Три дня долгих, беспробудных, нескончаемых событий, планов, гонок и… ночей.
Каролина, засыпая в постели с папой, такая беззащитная и нежная, вызывает мигрени просто от того, что рядом. Эммет смотрит на нее, видит ее и понимает, что больше малышка никогда не увидит родной матери. Нет у нее матери. Теперь во всех смыслах этого ужасного слова.
И была Мадлен достойной или нет, была хорошей или плохой, ей не желали такой участи. Никто не желал, даже он, хотя у него, как у перво-наперво пострадавшего, были на это все уважительные причины.
Но видит Бог, узнав от следователя, набравшего его номер как один из главных контактов в телефоне Мадлен, что та мертва, Эммет не возликовал.
Его накрыло… спокойствие. Только не то, что радует и расслабляет, а то, что высасывает все силы, постепенно превращаясь в апатию. Боль, отчаянье, сожаление – все приходит позже. Первым одолевает это ужасное состояние невесомости… когда ни земли, ни неба нет. И неизвестно, что делать.
Час за часом, день за днем, ночь за ночью.
Расследование продолжается, ищут какие-то доказательства, свидетельства, какие-то факты… а их нет. Либо это чудесно спланированное убийство, либо – удар под дых, действительно суицид. Но в эту версию даже ему меньше всего верится. Мадлен эгоистична.
Однако вскрытие следов насильственной смерти не обнаружило…
А похороны – завтра.
А сил нет…
Еще и Эдвард просил сообщить ему точное время. Он хочет прийти туда. И, видимо, придет с Беллой. Вряд ли она его отпустит одного…
Как же это на самом деле хорошо, когда ты не один. Когда есть к кому прийти и к кому обратиться… не за сексом. Только не за сексом…
У Эммета снова болит голова. Он стоит в коридоре, прислонившись к холодной стене лбом и воспаленными мыслями, сбитыми размышлениями пытается проанализировать ситуацию и хоть сколько-нибудь адекватно оценить свои действия. Их дозволенность. Их правильность. И их последствия… если сейчас он все испортит, вполне может больше и не увидеть ее… а этого ужасно, ужасно не хочется.
Внутри Медвежонка что-то перевернулось, едва он поцеловал Нику. Как теперь жить с воспоминанием об этом ощущении, но не имея возможности его повторить, он не знает.
Эммет пытается списать свое поведение на общее состояние. Из-за боли в голове остановился на полдороги к дому… из-за того, что покалывают мышцы, решил не рисковать… из-за того, что квартира так близко к офису, подумал, что, возможно, имеет право… из-за того, что его квартира-то, в принципе… хотя это как раз самое жестокое и глупое оправдание. Он никогда не посмеет предъявить его. Только не этой девушке.
Впрочем, выбор мал. Либо нажимать на звонок и надеяться, что откроют, либо тихонько умирать здесь. Каллену жизненно необходим тот кофе, что умеет варить только Фиронова. На его сухих губах привкус гвоздики и корицы, а в горле жжет, предвкушая мягкость тех нескольких капель сливок, без которых ее шедевр – не шедевр. Сама признавалась.
Минута… две… три… это нестерпимо. У Вероники есть что-нибудь от головы? Может, она уже успела отыскать аптеку невдалеке?..
К черту!
По сознанию, изболевшемуся и усталому, стучат двойным, чугунным молотком.
К черту, да…
К черту…
Где-то краем мыслей надеясь, что девушка на дежурстве, в гостях, на работе, в магазине, Каллен несильно жмет на дверной звонок.
Секунда.
Нет.
Секунда.
Нет.
Секунда.
…Да. Открывают.
В такт тому, как по чистой лестничной площадке достаточно нового дома разлетается трель дверного звонка, замки на двери щелкают, раскрываясь.
И Вероника, во всем своем великолепии, появляется на пороге.
Она снова в домашнем сером платье, снова с узлом волос на затылке и снова с удивленными, немного встревоженными глазами. На лице нет макияжа, что выдает его природную красоту, а в ушах сережки. Золотые, в виде крохотных бабочек.
