Нетронутая стопка материалов покоилась на краю стола, серебреная зажигалка нетерпеливо вертелась в руке… Всю информацию, что хранили в себе эти бумаги, я уже знал, как свои пять пальцев; план был готов… Оставалось лишь сжечь улики, уничтожением которых я был одержим в последние часы своего одиночества. Будто убрав письменное изложение всех деталей, коими была полна моя голова, я смогу не думать о завтрашнем дне.
Понимая, что вполне вероятно материалы еще пригодятся мне завтра, я всё равно уже взял первый листок, смял и зажженным опустил в пепельницу. Языки пламени тут же охватили всю бумажку, лицо Ховард выцветало на ней, пока не превратилось в пепел на дне стеклянной посудины.

Что-то образно похожее на это, произойдет завтра. Жизнь девушки погаснет за несколько секунд, лишь благодаря единственному движению моих рук…

Бог не учел одну деталь, когда создавал этот мир – он дал человеку силу, достаточную, чтобы убивать своих собратьев. Если жизнь такая ценная, почему ее так легко отнять? Не существует защитного механизма, чтобы уберечь ее. Не существует преград для таких, как я…

Над горсткой пепла всё еще тонко струился дым, рядом стояла та же стопка бумаг, не поубавившаяся в размере. Сколько не вытаскивай из нее листы, тяжесть вины и чувство безысходности не оставят меня ни на миг. От судьбы не убежишь…

Вот только судьба не только жестока, она еще и ненасытна в своем стремлении сломать как можно больше жизней. Ни в чем неповинная человеческая душа рядом со мной мучится, совершенно не заслуживая того. И ничем я не смогу ей сейчас помочь. Только завтра… Когда поменяю жизнь столь же невинного существа на ее.

Хотела ли Белла сейчас видеть меня? Возможно. Хотел ли я того же? Очень. Только непреодолимая убежденность, в том что мое присутствие неизбежно должно приносить ей страдания, не позволило мне подняться и пойти к ней. Хотя, всё на самом деле намного проще – я просто не смогу посмотреть ей в глаза, зная, что придется ей завтра пережить по моей вине.

Однако… То ли благодаря чувству обязанности, то ли просто эгоистичному желанию увидеть её, спустя некоторое время я встал с кресла и всё-таки покинул кабинет. Так и не определившись со своим оправданием, я толкнул дверь её комнаты, находившейся всего в нескольких метрах от моего «убежища».

Внутри было темно, слабый лунный свет еле очерчивал маленькую фигурку, свернувшуюся клубочком на непропорционально большой кровати. Едва услышав звук открывающейся двери, девушка подняла голову и осторожно приподнялась выше.

Всегда наперед рассчитывающий свои шаги, я действительно не знал, что сказать ей в ту минуту. Спросить, как дела? Будто самому не ясно… Или поскорее уйти, чтобы совсем не упасть в ее глазах? Решения не нашлось, и я просто подошел к ее кровати, старательно избегая внимательного взгляда.

Уже сев на краешек постели, я так ничего и не придумал. От собственной жалости хотелось казнить самого себя. Из груди вырвался тяжелый вздох.

- Всё хорошо? – тишину нарушил ее слабый голосок, и я почувствовал, как прогибается матрас под ее весом.

Ситуация с заказом правда была под контролем. Всё нормально. Хотя, казалось, она спрашивала обо мне непосредственно. Или так мне того хотелось…Как бы там ни было, я утвердительно кивнул головой.

И тут Белла несмело положила ручку на мое плечо… Догадалась. Дико и неправильно с ее стороны успокаивать убийцу, но я так был благодарен ей за это… Не удержавшись, я накрыл ее ладошку своей, испытывая непреодолимое желание коснуться ее теплых маленьких пальчиков. Какое же было удовольствие оттого, что девушка, набравшись смелости, двумя руками легонько обняла меня сзади и опустила свою головку на мое плечо. Совесть беспощадно резала всё живое внутри меня, но тело блаженно впитывало тепло юного невинного существа.

От испытываемых чувств даже стало тяжелее дышать – такими желанными для меня были ее объятия. Откинув на мгновение все свои убеждения, я повернулся и осторожно прижал к себе Беллу.

- Ты плохо выглядишь, – прошептала она, блуждая взглядом по моим впалым щекам, заостренному подбородку и синякам под глазами.

