Уже почти два часа бесконечная А10 стелется передо мной, я устала и измотана, скорее эмоционально, хотя ночь была на половину бессонной, и не отключиться за рулём - стоит колоссальных физических усилий. Мне удалось поспать немного в самолёте, но это время - капля в море, и, вероятно, нужно было взять машину с водителем, но я еду одна. И не хочу компаний. У меня нет желания любоваться широкими полями, засеянными ярко-жёлтым рапсом, или белоснежными ветряными мельницами, методично вращающими своими гигантскими лопастями над просторами Эндра и Луары. Я просто еду и прокручиваю в голове прошедшие сутки, пытаясь понять хоть что-то... 
Если бы я послала к чёрту Джеймса и никуда не уехала? Если бы я вернулась на пять минут раньше в отель и поймала Эдварда в холле? Если бы я просто не позволила ему уйти или попросила заказать завтрак в номер? 
Если бы Эдвард не был таким нежным и внимательным... Если бы мы не вели себя, как любовники со стажем... Если бы это был просто секс? Одна ночь. Ничего больше. Ни поцелуев. Ни объятий. Ни ласкового шёпота на французском: « Ma petite…» 
- Почему? Почему? - удивлённо обращаюсь я к самой себе. 
У меня уже были подобные ситуации, ну, нет, не совсем подобные, конечно, - я раздражённо повожу плечом - так, на одну ночь. На раз. Встретились и разошлись. Были же? Да. И я забывала о них. Что-то вроде “спасибо, было очень хорошо (или не очень, но в целом хорошо) и до свиданья”. А теперь что-то сломалось. Что-то пошло не так. 
Глубоко вздыхая, я нахожу на соседнем сиденье сумочку и, стараясь не отводить взгляда от дороги, выискиваю упаковку платков. В общем, я бы не отказалась и от бумажного пакета, кажется, ещё чуть-чуть и меня настигнет приступ гипервиляции. Пора успокаиваться: и с чего вдруг мне навыдумывалось всякого? 
Я взрослая женщина, но тогда почему веду себя словно зелёная первокурсница? 
Это одиночество. Точно оно. Пора прекращать. 
- Завязывай! – приказываю я самой себе в зеркале заднего вида, но отвожу взгляд, не в силах смотреть на своё отражение с глазами побитой собаки. 
На ближайшей автозаправочной станции я выхожу из машины, чтобы привести себя в порядок и перекусить, хотя и не особо хочется. Но впереди переговоры с клиентом, наверняка, долгие и нудные. Надо собраться с мыслями, а то, не ровен час, подпишу контракт на невыгодных для нас с Джеймсом условиях. Ох, уж эти современные дельцы, никакой галантности и снисходительности к женщинам: абсолютное равноправие. Впрочем, разве не этого мы добивались десятилетиями эмансипации? 
- Дуры, - даю я свою оценку суфражисткам прошлого, поправляя макияж. 
Через тридцать минут - собранная и решительная - я выруливаю с заправки обратно на шоссе. Следуя указаниям навигатора, сворачиваю на съезде номер восемнадцать к Амбуазу, искренне надеясь, что не заблужусь. 
Когда пейзаж преобразуется: дорога становится уже, а нескончаемые поля сменяются виноградниками, я с облегчением понимаю, что двигаюсь в верном направлении. 
Не знаю, каким чудом, – вероятно, благодаря виртуозным водительским навыкам месье Аро и полному несоблюдению правил дорожного движения, – я успела на самолёт, буквально запрыгнув (без преувеличений) на последнюю ступеньку трапа. Мне хотелось быстрее убраться из Брюсселя, не знаю, появится ли у меня когда-нибудь желание посетить этот город снова. Радует, что я приеду на встречу вовремя. Пунктуальность – вежливость бизнесменов, - любит говаривать Джеймс. 
Я гоню прочь все негативные мысли и сосредотачиваюсь на дороге, не желая пропускать нужный съезд. Включаю радио, но мурлыкающий голос диджея напоминает мне об Эдварде, и я решаю остаться наедине с шумом мотора. Открыв окно, позволяю тёплому ветру ворваться в салон; вместе с ним прилетают ароматы поздней весны и сладковатый запах провинции, напоминающий мне об игристом вине, остром сыре и цветущих яблоневых садах. Это то, с чем у меня ассоциируется Франция. 
