Zuckerbrezeln (сахарные крендельки) - традиционная немецкая выпечка

Эдвард приникает плечом к косяку двери, останавливаясь на пороге нашей спальни. Наблюдает за мной, немного наклонив голову и сложив руки на груди. Его волосы блестят капельками влаги, футболка для сна небрежно висит на плече. Эдвард обнажен до пояса и смотрится ни больше ни меньше, а безупречной греческой статуей посреди нашей новой квартиры. И только глаза его, синие, смеющиеся, живые, выдают, что Каллен вполне себе реальный человек.
- Что это ты, Schönheit? – хитро спрашивает, улыбнувшись краешком губ. Это совершенно особенная, очаровательная его улыбка – именно ее унаследовал Тревор.
Я сижу на постели и глажу темно-лиловую простынь кончиками пальцев. Очень методичное действие.
- В режиме ожидания.
- В режиме ожидания?
Эдвард стягивает футболку со своего плеча – мягкую, серую, по традиции, чуть свободную. Но не спешит пока надевать ее. Красиво очерчиваются мышцы его груди, спины и плеч. Сходится к паху треугольник торса, жесткая дорожка волос, черная линия татуировки... и отливает матовым светом влажная после душа кожа. Эдвард точно божество. И он прекрасно об этом знает.
- Тебя долго не было.
- Ох, Изз, не представляешь, как хорошо в горячем душе после шестнадцати часов полета!
Он с удовольствием потягивается, оперевшись о дверной косяк. Чуть ниже на талии оказываются брюки, потрясающий обзор у меня теперь на все его тело. И шея... когда поднимает голову, чуть откинув ее назад, когда выпрямляет спину...
Еще немного и мы не будем разговаривать до самого утра. Найдется дело поинтереснее.
- Лучше, чем со мной?
Сокол усмехается, прекращая свою маленькую игру. Прищурившись на долю секунды, все-таки набрасывает на себя футболку.
- Ну что ты.
Я сажусь на простынях ровнее, откидываю для Эдварда уголок одеяла. Наконец-то нет больше запаха этого странного кондиционера для белья, теперь вокруг едва уловимо пахнет лавандой – и только. Я лично уничтожила все следы прежнего отвратительного аромата. Наш новый дом. Наша новая жизнь. Только приятные воспоминания – и приятные запахи.
- Я жду, Эдвард! – настойчиво, но с долей недовольства окликаю его, когда все еще не идет в постель. Он в игривом настроении, мой мистер Каллен.
- Слушаюсь, meine Königin, - сдается, смешливо поднимая вверх обе руки. И правда идет в мою сторону. Элегантно опускается на кровать, устраиваясь на своей половине – и на своей подушке. Прогибается матрас, отвечая на его движение, сильнее становится аромат его геля для душа. И тепло концентрируется вокруг нас. Тепло с Эдвардом – мое самое ясное ощущение с самой первой нашей встречи.
Не хочу больше играть. Не теперь.
Перебираюсь на его сторону, без лишних просьб и объяснений приникая к Эдварду всем телом. Обнимаю его за талию, ногами касаюсь его ног, голову кладу на плечо. Зарываюсь лицом в мягкую, безумно приятную ткань этой футболки... и резко выдыхаю, сжав губы. Не верится, что он дома. Не верится, что мы оба теперь дома. Мы все.
- Liebe, - Эдвард мягко, даже слишком мягко гладит мои волосы, обнимая в ответ. Тоже больше не играет, говорит ласково, совершенно влюбленно. Эдвард отлично меня чувствует.
- Мне это не снится, правда?..
- Мы ведь еще даже не ложились. Да и сложный сюжет для сна.
Отодвинув ворот его футболки, легко целую кожу. Касания Эдварда становятся нежнее, а голос - совсем тронутым.
- Ты соскучилась, моя любовь.
- Очень.
- Я тоже. С самого утра представлял, как вечером мы вместе окажемся в постели. Мечты сбываются!
- Ты был прав, не стоило нам расставаться. Буду летать с тобой.
