Фанфики
Главная » Статьи » Собственные произведения

Уважаемый Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу страницы.


Соблазн

8.
Вечером Марат впервые поругался с тещей. Это было практически равносильно самоубийству с его стороны, и от греха подальше я утащила отца и Дашу в детский развлекательный центр. Доказывать что-то маме было выше моих сил. Пусть потом не обижается. Мне лично казалось, что самым обидным для Марика был факт, что не он везет меня в Италию, ведь если я и просилась куда-то, кроме моря, то во Флоренцию и Рим. Но мы продолжали ездить по городам пивной славы, шоколада и марципанов. Так было модно в депутатских кругах. Вот пусть и получит.
Мы здорово повеселились. Даша разоряла деда, я бродила по огромным торговым площадям, рассматривая витрины и мечтая.
Там я его и увидела.
Платье, конечно.
Не удержавшись, пошла внутрь магазина.
В канун распродажи платье стоило уже копейки, что здорово меня порадовало, уподобляться Дашке и клянчить у деда деньги мне не хотелось, хотя, если б своих денег не хватило, я бы, наверное, это сделала. Это было мое платье.
Оно было мрачно темно-синим, каким-то невероятным образом оттеняющим мои темные глаза и волосы. Оно не туго обхватывало мою не слишком большую грудь, не явно обрисовывало не слишком плоский живот и, что меня особенно порадовало, безупречно драпировало бедра. У меня уже были туфли на грандиозно тонкой шпильке, которые подошли бы и комплект серебра с сапфирами, которые добили бы любого, кто меня увидел в нем.
Я едва не танцевала, пока продавцы мне упаковывали это чудо.
Правда, маме и Марику платье не понравилось, они сочли его «скучным», а отцу и Даше я нравилась во всем, так что их мнение не учитывалось.
До отъезда мы с Антоном не пересекались. Каждое отделение - отдельный мирок, в гости у нас часто ходить не принято и только по делу, в день обычной конференции я дежурила на санпропускнике, а на общебольничной – дежурил он и я не сумела сбежать от Вадика. Он был жутко обижен, что его не берут и потому еще больше, чем всегда требовал нежностей.
Не совпадения.
Предстоящая поездка то внушала ужас, то необоснованные надежды. Погрузившись в свой очередной призрачный мирок, я однажды с удивлением обнаружила себя в аэропорту, где мама важничает, передавая Шефу последние инструкции и упакованные подарки Щацкому, а Марик высокомерно осматривает все вокруг. Антон пришел, практически прибежал в последнюю минуту, когда уже не только я начала волноваться.
После церемониала знакомства и прощания, мы погрузились в самолет.
Меня усадили к окну, расслабившись после взлета, Шеф начал рассказывать программу поездки.
- Значит так. Завтра мы с Шацким идем в баню, - он жалостливо посмотрел на Антона. – Я бы взял тебя с собой, честно, но эта – и перевел взгляд на меня, - стопроцентно сбежит гулять одна по городу, а ее мать с меня шкуру спустит.
Я фыркнула и отвернулась к окну.
- Нет, милая, тебя я все равно взять с собой не могу, - он участливо похлопал меня по руке. – Девочек туда не берут, они там и так работают, - и рассмеялся, очень довольный собой.
- Так берите Антона, что он мне нянька?
- Нет, он будет именно твоя нянька, - он грозно сдвинул брови, зыркая на меня и обернулся к Антону. - Учти, она от мужа умудрялась сбегать, даже в медовый месяц, так что отвечаешь головой.
Я скривилась.
- Люблю гулять по чужим городам.
- В Париже? Не зная французского? Там же негры на каждом шагу!
Я пожала плечами.
- А что плохого в неграх?
- В Вене больше пойти было некуда, кроме макдональдса?
- А я стаканчики от кока-колы из разных городов мира собираю.
- Честно? – удивился он.
- Нет, конечно.
Мамочка у меня, кажется, остается без подарков. Сплетница.
- Хотите слово дам, что буду сидеть в номере? У меня разговорник есть, буду учить итальянский.
- Нет. Возьмете с этим обалдуем экскурсию по городу и будете ходить рядом, держась за руки, как первоклашки. Всем ясно? Кому неясно – лишаю премии! И, вообще, вы меня с мысли о прекрасном сбиваете! 14го…,
Шеф мечтательно сложил руки на животе, и прикрыл глаза .
– 14 у нас официальный день в новой клинике, которую в честь деда отгрохали. Будете отвечать на умные вопросы итальянских дядек, как хорошие дети. Подсказывать не забывай, поняла, Алла? Ни черта в кардиологии не помню. Вечер свободный.
Он хихикнул. Я смотрела в окно. Не дождавшись благодарностей ни от меня, ни от Антона, Шеф вздохнул.
- 15го вечеринка у деда дома. Там будет куча русских, так что нормальная пьянка, не больше. Раз Алка не пьет, запоминает все, о чем там будет сплетничать и потом нам рассказывает. 16 вылет, к сожалению, ранним рейсом, у меня 16го у второй жены день рождение, если опоздаю, не поймет.
Тут он действительно вздохнул. Дружил Шеф со всеми своими женами, со своими и их от других браков детьми, был опорой и поддержкой.
- Вопросы есть?
Вопросов не было.
9.

