Стоя в ванной, я рассматриваю себя в зеркале при ярком свете. Мое тело покрыто огромным количеством припухших синяков, практически на мне нет живого места. Все болит, будто я побывала под катком, больно даже приподнять руки. Внутренности тоже тяжело ноют. 

Дверь тихонечко приоткрывается за спиной, входит Эдвард. Он приближается, твердо встречая в зеркале мой взгляд. Осторожно приподнимает мои волосы и убирает их за спину. Едва касаясь, ласково проводит кончиками пальцев по шее, ключице и руке, и я, несмотря на боль, чувствую нежность. 

- Ты первая женщина, которая осталась жива после близости со мной, - шепчет он и, наклонившись, медленно целует мое ноющее плечо. Я стараюсь не показать, что мне больно, не хочется расстраивать его. 
- И много их было? – интересуюсь я; наблюдать за тем, как его губы касаются моей кожи, чертовски приятно. Холод губ немного смягчает ломоту. 
- Достаточно, чтобы возненавидеть себя за то, кто я есть. 
- И что же ты сделал с этим? 

Холодные пальцы касаются спины, медленно и осторожно массируют ее. 
- Перестал с ними спать… 
- Давно? – я закрываю глаза, позволяя ему помочь моим разбитым мышцам. 
- Очень давно, - подчеркивает он. 

Я представляю его одиноким странником, не позволяющим себе никогда и ни с кем иметь отношений. Какими были эти сто семьдесят лет? Смогу ли я когда-нибудь постигнуть глубину его разочарования, подтолкнувшую в объятия смерти? 

- Но со мной ты решился… - говорю я, наслаждаясь поцелуями и холодящими прикосновениями к лопаткам, груди, животу. – И я жива… 

Эдвард резко разворачивает меня к себе, прижимает к своему твердому телу. Пальцы трепетно ласкают мое лицо, щекочут губы. Глаза Эдварда горят теплым расплавленным золотом. 
- Несмотря на то, что ты застала меня врасплох, - улыбается он грустно, одними губами. – Нельзя, нельзя соблазнять вампира! Ты разве не знала? 
- Но я хотела! – капризно ворчу я, кладя ладони на его красивую гладкую грудь. – С самого начала… помнишь? – поднимаю на него застенчивые глаза. 
- Помню… - Теперь его улыбка более живая, взгляд вспыхивает страстью. В глазах тот самый свет, который я хотела зажечь с первой нашей встречи. Пальцы нежно очерчивают контур моей скулы, медленно двигаются по коже. Улыбка гаснет, лицо приобретает серьезное выражение: - Ты ошеломляющей рекой ворвалась в мою бессмысленную жизнь и перевернула ее с ног на голову. 

Это звучит серьезно. Я не могу понять, делает Эдвард мне комплимент или высказывает досаду. 
- Расскажи, - прошу я, смущенная его строгим взглядом и словами. 

Чуть наклонив голову, Эдвард задумчиво разглядывает мое лицо. А затем вспоминает: 
- Когда я только начал свое странное существование, уже не будучи человеком физически, но оставаясь им духовно, я был в растерянности, но все же искал смысл превращения и цель, к которой мог бы стремиться. Мне понадобилось несколько десятилетий, чтобы растерять какие-либо ориентиры. Вся моя семья, друзья сгинули в могиле, а я даже не мог присутствовать на их похоронах, чтобы попрощаться по-человечески. 
Новый мир тоже не принял меня: он слишком жесток, патологически испорчен безнаказанностью и властью. Первые годы моего существования можно описать как туманную пустоту, безграничную и безмолвную, в которой на ощупь я пытался найти свое предназначение. Не сразу, а лишь постепенно осознал, что ищу напрасно, и пустота не содержит ответ. Я долго считал, что выбрал неверное направление, и стоит его сменить, как выйду на свет. Но оказалось, что в пустоте, окружившей меня, ничего нет. И тогда я перестал искать и смирился. 

Завороженно я слушаю рассказ человека-вампира, сбившегося с пути. Я полностью очарована историей его длинной жизни. 