Он улыбается моим бормотаниям, путаясь пальцами в волосах. Целует их, чуть повернув голову. Эдвард учел особенности нашего сна в последние месяцы и купил огромные подушки в эти апартаменты. Теперь мы оба и без труда помещаемся на одной из них.
- А как же посещения кофеен?
- Надо работать эффективнее и успевать до отъезда... надо.
Эдвард усмехается, поцеловав меня теплее, у виска.
- Ты отлично работаешь. Но я буду лишь рад, если станешь больше ездить со мной.
- М-м.
Глажу его шею, линию плеч, кожу у ключиц. Расслабляюсь. Я пригреваюсь рядом с Falke, успокаиваюсь. Ничто, что происходит за пределами этой спальни, ничто, что происходит вне его присутствия не имеет значения. Пока Эдвард со мной, я могу свернуть горы. И это самое малое.
- Мальчики быстро уснули?
- О да, - Эдвард кладет руку на мою талию, бережно потирая кожу у кресца, - ни они, ни я не спали весь полет. Не хотели мучиться бессонницей в первую же ночь.
- Все шестнадцать часов?..
- Почти сутки, если считать с самого начала. Так что джетлагу сегодня ничего не светит.
- Будет замечательно, если они отдохнут.
- Большая вероятность, что так и будет, Белл.
Подтягиваю выше уголок одеяла, приникнув к нему щекой. Лениво окидываю взглядом комнату, постель, покрывало. Простыни светлые, деревянное изголовье кровати цвета ореха, каштановый паркет и светлые стены в обоях. Хозяйская спальня более чем соответствует своему статусу – просторная, с высоким потолком и широкими окнами. Они не сплошные, как было в Шарлотенбурге, с перемычками – под старину. Есть шторы. И за счет того, что этаж не такой высокий, видны темные кроны деревьев. Шумит Тиргартен, кажется, снова идет снег. И это добавляет спальне уюта. Мы и вправду дома.
- Как прошли твои четыре дня? – негромко зовет Эдвард.
- Долго...
Он гладит мои волосы, чуть придержав их пальцами на концах.
- Но ты хорошо спала?
- По большей части... сегодня точно высплюсь.
- Это да, - Эдвард улыбается уголками губ, но не очень весело. Вздыхает, чуть подняв голову и поцеловав мою макушку. Привлекает поближе к себе. – Ты же знаешь, Sonne, где бы я не был, я всегда с тобой.
- Когда ты еще и физически здесь, это лучше.
Усмехается, накрывая рукой мою ладонь на своей груди. Легко пожимает пальцы.
- Я буду.
Лежат его авто-издания на прикроватной тумбочке. Высятся над ней некрупные лампы, пристроены у постели мягкие коврики. На подоконнике стоит пару цветков в резных горшках и затейливая скульптурка. Налево – дверь в ванную, направо – во встроенную гардеробную. Одним комодом Эдвард теперь не ограничивается. Но приятнее всего, конечно, огромная кровать. Мой абсолютный фаворит в спальне с первого взгляда – высокая, широкая и мягкая. И, к чести Сокола, он ни разу еще не предложил поменять ее.
Оглаживаю ворот его футболки, немного задержавшись у большой мышцы шеи. Эдвард вздыхает.
- Эдвард.
- М-м-м?
- Спасибо за кровать.
Улыбается, глянув на меня из-под ресниц – и весело, и с недоумением, и немного сонно уже. Внутри все заливает нежностью. Ему и правда стоит отдохнуть.
- За что, Белла?
- Кровать. Высокая и большая. Я ее обожаю.
Он теперь не просто улыбается, а искренне смеется. Очень задорно. Это умение у него перенял Гийом – оба сына как отражение папы, просто с разных сторон. Интересно, если у нас будут еще дети... какие из его невероятных черт и эмоций возьмут они?
- У этой кровати огромный плюс – я могу на ней вытянуться во весь рост, - поясняет, все еще посмеиваясь, Эдвард. – Так что на расстояние до пола можно закрыть глаза.
