Глава 5

Быстрее ветра.

Уже несколько дней младшей дочери Короля было разрешено выходить на улицу. Ей принесли тёплые платья из шерсти, с вышивками, но без камней,  которые надевали поверх нижнего платья и платья из одного слоя шёлка. Мантилью заменили платки, подобные тому, что был на ней на брачной церемонии, и завершала одеяния шуба, чей белый мех, подобный пуху гаги, струился  до самого пола. Шуба удивила юную царицу, никогда она не видела, чтобы у неё были рукава, подобные рукавам широкого халата, и большой, но лёгкий шаперон, пришитый к самой шубе, он ниспадал на лоб Айолы и причудливо крепился так, что порыв ветра не мог сорвать его с головы Царицы.

Прогулка во внутреннем дворе не принесла много радости младшей дочери Короля, двор был большой и пустынный, посредине стояла большая чаша с множеством краников, старуха сказала, что это «фонтан», но работает он только в тёплое время, когда деревья покрывает зелень, и множество птиц возвращаются в их края.

К удивлению Айолы, старуха сказала, что ей разрешено выходить за стены дворца и ходить везде, где Царица захочет, запрещено было выходить за стены города и, как пояснила старуха, мало, кто выходит за эти стены. Поначалу Айола обрадовалась такой перспективе, ведь там, где она родилась, ей разрешалось свободно передвигаться по замку, и она даже успела несколько раз выйти за его стены, чтобы посмотреть на бескрайние цветущие поля льна.

Вскоре радость от прогулок стала проходить, впереди Царицы мальчики раскатывали дорогу из шёлка, который скользил на льду, рядом шло шесть стражей, а позади – две рабыни, люди же, завидев издали процессию, замирали в глубоком поклоне, и вокруг стояла тишина. Но Айола была рада и этому, завидев же торговцев, ей захотелось посмотреть на базар.

 На родине младшей дочери Короля торговцы на ярмарках были приветливы, расхваливали свои товары и были рады поговорить с Айолой, в свою очередь она обязательно покупала что-нибудь незатейливое – деревянную лошадку, сделанную ремесленником, или резную шкатулку, венки из красных цветов или яркие бусы, – и была рада этому. Она не была уверена, может ли она что-нибудь купить, позволено ли ей, но посмотреть товары младшей дочери Короля хотелось. Стража, ступающая впереди и сзади, расталкивала замешкавшейся люд, который в ужасе кланялся и молча застывал, мальчики расстилали шёлк, торговцы замирали в поклонах, никто ничего не предлагал Царице и не разговаривал с ней. Пару раз она видела, как отец её, великий Король Линариума, заезжал на ярмарку и, спешившись, выбирал товары, после поклона торговцы начинали разговаривать с Королём, беседа могла затянуться, перейти на урожай, на детей торговца или скот. С Королём разговаривали почтительно, как это и подобает, иногда держались насторожено, но никто не отказывал в беседе, все почитали за честь подобную беседу и ещё долго хвастались, что сам Король остановил свой выбор на их товаре.

Здесь же с  Айолой не разговаривал никто, и это не беспокоило бы девушку, но увидев маленькую жёлтую птичку, что сидела, нахохлившись, в клетке, подобно бесценному витражу, она захотела узнать про неё. Птичка была очень яркой и казалась замёрзшей и голодной, но, сколько бы она ни спрашивала торговца, ни показывала рукой на птичку, он лишь молчал, замерев в глубочайшем поклоне, не поднимая на Айолу глаз своих.

Запах свежего хлеба был подобен тому, что доносился с кухни по утрам в замке, где родилась Принцесса, но Айола даже не рискнула спросить попробовать, дородная торговка упала в ноги, да так и лежала, распластавшись на студёной земле.

Вздохнув, Царица покинула базарную площадь и дошла до огромных деревянных дверей, откуда доносилось лошадиное ржание. Стражники открыли перед ней двери, мальчики расстелили шёлк, и Царица вошла внутрь. Конюхи, уже привычно для Айолы, упали ниц и не произнесли ни слова, по мере того, как мальчики раскатывали шёлк вглубь конюшни, мимо стойл, конюхи отползали, пока не спрятались в свободных стойлах. Айола догадалась, в чём дело, дорога из шелка занимала весь проход от стойла до стойла, мальчики кое-как умудрялись не ступать в столь тесном пространстве на шёлк, конюхам бы не осталось место.

По шёлку Царицы могли ступать её рабыни, стража, двое из которых шли в паре шагов позади, и сам Царь Дальних Земель. Шёлк на площади создавал немало неудобств, люди не могли пересечь его, замирали и ждали, когда Царица пойдёт обратно, чтобы мальчики собрали скользкую ленту, но это была единственная возможность младшей дочери Короля гулять, и сам Царь Дальних Земель позволил ей.

Кони не отдавали положенные почести Царице, она тихо ржали и тянули свои тёплые головы, чтобы Айола погладила их, она прижималась к ним лицом, перебирала руками гривы, у кого могла достать, и проводила рукой по носу. На следующий день она велела рабыням принести моркови и покормила коней, старуха сказала ей, что это Царские конюшни, на вопрос, можно ли угостить лошадей морковью, лишь пожала плечами. Младшая дочь Короля решила, что прямых запретов на это нет.

Теперь она первый делом шла к жёлтой птичке, которая сидела, так же нахохлившись, и разглядывала её, а так же пыталась заговорить с торговцем, ради этого она выучила слова «птичка» и «смотреть», но торговец только молчал, а лицо его выражало ужас с того момента, когда он только видел мальчиков, раскатывающих шёлк. Айоле хотелось плакать от обиды, всё, что хотела младшая дочь Короля – это узнать название птички и, может, подержать её в руках, и ещё попробовать хлеба, что продавала грузная торговка, но та падала лицом в мёрзлую землю задолго до торговца птицами, и Айола даже не подходила к ней.

