Мне приятно, что Эдвард отзывается так о том, чего по сути и нет, но одновременно я чувствую, может быть, и не стыд, но уныние. Не считать же великим достижением читку сценария, что называется, по ролям, когда твоего парня условно в то самое же время вспоминают на какой-нибудь светской тусовке, ещё, вероятно, и делая ставки, кто же победит в кастинге на роль партнёрши. Когда через неделю с небольшим выбор останавливают на Дакоте, я едва ли удивлена. Она сексуальна, осознаёт это и может себя подать. Свой сценарий Эдвард хранит на виду, не прячет от меня за семью замками, и однажды я ловлю себя на мысли о том, чтобы отыскать те страницы, на которых описан секс. Чтобы иметь представление, что он будет делать с ней спустя время. Там, на съёмочной площадке. Я могу отыскать, но что потом? Эдварда сейчас нет, я одна, а он на пробежке и ушёл не так уж и давно. Взяв сценарий со столика в гостиной, я перелистываю страницу за страницей, пока не натыкаюсь на говорящую фразу. Эмма стягивает с Питера штаны и, подойдя, оказывается в его объятиях. Никакого промедления. Он стремительно обнимает её под кофтой, их поцелуй то, в чём они оба нуждаются столь давно, что уже и не помнят, когда было иначе. Их близость его закономерное и естественное продолжение, Питер касается груди Эммы, когда она окончательно перехватывает инициативу у него, и он принимает это. Мягкость дивана, её тепло, любовь и страсть в каждом взаимном прикосновении. Питер понимает, что действительно любит Эмму, любит её одну из всех девушек, что были у него до неё, и осознание этого вселяет спокойствие в его душу. Вселяет спокойствие в его душу. Поэтично, ничего не скажешь. Не верю, что начала читать всё это. Да ещё и продолжаю, пролистав вперёд почти столько же страниц. Эмма. Только не говори то, что я слышала от тебя раньше. А что я говорил раньше? Что ты бы никогда не стал смешивать работу и личную жизнь или удовольствие. Я и не собирался это говорить. Я хотел спросить, можем ли мы попробовать что-то другое. После того, как закончим. Я вздыхаю и ложусь на диван, но сначала кладу бумаги туда, где они лежали. Со временем в комнате становится темнее, но ещё не прямо-таки темно, просто за окном наступают сумерки, и вскоре после этого Эдвард возвращается с пробежки домой, весь потный и с мокрыми следами на майке, замотав рукава толстовки на поясе.

- Ты чего без света?

- Не знаю. Мне хорошо и так.

- Ладно. Можно к тебе?

- Да.

Хоть он и вспотевший, меня это не смущает. Не настолько, чтобы попросить, чтобы он сначала принял душ, и только тогда будет можно. Можно и сейчас. Эдвард снимает с себя толстовку, прежде чем очутиться сверху меня, провести рукой по моим волосам и поцеловать. Я обнимаю его, ведомая желанием, потребностью и любовью к нему, тем, что мне его мало, и я не могу насытиться им. Эдвард чуть сдвигается вниз, целуя меня в шею и обхватывая за бедро под платьем. Я протягиваю руки, чтобы снять с него влажную майку, и он чуть отстраняется, приподнимается надо мной, предоставляя мне возможность сделать это. Потом я тяну его спортивные штаны вниз, что не очень удобно в столь тесном пространстве, когда Эдвард уже возбуждён и дышит мне на руку, и этим отвлекает меня, но я справляюсь, кое-как сдержав истерический смешок.

- Я скучаю по тебе.

- Но я же здесь.

- Вот так ты точно здесь, - проникая в меня размеренным, спокойным толчком, шепчет Эдвард. Я цепляюсь за его плечи и обнимаю его ногой, чтобы почувствовать его глубже. Он уверенно скользит в меня, и по моему телу вверх от места соприкосновения проходится жаркая волна. - Прямо здесь, рядом со мной. Я люблю тебя одну.

- И я люблю только тебя, Эдвард. Сними с меня платье.

Замерев на несколько мгновений, Эдвард стягивает вещь, и потом его тёплые губы почти сразу смыкаются на моей груди. Я трепещу под ним, от его действий, ощущения приятного напряжения и рук, смело проходящихся по телу, то лаская, то стискивая кожу всей поверхности ладони. Это так... потрясающе. Всё, что он делает, что я чувствую с ним, и как мы дополняем друг друга во всех смыслах, физически, духовно и эмоционально. Эдвард сильно целует меня в шею, немного задевая кожу зубами. Меня трясёт от оргазма, я скольжу рукой в волосы Эдварда, и он проникает ещё теснее, двигается хаотично и рвано, пока не кончает вслед за мной. Я словно задыхаюсь, сердце стучит в набат, когда Эдвард наваливается на меня и целует, и продолжать ощущать его внутри значит столь много, что вряд ли выразить словами. Теперь он ещё больше вспотевший, а я просто потная, и в комнате практически совсем темно. И тихо, очень тихо, если не считать звуков учащённого дыхания и того, как я немного сдвигаюсь под Эдвардом, чтобы посмотреть ему в глаза.

- Под крышей моих родителей через два дня так точно не будет.

- С сексом на диване в их гостиной уж точно. Я умный, не дурак.

- Нет, конечно, не дурак, но вообще-то я о сексе по ночам в целом. Там точно всё будет слышно. И мой отец к тому же чутко спит, а наши комнаты все на одном этаже. Никакого третьего этажа.