- Если начнешь падать ночью, я тебя поймаю.
- Ну спасибо, Изза!
Теперь мы смеемся оба. Этот смех разряжает обстановку, разгоняет последние огоньки сомнений, неопределенности, новизны. Мне любопытно, как сложится наша жизнь. В самую первую ночь, вот теперь, на пороге всех предстоящих событий... именно любопытно. И очень тепло. Хочу каждую минуту сохранить в памяти. Мне кажется, полноценно жить – именно в этом смысле слова – я начинаю лишь после встречи с Эдвардом. И этот переезд, и мальчишки – как новый рубикон. Он пройден.
- Мне нравится такое твое настроение, Белла.
- У меня теперь всегда будет хорошее настроение.
- Даже так?
- Моя семья, наконец-то, дома.
Эдвард тронуто выдыхает, бережно погладив меня по щеке.
- Schönheit...
Смотрит сверху-вниз, но так влюбленно! Я ничего не могу с собой поделать. Да и не хочу.
Решительно, как редко когда прежде, отбрасываю от себя одеяло. К удивлению Эдварда, толкнувшись от матраса, полноценно перебираюсь на его тело. Удобно устраиваюсь на талии, когда слегка подрагивающими, но теплыми ладонями накрывает мои бедра. Потрясенно, весело улыбается. Снова щурится... так красиво. Он весь, как на ладони, такой красивый передо мной... что-то невообразимое творится этим вечером.
- Я обожаю тебя, - честно, отрывисто признаюсь, сразу же его целуя. Неглубоко, но крепко. Эдвард обнимает меня куда крепче, уже как следует. Поднимает подбородок выше, навстречу моим губам.
- Мое чудо. Я сам теперь никуда без тебя не поеду.
- Будешь настойчивее?
- Убедительнее, - он сглатывает, но улыбается шире, когда ерзаю на его теле, устроившись поудобнее. – Ты потрясающе пахнешь, кстати.
- Я обновила все шампуни, крема и диффузоры.
- Было так скучно?
- Хочу только приятные запахи. Как твой.
Наклоняюсь ниже, демонстративно подтверждая свои слова. Эдвард жмурится от удовольствия.
- Ох, Белла.
- Я знаю, у тебя был долгий день, - внимательно наблюдая за ним, тихо, вкрадчиво говорю я. Отвлекаю своим ровным, умиротворенным тоном, завесой собственных волос спрятав нас от всего мира. И прикасаюсь рукой к его талии – откровенно, но ласково глажу пояс пижамных брюк.
Эдвард эмоционально хмурится, невольно, а подавшись мне навстречу. Часто моргает.
- И ты устал, Эдвард... очень устал.
Он неглубоко, отрывисто выдыхает, тут же судорожно втянув в себя воздух. Касаюсь его кожи у бедер, глажу вдоль линии волос. Все еще буквально лежу на Falke и давление в его брюках чувствую вполне явно – собственным телом. Он едва заметно, а подрагивает. Особенно когда я сдвигаюсь чуть ниже, а потом возвращаюсь обратно.
- Белл.
- Ш-ш. Этот день не станет намного длиннее, - и утешительно, и убедительно уговариваю я. Накрываю ладонью его пах. – Дай мне тебя порадовать.
И полноценно теперь, без лишних светопреставлений, прикасаюсь к главному. Эдвард выгибается мне навстречу.
- Белла, стой...
Неубедительно. Скорее по инерции. Улыбаюсь ему, медленно покачав головой.
- Сегодня я не хочу останавливаться. Тише, Эдвард.
Он зачарованно наблюдает, как опускаюсь ниже на его теле. Как помогаю себе руками, сдвинув пояс его брюк – не снимаю их, не вынуждаю его раздеться, ничего больше не спрашиваю. Смотрю в глаза за мгновенье до того, как... и улыбнувшись, с искренним нетерпением, наклоняюсь ниже. Беру его в рот.
Эдвард хрипло стонет. Сжимает губы, сам себя заставляя быть тише. Дыхание у него совсем сбивается.