Потом она шла на конюшню, где конюхи привычно отползали в свободные стойла, пятясь назад, и кормила лошадей. Ей казалось, что кони стали узнавать её и приветливо ржать при появлении младшей дочери Короля. Они с благодарностью тыкали мордой и мягко брали морковь с маленькой ладошки Царицы, а она была рада, что хоть кто-то не падает перед ней, и можно разговаривать и делиться впечатлениями. Кони были благодарными слушателями, почти такими же, как ручной зверь, но зверь часто убегал и просил поиграть с ним, а кони стояли в стойле смирно и внимательно смотрели на Царицу в белом шубе.

Айола уже почти скормила всю принесённую рабынями морковь, как вдруг ощутила, что кто-то смотрит на неё. Юной Царице стало не по себе, так бывает, как злой дух напускает на человека страх. Кони словно встрепенулись, и Айола повернулась и в удивлении посмотрела на большую дверь, которая оставалась открытой всё то время, пока в конюшне была младшая дочь Короля. Не наступая на шёлк, стояли уже знакомые Царице всадники и смотрели на Царицу. Лица их ничего не выражали, были неприступны и жёстки, лишь один из них, чья стать была выше остальных, тот, что был шире в плечах и более могуч, плавными шагами ступил на шёлк и теперь надвигался на младшую дочь Короля. Его одеяние мало отличались от одеяний остальных всадников, лишь цветом длинной накидки на плечах, внутри которой виднелся мех, когда она колыхалась от плавной, внушающей опасность, как у дикого зверя, походки.

Не сразу младшая дочь Короля, стоявшая в полумраке конюшни, узнала своего Царя и господина. До этого она видела его на брачной церемонии, что длилась семь дней, в ярких одеяниях, украшенных камнями и вышивкой, и в Царских покоях, в длинных шёлковых халатах. Сейчас же её Царь и господин был совсем как один из его всадников, чем смутил Айолу. Быстро вспомнив всё, чему учила её старуха, и что она уже усвоила сама, младшая дочь Короля поклонилась своему Царю и господину в ноги, как подобает рабыне, быстро встала – она не рабыня, – и молча ждала, что будет дальше, не смея поднять глаза на своего Царя и господина. Айола была почти уверена, что не нарушила никакой запрет, но страх всё равно прокрадывался в сердце младшей дочери Короля и сворачивался там холодным клубком из сомнений.

- Вам нравится гулять, Царица? - она услышала голос – бархатный, обволакивающий и окутывающий девушку теплом, подобно шубе из серо-белой лисы. 

- Да, мой господин.

- Где вы уже были?

- На базаре.

- О, - Айоле показалось, что сквозь  непроницаемую маску на лице Царя проступило удивление. – Что привлекло вас на базаре?

- Птичка, - младшая дочь Короля робела, но ей нельзя было лукавить перед своим Царём и господином.

- Какая птичка, Царица?

- Жёлтая, маленькая, я хотела узнать название этой птицы, но никто не разговаривает со мной, - помимо воли младшей дочери Короля, в голосе её промелькнула обида.

- Вы покажете мне эту птичку, Царица?

Айола робко посмотрела в непроницаемое лицо своего Царя и господина и согласно кивнула.

- Да, мой господин, - принимая руку, которую подал ей её Царь и господин, что очень облегчило путь Царицы, ей не приходилось робко ступать, шёлк не скользил на льду под поступью Царя, а самой младшей дочери Короля не приходилось сохранять равновесие при каждом шаге.

Люди расступались и глубоко кланялись, никто не смел перейти дорогу из шёлка, шесть стражников, что сопровождали Царицу, отошли на несколько шагов назад, Царя же сопровождали несколько спешившихся всадников.

Её Царь и господин молчал, Айола поначалу еле поспевала за широкими шагами своего мужа, но вскоре шаг его стал меньше, но остался столь же плавными.

- Эта птичка. - Айола посмотрела на несчастного торговца, который второй раз за сегодняшний день был в глубоком поклоне, только в этот раз он распластался по земле, подобно торговке хлебом, и плечи его тряслись.

- Птичку эту называют канарейка, у неё красивый голос и оперение, но дурной нрав, она поёт свои песни ранним утром, не давая досмотреть сны юным девам, чей сон особенно сладок в это время.

- Насколько красиво она поёт, мой господин?

- Довольно.

- Я могу послушать её пение?

- Боюсь, что я бессилен, Царица, - Айола показалось, что её Царь и господин улыбнулся. – Я не могу повелевать ей.

Айола вздохнула.

- Я могу прислать вам подобную птицу в ваши покои, Царица, возможно, это заставит спрятаться слезы на ваших глазах.

- Мне бы хотелось услышать, как поёт эта птичка… и ей, наверное, невыносимо холодно. – Младшая дочь Короля тут же осеклась, нельзя отказываться от даров своего Царя и господина и перечить ему.

Царь что-то сказал на своём наречии торговцу, тот, в удивлении, пару мгновений смотрел на Царя Дальних Земель, потом подхватился и, взяв маленькое тельце птички в руку, усадил её в короб с отверстиями – для воздуха, догадалась младшая дочь Короля, – и с поклоном передал в руки одному из всадников.

- Птицы с базара часто больны, Царица, так же тело их и оперение поражают паразиты, которые могут вызвать зуд у человека, особенно у юной девы. Если эта птица здорова, как утверждает торговец, она будет вашей. Есть ещё что-то, что заинтересовало вас, Царица?