- Ясно. Но мы можем днём. Или, если захотим, перебраться на пару ночей в какой-нибудь отель, - Эдвард выскальзывает из меня и размещается рядом, скинув прочь несколько диванных подушек. - Или не перебираться. То есть когда-то мы не сможем делать ничего такого дольше нескольких дней, например, много недель.

- Именно.

- Но благодаря техническому прогрессу нам будет проще, чем если бы мы жили в восьмидесятые, и нам пришлось бы разлучаться. Есть телефон, интернет и те же самолёты. Нам надо обсудить, чтобы ты прилетела ко мне ко Дню святого Валентина.

- А для тебя это типа важный праздник?

- А для тебя типа нет?

- Можно сказать и так, - отвечаю я, поднимаясь с дивана, чтобы пойти в душ. - Я легко переживу, если ты не подаришь мне пылесборник в виде сердца.

- Пылесборник?

- Да. Статуэтку или игрушку.

- Значит, бывший дарил пылесборники? Может, я их и увижу. Или даже его самого? Ты их сохранила?

Ох ты ж чёрт. Я почти застываю, надевая платье, и если до нынешнего мгновения меня не смущало, что я наклонилась за ним голой, а Эдвард видел, то теперь разговор сворачивает куда-то не туда или наоборот туда, потому как Джейк всё ещё вход в дом моих родителей. Остался вхож и после нашего с ним расставания, потому что мы расстались на взаимной ноте, никакими не врагами и не людьми, которые больше не желают друг друга видеть или общаться. То есть я не переписываюсь с ним сейчас и не звоню, и этого ни разу не случалось со времени моего отъезда, но уверена, он наверняка всё знает. Что я, с кем я и чем занимаюсь. Он знал о моих мечтах не хуже родителей. Знает наверняка и про Эдварда и о том, когда я впервые угодила на снимки папарацци и прошлась по ковровой дорожке с мужчиной, о котором грезила не так уж и тайно. Если мы встретимся, может быть неловко. Крайне неловко и странно.

- Ну да, сохранила. Мы расстались друзьями. Зачем выкидывать.

- И он заглядывает в гости?

- Он приходил до моего отъезда. И думаю, что заглядывает и сейчас. Наши родители тоже дружат.

- Ясно.

- Это же не проблема? Если он появится?

- Конечно, нет. Нет никаких проблем.

- Хорошо.

Через пару дней в ходе перелёта, длившегося почти три часа, мы приземляемся в аэропорту Сиэтла ровно в 13:06. Снаружи всего плюс пять, и пока мы ждём, когда подгонят арендованную мною машину, Эдвард натягивает шапку и капюшон тёплой куртки. К тому же он отворачивается от всех, кто может его увидеть, но лично я всё равно бы его узнала. Может быть, и зря я отказалась от предложения родителей встретить. Сейчас мы могли бы быть уже в машине и ни о чём не думать. Почти ни о чём. Ну, кроме того, как всё будет у меня дома, и что впереди тринадцать дней до того, как мы уедем встречать Новый год в Лондон, а мои ещё не в курсе данных планов, но сказать-то всё равно придётся.

- Получается, у тебя есть водительские права?

- Да. С семнадцати лет.

Наконец сотрудник фирмы по аренду автомобилей подъезжает к нам на машине и отдаёт ключи. Мы с Эдвардом убираем наши чемоданы в багажник, а потом рассаживаемся в соответствии с тем, что я водитель, а он пассажир. Я не водила довольно давно, но уверенно вставляю ключи и завожу двигатель, покидая территорию аэропорта. Через двадцать с небольшим минут мы уже едем по району, от которого рукой подать до дома родителей, Эдвард молча рассматривает дома и улицы, и так он провёл почти всю дорогу. В молчании или в своих мыслях. Я говорю, что мы уже скоро приедем, и он передвигается на сидении, пошевелившись впервые за некоторое время.

- Хорошо. Что тут интересного есть поблизости?

- Кафе, супермаркет и парк. А что?

- Просто. Может быть, купить им что-то ещё в качестве подарка на праздники?

- Нет. Я уже купила каждому по комплекту банных полотенец, и хватит с них. И даже если бы я позволила тебе, что ты хочешь приобрести? Не мебель же или ювелирные украшения.

- Нет, не ювелирные украшения, но, может быть, у них что-то сломано? Телевизор или холодильник? Или если твоя мама мечтает у посудомоечной машине...

- Она у неё есть, и у них ничего не сломано. Им не нужно твоё особенное отношение, и чтобы ты решал их проблемы с техникой, если бы у них были таковые. Мы приедем через минуту.

- Классно. Нет, ужасно. Мне хочется курить.

- Правда? - спрашиваю я. - Это же просто в твоей голове, и на самом деле ты не хочешь, чтобы я купила тебе сигареты?

- Захочу, если ты произнесёшь это слово ещё хотя бы раз. Прости.

- Я тебя люблю.

Я сворачиваю на обочину у дома, где обычно стоит машина отца, если не стоит в гараже у соседа, у которого их два. Может быть, сейчас она именно там, или папа куда-то отъехал. Летом перед домом красуются зелёные кустарники, деревья и цветы, но сейчас всё лишено листьев, и нас уже могут видеть. Ну и что, я вполне могу поцеловать своего парня, что бы не подумали об этом родители в случае их бдения близ окна. Эдвард прикасается ко мне сразу, стягивая с меня шапку и просовывая пальцы в мои волосы, прежде чем сильно поцеловать. Правда, сильно. Его гладкий язык соприкасается с моим, и это словно поглощение, которому я бессильна противостоять и даже не хочу этого делать. Мы целуемся несколько мгновений или минут, мне трудно сказать, что ближе к действительности, пока Эдвард не прерывает поцелуй медленно и нежно, ещё оставляя руку у меня на затылке.