Я не тяну больше время, не вынуждаю его ни просить, ни требовать свое удовольствие. Наоборот, пользуясь внезапностью момента и отличным откликом Falke, не глядя ни на долгий полет, ни на общий уровень новизны вокруг, делаю все довольно быстро. Глубоко, в своем ритмичном, резвом темпе. Он лишь ближе к концу придерживает мое лицо руками, касается волос дрожащими пальцами, путается в прядях. И, задохнувшись, выгибается мне навстречу. Закусывает зубами уголок подушки, заглушив стон. Кончает, быстро двигаясь. Дрожит теперь всем телом.
- Schönhe-e-e-it... – вибрирующе, низко стонет.
Целую его, помогая закончить и забрать все свое удовольствие сполна – до последней капли. Глотаю, когда касается большим пальцем моих губ.
- Ш-ш-ш, geliebt.
- С-спасибо.
Влюбленно улыбаюсь ему, медленно качнув головой. Возвращаю пижамные штаны на их исходную позицию, подняв выше их пояс. Не покидаю его тело, не хочу пока. Укладываюсь обратно, придвинувшись выше, на прежнее место. Falke тихонько шипит, вздрогнув под мной.
- Что ты со мной делаешь, Изабелла, - бормочет, пару раз моргнув. На его лбу, у висков едва приметная испарина. Дыхание уже ровнее, но еще не совсем вернулось в норму. И жар, жар тела теперь просто обжигает. Как же мне нравится доставлять ему удовольствие!
- Все, что хочу, - мирно заявляю ему, погладив у виска. Подмигиваю и Эдвард смеется, снова потрясенно и весело одновременно. Щурится.
- Ты и правда по мне соскучилась.
- Сомневался?
Сокол хмыкает, своевольно и резво обняв меня обеими руками. Подтягивает выше, ближе к своему лицу. Прижимает крепче. И целует, целует, целует... сколько ему хочется. Придерживает за талию, массирует спину, путается в волосах. Мой Falke.
- Ich liebe dich.
- Ich liebe dich sehr sterk! – восторженно выдыхаю, обе ладони устроив на его щеках. Мне льстит, что стану пахнуть Эдвардом – всей палитрой его ароматов этой ночью. Это то, чего мне за четыре дня разлуки очень недоставало.
Мы дурачимся на простынях и Эдвард не прекращает улыбаться. Это магия, мое личное маленькое волшебство, видеть такую простую, искреннюю, восторженную его улыбку. И глубокое чувство удовлетворения в глубине глаз. И эту пульсирующую, нежную, льющуюся через край любовь. Седьмое чудо света.
- Тебе ведь не нужно на работу завтра?
Он прищуривается, убрав прядку с моего лица.
- Считай, я взял ее на дом.
- Гийомка точно не позволит тебе работать в первый семейный день. Так что я спокойна.
- Да-а? – Эдвард смеется, умиротворенно откинув голову на подушку. Смотрит на меня с интересом. – А ты?
- Мое время – после заката солнца.
- К твоему сведению, оно еще не всходило.
- Эдвард! – веселюсь я.
Каллен, ничуть не расскаиваясь, добродушно улыбается, призвав на помощь все свое очарование. Удобно устраивается на нашей подушке, мягко гладит мое тело – все, до чего может дотянуться. Без намеков, очень нежно. И очень тепло. С ним можно спать и без одеяла.
- Ты безумно красива, Белла, знаешь об этом?
- Раз уж ты зовешь меня Schönheit...
Он вздыхает, на сей раз умиротворенно и успокоенно. Приглаживает мои волосы, аккуратно убрав их в сторону, чтобы ненароком не прижать. Подтягивает выше наше покрывало.
- Это правда. Останешься на мне или вернешься на простыни?
- Даешь мне выбор?
- Великая американская демократия.
Смеюсь, все же позволив Эдварду поспать без утяжелителей сегодня. Перебираюсь обратно на свое место у него под боком, с удовольствием приникнув к груди. Сокол, слегка раздосадованный нашей сменой позы, поглядывает на меня сверху-вниз. Очень проникновенно.