- И тогда началось мое путешествие к финалу. Каждый мой день и каждая ночь не отличались от предыдущих и всех последующих. С годами они превратились в нескончаемый серый миг, в котором не происходило ничего, что могло бы меня затронуть. Мне казалось, я потерял не только семью и друзей… я потерял самого себя, постепенно перестал вообще что-либо чувствовать. Иногда я думал, что нахожусь в аду, и равнодушие ко всему – моя персональная пытка. Бессмертие не давало никаких преимуществ. Вопреки ожиданиям, бессмертие оказалось проклятием: ты существуешь, потеряв возможность когда-либо обрести заслуженный и желанный покой. 

Эдвард вздохнул, его взгляд рассеянно блуждал в глубинах прошлого. 
- Не помню, как именно я пришел к тому, что желаю смерти. Может, я просто устал бессмысленно скитаться. Может, что-то натолкнуло меня на этот шаг. Но однажды я обнаружил: жизнь не может больше продолжаться, наверняка есть способ ее прервать. Я… был недостаточно силен, чтобы умертвить себя самостоятельно. 

На этом месте я возмущенно втянула в себя воздух, но Эдвард приложил палец к моим губам, прося не вмешиваться. 

- Это было первое осознанное решение за несколько десятилетий. Оглядываясь назад, я не могу вспомнить, когда в последний раз задумывался над тем, что делаю. Мое существование было автоматическим, инстинктивным. Мое тело продолжало жить, но фактически я был давно мертв. Пойми, - прошептал он с отчаянием, - смерть казалась мне избавлением, естественным финалом длинного пути. Меня ничто здесь не держало. 

Те же боль и одиночество, которые последние годы преследовали меня, эхом отражаются на его лице, и я чувствую связь между нами – окутывающую и могучую, притягивающую нас друг к другу. Мне так сильно хочется обнять Эдварда и пообещать, что больше не позволю ему страдать, что постараюсь наполнить его жизнь смыслом. Но я, не смея прервать удивительный рассказ, замерев, продолжаю внимательно слушать. За сто семьдесят лет я первая, кому Эдвард раскрывает свой внутренний мир. Он нуждается в том, чтобы поделиться и сбросить часть груза с усталых плеч. 

- В моих воспоминаниях нет ни единого проблеска с момента, как я очнулся вампиром. События, которые происходили, - будь то поиски смысла, встречи с людьми или себе подобными, - не оставили значимого следа. Даже решение умереть не затронуло меня так, как могло бы. Я настолько закостенел изнутри, что не осталось абсолютно никаких эмоций. 

Эдвард снова вздыхает. 
- Я устал жить, Белла. Смерть – это естественное избавление от долгих страданий, первая настоящая цель за все время моего существования. 

Я подавляю в себе порыв возмутиться, чтобы не прерывать рассказ. 

Эдвард хмурится, как будто вспоминает о чем-то неприятном. 
- Я подумал, что могу сделать что-то хорошее перед тем, как уйти. Я хотел заслужить немного прощения за первые годы моей жизни, в которые убил немало людей – невинных жертв монстра. Мне казалось, это может оправдать меня перед великим судом после смерти. Люди слишком давно живут в глубочайшем неведении, и открыть им глаза стало для меня делом чести. Я обязан был выполнить свой последний долг, совершить хоть один благородный поступок за две сотни лет. 

Эдвард хмурится еще сильнее, в его чертах – досада. 

- Я планировал разрушить плотную завесу тайны, которой окружили себя чудовища и убийцы. Не понимаю, в чем я просчитался. Люди либо преступно упрямы, либо шокирующе глупы. Я не ожидал такого поразительно единодушного нежелания видеть правду. – Губы вампира кривятся в разочарованной, почти презрительной усмешке: - Я дал вам все карты. Вы могли с помощью моего примера создать оружие и защитить себя. Но вы предпочли остаться в мире чудовищного самообмана. Инопланетянин, мутант. – Брови Эдварда изумленно поднимаются. - Все, что угодно, кроме истины. Бегство от правды вместо того, чтобы научиться сражаться. 

Наши взгляды пересекаются, и я опускаю глаза, медленно лаская кончиками пальцев гладкую кожу. Я усмехаюсь, виновато пожимая плечами, и вынуждена отвечать за весь человеческий род: 
- Люди не готовы к переменам, - нехотя признаю я, испытывая не меньшее разочарование, чем Эдвард. – Они не готовы не только воевать, но даже элементарно признать существование мифического мира, им неподконтрольного. Ты прав: людям удобно жить в своем заблуждении. Ты совершил ошибку, раскрыв себя. 