- Готова идти?

- Я всегда готова. Это же мой дом. Но можем посидеть тут ещё минуты две, если хочешь.

- Нет. Пойдём.

Эдвард вылезает из машины первым и сразу направляется к багажнику за вещами, отказываясь отдавать мне мой чемодан. Вдохнув, я ступаю на лестницу, ведущую вверх к крыльцу и деревянному дому, выкрашенному в зелёный цвет. Всего около двадцати ступенек, включая ступеньки непосредственно перед крыльцом, и я оказываюсь у входной двери ближе к ней, чтобы Эдвард мог поставить чемоданы. Я думаю открыть собственными ключами и опускаю руку за ними в сумку, но дверь открывается через мгновение, и мама переступает через порог, обнимая так, будто хочет выбить из моих лёгких весь необходимый мне кислород.

- Белла. Наконец-то ты вернулась домой. Я так скучала, милая. Эти полтора года...

- Мама, - шепчу я на ухо ей, - давай потом.

- Ох. Да. Прости. Заходите.

На удивление она сразу поворачивается обратно, но прежде не упускает возможности посмотреть на Эдварда и снова на меня, то ли пожав плечами, то ли качнув головой. Я не уверена, может, и всё вместе, и я не понимаю, как это толковать. Чёрт. Мне будет хреново, если они что-то да испортят за эти дни или поведут себя не лучшим образом, и будет стыдно перед Эдвардом. Я смотрю на него, но он вроде в порядке. Улыбается мне, занося чемоданы, мол он встречался с разными людьми, и у него есть иммунитет против них всех, но моя семья и в частности отец... Помнится, Эдвард был не слишком спокоен, когда я лишь упомянула о роде деятельности папы, больше не сообщая ничего существенного и конкретного. Мы заходим в прихожую, Эдвард немного осматривается, пока я закрываю дверь, и тут со второго этажа спускается папа.

- Белла.

- Привет, пап, - я делаю два или три шага, чтобы обнять его. - Я соскучилась.

- Уверен, что не сильнее нас, стариков. Со своей новой богемной жизнью-то. Итак. Познакомимся?

- Ладно. Мама, папа, это Эдвард... Каллен, мой парень, - на самом деле всё ощущается странно. Ведь они и так в курсе, что да как, и от этой формальности живот словно сводит неприятной судорогой. Вот зачем всё это только надо? - Эдвард, это мама и папа.

Я слегка беру Эдварда за руку, ожидая, что он напряжён или взвинчен, но он вполне расслабленно обнимает меня вокруг талии, а также протягивает другую руку для рукопожатия. Папа не уклоняется от того, чтобы ответить, и говорит:

- Приятно познакомиться.

- Мне тоже приятно познакомиться с вами, мистер и миссис Свон. У вас милый дом. И район кажется спокойным.

- Да, так и есть. У нас здесь точно спокойнее, чем в ваших краях, Эдвард. Может быть, вы сочтёте, что здесь скучно, но...

- Пап, родители Эдварда живут в небольшом городе. Мы хорошо провели время, и никто от скуки не умер.

- Хорошо. Тогда покажи Эдварду гостевую комнату, Белла, и сядем обедать, скажем, минут через сорок. Или хотите пораньше?

Гостевая комната? Что ещё за чушь? Это какое-то новое внутреннее правило, возникшее в связи с моими новыми отношениями, или тупая шутка, которая вовсе не смешная? Я не сплю одна уже несколько месяцев. Сомневаюсь, что даже смогу заснуть сразу и нормально в отсутствие Эдварда под боком. Моя кровать вполне вместительная. Но я не хочу спорить с родней при нём. Лучше сначала отвести его наверх, а потом уж спуститься обратно и поговорить.

- Нет, пап. Всё нормально. Мы ели в самолёте.

Я начинаю снимать с себя верхнюю одежду, и Эдвард тоже расстёгивает куртку, отдавая её мне, чтобы я повесила всё в шкаф. Родители всё ещё тут, как надзиратели, и в какой-то степени я уже жажду оказаться наверху ради небольшой передышки именно от них и сама беру свой чемодан. Эдвард поднимается за мной со своим не слишком аккуратно, раза два я слышу звук, с которым колёса задевают за ступеньки, и, может быть, он, конечно, и не нарочно, а просто озабочён сейчас другими вещами. Мы заходим в мою комнату с персиковыми стенами и двумя картинами для декора над кроватью, я вижу, что тут царит чистота, а штора, как и положено, прикрывает шкаф с открытыми полками, но Эдвард думает, что я привела его в ту самую комнату для гостей. Наверное, это и не странно. На виду тут нет никаких моих вещей вроде рамок с фото, потому что они все переехали в Лос-Анджелес вместе со мной.

- Я не хочу оставаться в этой комнате и не хочу спать тут один, - говорит Эдвард и замирает рядом со своим чемоданом, но всё-таки садится на кровать. - У них такое правило или что? Что-то вроде того, что нельзя спать в одной постели без обручальных колец? Если так, то это детский сад. Тебе двадцать один. О, или, может, это распространяется только на меня?

- Ты и не будешь спать один.

- Ну да, привела меня сюда, чтобы что, ждать, пока они уснут, и, крадучись, пробираться через коридор ко мне?

- Это моя комната, не гостевая, - я подхожу к Эдварду и прикасаюсь к его волосам, целуя его в губы, - и я с ними поговорю.

