Если ты любишь человека таким, какой он есть, то ты любишь его. Если ты пытаешься его кардинально менять, то ты любишь себя.

POV Белла 

Странно, прошло целых полгода, а в моей жизни продолжалось затишье, и оно пугало меня. Словно это было затишье перед бурей. В сердце до сих пор зияла пустота, словно из него вырвали кусок и забыли пришить на место. Но я старалась не показывать, что грущу по прошлому, ведь никому от этого не стало бы лучше. 
Я устроилась менеджером в банк и теперь моими друзьями были стопки бумаг и компьютер. Примитивная, скучная, безликая жизнь. Теперь ничто не напоминало о танцах, только десятки кассет, дисков с выступлениями, и Эдвард. Только благодаря ему я держалась на плаву и старалась окончательно не сойти с ума, но с каждым новым днём, как сказал однажды брат, я увядала, словно молодой росток без солнца и воды. И с каждой секундой моя маска безмятежности ослабевала, и я боялась, что рано или поздно, она полностью слетит и откроет моё истинное состояние.
Наступил очередной вечер, один из сотен таких же вечеров, которые встречали меня на протяжении последних шести месяцев. 
Хотя, если не принимать во внимание мою однообразную и скучную жизнь, можно было с уверенностью сказать, что у других она буквально била ключом. Эдвард, сейчас тренировал новую пару к очередному этапу гран-при, Эм и Розали теперь жили отдельно, в ее квартире, а эту было решено оставить нам с Эдвардом. Я подала на развод, и так как Джейкоб так и не объявился, развод невозможно было оформить официально, но морально и физически я уже чувствовала себя свободной женщиной. 
Мне опять пришлось задержаться на работе и добираться домой на такси. Эдвард должен был уже вернуться из академии и видеть десятый сон, а будить его мне совершенно не хотелось. Расплатившись и выйдя из машины, я взглянула на часы и с ужасом увидела, что уже начало двенадцатого. Быстро поднявшись по лестнице и повернув ключ в замке, я вошла в совершенно темную квартиру. 
Ну, слава Богу, спит, - подумала я, снимая обувь. 
Неожиданно загорелся свет, и на пороге между гостиной и прихожей, словно из ниоткуда, возник Эдвард. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. 
- Только не говори мне, что твой начальник опять задержал тебя после работы, - со стоном произнес он. Вместо ответа я подошла к нему и уткнулась лицом в грудь. 
- Я сама решила задержаться - работы много накопилось, а завтра, ну, то есть уже сегодня я приду домой раньше, – как можно непринужденнее сообщила я Эдварду. В ответ он лишь закатил глаза. 
- Милая, я больше не могу смотреть, как ты убиваешься, - с болью в голосе произнёс любимый, поднимая меня на руки и относя на диван. Я лишь обречённо уронила голову ему на плечо. 
- Всё хорошо, правда, просто сейчас… 
Договорить мне не дали. 
- Да-да, я помню, что у вас сейчас какие-то там квартальные отчёты, куча заморочек с налоговой, что осталось потерпеть ещё чуть-чуть и всё устаканится! – протараторил Эдвард. – Только это так называемое «чуть-чуть» у вас продолжается уже четвёртый месяц и это невыносимо! Я хочу приходить из академии и видеть тебя не измученной и выжатой как лимон, а хотя бы выспавшейся. О большем я даже не заикаюсь... хотя нет, всё же заикнусь! Я хочу видеть тебя дома! Хотя бы несколько дней в неделю, а не только в воскресенье! – Он почти перешел на крик. Сползя с дивана на пол, он нежно взял меня за руки и посмотрел в глаза умоляющим взглядом, в котором также читалась мука и боль. 
И мне впервые за долгое время стало стыдно, стыдно за то, что, прячась под своей маской, я никак не облегчала жизнь людям, которые всё это время находились рядом со мной и поддерживали меня. 
- Давай ты завтра возьмёшь отгул, и мы весь день проведём вдвоём? Пожалуйста! - умоляющим тоном проговорил Эдвард. Я лишь согласно кивнула, и сползла с дивана к нему на колени. Кривоватая улыбка появилась на любимом лице, и глаза Эдварда цвета молодой зелени заискрились. 
- А как же твоя пара? Ты же говорил, что ты готовишь их к гран-при, – поинтересовалась я, кладя руки любимому на плечи. 
- Ой, лучше не спрашивай. Это зрелище явно не для слабонервных. Я не могу их учить, я боюсь, что однажды тебе придётся носить мне еду в тюрьму, куда меня посадят за телесные повреждения или порчу имущества, - совершенно серьёзным тоном изрёк Эдвард, а я лишь мягко улыбнулась его словам. 
- Не говори ерунды, ты хороший учитель, просто ты слишком себя накручиваешь и не только по поводу работы, – сказала я, и как можно нежнее прикоснулась к любимым губам. 
- Кто бы говорил. А у тебя есть идеи, как мы можем расслабиться? – спросил Эдвард, приподнимая бровь и весьма многозначительно глядя мне в глаза. 

