масса девушек, подходящих тебе по возрасту, физиологически, если хочешь… Молодой офицер всегда найдёт, с кем развлечься, не надо в это впутывать меня. Договорились?

- Значит, ты уверена, что знаешь мои потребности?

Наташа только улыбнулась, разговор был уже фатально смешон, как и она сама.

- Ты настолько знаешь меня, что, походя, говоришь о моих потребностях?

- Господи, ну, знаю, - Наташа пыталась сгладить ответ, но раздражение, поднимающееся из неё, не давало это сделать, - Миша. Отучился в военном. Женился. Развёлся. Есть дочь, - вспомнила Наташа, - лет двадцать восемь-тридцать… Ты привлекательный парень, красивый даже, - Наташа кинула оценивающий взгляд на высокую, широкоплечую фигуру парня и его приятные черты лица, - поищи ровесницу, уверена, у тебя не должно возникнуть проблем. Для чего тебе сорокалетняя тётка, сам подумай, Миш, - тон Наташи едва ли отличался от её тона, когда она отговаривала детей заводить кошку.

- Раз уж мы знакомимся… Наталья, тридцать девять лет, вдова, двое детей, верно?

- Верно, видишь, всё очевидно, можно я пройду? - огибая высокую фигуру, - спасибо.

- Мне тридцать пять, - последнее, что услышала Наташа, перед тем, как захлопнуть за спиной дверь подъезда.

Тем же вечером она говорила по телефон со своей едва ли не единственной подругой – Марго. «Трижды бывшей замужем, трижды – на редкость удачно». Оптимистка с неиссякаемым чувством юмора и саркастически-циничного взгляда на жизнь, за которым нравилось наблюдать Наташе, но перенять его она никак не могла.

- Что значит, пригласил, и ты отказалась?

- То и значит, он молодой совсем, и вообще, я занята.

- Я даже спрашивать не стану, что такого архисрочного ты нашла на своём диване, но чем тебе молодость-то помешала?

- А зачем я ему нужна? Да и… слушай, мы можем говорить не о мужиках?

- Не можем! Ты мне сейчас говоришь, что молодой, здоровый мужик, пригласил тебя на палочку чая, а ты его послала?

- Ну, не послала, но смысл где-то там…

- Измайлова, ты дуууура!!! Тебя надо отжарить, чтобы колени подгибались, бляааа… вот ты идиотка, прости, господи.

- Слушай… ну было бы ему лет сорок, но он же мальчишка совсем… И, знаешь, давай не будем, лучше расскажи, что там за новенькие процедуры ты сделала?

- Я скажу, но сначала я тебе другое скажу, женщине нужен секс, и чаще, чем Новый год, это я тебя как врач говорю.

- Марго, ты стоматолог, какой, в жопу, врач?

- Туда тоже можно, и в жопу тоже, кстати.

- Марго…

- Ну всё, всё, Тусик, прости… Пообещай, что если он ещё раз подкатит, ты согласишься, а?

- Я подумаю.  

У Наташи вовсе не было никакого желания думать по этому поводу. Убедившись, то ли в собственной некомпетентности как любовницы, то ли в никчёмности мужчин, кроме её покойного мужа, она вычеркнула из своей жизни эту сторону.

За время семейной жизни взгляд Наташи едва ли упал на постороннего мужчину, сначала она была слишком поглощена своим мужем, который, казалось, затопил все пространство вокруг неё, потом погодками, которые не оставляли ей порой сил даже на супружеское ложе, не то что на посторонних мужчин или мысли о них. После же гибели мужа, Наташин опыт был небогат, и она решила завязать с ним.

На первый корпоратив, куда пошла Наташа после смерти Пашки, на своей работе, она взяла с собой Марго. Лёха не оценил её компанию, но промолчал. После очередной рюмки виски, Наташа поняла, что слишком пьяна и, к своему удивлению, возбуждена. Её несчастный организм требовал секса, разрядки, снятия напряжения.

- Вон, видишь, пялится на тебя, - прошептала ей Марго.

- Кто?

- Да воон же! Белобрысый. Я всё уже узнала, у него жена пару месяцев как родила, он точно голодный… он твой, бери и трахай его.

- Маргоша, по-моему, ты офонарела. Ему лет-то сколько? И он женат! – шептала Наташа, тем не менее, запив свой стыд ещё одной порцией виски, глядя на парня.

- Тебе не под венец с ним…

Что ж, Наташе определённо было не под венец, и всё оказалось проще и быстрей, чем она могла предположить. Оказавшись в уборной с молоденьким экспедитором, она позволила поставить себя практически в позицию доги-стайл, оперевшись руками в кафель, и даже начала получать какое-то удовольствие от процесса, пока пьяным взглядом не уткнулась в унитаз, перевела свой взгляд на надпись: «Просьба средства гигиены не бросать », на капельки мочи на кафельном  полу, на раковину и обрывки бумажных полотенец.

