Впрочем, с моим появлением беседа прекращается. И мистер Каллен, которому снова до безумия идет его темно-синий костюм, и консьерж, на котором сегодня белая рубашка, оборачиваются к лифту. Размус одобрительно оглядывает мое платье, тихо хмыкнув. В синих глазах Сокола одно неразбавленное восхищение. Мне невероятно льстит такой его взгляд — каждый раз, как первый.
— Здравствуй, Schatz, — тепло зовет он. Галантно целует тыльную сторону моей ладони, прежде чем обнять за талию. С влюбленным любопытством подмечает каждую деталь наряда: и лиловую ткань платья до колена, и его небольшой вырез на груди, и кулон, что подарил мне еще в сентябре, и черные полусапожки. Ведет тонкую линию вдоль пояса моего темного пальто.
— Ты поистине чудесно выглядишь, — признается на ушко, легко поцеловав висок, — моя красота.
Улыбаясь, поглаживаю его галстук в цвет костюму. Рубашка темно-серая, из какого-то особого материала, отлично с ним гармонирует. Туфли начищены до блеска. Часы на месте.
— Ты тоже, Эдвард.
На его щеках ямочки и теплое выражение в глубине глаз. Моим комплиментом он вполне доволен.
Размус исподтишка наблюдает за нами, делая вид, что занимается своими делами. Мне кажется милым его негласное внимание, тем более, консьерж стоял у истоков наших отношений. Как никак, в чем-то даже сыграл на руку, пропустив Керра тогда — с Эдвардом мы стали ближе.
Я поворачиваюсь к мужчине, приветственному ему кивнув. Размус вежливо улыбается.
— Guten Abend, Размус (Добрый вечер).
— Guten Abend, Белла. Bald sprechen wir nur noch deutsch (Скоро мы с вами будем говорить только по-немецки).
— О да, — усмехаюсь, чуть прищурившись такому смелому заявлению. Эдвард, мягко увлекая нас к выходу, с Размусом согласен.
— Приятного спектакля, — говорит тот напоследок. Сокол, поблагодарив его, открывает мне дверь. Последняя суббота октября. Уже куда больше, чем середина осени, один месяц остался. Совсем скоро Хэллоуин, и до дня Благодарения только три недели… холодный воздух отрезвляет, не давая окунуться в лишние мысли. В эти выходные из-за конференции Эдварда в Штутгарде у нас и так меньше времени — он вернулся в Берлин лишь к сегодняшнему обеду. Надо хотя бы оставшееся время провести вместе, с пользой и удовольствием. Начнем с многообещающего «Лебединого озера» в Театре на Потсдамской площади.
«Порше» отзывается на ключ-карту Сокола яркими желтыми огнями. Эдвард открывает для меня дверь, наверняка подметив, что медлю мгновенье, прежде чем сесть в машину. Но делает вид, что не замечает. Занимает водительское сидение, включает аудио-систему и неизменного Баха. Мы выезжаем из тупичка моего двора.
Я думала на этой неделе о том нашем разговоре в прошлую субботу. Взвешивала «за» и «против», не знаю, саму же себя старалась проанализировать. Смогла бы я принять такой подарок или нет. Даже ради спокойствия Эдварда и даже при условии определенного консенсуса между нами в Ботаническом саду. Стоит отдать Каллену должное, он меня не торопил и никак не напоминал о предложении больше. Впрочем, стоит ли, раз каждая наша встреча — уже напоминание. Резвый матово-черный «Порше» не даст забыть.
Я помню свои ощущения за рулем. Когда Эдвард ведет по ночным улицам Берлина, невольно вспоминаю это все в новых красках. И удобство, и чувство скорости, и ощущение кожаного руля пальцами, и гладкую кнопку зажигания… но это не так важно сегодня. Утро вечера мудренее. Вечер у нас уже расписан.
— Как дела в Штутгарде? — отвлекаю сама себя, сложив руки поверх своей черной сумочки. Мы объезжаем башню Александерплатц, успевая на мигающий зеленый.