- Это серьёзно твоя комната? А где тогда постеры?

- Хранятся в надёжном месте. Ванная в коридоре. Я скоро приду.

Я спускаюсь вниз и сразу иду на кухню, где папа стоит у плиты, присматривая за чем-то, что булькает в кастрюле, а мама переставляет тарелки с закусками по-другому, нежели всё стоит на обеденном столе прямо сейчас. Она поднимает взгляд на меня, и отец тоже поворачивается на звук моего появления, но я спрашиваю ещё в тот момент, когда меня видит только мама.

- И что это такое было? Спать отдельно в комнате для гостей? Мы встречаемся уже почти полгода, и у нас не раздельные спальни. Мы будем спать вместе. Просто спать, если я вдруг должна это уточнять.

Несколько секунд молчат все, и я, и мама, и папа. Я молчу, потому что я уже сказала основное, что хотела донести, а почему молчат они, сказать трудно. Я что, застала их врасплох? Я уже слегка устаю от напряжения и молчания, и их взглядов, которыми они обмениваются, прежде чем папа поворачивается, чтобы убавить газ, а мама наконец говорит. Ожидание действительно начинало становиться трудным, и я не преувеличиваю.

- Да, мы предполагали, Белла, что у вас не раздельные спальни, иначе зачем жить вместе, и, конечно, никто тут не станет отрывать вас друг от друга насильно, мы даже уважаем то, что у тебя есть собственная позиция на этот счёт, которую ты, видимо, готова отстаивать, но...

- Нет никаких «но» и быть не может. Я его люблю. И не говорите ему ничего, чего бы вы не сказали Джейку.

- Это что, например? - спрашивает папа. - И Джейку бы в целом мы многое не стали бы говорить. Ему не задать вопросы про то, что за вечеринку он вчера посетил, какие люди там были, и к кому певцу или актёру он пойдёт в следующий раз, и каким, по его мнению, должен быть проект, чтобы за него он потом удостоился награды Американской киноакадемии. Нам что, помалкивать что ли?

Папа улыбается и слегка подталкивает маму локтём, и её губы растягиваются в улыбке, которую она как-то пыталась сдержать, но прекратила и заканчивает всё, что делала, не переставая выглядеть вот так. Прямо обхохочешься. Я скрещиваю руки на груди и, выдохнув, снова набираю в лёгкие достаточно кислорода.

- Хватит. Это не смешно. Я не хочу, чтобы вы так себя вели. Точнее, я надеюсь, что вы будете вести себя нормально. Если вы не слушали меня через раз, то вы должны помнить, что мы... что Эдвард не живёт какой-то особенной богемной жизнью с вечеринками дважды в неделю, и «Оскар» в своих снах он также не видит.

- А я-то думал, что о нём грезят абсолютно все, - замечает папа. - Раз доходит до слёз счастья и проникновенных речей с благодарностями в адрес всех подряд перед переполненным залом. Отчего же твой не хочет? Это не странно?

- Он хочет, но не одержимо. И хватит об этом. Можете спрашивать его про что угодно, что связано с кино и съёмками, если вам так надо, но не про награды, и за столом ни слова про Джейка.

- Который придёт завтра на ужин, - говорит отец, не успеваю я и развернуться, хотя считала наш разговор законченным и собиралась пойти наверх сменить одежду на более удобную. - Мы сказали ему, что ты приезжаешь, и пригласили в гости. Что у тебя со взглядом? Нельзя что ли было?

- Я приехала с Эдвардом. Я не собиралась звать Джейка вот так. Не уверена, что вообще собиралась встретиться с ним.

- Почему нет? Вы с Джейком друзья, - мама фактически делает акцент на последнем слове. - Если для тебя это более неважно, и ты не хочешь с ним общаться, приезжая, то это одно, а если ты не хочешь, чтобы он пришёл, из-за Эдварда, то это наш дом, и Джейк придёт. Он часто захаживает к нам, и мы всегда ему рады. Я не собираюсь звонить ему и отменять приглашение. Но ты можешь сделать это сама.

- Нет, Эдвард тут ни при чём. И я не против, чтобы Джейк пришёл.

- Вот и решено.

- Да.

Я поднимаюсь наверх, где Эдвард за всё это время будто бы вообще не сдвинулся с места, потому что он сидит в той же позе, уперевшись локтями в ноги, но это только первое впечатление, которое не соответствует действительности. Он сменил рубашку, а значит, точно вставал и перемещался по комнате, в результате чего чемодан лежит открытым чуть поодаль. Эдвард поднимает взгляд на меня, едва я вхожу, и немного выпрямляется, а в выражении его лица, не только во взгляде, читается очевидный вопрос.

- Как дела? Что сказали?

- Достаточно всего, но если резюмировать, то я всё уладила, ты остаёшься спать со мной, но...

- Но?

- Завтра на ужин придёт мой бывший парень.

- Понятно, - просто говорит Эдвард, как будто так и надо, и нет ничего из ряда вон выходящего в том, что при нём сюда заглянет моя «первая любовь». Но если посмотреть с другой стороны, то, может, и правда, всё в порядке? Я ведь знаю, что он мог бы общаться с бывшей, и я бы приняла подобное. Надо исходить из того, что и он должен принимать факт существования у меня собственных «скелетов», тогда отчего в таком случае мне думается всякое? От того, что Эдвард проводит рукой по волосам, а я в курсе, что это жест, символизирующий крайнюю нервозность и беспокойство? - Я помню, вы остались в дружеских отношениях, но я не уверен, когда ты успела его пригласить. Пока была внизу?