С трудом подавив в себе рвотный рефлекс,  Наташа выходила из кабинки, поправив платье, сталкиваясь глазами с Лёхой – генеральным директором и лучшим другом Паши. Но, будучи слишком пьяной и противной самой себе, она не чувствовала стыда, когда Лёха сказал: «Пойдём». Краем уха она слышала, как молоденького экспедитора прижал генеральный, и с расстановкой сказал, что если об этом станет кому-то известно, он лишиться не только работы…

В кабинете Леха отмерил обычную дозу виски, потом, подумав, долил ещё две таких же, и протянул своему главному бухгалтеру со словами: «Выпей».

- Тусь, не надо так…

- Как?

- Так, ты знаешь, о чем я.

- Знаю, а что прикажешь делать?.. Да и вообще, это не твоё дело.

- Не моё, ты права, но ты же не такая женщина…

- Какая не такая, Лёша? Вообще не женщина, что ли?

Мужская рука закрыла рот Наташи:

- Не говори то, о чём пожалеешь завтра, ты знаешь, какая женщина… тебя бы увезти на Бали, в отдельное бунгало, и целовать там… долго-долго, тебя бы в нежность кутать, в меха, а не в туалете… - резко вставая, - вызови такси, думаю, тебе лучше домой.

Наташа тяжело переживала свой позор, каждый день молясь, чтобы не встретиться с тем экспедитором, потом случайно узнала, что он переведён в дальний филиал.  Лёха никак не напоминал о произошедшем, но от этого не становилось легче, она отводила глаза, гадая, всем ли он рассказал, признаваясь сама себе, что её поступок  – неприглядный, и ей определённо стыдно. Но если Лёха и сказал кому-то из общих друзей, то они ни словом, ни делом, не дали понять, что в курсе её падения.

Вторая попытка была случайной, но не менее фатальной для Наташиного эго. Её «кавалер» кончил, кажется, даже раньше, чем снял штаны. Позже она, шутя, говорила Марго, что она, конечно, безумно рада, что сохранилась настолько, что даже сорокалетние мужики кончают раньше, чем успевают дойти с ней до кровати. О том, что она меняла постельное белье и долго чистила язык и зубы, сплёвывая чужой запах, Наташа промолчала.

Третья - была продуманной, сосватанной самой Марго, со словами: «Такой самчик, такой экземплярчик, проверено». Самчик вёл себя уверенно и даже нагловато, Наташа решила не обращать на это внимания, сосредоточившись на желаниях своего тела, которое, к несчастью, именно в этот день молчало. После быстрого ужина самчик произнёс: «К тебе или ко мне», и Наташа выбрала «к нему», где они и оказались спустя полчаса. Экземпляр хватал за грудь, бесцеремонно сорвал одежду с Наташи, с рыком, видимо предполагающем под собой страсть… Тщательнейшим образом облизав все интимные места своей партнёрши, едва ли не утопив её в собственных слюнях, он менял позицию каждые две минуты, вынуждая женщину становиться в столь причудливые позиции, что её одолевал вопрос, уж не собирается ли самчик скрутить её в рогалик, если не удалось утопить. Потом, навалившись всем телом на хрупкую Наташу, пуская слюни в ухо, тяжело дыша, он кончил и, с самодовольной улыбкой, отвалился на подушки.  

После этого Наташа какое-то время боролась с желание сходить к лору и попросить вычистить ухо от чужих слюней, и несколько дней гасила тошноту, вспоминая запах постороннего мужчины на своём теле. Решив, что на этом с сексуальными экспериментами закончено, Наташа погрузилась в своё одиночество – комфортное, как гагачий пух.

Видимо весь её сексуальный опыт был жалок и скуден, раз даже расчудесный самчик не нашёл отзыва в её теле. Возможно, нужно было как-то по-другому реагировать, действовать, двигаться, возможно, тогда бы она сумела насладиться этой связью, а не давиться потом слезами отвращения.

Конечно и её тело, и она сама, хотели близости с мужчиной. Но именно близости. Наташа уже давно вышла из возраста, когда слова «долго и счастливо» оставляли трепет в душе, но ведь хотеть элементарного тепла, чуточку участия, хотя бы видимости отношений, не было большим грехом. Грехом было то, что Наташа осознавала в полной мере, что эти глупые, проскакивающие порой мысли, не имели под собой никакой основы. Кто она? Сорокалетняя женщина с двумя детьми, вдова, с проблемами со здоровьем, вовсе не ослепительная красотка, не причудливая модель… Наташа неплохо сохранилась для своего возраста, была приятной, даже привлекательной, но правда состояла в том, что на рынке одиноких сердец её место навсегда на скамье запасных. Так стоит ли впускать в своё комфортное одиночество кого-то только для того, чтобы поутру пытаться отмыть с себя посторонний запах, и заедать целый день мятными конфетами вкус чужих слюней?

Растаптывать же остатки своей самооценки случайной связью с залётным офицером, который явно от скуки решил переспать со взрослой женщиной, она не была настроена.

На её счастье, Мишу она больше не встретила, позже Серафима обмолвилась, что он уехал домой после отпуска.