В аэропорту нас встречал Сам, проворный, сухонький, абсолютно лысый старичок с намечающимся Паркинсоном, что в 80 уже простительно. Он был с женой, действительно необъятной, громкоголосой, певучей, но удивительно гармоничной. Нет, одесситку она мало напоминала, но вот постарешую и огрузневшую Монику Беллучи- да. Она обняла нас, словно горячо любимых родственников, прибывших издалека. Даже для меня, обычно замкнутой и холодноватой с незнакомыми людьми, это было приятно. А Шеф, наш ироничный, в чем-то даже надменный и высокомерный Шеф мигом сбросил с себя лет тридцать и стал откликаться на «Димасика» и исполнять роль не то адъютанта, не то пажа при Его величестве. Может, даже сына, ведь у итальянки дети были, и даже внуки, а у Щацкого – нет. Правда, после знакомства с гостями, я в этом начала сомневаться.

Нас привезли в предместье Рима, в маленький уютный пансион, где и познакомили с остальными гостями. В общем – то замысел Шефа, притащившего за тридевять земель именно меня и Антона, после этого казался почти гениальным. Самой молодой на этом сборище была 62летняя итальянка, а самым старым – виновник торжества. Остальным было глубоко за семьдесят. Наличие кардиолога-мальчика с вечного поля боя, каким был наш первый этаж и кардиолога- девочки, безропотно сражающейся с капризами этажа второго, обезопасил эту странную компанию. Геронтолог Лева, сидевший на приеме в поликлинике, был бы насмешкой. Мы – мерами безопасности. Своего рода телохранителями элиты медицинской науки разлива семидесятых-восьмидесятых годов. Я никогда не была в обществе такого количества академиков, член-корреспондентов, заслуженных деятелей. Свои звания они произносили с такой легкостью и очарованием, что я была покорена и готова была с легкостью выполнять капризы этих милых заслуженных стариков и старушек. Правда, после представленной пятой дамы, голова перестала пытаться запомнить их имена, но свято помнила специальности, словно я вернулась в отделение, где запоминала вместо имен диагнозы. Признаться, компаниям Марика, с его именитыми и просто богатыми приятелями, по званиям, регалиям и заслугам было далеко до этой. Главное, что мне с ними было хорошо.