- Нет. Его пригласила не я, а родители.

- Ясно. Что ж, это, полагаю, всё уравновесит. Ты знакома с моей бывшей, я познакомлюсь с твоим парнем. Это действительно как равновесие.

- Да, наверное.

Я начинаю разбирать свои вещи после того, как умываюсь и надеваю домашний костюм, Эдвард же просто занимается телефоном, пока не приходит время спускаться вниз. На обед мама приготовила кукурузную похлёбку, капустный салат, перцы, рёбрышки и мясную закуску. Эдвард пробует всё, накладывая к себе в тарелку по чуть-чуть, но сомневаюсь, что перцы и капуста являются его истинными фаворитами. Дома мы точно такое не едим. Некоторое время мы едим молча, пока папа не обращается к Эдварду:

- Эдвард. Белла рассказала нам о том, что в январе вы уезжаете на съёмки в Новую Зеландию. Это далеко. Не уверен, сколько лететь туда, но это вроде не слишком большой остров? Я бы чувствовал себя оторванным от жизни, наверное. Без близких людей рядом. Или вы привыкли за предшествующие годы, и можно справиться, если проводить вечерами не одному, а в компании коллег?

- Можно, мистер Свон, но я не всегда провожу вечера так, как вы описали. Лишь иногда, не каждый день. Мне приятнее что-нибудь почитать и позвонить домой, разве что нет ничего плохого в том, чтобы сначала поужинать с некоторыми людьми, прежде чем разойтись до завтрашнего дня. Но в остальном, если съёмки протекают активно, без особых заминок, обычно мысли об одиночестве как-то съедаются ещё на стадии возникновения. О чём-то просто некогда думать. Но если режиссёр не уверен в тех или иных вещах, или если сценарий дорабатывается прямо на площадке, то это становится проблемой.

- И такое у вас было, Эдвард? - интересуется мама. - Доработка сценария прямо по ходу дела?

- Однажды было, миссис Свон. Года четыре назад.

- Но фильм ведь оказался прибыльным?

- Все мои фильмы прибыльные. По крайней мере, на данный момент.

- Актёрам же полагается процент от прибыли? - спустя несколько мгновений спрашивает папа. - Раньше Белла была как ходячий учебник в том, что касается кино. Рассказывала разное, что находила в интернете. Бывало, я только возвращаюсь с дежурства, а она уже ждёт, чтобы сообщить о том, что входит в обязанности супервайзера визуальных эффектов, и на какой стадии съёмок его привлекают к рабочему процессу, или кто такой гафер. Если бы я ещё только всё это запоминал. Но вы ешьте.

Я смотрю на папу, надеясь, что он поймёт мой взгляд в связи с тем, что мне не нравится вопрос про деньги. Категорически не нравится. Отпивая глоток апельсинового сока из стакана, под столом Эдвард соприкасается своей ногой с моей.

- Да, определённый процент обычно полагается, но всё решается индивидуально. И, как правило, всё обсуждаемо. Продюсеры тоже люди, а не звери какие-то.

- Да? А что же тогда тот продюсер, который теперь сидит за то, как обходился с женщинами?

- Пап, не надо.

- Почему не надо? Ты вот можешь нарваться на такого, и ты должна знать, что надо кому-то сказать, понимаешь?

- Это неподходящая тема для разговора за ужином, - отвечаю я. - Я знаю, и хватит об этом. После обеда я собираюсь немного показать Эдварду город. А у вас какие планы?

- Я планировала купить продукты твоим бабушкам и дедушкам, раз у меня сегодня выходной, но ты можешь сделать им всем сюрприз, заглянув хотя бы на пять минут. Мы не говорили им, что ты прилетаешь.

- Давай я куплю.

- У вас же свои дела. Осмотр достопримечательностей и всё такое.

- Наши дела подождут, - твёрдо заявляет Эдвард. - Мы с Беллой заедем за продуктами.

- Это очень поможет. Спасибо, Эдвард.

- Вам спасибо. За обед. Всё было очень вкусно. Я могу помыть посуду, если нужно. В детстве это являлось моей прямой обязанностью. Кто не готовит, тот убирается после ужина. Раньше я мог разбить тарелку, но уверяю, что ваши останутся целыми.

Мама смотрит на меня и на Эдварда, прежде чем покачать головой. Если честно, я не думала, что он может предложить помыть посуду в чужом доме, а мама, очевидно, и тем более, но ей точно не нужна подобная помощь. Для этого в этом доме с не очень давних пор установлена спецтехника.

- Я бы это оценила, но со всем справится посудомойка.

- Да. Хорошо. Это действительно стоящая вещь.

- Спасибо за обед, мам. Твоя похлёбка, как обычно, причина того, что я переела, - я немного откидываюсь на спинку стула. Это правда. Я реально съела больше, чем следовало. И надо постараться впредь держать себя в руках. Если заметно поправлюсь, а заметно может быть и два килограмма, когда речь о давно снятых мерках, это неизбежно создаст дополнительные трудности на площадке меньше, чем через месяц. - Мы пойдём потихоньку собираться. У тебя есть определённый список, или мне просто купить основное?

- Просто купи основное.

- Хорошо, поняла.

В течение получаса мы с Эдвардом покидаем дом и направляемся в сторону супермаркета. Я выбираю маршрут по основным улицам, чтобы увидеть и показать Эдварду Спейс-нидл, пусть на данный момент и только из окна, но в любом случае сегодня не ясная погода, и Игла не так и привлекательна, как в солнечные и яркие дни. Через несколько минут я паркуюсь на обширной парковке при Whole Foods, хотя могла бы заехать просто на рынок, но рынки никогда не были тем местом, где мне бы нравилось находиться. Я проверяю карту и деньги на случай технических проблем, тогда как Эдвард сдвигается ниже по сидению и неуверенно смотрит на меня.