— Довольно неплохо, Sonne, — повседневно отзывается Эдвард, на мгновенье на меня взглянув, — мы сделали стартовые фото новой модели, ярко-красный спортивный кабриолет, «Carerra 911» может быть ты слышала. И утвержден наконец-то рекламный концепт «Coupe». Встреча оказалась продуктивной.
— Ты ехал всю дорогу до Берлина сам, Эдвард?
— Мы разделили эту участь с круиз-контролем, — усмехается мужчина, похлопав по рулю правой рукой, — ты знаешь, немецкие автобаны — сплошное удовольствие.
— Сколько это километров?..
— Чуть больше, чем шестьсот.
— Ты не устал?.. Еще и театр?..
— Мы давным-давно договаривались пойти в театр, — напоминает мужчина. Протягивает мне руку, мягко пожимает мою ладонь в своей, — все отлично, Белла, я наконец-то тебя вижу, это была долгая неделя. И незачем еще больше ее удлинять.
— Я правда надеюсь, что ты в порядке…
— Так и есть, — он гладит мои пальцы, переплетая их со своими. Привычным жестом кладет наши ладони на свое колено. «Порше» уходит в крайнюю левую полосу, утробным рыком оповестив об ускорении. Стрелка спидометра ползет вверх.
— Расскажи мне, как твои дела? — приметив мой интерес к скорости нашей поездки, отвлекает Сокол. — Октоберфест, слава богу, закончился.
— И не говори. Что-что, а статьи о барах и пабах — самое ужасное, что может быть. Зато я наконец закрыла все дедлайны, босс доволен.
— Вот что бывает, если мы не видимся с пятницы на субботу, — мягко подтрунивает Эдвард. Но потом говорит серьезнее, — ты молодец, это отлично. Тебя никто не беспокоил в мое отсутствие?
— Нет, Эдвард.
В моей сумке мобильный телефон с новым номером, который зарегистрировала в понедельник. Он теперь есть у всех из моей книги контактов, с кем поддерживаю какие-то отношения. В том числе, есть у Элис. Но Элис эту неделю хранит молчание. Я думала написать ей сама… но я понятия не имею, что писать. Наверное, стоит еще подождать.
Эдварду нравится такой мой ответ.
— Больше всего этого не повторится, Белла, не переживай.
— Как скажешь.
Он немного удивлен такой моей спокойной и исчерпывающей фразой. Впрочем, сосредоточенно, благодарно кивает, и возвращается в среднюю полосу движения.
— Ты часто ездила по городу в эти дни?
— Не слишком, — осторожно отвечаю, краем глаза наблюдая за его реакцией. — Почти всегда днем, кстати.
— На метро, — утверждением уточняет Эдвард.
— В основном — да. Дважды брала такси.
Каллен чуть сильнее сжимает руками ни в чем не повинный руль автомобиля. Неслышно вздыхает, отстраненно кивнув.
— Ты напрасно беспокоишься, Эдвард, — предпринимаю попытку успокоить его я. Куда более напрасную, чем кажется на первый взгляд.
— Если ты так считаешь, — пространно и сдержанно отвечает мужчина. Дорога сворачивает влево и мы подъезжаем к кругу у Бранденбургских ворот. Как же красиво они подсвечиваются вечером. А вот и Колонна Победы… мой самый любимый берлинский памятник, не иначе.
— Двести восемьдесят пять ступеней, — напоминаю ему, в надежде отвлечь, и рассматривая богиню Нику из-за затемненного окна «Порше».
Эдвард пусть немного, но расслабляется. Получилось.
— Ты не оставила мне никаких шансов не влюбиться в тебя, там, наверху, — завершает тему моих передвижений по городу, концентрируется на дне сегодняшнем. И почти что улыбается при виде Колонны в левом окне. — Нам с тобой стоит повторить эту маленькую экскурсию.