- Ты тоже, - слегка улыбнулся, уже особо не удивляясь ее нездоровому беспокойству обо мне. - Почему ты не спишь? Завтра тяжелый день…

- Не могу, - покачала головой она, немного напоминая капризного ребенка.

«Неисправимая» - с грустью подумал я и требовательно подтолкнул ее вниз, во что бы то ни стало стараясь не поддаваться ее влиянию. Но и отказать себе в удовольствии побыть с ней еще немного я тоже не мог.

Белла замерла и лежала тихонько, пока я, опускаясь рядом и аккуратно возводил объятия вокруг нее. И уже тогда я понял, что загнал себя в ловушку – было совершенно ясно, что я не смогу отпустить ее сегодня ночью.

Её слабое дыхание приятно ласкало шею, прохладные влажные волосы успокаивающее касались моей разгоряченной кожи, сердечко так гулко и взволновано стучало около моего. Желание крепче прижать ее к себе, не волнуясь о границах, росло с каждой секундой, причиняя почти физическую боль.

И тут девушка подняла голову вверх. На ее лице играла настоящая неподдельная улыбка. Она была счастлива… Со мной. Только на моем собственном лице, едва прикрытом комнатным мраком, предательски отражалась вся та боль, что я испытывал в тот момент, и искорка радости погасла в любимых глазах.

Печальная и такая красивая… Беспокоящаяся обо мне, беззащитная, слепо верящая в меня. Всё это легко читалось на ее лице, несмотря на слабое освещение в комнате. Такое дивное чувство… Я отвык от подобного отношения, отвык видеть что-то искреннее в глазах человека…

Нет, завтрашнее убийство – не последнее, на что я могу пойти ради нее. Я готов убивать, уничтожать себя, ходить по трупам, лишь бы она всегда была в безопасности…

Завтра я отпущу ее. Она уйдет к семье, я больше никогда не увижу ее. Но всегда буду рядом. Если Вольтури не сдержат слово и после будут преследовать Беллу, я безоговорочно снова стану их рабом, если этим я смогу уберечь девушку...

Я любил ее. Я хотел ее. Но был бы последней сволочью, если бы посмел взять хоть немного того, о чем бредил последние дни. Всё, что могла позволить мне совесть, это последний раз поцеловать девушку. На то у меня было оправдание, ведь любовь – уже эгоизм…

Оставаясь таким же осторожным, я наклонился к ее губам…

Каждый раз, когда я целовал ее, ощущения, и даже вкус, были разными. Когда это было впервые, чувствовалось безумие, граничащее с настоящей дикостью, во второй раз мышцы сводило от страшной похоти, а уже дальше оттенки становились иными… И уже сейчас я целовал губы Беллы так бережно, будто силился распробовать последнюю каплю воды перед вечным скитанием в пустыне.

Я не имел права на большее, но так отчаянно хотел… Ее пальчики заскользили по моей ладони, тихонькой стон удовольствия томительно прошел сквозь мое естество, обрывая последние нити, удерживающие меня от соблазна.

Откровенность собственных мыслей вынудила меня остановиться. Дыхание Беллы выбилось из ритма, вся дрожа, она прижималась ко мне, напрасно пытаясь успокоиться. Руками я чувствовал, как ее колотит… Всё, что я видел и слышал, бросало меня в жар. И зная, что скоро сорвусь, я всё равно не мог уйти…

Она по-прежнему успокаивающе гладила мою ладонь, так нежно, так трепетно, искусно отнимая у меня волю. Я ничего не мог сделать, не мог сопротивляться. Оставалось только наблюдать, как стремительно заканчивается мое терпение…

Я мягко вытащил руку из ее несильного захвата и, уже не контролируя самого себя, довольно откровенно положил на ее живот.

Мгновенно перед глазами возникла картинка из недалекого прошлого: не до конца веря в происходящее, я держал пистолет у ее шеи, отпугивая Блэка, и в тоже время пытался успокоить девушку, точно так же, как сейчас, касаясь ее тела. О чем я тогда думал? Сложно объяснить – эйфория оттого, что она вернулась, не позволяла мыслить логично…

Сквозь махровый халат я чувствовал тепло, исходившее от нее. Но ткань раздражала, скрывала от меня желанное тело. Еще прежде, чем осознал, что делаю, я опрометчиво потянулся к оголенному участку кожи на ее груди.