- Хлеб.

- Вы голодны? – на этот раз Айоле не показалось, её Царь и господин действительно смотрел в удивлении, и младшая дочь Короля не могла отвести глаз от мужа своего. Солнечный свет, вышедший из-за тучи, падал на лицо Горотеона, и казалось, что он моложе тех лет, что думала о нём Царица. Перед ней стоял её Царь и господин, повелитель Дальних Земель, самый могущественный правитель, известный младшей дочери Короля, но лицо его не было непроницаемым и жёстким. Глаза же, отражающие солнечный свет, не были темны, как у большинства жителей Дальних Земель, а переливались, подобно камню, со странным названием «дымчатый кварц», с которым в детстве любила играть Айола.  Странник подарил этот камень девочке, сказав, что придёт время, и он станет её судьбой.

- Нет, мой господин, - младшая дочь Царя поспешила с ответом. – Он пахнет, как хлеб Линариума. Хлеба, подающиеся здесь, вкусны, они рассыпчаты и белы, но никогда я не видела такого хлеба, как… - младшая дочь Короля осеклась и замолчала, возможно ли хвалить хлеб своей Земли, или это может вызвать гнев Царя?

- Хлеб в Линариуме действительно другой, Царица, - он спокойно протянул руку и взял небольшой каравай, который в руке её Царя и господина показался ещё меньше, и, отломив кусочек, под удивлённый рокот, съел его, потом протянул такой же прямо к губам Царицы. Она попыталась вкусить угощение так, чтобы не задеть пальцы её Царя и господина, на которых под солнечным светом играли перстни, но у неё не получилось. Царь же не стал убирать руку, а напротив, отломил ещё кусочек, и ещё, и младшей дочери Короля показалось, что Горотеону нравится, что губы её касаются пальцев его.

- Есть ещё что-то, что интересует вас, Царица?

- Нет, мой господин.

- Вы каждый день бываете в конюшне?

- Да, мой господин.

- И вы не боитесь коней, Царица?

- Они почти такие же ручные, как мой зверь, только умнее, незачем бояться их, мой господин.

- Разве вы не видели, какие огромные зубы у коня? Разве не страшно, что он перекусит ваш пальчик, Царица?

Айола в удивлении посмотрела на своего Царя и господина, ей казалось, что он смеётся над ней, как это делают взрослые мужи с детьми, но младшая дочь Короля не была ребёнком, она была Царицей Дальних Земель.

- Конь разумный зверь, мой господин, для чего ему откусывать мне палец, если я кормлю его морковью, ведь в следующий раз он не получит её, - она пожала плечами.

- Вы ездили верхом, Царица?

Юная Царица потупилась, в местах, где она родилась, девам и жёнам не позволяли ездить верхом, это было уделом мужчин.

- Сама нет, мой господин.

- А как же?

- Мой брат Хели брал меня на коня, когда ещё не вошёл в пору десяти цветов, король и отец наш увидел это и наложил строгий запрет, мой господин. Хели наказали, как и полагается мальчику, а меня на три дня заперли в покоях.

- Ваш брат старше вас на пять цветов?

- Да, мой господин, - она увидела, как уголки губ её Царя и господина дёрнулись в улыбке.

- Но вам нравилось кататься с Хели?

- Очень, - Айоле было страшно призваться в своём проступке.

Царь Дальних Земель подал знак, и через какое время, к удивлению младшей дочери Короля, один из всадников подвёл огромного коня. Он был многим больше, чем видела когда-либо Айола, шерсть его блестела и переливалась на солнце, грива была длинной и на концах переплетена в косы и украшена золотыми и серебряными нитями. 

Конь пару раз грозно фыркнул, а потом склонил голову к Царю Дальних Земель, и Айола увидела, как он протянул угощение - кусок сахара, – и конь с благодарностью принял его. Младшая дочь Короля  поняла, что этот конь Царский, но покрывавшее спину коня седло было необычным. Оно было не похоже на седла, которыми пользуются мужи в местах, где родилась Айола, и не было похоже на те, что она видела на конях, когда всадники сопровождали карету младшей дочери Короля до стен дворца её Царя и господина.

- Это специальное седло, Царица, - Горотеон перехватил полный удивления взгляд. – Им пользуются всадники, чтобы перевезти ребёнка или женщину, в случае надобности.

- Разве жёнам и детям не положено передвигаться в карете?

- Это значительно удобней, но дольше, Царица. Надобность в таких сёдлах возникает редко, но они удобны для всадника и для жены или ребёнка, что он перевозит.

Айола не могла представить, когда может возникнуть такая надобность, и почему таким седлом пользуется её Царь и господин? Перевозил ли он только что ребёнка или жену? И почему это делал сам Царь Дальних Земель, а не кто-то из его всадников.

Она увидела, что её Царь и господин легко запрыгнул на коня, словно тот был высотой не больше стульев в её покоях, а сам Царь был подобен пуху. Возвышаясь над младшей дочерью Короля, он протягивал ей руку, и пока Айола смотрела в удивлении, уже знакомый ей немолодой всадник легко подсадил её, а крепкие руки её Царя и господина устроили удобнее младшую дочь Короля рядом с собой, и вот она уже сидит на коне, не подобно мужу, ноги её были с одной стороны, а полы белой шубы – с другой, словно Царица в действительности сидела на стуле.

