Я чувствовала себя все лучше: хороший аппетит быстро восстанавливал силы и утраченную массу тела. Карлайл осматривал меня дважды: в последний раз убрал повязку, и я смогла увидеть припухший розовый шрам, тянувшийся поперек живота поверх почти исчезнувших желтоватых синяков, напоминающих о перенесенном мной ужасном избиении. 

Было сложно принять факт, что моего мучителя Джеймса, которого я долгое время считала спасителем, больше нет в живых. И еще труднее – молчать. Я имела скудное представление об этом происшествии: из одних лишь пару раз увиденных телевизионных новостей. А хотела знать гораздо больше: действительно ли Эдвард убил столько людей, знает ли об этом его семья и если да, то как относится? 

- Я не одобряю методов сына, - хмуро объяснил доктор Каллен, когда я не выдержала и все же рискнула у него поинтересоваться: казалось невозможным, глядя в добрые глаза молодого врача, что он так же спокойно относится к убийствам – пусть и преступников – как другие члены его семьи. И я угадала. – Но полагаю, что у него не было другого выхода, поэтому он поступил именно так. Все мы, так или иначе, стараемся защитить семью от внешних угроз. Эдвард рискует, спасая жизни, и пытается, как может, исправлять допущенные ошибки. Если тебе станет легче от этого: он очень переживает из-за того, что все зашло так далеко. Он уже очень давно не причинял кому-либо физический вред. И особенно сильно он сожалеет, что пострадала еще и ты. 

Я поймала себя на очередном удивлении: доктор Каллен говорил совсем как профессор, умудренный опытом солидный зрелый мужчина, внешне выглядя не старше чем на двадцать пять. Опытным хирургом в таком возрасте стать невозможно, даже при наличии большого таланта, однако Карлайл казался именно таким. И вновь встал вопрос о возрасте: сколько доктору лет? Уж точно больше тридцати, а Эдварду – всяко не семнадцать. И каким образом в семнадцать можно успеть «очень давно не убивать людей»? 

Почему, ну почему было так сложно держать мысли при себе? Кто меня тянул за язык? Отчего я не могла послушаться Элис и оставить чужие тайны в покое? 

- Это звучит так, словно я пострадала из-за него, - пробормотала я. – Но ведь он спас меня! Если бы не он, я бы уже лежала в могиле! 
- И да, и нет, - уклончиво ответил доктор Каллен, собирая инструменты в черный кожаный чемоданчик – такого раритета я уже давненько не видывала, прямо как из начала прошлого века. – В целом я поддерживаю его вмешательство в твою жизнь: то, чем ты занималась, привело бы в конечном итоге к плачевному исходу. В этом смысле его стремление было правильным. Но то, чем все чуть было не обернулось… 
- Вы имеете в виду то, что меня избили? – округлила я глаза, не понимая, как это связано с Эдвардом. 

Но, видимо я вновь ступила на опасную почву, потому что доктор вздохнул и долго, молчаливо смотрел на меня. 

- Я не сторонник лжи, Белла, обычно в подобных твоему случаях я бы сказал: ты должна знать правду. Но ситуация слишком запуталась, чтобы ответить однозначно, можно ли посвящать тебя в подробности. Тут я целиком на стороне Элис: ты должна обдумать все хорошенько, прежде чем примешь решение, способное полностью перевернуть твою жизнь. И я не поручусь, что в лучшую сторону – возможно, ты пожалеешь, что ввязалась. Но Элис права: только ты сама можешь сделать выбор, - доктор улыбнулся, направляясь к выходу из спальни, приспособленной под палату. 

Я засеменила следом, провожая его до машины и кусая губу в волнении. 
- Чтобы сделать выбор, я должна знать хоть что-нибудь! – воскликнула я в отчаянии, нагнав доктора. 
- Почему ты думаешь, что если узнаешь, то выбор станет легче? – спокойно отреагировал мужчина, открыв дверцу автомобиля и повернувшись ко мне. 
- Имею я право узнать хотя бы о последствиях этой болезни, что мне теперь грозит? Я же должна что-то говорить врачам: откуда у меня шрам! 

