Фанфики
Главная » Статьи » Фанфики по Сумеречной саге "Все люди"

Уважаемый Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу страницы.


The Falcon and The Swallow. Глава 13. Часть 2.2.
Свет слабым лучом в окно –
Сколько ему дано?
Мне уже все равно.
Но голос надежды вновь машет своим крылом
Падает вниз дождем...
И я опять вхожу в твой дом.

 


Конференция в «Discord» заканчивается в десять минут одиннадцатого, однако Эммет просит меня и еще одного постоянного обозревателя, Карину, задержаться.
Скоро в восточной части города открывается устричный бар с эксклюзивной винной картой. Для «Bloom Eatery» предусмотрено два пригласительных на вечеринку перед официальным открытием. Эммет хочет, чтобы мы с Кариной поработали там вместе. В пятницу, двадцать пятого ноября.
- Я понимаю, что это День Благодарения, - заметив замешательство на наших лицах, соглашается босс, - однако в праздники и ставка двойная. Плюс любой выходной на ваш выбор с полной оплатой.
- Я никак не могу двадцать пятого, Эммет. По личным причинам.
Редактор хмурится, нестойкое интернет-соединение никак не прячет этого даже в нечеткой картинке. Вопросительно смотрит на меня еще раз.
- Настолько личным?..
- Да. Извини.
- Я могу и сама, - Карина пожимает плечами, откуда-то из-за пределов камеры подтянув к себе черную чашку. У нее красивые раскосые глаза, распущенные черные волосы, соблазнительная улыбка. Но улыбается Карина редко. Она пишет в основном о тех заведениях, где, помимо еды, гостям предлагают шоу-программу – самого разного рода. Последний из ее обзоров, произведший фурор на странице журнала, был о студии «К-2» - легкая закуска, крепкий алкоголь и возможность лично озвучить любой понравившийся порно-ролик. Довольно нетрадиционное развлечение, но монументальный Берлин – город контрастов, я уже усвоила.
- Материал должен быть готов в течение суток, - уточняет Эммет, отодвинув от себя монитор и откинувшись в кресле. – Очень жаль, что у тебя не выйдет, Белла, было бы кстати.
- Будет меньше, чем за сутки, босс, - парирует Карина, подняв чашку и импровизированно отсалютовав Эммету, - если Белла не идет, а пригласительных два, могу взять кого-то с собой?
- Если это не помешает процессу.
- Наоборот, поспособствует, - девушка улыбается, задорно усмехнувшись. В отличие от нашего редактора, на меня смотрит с благодарностью. Выпало кому-то счастье, судя по всему.
- Ладно. Тогда мы закончили с тобой, Белла, - Эммет, глянув на записи в своем блокноте – выцветшем, кожаном, с заметными нитями-переплетами, как из другого века, отпускает меня. – До понедельника я хотел бы прочесть статью об арабской кондитерской. Это все.
- Спасибо, Эммет. Хорошего дня.
- Доброй ночи, - хмыкает он. Отключает меня от видеоконференции.
Расслабляюсь, свернувшись в клубок на своем стуле. Задумчиво смотрю на темное небо по ту сторону окна, где едва уловимым пухом сыплется снег. Наверняка тает, не долетая до земли. Но на вечер обещали минусовую температуру, вполне возможно, завтра полноценному снегопаду и быть. Или гололеду...
Я проснулась сегодня в шесть утра и больше не смогла заснуть. Прижавшись к боку Эдварда, поежившись от холодного воздуха, попросила его закрыть окно. Сонно и недовольно подняла голову, когда никак на мою просьбу не отреагировал. И первую минуту понять не могла, почему в постели я одна. Эдвардом пахла подушка... Эдвард этой ночью у меня не оставался. Снова. Сама ведь просила дать мне время до субботы... где уже та суббота?..
Я допиваю свой остывший зеленый чай, сделав небольшой, медленный глоток. Чувствую весь вкус как следует заварившихся листочков. Днем куда легче сносить самоорганизованное одиночество, скудное подобие аскетизма, в котором хотела найти ответы на свои вопросы и выкинуть из головы все лишнее. А вот ночью от горечи и тоски некуда деться. Я не хочу расставаться. Я не хочу помнить плохое. Мне нужно, прямо-таки жизненно, верить в лучшее. Иначе можно сойти с ума. Всего неделя до приезда его детей... одна лишь неделя, а у нас такие американские горки в отношениях!
Встаю со стула, не могу сидеть. И спать не могу, не чувствую и толики усталости. Надо чем-то себя занять – работы, к сожалению, не осталось. Эту статью об арабской кондитерской, уже написанную, я вычитаю завтра с утра за пятнадцать минут. Мизерное время.
Решаю заняться уборкой. Блокирую мобильный, надеваю наушники, включаю любимую музыку. Энергичный и оптимистичный голос солиста, осмысленная лирика – как раз то, что мне нужно. Дабы уснуть, надо устать. Хоть немного.
Я забрасываю стирку. Методично вытираю пыль в самых малодоступных местах и щелях. Перебираю содержимое холодильника, отправляя ненужное в мусорную корзину. Меняю постельное белье. Навожу порядок в шкафу. Открываю окна на проветривание.
Сажусь на диван, снимая наушники, и признаю, что больше домашних дел не осталось. Машинка тихонько стирает за дверью ванной, по моим расчетам, от двухчасовой стирки ей осталось минут пятнадцать. Снежные хлопья на улице падают чаще. Вижу, как тормозит у нашего подъезда машина – аккуратно, неспешно. Все-таки гололед.
Интересно, какой прогноз погоды на завтра? Мне вообще стоит выходить за кофе или лучше отсидеться дома?
Я забираю со стола мобильный телефон. Привычным движением разблокирую экран, открываю поисковик. И удивленно смотрю на уведомление о двух пропущенных вызовах. Первый – полчаса назад, второй – десять минут. Я как раз заканчивала со шкафом. Оба звонка от Эдварда.
Сразу становится как-то... легче. Теплее, что ли, не знаю. Просто от мысли, что он у меня есть. Мы друг у друга есть. От Александерплатц до Шарлоттенбурга совсем недалеко. Мы дельно поговорили вчера, страха больше нет. А память... с памятью я справлюсь. Он обещал мне, что ничего подобного больше не повторится.
