Глава 28

ВОЗВРАЩЕНИЕ

12 августа, день пятьдесят первый

     Когда наш корабль отплыл, наконец, от берега, был уже вечер. По дороге в город, мы остановились пообедать на почтовой станции, а в городе отправились на ещё не закрывшийся рынок, где Диэглейр купил для детей сапожки – туфелек для Илберги не нашлось, их нужно было шить на заказ, но, по словам мужчин, на острове всё найдётся, они просто не хотели, чтобы дети и дальше ходили босиком. Хотя для них это было вполне привычно, как и для меня раньше, но сапожкам дети очень обрадовались. Так же, на пустеющем рынке удалось отыскать новые штаны и рубаху для Эйкина и нижнюю сорочку для Илберги.

     А ещё Диэглейр не удержался и купил детям петушков на палочке и глиняные свистульки у расхаживающего меж рядов коробейника. Я хотела попросить Фолинора купить свистульку и для Лани, но как только дети стали дружно дуть в свои новые игрушки, я быстро передумала. Пусть Базилда это слушает, а я поберегу свои уши.

     Мы поужинали в одном из трактиров на пристани, пригласив с собой и извозчика, который позже помог нам занести на корабль корзины с покупками и свёртки с книгами, дожидающиеся нас в конторе. Когда Фолинор, прощаясь, расплатился с ним, тот долго рассматривал ошеломлёнными глазами золотой в своей ладони, пробовал его на зуб, а потом благодарил и кланялся, даже когда наш корабль отошёл от причала. Наверное, такие щедрые наниматели встретились ему впервые и запомнятся на всю жизнь.

     Мы пока не рассказывали детям про драконов, как-то само решилось, что потом скажем, когда отплывём, чтобы никто чужой не смог услышать. Они вопросов не задавали – им хватило того, что мы везём их к маме, – сами почти не говорили, только если что-нибудь спросишь. Но мы старались много не расспрашивать, и так понятно, что невесело жить в приживалах, пусть и у родни, никому сиротской судьбы не пожелаешь.

     На корабле меня ждал новый, неприятный сюрприз. Решив хоть немного отмыть ребятишек – хотя бы головы, они, похоже, в бане не были с тех пор, как к дяде переехали, – я попросила Фолинора нагреть воду в паре вёдер. Он просто кинул в них несколько огненных шариков – и вода тут же согрелась, это было гораздо быстрее, чем нагревать в чайнике на плите, да и отплыли мы уже, мне плиту разжигать страшновато было. И когда я начала расплетать косички Илберги, по моей руке побежало что-то мелкое и противное.

     – Фолинор! – взвизгнула я с перепугу, и мой муж влетел в общую комнату, где я и собиралась мыть ребятишек, ведь именно здесь был умывальник со сливом.

     – Что случилось?

     – Вши! – уже немного успокоившись, пояснила я. Дома я с таким не раз сталкивалась и знала, как вывести эту пакость, которую регулярно цепляли где-то младшие, но получится ли здесь? – У вас есть дуст?

     – Дуст? – удивление Фолинора было неподдельным, он явно впервые слышал это слово.

     – Значит, нет, – вздохнула я. – Неужели, придётся стричь им волосы?

     Услышав это, Илберга расплакалась. Мне тоже было ужасно жаль её волосы – даже засаленные и криво заплетённые, косички достигали талии, если отрезать, то сколько лет заново растить такие же?

     – Подожди, зачем стричь? – Фолинор подошёл ближе, приподнял полураспущенную косичку, вгляделся. – Сейчас мы от этой живности избавимся.

     Он махнул рукой, и над головой девочки поднялось что-то, похожее на пчелиный рой, только «пчёлы» эти были совсем крошечные. Движение пальца – рой сбился в плотный маленький шарик, ещё секунда – и он вспыхнул огнём и исчез. Мы втроём смотрела на это, открыв рот.

     – Вот это даааа… – ахнул Эйкин.

     – Вы волшебник? – пискнула, Илберга.

     – Да, он волшебник, – кивнула я, не сводя глаз с того места, где исчезли сожжённые вши. Потом спохватилась. – А гниды?

     – Что?

     – Яйца вшей. Они к волосам лепятся. Если останутся – вылупятся и снова разведутся.

     – Хмм… Распусти-ка ей волосы.