- Что?

- Можно я не пойду?

- Интересный поворот событий у нас вырисовывается. Занятно, честное слово. Не пойдёшь из-за людей?

- Из-за них.

- Ладно. Так, и правда, лучше. Оставайся. Тебе что-нибудь надо? Шоколад, пиво, жвачку?

- Презервативы. Так, на всякий случай, - моргнув, поясняет Эдвард и дотягивается до моей правой руки нежным прикосновением. - Уверен, твои родители не всегда будут дома все эти дни.

- Да, не всегда, но я бы тоже не хотела проводить дома весь день, пользуясь тем, что их нет.

- Ладно. Мы ещё поговорим об этом. Тебе денег дать?

- У меня есть. Пока. Я оставлю тебе ключи.

Я управляюсь примерно за полчаса. Просто купить всего по два или по четыре, чтобы, например, молока хватило на подольше, распределить по пакетам и загрузить всё в тележку, а не тащить в руках. Я перегружаю всё в багажник, когда Эдвард вылезает из машины, поправляя шапку, и подходит ко мне сзади машины.

- Отвезти тележку ко входу?

- Забудь. Я сама. Мне кажется, на меня пару раз смотрели слишком уж пристально, поэтому возвращайся в машину, хорошо?

Эдвард садится обратно, а я отгоняю тележку к магазину, где к ней уже направляется сотрудник с ещё несколькими тележками, собранными на прилегающей территории. Уже не слишком молодой мужчина, он благодарит меня, и я иду обратно к автомобилю. Почти сразу, как я оказываюсь за рулём и завожу двигатель, Эдвард спрашивает, куда теперь, где живут мои бабушки и дедушки, и я отвечаю, но не отвожу взгляд от дороги.

- Со стороны мамы тут неподалёку, в даунтауне, а родители отца живут в другом районе, там поблизости несколько парков, и они часто там гуляют.

- Всё, что я хочу – отвезти тебя в центр города, - Эдвард пропевает эту строчку, прямо как в песне, откуда она взята, - просто вспомнил. Ты знаешь песню?

- Да. Знаю текст, один и тот же на протяжении всей композиции, знаю, что исполнитель некоторое время оставался анонимным, и подтекст мне тоже известен.

- Подтекст?

- Да, в ней завуалирован сексуальный подтекст. Ты не знал?

- Нет, и даже не думал. Меня устраивало воспринимать всё буквально. И что же за подтекст?

- Ну... - я немного мнусь с ответом. - Это лишь то, что я прочла в интернете. Что на сленге песня приобретает совсем другой смысл. Что она о пьяном парне, который хочет приехать домой к своей девушке, чтобы они...

- Чтобы они что?

- Ну, чтобы она сделала ему минет.

- Твои родители что, совсем не следили за тем, что ты делаешь в интернете? Тебе было тринадцать, когда вышла та песня. В тринадцать рано знать такие вещи, - эмоционально говорит Эдвард. - Ты... Что ещё ты знала в тринадцать?

- Не знала я этого в тринадцать. То, что тогда вышла песня, не означает, что я заподозрила в ней что-то такое и затеяла какое-либо исследование. Я наткнулась на эту информацию лет в семнадцать, и всё.

- Ладно. Ну а ты и твой первый парень... - Эдвард словно намеренно избегает смотреть на меня, хотя, остановившись на светофоре, я поворачиваю голову в сторону пассажирского сидения, - ты и он... У вас что-то такое было?

- Нет, - о чём он только думает? Не ревнует же? Да нет, скорее всего, нет. Не должен. Это лишено всякого смысла. - У нас был лишь обычный секс. Всегда только так. Мы уже почти приехали, - я сворачиваю к дому и заглушаю двигатель. - Ты не пойдёшь?

- Вроде нет. А надо?

- Нет, не надо, если ты не хочешь.

- Тогда я останусь.

Я иду в дом с пакетом, и после звонка мне открывает дедушка, обнимая и говоря, какой же это сюрприз. Бабушки дома не оказывается, а дедушка объясняет, что она ушла на встречу своего книжного клуба и вернётся, видимо, не очень скоро, но мы можем провести время вдвоём. Я разбираю продукты, что-то размещая в холодильнике, а что-то определяя в морозилку, пока дедушка спрашивает про мой Голливуд. Точь-в-точь слово в слово.

- Когда выйдет твой фильм?

- Я не знаю. Никто пока не знает.

- А твой парень? Ты приехала без него? Скучаешь, наверное. Не вини свою мать, но она рассказала.

- Ничего, - качаю головой я и немного усмехаюсь, когда закрываю дверь холодильника. - Она была очень драматична?

- Довольно-таки. Что он взрослый для тебя и вдруг любвеобильный, а ты будешь страдать, и что даже без этого он может оказаться сложным.

- Сложным?

- Я могу только предполагать, но, по-моему, твоя мать имела в виду, что такие быстро не остепеняются, а ценят формальную свободу.

- Маме следовало бы не устраивать мелодраму, а отвечая на твой вопрос, мы с Эдвардом приехали вместе. И сюда в том числе. Он ждёт в машине.

- А почему он ждёт там? Стесняется? - спрашивает дедушка. - Я могу предложить ему чай. Он же любит чай?