Я вспоминаю наш поцелуй — тогда казавшийся более чем страстным и наполненным, а на деле же — почти целомудренный. Взаимная симпатия, осторожность, искра желания — все там было. Но в куда более зачаточном состоянии, чем теперь. Из маленького огонька разожгли огромное, бушующее пламя. Ему уже не затухнуть.
— Я только «за».
У театра сегодня оживленно. Эдвард паркуется совсем близко ко входу, на последнем пространстве свободного места. Узком, точь-в-точь под размер машины — пару сантиметров запаса. Я с ужасом думаю, каково было бы мне тут запарковаться… даже при условии камеры… опять не те мысли.
Сокол открывает мне дверь, помогая выйти из машины. Предлагает свой локоть, еще раз с обожанием, искренним восхищением взглянув в глаза. Эдвард куда красивее меня этим вечером, женщины совсем недвусмысленно на него оглядываются. Но его внимание дорогого стоит — и оно целиком и полностью мое. Это исчерпывающая, глубокая, детская радость — когда любовь взаимна и никто больше не нужен.
Это уникальное место, расположившись в самом сердце города, принимает также Берлинский кинофестиваль. «Дворец Берлинале» — куда более известное его название для широкой публики. Масштаб, пространство, ярко-красные ряды кресел, нестандартный дизайн и много, много света. В коридорах окна в пол, металлические конструкции-перетяжки в стиле лофт, яркие лампы и выигрышные ракурсы теней. Публика сегодня в вечерних нарядах — небольшие группы людей, переговариваются на разные темы. Немецкий, английский, французский и итальянский языки. Шампанское на длинной стойке у входа — я отказываюсь, Эдвард не настаивает. По огромному светлому холлу, проникаясь атмосферой места, мы сразу проходим к лестнице на второй этаж. Метрдотель с улыбкой встречает нас наверху, сопровождая к массивным деревянным дверям с красной окантовкой. Звук моих каблуков эхом отдается по дереву пола.
У нас пятый ряд партера, чуть сбоку от прохода, с самым наилучшим обзором сцены, но при этом — в приятном уединении.
Эдвард присаживается рядом со мной, возвращая возможность как следует себя касаться. Теперь я сама переплетаю наши пальцы. И его ладонь забираю на свои колени. На ряд дальше от нас, ближе к кулисам, юноша поправляет свой галстук-бабочку, явно навязанный матерью, сидящей на соседнем кресле. Тучный мужчина, его отец, судя по всему, расположившись справа от своего семейства, говорит о чем-то с пожилой женщиной. Она настойчиво демонстрирует ему свою программку.
— Как дети, Эдвард? — смутившись того, что не спросила этого раньше, аккуратно зову Каллена я. Он, с интересом изучающий алые кулисы сцены, поднимает на меня взгляд. Мы мало переписывались в течении этой недели, окунувшись в затягивающую рабочую среду. И темы прошлых выходных, к сожалению, на некоторое время нивелировались.
— Все уже куда лучше, — уклончиво отвечает Сокол, — я говорил с мальчиками вчера. Мы обсудили животрепещущие темы и, мне кажется, они понимают теперь, что в наших отношениях ничего не изменится.
— Наверное, им нужно еще немного времени… как думаешь, они не будут против встретиться со мной в ноябре? Может быть, вам лучше побыть втроем?
— Я сказал им, что вы познакомитесь, Schönheit, не переживай по этому поводу. Как раз встреча и поможет им новую ситуацию принять — одно дело — слова, другое дело — ты, из плоти и крови. Я думаю, вы поладите.
Я не была бы так уверена в этом. Может быть, и Эдвард не так уверен, как хочется казаться. И все же, осторожно соглашаюсь с ним. Время и вправду еще есть.
Гаснет свет, начинается первое действие. Оно увлекает меня — и удивительными декорациями, и красотой хореографии, и костюмами. Я смотрела «Лебединое озеро» несколько раз, но этот балет с самого начала кажется мне особенным. Впрочем, нужно учитывать и мою сегодняшнюю компанию. Эдвард, чей красивый профиль время от времени освещается огнями с главной сцены, тоже с интересом наблюдает за постановкой.