- Привет, - тихонько выдыхаю, когда берет трубку. Мягко улыбаюсь, осторожно накручивая на палец прядку волос – никогда прежде так не делала. – Тебе тоже не спится?
- Привет, Schönheit, - по-доброму отзывается мужчина. Я слышу, как нервозно усмехается. На заднем плане, в отличие от моей домашней тишины, у Эдварда ясное оживление. Какие-то люди, шум, сигналы приборов?.. Время – половина первого ночи. Он до сих пор на работе?
- Ты не дома?
- Нет. Извини, если я тебя разбудил.
- Я не спала. Все в порядке, Эдвард? – почему-то мне тревожно. Вот за секунду, как пультом щелкнули, приходит это едкое, подобное дымке чувство. И скребет внутри грудной клетки. Снежинки за окном падают медленно, как в танце. Ветра нет.
- Почти, - торопливо отвечает мужчина, - ты можешь приехать в «Шаритэ»? Я вызову такси к твоему подъезду.
- «Шаритэ»? Это тот госпиталь?..
- Да, у вокзала, - намеренно останавливая себя, Сокол старается говорить ровно и внятно, но баритон звучит взволнованно, - у меня нет с собой документов, а пока они не установят личность или не найдут того, кто сможет подтвердить ее, я отсюда не выйду.
Я искренне пытаюсь удержать в узде и дыхание, и голос.
- Что с тобой?
- Я в порядке, моя девочка, в порядке. Ничего катастрофического. Я могу на тебя рассчитывать? Сможешь приехать?
Черт. Чертовский черт. Я встаю со стула, торопливо оглядываясь в поисках хоть какой-то одежды.
- Конечно. Я одеваюсь.
Он неглубоко, устало вздыхает, мне кажется, сильнее прижав к себе телефон.
- Спасибо, Sonne. Я сейчас вызову такси.
Эдвард сам кладет трубку. Лишает меня возможности задавать лишние вопросы. Я наскоро стягиваю волосы в пучок, переодеваю серое домашнее платье на джинсы и первую попавшуюся под руку кофту. Бежевый пуловер. Когда-то похожий видела и на Соколе.
Не имею представления, что нужно с собой взять. Пытаюсь собраться, не дать волю чувствам и действовать здраво. Если Эдварду нужна помощь, моя трезвость более чем необходима. Но с чувством нарастающей тревоги бороться не так-то просто. Что ему делать в клинике без документов среди ночи?!
На мобильный приходит смс-сообщение. Черный «Мерседес» через минуту будет у моего подъезда. Не «Uber», официальное такси. Все в лучших традициях мистера Каллена. Кидаю телефон в карман пальто, туда же отправляется ID-карта и кошелек. Квартиру закрываю на два поворота ключа, едва не выронив связку от торопливых усилий. Не жду лифта, сбегаю по лестнице пешком.
За стойкой консьержа пусто. Сменщик Размуса, что совсем мне не знаком, умиротворенно курит на крыльце. С интересом рассматривает мерседес, иссиня-черный, яркими фарами разрезающий ночную темноту. Я не здороваюсь. Подскользнувшись, хватаюсь за дверь машины, почти сразу же усаживаясь внутрь. Водитель оглядывается на меня с подозрением.
- «Charite»?..
- Да. Ja. – бог знает, какой язык ему от меня нужен. У мужчины европейское лицо, но глаза выдают принадлежность к какому-то национальному меньшинству. Не знаю. Мне все равно.
Мы едем целую вечность. В молчании, с ненавязчивым фоном немецкой поп-музыки, по пустым улицам центральной части города. У брандербуров сжимаю пальцами свой ремень безопасности. На Рейхстаг даже не смотрю. За ним, невдалеке, ярким светом искрится вокзал. Hauptbahnhof. Вот где жизнь не останавливается ни на минуту.
Водитель сворачивает влево, постепенно огней становится меньше. Но потом, когда выезжаем на проспект, фонари снова правят балом. Апогей этого светопредставления - у въезда на территорию клиники. Я никогда не была в «Шаритэ», даже близко не подходила. Но теперь отчетливо понимаю, почему даже в Новом Орлеане слышала о ней в сводках новостей. Масштабом главный госпиталь немецкой столицы, центр медицины, диагностики и научных исследований всей Европы, не уступает комплексу Нового парламента.
В отличие от сонного города здесь более чем оживленно. Машины, люди, автомобили «Ambulance», такси по типу моего... водитель тормозит напротив входа, становясь в ряд с точно такими же «Мерседесами». Качает головой на протянутую купюру. Оплачено. Ну да, кто бы мог подумать...
Я набираю Эдварду снова, растерянно остановившись посреди огромного холла. Женщины в синих хирургических костюмах, проходя мимо, оборачиваются на меня.
- Kann ich Ihnen helfen?
Нужно срочно учить немецкий. Хотя бы для таких ситуаций.
Качаю головой, тревожно вслушиваясь в гудки вызова. Вот уже шестой пошел – Сокол никогда себе такого не позволял.
- Я здесь, - когда все же отвечает, поспешно выдаю в мобильный, - куда мне идти?
- В холле лифты, Schönheit, пятый этаж. Там будет одна дверь слева. Не переживай так, прошу тебя.
Эдвард говорит спокойно, уравновешенно, нежно. Будто бы сейчас полдень, суббота, и я жду его у подъезда дома, дабы поехать на Мюггельзе. Никак такой тон не вяжется с ситуацией и временем. От этого меня подбрасывает на месте еще больше.
- Ясно.
Направляюсь к зоне лифтов быстрым шагом. Их здесь четыре, но ни один не едет. Парочка пациентов со скучающим видом наблюдает за сменой цифр на электронном табло. Мне не верится, когда один из лифтов все-таки останавливается в холле. Отвлекаю себя как могу, смотрю то в зеркальную стену, то на немецкие надписи сбоку от нее. Но мы тормозим на каждом из этажей. Неторопливо, беспечно и по-немецки четко. Eins. Zwei. Drei. Vier. Fünf.
Господи. Лучше бы нашла лестницу.
В холле пятого этажа ровные светло-салатовые стены. В качестве отделки – деревянная полоска посередине. Плиточный пол. Уставший, но внимательный взгляд женщины из-за стойки регистратуры – или как она называется, не имею представления. Два коридора, длинных и пустых, налево и направо. А вот прямо у лифтов, напротив стойки, дверь и вправду одна. Справа.
Я ничего не спрашиваю у работницы, хотя она поднимается, завидев меня. Легко стучу в синюю дверь скорее для вида, не дожидаясь разрешения зайти. Тяну ручку на себя.