Доктор Каллен нахмурился, озадаченный моими словами. 
- Думаю, на этот вопрос я могу ответить, - согласился он, качнув головой. Его лицо напряглось: именно с таким выражением бесконечного сожаления родственникам сообщают о гибели их близких на операционном столе. – Вскрыв брюшную полость, я ужаснулся: внутренние повреждения и разрывы оказались серьезнее, чем я предполагал. Знай мы заранее об этом, то положили бы тебя в платную профильную клинику, вероятно, тогда еще можно было бы что-то спасти. Но счет шел на часы, если ни на минуты: твое сердце работало с перебоями, и я боялся не успеть. Пришлось удалить практически все. Ты больше не сможешь иметь детей, Белла. Мне жаль. 

Несколько секунд доктор Каллен смотрел на меня, будто ожидал особой реакции, но я не знала, как к этому относиться. Другие женщины, вероятно, расстроились бы от подобной новости, но я всегда знала, что обычной, да и долгой жизни у меня не будет, так что никогда и не планировала рожать детей. Наверное поэтому я не ощутила никакого огорчения. Доктор зря переживал: возможно, он даже оказал мне услугу, ведь теперь я могла вообще не беспокоиться на этот счет. Противозачаточные таблетки и посещения гинеколога - в прошлом. 

Доктор уехал, мы с Элис остались одни. 

- Что ты решила? – спросила девушка, подойдя ко мне. Стоял теплый вечер: верхушки сосен ярко подсвечивало солнце, синее небо прочерчивали силуэты пролетающих птиц. Снег таял, обнажая местами землю, старые прелые листья и тротуарную плитку вокруг дома, выжившая зелень в клумбах уже тянула к свету свежие ростки. 

Близость свободы смущала меня и приводила в растерянность. Еще несколько дней назад я твердо знала, что делать. Теперь мои мысли испуганно разбежались, не желая помочь мне прийти к какому-либо судьбоносному решению. Чарли полностью отпадал: обжегшись однажды, я не собиралась делать вторую попытку и портить жизнь и отцу, и себе. Оставался лишь один вариант: маленький городок на окраине Техаса, где меня ждали подруги по несчастью и какой-никакой приют. 

- Разве у меня есть какой-то выбор? – опустошенно пробормотала я, наблюдая за удаляющимся внедорожником, лавирующим среди деревьев. – Вернуться некуда, надеюсь, Лола и Эмма все еще не против принять меня… 
- Ну, ты могла бы остаться с нами, - осторожно напомнила сестра Эдварда. 
- Брось, Элис, - не поверила я, что она всерьез, - зачем я вам сдалась? Мало вам проблем, что ли? Хотите еще? 
- Тебе нужна поддержка, а мы готовы ее оказать, - невозмутимо парировала девушка, ее настойчивость, как и Эдварда, не в первый раз изумляла меня. – Поступишь в местную школу, снимешь маленький дом, может, и с Чарли со временем что-то наладится… 
- Оплачивать это, я так понимаю, будет ваша семья? – усмехнулась я, повернувшись к Элис и удивившись обеспокоенному выражению ее миловидного лица. – Не нужно, правда. Я сама о себе позабочусь. Не думай, что я не благодарна: вы же спасли меня. Но дальше я как-нибудь сама… 

Элис посмотрела на меня долгим пытливым взглядом, будто ждала, что я поменяю решение. Затем устало, немного печально вздохнула. 