Я видел, как она вздрогнула и посмотрела вниз, где мои пальцы уже бесстыдно проскользнули под халат. Напоминая себе безумца, я гладил шелковистую кожу, чувствуя нестерпимую потребность в этом. Воротник мешал, я хотел ее видеть полностью…

И даже тогда, когда Белла подняла ко мне полные удивления и растерянности глаза, я не смог остановиться. Только подтянул к себе вторую руку и приложил палец к губам, больше всего опасаясь, что это невероятное мгновение разрушат ее слова.

Понимал ли я, что совсем потерял голову? Что это опасно? Да, но мне уже было плевать на это – чем дольше я ласкал мягкую изящную грудь, чем чаще от удовольствия трепетали ресницы девушки, тем быстрее меня покидали силы для того, чтобы остановиться. Мы смотрели друг другу в глаза, она будто всё время спрашивала, что будет дальше, а я никак не мог ответить, ведь сам не знал…

Никакого здравого смысла в этом не было, самому было страшно понимать, что, сдерживаемое последними днями, желание уже полностью руководит мною. Как же я ненавидел себя за то, что все тревоги за Беллу, за ее жизнь и психологическое состояние, я ни во что не ставил сейчас, ведомый самим примитивным желанием обладать ее телом…

Адское пламя уже пожирало мою душу, а я всё шел дальше…

Остановив дыхание, я медленно приподнялся в страхе напугать девушку резкими движениями. Ее халат был почти полностью распахнут, не мешая мне созерцать всё изящество и соблазнительность любимого тела. Увиденное лишь усилило напряжение в паху, которое я отчаянно пытался игнорировать до этого.

Маленький возбужденный сосок отчетливо выделялся на молочно-белой груди… Никогда прежде не знавший прикосновений мужчины… Я был уверен в этом. Медленно, осторожно как мог, я склонился вниз и мимолетно коснулся его губами.

Девушка резко выдохнула, рефлекторно вжимаясь плечами в постель, будто пыталась убежать, отстраниться от меня. Я нетерпеливо посмотрел на нее, без слов умоляя молчать, не отнимать у меня удовольствие, которое я так желал получить. Лишь уловив в затуманенных карих глазах покорность, я снова потянулся к подрагивающей груди.

Перед ней должен поклоняться весь мир, я бы сам заставил его стать на колени, ибо уже сам был ее убежденным рабом. Я боготворил каждую её частичку тела, каждый её вдох и выдох… Я клялся ей в вечном подчинении, по частям разрывал душу и отдавал ей, вкладывая всё это в простые ласкающие движения губ и языка…

Ей нравилось… Я знал… Ощущал, как она сильно дрожит. Неутомимо скользя кончиком языка по твердому соску, я впитывал в себя всё ее удерживаемые стоны и пытался унять эгоистичное желание получать такое же удовольствие. Ладонь нетерпеливо сминала хлопковую простынь, норовя скользнуть вниз и прижаться к возбужденной плоти. Нет… Всё только для её удовольствия…

В беспамятстве я стал искать её руки, чтобы целовать их до изнеможения, лишь бы девушка полностью осознала силу моей привязанности к ней. Как в бреду, я вдыхал аромат ее кожи, заплетающимся языком говорил, как она нужна мне…

Сознание подсказывало, что я пугаю ее. Белла будто перестала дышать. Я заставил себя успокоиться и аккуратно отпустил ее ладошку. И уже вместо того, чтобы покрывать ее тело жадными поцелуями, я просто лег щекой на её грудь, туда, где можно было слушать, как в рваном ритме колотится молодое сердечко.

Они все будут уничтожены…

Все, кто только вздумает его остановить…

Лишь спустя некоторое время успокоив дыхание, я отстранился, чтобы снова взглянуть на нее. Она смотрела прямо перед собой, застыв глазами на одной точке, будто мыслями находилась в другом месте. Я хоть и просил девушку молчать, ее чрезмерно тихое поведение всё же настораживало. Неужели я правда так сильно напугал ее?

Теряясь в догадках, я с удвоенной осторожностью успокаивающее коснулся ее губ. Никакой реакции, только по-прежнему в груди гулко бьется сердце…

- Я люблю тебя… - тихо выдохнул я.

А затем замер, в ожидании ее реакции…

Не мог поверить, что сделал это. Поражало то, с какой легкостью я произнес эти слова. Слова, которые я клялся больше никогда и никому не говорить. Понимал, что сказать их вслух было лишь формальностью – для себя я уже всё давно решил. И лишь сейчас осознал, что не говорил их не столько из-за боязни положить еще одно бремя на плечи девушки, сколько из-за простого человеческого страха быть отвергнутым. Иначе бы сейчас я не застыл всем своим естеством, считая долгие секунды между моим признанием и ее ответом…

И тут Белла покачала головой. Мое сердце оборвалось.