- Wo bist du, Fräulein? - раздраженно вопрошает регистратор. Игнорирую ее.
Эдвард стоит у узкого окна. Оборачивается сразу же, как открываю дверь.
- Sonne.
Он старательно и вполне успешно мне улыбается. Умудряется на пару секунд все же отвлечь. Но лишь на пару секунд.
На Эдварде черные брюки и белая рубашка, воротник распущен, рукава закатаны. Согнув левую руку в локте, он придерживает ей ватный тампон. На бледном лице, справа, тонкая светлая линия – сперва выглядит нечеткой, словно кажется. Однако такое я уже видела – и даже чувствовала на собственной шкуре. Это шов. Довершает образ заметная синева ниже, у челюсти. Гематома.
Регистратор прорывается в комнату, неодобрительно окинув нас с Калленом взглядом. Он намеренно смотрит поверх моей головы, не встречаясь со мной глазами.
- Das ist meine Braut. Alles ist in Ordnung.
- Doktor Kalt?
- Er wird jetzt zurück sein, - уверяет он. Свободной, правой рукой подзывает меня к себе. – Проходи, Белла, все хорошо.
Я нервозно поправляю волосы – не знаю, куда деть руки. И все же пару шагов по направлению к мужчине делаю.
- Так теперь и выглядит «хорошо»?
- Оно выглядит хуже, чем есть на самом деле, - мило улыбается Каллен краешками губ, - иди же сюда, солнце, не бойся.
Он выглядит уставшим, но голос бодрый, взгляд тоже. Хотя может и статься, что храбрится Сокол в моем присутствии. Останавливаюсь напротив него, требовательно, но боязно посмотрев прямо в глаза. Его черты смягчаются.
- Ласточка моя.
- Что с тобой случилось? – прерываю очередной виток успокаивающей лжи, мягко погладив его плечо. Эдвард чуть морщится, но сразу же усмехается. Будто мой вопрос его веселит.
Дверь открывается снова, прежде, чем Сокол успевает мне ответить. На сей раз на пороге высокий мужчина в белом халате поверх синего хиркостюма. У него сосредоточенный, угрюмый вид. Впрочем, мое присутствие его совсем не удивляет.
- Doktor Kalt. Das ist Isabella, meine Verlobte. Sie spricht kein Deutsch.
Я удрученно вслушиваюсь в неизвестные мне слова. Завтра же, завтра же записываюсь на курсы немецкого языка. Мне он жизненно становится необходим.
Доктор наскоро оглядывает меня с головы до ног. Вежливо кивает.
- Омар Кальт, Изабелла. Я занимаюсь расстройствами неврологического спектра.
- Mach ihr keine Angst, - предупреждает Эдвард, едва дав мужчине закончить. Его брови сходятся к переносице.
- Ich werde ihr sagen, was ich sagen will, - бескомпромиссно отвечает ему доктор Кальт. – А вас я и вовсе просил оставаться на кушетке.
Неодобрительно вздохнув, он переключается на меня, оставив Эдварда в покое. Тот едва ли не фыркает, крепче зажав тампон локтем. Чересчур внимательно наблюдает за мной.
- Приятно познакомиться, доктор Кальт, - недоумевая поведению Сокола, все же говорю я.
Омару Кальту на вид около сорока лет, может, чуть больше, как Эдварду. У него восточный тип внешности, яркие черные глаза, темные густые волосы и аккуратная борода. В кармашке белоснежного халата две цветные ручки и фонарик. Бейдж на шее дает мне узнать его второе имя – Норман.
- Изабелла, ваш жених был доставлен сюда в 22.30 после серьезного дорожно-транспортного происшествия. Насколько мы понимаем, встречный водитель не справился с управлением, удар произошел на скорости больше восьмидесяти километров в час. Мы подозреваем у Эдварда сотрясение головного мозга легкой степени, так как ни КТ, ни рентгенография не дает объективных данных о повреждении черепа. Но была зафиксирована кратковременная потеря сознания, нистагм и некоторая ассиметрия рефлексов.
Все слова, что слышу, словно проходят через особый фильтр. Он подчеркивает главные. Жених. Серьезное ДТП. Сотрясение мозга. Потеря сознания.
Я оглядываюсь на Эдварда, но он делает вид, будто увлечен происходящим за окном. Поджимает губы. Доктор пристально за нами наблюдает. Это еще не все, судя по всему. Эмоциям найдется место позже.
- Легкой степени – это же хорошо?..
- Конечно, - кивает Омар Кальт, - но в таких ДТП я за все годы работы никогда не встречал легкой степени сотрясения. Вполне может быть, что полная картина травмы пока не проявилась. И если на небольшие повреждения мы можем закрыть глаза – я имею в виду ушибленно-рваную рану скуловой области и ушиб нижней челюсти справа – то по части мозга я бы рекомендовал госпитализацию. Хотя бы на несколько дней.
Эдвард устало выдыхает, раздраженно взглянув на доктора.
- Вы сами говорите, что КТ чистое. Анализы в норме. симптоматика отсутствует, доктор Кальт.
- На данный момент.
- Я здесь уже три часа. Разве бы не стало хуже за три часа?
Омар Кальт испытующе смотрит мне в глаза.
- Изабелла, пациент в нашей клинике и нашей стране имеет право отказаться от госпитализации. Однако я не имею ни морального, ни профессионального права отпустить его домой без присмотра. Мистер Каллен настаивает, что его самочувствие удовлетворительное. Пока так и есть. Но если ночью что-то внезапно изменится, вы должны будете убедить его вернуться в клинику.
Я очень стараюсь держать себя в руках.
- И какова вероятность, что ночью ему станет хуже?
- Я не могу предугадать. Я повторяю вам, за всю карьеру в таких ДТП как минимум перелом черепа мы фиксировали. А то и ушиб мозга. Отек. Слишком сильный удар по нашей классификации.
- Хорошая машина, - встревает Эдвард, отпуская ватку, забирая ее в ладонь и расправляя рукав рубашки, - я создавал этот автомобиль. Я знаю его предельную силу удара. И то, что происходит с пассажирами при ударе, знаю тоже.
- Как видите, Изабелла, Эдвард настаивает на возвращении домой, - спокойно обобщает доктор Кальт. – Вы можете подтвердить его личность? И гарантировать, что сегодня ночью и завтра в первой половине дня у вас будет возможность проконтролировать его состояние?
Каллен со свистом втягивает в себя воздух, не сохраняя больше даже видимого спокойствия. Он злится. Снова.