Лето прошло тихо, без всплесков эмоций, принося жару, грозы, ливни и снова жару. Прошло между поездками в летние лагеря детей и покупкой школьной формы и учебников. Каждый раз, подсчитывая «убытки» на первое сентября, Наташа улыбалась и думала, что на эти деньги можно было бы съездить всей семьёй на фешенебельный курорт – значит, хотя бы финансово, она справляется… И, если не считать дней, когда что-то ломалось и требовалась срочная починка, или терялось, или Наташа не могла достать и от отчаяния скатывалась по стене – она чувствовала себя почти что удовлетворённо.

Самым приятным временем суток по-прежнему оставалась ночь, она уже не боялась воспоминаний, порой она купалась в них, но чаще просто бездумно читала, ненавязчиво общалась с посторонними людьми, принимая, как должное, своё одиночество, ставшее уютным и родным.

Осень – сезон шашлыков, когда вся шумная компания Пашки и Наташи возвращалась с отпусков и – в попытке нагнать последние тёплые денёчки и общение, – ездили шумной толпой друг к другу на дачи. Наташа отказывалась, иногда отправляя детей.

С самого начала находясь в этой компании, она чувствовала свою неуместность, ей было неприятно то участие, с которым с ней общались, но более всего её угнетало смотреть на смеющиеся парочки. Она не завидовала, не злилась и не считала, что судьба поступила с ней особенно жестоко, но окунаться лишний раз в чужое счастье в режиме реального времени не испытывала желания.

Лёха вызвал её к себе, зашедшая женщина с большими папками в руках была настроена на деловой разговор, когда услышала:

- Тусик, у Лары день рождения, она будет рада тебя видеть, подарков не надо, ты же знаешь.

Не так уж и плохо было положение Наташи, чтобы слышать это покровительственное: «Подарков не надо». Конечно, семейство генерального директора  жило несравнимо лучше Наташи, но в целом у неё всё хорошо, поэтому от «подарков не надо» слегка воротило, как и от перспективы оказаться среди восьми пар глаз, направленных на неё, следящих за собой, как бы не сказать что-то, что может нарушить покой Тусика, ставшей краеугольным камнем всей большой компании ещё со времён шумного студенчества и младенчества детей, которые росли вместе.

- Я поздравлю Ларису, ты же знаешь… но спасибо, что напомнил, - улыбаясь, пыталась уйти от прямого ответа.

- Тусь, ты же поняла, что мы все тебя ждём. Все.

- У меня дела, прости.

- Даже не узнала, когда именно… Какие дела, Туся?

- Важные…

- Послушай, то, что происходит – это неправильно.

- А что происходит, Лёш?

- Ты отдаляешься… Почему?

Наташа решила, что искренность не помешает, её мысли и чувства не греховны, и даже если мужчина не мог их понять, он, как минимум, будет знать, что дело не в их компании, а в её «тараканах»

- Я чувствую себя лишней.

- Лишней? Туся ты сумасшедшая, ну какая ты лишняя, мы же знакомы больше двадцати лет…

- Всё изменилось.

- Знаю, но… мы любим тебя, ты дорога нам, не отказывайся от общения с нами.

- Я не отказываюсь, я открыта для общения, но праздники тяжелы для меня, могу я просто потом…

- У тебя появился мужчина? – без обиняков спросил Лёха. Ходить вокруг да около не в его привычках.

- Нет. Ты знаешь, что нет.

- Знаю, но ты такая… Жалко, что нет.

- Мне не жалко, - Наташа порывалась встать, обсуждать свою личную, а, тем паче, сексуальную жизнь с чужим мужем она была не намерена, тем более – после инцидента с экспедитором. Слава Богу, у Лёхи хватила тактичности молчать, но они оба знали об этом.

- Наташ, женщина не должна быть одна… неправильно это, уверен, Пашка не радуется сейчас, глядя, как ты закрываешься от мира.

- Лёша, по-моему, ты забрался не на свою территорию, книжные штампы всегда плохо тебе давались, чему он там может радоваться? Пашка мёртв. Умер. Всё.

- И что? Ты-то не умерла. Уже идёт пятый год… тебе нужно найти мужчину, это было бы правильно, мы бы всё поняли.

- Спасибо за благословление, думаешь, я в нем нуждаюсь?.. – резко вставая, поправляя юбку.

- Тусик, послушай, прости, конечно, я лишнее сейчас говорю, но то, что ты делаешь, просто ненормально, я сильно злился на твою Марго, тогда. Но она хотя бы заставляла тебя жить, сейчас что ты делаешь?

- Послушай, а давай-ка ты отчалишь в мир иной, и там займёшь место в первом ряду, рядом с Пашкой, и будешь смотреть, как твоя жена ищет себе мужика из тех отбросов, что остались на её долю! Повеселитесь там, попкорн пожрёте…

- Что? Зачем ты?

- А! Зачем! Ты? Как у тебя язык поворачивается меня учить… поучает он… у меня, сорокалетней, ведь масса мужиков, на выбор и все случаи жизни, у меня же такая, пиздец, сладкая жизнь, а я отказываюсь оказать вам услугу, послужить объектом благотворительности! Я устала от этого, Лёша. Мне хорошо одной.