- Что, мистер Каллен?
Поворачиваюсь, обняв его покрепче. Синие глаза Эдвард мерцают загадочными темными огнями.
- Я без тебя сорок два года прожил, Изза. Можешь себе представить?
- Такое большое число? О нет!
Смеюсь, когда Эдвард щекочет меня, воспользовавшись своим преимуществом. А потом вздыхает, трепетно поцеловав в лоб. Очень тепло.
- Я так рада, что ты меня дождался, - тихонько, пронято признаюсь, прекратив смеяться. Ласково глажу линию его челюсти, задержавшись у подбородка. Ему правда пора отдохнуть.
- Это того стоило. Все эти годы того стоили. Чтобы ты была со мной... чтобы ты была с нами.
- М-м-м.
Приглаживаю его волосы, мягко опустившись пальцами к мочке уха. Массирую ее, легко погладив сперва – прекрасно знаю, чем это чревато. И Эдвард ничего не может с собой поделать – глаза его начинают закрываться.
- Запрещенный прием...
- О чем это ты?
Хмыкает такому невинному вопросу, ниже наклонив голову. Касается губами моего лба. Затихает.
- Доброй ночи.
- Gute Nacht, geliebt.
Он быстро засыпает, почти мгновенно. А я не сплю еще какое-то время. Даю мыслям волю, следую вслед за ними, то и дело поглядываю на Эдварда. Не могу на него насмотреться, хотя и опасаюсь разбудить. Что-то очень теплое и глубокое разливается в груди. Проникает глубже, набирает всю большую силу. Цветет пышным цветом. Я очень сильно его люблю. До появления Эдварда на пороге «Форума» в тот день, была уверена, что так любить в принципе не умею... и ничего подобного по силе чувства больше не испытаю. Чем сильнее любишь, тем потом больнее. Мое сердце разбивалось вдребезги несколько раз. Человек, опасаясь боли, малодушно не дает себе права чувствовать в полную силу, закрывается. Но Эдварду я верю. От него мне нет смысла прятаться – такой любовью стоит лишь наслаждаться. Мы заслужили.
Засыпаю, совершенно удовлетворенная, в самой непосредственной от него близости. Сокол тихонько бормочет что-то, притянув меня поближе, и я послушно следует за его ладонью. Нас обоих укрываю одеялом.
...Просыпаюсь, когда чувствую, как это самое одеяло сдвигается. Эдвард, утешительно коснувшись моего плеча, уговаривает добрым шепотом:
- Тише-тише, Белл. Поспи.
Мне не слишком хочется его отпускать, особенно спросонья, но трезвая мысль появляется на горизонте: вероятно, Эдварду просто нужно в туалет. За окном еще совсем темно, снегопад закончился, горят вдоль проспекта редкие фонари. Глубокая ночь.
- Умница, - выдыхает Falke, легко придержав мою руку, когда все-таки даю ему уйти. Поворачиваюсь на бок скорее по инерции, чем осознанно. И хмурюсь, заметив приоткрытую в нашу спальню дверь. В комнате идеальная темнота, но мой взгляд уже к ней привык. Вижу, что в щелку у косяка двери проглядывает черная ткань пижамы... только у Фабиана такая пижама.
Эдвард не идет в ванную. Он идет к сыну. Шире приоткрыв дверь, выглядывает наружу.
- Тревви?
И почти сразу Фабиан, неловко выглянув из коридора, судорожно втягивает в себя воздух. Едва слышным, дрожащим голосом шепчет:
- П-па-па-па...
Обмякает в руках Эдварда, как только тот подступает ближе. Задыхается, вжавшись в его плечо. Плачет, хрипло, отчаянно постанывая. Мелкой, изматывающей дрожью бьет его тело. Совсем белое на фоне пижамы у него лицо.
Эдвард реагирует мгновенно, будто и вовсе не спал.