Эдвард вздыхает. Его пальцы снова касаются моей скулы. 
- Сейчас я уже не сожалею, ведь я встретил тебя… 
- Расскажи, - скромно прошу я, опуская глаза и вспыхивая от смущения. Мои воспоминания о нашей первой встрече таят много загадок, вопросов, ответы на которые хотелось бы знать. 

Мягкая улыбка поднимает уголки его совершенного рта. 
- Твое появление ошеломило меня, - говорит он, его интонация существенно оживляется. – Я могу сравнить свое состояние с пробуждением от долгого летаргического сна, похожего на кому. Как только ты вошла через дверь, вся моя жизнь перевернулась. Это было… - Эдвард с трудом подбирает слова: – Знаешь, я ведь поначалу ничего не понял. Ты заинтересовала меня тем, что вела себя иначе, чем другие. Не только агенты ФБР, а вообще не так, как люди, с которыми я имел честь общаться. Чаще всего в моем присутствии людей охватывал страх – это и естественно, учитывая, кто я. Женщины иногда реагировали по-другому – они вожделели меня. Но только до тех пор, пока не оказывались ближе. Тогда они тоже начинали бояться. Это безотчетный инстинкт, который срабатывает независимо от желаний или убеждений. Как же так вышло, что твоя реакция была отличной от всех, кого я знаю? 

Я вспоминаю, что тогда почувствовала: в числе прочих ощущений присутствовал и страх, но больше всего было сострадания и желания стать другом, протянуть руку помощи. Видимо, Эдвард заметил это.

- Ты принесла с собой такой сложный коктейль противоречивых эмоций, что попросту пробила каменный барьер моего омертвелого равнодушия. – Эдвард качает головой, как будто до сих пор удивляется силе моего воздействия. Он перечисляет, и каждое слово полностью отражает чувства, которые я тогда испытывала: - Нервозность, с которой ты явилась, не имела никакого отношения к банальному страху – она больше походила на личную заинтересованность и отчаянную попытку этот интерес скрыть за неправдоподобным профессионализмом. Неудачно, надо сказать, - усмехается он. – Искреннее желание узнать меня отличалось от сухого отношения других агентов – относившихся с опаской и мечтающих поскорее закончить и оказаться на большом расстоянии. Ты, казалось, напротив, - хотела это расстояние сократить? 

Этот вопрос повисает в воздухе, потому что Эдвард не ждет ответа, - он продолжает рассказывать о своих первых чувствах: 
- У меня возникло огромное количество вопросов в первую же минуту встречи. Твое странное поведение поразило меня, и впервые за время летаргического сна мой мозг заработал в полную силу. Я пытался разгадать причину необычного отношения, и пришел к шокирующему, невозможному выводу: я для тебя – не объект. Клянусь, никогда прежде я не был так потрясен, как в тот момент, когда осознал, что я тебе интересен как личность. Ты первая, кто отнесся ко мне так тепло, первая, искренне старающаяся понять, узнать… принять меня. Как я и говорил, до встречи с тобой меня лишь вожделели или боялись, но никто и никогда не интересовался, что я за человек, чем жил, что меня сюда привело. Никто и никогда до тебя не пытался мне сострадать. Да что говорить, - Эдвард вздыхает, печально наклонив голову, и в этот момент мне хочется горько рыдать, - я ведь никому и не мог рассказать о себе. По крайней мере, женщинам, с которыми довелось встречаться… Но ты… это было огромное потрясение, когда я понял, что ты ведешь себя не как агент, а как… как друг? 

Эдвард заканчивает речь вопросом, как будто его до сих пор удивляет этот факт. Не выдержав, я резко обнимаю его за талию и прижимаюсь к твердой груди лицом. Слезы рвутся наружу, и я отчаянно стараюсь их сдержать, чтобы не оттолкнуть Эдварда и не спугнуть возникшую между нами хрупкую откровенность. 

- Я хотела этого, - бормочу я. – Хотела стать твоим другом. Не знаю, как это получилось, но чувство возникло сразу, когда мне впервые показали твою фотографию. 

Я всхлипываю, и руки Эдварда обвиваются вокруг меня, - я оказываюсь в его крепких объятиях. 