- Что ж, дело твое, - подала она мне пальто: я выскочила в домашней одежде, а на улице все еще было довольно холодно. 
- Ты предвидела другой расклад, верно? – посмеялась я, просовывая руки в рукава: ползти в дом не хотелось, свежий воздух так приятно холодил легкие и кожу, словно ласковые потоки свободы обдували меня со всех сторон, призывая вкусить что-то новое - пугающее и завораживающее одновременно. Я должна привыкать к этому ощущению, если не планировала в ближайшее время возвращаться к образу жизни шлюхи. Придется принимать самостоятельные решения, заботиться о своих нуждах. Это будут длинные выходные… по крайней мере до тех пор, пока не кончатся скопленные деньги. Что-то около полутора тысяч долларов – на сколько их хватит? Если подруги не потратили их уже до меня… 
- Я говорила, Белла, что вижу последствия решений, - поджала губы Элис – ее лицом можно было бы торговать, такой гладкой и идеальной кожи я не видела даже в модных журналах. Вот только ростом она не вышла, в топ-модели ее не возьмут. – А ты как будто застряла на распутье, сомневаешься. И я подумала, а вдруг ты передумала и теперь не против принять нашу помощь? 

Неожиданно в руке Элис появилась пачка сигарет, которую она протягивала мне; я и не знала, что они все еще оставались в моем кармане. 

- Н-нет, не буду, - нахмурилась я, обнаружив, что во мне уже нет прежней тяги курить. 

Должно быть, двухнедельное нахождение в больничной постели сыграло роль, зависимость от никотина несколько ослабла. Я не сомневалась, что снова возьмусь за сигареты, но прямо сейчас я чувствовала в себе силы побороться с пагубной привычкой. 

- Что ж, когда едем? – смяв и выбросив пачку в снег, заторопилась Элис, по-видимому, по каким-то делам. Ей надоело нянчиться со мной в глухом лесу и она спешила избавиться от возложенной на свои плечи тяжкой обязанности, изначально взятой на себя ее братом. 

Девушка отправилась в дом за своими вещами, а я застегнула пальто и вернулась к порогу, чтобы надеть приготовленные на тумбочке теплые штаны и свои сапоги. Изнутри меня глодало неприятное болезненное чувство: это был страх. Страх остаться один на один с огромным хищным миром, который не раз уже пожирал меня, не оставляя шанса на спасение. Фил, против которого не могла восстать маленькая девочка. Запертая дверь бойцовского клуба, открывающаяся лишь для того, чтобы впустить потного возбужденного мужика, без сожаления и какого-либо стыда насилующего подростка. Все те сотни мужчин, которых не интересовало, каким образом та или иная шлюха попала в «Опал», действительно ли все мы там работали по доброй воле и собственному желанию, насколько девушке больно или насколько она устала… 

Этот мир был беспощадным голодным зверем, а я – его легкой добычей. Я даже не была уверена, что доберусь до маленького городка на краю другого штата. Я не боялась признаться себе: мне было дико страшно остаться одной, путешествовать в одиночестве… 

Каллены и так сделали для меня больше, чем когда-нибудь какой-либо человек, я не могла и дальше пользоваться их добротой, даже если они предлагали мне это. Чувство зависимости и долга росло – и я хотела сбежать от него. Я страшилась его. Так же сильно, как рабства или одиночества. Может, я боялась даже жить… иначе почему до сих пор существовала одним днем и спокойно принимала вероятность скорой смерти от наркотиков? Может, я всегда подсознательно знала, что скоро умру, и моя короткая жизнь была всего лишь дорогой к поджидающей жертву смерти. 