В антракте, пользуясь возможностью чуть больше осмотреть театр, мы прогуливаемся по галерее верхнего этажа — отсюда открывается неплохой вид на город. Делимся друг с другом мыслями о первом акте. Я люблю балет, особенно если так хороша хореография. Эдвард относится к нему спокойно. На мой вопрос, почему тогда выбрал для нас балет, с толикой смущения улыбается. Гладит мою руку.
— Подумал, что тебе понравится, Изабелла. Я рад, что угадал.
— У тебя неплохие дедуктивные задатки, знаешь ли.
— Все для моей девочки.
Каллен не выглядит не уставшим после долгой дороги, не задумчивым. Наоборот, сегодня он как никогда доволен жизнью. Мне очень нравится такое его настроение. Хотела бы я, чтобы пребывал в нем подольше.
Он подмечает мой внимательный, несколько пространный взгляд в свою сторону, улыбается краешками губ.
— Что такое, Schatz?
Я стараюсь подобрать правильные слова и не сбиться, но при этом чтобы они звучали искренне.
— Тебе правда так важно, чтобы у меня была машина, Эдвард?
Мой испытующий взгляд, пусть и настороженный немного, Сокола не смущает. Ни одна мышцы не вздрагивает на его лице, демонстрируя мне изумление. Но синяя гладь глаз потихоньку разгорается.
— Да. Потому что это делает твое передвижение по городу безопаснее.
— А сама опасность вождения как же?..
— Ты отлично водишь, Белла, к тому же, в Германии нет проблем с соблюдением дорожных правил — в этом плане все неплохо. И куда, куда безопаснее, чем на метро.
— Если я приму твое предложение, — аккуратно интересуюсь, сама не до конца доверяя собственным словам, — мы закроем тему дорогих подарков? Хотя бы… на время.
Эдвард прищуривается, взглянув на меня сверху-вниз.
— Если тебе это важно, то да. На время. А ты примешь мое предложение? Без боя?
— Я бы и вовсе не хотела с тобой воевать…
Эдвард прекращает эту едва начавшуюся игру, подступив ко мне вплотную. Мягко гладит мою щеку, прикасается к подбородку, с просьбой взглянуть на него. Ничего не утаивая, ни малейшей эмоции, смотрит в глаза.
— Никаких воин, это очень здравое, очень правильное решение, моя радость. Я буду счастлив, если ты согласишься.
Он снова напоминает мне мальчишку, не иначе. Так же испытующе, с ожиданием заглядывает в глаза. Не торопит, не говорит больше ничего, но взгляд выдает его яркое, откровенное желание услышать от меня положительный ответ. Либо Эдвард демонстрирует мне надуманную демократию, либо мы действительно достигли определенного прогресса. А если так…
— Хорошо, — тихо отвечаю, почти сразу же наблюдая на его лице в высшей степени удовлетворенное, веселое выражение, — я согласна на «Порше».
Эдвард нежно целует мой лоб. А затем обе щеки, прежде чем наклониться к губам. Пронято, благодарно кивает.
— Vielen Dank, Sonne. «Сayenne Coupe», так ведь? Раз с него все и началось.
— Да, — подтверждаю, тревожно взглянув на него снизу-вверх, — только пожалуйста, без огнеупорных стекол и пуленепробиваемых дверей. В доступной комплектации. Как твой, например.
Он хмыкает, пригладив мои волосы.
— Ты плохо знаешь мой, любимая, — подмигивает мне. — Ну да ладно. Завтра же выберем с тобой, что нужно — все на твой вкус, как захочешь.
— Мое согласие явно разожгло твой энтузиазм.
— Еще бы, Изабелла, — он нежно смеется, неглубоко меня поцеловав, — отличное начало субботнего вечера. Я очень им доволен.