- Это я понял не сразу, - тихо, проникновенно шепчет он в мою макушку. – Поначалу мне не удавалось разобраться в клубке и твоих, и своих чувств. Трудно понять причины того или иного поведения, когда видишь или испытываешь что-то впервые. Мое первое впечатление о тебе можно сравнить с пробуждением ото сна – в том смысле, что я, будто спросонья, не понимал ни твоей реакции на меня, не своей на тебя. Одно могу сказать точно – я пробудился, и не хотел больше засыпать. Да я бы и не смог, - вот насколько ты меня заинтересовала. 

Я вздыхаю почти счастливо, радуясь, что мое главное желание сбылось – мне действительно удалось принести свет в его бессмысленную жизнь. Причем даже раньше, чем я мечтала. 

- Твоя удивительная эмоциональная реакция, - а я тебя даже не знал, - что-то сотворила со мной в момент первой встречи, заставила встрепенуться, ожить. Запах твоего волнения… и желания, - добавляет Эдвард смущенно, - подействовал подобно тарану, гигантской волне, сбивающей с ног. Настолько много новых ярких чувств и мыслей сплелось воедино, что поначалу я был напуган: если бы не размеры камеры и не вынужденное положение пленника, в которое я сам себя поставил, возможно, я бы не выдержал напряжения и сбежал. 

У меня вырывается резкий смешок: не ожидала, что смогла напугать вампира. 

Руки Эдварда на секунду прижимают сильней, а затем отпускают; пострадавшие мышцы неприятно отзываются болью. 

- Пришлось взять себя в руки, ведь я видел, что и ты изо всех сил сохраняешь профессионализм. Но с первого же мгновения я не мог оторвать взгляда от тебя, настолько необычна была твоя реакция, ставящие в тупик вопросы. Я внимательно наблюдал за каждым жестом, словом. Я анализировал, но ответы не укладывались в голове: напрашивающиеся выводы в тот момент казались невозможными, фантастическими! Я повторял себе неустанно: этого не может быть, я лишь выдаю желаемое за действительное. 

Эдвард вздыхает. 

- Даже когда ты ушла, я продолжал размышлять. Сначала думал, это не продлится долго, и я привычно вернусь в свою апатию. Но время шло, а я не мог больше «спать». Ловил себя на том, что постоянно прислушиваюсь к разговорам снаружи, отличаю звук твоего голоса. – Эдвард усмехается: – У меня отличный слух, я мог услышать многое за пределами камеры. Но никогда, ни разу до твоего прихода не интересовался тем, что происходит за стеной, мне это было безразлично. Ты это изменила. С тех пор не было ни дня, когда бы я не слушал твои шаги, не выделял стук твоего сердца среди прочих… Ты полностью завладела моим сознанием. 

Боже мой… комок подбирается к горлу, когда я понимаю, насколько близка была всегда к желаемому, даже не подозревая об этом. Взаимность наших чувств становится для меня очевидной, и сердце бьется бодрее. 

- Я пытался найти оправдание эмоциям, которых не понимал. Конечно, - говорил я себе убежденно, - это простое любопытство. Ты отличалась от остальных, и мне было интересно разгадать, в чем состоит твоя особенность. Просто занимательная головоломка, со временем интерес неизбежно пройдет. Но вместо того, чтобы успокоиться, я, напротив, интересовался все сильнее. Я начал ждать наших встреч, новых вопросов, пробуждающих от сна. Когда ты утром приходила на работу – застывал в нетерпеливом волнении, гадал, когда же ты навестишь меня. Клянусь, я считал минуты до твоего появления! Всякий раз думал, что ошибаюсь, и твой интерес к моей персоне лишь мерещится. Но потом ты заходила, и я убеждался – твои глаза по-прежнему не лгут. Я понимал… что мое время ограничено, что ты приходишь сюда работать, а не болтать, а потому не мог позволить себе перейти грань. В моем положении, - и в положении, на которое я обрек тебя и других свидетелей, - заинтересованность тобой несколько… запоздала. 

Эдвард качает головой, на его лице выражение грусти. 