- Вам удобней будет держаться за это, - её Царь и господин говорил тихо, его голос, подобно бархату, обволакивал, как и тепло от его тела – он притянул Айолу ближе к себе и укрыл своим плащом, почти прижав к себе. Младшая дочь Короля оглянулась и увидела всадников, что следовали за Царём Дальних Земель, лица их были неподвижны и безучастны. Они уже отъехали от площади, встречные люди, простолюдины и знатные, что было видно по их одеждам, кланялись Царю и его всадникам и спешили дальше по делам, никто не кланялся в ноги и не лежал, распластавшись на мёрзлой земле, как это делали торговцы.

- Почему люди не кланяются своему Царю, – Айола была удивлена, - подобно торговцам на базаре?

- Люди кланялись своей Царице, - он придвинул младшую дочь Короля ещё ближе. – Если в стенах городах Царю будут оказываться все почести, которые должны оказываться, жизнь в городе замрёт, Царица. Я и мои всадники не один раз за световой день выезжаем по делам Дальних Земель, к тому же, как я узнаю, чем живёт простой народ, если при моем появлении он будет лежать ниц, Царица? - Айола была уверена, что её Царь и господин улыбается. – Тогда как Царицу они видят впервые, вы первая Царица, на их памяти, которая покинула порог своего дома и даже обратила свой взор на базар.

Айола сжалась, но рука её Царя и господина, что отодвинула шубу и держала девушку в платье из шерсти, ещё сильнее прижимая младшую дочь Короля к телу мужа, была очень  тёплой и дарила успокоение.

- Ваше появление, Царица, пугает народ, жизнь останавливается, люди, простолюдины и знать, не могут дальше передвигаться по своим делам, недопустимо переступать через дорогу из шёлка Царицы, а мужам поднимать на неё свой взор, за это могут казнить, тут же, на месте.

- Кто?

- Ваша стража, Царица.

- Оооооой, - Айола испугалась и обрадовалась, что её стража никого не казнила, тут же, на месте.

- Тогда я не буду больше гулять, - младшая дочь Короля вздохнула, ей хотелось прогулок, и понравился белый снег. Было уже не так морозно, как в ту ночь, когда она переступила порог дворца своего Царя и господина, но простых людей ей стало жалко.

- Народ потерпит, Царица, мне нравится румянец на ваших щёчках, и как блестят ваши глаза, свежий воздух вам на пользу.

- Возможно ли не казнить мужей, случайно поднявших на меня глаза?

- Нет, Царица, это невозможно, никто из мужей, не приближенных к Царю, не может смотреть на Царицу, кроме дней, отведённых для этого законом, но… они могут разговаривать с вами, не поднимая глаз своих.

- Как же можно разговаривать, не поднимая глаз своих? – тут младшая дочь Короля осеклась и замолчала, сама она должна была именно так говорить с Царём своим и господином, но она столь часто видела его улыбку, что начинала сомневаться в том, что не поднимает глаз на мужа своего, как учила её старуха.

- Да, Царица, не у всех это получается, - в это время огромные, выше, чем могла увидеть девушка, ворота города открылись, и всадники, во главе с Царём Дальних Земель, выехали. Впереди уже ехал не Царь, всадники встали, подобно квадрату, вокруг Царя Дальних Земель, лица их по-прежнему ничего не выражали и были жёсткими.  

Айола смотрела во все глаза на окружающую местность, когда в прошлый раз её провезли сквозь ворота, она не видела ни ворот, ни земель вокруг. Только тьму и страх в своём сердце. Ей казалось, что вокруг города, где был дворец Царя Дальних Земель, была бескрайняя ледяная пустошь, но сейчас она видела, что это не так. Поля пересекались растущими деревьями, как будто некто специально посадил их так – они были похожи на строй воинов, выстроенных посредине поля, вдали же виднелись деревья и, что поразило Айолу, зелёного цвета. В местах, где родилась младшая дочь Короля, деревья скидывали листву с приходом недолгих холодов, и только с теплом свежая зелень росла на них, обещая приход тёплых дней и сбора урожая льна и хлебов. Но за зелёными деревьями, что удивили младшую дочь Короля, она увидела и вовсе удивительное, ей показалось, что великий дух перекопал землю, и теперь она, огромной и бескрайней громадой, тянулась вдоль горизонта, сверху же, за снежные шапки громад цеплялись облака.

- Это горы, Царица, - её Царь и господин придерживал Айолу, конь мягко переступал. В шубе и под накидкой Царя ей было тепло, а свежий воздух дурманил голову, вокруг стоял удивительный, ранее невиданный аромат – земли, снега и ещё чего-то.

- Горы… – младшая дочь Короля слышала про горы, но не думала, что когда-либо увидит их, и не думала, что они настолько рядом. Она продолжала разглядывать местность вокруг, отмечая отличия от её родного края и находя схожие моменты, но вскоре пейзаж наскучил ей. Она смотрела в одну точку, полностью облокотившись на своего Царя и господина, даже голову в белом шапероне она положила на плечо Царя Дальних Земель и наслаждалась воздухом и теплом, что шло не только от коня, на котором она сидела, но и от тела её Царя и господина, его руки, и поднималось снизу живота младшей дочери Короля. Она чувствовала, что дыхание её Царя и господина порой становилось прерывистым, словно он бежал, тогда он ещё сильнее прижимал к себе девушку, и это нравилось Айоле.

- Как вас катал брат, Царица?

- Быстро, мой господин.

- Насколько быстро?

- Как ветер.