Ее взгляд обрел четкость, будто она только сейчас избавилась от пленительного наваждения. И снова покачала головой.

- Нет, - вяло пробормотала Белла.

Я был уверен – это мне послышалось. Слишком долго я мучился, скрывая это, несокрушимой силы, чувство. Слишком долго и болезненно таяло мое сердце, чтобы она вот сейчас мне не верила! Но факт оставался фактом - ни одна девушка не поверит в любовь парня, впервые услышав о ней уже только в постели…

Безропотно я позволил ей оттолкнуть себя. Это была моя вина… Мое долгое молчание лишь навредило. Я только потратил драгоценное время, и сейчас вполне заслужено платил за свои ошибки. Скажи я это раньше, я бы делал всё, чтобы она мне поверила… И может не сейчас, потом, когда меня не будет рядом, она бы приняла мои чувства. Но теперь… Не случится это никогда.

Так больно мне еще никогда не было… Белла упиралась руками в мою грудь, а я не мог отвести глаз от ее опечаленного лица. Там читалась нерешительность, так, будто она сама хотела верить, но ей мешали очевидные, но ничем неоправданные, факты… Я не хотел уходить. Боялся убеждать ее в обратном, чтобы не сделать еще хуже. Только с замиранием сердца наблюдал, как ослабевают ее руки…

И вот маленькие ладошки упали вниз, задевая напряженные мышцы моего пресса. Белла обессилено откинулась на подушку, и ее еле слышимый шепот мягко всколыхнул застывший воздух:

- Сними.

Я по-прежнему чувствовал тепло ее рук через футболку. Сомнений не оставалось – она действительно просила снять ее…

Ее слова эхом звучали в моей голове, пока одурманенный рассудок пытался отыскать логику, смысл… Но ответ на самом деле был прост, и я знал его.

Это было разрешение…

Я не собирался заходить так далеко. Если бы она меня тогда не остановила, возможно, всё бы пришло к этому, не спорю – лаская ее, я потерял голову. Но изначально у меня не было никаких намерений…

Одна часть меня, та, что всегда стремилась к плотским утехам, та, что в ответственный момент позволяла мне не думать о ценности и важности человеческой жизни, та, которой я жил последние годы, призывала послать к чертям глупые правила, что я сам себе установил, и взять предлагаемое. Другая же, забытая, давно похороненная вместе с моей душой, жалостливо умоляла остановиться…

Всё еще разрываясь между тьмой и светом, я скользнул взглядом по обнаженному девичьему телу. Плоский живот девушки вздрагивал, выдавая ее напряжение, грудь вздымалась в учащенном ритме, еще больше привлекая мое внимание к совершенным формам… Воображение тут же услужливо нарисовало совершенную картину, где хрупкое тельце извивается подо мной в сладких судорогах, принимая в себя мое естество…

«Я сломаю ей жизнь…» - это была чистейшей воды истина, только вес ее был уже слишком слабый против изнурительного желания, усиливающегося с каждым мгновением. Где-то глубоко-глубоко во мне еще оставалась воля, если постараться, то можно достучаться до нее и сдержать клятву не причинить вреда любимой девушке…

Тогда я поднял глаза выше и мы встретились взглядом. Я был ее рабом, и в тот момент я впервые пожалел об этом… Было напрасно собирать волю в кулак, пытаться поступить благородно – желание девушки в искрящихся от слез глазах решило всё за меня. Если она того хочет, я дам это ей. Плевать, что придется отказаться от всего человеческого внутри себя…

Больше не сомневаясь, я сбросил футболку и накрыл собою жаркое тело. Она получит всё. И даже больше… Но прежде она должна понять одну вещь – ей не придется рассчитывать на мое благородство, когда осознание своей ошибки придет к ней.

- Я уничтожен, - по слогам прошипел я, ласково зарываясь в ее волосы.

Сам уже не знал, был ли прав, когда игнорировал ее, пытался оттолкнуть от себя… Может и не было в том смысла, а, может, продолжай я так дальше, Белла смогла бы легче пережить всё это, я бы просто остался кошмаром из ее прошлого. Чем-то таким, о чем человек невольно всегда стремиться забыть. И она забыла бы, так я думал, так я надеялся… Эта мысль была спасительным лучиком в непроглядной тьме – чувства вины и ненависти к себе. Но теперь я подпустил ее слишком близко, мне больше не за что цепляться, чтобы оправдать себя… Сдался. Сломался.