- Но это понимание пришло не сразу. Поначалу я был так сильно оглушен собственными чувствами, которые никогда прежде не испытывал, что не мог себе ответить, что со мной не так. Я просто плыл по бурному, захватывающему течению, считая часы от встречи до встречи. Лишь когда ты сказала, что пришла в последний раз, и когда я почувствовал нарастающую в груди пугающую бездну, в которую уже не хотел возвращаться… лишь тогда смог ответить на главный вопрос: я нашел тот самый смысл, который найти уже не надеялся… Мне так жаль, - говорит он, словно раскаивается в преступлении. – Я два века искал оправдание своему существованию. А нашел его слишком поздно: тогда, когда решил умереть… 
- И что же это? – Я знаю ответ и радуюсь, что смогла разбудить в нем жажду жизни. 
- Любовь, - просто говорит он, прожигая меня немигающим взглядом. 
- Любовь… - повторяю я, кончиками пальцев поглаживая его грудь. Не могу удержаться от улыбки, сердце жжется, как будто его объял огонь, а горло сдавливает ком. В глазах слезы. Признание звучит так же естественно, как солнце, ежедневно встающее на востоке: - Люблю тебя. 

Глаза Мейсена вспыхивают в ответ на мои слова. Он выглядит так, будто весь его мир переменился. Будто в это мгновение сломалась, уничтожилась непоколебимая броня, мешавшая ему почувствовать вкус жизни. Он сияет. Открыт и беззащитен предо мой. Хочет что-то сказать, но теряет дар речи. Наклоняется для очень медленного, сладкого поцелуя. Мои губы разбиты, но это всего лишь боль, и она пройдет. Главное, что я чувствую себя невыразимо счастливой. 

Опустив руки на мои ягодицы, Эдвард приподнимает меня над полом и осторожно усаживает на раковину. Я обхватываю его талию ногами. Его твердая плоть упирается в мой живот. 
- Только не прямо сейчас… - умоляю я о пощаде: тело стонет. Я не жалуюсь (ведь это было прекрасно), но вряд ли выдержу повторение. 

Он тихонько смеется мне в губы: 
- Я не стану. 

Мне нравится, когда он смеется. Его смех больше не безжизненный, и похож на перезвон серебристых колокольчиков. 

Палец аккуратно приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела в ярчайшие золотые глаза – Эдвард улыбается. Его губы такие красивые, и улыбка очень идет, она его преображает. Из озлобленного, потерявшего цель отшельника Эдвард превращается в цветущего, красивого мужчину, которого нельзя не любить. Я вспыхиваю под его обжигающим взглядом, но твердо смотрю в нечеловечески пронзительные глаза. 

- Вот это удивительное сочетание, - говорит он, поглаживая мою пылающую щеку, - невинности и целеустремленности, ранимости и уверенности поражало меня в тебе с первой встречи. Сделай одолжение – не меняйся. – И оставляет на моих губах кроткий поцелуй. 

Эдвард осторожно помогает мне спуститься на кафельный пол и уходит, чтобы дать мне пространство. 

Теплый душ облегчает боль, я чувствую себя лучше. Вытирая волосы полотенцем, вижу себя в зеркале улыбающейся. Все получается гораздо интереснее, чем рассчитывала. Я – любовница вампира. Необычно. Опасно. И так притягательно. О скучном возвращении в Саффолк можно забыть. Моя жизнь с этого мгновения идет по новому пути. Я не уверена, что именно ждет меня в будущем, но знаю, что это будет нечто захватывающее. И я всем сердцем готова к переменам. 

Коротко колет чувство вины по отношению к Джейку. Его обещание найти парня на фотографии в случае моего исчезновения беспокоит. Но он простой учитель, его обещание не может нести настоящей угрозы. Он всего лишь обиженный отказом мужчина. Может быть теперь, когда я исчезла с его глаз, он позволит себе посмотреть на другую женщину. Со временем найдет свою половинку. 

Сидя на разломанном белом диване в гостиной номера, мы с Эдвардом обсуждаем планы. Чтобы не вызвать подозрений, я дождусь решения Бюро, получу деньги и только потом исчезну. Нужно заказать поддельные документы, и я собираюсь сделать это прямо сейчас. Потом мы уедем. Мне предстоит пережить много испытаний, и все это ради того, чтобы выжить. 