- Тебе не может быть хорошо одной, кому-то, возможно, но не тебе… Не был бы Пашка моим другом, не было бы Ларки, я бы знаешь что?

- Что?!

- Да даже будь Пашка другом… Отвёз бы тебя в золотую осень, усадил на мягкий диван, укрыв мягким пледом, и кормил бы крем-брюле с рук.

- Да ты прям поэт, Лёшка, - Наташа рассмеялась, Лёха никогда не отличался романтикой, и если и сказал пару красивых фраз, то на собственной свадьбе, на конкурсе тамады.

- Ну… сначала я бы тебя трахнул так, чтобы ты ходить не смогла, а потом бы кормил, мучаемый угрызениями совести, - улыбался Лёшка. Они упёрлись лбами друг в друга, волосы практически одинакового цвета, тёмно каштановые, но Наташины крашеные, а Лёхины нет, смешались.

- Спасибо, Лёш, - прошептала Наташа, перед тем как, оправив юбку, уйти к себе в кабинет, где она, подложив под попу ногу сидя на стуле, будет вести расчёты, периодически заглядывая в интернет, чтобы узнать, как дела у её виртуальных знакомых. Им неведомы печали Наташи, и от этого с ними просто.

Дни сменялись ночами, бежали, утекали – спокойные, размеренные, комфортные. Как и молодость Наташи убегала. Глядя в зеркала она не могла не замечать, что молодость стремительно покидает её, иногда беря год за два, а то и за три. Да и была ли молодость у Наташи? Тот небольшой период до рождения погодок. Потом жизнь превратилась в нескончаемый поток проблемок, требующих её материнского участия: зубы, каши, аденоиды, первый класс, куда погодки пошли вместе, проблемы с математикой у Жени, с чтением у Саши, потом снова зубы, ортодонт, смена школы и, наконец, – смерть мужа.

И вот уже зеркала отражали то, что отражали. Сейчас в арсенале женщины было множество средств поддержать свою молодость, но есть ли смысл вести борьбу, в которой ты обречён на провал, есть ли смысл идти против природы? Тем более – она была милостива к женщине. Из-за миниатюрного телосложения ей часто давали возраст меньше, мимических морщин почти не было видно, шею ещё не опутала паутинка, а морщинки в уголках глаз придавали ей скорей уж очарование, нежели старость. Так же красиво старела бабушка Наташи.

Единожды поддавшись на уговоры Марго, Наташа всё же сделала себе пару уколов, вернее было бы сказать: двадцать единиц. Долго вглядываясь в себя, она не нашла сколько-нибудь существенной разницы в своём облике, ведь никакие единицы в инсулиновом шприце не вернут уставшим глазам блеска и ясности. Вскоре она и вовсе забыла о своём наколотом лбе и мимических морщинах у глаз. Синюю сеточку вен у коленок скрывали колготки, грудь, уже давно не налитую, поддерживал правильный бюстгальтер, а свежесть лицу придавал крем ВВ со светоотражающими частицами.

- Ты одеваешься как старушонка, - говорила Марго.

- Я всегда так одевалась, ты знаешь это.

Вкус Наташи всегда был консервативен, лишь парочкой ярких деталей она разбавляла свой образ. Она любила меха, павлопосадские платки, коих у неё было множество, и серебро «Северная Чернь». Волосы средней длины она заплетала в причудливые косы, а став старше – убирала их либо в хвост, либо в пучок на затылке, оставляя пару прядей у висков, придавая слегка растрёпанный вид. 

Платья её всегда были неярких оттенков, они не подчёркивали фигуру Наташи, не указывали на её достоинства и,  порой, не скрывали недостатки. Она чувствовала себя комфортно в длинных, в пол, юбках, и покупала их разного фасона.

- В этом ты не склеишь мужика, - безапелляционно заявила Марго, глядя на Наташу в тёмно-синем платье из последней коллекции, без аксессуаров, больше напоминающем монашеский наряд, однако длина выше колена указывала, что это не одежда для прислужниц господа.

- Мне не нужен мужик, - огрызалась Наташа, перекинув через шею цепочку с причудливой подвеской, достаточно громоздкую, чтобы скрыть простой фасон платья.

- Нужен, нужен, твой организм требует секса, много секса, твои яичники уже скандируют…

- Марго, вот какая ты дура, всё же.

- Да, и за это ты в меня влюблённая, - громко смеясь, зубы сверкали на фоне алой помады, - и, слушай, как там твой солдатик?

- Какой солдатик?

Инцидент с офицером, искавшим лёгкое приключение без лишних телодвижений с его стороны, был забыт.

Проснувшись от звука будильника, Наташа не могла вспомнить, для чего же она поставила его на такую рань в первый день каникул детей и собственный выходной.