- Как ветер? – младшая дочь Короля оказалась настолько сильно прижата к своему Царю и господину, что ей показалось, что дыхания их сравнялись, потом конь под ними пустился вскачь и нёсся, как ветер, даже быстрее ветра. Айола цеплялась за петлю, которую показал в самом начале её Царь и господин, но потом отпустила её, потому что была прижата к телу своего Царя и господина и укутана своей шубой и его плащом, который не раскрывался и не давал проникнуть холоду. Когда же ветер стал слишком колючим для нежной кожи на лице младшей дочери Короля, она попыталась спрятать его в широком шапероне, и это мало помогло, тогда она спрятала лицо на груди своего Царя и господина, и только слышала свист ветра в ушах, что был подобен вьюге, а не ветру, и сильное сердцебиение своего Царя и господина.

Она видела, что всадники, которые всё это время были рядом, отстали, а они всё неслись и неслись вперёд, быстрее ветра, и кровь, взметнувшаяся к голове Царицы, осела внизу живота её, и это чувство было подобно тому, что испытывала она в опочивальне своего Царя и господина, когда он одаривал её ласками.

Конь постепенно останавливался, Айола не поняла, как её Царь и господин перевернул её к себе лицом, так, что ноги её оказались перекинутыми через спину коня, подобно мужчине, но шире, чем это бывало у мужей, спина коня было широкой, а младшая дочь Короля невысокой. Губы её Царя  и господина целовали губы Айолы, и она целовала его в ответ и прижималась крепче, насколько могла. Её руки перебирали мягкие волосы Царя и господина, они были подобны шёлку, потом она ощутила его губы на шее своей, почувствовала, что её Царь и господин прикусил ей мочку уха, предварительно одарив поцелуем, и Царица так же целовала его в ответ, цеплялась и хотела унять голод, что появился у неё, словно она не ела много дней, и даже более сильный.

Ей хотелось снять с себя платье и с Царя своего и господина тунику из тёплой ткани, и чтобы он вошёл в неё, как муж входит в жену свою. Руки мужа под платьем, которые быстро разобрались с крючками на женских одеждах, не удивили младшую дочь Короля, она лишь подтянулась ещё выше и сама поцеловала губы своего Царя и господина, не спрашивая позволения и даже не вспомнив, позволительно ли это. Айола не смогла бы ответить, она ли целует своего Царя и господина или он её, но это становилось неважным, когда тёплая рука Царя добралась до женственности младшей дочери Короля и стала давить на точку, уже знакомую Царице, и она слышала свои стоны, сладостные, как мёд, и ей было тепло, как в опочивальне своего Царя и господина. Она услышала, как бархатный голос прошептал ей.

- Мне войти в вас, Царица, как муж входит в жену свою, только пальцем?

И она, словно в раздражении, ответила:

- Да.

И в тот же миг Айола закричала от того, что тысячами струй кипящей воды наполнился живот её, а потом свет перед глазами померк, и она осела в руках своего Царя и господина, лишившись сил. Её Царь и господин тяжело дышал и прижимал к себе Царицу, однако движения его рук и губ были осторожными и плавными, младшая дочь Короля постепенно стала видеть местность вокруг и ощущать странный запах, исходивший от зелёных деревьев. Всадники были вдали, и Айола увидела, что, спешившись, они стояли спиной к Царю Дальних Земель. Младшая дочь Короля покрылась стыдом за своё поведение и ещё раз посмотрела на всадников и своего Царя и господина, чьё дыхание становилось ровнее.

- Мои всадники могут смотреть на ваше лицо, Царица. В случае же мятежа или восстания, любой из них может войти в ваши покои и опочивальню и посадить вас на своего коня, даже в нижнем платье, Царица. Но ни одному из них не позволено видеть, как загорается румянец на ваших щеках от ласк мужа, и ни один из них не может поднять глаз своих, когда Царь целует свою Царицу, за это его ждёт смерть от моей руки, и она не будет лёгкой. 

В город они въехали через те же ворота, шёлк был расстелен по ступеням дворца и вёл в покои Царицы. Тот же немолодой всадник помог спуститься младшей дочери Короля, появившаяся, словно из-под земли, стража, сопроводила Айолу до дверей её покоев, где её ждали сытные угощения и старуха, которая возмущалась, что лицо Царицы слишком обветрено, как и руки, и хорошо, если до семи дней, когда Царь обязан призвать к себе Айолу, они смогут привести в надлежащий вид Царицу, чтобы не вызвать гнев Царя Дальних Земель.

После угощений и сладостей, когда младшая дочь Короля почти засыпала, лёжа на маленькой кушетке, что предназначалась для отдыха, обнимая своего зверя, сказав старухе, что обмываться она будет позже, стук в дверь и шум заставил её подпрыгнуть от неожиданности. Никто не заходил в покои Царицы в это время. В зашедшем муже в чёрной одежде она узнала главного евнуха, который отрывисто говорил что-то побледневшей старухе. Старуха отвечала евнуху, хваталась за голову, но евнух в недоумении отвечал и выглядел крайне удивлённым. Когда евнух закрыл дверь, старуха с невиданной для её лет прытью бросилась к младшей дочери Короля и, больно схватив Царицу за руку, поволокла её в покои, где рабыни уже готовили тёплую воду и благовония.

- Царь призывает тебя, дитя моё, - шипела старуха.

- Но ведь сейчас не семь дней в середине моего лунного цикла. - Айола упиралась в неверии, старуха точно ей сказала, что обязанность Царя – призывать Царицу к себе в течение семи дней в середине её лунного цикла, пока она не понесёт в чреве своём наследника.

- Царь зол, дитя моё, он зол, он прервал совет и сам нашёл евнуха, чтобы тот передал, что призывает тебя немедля, никогда ещё не было такого, никогда. - Старуха оттолкнула рабынь и сама втирала в тело, руки и лицо Царицы крема и дёргала её сырые волосы в попытках заплести косы и украсить их жемчугом.