Эммет едва ли не пьяно улыбается, пустив в сознание мысль, что Ника и сама похожа на бабочку… а еще – на зайчонка из-за любви к серому цвету, а еще – на фею из каролининой сказки…
- Здравствуй, - первой, не зная толком, что говорить, Вероника пытается понять происходящее по глазам нежданного гостя. А он их отводит. У него предательски, по-мальчишески начинают дрожать коленки.
- Привет, - бормочет он. Боль нарастает, потому что тело поддается порыву немного расслабиться. Квартира Ники – его квартира – обдает теплом и уютом, которого здесь не видали, наверное, с момента покупки – десять лет назад. Это создание обладает удивительной способностью преобразовывать мир вокруг себя.
- Заходите… заходи, - Вероника, вдруг почувствовав себя неловко, отступает в сторону. Ее щеки загораются румянцем, - зачем вам… тебе стоять в коридоре?
Она все еще путает «ты» и «Вы». Все еще сомневается, даже после поцелуя.
Эммету становится больнее…
Но он входит. Честно перешагивает порог, останавливаясь в прихожей. И, самостоятельно закрывая дверь, делая вид, что все в порядке, что просто так удобнее, опирается об нее. Для поддержки.
- Я наглый хам, Ника, - с места в карьер, чувствуя, что дела становятся все хуже, произносит Натос, - но я не нашел еще в Москве кофейни, где готовят кофе, хоть на каплю похожий на твой… и я пришел, чтобы… я хотел попросить…
- Тебе так понравилось? – она с легкой, милой улыбкой подходит поближе.
Эммет глубоко вздыхает.
От Вероники пахнет какими-то недорогими, но вкусными духами, приятными носу, а еще – ванильным мылом. Его любит Карли.
Да и выглядит девушка куда лучше, чем в их последнюю встречу. Ее глаза не мокрые, в них огоньки добра и благодарности, теплоты и спокойствия, губы не дрожат, тело не выглядит таким худым и хрупким, а в тоне отсутствует болезненность.
В новом, достойном районе Фиронова и жить начинает по-новому. Она чувствует себя увереннее. Она в безопасности от ублюдка-хозяина прежней квартиры.
Новый арендодатель не заключает никаких договоров и отказывается от любой оплаты. Ника пробовала настоять, но, видя непреклонность этого греческо-американского медведя, сбавила обороты. Он утверждал, что он виноват в ее выселении и все возместит самостоятельно.
Девушка, правда, потребовала хотя бы того, чтобы, если ему понадобится ее помощь, не затягивать, обращаться в любое время дня и ночи. Пообещал.
И Эммет понимает, что охарактеризовал себя правильно. Он нагло обратился сейчас. Под предлогом кофе. Чтобы лишний раз увидеть… почувствовать… вспомнить… сбросить пар.
Этим утром, в перерыве между полицейским участком и ритуальным агентством Дорана все же сделала ему «массаж», но стало лишь хуже. Невозможно стало. До тошноты.
Эммету больше не нужны такие сомнительные удовольствия. Это тяжело.
- Очень понравилось… - шепчет он, слабо усмехнувшись, - можно?..
- Нужно, - она гостеприимно кивает, открывая для него шкаф с одеждой и снимая свободную вешалку, - раздевайся. Я ведь так и не отблагодарила тебя толком, Натос, за то, что позволили мне… позволил мне здесь пожить.
- Это твоя квартира… - мотнув головой, Эммет с усилием делает шаг вперед. Его держит на ногах то, что если упадет на Нику, она не отделается простым испугом. В который раз рядом с ней такое количество мышц мешает.
- Ну конечно же, - девушка фыркает, помогая ему повесить большое пальто на нужное место, - как в прошлый раз, с гвоздикой и корицей?
- Эти слова звучат музыкой…
Смущенная Вероника благодарно, радостно кивает.
- Спасибо большое. Присаживайся, я сейчас сварю и принесу.