Туристическая поездка, куда отправлялись погодки с классом. И необходимо сменить шины. Резину летнюю на зимнюю. Всегда забывая сделать это вовремя, по привычке ожидая, что Пашка решит этот вопрос, как и множество других, она всё время откладывала на потом, пока вчера не проехала по ближайшим шиномонтажам и не увидела очереди «как в войну за хлебом». Недолгий поиск в интернете привёл к получению купона на скидку, и вежливый голос, который уточнил, что Наташа записана к мастеру на семь утра, «к сожалению, всё другое время занято».

Выглядывая в окно, Наташа увидела огромный сугроб, под которым спрятан Тахо, и немногих соседей, которым не повезло в такую погоду идти на работу. Полная решимости вызволить своё чудовище из снежного плена, а потом всё-таки продать его, ведь «Пежо 107» ей бы пришлось раскапывать раза в три легче, она принялась за работу. Решимость и силы скоро закончились, когда, кое-как очистив себе отъезд от парковочного места, она обнаружила под ногами чистый лёд, а на своих щеках – слезы, в то время как снег всё валил и валил, высыпаясь ровным слоем на очищенную Наташей поверхность. До крыши же Тахо ей и вовсе было не дотянуться.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…» – просила о чём-то женщина небеса, кусая губы в слезах. Отчего же она уродилась такая никчёмная? Неприспособленная, неорганизованная? Почему она не помнила про эту резину? Почему ей сложно вытащить резину с дисками самой? Почему она не могла достать до крыши? Отчего она так быстро устала кидать снег лопатой? Отчего она устала?

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Собравшись духом, отменяя поднимающуюся панику, она вспомнила, что во дворе есть песок, и если его смешать с солью…  дороги  уже наверняка вычищены, так что – она доедет, потихонечку. Так же, потихонечку, она сможет вынести колёса, по одному. А снег с крыши можно и вовсе не счищать, может быть, он растает, когда машина прогреется.

Бросая последнее колесо рядом с машиной, она молча смотрела в открытый багажник. Все четыре года Наташа так и возила с собой это – удочки, какие-то рыболовные снасти, решётку для гриля, стол для пикника. Пашка был лёгок на подъём, и никто не мог дать гарантии, что выехав с семьёй в магазин, они не окажутся на речке, жарящими шашлыки, когда он, зарываясь в волосы жены, смотря на играющих или дерущихся детей, говорил: «Я люблю тебя, ты знаешь это? Я очень счастлив с тобой, очень».

Занести всё это в квартиру значило одно – очередной раз расписаться в своей неприспособленности, потому что полка, отведённая Пашкой для таких вещей, была неимоверно высоко. Да,  можно попросить Женьку, он очень высокий, уже выше отца, а, возможно, так просто кажется, но не хотелось лишний раз напоминать парню, да и себе, о потере.

Упрямо сглотнув слезы, поняв, что день сегодня уже не будет нормальным, не будет тихим и размеренным, как она планировала, Наташа укладывала в багажник колеса, которые там не помещались.  

Глядя на эти колеса, на снег, который заново покрывал чисто расчищенную Наташей дорожку, на лёд, который не собирался таять, несмотря на соль, Наташа услышала:

- Наталь, можно, я тебе помогу? - забирая колесо в пакете, протирая его, закатывая между сидений так, как это сделал бы Пашка.  

Прямо сейчас Наташа была неимоверно зла. От жалости в глазах младшего сына Серафимы, который откуда-то снова появился в их дворе. Зла на себя и свою беспомощность, на свой страх, который сковывал сейчас внутренности женщины от одной мысли ехать на летней резине по гололёду. Зла, что её попытки справиться с ситуацией настолько комичны, что заставили постороннего человека встать с постели в такую погоду и прийти на помощь.

- Спасибо, я сама! – слишком грубо для всегда тихого голоса Наташи.

- Дай ключи, Наталь, - в успокаивающем жесте гладя по плечам.

От желания заплакать, наконец, от неимоверного желания дать ключи от чудовища этому постороннему парню, Наташа злилась ещё больше, но, собравшись, сказала спокойно.

- Ты в страховку не записан.

- Эм… это да… Но ничего страшного, доедем как-нибудь.

Наташа отдала ключи, выбирая между вызволением чудовища со штраф-стоянки когда-нибудь потом и страхом сесть за руль сейчас.

В сервисе услужливый персонал предложил кофе, журналы, посмотреть на монитор, где сейчас меняют колёса чудовищу. Также предложили новую услугу – хранение колёс, для  делающих у них шиномонтаж – абсолютно бесплатно, пока рекламная акция. Это предложение невероятно заманчиво, от одной мысли затаскивать обратно колёса и, более того, убирать их на антресоль, Наташе становилось невыносимо жалко себя, но подумав, она отказалась. Эта фирма «Рога и Копыта» может исчезнуть в любой момент, а покупать новую резину, хоть и не шипованную, но на Тахо нереально дорогую, женщине не хотелось.

В прихожей, где на чемоданах сидели в нетерпении дети, со словами: «ну мааааам», становилось слишком тесно от присутствия мужчины.

- Вы позавтракали?

- Все собрали?

- Ты английский взял?

- Носки тёплые положила?