Моё настроение улучшается, и я позволяю памяти отодвинуть воспоминания о прошедшей ночи куда-то на задний план, пусть они будут лишь слабым эхом. 
- Я не буду думать об этом сегодня, - следуя заветам Скарлетт, бубню я, - и подумаю об этом завтра. 
Я мчусь всё дальше и дальше, иногда притормаживаю, чтобы было удобнее вчитываться в указатели на поворотах, наконец, на очередной развилке вижу тёмную деревянную табличку, гласящую, что винодельня «Каллен и сыновья» находится дальше вниз по дороге. 
Камни под колёсами взятой напрокат малолитражки шуршат, когда я съезжаю с основного шоссе и двигаюсь почти целую милю в заданном стрелкой направлении. Наконец, дорога упирается в низкую, не более трёх футов от земли ограду, вынуждающую меня остановиться. 
Я выхожу из машины и оглядываюсь; стоит мне захлопнуть дверцу, как на меня налетает невесть откуда взявшийся огромный чёрный пёс. Поначалу мне делается страшно, но, видя, что животное настроено не агрессивно, я расслабляюсь и смеюсь. Собака явно взбудоражена появлением нового лица, длинный хвост ни на секунду не замирает. 
- Хороший, - улыбаюсь я, гладя его тёплую спину. Он пытается ткнуться своим холодным носом мне в лицо, но я уворачиваюсь, хихикая. - Эй, прекрати. 
- Смотрю, Кай успел познакомиться с вами первым, - раздаётся мягкий голос над моей головой, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть привлекательного светловолосого мужчину средних лет. 
Вставая, я одёргиваю юбку, надеясь, что не выгляжу совсем неловкой девчонкой, и подаю руку, чтобы пожать протянутую тёплую ладонь. 
- Я Карлайл Каллен, - представляется он первым. 
- Изабелла Свон, можно просто Белла. Мне приятно. 
- Мне тоже, Белла. 
- Милый Кай. Признаться, вначале он меня напугал. 
- Что вы, он добрейший. 
- Немного боюсь собак, - признаюсь я, передёргивая плечами, не желая вспоминать печальный опыт детства. 
Но в памяти как-то само собой всплывает образ, казавшейся мне тогда огромной злой соседской собаки. Я старалась обходить её стороной, но это не всегда удавалось. Нет, она никогда не кусала меня, но опрокинуть на землю и облаять ревущего в три ручья ребёнка – милое дело. 
- Это нормально – бояться чего-то, - прерывает мои воспоминания Карлайл, - даже собак. Но не в случае с Каем. Он привык к чужакам, у нас тут их каждый день целыми вагонами привозят. 
- Вагонами? – переспрашиваю я, уверенная, что ослышалась, хотя чёткий английский хозяина с мягким французским акцентом понятен мне совершенно. 
Карлайл смеётся. 
- Автобусами, на самом деле. «Каллен и сыновья» - прекрасный винный рай для туристов. 
- Да-да, - киваю я, улыбаясь, - именно так и написано в вашей рекламной брошюре: великолепные замки Долины Луары и искрящееся, как солнечные лучи, вино. 
Анжела, моя подруга и хороший советчик, после своего путешествия по Франции привезла мне бутылочку прекрасного белого вина, которую мы с Джеймсом и распили, уж не помню по какому именно поводу. Вино было чудесное, нашему новому заказчику – фешенебельному ресторану для взыскательной публики – требовалось нечто подобное, и мы решили, а почему бы и не попробовать посотрудничать. 
- Возможно, вы устали? Или проголодались? Путь к нам не близкий. 
- Спасибо я перекусила по дороге. 
- Что вы! Разве может еда в придорожном кафе сравниться с настоящим добрым французским обедом? 
Отметая любые возражения, Карлайл увлекает меня вглубь поместья. 