Я ничего не отвечаю, только лишь его руку в своей пожимаю крепче. И приникаю к плечу, глубоко вдохнув родной запах.
Впрочем, когда антракт заканчивается и мы возвращаемся в зал, на прежние места, а свет гаснет, тихонько признаюсь:
— Я тоже.
Балет заканчивается в начале девятого. Зрители долго аплодируют стоя, представление вышло по-настоящему зрелищным и крайне эстетичным. В моей памяти так точно останется надолго.
Невдалеке от Театра располагается ресторан «Эдем». Эдвард удивляет меня умением выбирать те места, в которых никогда еще не бывала — за почти что два года обзоров на заведения города. Сам ресторан выполнен в минималистичном стиле, со светлыми стенами, невероятно высокими потолками и простыми прямоугольными столами — никакой скатерти, один комплект приборов. Все тарелки — нежно-малинового цвета, все бокалы — иссиня-черные. Специализация: рыба и морепродукты, в особенности, ракообразные. Не имею представления, что делали с этими креветками, но на вкус они как амброзия. Эдвард, отпивая свой Сан Пеллегрино, со мной согласен.
Чем-то сегодняшний ужин напоминает мне наше первое официальное свидание. Мы все так же много разговариваем, все так же обстановка вокруг необычна и притягательна, все так же Эдвард удивляет меня и все так же мне улыбается. Чуть более проникновенно, быть может, понимающе. Или я просто вижу больше — ведь намного дольше его знаю.
Так или иначе, ужин в продолжение балета становится еще одним приятным событием субботнего вечера. В резиденцию Шарлоттенбурга мы возвращаемся ближе к полуночи. На подземном паркинге безлюдно, серые стены неприятно отсвечивают от ярких ламп, но это переживаемо. Каллен, открыв мне дверь и забрав из багажника сумку с моими вещами, ведет нас к лифту. И я знаю, предвкушающе улыбаясь, что на выходе из этого лифта, только лишь ступив в квартиру, будет моим. Я купила новый комплект белья специально для него. Да и Эдвард, замечая мой взгляд, всем своим видом поддерживает идею. Интересно, когда-нибудь мое физическое желание в отношении него ослабнет, станет более земным? Или я просто к нему привыкну?..
— Спасибо за еще один чудесный вечер, — благодарно говорю я, приникнув к его плечу в нашем многострадальном лифте.
Сокол недвусмысленно гладит мою спину — самый ее низ.
— Добавим ему еще немного красок, Ласточка, как считаешь?
Я многозначительно, довольно ухмыляюсь, легонько тронув пояс его брюк — и ширинку, само собой.
— Очень даже.
Двери лифта открываются на семнадцатом этаже.
И я не понимаю, что происходит первым: то ли мы видим нежданных гостей, то ли они, заметно оживившись, замечают нас.
— Я же говорил, что придет! — громко и победоносно заявляет светловолосый молодой мужчина, поднимаясь на ноги. Стена коридора, которую он подпирал, оказывается, была главной ему опорой — почти сразу же его заносит вперед. И веселясь, и пугаясь такой быстрой метаморфозы, он балансирует в пространстве руками. Натыкается ими на соседнюю стену.
Мне казалось, я привыкла ко многим вещам за последние несколько недель и удивить меня по-настоящему сложно. Но границы разумного остаются по ту сторону закрывающихся дверей лифта.
Невдалеке от двери апартаментов Эдварда, с трудом держащийся на ногах Керр бормочет что-то в пол коридора. У него покрасневшее, чересчур эмоциональное, взбудораженное лицо. Глаза нервно блестят, то и дело метаясь между мной и Калленом. Запах спиртного выдает Керра с головой.
— Конечно придет, куда же он денется, — вторит ему девушка. В каком-то странном, чересчур большом и длинном для нее плаще, поджимает под себя ноги. Даже не пытается встать, но вот голову поднимает. Еще заслышав ее голос я вздрагиваю… а уж когда Элис так откровенно, весело на меня смотрит, что есть силы закусываю губу.