- Держи, - прервала Элис поток моих бессвязных размышлений, напоминающих безумие. Очищенный от наркоты разум преподносил сюрпризы в виде просветлений: я начинала видеть свою жизнь в правильных, не искаженных белым порошком тонах, и получающаяся картина совершенно мне не нравилась. Истина била по самому больному: по уверенности. Внезапно из шлюхи я превращалась в ту, кем по сути являлась, и кого не хотела в себе признавать: в юную, всеми брошенную и одинокую, побитую судьбой, преданную и сломанную людьми, прежде всего мужчинами, девочку, не умеющую быть независимой, не знающую, как стать нормальной и как защитить себя от акул этого мира. 
- Что это? – протянула я ладони, и Элис вложила в них мои новые права, а также банковскую карту, на которую я хмуро посмотрела. 
- Не спорь со мной, я всегда получаю то, чего хочу, - тут же затараторила Элис, зажимая моими пальцами предметы. – Если не возьмешь добровольно, я найду способ засунуть их так, что даже не заметишь, куда! Приедешь и найдешь спустя недели, когда уже некому будет возвращать. Не переживай, там совсем небольшая сумма, хватит только на первое время, считай это моим подарком на твой день рождения! 
- У меня день рождения тринадцатого сентября, – рассмеялась я над поразительной непосредственностью девушки, способной растопить даже самое упрямое сердце. 
- Я этого не знала, поэтому по документам твой день рождения записан на сегодня, - подала Элис мою сумку, поторапливая покинуть лесной домик. – Но ты можешь остаться, пока я не сделаю новые! 

Она рассмеялась над собственной шуткой, закрывая стеклянную дверь на ключ, чем вызвала во мне необъяснимое чувство потери. Как бы я ни упрямилась, следовало признать, что время, проведенное в этом доме и с этими людьми, было лучшим в моей жизни. И Элис, и Эдвард, и остальные Каллены – все они мне были никем, и я не могла пользоваться их добросердечием бесконечно. И все же за прошедшие дни я умудрилась привязаться к ним, почувствовать себя частью их странной, вызывающей вопросы тусовки и, как это ни удивительно, впервые в жизни ощутить себя в безопасности. 

Садясь в машину, я поняла: мне жаль, что нас ничто не связывало. Я уже не помнила, что такое иметь настоящую семью, и именно Каллены смогли пробудить во мне воспоминание о том, как это было прекрасно… Возможность безоговорочно доверять, бескорыстная поддержка в сложные моменты, легкость в общении – я забыла, каково это бывает. Я была слишком маленькой, когда закончилось мое счастливое беззаботное детство, и вряд ли теперь получу шанс испытать это снова. Горько и больно понимать, что ты сломанный и конченный человек, утративший малейшую перспективу на нормальность. Я многое пережила. Изменилась. Я давно другая. И в моем будущем – только черные краски. 

Стало так душно, что я приоткрыла окно, впуская мороз в салон: мне хватило всего несколько минут, чтобы осмыслить свое прошлое, настоящее и будущее. Увидеть себя в истинном свете и убедиться: проблеск в сознании продержится недолго и закончится даже быстрее, чем я рассчитывала. Уже сейчас, успев лишь краешком коснуться чувств, которые скрывала глубоко внутри себя, я испытала такую боль, что хотела лишь одного: купить белый порошок, который вернет мне потерянное, пусть и иллюзорное, счастье. Это было неправильно, и я это понимала. Но бороться жестокая жизнь отучила меня уже очень давно… Борьба не приносила плодов – только еще больше страданий. Реальный мир ломал меня, а не принимал в себя. 

- Не передумала? – тихо спросила Элис, выруливая из леса на старую заброшенную дорогу, впереди которой скоро появится развилка: один поворот приведет на шоссе и автобусную остановку, а другой – к дому Калленов. 

Эта развилка была похожа на мою жизнь: в ней не осталось ничего привычного, и все повороты ведут в неизвестность. Выбор, предоставленный мне шутницей-судьбой, невелик. 

- Как думаешь, Эдвард сильно рассердится, если я заеду попрощаться с ним и поблагодарить? – осознала я вдруг одну из многочисленных причин своего беспокойства. Я не могла уехать, не повидав парня еще хотя бы раз – именно это чувство незавершенности глодало меня все последние дни. Он отгородился от меня, и я должна была убедиться, что он не обижен, не злится, не ненавидит, иначе никогда не смогу нормально спать. 