- Я прикажу накрыть на стол, потом покажу вам винодельню и проведу небольшую экскурсию. О делах поговорим позже. К сожалению, не вся семья в сборе, а я привык решать любые вопросы в присутствии сыновей. 
- Сыновей? Сколько же у вас их? 
- Всего трое. 
- Всего? 
Карлайл легко смеётся, взгляд его голубых льдистых глаз кажется мне на удивление тёплым. 
- Это семейная традиция, - загадочно произносит он, естественно, я сразу же спрашиваю: какая. 
- Из поколения в поколение, так уж повелось, наследуют винодельню три брата, только они знают основные семейные секреты. Кто-то из них, это они уж сами выбирают, принимает на себя семейные бизнес. Когда-то эту ответственность взял на себя я, теперь настала очередь моих сыновей, но вот беда – им никак не определиться, - жалуется хозяин. – Один погряз в журналистике, второму больше интересен спорт, а третий, уж совсем наглость с его стороны, добрую часть времени проводит на пляже в Австралии, катаясь на сёрфе и ныряя у Барьерного Рифа. Ваш приезд был для меня поводом собрать их всех вместе, теперь посмотрим, кто проявит больший интерес к делам семьи. Они, конечно, сызмальства знают, как делать вино, как правильно растить виноград, это у них в крови. Вести бизнес – нужен опыт, и вот самое время начать. Так же они знают, что их семейный долг – жениться и вырастить себе достойную замену. 
- А если народятся дочки? 
- Пусть народятся дочки, но по сыну от каждого – святая обязанность. 
Мы смеёмся и подходим к дому. Скрипучее крыльцо и потёртая белая дверь – вовсе не признак запустения, напротив, это словно неизвестная Франция, где жизнь течёт размеренно и немного сонно, в пику безумной суете Парижа и унылой неблагополучности его предместий. 
Дом довольно большой и уютный, светлый, вся мебель, как заверяет хозяин, из ценных пород дерева. 
- Только натуральное, - подчёркивает он. 
Я вижу семейные портреты на стенах гостиной и выставленную в стеклянном шкафчике коллекцию фарфора с росписью на деревенскую тематику. Это будто другой мир, и мне почти не верится, что он находится не в параллельной Вселенной, а всего-то в нескольких часах езды от столицы. 
- У вас мило, - произношу я избитую фразу, когда Карлайл приглашает меня к столу. 
Дом видится мне более чем милым, правда, выражать свой неописуемый восторг как-то иначе – кажется мне слишком не к месту. 
- Спасибо, - просто благодарит он, и мы приступаем к обеду. 
- Где ваша многочисленная семья? – интересуюсь я через несколько минут. 
- Работают. Моя доля на сегодня – развлекать вас. Но не будем о делах. Нет-нет, прошу вас. Это нисколько не способствует хорошему настроению за едой. А с остальными я познакомлю вас позже. 
Мы смеёмся, и мне нравится эта непринуждённость, которая возникла между нами с первого слова. 
Обед простой по местным меркам: сырный суп и рыба на горячее, лёгкий салат на закуску. Естественно, не обходится без вина. Естественно, местного. 
- Оно чудесное, - я отпиваю глоточек и смотрю на лёгкое белое в своём бокале. 
Карлайл улыбается и хвастается: 
- «Юная красавица» - два главных приза на последней выставке. 
- О, надо обязательно упомянуть его в приложениях к контракту. 
- Ни слова о работе. 
- Помню-помню. 
После обеда мы идём в так называемый дегустационный центр – вытянутое здание недалеко от дороги. У длинного прилавка, за которым высятся полки с аккуратно уложенными друг на друга бутылками, выстроилась очередь из вновь прибывших туристов. Стройная моложавая женщина лет около пятидесяти с тёмно-каштановой копной – почему-то напомнившей мне цвет волос Эдварда, отчего мне тут же взгрустнулось – орудует за стойкой, наливая в низкие мерные стаканчики вино на пробу. 
- Это Эсме, моя жена, - представляет её Карлайл. 
- Приятно познакомиться, миссис Каллен. 
- Без формальностей, дорогая, - подмигивает она мне и пододвигает наполненный бокал. 
- О, я уже... 