- Любит. Но ты... Пожалуйста, давай лучше в другой раз. Мне ещё ехать к Свонам, и потом я хотела показать Эдварду город.

- В другой раз это завтра?

- Трудно сказать. Но мы в любом случае увидимся на Рождество.

- Ну ладно. Я передам бабушке, что ты заезжала, и не стану говорить, что твой парень не зашёл на порог. Но я дам тебе с собой тыквенный пирог, и не спорь. Подожди две минуты, я отрежу. Бабушка пекла.

Дедушка находит едва ли не самый вместительный контейнер, в который помещается половина пирога и ещё небольшой кусочек. Напрасно я пытаюсь отвертеться от такого количества. Дедушка вполголоса говорит что-то о том, что мои вторые бабушка с дедушкой те ещё любители поговорить, и за это время любой взрослый мужик может уже и проголодаться. Это определённо намёк на Эдварда, который, вероятно, будет ждать в машине и по другому адресу, но мне не очень и смешно. Нет, меня не «убивает»его нежелание или неготовность пойти со мной везде в гости, хоть я и знакома с самым старшим поколением его семьи, но такие шутки всё-таки, что называется, ниже пояса. Я возвращаюсь в машину с пирогом и протягиваю контейнер Эдварду. Он открывает крышку, вдыхая аромат.

- Боже, как же потрясающе пахнет.

- Да. Так и есть. Бабушка знает толк в выпечке. Готов ехать дальше?

- Готов. Они видели, что я здесь, твои бабушка с дедушкой? - спрашивает Эдвард. - Может быть, из окна.

- Бабушка не дома, а дедушка не выглядывал на улицу.

- Тогда, может, ты хочешь подождать, пока он вернётся?

- Это может затянуться. У неё собрание книжного клуба. Это не как поход в ближайший магазин за хлебом или хлопьями, - отвечаю я, взглянув на Эдварда. - Мы увидимся в другой раз.

Когда я приезжаю в гости ко вторым родственникам, мне открывают дверь не раньше, чем через полторы минуты. Я уже начала думать, что никого нет, и стоило на всякий случай позвонить, когда звук замка по другую сторону опровергает мои догадки. Бабушка освобождает меня от пакета, передавая его дедушке, прежде чем обнять прямо через порог и только потом впустить внутрь. Она смотрит на пешеходную дорожку, по которой я прошла к двери от дороги, оставив машину у другого дома, и смотрит даже тогда, когда я уже внутри и снимаю обувь, но всё-таки закрывает дверь.

- Как у вас дела?

- Что тебе до наших дел? Всё у нас отлично. Давай лучше поговорим о тебе да твоём парне. И о том, через сколько он появится на пороге, если мы задержим тебя тут на полчаса, - говорит бабушка, переглядываясь с дедушкой. - Мы слышали машину, и твой отец звонил, чтобы мы были дома. Я получу двести долларов, если твой Эдвард зайдёт в течение двадцати минут, но ближе к отрезку в десять минут. И наоборот это мне придётся платить, если он постучится в районе восемнадцатой минуты.

- Вы что устраиваете? - с очевидной долей возмущения спрашиваю я, собираясь с мыслями. - Мне это не нравится, и вы должны прекратить свой спор. Я знаю, вы любите шутки, но сейчас не надо. Так не надо, хорошо?

- Но ты всё равно должна рассказать нам про то, где будешь скоро сниматься. Про этот сериал, - указывает бабушка. - Мы не можем быть уверенными, что непременно его посмотрим, поскольку он подростковый... - и слава Богу. Нельзя им его смотреть. Не из-за меня, а из-за первых вторых сезонов, не посмотрев которые, будет сложнее понять, о чём речь в третьем. Но я не хочу, чтобы они пытались проникнуться темой и начали с самого начала. Я понимаю, отчего многие актёры и актрисы запрещают своей родне смотреть какие-либо проекты с их участием именно по причине собственной обнаженности. У меня всё немного иначе, я не буду голой, как они, но даже так «Эйфория», скорее всего, и правда, не для моих родственников. - Твой дедушка его погуглил, но мы не знаем никого, кто в нём играет. То есть мы будем знать только тебя. Чай будешь?

- Нет, не хочу, - отвечаю я, проходя в гостиную и усаживаясь на диван. Здесь всё по-прежнему, как и было. Разве что они совершили небольшую перестановку, повесив телевизор на стену и избавившись от тумбы под ним, а также тут появился новый стеллаж. Прежний не вмешал все книги должным образом, отчего некоторую их часть как раз и приходилось хранить в закрытой тумбе, но теперь всё явно расставлено на полках, и, по-видимому, необходимость в тумбе исчерпала себя. - Мне нравится стеллаж. А куда вы дели тумбу?

- Отдали даром. Мы ещё хотим заменить журнальный столик, стеклянный поднадоел. Что думаешь?

- Думаю, что если он поднадоел из-за стекла и того, что на нём заметна любая пыль, то можно просто набросить какую-нибудь скатерть. Представь, как она красиво свисает, и то, что он стеклянный, будет не так бросаться в глаза.

- Может быть, ты и права. Я посмотрю, как это выглядит. Но всё-таки давай вернёмся к сериалу. У тебя много страниц в сценарии?

- Нет. Скорее мало, чем много. Я уже всё запомнила, ну почти всё, и съёмки с моим участием не займут и двух недель.

- Ты учишь текст одна?

- Да, - отвечаю я. - Конечно. Дома одна, но периодически я встречаюсь с режиссёром, и мы всё прогоняем.

- Значит, твой парень не помогает?