Элис покачала головой, цокая языком: 
- Почему ты решила, что это его рассердит?! 
- Он ведь не хотел меня видеть, - указала я на очевидную вещь. 
- То, что ему трудно тебя видеть, еще не означает, что неприятно, Белла! – пояснила девушка с укоризной, притормаживая возле развилки и поворачивая прочь от шоссе, отчего у меня в горле мгновенно пересохло: там образовался ком от волнения и глубинного страха. 

Нового страха – неосознанного, необъяснимого. Не оттого, что Каллены могут причинить мне вред – как бывало с другими людьми. Этот страх был мой собственный, внутренний, только чего боялась, я не понимала. Ненависти и отчуждения в потемневшем недовольном взоре? Раздражения, что я растрачиваю его время? Ярости, что наперекор его решению приехала мозолить ему глаза? Отказа! Я боялась быть отвергнутой, во всех возможных смыслах: как женщина, с которой он спал, как жертва, которую он спас… как ребенок, который храбрился и спорил, что он взрослый, но в глубине души мечтал об опеке и любви. 

- Думаю, он будет рад, что ты захотела повидать его. Он-то уверен, что тебе наплевать. 
- Мне не наплевать, - слишком поспешно возмутилась я, выдавая чувства. Нахмурилась, подыскивая правильные слова. – В смысле, да, он меня похитил и я на него за это злилась, но я же понимаю, что он просто пытался помочь. 
- Эдвард предпочитает показывать заботу делом, а не болтовней, - ухмыльнулась Элис с легким осуждением в голосе – совсем как Карлайл, который не одобрял методов сына, и все же поддерживал его планы в целом. – Он исходит из того, что те, кому он помогает, не отдают себе отчета, в каком состоянии находятся. Им нужно дать время, чтобы они пришли в себя и начали мыслить адекватно. 

Я хотела возразить, но прикусила язык: ясность моего ума сейчас существенно отличалась от того, какой была во времена первого похищения. Эдвард поступил правильно: я не могла мыслить тогда разумно. 

- А иногда они так сильно боятся своих обидчиков, что совершенно не верят в возможность избавления от них. Требуется время, чтобы они осознали, что получили полноценный шанс на свободу выбора. 

И в этом тоже был резон: пока существовал Джеймс, я не чувствовала себя в безопасности, считая, что он найдет меня даже на краю света. Только сейчас я поняла, что была попросту им до смерти запугана: если подумать, то стал бы мелкий и никчемный сутенер искать сбежавшую проститутку? Ему что, заняться больше нечем? Даже его угрозы наведаться в Форкс к моему отцу не стоили выеденного яйца: он не обладал ни средствами, ни возможностями, чтобы навредить шерифу полиции. Да и смысла это особого не имело. И все же я, привыкшая к насилию со стороны мужчин, даже не допускала мысли, что он блефует… Я верила в его всесильность после того случая со сбежавшей проституткой – но откуда я знала, что он не придумал эту историю, чтобы попросту запугать своих подчиненных? 

- Готова? – широко улыбнулась Элис, останавливая джип на подъездной дорожке напротив дома Калленов – красивого, ухоженного и все же довольно непримечательного и простого. По крайней мере по сравнению с лесным домиком Розали. 
- Нет, но давай пойдем, - выдавила я напряженную улыбку в ответ на приподнятое и легкое настроение Элис. 

Что я здесь делаю? Зачем мне понадобилось прощаться с парнем, который больше не хотел меня видеть? Я как мотылек, летящий на свет – знала, что это неправильно, и все же снова и снова совершала ошибочные поступки. Я как будто не могла и не умела принимать взрослые, продуманные, самостоятельные решения, всю жизнь плыла по течению, уступая если не кому-то, то собственным страхам или желаниям. 

- Здравствуй, Белла! – приветливо поздоровалась Эсми, обнимая меня так нежно, словно я была членом ее семьи – непривычное и трогательное проявление искренности этой приятной женщины будоражило во мне какое-то давно забытое чувство. – Ты у нас задержишься? 
- Нет, я на минуточку, - отказалась я, не желая тратить время хорошей семьи дольше допустимого. 