Белла тут же воспротивилась, ведь на самом деле знала, о чем я… Только было поздно. Я предупреждал.

Одним ловким движением я скользнул рукой вниз и коснулся влажного возбужденного местечка. Без сожаления бросаясь в объятия к безумию, я силой прижал к себе Беллу, едва та начала сопротивляться.

- Тшш – мурлыкал я, чуть дальше проникая пальцами в ее жаркую плоть.

Ощущения лишали рассудка. Сколько бы девушек у меня не было, ни одна из них не была такой теплой, такой завораживающе нежной… Уже от легких бережных касаний, ее неизбалованное лаской тело стало прогибаться в спине, а с губ сорвался первый стон удовольствия. Моя маленькая…

Я сильнее потянул ее за волосы, так, чтобы приподнять ее голову, и жестко прижался ртом к ее губам. Если она хочет продолжения, то придется молчать…

То, что я делаю, всё так же казалось аморальным… Но разве может человек устоять, когда его заветная мечта, такая недостижимая, такая невозможная, становится явью? Неужели я мог сопротивляться тому, чего желал даже больше чем долгожданную свободу? Мне бы и не надо было начинать новую жизнь, не нужны были рай и божье прощение – мгновения, когда любимая девушка в моих объятиях, я бы не променял ни на что…

Собственный ритм сводил меня с ума – точное скольжение пальцев по маленькому клитору навевало мысли о том, как было бы дико приятно очутиться в ней полностью, ощутить тепло ее лона, окружая ним собственную возбужденную плоть. Я был бы таким же нежным, ей было бы сложнее удерживать крики… Но теперь и лишить себя этого я не мог. Она навеки должна остаться моей, даже если я скоро уйду из этой жизни…

Ее ногти больно впились в мою кожу, а затем она вырвалась из плена моих губ. Я пустил ее, не сопротивляясь, более сосредоточенный на собственном воображении, чем на реальности… Белла спрятала лицо за моим плечом, чтобы ни единый звук не нарушил тишину. Ведь мы оба понимали, что эти стены совсем не скрывают нас от окружающего мира, он со всёй своей жестокостью и цинизмом в этой комнате…

Пускай… Пока человек не сдается, пусть даже под руководством своего безумия, он выживает. Он счастлив… Я бы мог остановиться, хоть это и было бы крайне сложно, но только если бы она того захотела. Но ведь не хочет…

Я никогда не понимал ее желаний, считал их глупыми, опасными… Когда же настал тот момент, когда я перестал им противиться, более того, согласился их исполнять? Скорее всего, тогда, когда осознал, как мало времени нам осталось… Но не время стало решающим фактором – всему была виной странная, болезненная, непреодолимая тяга друг к другу, возникшая гораздо раньше, чем мы ее осознали. Она в зародыше, еще крошечная, едва уловимая, сначала спасла ей жизнь, затем не позволила уйти от меня, и в конце концов, привела ее сюда – в мои руки…

Что же это за тяга, которая так опрометчиво бросает человека в объятия убийцы? Что руководит девушкой, когда она с неподдельным удовольствием принимает ласки настоящего чудовища?

Любовь? Если это правда… То еще ничего я не хотел так страстно. И ничего еще так в своей жизни не боялся… Найти и снова потерять… А еще хуже – разделить это мучение с ней…

Как же мало времени... Ничтожно мало, чтобы насладиться сладким запахом девушки, прикосновениями ее горячей кожи к моей, ударами любящего сердечка, сбившимся дыханием – всеми доказательствами ее потребности во мне, и даже этой теплой влагой на моей ладони – всего лишь физиологическим, но самым искренним проявлением ее желания принадлежать мне…

Знал ли я, какая ответственность легла на мои плечи, когда сдался перед мольбой в глазах любимой и позволил себе осуществить давнюю мечту? Белла была невинной, в этом я не сомневался – даже тогда, в отеле в пригороде Финикса, когда она разделась предо мной в ванной, я видел на ее лице боязнь, тщательно скрываемую маской решительности и неконтролируемым отчаянием. Тот шаг ей стоил немалых душевных сил, намного больших, чем другой бы более опытной девушке…

Знал. Боялся. Но не отказался, ибо причиной тому было простое, примитивное, собственническое желание владеть душой и телом любимой девушки, оставить на ней след, что не сотрется никогда… В ее жизни еще будут другие молодые люди, любящие, заботящиеся, но девушка всегда будет помнить этот первый отголосок удовольствия в ее теле, первое волнующее, немного пугающее присутствие мужчины, нарушившего ее телесные и духовные границы.