POV Эдвард 

Глаза любимой заискрились неподдельным счастьем и страстью. Без труда можно было понять, что они выражали согласие. Отыскав любимые губы, я в ту же секунду накрыл их своими. С губ Беллы слетел едва слышный стон, но он прозвучал на всю комнату. 
Мне не хотелось прерывать этот сладостный момент, но с каждой секундой поцелуй становился всё глубже и неистовее, а воздуха в лёгких оставалось всё меньше. Это была своеобразная, пусть и мизерная плата за страсть. 
- Люблю тебя, - прошептала она, запрокидывая голову от удовольствия и тем самым обнажая лебединую шею цвета свежих сливок. Мои губы тут же переместились от её губ к новому открывшемуся участку кожи. Она тяжело сглотнула, будто вбирая в себя частичку живительной влаги. 
Мои губы легко скользили по её телу, смещаясь всё ниже и ниже, словно я двигался за прозрачной нитью, нитью запахов, и с каждым дюймом всё ближе подбирался к запретному цветку желания. 
Добравшись до едва различимого при тусклом свете камина, но такого манящего декольте, я расстегнул её хлопковую рубашку, и, судя по её разочарованному стону, слишком медленно, но сегодня я не собирался ей потакать. Сегодня я хотел хоть немного залечить рану в ее сердце, которая - я был уверен - до сих пор не заросла после того, как она лишилась танцев. 
Уложив любимую на тёплый ковёр, я в который раз восхитился ее красотой. Её кожа переливалась под перламутровым лунным светом, лившимся через окно, а глаза цвета тёмного шоколада пленяли и лишали рассудка. 
Опершись на руки, я лёг на любимую и вновь мои губы оказались заняты. Её язычок нежно исследовал их, а руки едва ощутимо ласкали мой затылок. 
- Маленькая моя, я так скучал по тебе, - прошептал я, медленно расстегивая ширинку и пуговицу на её брюках, пока руки Беллы медленно расстёгивали «молнию» на моей рубашке. 
Резко подняв девушку, я усадил её к себе на колени. Её каштановые волосы накрыли моё лицо, и мы одновременно глубоко вздохнули. Казалось, даже наши сердца бились в одном ритме. 
Затем на пол полетела одежда, освобождая наши руки и ноги. Больше не было никаких преград, оставались только мы. 
Изабелла неистово ласкала моё тело. Словно крылья бабочки, ее губы порхали вверх и вниз, даря мне блаженную истому. Нет ничего прекраснее, чем чувствовать, как губы любимой женщины ласкают тебя и тебе не остаётся ничего, кроме как буквально изнывать от желания. На мгновение мне показалось, что я лишился рассудка, проваливаясь всё глубже и глубже в пучину вожделения. Я перестал понимать, где заканчивается её тело и начинается моё собственное. 
Перевернув любимую, я взял инициативу в свои руки и начал покрывать её тело поцелуями, но стоило мне коснуться губами её груди, как я услышал её сдавленный стон, и мой мозг окончательно отключился, а телом управляло лишь желание. Желание обладать ею, пропитать каждую клеточку ее тела своим запахом, чтобы ни один мужчина не посмел прикоснуться к моему ангелу, и чтобы она, наконец, поняла, что она моя, и что никому на этой планете я не позволю причинить ей боль. 
Я уже много раз намекал Белле, что хочу создать с ней семью, и я знал, что она прекрасно понимает эти намёки, но стоило мне заговорить о будущем, как она тут же меняла тему разговора. Но сейчас, нежась в её ласках, я увидел наилучшую возможность, чтобы открыто сказать ей обо всём. 
- Что случилось? – прошептала Белла, приподнимаясь, заглядывая мне в глаза и нежно поглаживая подушечками пальцев по щеке. 
- Хочу, чтобы ты стала моей, навсегда. Хочу, чтобы ты стала моей женой, хочу от тебя детей, и как можно больше, хочу просыпаясь и засыпая видеть только тебя, хочу, чтобы ты наконец-то поняла, что никто кроме тебя в этом мире мне не нужен. Я готов делить с тобой все горести и радости, готов принять тебя такой, какая ты есть, с твоим настоящим и прошлым. Я просто люблю тебя! - выпалил я на одном дыхании. 
Глаза любимой, которые еще секунду назад не выражали ничего кроме непонимания, тут же светились неподдельной теплотой. По её щеке скатилась одна слеза, затем вторая. Её рука легла на то место, где билось моё сердце, которое сейчас будто замерло в ожидании ответа. 
Наконец, оно пропустило удар, стоило лишь Белле обхватить мое лицо ладонями и заглянуть, как мне показалось, в самую глубину не только моих глаз, но и души. 
Она искала там подтверждение, искала правду. В этот момент она была так похожа на девушку, которую ожидала первая в жизни ночь с возлюбленным. В её глазах был страх, смешанный с восторгом от открытия чего-то ранее неизвестного. 
- Я очень долго жила в клетке, - сказала она. Я хотел перебить её и сказать, чтобы она не вспоминала, потому что это лишь причинит ей новую боль, которой было так много в ее жизни, но её маленькая ладошка нежно прикрыла мне рот, заставляя замолчать, и я подчинился. – Я пережила слишком много боли, и боюсь, что ты тоже сможешь сделать мне больно. Боюсь, что если я скажу что-то не так, тебе не понравится, и ты уйдёшь. Боюсь, что стоит мне привязаться к тебе и открыть тебе своё сердце, ты уйдёшь и оставишь меня одну, с очередной раной в груди, и я знаю, что не переживу этого, потому что уже исчерпала лимит боли. 
Я видел, с каким трудом ей давалось это признание, но она не отводила глаз, в которых читался испуг. Я видел сквозь них маленькую, испуганную душу хрупкой девушки, которая словно плыла в океане боли и пыталась прибиться к берегу. И этим берегом был для неё я. 
- Я клянусь тебе всем, что мне дорого на этом свете, что никогда не уйду и никогда не брошу тебя, даже не смотря на все возможные трудности, которые - я уверен - ждут нас впереди. Я хочу стать твоей спасительной сушей и принять тебя навсегда. Хочу стать твоим домом, – сказал я совершенно серьёзно, не сводя глаз с девушки, которая навсегда завладела моим сердцем. 
Губы любимой изогнулись в улыбке, и, притянув её к себе, я окончательно осознал, что теперь мне принадлежит самое ценное, что есть в ней - её сердце и душа, и я был намерен хранить эти дары вечно.