- Белла, прошу тебя, поехали домой, - устало, раздраженно просит, но не касается меня даже намеком, - пару подписей и все.
- Вы скажете мне, какие симптомы должны насторожить, доктор?..
Кальт раздосадован тем, что я склоняюсь на сторону Эдварда. А я между двух огней, не знаю, какой выбор будет правильным. Но Сокол и вправду выглядит в порядке. Почти в порядке. И он знает «Порше». И я знаю. Это безопасный автомобиль, тут нечего добавить. Может быть, ему просто повезло и все обойдется?.. Ну пожалуйста!
- Я напишу вам. И название витаминов, и лекарственных препаратов, которыми можно купировать головную боль, по необходимости – бессонницу. Допустима тошнота, рвота нежелательна. Головокружение, усталость, сонливость – все может сохраняться двое суток, главное, чтобы не усиливалось.
Он переводит взгляд на Каллена, хмуро, но четко говорит ему:
- Сон – ваша главная задача, Эдвард. Постельный режим первые сутки и сон. Иначе сильно усугубится даже малая проблема.
- Я прослежу, - с готовностью отзываюсь, наблюдая за молчаливым негодованием мужчины. Не знаю, чем ему так не угодил этот доктор. И почему так явственно он против госпитализации на несколько дней. «Шаритэ» же лучшая клиника Берлина? Нет?
Ох черт. Чертовский черт. Снова.
- Нам нужно заполнить некоторые документы с вашей стороны, - доктор Кальт указывает на дверь, доставая из кармашка халата одну из ручек. - Эдвард свои уже заполнил, насколько я знаю.
Сокол резко кивает. Его пальцы крепко сжимают ни в чем не повинный подоконник.
- Мы будем свободны после этих бумаг? – нетерпеливо зовет он.
- Да. Прошу, Изабелла, - пропуская меня вперед, Омар открывает синюю дверь из смотровой. Эдвард, так и оставаясь у окна, смотрит мне вслед. Впервые так откровенно и...просительно.
Я перешагиваю через себя. Пытаюсь поверить в лучший исход, руководствуясь какими-никакими, а объективными доказательствами. Еще раз внимательно слушаю доктора. Забираю бланки с указанием симптомов, лекарства, инструктаж о моих действиях в случае необходимости. Никакого кофе, телефона, телевизора в первые сорок восемь часов после травмы.
Я ставлю на требуемых документах свою подпись рядом с размашистой подписью Эдварда.
Он выходит из смотровой, опустив рукава рубашки и держа в одной руке черный пиджак. Вид «от Prado». Снова было позднее совещание. Вот его итог. Айфон у мужчины в кармане. А вот ключей от машины я не вижу.
В лифте, когда двери закрываются, я опасливо смотрю на Эдварда.
- Почему ты так не хочешь остаться здесь на день-другой?..
- Это лишнее, - терпеливо объясняет он, нажимая нужную кнопку, - и больницы, как правило, некомфортное место. Я часто бывал в них в юности – мотоциклы, скалы... то еще веселье.
Горящая кнопка с подписью «холл» меня нервирует. В зеркальной поверхности левой стены мы оба отражаемся в полный рост. Эдвард чертовский бледный.
- Скажи мне, что ты правда чувствуешь себя хорошо.
Он вздыхает. Смотрит на меня без смеха, серьезно и тоскливо одновременно.
- Абсолютно, моя красота. У меня немного болит голова, это правда. Но в остальном – ничего.
- Я уеду отсюда только с условием, что ты пообещаешь говорить мне правду. Только правду и ничего, кроме правды. О любой мелочи.
Эдвард осторожно, давая мне рассмотреть каждое свое движение, наклоняется к моим волосам. Легко их целует.
- Обещаю, Белла. Спасибо, что ты приехала.
- Еще бы я не приехала, - разрываю эту чертову дистанцию между нами, подступаю к Эдварду ближе, бережно и некрепко, но обнимаю за талию. Он очень теплый. И пахнет сандалом и цитрусовыми, как прежде. Хмыкаю в его жесткую белую рубашку, спрятав сорванный выдох.
- Все будет хорошо, - обещает Эдвард, почувствовав мое движение, обрадовавшись откровенному объятию. Мягко гладит мою спину кончиками пальцев. – В этот раз обошлось.
- Другого раза и не будет.
Тихонько усмехается, отпуская меня. Послушно кивает. И двери лифта открываются.
До Шарлоттенбурга ведет практически прямая дорога. Эдвард садится со мной на заднее сидение такси, без труда пристегнув и мой, и свой ремни безопасности. Водитель делает музыку чуть громче.
- У доктора ты назвал меня... невестой?
Мой внезапный вопрос застает Сокола врасплох. Он неопределенно кивает, внимательно проследив за моей реакцией.
- Иначе бы он не отпустил нас, Изабелла. Я прошу прощения.
- За что?
- Я не стану ни к чему тебя больше принуждать. Ты ничего мне не обещала по поводу свадьбы. Это подождет.
- Ты говорил, рано или поздно – но мы поженимся.
- Я говорил это прежде. Сейчас все решения в твоих руках, - твердо произносит мужчина, отворачивается к боковому окну. – Приехали.
До дома Каленна добираемся за пятнадцать минут – весь город уже давно и крепко спит. Таксист рад крупной купюре, даже выходит, дабы открыть мне дверь. Улыбается.
- Что с машиной? – когда вход в здание разблокирован ключ-картой, спрашиваю у Сокола я. На мгновенье он теряется. Снова.
- В ремонте.
- Это надолго?
- Я завтра же возьму подменную, - будто меня волнует наличие у него авто, а не последствия удара для «Порше», отзывается Каллен. – Проходи.
Лифт вызываю я. Игнорирую белые стены холла и все, что с ними связано. Не хочу ничего сейчас вспоминать. Поворачиваюсь к Эдварду, сложив руки на груди.
- Завтра у нас день в постели, ты помнишь?
- У нас? – смешливо прищурившись, уточняет он. На скуле и вправду была неплохая рана, шов профессиональный, ровный, малозаметный... но длинный. Гематома явно доставила ему меньше беспокойства, но все равно должна болеть.
Я очень ласково прикасаюсь к левой, не пострадавшей половине его лица. Синие глаза Эдварда вспыхивают, но тут же потухают. Он серьезнеет.
- Да. Завтра всемирный день Эдвардов и все Эдварды празднуют. И мы не станем исключением.
Мой импровизированный каламбур его забавит. Эдвард улыбается, тепло и мягко, как и все разы прежде, наклонив голову к моей руке. На его щеках крошечные ямочки. Как же я по ним скучала.