Меня поселили с дамой – гистологом из Белоруссии. В комнате, очень женской, просторной с белыми портьерами на окнах, цветами в кадках, разделенной каким-то подобием гостиной на две части, в каждой из которых была кровать, она повторно представилась.
- Меня зовут Берта Ивановна, солнышко. Можно просто Берта, а вас как величать, - ее легкий акцент придавал некоторую резкость речи. Мне справедливо показалось, что, что она прекрасно может обходиться без него, но ей самой это нравится.
- Мне очень приятно. Алла.
- Можно Аля?
- Вдвойне приятно.
Она с комфортом расположилась в кресле, обитом бледно-голубым шелком, и достала из сумки изрядно потрепанный портсигар.
- Вы курите, Алечка?
- Нет, - я ловко разбирала вещи, с удивлением отмечая, что взяла с собой зачем-то половину своего гардероба, но при этом колготки только под новое платье. Погода была теплой – почти наша весна, и ладно. - Но вы не переживайте, мне нравится табачный дым.
- Кто вы по специальности?
- Кардиолог.
-Это вам тоже нравится?
- Да и очень.
- Вы замужем? – она очень изящно закурила. Руки почти плотной сеткой покрывали пигментные пятна, но они были очень ухоженными, как и сама дама.
- Да, - кивнула я, выглядывая из-за шкафа.
- И у вас роман с этим мальчиком, что с вами приехал?
Словно «роман» она произнесла как-то старомодно, с легким оттенком не то пикантности, не то зависти. Мне понравилось. И очень захотелось сказать, что да, хотя я до сих пор не смогла бы обозвать происходящее каким-то словом. И очень захотелось, чтоб была жива моя бабушка ,и я могла ей все это рассказать.
Берта просияла.
- У меня тоже был роман! – она мечтательно погрузилась в воспоминания. – Мы встречались раз год в Минске, когда он приезжал на съезды хирургов. Артурчик был очень галантен, так красиво ухаживал! Мы ходили в театр. Мне так лестно, что он меня пригласил… Как вы думаете, солнышко, я еще ничего?
Я пытливо посмотрела на старушку. Наверное, в 75 я бы тоже хотела так выглядеть. Она была похожа на сморщенную куколку, на фарфоровом когда-то личике легкий макияж, светло-песочный брючный костюм скрадывает чуть полноватую фигурку, на ногах мягкие светлые туфельки из замши. Моя бабуля была куда проще. Правда, тоже красилась в ярко-рыжую до самой смерти. Впрочем, она была всего лишь медсестрой, а Берта писала книжки, по которым училась и я, и мама.
- Вы просто прелесть! – честно ответила я. Берта засияла еще больше, но не удержалась от вздоха.
- Ах, милочка, его жена все-таки моложе! Я измучила свою портниху и внучку, когда собиралась сюда, но Лиза из Брянска взяла свои бриллианты, и норковую горжетку, а я все свое наследство распродала в девяностые,… Внучка меня балует, но это уже не то.
- Вы прекрасно выглядите! – попыталась заверить ее я, и даме это было нескрываемо приятно.
- Спасибо, душенька.
Я смысла с себя самолетную копоть, переоделась, и мы чинно спустились вниз.
Щацкий с Димасиком и остальными мужчинами, правильнее сказать дедами уезжали в Термы. На съеденье 8 пожилым дамочкам и мне оставался только Антон.
- Лучше б я получил тумаков за прошлый год, чем это, - совсем не сердито пробурчал он Шефу.
- Сочтемся. За Алькой смотри, она сбежит, зуб даю, - усмехнулся Шеф, провожая старичков к микроавтобусу.

Через полчаса, дамы только успели выпить чаю и начать перемывать кости умершей Зине откуда- то с Севера, приехал еще один микроавтобус и повез нас на обзорную экскурсию по городу.
После второй остановки я честно перестала запоминать, что я фотографирую. Было даже не по- весеннему жарко, какие там колготки, я бросила в машине куртку, потом закатила рукава водолазки, жалея, что под ней нет майки. Дамочки веселились вовсю. Сразу было видно, что последние годы были окрашены только внуками, у кого они были и ожиданием смерти. От этой поездки они готовы были выжать все, чтоб впечатлений хватило до конца.
На третьей остановке, даром, что это была площадь Святого Петра, все происходящее смешалось в голове обрывками чьи-то фраз, когда-то виденных картин и фотографий, восхищенных вздохов. Дамам была нужна то вода, то зонтики, чтоб спрятаться от солнца, то очки, то тросточки. Они фотографировались вместе и по отдельности, на фоне дворцов и фонтанов, поминутно перебегая друг от друга, теряясь и надрывно вопя при этом. Одна шлепнулась, кидая пригоршню монет в фонтан, другая едва не отправилась в обморок, увидев статного мужчину в алом облачении кардинала. В конце концов, я уселась на ступеньку какого-то дворца и схватилась руками за голову.
- Не вздумай сбежать, - Антон протянул мне запотевшую банку холодной колы.
- Где ты ее взял, мы же еще деньги так и не поменяли? – я сорвала крышку и отхлебнула мигом половину.
- В машине. Там есть все, что захочешь, – он уселся рядом на ступеньку. - Не знаю только, зачем нашим дамам запасли презервативов, а в остальном – даже дефибриллятор и адреналин.
- Ничего себе. Предусмотрительно, - кола была просто чудо.
- Ты будешь злиться, если я и тебя буду фотографировать?
- Еще как! – усмехнулась я .
- Значит, опять придется работать папарации, - лукаво вздохнул он, легко поднялся, и потрусил навстречу ожидавшим его фотоаппарата дамам.
Я вытащила из сумки свой, и начала фотографировать. Не сползая со ступеньки, я приближала, удаляла объектив, не рассчитывая на качество, ловила просто выражение его лица. Сосредоточенное, лукавое, когда он поддерживал старушек, флиртовал с ними. Хмурился, когда Берта пожаловалась на головную боль. Меня даже ревность кольнула на какой-то миг. Потом дошло. Родители умерли, бабушек и дедушек, насколько я знаю, у него нет, какие родственники у жены, я не знаю. Черт, я даже не знаю, где он живет. Нет, если порыться в голове, то я вспомню, что санпропускнике, во врачебном закоулке висит бумажка с адресами и телефонами всех докторов, и его адрес там есть и мой, конечно же. Я знаю, что раз в неделю он ходит с Вадиком играть в футбол на стадионе пятой школы, я знаю, что он со второго раза сдал фарму профессору, которому со мной «приятно было говорить о предмете». Я знаю… Какой он на вкус, на ощупь.
Стоп.
Один кард был особенно удачным. Он смеялся, рассматривая взлетевших в небо голубей, которых кормили дамы принесенными им булочками. Взъерошенный, давно не стриженный, с щетиной на щеках.