- Подушки под голову? – заваливала Наташа вопросами детей. Они, вне всякого сомнения, уже взрослые и давно сами собирают свои вещи, и если в чемодан Саши она ещё могла залезть, с её позволения, то вещи Жени оставались неприкосновенными. Но, всё равно, Наташа бесконечно волновалась, к тому же, чувство вины, что её неорганизованность послужила тому, что дети собирались сами, вместо того, чтобы сидеть на кухне в ожидании завтрака, они сидели в прихожей в ожидании мамы, которая боролась со снегом.

- Мы пойдём, ма, - сказал Женя, беря свою сумку, Саша – свою.

- Кто это? – в два голоса, на лестничной площадке, глаза удивлённые, с тревогой, с сомнением рассматривающие маму.

- Сын тёти Серафимы, матери же больше помочь некому, вот… посторонние вызываются, пока сыночек спит.

- Я не знал ма, надо было разбудить, - насупился Женька.

- Не знал, не знал, всё… вот вам, - выдавая каждому по крупной купюре, - экономней там, на гамбургеры не спустите. Саша, ты как старшая, приглядывай… - её оборвал смешок сверху, все-таки Женя явно перерос отца.

- Старшая нашлась, - прижимая к себе тщедушную Сашку, которая даже ниже матери, «в чем душа держится?» – так и хотелось сказать, глядя на девушку.

Наташа смотрела на своих детей – таких разных, таких одинаковый, на сложный генетический коктейль из глаз, формы мочек, фаланг пальцев, высоты подъёма и старалась не думать, что её Пашка не видит, какими выросли их погодки, что у Сашки все-таки потемнели брови, а Женька вырос, да как вырос. Но самое обидное, до боли, до слез было то, что ни у кого из детей не было Пашкиных голубых глаз. Её обычный, ничем не примечательный зелёный цвет перебил Пашкин. А Наташа так любила ту глубину и сияние, она втайне любовалась этими глазами и мечтала, чтобы кому-то из детей достались папины глаза. Сейчас она жалела, что не родила третьего ребёнка. Она бы справилась. Так или иначе, потихонечку, так, как она перенесла сегодня колеса на улицу и расчистила снег. Справилась, лишь бы Пашкины глаза остались на этом свете, пусть и в другом воплощении.

Заходя в прихожую опустевшей квартиры, Наташа уже и не помнила о мужчине, что остался там, когда, суетясь, они втроём вывалились на лестничную площадку.

- А… эм…  - слова покинули голову женщины, слишком много мыслей для одного утра, к тому же невыносимо хотелось побыть одной. Одиночество – самый верный друг, он никогда не покидает, не бывает навязчив, не проявляет жалости или участия, не говорит шутливое «Туська» и не бежит выхватывать консервный нож из её рук в опасении, что она порежется.

- Я не хотел мешать…

- Ничего, спасибо тебе ещё раз.

- Я спросить хотел, - подходя ближе, нарушая личное пространство Наташи, отчего ей становилось неуютно, и она сделала шаг назад, - моё предложение… сходить куда-нибудь, до сих пор в силе.

- Спасибо, я подумаю, спасибо ещё раз, - Наташа и не собиралась думать над этим предложением. Она не верила в какой-либо интерес к своей персоне этого парня. Как, в самом деле, его может заинтересовать она – непримечательная?.. Даже его желание лёгкой добычи удивляло Наташу, ведь в городе полно девиц – моложе, ярче, сочней, готовых на всё и сразу, чтобы отхватить свою порцию удовольствия, так что мужской взгляд, который скользил по её лицу, останавливаясь на ключице, помимо дискомфорта приносил ещё и недоумение.

Похоже, парень и не собирался уходить.

- Что я тебе должна? – поинтересовалась Наташа, в самом деле, глупо надеяться на безвозмездную помощь… Кто сейчас кому помогает?

Следующее, что ощутила Наташа – это даже не губы на своей шее, скорей это было похоже на лёгкое прикосновение, на поверхностное дыхание, пока подушечками пальцев  за поясницу её притягивало к парню, легко, оставляя пространство между телами и одеждой.

- Это? Я должна тебе это? – взорвалась Наташа. - Я не понимаю, ты извращенец, что ли, зачем тебе старая тётка?  

- Знаешь, я ведь ничего плохого тебе не сделал, ничем не обидел, а ты второй раз за этот год кидаешься оскорблениями. Я знаю, что у тебя всё не очень сладко, но кто же тебя так обидел, девочка, что ты бросаешься на людей, а?

Наташе стало стыдно, в самом деле… что это она, может, парню просто нужна компания, может, все эти взгляды ей только почудились, не может же в самом деле она его заинтересовать…  да и ей не мешало бы развеяться. В конце концов, парень её выручил, так что сходить с ним в кино…

- Прости. Просто всё так… я хочу в кино… да, в кино, на этот фильм, его рекламируют…  - Наташа пыталась вспомнить какой-нибудь постер, какой-нибудь разговор между двумя киноманами в её квартире, - ну там ещё… этот играет…

- Я понял, - улыбнулся парень.