- Виноградный сок, настоящий. Выглядит как шампанское. Дед Карлайла придумал, - перебивает меня Эсме, а затем тихо приказывает: - Пробуй. 
Я пью, и пузырьки щекочут мой нос. Безумно приятный напиток. Мне кажется, здесь нам с Джеймсом предстоит найти немало интересных вещей. Бизнесмен во мне уже подсчитывает возможные прибыли. Впрочем, думаю, в голове у Карлайла происходит то же самое. 
- Поберегись! 
Я быстро отскакиваю в сторону, и на столешницу передо мной опускается деревянный, грубо сколоченный ящик, наполненный пыльными бутылками с вином. 
- Живая? – спрашивает меня приятный темноволосый мужчина. 
- Вроде как. 
- Эмметт, где твоя вежливость, даже не извинился, - отодвигает его в сторону высокий медовый блондин и протягивает мне руку, я пытаюсь пожать её, но он смеётся, качает головой и целует моё запястье. – Джаспер Каллен к вашим услугам, а этот хам – по случайному стечению обстоятельств мой брат Эмметт. 
- Белла. 
- Знаю. 
- А вы дамский угодник, мистер Каллен. 
- Что вы, я француз. 
- Оу. 
- И можно просто Джаспер. 
Мы смеёмся, и я думаю, что вовсе не так представляла свой приезд сюда. Не то чтобы я привыкла к сухим деловым переговорам, но мне точно нравится, как здесь ведутся дела. Смотрю на братьев и, кажется, точно знаю, кто из них склонен к журналистике, а кто увлекается спортом. Развитая мускулатура Эмметта не оставляет никаких сомнений – тело атлета. Приятный баритон Джаспера, грамотная речь и хитринка в его глазах – живой ум. 
- Покажите Белле, как мы делаем лучшее во всей Франции вино. 
- Отец, а как же насчёт: скромность украшает? - хохочет Эмметт. 
- Скромность украшает, когда больше украшать нечему, а я говорю только истинную правду. 
Мы смеёмся, и братья увлекают меня за собой. Пройдя через небольшой сад, мы оказываемся у холма высотой примерно в два этажа, внешняя сторона которого выложена камнем, сам он порос редким лесом, и что там за ним – одному Богу известно. 
- Это погреба, - просвещает меня Джаспер, и мы входим через деревянные двери в тёмное и холодное помещение. 
От пола до потолка высятся стеллажи с безликими бутылками, стоят бочонки – есть и маленькие, и большие – вино на разной стадии приготовления. Эмметт показывает мне ёмкости с осадком и объясняет, как они бережно переворачивают вино после полугодового отлёживания и очищают без глубокой фильтрации. 
- Все наши вина Appellation d'origine controlee, - замечает Джаспер. 
- Если ты думаешь, что мне понятно, то я тебя разочарую. 
- Не знаю, как это точно сказать по-английски. 
- В целом данная марка вина закреплена только за нашей семьёй, - приходит на помощь брату Эмметт. – Патент на его изготовление уникален, так как производится оно только из конкретного винограда, растущего на этой земле 
Мы проходим залами, экскурсия не прекращается, мне интересно. Действительно интересно. Братья привлекательные, остроумные и обходительные, я даже позволяю себе немного пококетничать, однако, не выходя за принятые деловым общением рамки, но ничего не всколыхивается во мне: слишком живы воспоминания об Эдварде и Брюсселе. Мужское внимание, пусть даже его обуславливает обоюдовыгодный контракт, который нам предстоит в итоге подписать, льстит мне, но не радует. 
Но я умею быть милой, так же, как я умею не мешать бизнес и личные отношения. Поэтому я продолжаю улыбаться и заглушать любые, мешающие мне быть собранной мысли. 
Последним на нашем пути, как финальный аккорд долгой красивой песни, становится цех, где разливают вино из бочонков и приклеивают фирменные этикетки на тёмные бутылки. Видимо, это должно было меня ошарашить, и я оглушена, даже не шумом, а масштабом развернувшегося производства. 