— Элоиз? — и возмущенный, и пораженный до глубины души, Эдвард отставляет сумку на пол коридора. Всматривается в лицо девушки, не доверяя сам себе.
Элис пьяна даже больше, чем Керр. На ее щеках, у скул, разводы от черной подводки. Насыщенно-розовые тени тоже потекли. Помада, похоже, была когда-то красной — влагостойкая. Держится лучше всего.
— Привет, vati(папочка).
Элис щурится, глядя на Эдварда через призму яркого коридорного света. С ее позиции это точно не лучший обзор. Подруга ведет ладонями по лицу, будто стараясь прогнать призванное воображением присутствие Каллена. Что есть силы трет глаза.
Мужчина присаживается перед Элис, насилу отрывая ее руки от лица.
— Что случилось? Плохо, Элли? Скажи мне!
Она с силой зажмуривается, как болванчик качая головой из стороны в сторону. Керр предпринимает еще одну попытку вернуться в игру.
— Сказала вести ее сюда. Умная. Где у тебя бар? У тебя есть бар, vati?
Калейдоскоп запахов и цветов, не иначе. Или удивительно бредовое сновидение. Я ошарашенно смотрю на Керра.
Он замечает меня. Улыбается шире, совсем пьяно, резко и неожиданно дернув за руку. Едва стоит на ногах, но неплохо ориентируется в пространстве. Держит так крепко, что я пугаюсь. Стараюсь вывернуться из его хватки, но тиски только сжимаются.
— КЕРР.
Никакой реакции. Мой возглас ему нравится, как и моя попытка освободиться. Керр смеется.
Эдвард, оглянувшись на нас со своего места рядом с Элис, резко поднимается на ноги. История имеет свойство повторяться.
— Я тебя убью, — ничуть не наиграно, максимально прямо и честно обещает Сокол. Отрывает Керра от меня, как следует впечатав парня в стену. — Прямо, мать твою, сейчас!
У парня нет в глазах страха. Только смех.
У Эдварда же одна сплошная, беспросветная ярость. Напрягаются все мышцы на его руке, суровеет, затягиваясь мраком, лицо. Брови сходятся к переносице, взгляд впивается в Керра. Тот прекращает улыбаться.
Я инстинктивно касаюсь руки, еще немного пульсирующей. В этот раз Керру незачем на меня рассчитывать.
— Ты лучше бы научился говорить правду, — обиженно стонет Элис из своего угла, опираясь руками о стену и силясь теперь подняться на ноги. Морщится, признавая поражение. Снова садится, запрокидывает голову. Зажмуривается от чересчур яркого света.
Где вообще они с Керром могли встретиться? И какого черта вообще вместе были? У меня нет даже малейшей теории.
— Надо вызвать «Скорую», может быть это не алкоголь, — встревоженно посмотрев на подругу, я ищу в кармане мобильный, — я не знаю, Эдвард…
— Говори мне, что вы пили?! Где вы были?! Говори мне немедленно!
Каллен что есть мочи ударяет Керра о стену. Тот молча открывает и закрывает рот, затаив дыхание. Даже не стонет. В глазах теперь самый настоящий ужас.
— Скажи ей, ну скажи же ты ей, Эддер!.. — в свою очередь требует Элис, обеими руками накрыв голову и опустив ее промежду коленей. Сама себе создает спасительную темноту.
Я присаживаюсь рядом с подругой, набираю на телефоне номер Ambulance. Элис, почувствовав меня, поднимает глаза. Уже не смеется, уже — плачет. Лицо ее совсем мокрое. Протягивает руку, цепляется за мой локоть. Кусает губы.
— Пусть все рассказывает! Белла! Эддер пусть рассказывает! — по-детски отчаянно просит она. Игнорирует взгляд Эдварда, который как сканером проходится по ее позе. Слез становится больше.
— Все будет хорошо, Элис, обещаю, — шепчу ей, судорожно считая гудки на том конце телефона. С яростью смотрю на экран. — Тише, пожалуйста, тише, милая. Да что же это!