- Нет, дедушка. Ему тоже нужно учить свой текст. У Эдварда съёмки в Новой Зеландии с середины января, а текста намного больше моего.

Для меня в целом кажется чем-то странным, если бы я учила всё с Эдвардом. Странным с точки зрения целесообразности и логики, потому что, может быть, мы разошлись бы во взглядах на что-то и только разругались, когда предполагалось совершенно иное. Бабушка с дедушкой ожидаемо интересуются и работой Эдварда, отчего так далеко, зачем снимать именно там, захотел ли так режиссёр, или это прописано в сценарии, и разве студии не предпочитают экономить, настаивая на поиске альтернатив в плане климата, местности и окружающей природы. Вопросы как для продюсера, которым я не являюсь и лишь отвечаю, что бюджеты бывают разными, и иногда их вполне достаточно, чтобы снимать на натуре даже в отдалённой стране.

- Главная роль?

- Да. Конечно.

- Ну конечно. И всё-таки неужели тебе совсем не хочется, чтобы он отвлёкся от своей главной роли, с которой точно справится в силу опыта, и подучил тебя?

- Нет. Я должна справляться сама.

В ответ бабушка с дедушкой отмечают, что стремление добиваться всего самой, конечно, похвально, но нет ничего ужасного и в том, чтобы принимать участие своего парня, когда он сам проявляет его, а не ждёт озарения с небес. Я киваю в размышлениях о том, что Эдвард и так уже достаточно помог, да и я всё-таки подписала договор с Линдси и агентством, где она работает. Просить любимого человека ещё и жертвовать личными делами, которые требуют больше времени, не особо укладывается в мою картину мира и отношений с кем-либо, неважно, с Эдвардом или нет. Бабушка просит показать его реальные фото, уточняя, что подразумевает наши личные снимки, а не кадры с публичных мероприятий. Она словно не уверена, что у меня есть то, что ей нужно, но она ошибается. Я показываю ей кое-что, селфи на фоне природы на Бора-Бора в основном или фотографии Эдварда дома у его родителей, а также читающего сценарий за столом уже в Лос-Анджелесе, держа ручку в руках, и, как знаю только я, обхватившего колено под столешницей. Бабушка возвращает мне сотовый, и мы все слышим стук в дверь в тот же самый миг. Дедушка идёт открывать, я прислушиваюсь, кто пришёл, но ничего так и не слышу, а дедушка появляется где-то спустя минуту не один, а с Эдвардом.

- Здравствуйте, миссис Свон. Извините за вторжение, и позвольте представиться, я...

- Мы вполне знаем, кто вы есть. Мы живём не на Луне, - лишь отвечает бабушка, поднимаясь и украдкой смотря на настенные часы. Если вернуться к теме спора, то она определённо проиграла. Девятнадцать минут. Вот сколько прошло времени с тех пор, как я приехала и вошла в дом, и насколько хватило терпения или усидчивости у Эдварда. - Садитесь, пожалуйста. Хотите чай или кофе? Меня зовут Кэтрин, а моего мужа Джо.

- Приятно познакомиться. Спасибо за предложение, но ничего не нужно. Я бы хотел... Я надеялся забрать Беллу. Если вы не возражаете против того, чтобы она ушла так скоро.

- Белла способна решить всё сама. Мы никого не держим.

- Хорошо. Белла, поедем? По-моему, там немного портится погода.

- Да, обещали, что станет холоднее, - вставляет дедушка. - Будь осторожнее на дороге.

- Я всегда осторожна. Мы увидимся через несколько дней.

Эдвард дожидается меня в дверном проёме, прежде чем пойти на выход. Я одеваюсь и после объятий снова открываю входную дверь, которую Эдвард прикрыл за собой. Он ждёт на улице спиной к дороге и протягивает руку ко мне, обхватывая за талию, когда я подхожу достаточно близко.

- Хэй.

- Хэй. Что случилось?

- Ничего. Просто стало напряжённо находиться в машине без тебя. Надеюсь, твои поймут то, что я тебя украл.

- Отчего стало напряжённо? - спрашиваю я. - Думала, ты всегда найдёшь, каким делом заняться.

- Я и нашёл. И узнал кое-что от Линдси. Помнишь, я рассказывал о немецком продюсере, который всё пытался зазвать меня сниматься в Берлине?

- Да, помню, конечно. И что с ним?

- Линдси случайно выяснила, что на него подали заявление по обвинению в сексуальных домогательствах и изнасиловании. У них это повсюду в новостях. Ты можешь это себе представить?

- О Боже. Если бы ты согласился...

- Да, это было бы не лучшее моё решение. Насколько мы поняли, работу над тем проектом пока приостановили. И я задумался, что твои родители правы. Не доверяй никому в Голливуде. Только мне. Я буду не рядом, но ты должна знать, что можешь рассказывать мне всё, если тебя что-то будет беспокоить, и просто то, чем захочется поделиться. Я тот человек, которому ты должна рассказать, если кто-то будет к тебе приставать. Давай договоримся об этом прямо здесь и сейчас.

- Ты серьёзно? Насчёт приставаний?

- Полностью.

- Хорошо, - говорю я. - Да. Я постараюсь рассказывать всё. Но тогда и ты...

- Да, Белла, и я тоже постараюсь рассказывать всё. Я знаю, что погода портится, но ты же покажешь мне центр не из окна?

- Покажу. Садись уже в машину.

Эдвард садится буквально сразу, а я занимаю своё место мгновением спустя и думаю, как же мне повезло, надеясь никогда не лишиться ни этого ощущения, ни человека, вызывающего его.