Через два часа они вышли, каждый из своей квартиры, встречаясь во дворе. Вопреки всем рекомендациям Марго, Наташа надела то самое синие платье, так напоминающее монашеский наряд, накинув цепочку с причудливым кулоном – последним подарком Пашки, который он привёз с Великого Устюга, не использовала яркий макияж и даже, что Марго сочла бы преступлением, игнорировала кружевное белье, предпочтя обыкновенное, из тонкого трикотажа.

Ей незачем было притворяться или надевать чужую личину, незачем строить из себя искушённую и коварную. Она просто шла в кино с соседским парнем, на дневной сеанс и, кажется, даже на мультик. Ничего примечательного в этом походе не было, как и в ней самой, в чем и имел возможность удостовериться младший сын Серафимы – Миша, когда у дверей квартиры, сказал коротко: «До встречи, спасибо за компанию», и держал комфортное расстояние между ними.

Наташе стало комфортно, спокойно, она посидела какое-то время в тишине, потом подключилась к оживлённой онлайн беседе о реформе образования, переключилась на чтение ничего не значащей литературы, где сильные герои-любовники спасали бесконечно прекрасных дам, и, уже готовясь спать, уткнулась в несчастные глаза пса, который всё это время просидел в ногах у хозяйки. Однако, по нужде он, как воспитанный пёс, не мог сходить тут же – на диване. Так что, одевшись потеплее, Наташа пошла выгуливать собаку детей, по пути договариваясь с ней, что она не будет далеко убегать и срываться с поводка, пока они не придут на площадку.

На обратном пути их догнали уже знакомые шаги.

- О, привет ещё раз, - приветливо сказала Наташа. Теперь, когда скользящий взгляд исчез, она чувствовала себя спокойней рядом с парнем. – Куда ходил? – Видя, что парень одет слишком легко для такой погоды, словно вышел на пять минут.

- Хотел купить выпить.

- В это время? У вас разве нет комендантского часа или как он там? Не продают алкоголь ночью.

- У нас продают, - усмехнулся Миша.

Дойдя до своей квартиры на втором этаже, Наташа произнесла:

- Пойдём, у меня есть выпить.

Парень с сомнением посмотрел на неё… Действительно, приглашение ночью, выпить… звучит не иначе как «на палочку виски», как сказала бы Марго.

- Ой, да ладно, выпьешь, может, я тоже, - улыбнулась женщина.

Быстро раздеваясь, она проводила гостя на кухню, сама ушла за бокалами, решили, что пить будут всё, что есть. Было немного. Остатки виски с прошлого Нового года и ром. Найдя у Сашки заначку «Пепси-колы», довольная Наташа зашла на кухню. Обычно её напрягали люди в её доме, она крайне редко звала гостей, но сейчас, от того, что все вопросы, висящие в воздухе, решены, она чувствовала себя спокойно и безопасно. Перед ней просто парень, с которым она днём смотрела мультик. Смешно, право слово, думать…

- И какое у тебя звание? Ты же военный?

- Подполковник.

- Уууууу, - Наташа попыталась вспомнить много это или мало, она слышала песню Высоцкого про майора… и только забыла, майор он старше или младше, да и какое это имеет значение? - Прости, я не знаю… ну, это круто, наверное.

- Нормально, - улыбнулся Миша.

- За «нормально» и выпьем.

- За «нормально».

Разговор прыгал от одной темы к другой, Наташа почти не пила, как и её собеседник, их больше занимала беседа, чем алкоголь.

- Так где ты, говоришь, живёшь?

Миша достал сотовый телефон и показал на карте, где именно находится населённый пункт, где он живёт – кругом лес, да болота.

- Даааа, вот это я понимаю – жопа мира, а я в пригород боюсь переехать.

И хотя они были  вдвоём на кухне, ночью, парень держал комфортную для Наташи дистанцию, пока не пришло время ему уходить, да и Наташины глаза уже слипались, слишком длинным выдался выходной.

В прихожей она почувствовала то же самое лёгкое дыхание вдоль своей шеи, но в этот раз пальцы притягивали её тело к мужскому сильней. Её тело, предательски мягкое и податливое, словно мягкий пластилин, льнуло к мужскому, она с готовностью подставляла шею под мужские губы, пока не открыла глаза от того, что её буквально впечатали в мужчину.

- Боже… уйди, пожалуйста, - Наташа прекрасно понимала, что она была сейчас не в силах остановиться, а завтра, завтра ей будет противно, завтра её ожидают мятные конфеты и ужас от того, что ей придётся встречать этого молодого парня, по крайней мере, пока  у него не закончится командировка. Она не хотела больше ощущения стыда и грязи на своём теле.

- Почему?

- Я старше тебя, - ответ так очевиден…

- На четыре года, ты старше меня  всего на четыре года, какое это имеет значение?..  Я мужчина, ты женщина, какая ты женщина…

- Мне надо в ванную, иди туда, - быстро показывая в сторону своей комнаты,  решаясь, сказала Наташа. Что ж, завтра будет завтра. Лучше есть конфеты завтра, чем прямо сейчас отпустить этого парня из своего дома. «Ты женщина, я мужчина». Она – женщина. И ей нужен мужчина, необходим, прямо сейчас очень сильно, пока она оправляла тонкое трикотажное платье, стоя в ванной перед зеркалом, решаясь, делая шаг в сторону спальни, где и встретила своего, так некстати молодого, соседа.