     Фолинор сам взялся за вторую косичку, и в четыре руки мы быстро расплели их. Потом дракон провёл над девочкой ладонью, и я, как зачарованная, смотрела на то, как по распущенным волосам бегут крошечные огоньки, то там, то здесь вспыхивая крупными искрами. Пробежавшись от макушки до кончиков волос вслед за рукой Фолинора, огоньки исчезли, словно их и не было.

     Я тут же закопалась в волосы Илберги. Ни вшей, ни гнид! Несколько секунд – и головка девочки в порядке, не пришлось стричь или вычёсывать, а потом присыпать дустом. Потрясающе!

     Так же быстро Фолинор избавил от вшей Эйкина, а потом и Лохмача – от блох. Если бы драконы и так не были богатыми, то могли бы зарабатывать этим на жизнь и точно разбогатели бы.

     Вымыв ребятишкам головы над раковиной, я посадила Илбергу в наполовину пустое ведро и как могла, отмыла, используя вместо мочалки кусок кухонного полотенца, которое нашла в буфете. Вытерев запасной простынёй и переодев в новую нижнюю сорочку, увела девочку из общей комнаты, оставив Эйкина с другим ведром, раковиной, простынёй вместо полотенца и разрешением плескать воду на пол без опаски – я прекрасно знала, что драконам достаточно будет пальцем шевельнуть, и пол снова будет сухим.

     К тому времени, как я, в нашей с Фолинором спальне, расчесала девочке волосы новым гребнем – из тех, что мой муж скупил на базаре, – и вплела в косички ленты, купленные Диэглейром, появился Эйкин. После купания, а перед этим – сытного ужина, детей разморило, они засыпали на ходу, поэтому я уложила их на кровати Диэглейра, он сам предложил, и когда они уснули, едва коснувшись подушки головой, вышла на палубу.

     Хотя земля уже была не видна, мы всё ещё шли под парусом. Драконы не рискнули обратиться, не предупредив детей, но те заснули слишком быстро, я даже не успела завести с ними разговор. Хотела начать с уже виденного ими «волшебства», потом потихоньку перейти к сказочным героям, но… Теперь это придётся отложить до утра.

     Когда мы только возвращались в город, я думала, что снова переночуем в порту, а домой отправимся только утром. Но оба дракона рвались обратно на остров и были готовы нести корабль по очереди всю ночь, поэтому-то и отплыли сразу же, как это стало возможным.

     Узнав, что дети уже спят, Фолинор спустился в трюм, и я снова смотрела, как сам собой сворачивается парус, а потом мачта прячется под палубу. Это не было магией, но всё же для меня было немножечко волшебством. Потом  Диэглейр обратился и, подхватив кораблик, быстро понёс его в сторону острова, а Фолинор увёл меня в нашу комнату – заняться уроками, как он это называл.

     Позже, когда мы лежали, прижавшись друг к другу и стараясь отдышаться, я вздохнула.

     – Бедные дети.

     – Да уж, не повезло им с родственниками, – согласился Фолинор. – Сначала с родителями разлучили, а потом… То же рабство, по сути.

     – Дело даже не в том, что их работать заставляли, это нормально. Кто захочет нахлебника терпеть? Я тоже с малых лет нянчила младших, хотя, конечно, меня никогда не заставляли брать на руки кого-то, кто весит как я сама. Тут уж тётка эта перегнула, конечно. И подзатыльники для меня не редкость была, но так, чтобы полдвора пролететь, и головой об стену – такого никогда не было. Хотя, рука у тётки-то тяжёлая, родись она мужиком, точно кузнецом бы стала. А чужих детей не жалко. Это плохо, но… как сказать… нормально, что ли. Ну, не удивительно.

     – Нормально бить детей?

     – Ох, Фолинор, конечно, для вас, драконов, это ненормально, но, поверь, у людей так принято. Вот у меня куча братьев, думаешь, если бы их только по головке гладили, от нашего дома что-нибудь осталось бы? Да по брёвнышку разнесли бы, это ж чертенята. Поэтому и подзатыльники получают всё время, и хворостиной тоже часто, как напроказят. А два раза папанька братьев вообще кнутом отходил. Хереварда за то, что на дракона хотел с крыши посмотреть – а это у нас страшное табу, и Селвина – додумался подбить младших полезть на скалы за яйцами поморников. Ну и застряли на полдороге, мужики их потом еле сняли, чудо, что никто не покалечился. Селвин потом неделю на пузе лежал, да ещё одну – стоя ел. Но то за дело – лучше пусть только его зад пострадает, чем весь, целиком, разобьётся и остальных сгубит. Зато он теперь  и сам на те скалы не лазит, и младшие к ним даже подходить боятся.