- Вы извините меня, если я предоставлю вас самой себе? – спрашивает меня Карлайл, когда мы возвращаемся в дегустационный центр. – Мой дом в полном вашем распоряжении, Белла. Вам уже приготовили комнату. Отдыхайте. Работой мы займёмся завтра. Тем более, мой третий сын почему-то решил, что может позволить себе опоздать почти на сутки. 
Я уверяю, Карлайла, что всё в порядке, и даже тихо радуюсь в душе, что вся деловая часть моей поездки откладывается. Будет время прийти в себя. 
В доме улыбчивая девушка, ранее подававшая нам обед, провожает меня в комнату на втором этаже. В ней светло и по-домашнему уютно, мягкая кровать манит меня, но я подхожу к окну, заворожённая мирным покачиванием полупрозрачных молочного цвета занавесок. Внизу раскинулся яблоневый сад. Он довольно большой. Кажется, Эмметт что-то вещал про сидр. 
Тратя следующий час на принятие ванны и облачение в лёгкое, не деловое платье, я блокирую мысли. Не хочется думать об Эдварде или о работе, что-то анализировать, ругать себя или планировать завтрашний день; поэтому я выхожу на улицу и, найдя шезлонг под одним из деревьев, устраиваюсь на нём. Покачиваюсь, чувствуя приятную пустоту в голове и полную отрешённость, и смотрю на белый дом, на огромные облака, проплывающие мимо, на шатёр из зелёных листьев у себя над головой, между которыми просачиваются лучи предзакатного солнца. 
Ветер лениво играет моими ещё слегка влажными волосами, и я постепенно погружаюсь в сон, убаюканная скрипом петель и дивными ароматами сада. 
 

(говорят по-французски) 
- Пришлось возвращаться в отель. 
- И поэтому опоздал? 
- Да, а следующий рейс только через четыре часа. 
- Отец раздражён на тебя, но не показывает этого. 
- Это его нормальное состояние. 
- Если проявишь интерес к делам семьи, оно пройдёт. 
- Сомнительно, впрочем, я вообще подумываю завтра вернуться в Брюссель и обыскать каждый чёртов уголок этого чёртова города. 
- Зачем? 
- Да так, потерял кое-что. 
- Про иголку в стоге сена слышал?.. 
В момент выныривая из сна, я резко сажусь, не понимая, где я и как тут оказалась. Секундой позже нахожу себя в пространстве и в настоящем. Ах, да, Франция, Амбуаз, гостеприимный дом месье Каллена. Будущий выгодный контракт, переговоры о котором начнутся завтра. 
А так же Бельгия, мои ночные приключения и мужчина, уже ставший прошлым. 
Тогда каким образом мне прислышалось: гостиница, вернуться и чёртов Брюссель?(1) 
Я тру глаза и ерошу волосы; широко зевая, – совсем неженственно – смущённо прикрываю рот рукой, как будто бы кто-то может меня увидеть. Солнце уже начинает садиться, и на сад опускаются первые сумерки. Я вслушиваюсь в тишину – дом расположен идеально – в этом уголке спокойно, а суета и бесконечные посетители, где-то там, у въезда во владения Калленов. 
Кажется, я уже готова списать голоса в своей голове на слуховые галлюцинации, вызванные недосыпом, но дверь на опоясывающую всё здание веранду открывается и на улицу выходит Джаспер. 
- Наша провинция усыпляет, не так ли? – кидает мне он, посмеиваясь, затем заглядывает обратно в дом и громко кричит: - Спускайся, у нас гости, как ты знаешь. Имей приличия, иди и познакомься. Не позорь славное имя моего брата. 
Чтобы не смущать меня, он переходит на английский. 
- Младший наш приехал. 
Кто-то, во-видимому, Эмметт, окрикивает Джаспера, и тот, махнув мне рукой, убегает за дом, оставляя меня один на один с новым членом этого многочисленного семейства. Я приглаживаю волосы рукой и прочищаю горло, думая, остаться ли мне сидеть или встать, когда он появится. 
Но когда на пороге возникает мужчина, вопрос отпадает сам собой; я вскакиваю и в шоке подношу руку к горлу. 