К обеду мы вернулись назад. Вечный город утомил, казалось, всех, дамы, осилив обед, едва не засыпали за столом. Мне спать совершенно не хотелось. Димасик еще не привез назад свою компанию.
Перед тем, как уснуть, сиеста была объявлена обязательной, Берта со всей возможной хитростью выманила у меня фотоаппарат и все подробности моего «романа», взволновав меня до крайности.
Нет, если бы Шеф так настойчиво не посмеивался надо мной, вряд ли я бы сбежала. Компания мне нравилась, Берта даже посапывать умудрялась очень располагающе, я могла бы свернуться и перелистать фотографии и свои воспоминания. В конце концов, мы были за городом, итальянского я не знала , да и Макдональдс мне по пути не встретился. Но меня заела тоска, и я улизнула из комнаты.
На первом этаже тоже никого не было. За последующий час я облазила весь прилегавший к пансионату парк, дошла до маленького ручья, изгибами струящегося среди
незнакомых деревьев с проклюнувшимися бледно-розовыми бутонами. Поднялась на небольшой холм, где стояла ротонда, и был прекрасный вид на сам пансионат и окрестности. Вернулась вглубь парка, наткнулась на старый, а может стилизованный под старину, весь в трещинах фонтан.
Антон налетел на меня, когда я вновь полезла в сумку, чтоб найти фотоаппарат. Едва не сбил меня с ног, крепко зажав лицо между своими ладонями, накинулся с поцелуями, жадными, неосторожными. Даже если б захотела, я не могла пошевелиться в ответ.
Потом мы долго стояли обнявшись.
Потом он снова поднял мое лицо вверх и попросил:
- Не убегай от меня, пожалуйста…
- Я не убе…- он легко поцеловал меня в нос и обхватил еще крепче.
- Пожалуйста, - примирительно просил он. - Хотя бы здесь.
- Димасика боишься? – уколола я.
- Нет, - он подсадил меня на кромку неработающего фонтана, и пришлось обхватить его руками за шею, чтоб не съехать в изрядно позеленевшую воду, наполнявшую изящную чашу. – Не хочу терять ни минуты.

Мы долго гуляли по парку, держась за руки, словно первоклассники. Толи Антон старательно выполнял предупреждение Шефа, толи ему и впрямь этого хотелось. Тогда мне было все равно. Мы больше молчали, чем разговаривали. У меня кружилась голова от запаха расцветавшей весны и цепкости его пальцев. Нет, не так. Это мир, проклятый, безбожный мир в тот момент кружился вокруг нас.