- Люблю тебя.
Хмурюсь от глубокой, пронизывающей, болезненной практически нежности. Закусив губу, приникаю к Эдварду, не убирая ладони. Слышу, как неровно он выдыхает. Опасливо обнимает меня за талию – сперва некрепко, почти не касаясь, а потом все явнее. Как следует.
- И я, Schatz. Как же сильно я тебя люблю, - шепчет в мои волосы, уткнувшись в них лицом. Лифт приезжает, но мы оба его игнорируем. Еще минуту так точно.
Уже у своих апартаментов Эдвард ненадолго мешкается с ключами. Оценивает каждую мою эмоцию.
- Тебе не обязательно оставаться, если ты не хочешь, - вдруг говорит он. Вполне серьезно, взгляд более чем пронзительный и честный, - и даже заходить не обязательно. Я сейчас же отвезу тебя.
Убирает ключи в карман, будто мое согласие само собой разумеется. Решительно оборачивается обратно к лифту.
- Эдвард, - останавливаю его, придержав рядом, коснувшись спины между лопатками. Хочет или нет, а Сокол сразу расслабляется. Перестает держать столь ровную позу. – Стой. Не говори глупостей. Давай попадем сегодня домой без приключений.
Его пронимает, что я называю это место домом. Его – нашу квартиру – домом. И пусть несколько храбрюсь, не до конца понимая, что именно почувствую, вернувшись, оставлять его сегодня в мои планы точно не входит. Тут уж чтобы ни сделал.
Мужчина молчаливо, стараясь не потревожить мой настрой, открывает дверь. Довольно быстро.
В апартаментах темно. Пахнет цитрусовыми и... нами? Этот запах ассоциируется у меня с нашими выходными. Аромат простыней, чистоты, кофе, шампуня... я не знаю. Его духов? Его одежды? Всего сразу.
Сокол включает свет, аккуратно заходя следом. Не торопит ни единого моего движения. Но стоять на пороге мне не хочется.
Коридор все тот же. Стена у двери та же. И шкаф. И фикус. И картины вдалеке. Из темноты гостиной проглядывают подушки графитового дивана. Ничего не поменялось – да и не могло. Я пытаюсь себя этим успокоить.
С хмурым, собранным видом Эдвард наблюдает за мной. Это немного нервирует.
- Ты голоден? – чтобы сказать хоть что-то и разорвать эту давящую тишину, зову я.
- Нет.
Мужчина забирает у меня пальто, быстро повесив его в шкаф. Снимает свое.
- А ты?
- Нет, - ежусь от прохлады квартиры после теплого такси, медленно, но верно проходя дальше прихожей. Останавливаюсь, проникаясь темнотой и атмосферой вокруг нас. Намеренно не смотрю за злосчастную стену. И не хочу идти на кухню.
Чувствую на талии руки Эдварда. Он действует так осторожно, обнимает меня так бережно. Окутывает собой, прижимаясь грудью к спине. Понемногу держит крепче, чуть сжав пальцами пуговички кофты.
- Прости меня, Schönheit, - хрипло бормочет мне на ухо, согревая кожу дыханием. У него самого никак не выходит ровный вдох, - прости, прости, прости меня!
Расслабляюсь в его руках, вспоминаю их, привыкаю... заново ко всему привыкаю. Ничего и не было. Никогда. Это все бред ложных воспоминаний.
- Я давно простила.
Эдвард морщится, чувствую его эмоции кожей. Горячо целует мою шею. И чуть выше, у челюсти. И только потом, выдержав паузу, щеку. В отличие от тела, губы у него прохладные. Он тихо, как украденно, стонет, приникнув к моему затылку.
- Удивительная, бесценная моя девочка.
Я утешительно накрываю руки Сокола своими. На его ладонях еще не зажили ранки. Что бы там ни было прежде, сегодня моя очередь позаботиться об Эдварде. Как он того заслуживает.
- Давай уложим тебя в постель, - предлагаю, ласково погладив его пальцы, - уже очень поздно.
- Ты хочешь спать в гостевой?
Он всем телом напрягается. Так хочет скрыть, а не выходит. Легко, но ощутимо придерживает мою ладонь возле своей. Смущается этого жеста. Убирает руку.
- Нет, - отвечаю без доли сомнения. Переплетаю наши пальцы самостоятельно. У Эдварда они влажные.
- Ты не обязана оставаться из-за Кальта и его глупостей... если не хочешь.
- Я остаюсь из-за тебя. Хватит, Эдвард, пойдем же.
В спальне включаю свет я сама. Дождавшись, не торопя его, пока Каллен меня отпустит, решительным шагом прохожу в комнату и нахожу выключатель. Бежевые простыни его постели выглядят до безумия уютными. Нашей постели.
Привычным движением достаю свою подарочную пижаму из верхнего ящика комода. Эдвард, приникнув к косяку двери, тихо наблюдает за этим. Он и напряжен, и словно бы совсем обессилен. Чудовищно уставший вид. И довольно плачевный, если учесть бледность, пострадавшую кожу и факт аварии.
- Пойдешь в ванную первым?
- Я воспользуюсь гостевой. Эта – твоя, Белла, - выдыхает он. Медленно отстраняется от двери.
- Тебе нужна помощь?
- Пока нет, - сохраняя оптимизм, слабо улыбается Эдвард.
Когда возвращаюсь из ванной, уже переодевшись, мужчина сидит на простынях постели. Согнув ноги в коленях и упираясь о них локтями, задумчиво рассматривает стену напротив. В светлой футболке для сна и привычных мне брюках болезненно напоминает картинку из прошлого недельной давности. Как быстро способна меняться реальность. И как трудно вернуть ее потом на круги своя.
- Как ты? – сажусь рядом с ним, погладив по плечу. Эдвард оживает. Накрывает мою ладонь своей, легко ее пожав.
- Голова слегка кружится. Но уже меньше болит.
- Нужны таблетки?
- Нет.
- А лицо? – с максимальной осторожностью глажу его правую щеку, минуя шов.
Жмурится, качнув головой.
- Ты помнишь, что все мне рассказываешь?
- Как и обещал, Schönheit. Видишь, уже рассказываю.
Ерошу его волосы, легко их затем пригладив. Устало усмехаюсь.
Мы ложимся каждый на своей стороне постели. Эдвард поворачивается на бок, лицом ко мне, и я делаю то же самое. У нас разные подушки, но одно одеяло. Протягиваю Соколу руку и он бережно пожимает мои пальцы. Тепло их целует.
За окнами, за дверью балкона идет снег. Уже не тает. Прохлада улицы теряется в уюте спальни. Это правда моя комната. Моя постель. Мой любимый мужчина. И мой дом.
Жизнь налаживается.