Каллен отпускает Керра, откидывает его от себя. Быстро присаживается рядом с нами, забирает руку Элис к себе, тремя пальцами накрыв ее запястье. Беззвучно считает. Разом побледневший, совсем непохожий на себя, все еще проявляет чудеса выдержки.
Мне отвечает диспетчер. Сжимаю зубы, протягиваю мобильный Эдварду. Отсутствие способности говорить по-немецки однажды меня погубит. Или Элис…
Она совсем плоха. Тихо дышит, несильно ворочая рукой, стараясь забрать ее у отца. Отчаянно, потерянно плачет.
Каллен называет диспетчеру свой адрес. Говорит спокойно, но быстро, несколько раз повторяя какое-то одно слово. Чуть позже я вспоминаю его — «быстро». Отключает звонок, набирает второй номер самостоятельно. Полиции.
— Открой дверь, — велит, доставая из кармана пальто ключи и протягивая мне. Поднимается на ноги, наклонившись над Элис. Она в ужасе отшатывается от него, закрывает глаза, безвольно выставляет вперед руки.
— Нет, уйди, Эддер, уйди!
Я поворачиваю ключ в замке, не сразу попав в скважину. Открываю нараспашку дверь апартаментов. Керр, озабоченно глядя на коридор прямо перед собой, бормочет что-то крайне грубое. Но не подняться, не сделать что-либо еще больше не пытается.
Эдвард забирает Элис на руки, отрывая от коридорного пола. Быстрым шагом проносит ее через всю квартиру — к гостевой. Не обращает никакого внимания на слабые отпирания. Что есть мочи сжимает губы.
— Посиди с ней, Белла, — просит, когда захожу в комнату следом. Кладет Элис на не расправленную постель, подвигает ближе плотную белую подушку. Она тихонько, загнанно стонет, впиваясь в нее пальцами. Смотрится совсем хрупкой на большой кровати, а еще неестественно бледной.
Я поспешно присаживаюсь у изголовья. Едва узнаю подругу и до ужаса, до дрожи за нее боюсь.
Господи.
Эдвард выходит из комнаты так быстро, что я не успеваю ничего у него спросить. Слышу, как закрывается дверь в квартиру — громко, от яростного, крепкого удара. Сквозь толстые стены апартаментов едва ли слышно происходящее в коридоре — ни голосов, ни звуков.
Я глажу волосы Элис, отдаю ей свою правую руку, и сижу так близко, как только возможно. Она жалуется мне, что холодно. И сразу же говорит, что нет, жарко, просит помочь раздеться. Она плачет, требуя от меня ее выслушать, но пугается собственного голоса, качает головой.
— Мне очень страшно, — хнычет, царапая ногтями наволочку подушки.
— Не стоит, Элис, посмотри, я здесь. Эдвард сейчас придет. Все будет хорошо.
— Ты не знаешь! — горько, отчаянно шепчет она, хватаясь за мои руки, — ты ничего, ничего не знаешь!..
— Я все узнаю, — утешаю ее, мягко, как ребенка, погладив по голове, — тише. Ш-ш-ш. Иди сюда, Элис, иди ко мне.
Она слабо плачет, но крепко держится за мое предплечье. Наверняка останутся синяки. Ну да и черт с ними.
— Это плохо кончится, — на удивление флегматичным тоном обещает она. Поворачивается на бок, приникает лицом к подушке, но не отпускает меня. Плачет теперь совершенно беззвучно.
Хлопает входная дверь. В гостевую возвращается Эдвард — изваянием останавливается у стены комнаты. С ним — двое сотрудников Ambulance. Керра больше нигде не видно.
- Форум -
Обсуждение, мысли, теории и заговоры - приветствуются. Спасибо за прочтение и интерес к истории!
Обсуждение, мысли, теории и заговоры - приветствуются. Спасибо за прочтение и интерес к истории!
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
Она так зациклена на отношениях отца!? 