     – Наверное, результат того стоил, – хмыкнул Фолинор. – Но для меня всё равно дико – детей кнутом.

     – Ой, прям уж детей! Он уже тогда меня перерос почти на голову, дитё это. А ума не нажил. Кто ж на скалы те лезет, даже без верёвки? Поморники ж не дураки, гнездоваться там, куда долезть можно! Вот папенька и сказал – раз в голове разума нет, нужно через задницу вбивать. И ведь помогло.

     – Но если и побои для вас норма, но что же тогда тебя расстроило?

     – Норма? Маленькую девочку, головой об стену – это не норма. Но даже не это меня расстроило. Их же голодом морили, понимаешь? Ты видел, как они на еду набросились? У них же все рёбра сосчитать можно. И это при том, что еды в той семье – завались, никто куски хлеба не считает. Ты же видел эту жирную свинью и её поросят.

     – Видел. Как ты их…

     – А как ещё назвать? Что по виду свиньи, что по поведению. Хотя, нет, свиньи не станут специально кого-то мучить, только люди. Знаешь, у нас семья небогатая, но никто не был голодным. Пусть мясо или там сладости какие – только в праздники, да и то чуток, но уж хлеба, каш, овощей всяких – всегда вдоволь, рыба, опять же, вольная. А здесь… Шорник – это хорошее ремесло, доходное, видишь, аж в город товар возит. Хродвина эта орехи жрала, ты видел? А мы, сколько ехали – ни разу орешник не видели, значит, покупные. А дети голодали. Это ж кем надо быть, чтобы своих детей закармливать, как на убой, а сиротам лишнего куска хлеба не дать? Не от своих отрывать, не последнее делить, а того, что вдосталь и даже сверх того – куска пожалеть! Как её только земля носит!

– Мне кажется, она озлоблена на весь мир. Ты сама слышала, как ей пришлось себе мужа раздобыть, наверное, её с детства дразнили, парни внимания не обращали. И теперь для неё все – враги. С одной стороны те, кого она любит, то есть, она сама и её дети, а с другой – все остальные, на которых она отыгрывается за все свои прошлые обиды. А эти дети перед ней совершенно беззащитны, вот она и тиранила их, как могла.

– А может, она просто завидовала Базилде? Та и сейчас симпатичная, а по молодости, наверное, красавицей была. И мужа ей не пришлось под ружьём в храм вести. И дети у Базилды красивые, и муж завидный.

– Кутберт – завидный муж?

– Думаешь, все вокруг знали, что он лентяй и руки распускает? Саннива говорила, что он раньше таким не был, ну, лентяем, наверное, был, да откуда ж Хродвине знать, виделись-то, поди, только по семейным праздникам, свадьба, там, или рождение детей. Зато все знали, что Кутберт – пасечник. А это даже лучше, чем шорник, доходнее. Вот и завидовала. А теперь на её детях отыгралась.

– Может быть. Вряд ли мы это когда-нибудь узнаем. Но дети теперь будут с матерью и, надеюсь, забудут это всё, как страшный сон.

– Я тоже надеюсь, – вздохнула. – Хорошо, что Диэглейр решил детей забрать.

– Хорошо, – руки Фолинора стали оглаживать меня, готовя к новому «уроку». – Очень хорошо.

И вскоре мне тоже стало хорошо. Так хорошо, что я забыла и о детях, и об их тётке, и обо всём на свете, кроме рук, губ и всего тела моего мужа, и того удовольствия, которое они мне дарили.

     Разбудил меня лёгкий поцелуй в щёку. Я тут же, не открывая глаз, потянулась к губам Фолинора и недовольно захныкала, не сумев их поймать.

     – Просыпайся, моя девочка, – шепнул он, попутно целуя меня в ушко. – Мы на острове. Нужно что-то решать с детьми.

     – А что решать? – я открыла, наконец, глаза, поняв, что продолжения не будет.

     – Мы уже в гавани – принесли корабль, пока они спали. Но теперь нужно лететь домой, Диэглейр торопится вернуть детей матери, готов нести их спящими, но представь, что будет, если они проснутся уже в полёте?

     – В лапе дракона, – сообразила я. – Да они же перепугаются до смерти! Ладно, сейчас разбужу и попробую всё объяснить. Надеюсь, они любят сказки.