 

 

* * *

 

Блеск этих волшебных глаз околдовал меня –
Будто бы в первый раз я их понимаю.
Смерть отгоню рукой,
И только с ней, с Ней одной,
Я поделюсь своей мечтой.

 


Этой ночью я практически не сплю. Не могу себя заставить.
Сначала наблюдаю за Эдвардом, который постепенно засыпает – тихонько и незаметно, как ребенок. Сначала спадает напряжение с его лица, потом он спокойнее приникает к подушке, а в самом конце, когда сон уже достаточно глубокий – не держит больше так крепко мою руку. Ладонь попросту лежит теперь в его ладони, чуть придерживаемая указательным и средним пальцами.
Я вслушиваюсь в его тихое дыхание. Ничего не могу с собой поделать. В спальне просто-таки идеальная тишина, но и дышит Сокол неслышно. Я панически боюсь не услышать его вдоха. Моя тревога этой темной ночью обретает совершенно новую ипостась, прежде ни разу не испытываемую. Потому что я вдруг ясно понимаю, что однажды Эдвард просто может исчезнуть из моей жизни – и так, что никакое прощение, деньги или стенания мне его не вернут. А все прочее и вовсе станет несущественным и даже глупым. Вселенная – или Бог, или Дьявол, или иже с ними – дает мне шанс задуматься, насколько мне на самом деле нужен этот мужчина. И на что я готова, чтобы с ним остаться.
Я долго лежу в постели без движения. Сна ни в одном глазу, мне жарко, а простыни на удивление легко сминаются, не давая отыскать удобной позы. Мысли роятся и жалят в самых чувствительных уголках сознания. Эдвард, хоть и спит довольно крепко, безмятежным также не выглядит. Но ему, по крайней мере, не больно. Ни одна черта ни дурных сновидений, ни боли не выдает.
В начале пятого я больше не могу оставаться в кровати. Бесплотной тенью выскальзываю из-под нашего общего одеяла, медленно убрав руку из ладони Каллена. Наливаю себе целую кружку воды на кухне, задумчиво обведя кончиком указательного пальца ее ободок. Керамика неприятно холодит кожу. Кружка темно-серая. И ночь такая же. В туманной дымке, с растаявшим сызнова снегом, без единой звездочки. Из окна веет арктическим холодом. Совсем скоро придет зима.
Я думаю, меня нет в спальне не больше пятнадцати минут. Но когда возвращаюсь, Эдвард сидит на постели, впившись обеими руками в свои волосы. Вид у него потерянный, обреченный и совершенно, просто невозможно одинокий. Последняя грань отчаянья.
Он вздергивает голову, заслышав мои шаги. Поднимает глаза, без какой-либо надежды посмотрев из-под тяжелых, темных ресниц. И в полной темноте комнаты, неожиданно душной, я вижу, как разливается в синих глазах облегчение. Шумными волнами прибоя разливается.
- Изабелла...
Я присаживаюсь на простыни рядом с ним. Эдвард закусывает губу, посмотрев на меня совсем беспомощно. Тяжело сглатывает. Безвольно опускает руки на покрывало.
- Я здесь и никуда не денусь, - уговариваю его, как маленького, этим теплым, умиротворяющим тоном. Самым особенным, на который только способна.
- Тебя не было.
- Я вышла за водой. Принести тебе?
Ласково, но ощутимо касаюсь своей ладонью его плеча. Эдвард опускает голову, но немного расслабляется. Вижу, что одеяло на нашей постели совсем сбилось.
- Нет... останься, пожалуйста.
- Я же говорю, Эдвард, я никуда не собираюсь, - придвигаюсь ближе, с ногами забираясь на кровать. Уже обеими руками, не жалея нежности, глажу и его плечи, и спину. Эдвард горячий, но вот кисти у него холодные. И совсем недвусмысленно дрожит подбородок.
- Плохо? Как ты?
Я спрашиваю у него участливо, наклоняюсь ближе к лицу, стремясь услышать ответ. И, может быть, поэтому Сокол не игнорирует моих вопросов. Медленно качает головой.
- Что-то приснилось? Расскажешь мне?
Запах простыней впервые за долгие ночи в этой постели меня душит. Он едкий, порошковый, нестихающий. И окна у нас закрыты. И шторы почти полностью задернуты. Темнота и духота спальни не способствуют комфотному сну. А вот откровениям, похоже, вполне...
Эдвард поднимает на меня глаза, измученно нахмурившись. У него выцветший, уставший, обреченный взгляд. Ярко очерчены скулы, скорбно опущены уголки губ. А на правой щеке, чуть выше линии шва, я вижу тоненькую слезную дорожку. У меня обрывается, глухо ударив где-то у грудины, сердце.
- Я не хочу, чтобы все так закончилось.
- О чем ты, geliebt (любимый)?
Присаживаюсь совсем близко к нему, обнимаю за плечи, привлекаю, не сопротивляющегося, к себе. Касаюсь подбородком его плеча. Эдвард, повернув голову, смотрит мне прямо в глаза. В их синеве тонкими отблесками жжется пламя – на краю бездонной пропасти.
- Если бы я был сегодня на другой машине, Schönheit – на любой другой – все бы уже закончилось. Меня спас мой «Порше». Там было сто километров в час, в лобовую... гололед, ускорение – ничего бы не помогло.
У него безэмоциональный, глухой голос. И выражение лица беспристрастное, как неживое. Может быть, кожа чуть белее, может быть, чуть краснее веки. Эдвард объясняет мне очевидную истину, просто посвящает в какую-то область знаний. Ни меня, ни его напрямую ситуация словно не касается.
- Но ведь... – меня начинает потряхивать, и, в отличие от мужчины, настолько хладнокровной я оставаться не могу, - доктор сказал... и там, в клинике?..
Эдвард вдруг смотрит на меня несколько безумным взглядом. Нет больше его сдержанности, испаряется из позы скованная холодность. Обеими руками Эдвард прижимает мои ладони к себе. Почти так же крепко, как тогда, в понедельник, у злосчастной стены.
- Я люблю тебя, Белла. Никогда я не любил ни одну женщину так, как люблю тебя. В тебе смысл моего существования. В тебе и в моих детях – если у сердца две половины, одна навсегда останется твоей.
Я горячо целую его плечо. Эдвард держит мои руки, я не могу как следует коснуться его, но ответно пожимаю ладони мужчины. Переплетаю наши пальцы, доказываю, что ничто их не сможет разорвать.
- Эдвард...
Он резко качает головой, не дает мне ничего сказать. Судорожно, но глубоко вздыхает. Снова смотрит в глаза, не отпускает взгляда.
- Я не хочу, чтобы все закончилось теперь. Когда у меня есть ты, мальчишки, Элис, эта работа... когда в моей жизни наконец-то наметилась белая полоса. Кончилось из-за одного недалекого придурка на фургоне. Но чтобы уйти, а ни ты, ни они не знали... не услышали от меня о том счастье, том смысле, что принесли одним своим появлением... это будет и вовсе невыносимо.
Его передергивает на последнем слове. Эдвард зажмуривается, запрокинув голову, старается взять себя в руки, сохранить лицо... но как же все это бесмысленно теперь! И как же ему больно...
- Иди сюда, иди ко мне, - шепчу, обнимая Эдварда крепче, прижимая к себе. – Любовь моя, это закончилось. Все закончилось. Все теперь будет хорошо.
Я и ласково, и ощутимо оглаживаю все его тело, все, до чего могу дотянуться. Чувствую – и душой, и кожей пальцев, что Эдвард плачет. Тонкие слезные дорожки теперь касаются всего его лица. Текут по горячей коже, оставляя за собой соленый след. Эдвард обнимает меня в ответ, уткнувшись лицом в область у шеи, и тихонько, хрипло постанывает. У него дрожит спина и подрагивают руки. Чувствую судорожные всхлипы у ключиц.
- Я не хочу тебя терять.
- Такого и не случится, ну что ты, - утешаю я, горячо поцеловав сперва его лоб, а затем оба виска. – Ты же видишь, я здесь.