Шум в дверях заставил старуху второй раз за вечер подпрыгнуть. Евнух, появившийся в дверях покоев, где приводили в порядок Царицу для своего Царя и господина, громко крикнул что-то старухе, которая уже надевала один халат поверх другого на плечи Айолы и закрепляла мантилью с помощью тяжёлых гребней, украшенных жемчугом – подарком самого Царя Дальних Земель.

- Царь не желает больше ждать, - с этими словами она толкнула Айолу за дверь и сама поспешила за ней и главным евнухом, который шёл настолько широко, что младшая дочь Короля еле поспевала за ним. Стража бесшумно двигалась на два шага позади Царицы.

У дверей в покои её Царя и господина они остановились на минуту, старуха, стараясь отдышаться, оправила складки верхнего халата младшей дочери Короля и, сильней закрепив тяжёлые гребни, смотрела, как стража Царя открывает двери и пропускает юную Царицу в покои её Царя и господина.

Сам Царь стоял в опочивальне, уже знакомой Айоле, она быстро прошла туда и поклонилась в ноги своему Царю и господину, как и подобает  рабыне, и уже вставала – она не рабыня, – как мягкая рука остановила её, и младшая дочь Короля осталась на коленях перед своим Царём и господином.

- Нельзя заставлять ждать своего Царя и господина, Царица.

- Я… - Айола потупилась, решив, что оплошность её заслуживает наказания, и смотрела прямо перед собой. Полы шёлкового халата, что был на её Царе и господине, распахнулись, и она увидела мужественность Царя, выглядевшую так, словно он хочет войти в жену свою. Она впервые видела настолько близко мужественность, и успела рассмотреть венки и даже влагу на самом её пике. Её Царь и господин надавил на голову Царицы и приблизил её ещё ближе к мужественности, так, что она задела щёку. Айола была полна страха, она не понимала, почему Царь призвал её раньше дней, когда обязан это сделать, и как ей следует поступить, чтобы не вызвать ещё больший гнев в своём Царе и господине, чем тот, что она услышала в его голосе, когда он говорил на своём наречии, и всё, что поняла Айола – это слова: «дитя» и «разум» или «ум», но с каким-то дополнительным звуком.

- Никогда не заставляйте ждать своего Царя, - с этими словами младшая дочь Короля упала в мягкие подушки постели своего Царя и господина, тяжёлые гребни впились ей в голову.

Лицо же самого Царя было над ней, как и он сам, и Айола чувствовала его дыхание и горячие руки, которые, оторвав мелкие пуговицы верхнего халата Царицы и распахнув нижний, отставили одну ногу Айолы в сторону, и в тот же миг боль, подобная той, что была в её первую ночь, пронзила тело младшей дочери Короля. Гребни впивались в голову и царапали кожу, принося дополнительную боль от того, что голова Айолы вдавливалась в подушки. Её ноги были закинуты столь высоко и неестественно, что одного этого бы хватило, чтобы испытать боль, и при этом её Царь и господин входил и входил, как подобает мужу входить в жену свою, и всё, что испытывала Царица при этом – боль.

Поначалу она старалась не плакать, но ноги её затекли, гребни царапали кожу, и краем глаза она увидела кровь на подушках, руки Царя дёрнули за волосы, добавив тем самым боли, а низ живота разрывался, его жгло огнём, и Айола заплакала, не в силах больше терпеть происходящее, и, понимая, что её обязанность – покориться своему Царю и господину и отдать тело своё, которое не принадлежало ей более, после того, как верховная Жрица связала их руки шёлком, отдав его в полное и безраздельное владение мужу, чьё лицо было непроницаемым и жёстким, таким, каким она увидела его в зале для приёмов своего родного замка. Наконец она почувствовала, что Царь излил в неё своё семя, спустя время он встал и опустил ноги Айолы, отчего она испытала ещё большую боль, как в самих ногах, так и внизу живота. Её трясло от страха, она с ужасом смотрела на Царя и ждала, какой пытке он ещё подвергнет её, когда Горотеон поставил её на ноги и глухо сказал.

- Вам лучше отправиться в свои покои, Царица, незамедлительно, - и, встав, повернулся и ушёл в соседние покои.

Айола вышла на негнущихся ногах, запахивая верхний халат, пуговицы которого раскатились по опочивальне Царя, и прошла своей дорогой из шёлка, пытаясь не плакать, но боль была сильнее, и она сглатывала и сглатывала слезы, слушая на ходу шипение старухи, что Айола всё-таки вызвала гнев своего Царя, и ей следует молиться Главной Богине, чтобы он не приказал высечь её на площади или отрезать язык.

Айола была плохой Царицей и плохой женой, милость же Царя Дальних Земель не безгранична и может закончиться в любой момент, но Царица не понимает этого и вместо того, чтобы учиться быть покорной и хорошей женой, как была Ирима, играет с ручным зверем и, что ещё хуже, ходит на улицу, в конюшню, что не позволяют себе самые паршивые рабыни во дворце, пригодные лишь для того, чтобы оттирать жирные котлы на кухнях.

По приходу в покои, старуха усадила младшую дочь Короля в воду, вымыла её волосы, что подобны льну, рабыни натёрли кожу голову каким-то отваром. Старуха сказала, что раны её быстрей заживут от этого, и, смазав тело кремом, от которого её ногам стало жарко, завернув в тёплые одеяла, причитая и шипя, велела ей спать. Утром Айола увидела в своих покоях новую рабыню, не было лучшей наложницы Царя, но младшая дочь Короля решила не задавать вопросов, тело её по-прежнему болело, и низ живота горел в огне. После сладостей, младшая дочь Короля хотела выйти на улицу, несмотря на недомогание, но рабыня, что заменила лучшую наложницу Царя Дальних Земель, бросилась ей в ноги и начала что-то говорить.