     Сказки дети любили. И к тому, что их здесь может ждать что-то волшебное, уже были подготовлены тем, как Фолинор расправился с их вшами. Когда я рассказала им, что на самом деле эти мужчины – драконы, они удивились, но не испугались.

     – Поэтому у них такие странные глаза? – спросил Эйкин.

     – Да, поэтому.

     – Они страшные? – но в голосе Илберги не слышалось страха, одно лишь любопытство.

     – Нет, они очень красивые. И они отнесут нас к вашей маме и сёстрам.

     – Мы полетим верхом на драконе? – у Эйкина загорелись глазёнки, точь-в-точь, как у старшей сестры. – Я хорошо умею ездить верхом.

     – А мы не упадём? – Илберга.

     – Нет, – ответила я обоим детям. – Драконы очень большие, намного больше лошади. Они понесут нас в руках, так что, мы точно не упадём.

     Пока я всё это говорила, мы вышли на палубу. Дети жевали хлеб с беконом, мы с мужчинами решили поесть дома, никто не хотел тратить время на завтрак, который ещё приготовить нужно было. Мужчины спустили сходни и вынесли на берег корзины с покупками, кроме книг, за ними потом кто-нибудь прилетит. Потом, чтобы сразу не напугать детей, Диэглейр отошёл как можно дальше от берега и обратился.

     Илберга взвизгнула и спряталась за мою юбку. Эйкин же, наоборот, восхищённо ахнул и подбежал к сходням, потом оглянулся на меня.

     – Можно посмотреть поближе? Можно? – он аж приплясывал от нетерпения. И куда только делся хмурый и недоверчивый мальчик, которого мы увидели вчера.

     – Конечно, можно, – рассмеялась я, видя, как он бесстрашно рванул к огромному дракону.

     Подбежал. Застыл, задрав голову, осматривая эту громадину. Подошёл ближе, погладил сияющую на солнце зелёную чешую. Дракон положил на землю раскрытую ладонь, мальчик шагнул было к ней, но остановился и, обернувшись к нам, свистнул. Лохмач, с момента превращения Диэглейра жавшийся к моим ногам, побежал на зов хозяина, тот подхватил пса на руки и уселся на ладонь дракона. Диэглейр осторожно сжал пальцы и поднял мальчика над землёй.

     – Берга, идём, – закричал нам Эйкин. – Не бойся. Это здорово.

     – А можно с тобой? – робко спросила меня девочка.

     – Конечно, – я взяла её за руку и повела с корабля. – Тогда мы полетим на Фолиноре. Он ещё красивее Диэглейра. Он золотой!

     – Из золота? – восхитилась Илберга.

     – Можно и так сказать, – я широко улыбнулась мужу, который прекрасно слышал мои слова. – Муж у меня – просто золото!

     Вместе со мной девочка не побоялась подойти к дракону, даже решилась погладить золотую чешую. Мы вместе уселись на ладонь Фолинора, другой он подхватил корзины, нацепив их на когти, словно колечки с камушками, и мы полетели.

     Илберга сначала сидела с закрытыми глазами, крепко вцепившись в меня, а потом, слыша восторженные вопли брата, робко глянула вниз и вскоре тоже радостно визжала, видя проплывающие под нами луга и огороды.

     Когда мы спускались на поляну перед домом, из коровника вышла Базилда, вытирая руки о передник, потом, прикрыв глаза от солнца, с радостной улыбкой смотрела на драконов – больше она их не боялась. Но когда выпущенные из драконьих лап дети с криком: «Мама, мама!» побежали к ней, охнула, осела на землю и разрыдалась, крепко прижимая к себе кинувшихся в её объятия детей.

     Из дома выбежала Аннис, с одной заплетённой косой и с гребнем в руке, и тоже кинулась обнимать брата и сестру. Диэглейр обратился, но стоял в сторонке, с тихой улыбкой наблюдая за счастливой семьёй. А я так и сидела в лапе Фолинора, понимая, что мы сейчас здесь лишние. Оставив на земле две корзины, золотой дракон поднялся в воздух, и уже сверху я увидела, как Базилда кинулась обнимать Диэглейра, как она рыдала на его груди, а он, нерешительно приобняв женщину, гладил её по голове и что-то говорил. Вот и хорошо, может, теперь у них на лад пойдёт.