Димасик с мужчинами вернулся глубоким вечером, когда дамы уже поужинали, перемололи кости всем своим знакомым и начали мучить Антона вопросами о его семье и привычках. Атмосфера была вольная, я почти клубочком свернулась в кресле у торшера, покрытого приглушенно-зеленым абажуром, и с удивлением для себя открывала новый мир.
Он любил черно-белое кино и ненавидел триллеры. «Куда лучше про любовь»- с облегчением отметила дама-генетик, и он не ухмыльнулся ей в ответ, словно это было правдой. Он отличал фикус от монстеры. Он читал Достоевского и не любил Пушкина. Он жил в одном доме с дядей Борей, и долгие годы дружил с его сыном, ходил в школу и прогуливал, а потом за компанию пошел в медицинский университет . Степик бросил, не сдав фарму, а ему неожиданно стало грустно и пошел на пересдачу. Ни разу об этом не пожалел. Его родители были химиками, но отец дважды заваливал экзамены в мед. Они кормили со Степиком всех собак в округе, пока один из псов не покусал Бориса Федоровича, который поздно вечером вернулся домой. Псов прогнали, но завели кота и кошку, и несколько лет подряд раздаривали котят всем знакомым. Потом кошку переехал грузовик, а кот зачах от тоски. Дрались с мальчишками, которые собирали животных для бестолковых опытов в виварии. Его мама обожала лепить пельмени и вареники, и научила его. Он легко съезжал с вопросов о жене, и так ничего о ней не рассказал, может быть из-за меня, но дамочки, наверное, оповещенные Бертой, проявили редкую деликатность.
Мужчины были вдребезги пьяны. Щацкому хотелось на всякий случай померить давление, но итальянка напугала меня бурными протестами и я удалилась.

Наутро дамы были в прежнем восхищении, а мужчины, за одним пышущим здоровьем исключением, помяты, но улыбчивы. Мы опять понеслись по Риму с экскурсией. Теперь уже руководил Сам с гордостью рассказывавший о клинике, в которой он до сих пор работал. Шеф сник. Он, конечно же, кривил душой, утверждая, что ни черта не помнит из кардиологии. Переводил вопросы и ответы сам Щацкий. Толпа любопытствующих сопровождала нас и засыпала вопросами. То, что мы увидели, было пропастью между нашей богадельней и этой больницей. Пребывание пациентов на койке сокращалось почти в четыре раза, большинство операций, на восстановление после который у нас уходили недели, были амбулаторные. При всем при этом больничка была очень уютной, похожей скорее на чью-то усадьбу или санаторий. Мне думалось, что если б Щацкий вернулся на родину и увидел то, что твориться у нас, он бы разом понизил Львовича из пажей в дворники, но, может быть, я ошибалась. Какая-то детская обида застыла на еще покрасневшем после вчерашних процедур лице Шефа, а вот старичок был в ударе, дамы в восторге. С теорией мы с Антоном ни разу не промахнулись, в диагностике пробного больного не ошиблись. Суетливый, сумбурный, прекрасный день.

Вечером, хоть шеф и обещал оставить его свободным, нас повезли в театр. Пришлось надеть новое платье, навести парадно-выходную красоту, влезть вместо изрядно потрепанных за этот день балеток в туфли на тонкой шпильке. Мы очень импозантно смотрелись с Бертой, спускаясь на первый этаж. Она была в светлом платье с синей отделкой, в синих туфельках. Ей очень шел этот наряд.
Впрочем, и Антона и Шефа перекосило от восхищения, и это было лучшей моей наградой.
- Ты же специалист по побегам, придумай что-нибудь? – попросил он меня в антракте.
- Невозможно,- усмехнулась я, потягивая принесенное им шампанское. – Мы же у всех на виду.
- Старые маразматички, - улыбаясь мне, пропел он.
- У Берты был роман с Шацким, - шепотом выдала сплетню я, рассматривая толпу наших дамочек.
- А Лиза ему сына родила, только он об этом еще не знает, - прошептал мне в ответ Антон и я рассмеялась.
- Значит, надежда на инфаркты еще есть.
- Еще бы. Давай сбежим?
- Ты же сам просил, чтоб Шеф ничего не знал, - я обернулась и поискала его глазами. Нашла. Приветственно подняла бокал.
- Он меня достал.
- Он на нас смотрит.
- Сволочь, - неожиданно сердито прошипел Антон и отошел от меня.