- Не могу видеть, как ты уходишь... не стану больше, - я чувствую, как дыхание у Сокола сбивается еще сильнее, - как, скажи мне?.. Как... остановить тебя?..
- Эдвард, я никуда не пойду. Мы оставили прошлое в прошлом, обсудили это с тобой, помнишь?
Мужчина ненадолго замолкает, крепко сжав губы. Его ладони железным кольцом смыкаются на моей талии – не сделать глубокого вдоха.
- Я счастлив, что ты отказалась видеться до субботы. Тебя не было со мной в машине. Слава господу, тебя там не было!..
Он плачет по-особенному горько, как-то режуще, строго... я никогда не видела, не слышала, чтобы люди так плакали. Это особенная грань страдания. И совершенно особенная, бесчеловечно жестокая ночь. Шумно сглатываю, живо представив себе разбитый «Порше», Эдварда на водительском сидении, чертов фургон. Как быстро и легко меняются на шахматной доске фигуры. Он переживает, что не сказал бы мне главного... а как бы потом жила я? Зная, что промолчала... или не поверила... или велела уходить? Господи.
- Ich liebe dich. Слышишь? Что бы ни случилось и что бы ни произошло. Я люблю тебя. Это неизменно. И никогда я не позволю тебе так просто уйти, geliebt. Ни за что.
Он тихонько, как украденно, стонет в ответ на такое откровение. Прижимается лицом к моей груди. Слезы мочат ткань сорочки – ну и черт с ней. Я крепко обнимаю Эдварда, впиваюсь пальцами в его волосы, массирую спину. Это не прежние легкие поглаживания, это ясная, жесткая в чем-то хватка. Ему нужны такие объятья. А мне до одури нужен он. Как же это очевидно теперь, боже! Что бы там ни было, что бы ни происходило между нами... совсем другая боль, когда нет его. Лучше это будет боль от него, чем такая... определенно лучше.
- Ты создал машину, которая спасла тебя. Ты сам себя спас, Эдвард. И именно поэтому тебе под силу все, что угодно. Мы вместе со всем справимся. Как ты говорил мне: сперва решим проблему, а потом уже будем подводить итоги. Обещаю.
Я осторожно перебираю его волосы, медленно проводя пальцами по всей длине коротких прядей. Отвожу их с его вспотевшего лба, поглаживаю у висков, медленно спускаюсь к скулам. Сначала в ответ на каждое мое касание он лишь дрожит сильнее, слез больше... но постепенно, потихоньку, он успокаивается. Изредка неглубоко, судорожно вздыхает.
- Мне так повезло с тобой, Schönheit. Как же мне с тобой повезло...
Я через силу выдавливаю улыбку, стараясь пустить ее в голос. Тепло целую его солоноватый лоб несколько раз.
- А мне все равно больше.
Он вымученно, слабо улыбается в ответ. Впервые за долгое время делает ровный вдох. Ослабляет свои объятья, теперь просто прижимается ко мне, но не держит, не заставляет оставаться рядом. Дает выбор, который мне и не был нужен. Очевиден он теперь, этот выбор.
- Я хочу, чтобы ты всегда помнил, что я – на твоей стороне, Falke, - серьезно говорю ему, погладив затылок, - от меня не нужно прятаться или скрывать что-то. Я многое могу понять и принять. Помочь. Все. Теперь ты не один.
Эдвард медленно, очень медленно отстраняется. Садится на простынях, не двинувшись ни на миллиметр. Пронзительно, вопрошающе смотрит на меня несколько бесконечных секунд. Проникается?.. Проверяет?.. Я не знаю.
- Данте был готов пройти через Ад, чтобы еще раз увидеть Беатриче. Как же я его понимаю сейчас, Schönheit. Все, что угодно – если с тобой.
Он нежно прикасается ладонью к моей щеке, и я не могу сдержать улыбки. Давным-давно мы так касались друг друга в последний раз. И были настолько близко. Сумасшедшая ночь. Какой ужас, что только несчастный случай помог нам сполна оценить происходящее. И вспомнить, в конце концов, о главном.
Каллен не ждет от меня никаких действий, не принуждает, как и обещал. Я принимаю решение сама. Осторожно наклоняюсь ближе к его лицу, бархатно, как впервые, целую губы. Легонько, влюбленно, доверчиво. Эдвард выдыхает, аккуратно мне отвечая. Никогда в нашем поцелуе не было больше смысла, чем теперь, больше любви. И это спустя практически неделю их полного отсутствия...
- Я перееду к тебе.
Эдвард изумленно моргает, не до конца понимая мою фразу. Постепенно высыхают на его лице следы слез. Грусть во взгляде сменяется вдохновением, взгляд уже не отчаянный, он ясный. И даже проблеск на улыбку – улыбку облегчения – вижу в чертах. Правда, теперь – с вопросом.
- Я перееду к тебе сразу, как уедут мальчики, - объясняю, наклонив голову к ладони Эдварда. – Незачем нам ждать декабря.
- Ты так говоришь, потому что... не надо, любимая.
- Это не так.
Медленно качает головой.
- Ты не обязана принимать такое решение сегодня. Этой ночью мы... немного на эмоциях, - смутившись к последним словам, шепчет он.
Какой у меня недоверчивый, непокорный все же Сокол.
- Я давно все решила. Просто пришло время сказать.
Мужчина все равно не до конца верит... выдыхает, чуть наклонив лицо. Взгляд теперь и теплый, и выжидательный. Напрасно.
- Я счастлив, если это так, - осторожно произносит. Краешками губ, едва-едва, а улыбается. Как же я скучала по его улыбке. И как безумно я ее люблю.
Целую его еще раз. Начинаю заново привыкать к этому потрясающему действию. Ну как, как можно было от него отказаться?
- Я тоже. Но сегодня на повестке дня у нас отдых, ты помнишь? К праздникам нужно быть в полном порядке.
Эдвард хмыкает, влюбленно посмотрев на меня из-под ресниц. Чуть прищуривается – и это беззаботное, пусть и мимолетное выражение его лица – мой главный стимул. Все будет хорошо. Ну конечно же. Если мы вместе – непременно.
- Давай-ка, - укладываю на место его подушку, придвигаю ближе свою, разравниваю одеяло между нами. – Уже утро, а мы еще и не спали толком.
Эдвард не спорит со мной. Послушно ложится на своей стороне кровати, ожидая, пока я лягу на своей. И удивляется, когда устраиваюсь совсем близко к нему.
- Ты правда в порядке? Со всей немецкой честностью? – бережно прикасаюсь к его пострадавшей челюсти, спускаюсь вниз, к яремной впадинке. Легко ее целую.
- Да, - Эдвард, наблюдая за моей реакцией, неспешно, но очевидно обнимает мою талию. – Все отлично.
Он мягко гладит мою спину поверх одеяла. Опускает голову к волосам, с удовольствием вдохнув их запах. И накрывает подбородком мою макушку – самый ясный жест безопасности, принятия и любви.
- Я скучал по этому... по всему, - сладко потянувшись, шепчет, не скрывая воодушевления в голосе. Я довольно улыбаюсь в его шею.
- Да уж...
- Наверстаем на Мюггельзе. Проведем целые выходные в постели... и я смогу как следует привыкнуть к тому, что ты рядом.
- Интересная идея – постельный режим на озере... думаешь, нам стоит ехать?
- Конечно, - уверенно кивает он, - во-первых, ты хотела. А во-вторых, тебя там ждет сюрприз.
Я мягко веду носом по его шее. И чуть ниже, к груди. Вздыхаю.
- Какой?..
- Он потому и сюрприз, Schönheit, - по-доброму, но уже сонно посмеивается Эдвард, - засыпай, моя радость. Ты ведь так ратовала за сон...
Не поспоришь. Удобнее устроившись на своем краешке подушки, ответно обнимаю Эдварда за талию. Его тепло согревает меня лучше, чем одеяло. Слава Богу.
- Gute Nacht, Falke.
Он отвечает мне в теплой, нежной тишине. С самой настоящей любовью.
- Gute Nacht mein Leben, (доброй ночи, моя жизнь).