     Когда мы зашли в пещеру, и Лани встретила меня криком: «Ма-ма», Луччи радостно улыбнулась, Саннива крепко обняла, любуясь моим колечком и подвеской, а Бекилор поздравил со свадьбой, я поняла, что вернулась домой. Да, теперь это был мой дом. Не тот, в котором я прожила почти всю свою жизнь, а вот этот – вырубленный в скале высоко над землёй, где сначала всё было непривычно, а теперь стало таким родным, где меня любили, и где я была счастлива.

~*~*~*~

     Дни потекли неспешной чередой. Драконы собрали урожай зерновых – благодаря магии воздуха это не заняло у них много времени, – и продолжали освобождать кладовые. Работы в нашем посёлке они уже закончили и теперь улетали в соседний, возвращаясь лишь на обед и переночевать.

     Диэглейр с ними не летал, он всё время пропадал у Базилды, но никто ему и слова не сказал. Фолинор как-то, со вздохом, рассказал мне, что, по их подсчётам, жить Диэглейру осталось всего пятьдесят шесть лет. Он так и сказал – «всего». Для меня это была уйма времени, мне самой примерно столько же оставалось, может и меньше, но я-то человек, а для дракона это и правда «всего». В общем, остальные решили, что не так уж и нуждаются в его помощи, пусть Диэглейр как можно больше времени проводит с той, которую полюбил.

     А у него с Базилдой всё налаживалось. По рассказам Саннивы, которая частенько теперь гостила у нас в пещере, приносимая Эльродом, она не раз видела эту парочку, сидящую рядышком на лавочке, когда уже все дела переделаны. Диэглейр что-то рассказывал, Базилда слушала, а её рука лежала в его руке. Женщина даже надевала подаренные им бусы и принимала букетики цветов. Иногда они гуляли вдоль реки или на лугу, тоже за руку, а пару раз женщина даже согласилась полетать, и дракон кружил над домом, бережно держа её в обеих лапах.

     Про отца Саннива не вспоминали, а я не спрашивала. Может, дома про него и говорили, но уж точно не со мной. Было такое чувство, словно его и не существовало никогда.

     Илберга и Эйкин прижились на острове и чувствовали себя здесь как дома. Они поправились на сытной и вольной еде, ввалившиеся щёчки округлились и пропали синяки под глазами и на ногах тоже. Чистенькие, нарядные – Диэглейр раздобыл им кучу одежды и обуви по росту, – сияющие здоровьем, они радовали глаз и мало чем напоминали тех забитых ребятишек, что мы привезли на остров три недели назад. Эйкин ежедневно бегал на пасеку, уж не знаю, что он там делал, но, наверное, что-то нужное, справлялся со всем сам, освободив сестёр, всё же отец успел его многому научить. Конечно, когда начнётся сбор мёда, ему понадобится помощь сестёр, но не сейчас.

     Лани начала проситься на горшок – правы были девочки, это случилось очень быстро, – и говорила всё больше, иногда даже по два слова сразу: «Дай моёка», «Хотю пьяник!», «Мама, наутьки!». И я давала ей молока, пряник или брала на ручки. Мне всё сложнее было вспоминать, что это на самом деле не мой ребёнок, потому что это была моя девочка, моя и Фолинора, который тоже таял, слыша от неё «папа».

     Семейная жизнь оказалась такой чудесной, что я порой щипала себя, чтобы убедиться – я не сплю, всё это происходит на самом деле, Фолинор – мой муж, и он меня любит. А уж как я-то его любила, вся, до последней капельки! Никогда не думала, что можно любить так сильно.

     Мой муж остался и моим учителем тоже. Уроки по вечерам никуда не делись. Уложив малышку, я решала задачи и писала под диктовку, с каждым днём задачи становились всё сложнее, а диктанты – длиннее. Я узнавала о том, что происходило раньше не только в нашей стране, но и в других странах, как устроены предметы и человек, что у него внутри. Мне никогда не надоедало слушать рассказы мужа, он был прекрасным учителем.

     Как-то Фолинор обмолвился, что когда Диэглейр женится и перевезёт свою новую семью в соседнюю пещеру, то он сможет учить и детей Базилды тоже.

     А потом у нас были другие уроки. Каждый раз муж доставлял мне невероятное удовольствие, и я, обессиленная и счастливая, засыпала в его объятиях, благодаря всех богов за то, что они подарили мне это золотое чудо. Хотя сам Фолинор утверждал, что это я – его дар. Дар, который он ждал тысячу лет, и, наконец, дождался.

     А потом случилось непоправимое…