Ночью, когда мы вернулись, повисшая на моем плече Берта сообщила, что будет абсолютно не против, если останется сегодня спать одна. Не знаю, почему, но я не воспользовалась ее предложением. Перед сном мы долго сидели в креслах, и пили чай. Мне было так спокойно и уютно, что о большем трудно было мечтать.


10.
 
Среди ночи меня разбудил ворох смсок от мамы и Марата, пришедших в ответ на мое посланное еще утром: «Со мной все в порядке, как вы? цем». Дома тоже было все нормально, кроме Дашкиной разбитой коленки, но это меня не удивило. Дашка носилась как угорелая, едва научилась ходить. Высказывая себе, что умудрилась заснуть, не дождавшись ответов из дому, просто забыв о них, я окончательно проснулась. Берта мирно похрапывала. Накинув поверх пижамы теплый гостиничный халат, я пошла вниз. Там, в уголке обеденной зоны притаился кофейный аппарат, а я до смерти хотела пить. Будить Берту включением чайника и звоном чашек не хотелось. Старая привычка, еще с тех пор, как я кормила Дашу, большая кружка чая или кофе среди ночи. После этого я вопреки прогнозам продолжала сладко спать, словно кофеин откладывался в утренний запас никак себя не проявляя. Вот от молока или чая со сгущенкой, так рекомендуемого мамой, я плевалась, да и еды для Дашки больше не становилось. Аккуратно переступая ногами в темноте, я почти дошла к вожделенной кружке, когда услышала тихие, нечеткие голоса. Они доносились с улицы, через приоткрытую дверь, отгораживающую холл от гостиной.
- Альку сюда не впутывайте, - тихо просил Антон.
Шеф горячился в ответ:
- Ты мне это донкихотство брось!
Я отскочила дальше, не желая слушать, и заперла дверь между гостиной и выходом на улицу. Дверь бесшумно меня послушалась. Подсвечивая себе мобильником, я машинально включила кофейную сказку, которая была такой же, как и у меня дома. Вот тебе и заграница. Потом села на неудобный стул за барменскую стойку и обхватила себя руками.
Не впутывать меня.
Во что?
По большому счету с меня много чего можно поиметь. Отец всю жизнь проработал в прокуратуре. В отличие от мамы, он никогда не распространялся о своих рабочих делах, но, думаю, к моей просьбе о чем-то прислушался. Есть еще Марик, в конце концов, кто у нас поверит, что депутат чем-то отличается от бандита? Пусть даже неуклюжего и не слишком умного? Никто, и мало кто ошибется при этом. С матерью вопрос оставался открытым, я точно знаю, что пару раз они с Шефом влазили в сомнительные аферы, но она всегда при этом советовалась с отцом и сестрой-юристом, так что обвести ее вокруг пальца было бы очень сложно.
Что тогда?
Кофейный аппарат просигналил, что кофе готов.
Я обхватила чашку руками, пытаясь согреться.
Есть еще мое блатное отделение, но Шефу ли не знать, что мы никогда и ничего не просили у больных, кроме обязательных платежей в общебольничную кассу, и суммы возможных благодарностей никогда не оговаривались. Гордые мы, гордые! Многим из пациентов мы писали мнимые фамилии и места работ. Да я никогда в денежные дела сама не лезла. Надумай он сделать что-то там, куда надежней было бы договориться с Розой, опытной, дипломатичной, надежной, как швейцарский банк.
Что еще?
Я хаотично рылась в своих последних историях, в рассказах матери, в больничных сплетнях, но ответа не находила, и сил подняться и подслушать разговор дальше не было.
Поглядывая на телефон, я просидела над двумя чашками кофе больше часа, потом мне показалась, что я слышу шаги по лестнице, и, решив, что ночные собеседники отправились спать, потихоньку вышла.
Входная дверь была открыта настежь, по ногам тянуло свежим воздухом с примесью трав и каких-то цветов. На пороге сидел Антон и курил. Огонек сигареты тускло отсвечивал его нахмуренное лицо. Значит, ушел один Шеф? Я попыталась тихонько пройти мимо холла, но он обернулся.
- Алька? – спокойно позвал меня он. – Почему не спишь?
- Не спится, - хмуро ответила я. Он этого словно не заметил.
- Посиди со мной, - он снова отвернулся, вглядываясь в темноту.
Я пожала плечами.
- Холодно.
В общем – то в теплом халате поверх пижамы с медведями, новогоднем подарке мужа, наконец-то усвоившем, что в шелке я не сплю, было бы не холодно, но, подслушав то, что мне слышать не положено, я ужасно неловко себя чувствовала. Тем более, речь шла обо мне. Антон очень по-русски бросил сигарету в газон, и стало совсем темно, потом снял с себя куртку, стянул плед, забытый кем-то на кованых перилах и уложил все это на каменные ступеньки. Повернулся в приглашающем жесте. Я села, подтянула колени к груди и обхватила себя руками. Он обнял меня и прижал к себе, уткнувшись лицом в волосы. Меня окутал сладкий дымок табачного дыма, геля для бритья и еще какого-то запаха, источник которого я не смогла различить. Они что пили вместе? Ночью, тайком?
От этого не было легче. От этого не разлилось тепло внутри, и не появился странный трепет, преследовавший меня уже несколько месяцев. Я еще сильнее сжалась, надеясь, что в теплом коконе халата это не будет заметно.
- Что будет дальше? – спросил он через несколько минут тишины.
- Обычная русская пьянка, - вздохнула я.
- Я не об этом, - он вздохнул и невесело улыбнулся. – Все будет как раньше?
- Я не поняла, - я удивленно посмотрела на него. В моих мыслях еще гремело: «Альку в это не втягивайте!»… и все остальное было туманом, мороком.
- Я, наверное, не так сказал, - неуверенно продолжил он. - Что будет у …нас с тобой? Ты сможешь жить, как раньше? Словно ничего не было?
Он пытливо вглядывался в мое лицо. Меня наконец-то пробрала дрожь.
С Маратом после моего аппендицита мы спали всего один раз, в вечер перед вылетом сюда. Тогда, я закрыла глаза и мечтала о другом. Было очень хорошо. Редкость в моей семейной сексуальной жизни. Нет, плохой или однообразной она не была, особенно после родов, но взволновать меня по-настоящему Марат не смог. После Крыма я по пальцам могла пересчитать, сколько раз мы были близки. Занятость, усталость, работа. Меня это устраивало. Но я представила себе это «дальше» и мне стало страшно.
- Не знаю, - по крайней мере, честно ответила я.
- Уклончиво, но честно. Я тоже не знаю, - снова уткнулся в мои волосы он.
Еще несколько минут так просидели. Холодно не было. Россыпь звезд на небе. Доносящийся шум редко проезжающих по шоссе машин. Романтика. Я вспомнила о Дашке, неугомонной, шумной, веселой. О своей затаенной боли. Хотелось плакать, и чтоб он укачивал меня. Понимал, но не выпускал из объятий.
- Со мной никогда такого не было, - тихо сказал он в мои волосы.
- Со мной тоже, - почему- то облегченно добавила я.
Антон рассмеялся .
- Если б я на минуту мог представить, что для тебя может быть нормой секс на пляже…
Я надулась.
- А для тебя?
- Нет…- он погладил мои волосы и потянулся к губам. – Никогда, - добавил, он замер в сантиметре от моего лица, потерся носом о нос.
Мысли вылетали из головы пулей. Мысли, сомнения, терзания, гости, шеф, моя семья.
Мир замер в одной единственной точке, где сходились наши губы. Сплетались, стискивались, колдовали. Мы никогда еще не целовались так нежно и осторожно, желание обычно накатывало вихрем, и было не до осторожности. Сейчас все было нежно, почти невинно, очень бережно. Мой халат так и остался цепко завязанным, мои коленки прижаты к груди. Он гладил мои волосы, скулы, губы. В полудреме - полунеге мы просидели почти до рассвета. Потом он потихоньку довел меня к комнате, я юркнула в кровать и забылась тяжелым сном.