Решимость покинула Наташу, она просто наблюдала, как мужские руки расправлялись с мелкими пуговицами. И каждая пуговица – это Наташин недостаток, явный или скрытый, всё то, что обычно прячется под одеждой сорокалетней женщины, сейчас предстанет перед молодым парнем. Господи, что же она наделала? О чем думала? Вообразила себя молодой… Но правда состояла в том, что какой бы худенькой не была Наташа, талия её слегка расплылась, грудь хоть и не была особо обвисшей, но двое детей не прошли бесследно, да и плоский живот был исчерчен маленькими растяжками. Становилось невыносимо стыдно, неуютно под пристальным мужским взглядом, она, видя как трикотаж скатывается к её ногам, прикрыла себя рукой, разглядывая бесформенный комок у домашних тапочек, словно там сокрыт секрет сотворения мира.

- Пожалуйста… Не закрывайся от меня, - руки настойчиво опускали сопротивляющиеся руки женщины, - пожалуйста, ты очень красива… не заражай меня своей неуверенностью.

- Что?

- Ты удивительная, я боюсь разочаровать тебя прямо сейчас…

- Как?

- Существует тысяча и один способ налажать… поэтому, пожалуйста, опусти руки… иди сюда, - целуя невесомо лицо, скорей скользя дыханием, - если я что-нибудь сделаю не так, дай мне знать, - смотря в глаза, - да? – всё же дождавшись утвердительного кивка головой.

Наташе стало стыдно за свою робость, она же не жеманная школьница, сейчас она жалела, что мало выпила, тогда, скорей всего, она была бы смелей.

 Она бы сама сняла рубашку с мужчины – и Наташины пальцы расстегнули пуговицы и сняли. Она бы дёрнула пряжку ремня и расправилась с кнопками на джинсах – и Наташа так и сделала. Она бы потянула джинсы вниз по ногам вместе с бельём, подождала, когда мужчина высвободится от одежды, и встретилась глазами с членом, потрогав подушечками пальцев горячую кожу, поведя членом по своим губам, она бы вобрала его в рот, настолько насколько смогла – и Наташа поступила именно так, какое-то время разглядывая, словно новое дорогостоящие приобретение, отмечая внушительный размер, облизнув головку, на вдохе, она вобрала в себя член максимально возможно, и довольное бормотание служило ей лучшей наградой. Видимо, не так была трезва женщина, как ей хотелось думать, потому что крайне редко минет приносил удовольствие и ей. Сейчас же, ощущая рецепторами тонкую горячую кожу, небольшое количество предэякулята, скольжение вдоль нёба, – она чувствовала возбуждение, и она не помнила, уже очень давно не помнила такого возбуждения, такого острого пульсирующего желания… Она точно знала, что хочет этого мужчину и получит его – сегодня, но пока она насладиться тем, что находится у неё во рту.

- Что ты делаешь? Ты же не хочешь, чтобы я кончил, девочка? – слышит она.

- Не-а, - с причмокиванием отпуская из плена своего рта, пройдясь напоследок по всей длине языком, ещё раз отметив размеры.

Она не позволила ни единому сомнению ворваться в её мысли, возможно, прямо сейчас она вела себя низко, как похотливая кошка, но если поутру гарантировано неприятное послевкусие, стоит ли отказываться от удовольствия сейчас? Стоит ли пугаться размеров?..  Наташа никогда не задумывалась о величине мужского достоинства своего мужа, но однажды, в шутку, измерив, они пришли к выводу, что размер вполне вписывается в пределы нормы, словно это имело значение. Было важно то, что Пашка умел дарить удовольствие, порой ничего не прося взамен. Тело Наташи пело, как хорошо настроенный инструмент, рядом с телом Пашки.

Конечно, то, что она видела сейчас, было несколько больше, но не катастрофически больше и… боже, она мать двоих детей, так что все сомнения прочь. Её разум отделился от тела и будто парил сверху, наблюдая: как с трепетом пробегали по женскому телу мужские руки, как тёмные волосы женщины раскинулись по подушке от судорожного поворота головы, когда язык мужчины возвращал ей, сторицей, её оральные поддразнивая, но доводя до логичного финала. Как эта женщина тянула за волосы мужчину, шепча ему, словно в бреду: «Я хочу» и «Чёрт, он такой огромный», и ответ: «Ты подстроишься, я в тебя верю». Её разум наблюдал, как, направив себя рукой, мужчина входил, ловя губами всхлипывания, шепча: «Давай, девочка», как, несмотря на уверения, вовсе не женщина подстраивалась под мужчину, а наоборот,  бедра мужчины ловили движения бёдер женщины, улавливая необходимый ей ритм, пока обоюдный поток не унёс её сознание  вместе с дыханием, даря взамен сон.