И она скрывается на кухне, пробежав босыми ножками то расстояние, что отделяет небольшую гостиную от столовой зоны. Это стандартная двухкомнатная квартира с высокими потолками и новой мебелью. Здесь удобно, просторно и хорошо. Эммет покупал эту квартиру с расчетом, что если Карли однажды решит переехать в Москву, она будет у него под рукой, под присмотром – офис «ОКО» в трех шагах, а район что надо.
А сейчас она очень пригодилась одной чудесной доброй девушке, способной бескорыстно помогать.
Каллен блаженно, вдохновленно улыбается.
Неужели Каролина – не единственный ангел для него? Неужели есть еще один… одна?..
На кухне шумит вода, хлопает холодильник, слышно, как электрической поверхности плиты касается алюминиевая турка. Из прежней квартиры Ника привезла немного вещей в тот день. Но этот предмет был в числе первых и самых главных, упакованных с особой любовью.
Павел Аркадьевич, выкинув Фиронову из своего жилья, на самом деле, сослужил Каллену добрую службу. Эммет не только смог обеспечить Веронике достойные условия жизни и хороший район, но еще и защитил ее от постоянных домогательств. Возможно, он тщеславен, но, кажется, за это девушка благодарна ему больше всего. Ей не нравилось. Она против. Она… хорошая, хоть и по-детски это звучит.
Эммет садится на белый диван в гостиной. Преступно мягкий и преступно яркий. Голова раскалывается на части, а перед глазами рябит от этого контраста. Мужчина поспешно берет с журнального столика какой-то журнал, утыкаясь в его страницы. Темные, как одна. С рекламой.
Самое то.
- С сахаром, Натос? – раздается из кухни. Какофонией.
Эммет жмурится, с силой потирая переносицу пальцами.
Мадлен. Похороны. Каролина. Суд. Разбирательство. Ксай.
О господи…
- Да, Ника.
- Ага.
Это слово, слово-отражение Каролины, его смешит. Эммет откидывает журнал к чертям подальше.
Девушка с пластиковым подносом, на котором две чашки из ее русской коллекции на двух блюдечках с двумя ложечками и даже какой-то небольшой кексик, появляется из дверного проема кухни достаточно быстро.
Каллен не успевает окончательно поддаться странной слабине, буквально окольцовывающей его. Сдавливающей в тисках.
Может, кофе поможет?
- Спасибо, - тихо благодарит он, с благоговением принимая такую хрупкую, маленькую чашку. В его ладонях уж точно не больше чашечки эспрессо.
- Пожалуйста, - Ника пожимает плечами, по-доброму ему улыбнувшись. Делает первый глоток.
Эммет тоже пробует.
И знакомый вкус, переливы пряностей, кофе… бодрит. Вдохновляет продолжить.
- Ты работаешь недалеко, да? – девушка, чувствуя, что молчание не идет гостю на пользу, предлагает свою тему.
- Почему ты так решила?
- Потому что вряд ли бы ты поехал за кофе из Целеево, - она примирительно усмехается, опуская свою ложечку на блюдце. Оставляя там.
- За таким – поехал бы, - откровенно заявляет Эммет. Делает самый большой глоток, почти на половину осушая чашку. Хорошо, что она не слишком мала. Пришлось бы варить еще.
- Спасибо еще раз, Натос. Но это все – турка, не я.
- Не преуменьшай…
- Правда, - Ника хмыкает, загадочно блеснув глазами, - но если тебе настолько по вкусу, то я знаю не один рецепт кофе.
- Я не сомневаюсь… - Эммет, расслабляясь и отогреваясь, забывая на какое-то время о насущном, откидывается на спинку дивана. Так легче переносится головная боль.
Ника чуть хмурится, наблюдая его позу.
- Все в порядке?
- Да…
- Ты выглядишь… не очень, - она прикусывает губу, видимо, сетуя на свою невнимательность. Смущение берет верх и тогда даже такие серьезные девушки сдают позиции. Ника себя ругает.
- Я никогда не выгляжу «очень», - пытается утешить Эммет, слабо улыбнувшись, - не принимай на свой счет, пожалуйста… все хорошо.
- Точно?
Заботится… Ангел, он был прав. Ему достался еще один ангел.