Пробуждение было шумным. Берта, как выяснилось напрочь лишенная и слуха и голоса, пела в ванной песню моей любимой Юльки Савичевой. «Це-лый- мир-о-све-ща-ет- тво-и- гла-за». Эту песенку я тоже любила. Выбравшись из-под одеяла, я неделикатно сунула нос в приоткрытую по-стариковски дверь и допела куплет вместе с ней. «Ес-ли-всерд-це-жи-вет-лю-бовь!» Слух у меня был, а вот голоса никакого. Юлька бы заткнула уши. Подпевая, Берта перестала вынимать папильотки из волос. Мы расхохотались.
- Простите, солнышко, но я всегда стараюсь не закрывать дверь в ванну, мало ли.
- Вы абсолютно правы, - успокоила ее я.
-А вы гуляли ночью, - кокетливо склонила голову в кудряшках она.
- Не спалось, - я улыбнулась ей в ответ.
- А я вас видела на ступеньках, - продолжала улыбаться идеальной вставной челюстью Берта.
- Надеюсь, только вы? – оскалилась я в ответ.
- Точно! – заверила она. - Иначе бы мне кто-то уже сообщил.
Мы опять рассмеялись. Не понятно, что будет дальше, но об этой бабуленции я буду точно скучать.
– Поем дальше? – предложила я.
- Пока не выгонят!
На шум пришла Лиза и дама- пульмонолог из Москвы, дамочки затянули какую-то народную песню из своей молодости, которую я не знала и пробралась в ванну. Умывшись, ужаснулась синякам под глазами, но бессонной ночи была все равно рада. Не хочу терять ни минуты.