 

Огромное спасибо каждому золотому читателю за поддержку истории в голосовании, терпеливое ожидание и просто ваш интерес. Будет очень здорово обсудить главу и ее события!

 

 



Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
Категория: Фанфики по Сумеречной саге "Все люди" | Добавил: AlshBetta (05.02.2022) | Автор: Alshbetta
Просмотров: 889 | Комментарии: 15 | Теги: FALCON, AlshBetta, Swallow | Рейтинг: 5.0/10
Всего комментариев: 15
0
15   [Материал]
  Спасибо за главу)

2
13   [Материал]
  Спасибо за продолжение! Очень противоречивая глава...

1
14   [Материал]
  Спасибо

1
6   [Материал]
  Перешла по ссылке Форум. Очень интересно. Попала на
https://twilightrussia.ru/

1
11   [Материал]
  Исправимся  girl_blush2  girl_wacko

3
5   [Материал]
  Чувства по отношению к Эдварду очень неоднозначные. С одной стороны, я рада, что он не сильно пострадал в аварии, а с другой стороны - что за собственническое отношение к женщине? "Я знаю, что для тебя лучше, и неважно, что ты этого сейчас не хочешь, позже поймёшь, что я был прав". Это что за папочку он включил? Ещё и испугал и причинил физический вред.
У Беллы очень доброе и открытое сердце. Все же, надеюсь, Эдвард сделал свои выводы и исправится. Но... боюсь, что все равно не все будет так гладко. Сделал А, сделает и Б.

1
12   [Материал]
  Элис когда-то предупреждала. Побаивалась его. Спрашивала, не играет ли партнер Беллы с ней в "папочку". Видимо, неспроста. Но для Элис-то он и есть папа... либо Эдвард изменит свое понимание ситуации и их отношений, либо все кончится печально  hang1 Дай бог, без рукоприкладства.
Спасибо большое за отзыв и интерес!

3
4   [Материал]
  Спасибо за главу .

1
10   [Материал]
  Спасибо!

4
3   [Материал]
  Вот это да! Эмоции бьют через край!!!
Как же мне нравятся слова Эдварда, что он влюблён, как маленький мальчик. И как эти слова предельно ясно описывают его состояние. Конечно он эмоционален. Плюс, каждый свой поступок, он смело оправдывает возрастом. И свято верит, что прав.
Белла меня удивляет своим большим сердцем. Силой любви. Как же она была осторожна на протяжении всей ситуации. Хотя ей тоже было тяжело. Как она постепенно выстраивала мысли в своей голове.
Но в отношениях не бывает только хорошее. Как говорит моя мама: «Жизнь прожить - не поле перейти».
Уважаемый автор! Каждая глава - это просто восторг! lovi06032 Невозможно оторваться! Хочется перечитать ещё и ещё! Спасибо! hang1
И конечно, больше спасибо за редакцию этой истории. Написать слово глава, просто не получается JC_flirt
Буду ждать продолжения! Автору только вдохновения!

1
9   [Материал]
  Благодарю от всей души за потрясающий отзыв, теплые слова и такой интерес  giri05003 ух, сколько вдохновения!  lovi06015 
Его любовь сделала его и уязвимым, и сильным, и напористым и в чем-то - беспощадным. Это нашло выход в ситуации и едва не стало точкой. Белла простила - сегодня. Потому что она сильно любит, не меньше, чем он сам. Но второго шанса может и не быть... придется делать выводы. В том числе, о контроле, возрасте и понимании мира hang1

3
2   [Материал]
  Да) Вот это глава. Действительно, столкнувшись с возможностью потерять любимого человека все переосмысливаешь. Все, по сравнению с этим, кажется неважным и мелким. Хорошо, что наши герои это понимают. Как же уязвим и мучительно одинок был Эдвард. Так хочется надеяться, что все у них будет хорошо. Спасибо за продолжение - такое неожиданное и противоречивое, и ОЧЕНЬ ДОЛГОЖДАННОЕ))) cray

1
8   [Материал]
  Оставаясь наедине со своими мыслями и пониманием, что сделал, можно потерять контроль над ситуацией. Снова. В прошлый раз это задело Беллу, в этот раз - его самого. Переосмысление дорогого стоит. Важно не повторять ошибок... по возможности. Ничто не стоит потери любимого, это точно.
Спасибо вам большое!

3
1   [Материал]
  Ух ты! Вот просто ух ты! Спасибище!

1
7   [Материал]
  Спасибо вам!

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]