- Она просит тебя не выходить, дитя моё, - скрипела старуха. – Вчера ты вызвала гнев Царя, он призывал к себе двух наложниц, и обе они наказаны, Агуру, лучшую наложницу Царя, высекли прямо на базарной площади, как худшую из рабынь, а Анталия, тоже не угодившая своему господину, сидит связанная и ждёт своей участи. Никогда не было такого, если Царь призывал к себе жену свою и Царицу Ириму, потом он был добр и ласков со своими наложницами, он одаривал их ласками и подарками, и только провинившиеся получали заслуженное наказание. Все рабыни и наложницы бояться, что ты ещё больше разгневаешь Царя, и он накажет, а то и казнит кого-нибудь из них. Она просит тебя, дитя моё, пощадить их жизни и не выходить сегодня на улицу, не вызывать гнев своего Царя и господина.

Рабыня говорила, лёжа ниц перед Айолой, пряча своё лицо в ладонях, в голосе её слышался ужас и страх, который и без того жил в сердце младшей дочери Короля и подкашивал ноги юной Царицы.

Последующие дни Айола плохо ела и спала, ей снилось тяжёлое дыхание своего Царя и господина и разрывающая её тело боль. Несколько дней старуха рассказывала, что ту или иную наложницу или рабыню наказали, высекли или прижгли ей ягодицы калёным железом, отправив работать на грязные работы. Младшая дочь Короля не покидала своих покоев, и только плакала в тишине их, даже птичка, доставленная в её покои в золотой клетке, и ручной зверь не радовали её. Когда же пришло время, и Царь призвал Царицу к себе, Айола прошла свой путь по шёлку и стояла перед своим Царём и господином, предварительно поклонившись ему, как рабыня, осознав, что она действительно рабыня, и быстро встала – как велела старуха. Айола не смела поднять глаза на своего Царя и господина, как и подобает, она смотрела перед собой, руки её тряслись, ноги подкашивались, и она ждала, что прикажет её Царь и господин. Пожелает ли он высечь её на площади, как самую нерадивую рабыню, или сначала изольёт в неё своё семя, сделав то, зачем её призвал Царь и господин.

- Вам следует отпить этот напиток, - голос её господина был, как всегда, бархатным, и дарил успокоение.

- Да, мой господин, - она протянула руку и отпила из чаши, почувствовала вкус вина и испугалась ещё больше. В Дальних Землях был строгий запрет на то, чтобы жёны пили вино, ведь в любой момент они могут носить в чреве своём ребёнка, но она покорно пила, чувствуя, что глаза её режет от подступающих слёз.

Она молча принимала ласки своего Царя и господина, когда он целовал её шею и ниже, но словно холодные, противные твари расползались по телу её.

- Вам страшно, Царица? – голос Горотеона звучал обволакивающе и участливо.

- Жене не следует бояться мужа своего, мой господин, - говорили её губы, но страх всё поднимался и поднимался, выплёскиваясь в трепете рук и молчаливых слезах.

- Вы умеете играть в кошу, в вашей стороне эту игру называют тавла? - вдруг спросил её Царь и господин, отрываясь от поцелуев.

- Нет, мой господин, - Айола ещё больше испугалась, должна ли она уметь играть? – У нас играют только мужи.

- Вы обучены счёту, Царица?

- Да, мой господин.

- Тогда давайте попробуем сыграть.

Её Царь и господин принёс игру и объяснил правила, которые быстро поняла младшая дочь Короля, но каждый стук костей о доску вгонял её в ещё больший ужас. Она боялась, что камни, выпавшие ей, будут больше, и это вызовет гнев её Царя и господина, когда же Айола поняла, что выигрывает, она, казалось, перестала дышать и только судорожно заглатывала воздух. Тело её тряслось помимо воли младшей дочери Короля, и всё, что произносил её рот – это: «Да, мой господин», пока её Царь и господин не сказал:

- Я чувствую усталость, Царица, давайте ляжем спать, - и указал ей на постель. И снова всё, что услышал её Царь и господин, было:

- Да, мой господин.

Царь Дальних Земель уснул почти сразу, он глубоко дышал и казался умиротворённым, младшая же дочь Короля опасалась перевернуться на бок или изменить положение тела, которое было тяжёлым, словно превратилось в камень, ноги её и руки болели, и, самое ужасное, Айола почувствовала, что нуждается в том, чтобы справить малую нужду, но боялась встать без позволения своего Царя и господина, разбудить же его она боялась ещё сильней, и так и лежала, опасаясь пошевелиться.

- Вас что-то мучает, Царица, - Айола в ужасе открыла глаза и смотрела на своего Царя и господина, который уже не спал, а сидел рядом с ней.

- Нет, мой господин, - невозможно описать ужас, охвативший младшую дочь Короля от того, что она посмела побеспокоить сон своего Царя и господина.

- Вы не можете лукавить перед лицом мужа своего, Царица, за это… - он замолчал, оборвав себя на полуслове.

- Мне нужно по малой нужде, мой господин, - прошептала Айола, ожидая гнева.

- Идите, - Горотеон казался удивлённым в первые мгновения, но потом что-то другое промелькнуло в его лице, но младшая дочь Короля осеклась и тут же опустила глаза. – Вы можете ходить по моим покоям, где вам захочется, брать любую вещь, кроме оружия, и лечь спать, когда вам этого захочется, Царица.

С этими словами он помог ей встать на ноги, а сам лёг снова на мягкие подушки, и младшей дочери Короля показалось, что он мгновенно уснул.