Меня беспокоит, что в намеченном плане Эдвард отводит себе временную, а не постоянную роль. Он хочет спасти меня от кары Вольтури, но что сам будет делать, когда встретится с ними лицом к лицу? Я не хочу допускать такого будущего, где он собирается спрятать меня и оставить одну. Я уже не мыслю свое дальнейшее существование без него. Надевая свежий костюм взамен порванного, я спрашиваю его об этом. Ответ мне не нравится. 
- Слишком много свидетелей, - говорит он, - наказания не избежать. 
- Неужели нет способа спастись? – беспокоюсь я. – Если мы сбежим прямо сейчас и будем постоянно передвигаться, они тебя не поймают? 

Эдвард безнадежно качает головой. 
- Белла, - говорит он, его голос звучит нарочито успокаивающе, словно Эдвард смирился и хочет, чтобы смирилась и я. – Пойми, я – преступник, предатель рода. Как только Вольтури доберутся до свидетелей, им станет известно мое лицо. Их предводитель умеет считывать мысли. Мы попытаемся. – Он обещает. – Но ты должна осознать: у тебя есть шанс, а у меня его нет. Рано или поздно тебе придется покинуть меня, чтобы спастись от неминуемой смерти. Если будем действовать своевременно и быстро, у Вольтури останется слабый след, это позволит выиграть время. Но они никогда не прекратят на нас охотиться. Я не должен видеть твое новое лицо после вмешательства пластической хирургии. К моменту, когда ты выйдешь из больницы с новой внешностью, я буду далеко. – Он вздыхает, игнорируя мой нескрываемый ужас. – Я совершил ошибку и должен за нее ответить. Сожалею, Белла. Но, если не могу спасти всех тех, кого невольно подставил под удар, меня будет до самой смерти согревать радость, что я спасу хотя бы одну тебя. Позволь сделать единственное, что остается доступно. Первый хороший поступок за две сотни лет. Пожалуйста. 

Это трагично. Не укладывается в моей голове. Я надеюсь найти другой выход. Усиленно думаю об этом. Я вижу этот выход прямо сейчас, но он чересчур пугающий, чтобы я могла всерьез на него решиться. Должно быть какое-то другое решение, не настолько кошмарное. 

- Я сделаю все, что в моих силах, но потом должен уйти. И абсолютно необходимо, чтобы на тот момент, когда меня обнаружат, ты была бы уже далеко. И я не знал бы, даже не догадывался, где ты находишься. След, ведущий к тебе, прервется. Только так ты будешь спасена. 

Я молчу, в глубине души не желая соглашаться с его неполноценным планом. Всегда есть выход. Должен быть. 

Эдвард смотрит так пронзительно, словно хочет внушить мне, принудить поверить, что другого выхода нет. 
- Сможешь ты понять? – умоляет он. – Согласишься попытаться ради меня, ради своего спасения? 

Я молчу, не отвечая «да». Втайне я надеюсь, что наше бегство от Вольтури затянется на годы, на десятилетия. И пока Эдвард будет меня оберегать, спасется и сам. 

Поднимаю «Глок-19» и кладу его в коробку – он не понадобится. Против тех, кого Эдвард ждет, пистолет бессилен. Против людей его использовать не хочу. 

Собираю сумочку и поправляю волосы, закалывая их на затылке. Эдвард внимательно наблюдает, следит за каждым моим движением. В его глазах горят эмоции, а всякий раз, когда я обращаю на него взгляд, Эдвард улыбается. Мое сердце трепещет от радости, мне нравится видеть Эдварда таким живым. 

Медленно подхожу к дивану и нахально забираюсь вампиру на колени, как сделала это несколько часов назад, когда он только появился. Мои ладони на его лице. Золотые глаза сияют неподдельным счастьем, удивительным открытием, когда он смотрит снизу вверх. Доверчиво закрывает глаза, когда я целую его. Твердые холодные губы послушно следуют за моими движениями. Дыхание Эдварда учащается – его возбуждает поцелуй. Он поглощен им – я понимаю это, потому что пальцы сжимают мои бедра слишком сильно. Мне немного страшно и одновременно приятно, что я могу заставить его вот так потерять контроль. 

Неожиданно его тело напрягается, а дыхание срывается, он целует меня слишком уж отчаянно, что кажется мне странным. Мои глаза широко распахиваются, когда я слышу три коротких и очень тихих стука в дверь.