Фигура в дверном проёме на секунду замирает. Кажется, я физически ощущаю, как с каждой секундой атмосфера накаляется всё больше. Мы будто два врага приготовились к атаке. 
Кажется, с него первого сходит ступор. Он легко сбегает вниз с веранды и идёт в мою сторону, ступая по мягкой траве сада, приглушающей его шаги. Вопреки ожиданиям, он не бросается ко мне и не спешит выяснять, как я тут оказалась. Так же как и я не тороплюсь с расспросами. Если посудить по честности, мне скорее страшно. Ещё утром я думала, что мне так необходимо увидеть его, но теперь-то я понимаю, что мне просто хотелось всё переиграть. Но прошлое – не сценарий, пригодный для доработки. Жизнь такова, что приходится иметь дело исключительно с настоящим. 
Кажется, я выпадаю из реальности на некоторое время, поэтому очнувшись, понимаю, что Эдвард уже какое-то время говорит, пытаясь что-то донести до меня. 
А я просто смотрю, изучая каждую его чёрточку и не веря, что мы познакомились (да ещё как) лишь прошлой ночью. Теперь мне кажется, что это было миллион лет тому назад. 
Как все французы, он активно жестикулирует. Хотя… разве много я общалась с французами? Может, это просто черта его характера. Чёрт, я же ничегошеньки о нём не знаю. 
Но кое-что я осознаю вполне отчётливо. 
- Ты… ты… ты… - словно заезженная пластинка, твержу я, - ты… ты говоришь по-английски! 
- Seigneur Dieu! – потрясённо восклицает он, а затем шепчет: - И это всё, что ты можешь мне сказать?.. 
О нет! Вернее… О, да! Мне есть, что сказать. И очень много. Но почему-то все здравые мысли мигом вылетают из головы. Будто немая, я открываю и закрываю рот. Первый шок уже прошёл. И теперь до меня постепенно доходит, что он наговорил. 
Звонок от отца. Срочно… Уехал, но вернулся. Не думал ни о чём серьёзном. Послать всё к чёрту. А вдруг. Пустой номер. И тебя нет. Опоздал на самолёт. Чёртовы бельгийские таксисты. Долгие часы ожидания в аэропорту. Такое первый раз. Запала в душу. Отчего-то… 
Я прижимаю руки к горящим щекам, и поднимаю взгляд на Эдварда. Он стоит, нахмурившись, будто ждёт вердикта. Всё могло бы быть так легко, начни мы с самого начала говорить на одном языке. 
В моём голосе возникает непривычная нервная хрипотца, когда я, наконец, решаюсь и произношу: 
- Скажи ещё раз… пожалуйста. 
- Что сказать, Белла? 
- Хоть что-нибудь. У тебя прекрасный английский. 
Мы буравим друг друга взглядами, и Эдвард сдаётся первым. С его губ срывается смешок, я отвечаю тихим хихиканьем, и вдруг на нас накатывается необузданное веселье. Вечерняя тишина нарушается безудержным хохотом. Кажется, мы смеёмся, как ненормальные. Как двое безумцев. Просто стоим друг напротив друга и смеёмся. 
Не знаю, сколько это продолжается, но, в конце концов, мы унимаемся. 
Теперь Эдвард молчит, внимательно смотря на меня, а затем протягивает руку – медленно и осторожно, словно бы я бабочка, которую он боится спугнуть. Но нет, теперь я никуда не улечу. Ещё миг, и я оказываюсь в его объятьях. Обнимаю за шею и притягиваю для поцелуя. Кажется, мы оба начинаем приходить в себя. 
- Ma petite… – шепчет Эдвард, уткнувшись лицом мне в волосы, тёплой рукой накрыв щёку. - Вот и не верь после этого в судьбу. 
Я поворачиваю лицо и мягко улыбаюсь ему в ладонь. 
На самом деле, я не верю в судьбу, а вот в случай верю. И в случайности. 
Но разве французу объяснишь эти языковые тонкости? 
 

(1) Белла услышала что-то вроде «hotel», «renter» (что созвучно с итальянским, который она учила) и «fucking Brussel». 
Seigneur Dieu! - Боже мой!