- Точно, - Танатос сглатывает горькую слюну, почему-то вдруг почувствовав отвращение к кофе, столь ожидаемому, и отставляет его на журнальный столик. Подташнивает.
На сей раз его истинному состоянию – может, по глазам, может, по выражению лица, может, просто по наитию – не скрыться от Фироновой. Она обращается во внимание.
- Эммет, я…
Однако здесь в сюжет и сценарий этого кофе-брейка входит новый поворот-персонаж, в лице… телефона. Обыкновенного белого телефона для дома, беспроводного, электронного, со светящимися синими кнопочками. Он звонит. Всего лишь звонит. Но так пронзительно...
Эммет, сам не зная, зачем, не имея даже представления, где этот телефон, подается вперед, собираясь подняться и ответить.
Слишком резко, наверное. Слишком быстро. Или просто наступает то время, когда организм уже неспособен держать себя в форме. Не сопротивляется.
Кофе разливается на ковер и частично на диван.
Ложечка игриво падает на краешек стола, придвигаясь к пропасти между ним и полом, но еще оставаясь где-то на нужном уровне, чтобы удержаться.
А сам Медвежонок…
- Натос! – испуганно восклицает Вероника, среагировав и успев протянуть руки к плечам своего гостя. Придержать его в полувертикальном состоянии.
Эммет благодарен ей. Пол кажется бездной, а ноги – чистая вата. И, хоть Танатосу как никому известно, что Ника не удержит его, что все равно упадет, он хватается за нее. Возможно, оставляет даже на запястьях синяки. За них потом расплатится… поплатится… сам себя накажет.
- У тебя руки как лед, - Ника, прикусив губу, пытается что-то рассмотреть в его глазах, - и ты белый… о господи.
Она оглядывается вокруг, будто думая, что может сделать и, судя по дальнейшим действия, понимает.
- Тебе надо лечь. Осторожно. Держись за меня, да, вот так. Тише…
И это маленькое создание, такое хорошенькое, к удивлению Танатоса, умудряется его, стокилограммового… уложить куда нужно. Зная, где придержать, а где отпустить, Ника ловко меняет траекторию его падения, высчитанную заранее, с пола на диван. На самые его подушки.
Натос чувствует холодок их кожи затылком и видит белый потолок. Не понимает, как это возможно, а потому пугается.
- Ника…
- У тебя что, давление скачет? Эммет, что болит?
- Голова…
- Ясно, - Ника снова оглядывается вокруг, что-то припоминая. Она первая женщина, которая глядит на него сверху вниз вне постели. Удивительное чувство.
- Ника…
- Что? – с ноткой испуга, проникающей наружу, отзывается Фиронова. Вроде бы она не отходила никуда, а в руках уже странного вида аппарат.
- Ты похожа на бабочку…
И правда. Стоит в розовом платьице, с растрепанными волосами, такая трепещущая и красивая, над ним… точно бабочка. С сережками-бабочками в ушах.
- Чудесно, Эммет, - выдавив скупую улыбку, Вероника присаживается на край дивана рядом с ним. Самостоятельно, не желая не слушать что-то, не уговаривать его, расстегивает рукав рубашки. Задирает до максимального предела, - а ты похож на медведя.
- Не оригинально…
- Правдиво, - она удобно кладет аппарат, с треском разрывая какую-то ткань… приспособление?
По изболевшемуся сознанию Эммета этот звук проходит каленым железом. Тупым ножом врезается внутрь.
Невозможно.
- Ника… - пробует предупредить он. Но не успевает.
Похожая на гущу кофе, темнота заволакивает собой все доступное для обзора пространство.
И он остается один, без боли и тошноты, в своем тесном мире, пахнущем корицей, ванильным мылом и недорогими духами Бабочки…
* * *
Розмари уезжает следующим вечером.
В том же бирюзовом пальто, что и пришла, в своей бордовой блузке и черных сапогах, собранная, деловая и… спокойная, она с теплом смотрит на нас обоих. Ей не противен Эдвард. Больше нет.