Айола справила нужду, воспользовалась специальным краником, и вода всё смыла, походила немного по покоям, разглядывая их причудливое убранство и тончающую вышивку тканей и, наконец, забралась в постель к своему Царю и господину и, отодвинувшись подальше, уснула, руки и ноги её, наконец, были расслаблеными, а дыхание – ровным.

Несколько раз она просыпалась и находила себя в объятиях своего Царя и господина, но в полусне это не пугало девушку. Она закидывала ему на шею руки и подтягивалась выше, вдоль его тела, утыкалась лицом рядом с ключицей или в широкую грудь и, под мерные удары сердца своего мужа, засыпала так сладко, как давно уже не спала. 

Проснулась младшая дочь Короля от того, что горячие руки её Царя и господина гладили её спину, ягодицы и ноги. Разомлевшей ото сна, ей были приятны ласки мужа, сознание Айолы ещё спало, и она с радостью принимала всё, чем одаривал её Царь и господин. Когда губы его прошлись по шее и ниже, когда коснулись груди и остановились на соске, чтобы придавить немного сильнее, а потом отпустить и захватить другой, когда руки её Царя и господина гладили одновременно голову, шею, спускаясь ниже вдоль позвоночника к пояснице, к ягодицам и между ними, когда Айола услышала свой стон, сладостный, словно мёд, её Царь и господин уложил её на живот и подложил одну из многочисленных подушек под неё.

Айола ощущала, что ноги её раздвинуты, но не могла испытывать страх, слишком тёплыми были руки её Царя и господина, а движения их настойчивыми и умелыми. Он прошёлся рукой между ног Царицы, и Айола почувствовала сильную влагу и голод, словно она не ела много дней, который утолял её Царь и господин, медленно входя в жену свою так, как подобает мужу. Движения его были плавными и не приносили боли, постепенно младшая дочь Короля расслаблялась, пуская своего Царя всё глубже и глубже, а Царь, в свою очередь, приподнимал ягодицы Айолы и, уперев её коленями, помогал рукой её движениям, пока уже знакомое чувство не поглотила младшую дочь Короля, и она не почувствовала, как сильно сжимается её женственность, и, спустя непродолжительное время, её Царь и господин изливает в неё своё семя.

Она так и лежала на подушке, бёдра Царя были сверху ягодиц Айолы, он не вытащил свою мужественность из жены своей и упирался на руки, чтобы не раздавить её своим телом, догадалась Айола.

- Когда вы не видите моего лица, вам не так страшно, Царица? – Младшая дочь Короля встрепенулась от вопроса.

- Я не обижу вас, Царица, вам не следует меня бояться, - он плавно вышел и перевернул девушку к себе лицом. – Порой мужей обуревает гнев, Царица, такой силы, что они не могут справиться с собой, словно злые духи вселяются в разум и тело его… но я не обижу вас, Царица.

- Да, мой господин, - Айола знала, что нужно ответить, ей показалось, что боль, словно от мелкой, но болезненной раны, промелькнула на лице её Царя и господина, но он не ответил ничего, только поцеловал младшую дочь Короля, а она целовала его в ответ, и ей нравился поцелуй её мужа, Царя и господина.

Проснувшись ещё раз, она увидела, что Горотеон уже одет, он сидел рядом, тут же, на постели, и смотрел на девушку, словно та была диковинным зверем или жёлтой птичкой в золотой клетке.

- Я ждал, когда вы проснётесь, Царица, не хотел прерывать ваш сон, у юных дев он самый сладостный утром.

Айола молча смотрела, не зная, что ответить.

- Я хотел лично сказать, что уезжаю до конца вашего лунного цикла и, возможно, дольше. В горах, что я показывал вам, большие рудники и богатая провинция, люди, живущие там, с горячей кровью, и часто мятеж поднимается со стороны гор и грозит захватить все Дальние Земли. Сейчас мой наместник поднял кровавый мятеж, я должен сам погасить его, Царица.

- Кровавый мятеж? - Айола испугалась, она знала, что мятежи могут распространяться, как хворь по телу больного, и поражать всё на своём пути, сжигая деревни и поселения, не щадя ни старых, ни молодых, ни простолюдинов, ни королей. – Вам обязательно ехать, мой господин? Это может быть опасным?

- Вам не о чем беспокоиться, Царица, - Горотеон улыбнулся. – Очень скоро я вернусь, а вы пока можете познакомиться с моим подарком. Я бы хотел познакомить вас лично, но мои всадники уже ждут меня, я задержался, что непозволительно Царю Дальних Земель. В конюшне вас ждёт лошадь, она смирная и небольшого размера, когда я вернусь, я сам научу вас управлять ею, а пока вы можете кормить её морковью и сахаром.

- Разве можно жене ездить верхом, мой господин?

- В вашем Королевстве это запрещено, у нас же нет никаких указаний на этот счёт, Царица, значит, это возможно. Я встречал женщин-наездниц в других сторонах, и зачастую они превосходят в ловкости мужчин, потому что легки и гибки, как вы, Царица, так что я не вижу причин, почему вы не можете управлять своей лошадью.

С этими словами он поцеловал Айолу, и она сама углубила поцелуй.

Вот тебе и Юрьев Горотеонов день. 

Прошлая глава была  жестом признательности читателям, она шла вне графика.

Эта - ровно в график, поэтому может создаться впечатление, что главки выходят часто... 

Следующая, шестая глава планируется числа 19-20 октября. 

С благодарностью ко всем молчаливым и комментирующим читателя. 

Наташа.

Сказать спасибо или обогатить витамином С из томатов можно на форуме или под главой. 

Форум. 

Моя бета Ксюня555.