После этого весь день пошел наперекосяк.
Нормальная русская пьянка не удалась. Шеф был в ударе, надломленном, насквозь фальшивом, но это мало кто замечал. Пока все одаривали изрядно утомленного гостями старичка, соревновались друг с другом в цветистости речей и перетягивали одеяло на себя, вспоминая о былой славе – все было цивильно, даже мило. Щацкий улыбался, итальянка подкладывала в тарелку заморские угощения, Шеф немилосердно доливал в бокалы вино и коньяк. Дамы напоследок нарядились во все лучшее сразу. Лиза сияла, как новогодняя елка, но если в театре это было местами красиво, сейчас уже – чересчур, но дамы завидовали. Мне было жутко интересно, не готовит ли она повод сказать о ребенке виновнику торжества, но спросить было не у кого. Берта и Тая, обнявшись, домывали последние уцелевшие кости Зине с Севера, которая, оказывается, увела у них когда-то мужчину, которого они обе любили. Мужчины подняли какой-то вопрос о расшифровке генома, в деталях которого они безнадежно увязли. Я лениво ковыряла в тарелке какого-то морского гада, запутавшегося в порции спагетти. Спагетти были невкусными, рыбный запах и тесто не совместимые, на мой взгляд, вещи, и это недоразумение не лезло в горло. Когда дамы разошлись на сиесту освежиться, а мужчины – на веранду курить, меня нашел Антон, подошел ко мне сзади и тихо сообщил:
- А я знаю, где тут Макдональдс.
- Издеваешься? – фыркнула я. Есть хотелось до ужаса.
- Честное слово. Это не так далеко, а водитель понимает три слова по-русски и еще три по-английски.
- Чей водитель?
- Щацкого. Мы с ним покурили и сошлись, что во время сиесты, можно вполне покататься по городу. Он не против.
- Шутишь? – с надеждой проговорила я.
Он отрицательно покачал головой. В глазах играли бесенята.
- Я переобуюсь? – уточнила я, показывая на вечерние лодочки на ногах
- Ни за что, - улыбнулся он. – Они тебе очень идут.
Я вздохнула и поплелась за ним следом. За нормальный бутерброд я пойду хоть на Голгофу.

Мы вернулись с мешком еды моих любимых для старушек, но две из них уже валялись с кризами, а еще Берта с приступом холецистита. В сердцах я наорала на бледного и взмыленного Шефа, которому тоже было не очень хорошо. Нагулялись. Он даже не додумался поорать на нас за самоволку.
Остаток дня и ночь мы провели в пробежках между двумя капельницами и одной закрывшейся в туалете дивой. Итальянка грозила вскрыть себе вены. К утру, когда мы грузили народ по самолетам, все были живы. Берта взяла с меня твердое обещание, что мы еще увидимся, что я приеду к ней в гости с дочкой и, как она надеялась, с Антоном.

В самолете Шеф почти сразу уснул, привалившись к Антону и похрапывая.
Антон взял меня за руку и мы так, почти не шевелясь, просидели всю дорогу.
Категория: Собственные произведения | Добавил: Совенка (07.03.2012)
Просмотров: 413 | Рейтинг: 5.0/3
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]