По сути, мне и не надо было лишать ее девственности механически. Белла уже принадлежала мне целиком и полностью – я был хозяином ее тела, любое мое движение принималось безропотно… Испытывая на прочность собственную теорию, я медленно отнял ладонь от увлажнившегося местечка и повел ее вверх, слегка надавливая…

По мгновенно напрягшимся мышцам живота я понял, как ей до сих пор волнительно ощущать каждое мое новое прикосновение; шальные удары сердца, едва я приложил к нему руку, мягко задев налившуюся грудь, красноречиво говорили о степени адреналина в крови… Уже с каким-то иным чувством, с осознанием своей власти, я нежно сжал ее шею, склонился над ее лбом и тихо-тихо прошептал:

- Я люблю тебя.

Это было сказано уже без страха быть отвергнутым. Я говорил это, ибо слова ласкали мой слух… И ей нравилось их слышать. Ее реснички опустились вниз, щекоча мой подбородок, по телу прошлась еле заметная дрожь…

- И ты всегда будешь моей… - выдохнул я, растягивая произносимое, пробуя истину на вкус. Невыносимо…

- Повтори, - неожиданно шепнула она, и ее горячее дыхание окутало мою грудь и, превращаясь в волну жара, опустилось к низу живота.

Еле сдерживая животный порыв, я сильнее позволенного сжал ее шею и наклонился к уху, чтобы четко повторить сказанное:

- Ты. Всегда. Будешь. Моей!

Я превращался в зверя и даже не пытался себя контролировать. Лишь за одну единственную мысль держалось мое сознание – мысль о том, как в скорее это хрупкое податливое тельце примет меня… И тогда Белла, ведомая собственным желанием и свойственным ей нетерпением, легонько приподняла бедра и мягко коснулась сквозь грубую ткань изнывающего от напряжения члена.

Животное внутри меня взвыло, скорчилось от пронзившей тело судороги. Стиснув зубы, я как можно медленнее потянулся к ремню, еле сдерживая себя, чтобы не сорвать его к чертям. Пальцы, несмотря на мешающее нетерпение, быстро и ловко расстегнули пряжку, скольжение кожаного ремня в ладони подстегало, будоражило, нашептывало – уже сейчас…

Из моей груди вырывался хрип, я шумно вдыхал запах Беллы, такой сладкий, там, где шелковистой волной рассыпались темные волосы, где под жаждущими губами хаотично бился пульс… Я неспешно расстегивал брюки, целуя девушку, глубоко, но ласково, проникая языком сквозь покорно приоткрытые уста…

Это снова был новый оттенок. В этот раз самый неповторимый – еле уловимый вкус девичьего волнения, не сравнимый ни с чем… Будоражащий, возбуждающий, его сладость можно ощутить лишь раз в жизни… Я тянул так долго, как только позволяло мне терпение, чтобы вдоволь насладиться им.

Переполненный чувством некого триумфа, важности и торжественности момента, я нежно разомкнул губы и отклонился немного назад, чтобы заглянуть в темные глубокие глаза, блеск которых я уже давно считал единственной и лучшей наградой за то, что довелось мне пережить. Смотреть на нее вот такую возбужденную, сгорающую от желания было сущим наслаждением, сравнимым разве что с теми невероятным ощущением, когда она по собственной воле вернулась ко мне, уже держа свободу в кулаке. Но больше всего душу ласкал еле заметный, но всё же видимый в безумном омуте ее глаз, проблеск твердой уверенности в своих намерениях.

Я не стоил ее абсолютно. Худшей кандидатуры в ее избранники, чем я, придумать невозможно. Белла достойна лучшего, самого прекрасного и чистого, что лишь можно найти на этой грешной земле. Но по какому-то ужасающему стечению обстоятельств, именно на меня выпала ответственность сделать вместе с Беллой ее первый шаг во взрослую жизнь. И если уже так случилось, то мне лишь остается приложить все усилия, чтобы он дался ей легко.

Всё еще боясь напугать, я осторожно накрыл ладонью ее коленки и мягко развел в стороны, чтобы аккуратно переместиться и лечь между ее стройных дрожащих ножек.