Самолет Розмари в десять часов, лететь ночь. В принципе, самый удобный и щадящий вариант. Рональд купил ей первый класс с дополнительными удобствами, так что я спокойна. Мама как следует отдохнет, прежде чем прийти к нему. Потому что, зная отца, я уж уверена, как он с нее спросит…
- Ну вот я и оставляю вас, моя девочка, - Розмари, остановившись на пороге рядом со своей небольшой сумкой, раскрывает для меня объятья, - извини меня, если сильно стеснила…
- Мам, - усмехаюсь, ответно нежно-нежно придерживая ее за талию, - ты всегда желанная гостья в нашем доме. И ты никогда нас не стесняешь.
- Приезжайте в любое время, Розмари, - подтверждая мои слова, кивает миссис Робинс Эдвард. Он, в голубой рубашке и черных джинсах, только что из своего кабинета, пахнет зеленым чаем и медом. Еще один день, проведенный в трудах, виднеется на его лице усталостью. Но не критической, слава богу. Допустимой. Наверное, я выгляжу так же. А еще мне… грустно. Я слишком давно не видела матери, а нам дали всего три дня.
Правда, они были крайне продуктивными, взять хотя бы сегодняшний… наконец-то мне удалось убедить маму в том, что ситуация сдвинулась с мертвой точки – я напекла ей оладушек! Надо было видеть, с каким энтузиазмом она их ела.
- Спасибо, Эдвард, - поверив нам и ему, поверив мне, совершенно искренне, больше не пряча этого за фальшью или сарказмом, отвечает Розмари Эдварду.
А потом дополняет, ласково коснувшись моей щеки:
- Берегите ее, пожалуйста.
- Об этом можете не беспокоиться, - Аметистовый, надежно прикрывая мою спину, всем своим видом демонстрирует готовность защищать. И от тепла его кожи, что так близко, от его запаха я расслабляюсь. Я чувствую себя счастливой.
Да, Розмари уезжает.
Да, мы еще долго не увидимся.
Но Эдвард здесь. Он здоров, счастлив и любит меня. Это максимальное количество вещей, которые можно желать.
Я остаюсь не одна.
- Верю, - мама посмеивается, но с капелькой грусти. Мне чудится или вижу в ее глазах соленую влагу?
Я вспоминаю, как все это началось, как продолжалось и как потом, когда улеглись все сомнения, мы нашли общий язык. Последние сутки были самыми лучшими за время ее пребывания здесь. У нас снова отобрали время.
- Я люблю тебя, - неожиданно даже для себя, выдыхаю, подаваясь вперед. По-настоящему, послав к черту и сумку Розмари, и то, что должна вести себя сдержаннее, крепко обвиваюсь вокруг нее, - мамочка… очень сильно…
Тоска. Вот оно, это слово, наиболее точно описывающее ситуацию.
Роз еще не уехала, а я уже скучаю.
Эдвард предусмотрительно отступает назад, не мешая нашему прощанию. Он рядом, всегда здесь, но ровно настолько близко, насколько мне нужно. Раз за разом я поражаюсь тем, как он меня чувствует.
- Цветочек, я тоже, - прижав меня к себе, сдавив ладонями талию, мама ответно целует меня в щеку, - не переживай, мы ведь увидимся еще. Я не навсегда уезжаю.
- Слишком далеко…
- Куда ближе, чем тебе кажется, - она успокаивающе, истинно по-матерински отметает мои сомнения, - слава богу, существует самолеты…
Ее глаза с интересом и, в то же время, признательностью поглядывают на Эдварда. Подмигивают?..
- Будут еще лучше, чем есть, - уловив их маленькие «гляделки», я, прикусив губу, посмеиваюсь сквозь пробивающиеся слезы, - скоро будем летать на Боинге великого авиаконструктора…
- Не сомневаюсь, - Роз ерошит мои волосы так же, как делала в детстве. Напоследок еще раз чмокает в щеку, - а пока остается пользоваться медленными американскими авиалиниями. На которые лучше не опаздывать. Мне пора, Белла.
- Пока, мама, - сморгнув слезинку, я послушно отхожу назад, как всегда делала прежде.