Взглядом я искала Эдварда: в холле меня встретили только Эсми и Джаспер, последний приветствовал Элис поцелуем в губы, полным любви. Я наблюдала такие отношения только в фильмах и сериалах, не в настоящей жизни. И сейчас мое сердце сжалось в маленький жалкий комочек, страдая от того, чего было давно лишено, и чего никогда не будет иметь. 

Откуда-то издалека доносились приглушенные голоса – двое или трое тихо спорили о чем-то. Я различила бас Эммета и монотонный бубнёж Розали, мягкий баритон Эдварда прервался вместе с приветствием Эсми. И следом сам Эдвард появился в гостиной, остановившись под аркой, ведущей в кухню. 

Он выглядел… хорошо. Впрочем, когда это он выглядел плохо? У меня было множество времени, чтобы наблюдать на ним изо дня в день, и парень был неизменно привлекателен, в любом настроении и любой одежде. Сейчас он был облачен в простую серую футболку и домашние штаны, - впрочем, даже это не смогло сделать его внешность заурядной. 

- Привет, - улыбнулась я, неловко застряв на пороге и чувствуя свою неуместность здесь, несмотря на доброжелательное отношение Элис и Эсми. – Я хотела поблагодарить и попрощаться, - слова путались в тяжелом и неуклюжем языке, вылетая невнятно, с огромной неуверенностью. Звуки из соседней комнаты дополнительно смущали: Роуз и Эммет переговаривались тихими, приглушенными голосами, как будто бы спрятались от меня, не считая необходимым даже поздороваться. Карлайла тоже не было видно, но он, возможно, просто ушел на работу. 
- Не за что, - по лицу парня невозможно было понять, рад ли он меня видеть, но, по крайней мере, он точно не злился. Его взгляд был не в меру пытливым, как будто он не знал, чего от меня ожидать, но жаждал увидеть определенные действия или услышать определенные слова - понятия о которых я не имела. 

Странные звуки из соседней комнаты отвлекали меня, заставляя прислушиваться тем сильнее, чем необычнее становились: там как будто хныкал ребенок. Этот звук тревожил меня, вызывая странные, непривычные, неосознанные эмоции. Как будто кто-то исподволь, монотонно дергает за оголенный нерв, мешая сосредоточиться на теме разговора. 

- Не хочешь позавтракать с нами? – улыбчивая Эсми перекрыла мне обзор, появившись передо мной. Я на мгновение перевела взгляд и успела заметить, как Эдвард с предупреждающим лицом говорит что-то в сторону кухни, - слишком тихо, чтобы я расслышала. Элис выглядела безмятежной в объятиях хмурого и настороженного Джаспера. 
- Нет, спасибо, - рассеянно отказалась я от щедрого предложения Эсми, понимая, что мне пора уходить, пока я окончательно не привела в замешательство семью Калленов своим неуместным прощанием. Они выглядели смущенными и напряженными. Я не должна задавать никаких вопросов, - напомнила я себе, разворачиваясь к двери. 

В это мгновение произошло непостижимое: детский плач наполнил стены дома, смешанный с успокаивающим нашептыванием Розали, а я… Словно удар молнии пронзил меня насквозь! Что это было, я не знала. Может, какая-то глупая, недоразвитая интуиция? Не было никаких причин, чтобы ухватиться за эту невозможную мысль, ударившую наотмашь в голову: это мог быть мой ребенок! 

Нет-нет, не мог, - я перестала дышать, застыв на пороге от шока. Это, наверняка, дочь или сын Эммета и Розали… Но руки уже накрыли спрятанный под одеждой шрам, а в сознании настырно и неотступно кружились воспоминания и догадки: «Когда мы вскрыли брюшную полость, там… Ты больше не сможешь иметь детей, Белла, мне пришлось удалить практически все», «Так я не беременна, это что-то другое?», «Клянусь, Эдвард, оно шевелится! То, что растет внутри меня, ведет себя как живое…» 

Мой мир словно потерял устойчивую ось, перевернувшись вверх тормашками. На глаза опустилась плотная темнота, потому что я не могла сделать ни единого вдоха. 