Уже от соприкосновения с ее теплым животиком, бедрами, радо принявших меня в свои объятия, я уже прикрыл от удовольствия… Однако, несмотря на кажущуюся покорность, тело девушки было напряжено, словно ее пробивали мелкие разряды тока, не позволяющие расслабиться ни секунду.

Помня о своем обязательстве сделать ее первый раз как можно менее пугающим, я обнял ее одной рукой и почти по-отечески прижал Беллу к себе. Она тут же прижалась плотно сомкнутыми губами к моему плечу, и я нехотя признался себе, что рад не видеть ее лица – как бы это ни было трусливо, но я боялся той адской боли, что скоро отобразиться на нем.

- Не бойся, - еле слышно прошептал я, не совсем понимая, кто больше нуждался в успокоении – я или она. Лица бесчисленных девушек, когда-либо вот так отдающихся мне, стерлись из памяти; чувство неизведанности, легкая боязнь ощущений – всё совсем как у юного волнующегося мальчишки.

И тогда, мысленно отчитав себя за нетерпение, глубже вдохнув, собрав всю свою смелость, я осторожным движением поддался немного вперед…

Жаркое лоно приняло меня лишь частично, но мои руки уже затряслись от слабости, так внезапно нахлынувшей на меня… Сопротивление и давление ее плоти, которое я встречал по пути, обещало феерические, ни с чем не сравнимые ощущения, когда я окажусь в ней полностью. Моя любимая, моя девочка до сего дня бережно хранила невинность, чтобы бы в этот час подарить мне наивысшее наслаждение…

Я сильнее сжал рукой ее хрупкие плечи, а затем с замиранием сердца медленно вошел до конца…

Лишь ощутив, как от боли натянулись ее мышцы, я наконец-то смог открыть глаза и выдохнуть… Где-то подо мной дико грохотало девичье сердце, быстро пробуждая мое собственное; с шипением воздух прорывался сквозь стиснутые зубы девушки, обжигая мою кожу… Я, как мог, отвлекался на всё это, стараясь игнорировать редкие, но ощутимые болезненные сокращения ее мышц, тем не менее так сладко продолжающих сжимать мой член.

В какой-то ужасный момент я осознал, что происходящее настолько захватило меня, что я готов был немедленно повторить свое проникновение, чтобы снова и снова, без остановки получать эти ощущения… А по ее щекам текли слезы… Они, словно раскаленный металл, оставляли ожоги на моей кожей, стекая одна за другой, медленно убивая меня…

Дрожа всем телом, еле удерживая животную потребность отбросить все преграды и сию же секунду продолжить начатое, я склонился к ее лицу и нежно стер губами выступающие слезы на глазах Беллы. Я причинил ей боль… Доставил мучения в сотый раз за последние дни… Ненависть опять нахлынула на меня, я злостно стиснул зубы, лишь поражаясь, почему она до сих пор не оттолкнула меня…

Но Белла молчала… Сквозь пелену скрытой ярости я всё же почувствовал, как давление, оказывающееся на мою плоть, поубавилось в силе; девушка осторожно выдохнула… Я замер, я прислушивался к малейшему движению ее тела, искреннее признавшись себе, что на самом деле не переживу, если она попросит остановиться. Каждый следующий ее выдох был ровнее предыдущего, я же переставал дышать, когда эта разница становилась ощутима…

И тогда тишину мягко всколыхнуло одно единственное тихо произнесенное слово из уст Беллы:

- Еще.

Услышанное повергло меня в шок, ведь я уже почти принял решение покинуть желанное тело… Она не могла об этом просить, не могла!

- Давай, - совсем тоненьким голоском шепнула она, и ее бедра всего лишь на мгновение легонько сжали меня.

Означало ли это, что ее боль прошла? Маловероятно… «Почему же она так поступает?» - разрываясь между здравым рассудком и диким желанием снова ощутить мучительно-сладкие объятия ее лона, пытался понять я.

Боже… Как мне сопротивляться?

Закрыв глаза, я невероятно медленно отстранился, а потом с такой же осторожностью вернулся назад…

Невыносимо…

Тело пронзила судорога – те же самые ощущения, что и после первого раза, с удвоенной силой сковали меня, не оставляя возможности заглушить их отвлекающими мыслями. Я чувствовал, как от напряжения изнывают все мышцы моего тела, требуя от меня резких и быстрых погружений в тугие влажные объятия…

- Я не могу… так… - обессилено выдохнул я, роняя голову вниз.