Правда, вместо того, чтобы, как и прежде, попасться в лапы темноте и одиночеству, чувствую сзади грудь Ксая. Он обхватывает ладонями мою талию, наглядно демонстрируя Роз свое обещание.
Алексайо как никто честен.
- До свидания, Розмари.
- До свидания, - она, мотнув головой, открывает дверь, выходя наружу. Такси, мерцая желтой эмблемой в темноте, уже ждет, - я позвоню, Белла.
…Так и заканчиваются эти три дня. Многозначные.
Я слышу, как захлопывается дверца и рычит мотор автомобиля.
Я слышу, как, отъезжая с подъездной дорожки, повизгивают шины.
А еще я слышу негромкое дыхание Эдварда, ласкающее мои волосы.
И оборачиваюсь к нему сразу же, как становится понятно, что Розмари уже на пути в аэропорт.
- Не плачь, - шепотом просит Ксай, нежно стирая маленькие соленые капельки с моих щек, - Бельчонок, она права, вы еще увидитесь. И не раз.
- Чтобы она ни делала, она моя мама, Эдвард… - оправдываюсь я. Не брезгую к нему прижаться, на сей раз повернувшись грудью к груди, а не спиной, - извини…
- И за что ты извиняешься? – он с обожанием притрагивается к моему лбу, - я очень счастлив, что у тебя такая мать, Белла. Я всегда помогу тебе всем, чем только смогу, дабы тебе быть к ней ближе.
Я поднимаю глаза на него. Добрый и сострадательный, наполненный, напитанный пониманием до краев, мой Аметист своими красивыми глазами буквально опутывает меня любовью. Она настолько ясна и осязаема, что становится очень хорошо. Тепло.
Горячо…
- Я хочу быть ближе к тебе, - откровенно, пусть, возможно, и не вовремя заявляю я. Приподнимаюсь на цыпочках, овивая руками его шею, и тянусь к губам. Я по ним безумно соскучилась.
- Ты получишь все, что хочешь, - уверяет меня Эдвард, поддерживая за бедра, но чуть ослабляя мой порыв, - только, белочка, не плачь…
Все дело в слезах? Правда?
- Не буду, Ксай, - убеждаю его, всем телом вжимаясь в него, - только и ты…
- И я, - не давая мне закончить, убежденно кивает мужчина. С дьявольски страстной, но такой великолепной улыбкой. С желанием, что не измерить. Желанием меня.
Что, что, а перегореть за эти три дня мы успели порядком. Уже предвкушаю, как он будет… внутри меня.
- Люблю тебя, - наконец-то получая возможность поцеловать его как следует, по-настоящему, прикасаюсь к своим бесценным губам, - люблю, Ксай…
- Люблю, - эхом, чуточку застонав от моего напора, верит Эдвард.
Поднимает руку, чтобы погладить меня и ощутить пальцами волосы, которые так вдохновляют. С которыми я как раз и хочу сегодня поиграть.
…Однако быстрее, чем Эдвард успевает коснуться локонов, а я – насладиться этими прикосновениями, нас прерывают.
Звонком в дверь.
Усмехнувшись в губы Аметистового, я легонечко веду две линии по его затылку.
- Розмари как всегда что-то забыла. Это почти правило.
- Хорошо, что не успела далеко отъехать, - Алексайо, не отпуская меня, а чуть приподнимая и поднося для себя вперед, подходит к двери, повернув автоматический замок. – Миссис Робинс, вы…
Только вот вынужден прерваться он. Как и я – затаить дыхание, подавившись кислородом.
Потому что на пороге не Роз.
- Welcome to Russia, - сам себя приветствует Деметрий. Деметрий Рамс.
И криво усмехается.
Мы с нетерпением ждем ваших отзывов! Будет очень радостно прочитать ваше мнение.
С наступающими праздниками!
P.S. Не забудьте прочесть историю о первом Рождестве Натоса и Ксая :) Новый мини-фанфик от AlshBetta!
С наступающими праздниками!
P.S. Не забудьте прочесть историю о первом Рождестве Натоса и Ксая :) Новый мини-фанфик от AlshBetta!
Источник: http://robsten.ru/forum/67-2056-1