- Элис, - схватила я ее за руку, когда она собралась пройти мимо меня на улицу – к машине. 
- Едем? – напомнила она о своем обещании довезти меня до автобусной остановки. 
- Вы бы сказали мне, если бы я оказалась все же беременной, правда? – спросила и сама себя одернула: какой ребенок, беременность не может длиться всего три недели, живот не может вырасти в такой короткий срок! Тогда врачи еще в больнице подтвердили бы это, и я бы не умирала от истощения… 

Но все сходилось один к одному: скрытность Калленов и шевеление, непохожее на перистальтику кишечника, слова Карлайла о том, что я больше не смогу иметь детей, прозвучавшие двусмысленно, как будто один ребенок у меня уже есть… А еще гробовое молчание, которое окружило меня в ответ на мой вопрос. 

- Что было внутри меня, Элис? – повторила я, до глубины души потрясенная собственным предположением и мрачными лицами, на которые наталкивался мой испуганно блуждающий взгляд: Джаспер, Эсми, Эдвард слишком уж подозрительно безмолвствовали. 

Хныканье вновь раздалось из кухни, привлекая мое взволнованное внимание. 

- Ты помнишь, о чем я говорила тебе, Белла? – сжала Элис мое плечо, как будто я собиралась бежать и смотреть, а она меня от этого по-доброму предостерегала. – Помнишь, что сказал Карлайл? 
- Выбор за мной, - кивнула я, чувствуя, как снова тяжелым жгутом перехватывает дыхание. Я хотела услышать ответ и боялась его. Сильнее перевешивало желание. – И я должна знать. 
- Последствия могут быть непред… - начала было девушка, но я перебила ее в нетерпении. 
- Я просто хочу узнать, Элис! – надо же, в моем голосе привыкшей к подчинению шлюхи прорезалась сталь. – Я больше ничего не прошу! Но я имею право… 
- Ох… - убрала Элис руку с моего дернувшегося плеча и в отчаянии взглянула на брата. Эдвард выглядел так, словно сейчас решается его судьба: словно не я, а он готовится услышать важную истину. 
- Розали, принеси мальчика, - тихо сказал он, не прерывая пристального контакта наших глаз, словно опять ожидал какой-то особенной реакции и не мог предсказать ее. 

Я перевела взгляд на проем кухни, дрожа. Ноги стали ватными и слабыми, я боялась упасть в обморок. Блондинка появилась грациозно, за ней по пятам следовал муж-качок. Она принесла звуки младенческого кряхтения и маленький, завернутый в одеяло комочек на руках. При взгляде на меня губы Розали тронула непохожая на нее, робкая, извиняющаяся улыбка. 

- Хочешь дать ему имя, Белла? – сладким голосом пропела она, приподнимая комочек так, чтобы я смогла разглядеть крошечное личико. – Эдвард наотрез отказывается делать это без тебя. 

Я покачнулась, - Элис удержала меня от падения. Или побега. Вместо того чтобы проникнуться симпатией к существу, которое произвела на свет, я испытала глубокий и всепоглощающий ужас женщины, не способной на душевные чувства, испорченной, не достойной права назваться чьей-либо матерью. Это было потрясение: недоверие и страх вскипели внутри меня, отнимая остатки самообладания; мысли преломились, словно грани разбитых стекол в цветном калейдоскопе. 

- Это невозможно, - покачала я головой, отступая назад, словно маленькое чудовище собиралось преследовать меня и взять в плен. Прошло всего три недели! Ребенок не мог быть моим! 