Медленный темп убивал меня, я не мог удержаться…

Не отдавая себе отчета в своих действиях, я стремительно покинул ее лоно, чтобы вновь войти до предела…

Святые небеса…

Ошарашенный, я распахнул слепые глаза и уставился во тьму. Чернота сгущалась, растекалась чернильными ручьями, обволакивая мое сознание; биение собственного сердца оглушало громогласными ударами…

Я сходил с ума…

Девушка прижалась к моим губам, не способным ответить на этот поцелуй. Напряжение в моем теле до сих пор балансировало на грани возможного, отрицая всякую возможность вырваться из губительного плена пережитых эмоций. Казалось, неведомая сила упорно отбирает у меня рассудок, оставляя тело на произвол одним инстинктам…

Совершенно не управляя собой, я сделал еще один толчок. А потом еще и еще… И вскоре уже сам не заметил, с какой непозволительной силой и скоростью это делаю… Стоило мне на мгновение покинуть жаркое податливое тело, как потребность немедленно снова оказаться в нем вынуждала забыть о принципах, о морали…

В какой-то момент мое сердце пропустило удар, и неожиданно я понял, каким глубоким было последнее проникновение… И лишь спустя секунду я почувствовал, как приподнятые девичьи бедра опускаются вниз…

- Дьявол, Белла! – мои пальцы впились в ее ягодицы, подобно когтям хищного зверя…

Она явно не знала, как сложно мне было удержаться от соблазна… Забыть о всех предосторожностях, о ее хрупкости и чувствительности… И это неосторожное движение девушки лишь показало мне новую грань дозволенного…

Вскоре мне уже казалось, что и этого мало: недостаточного глубоко, не достаточно быстро… Как наркоман в поисках большей дозы, я выпустил из объятий горячее, покрытое испариной, тело, чтобы упереться руками в постель и продолжить в безумном ритме…

В комнате было невыносимо жарко… Частых глубоких вдохов не хватало, чтобы насытить кислородом кипящую кровь. Это было словно умопомешательство тонущего: боль в легких, дикое головокружение и потеря всякой ориентации в пространстве – свет на поверхности и тьма на дне смешиваются во едино, не знаешь, где твоя гибель, а где спасение…

- Я люблю тебя… Люблю тебя… - отдаленно слышал я, будто через ту же толщу воды.

Весь дрожа, я вглядывался в любимое лицо. Припухшие искусанные губы еле заметно шевелились, три заветных словечка раз за разом, вместе с выдохом покидали их…

Ее слова, словно блаженная прохлада, ложились на бесчисленные ожоги, оставленные на теле предательствами, ложью и зверской жестокостью тех, кто окружал меня последние годы. Я закрывал глаза и видел, как затягиваются раны, ощущал, как исчезает боль, ослабевают оковы, мешающие дышать…

Чувство невесомости заполняло до края… Даже физическая усталость, тяжесть в теле уже казались менее осязаемы. Уже сам не знал, или это плод моего воображения, или всего лишь на всего обычное предчувствие скорой разрядки.

- Мне нужно остановиться, - еле вымолвил я, всё еще памятуя о том единственном ограничении, которое я еще не успел нарушить сегодня, и попытался отстраниться, собрав воедино всю свою волю.

Но я совершенно не ждал сопротивления со стороны Беллы – она вмиг пересекла мою попытку и цепко обхватила меня ногами.

Естественно, я воспринял это как необдуманный рефлекс девушки и попробовал снова. В ту же секунду изящные ручки, что до этого беспощадно сминали хлопковую простынь под воздействием неизведанных ранее чувств, взлетели вверх и крепко обвились вокруг моей шеи…

Боже милостивый, неужели она не понимает?! Что она делает, когда вот так отчаянно, с обезумевшим рвением, прижимает к себе?! Знает хоть немножко, как ловко отбирает у меня силы, так искреннее желая меня удержать…?

Я мечтал об этом… Чтобы эти хрупкие теплые девичьи ручонки когда-нибудь достаточно окрепли, чтобы силой удержать меня тогда, когда я попробую сделать единственный правильный поступок – уйти от нее…

О том, что ей это удалось, я уже понял тогда, когда сладкая агония достигла наивысшей точки, разбивая в дребезги реальность, а горячие губы девушки всё так же прижимаются к моим, ручки всё так же держат… Не слабеют. Силы в них больше, чем на оставшуюся ночь.

Больше, чем на всю жизнь…