Но только слепец не заметил бы очевидного сходства: изгиб губ в точности повторял мой, разрез глаз, а также улыбка были такими же, как в зеркале – из воспоминаний десятилетней давности, когда я была еще маленькой и счастливой, вот только бронзовые кудряшки мальчик, похоже, перенял от Эдварда. 

- Этого не может быть, - отступила я еще дальше, вырываясь их хватки Элис и не веря своим глазам. – Он ненастоящий. Месяц даже не прошел! 

Я, конечно, была очень далека от представлений о деторождении, но знала, сколько длится человеческая беременность… 

- Я предупреждала тебя: некоторых тайн лучше не раскрывать, - напомнила Элис тихим-тихим голосом, ее слова пустили по моей коже пугающий холодок. – В других обстоятельствах мы обязательно бы тебе сами рассказали. Но это не обычный случай, о котором можно кричать… Мы не знали, как лучше. 

Что она имела в виду? Я отступила еще – на этот раз меня остановила стеклянная дверь, и я вновь ощутила себя запертой в клетке. «Но оно так быстро растет». «Это не опухоль, а какой-то экзотический монстр – скажи мне, такие бывают?» 

- Разве он не милашка? – подлила Элис масла в огонь, улыбаясь так счастливо, будто не замечала ужаса в моих глазах и дрожи во всем моем теле. 
- Хочешь взглянуть поближе? – Розали напугала меня еще сильнее, шагнув вперед. 
- Я рада, что ты узнала, - вторила Эсми. – Я сразу считала: нельзя от тебя такое скрывать. 

Круглолицый ребенок словно узнал меня: все время, пока я на него смотрела, он улыбался и что-то восторженно лопотал, а теперь выставил из одеяла крошечные ручонки и протянул их ко мне, заливисто агукая, от чего мое сердце в буквальном смысле ушло в пятки. Все это было слишком для моей подорванной психики… 

- Простите, - пробормотала я, толкая ногой дверь и вываливаясь на улицу. Мне нужен был свежий воздух. Нужно было убежать как можно быстрее на другой конец земного шара и забыть увиденный наяву кошмар. 

Эсми что-то кричала мне вслед: я шла, не оглядываясь, с трудом не путаясь в собственных ногах, по гравию узенькой дороги, ведущей, я очень надеялась, к шоссе. Мое состояние было абсолютным шоком: я забыла свое имя, не соображала, где нахожусь. Дорога качалась перед глазами, а уши уловили лишь одно имя из всех: 
- Не надо, Эдвард, отпусти ее. Ты только сделаешь хуже… 

Он хотел пойти за мной. Поймать, поговорить? Накричать? Сказать, как сильно меня ненавидит? Я не могла быть матерью, это было неправильно, невозможно. Женщина, имеющая за плечами опыт лишь насилия и проституции, не имеет никакого права называться родителем – это так же чудовищно, как то, что отцом становится отъявленный бандит и садист – он обязательно угробит жизнь сыну, вовлечет его в свой порочный преступный мир. Таких людей нужно в принудительном порядке стерилизовать! Таких, как Джеймс, как Фил, как тот клиент с наклонностями извращенца-педофила. И шлюхи тоже подпадали в моем понимании под эту категорию, потому что чему они научили бы своих детей? Как быть рабыней и продавать свое тело? Как употреблять кокаин и героин? 

За мной никто не бежал, но я прибавила шаг, мечтая избавиться от славной картины перед глазами: завернутый в одеяло улыбающийся ангелочек, протягивающий ко мне крошечные милые ладошки. Чистый, невинный, не имеющий представления, в каком жестоком и грязном мире появился на свет. Расскажут ли ему, кем была его мать? Или Розали воспитает ребенка как собственного сына, забыв о моем существовании? 

Неприятная мысль о том, что я поступила как трусливая тварь, бросив юного и растерянного Эдварда растить сына в одиночку, резанула совесть, но не приостановила бег. Я даже не чувствовала боли в едва затянувшемся рубце – все, чего мне хотелось, это убежать как можно быстрее и дальше. 

________________________________

Форум!