- Я здесь, любимый, я здесь, - уговаривает, крепко обнимая мальчика в ответ. Прижимает к себе, давая те объятья, в которых сын так нуждается. Держит его на краю собственной же пропасти, обещая, что никогда не даст оступиться. Фабиан это знает. Он приходит к папе среди ночи. Он приходит, не прячется, он верит ему. Он это знает.
- Мне опять... я опять... – сбито, сорвано рассказывает.
- Уже прошло, уже кончилось, - Эдвард целует его волосы, растирая спину, - тише, мой любимый мальчик. Мой сыночек. Тише.
- П-прости меня, vati.
- Мне не за что. Пойдем, Тревви. Посидим в зале?
- Я не хотел тебя будить... И Иззу...
- Изза спит. Не важно, малыш, всегда, всегда буди меня. Пойдем. Ты можешь идти?
Фабина храбно, судорожно кивает, сжав губы. Его все еще потряхивает, но терпимо. Фабиан сильнее рядом с папой. Я знаю это чувство. И меня накрывает глубокая, тревожная боль, когда вижу Тревора таким уязвимым... но тем ценнее, что он здесь. Не хочу думать, что проснулся бы один в доме матери. И не решился, не сумел бы никого дозваться. Не доверился.
- Отлично, - Эдвард обнимает сына за плечи, давая необходимую опору. Говорит тихо, но очень мягко, вкрадчиво. Фабиан слушает его. – Тише, родной. Все хорошо.
Он разворачивает их к гостиной, прикрывая нашу дверь в коридор. Негромко отдаются в пространстве их медленные шаги в сторону зала. Пока не стихают совсем.
Я поворачиваюсь на спину, долго, очень долго смотрю в потолок. Прислушиваюсь к любым звукам, но их нет – тихо. И, вольно или нет, а я все-таки засыпаю снова. В этой звенящей темной тишине.
Второй раз просыпаюсь уже утром. Солнца нет, но мрак ночи рассеялся, за окном светло – значит, не меньше девяти. Эдвард спит на нашей общей подушке, совсем рядом со мной – чувствую спиной жар его тела, тяжесть руки у своей груди. И тихое, мерное дыхание у волос. Эдвард вернулся ко мне или не уходил вовсе? Может, мне приснилось? Последнее время мои собственные сны стали куда ярче и насыщеннее.
Но нет. На Соколе, к моему удивлению, другая футболка. Стало быть, не приснилось.
Я лежу в его руках без движения еще какое-то время. Но спать больше не могу, мыслей слишком много. Они роятся, не умещаются в голове и я не знаю, куда от них деться. Все-таки, нужно вставать. Если уже светло, то открыты и пекарни. Я обещала Парки сходить за круассанами – пусть Эдвард с Тревором отдохнут.
Иду по квартире, этой новой, малознакомой мне квартире, прислушиваясь к утренней тишине. Она, как и ночная, просто безупречна. А на часах девять двадцать пять утра.
Переодеваюсь в простые серые джинсы и светлую водолазку, прохожусь расческой по волосам и умываюсь. Касаюсь тушью ресниц. И иду будить Гийомку.
В его комнате тоже белые стены, но с затейливыми рисунками у пола и потолка. Большая кровать с ворохом разноцветных подушек, сатиновые простыни, легкие шторы у окна. Яркий плед на постели, желтый, как Гийом и любит. Такое же яркое кресло у письменного стола. Небольшой книжный шкаф и парочку мягких игрушек. И правда – детская.
Гийом, крепко обняв свою подушку, видит чудесные цветные сны. Его пшеничные волосы немного разметались по наволочке подушки, длинные ресницы даже не подрагивают, красивые розовые губы чуть-чуть приоткрыты. Настолько умиротворенно, тихо он спит... пару минут просто смотрю на малыша, раздумывая, не лучше ли оставить ребенка в покое после долгой дороги. Но ведь он так хотел в пекарню!
Перебрав все «за» и «против», все-таки аккуратно мальчика бужу. Глажу по плечам и спинке, присев у изголовья постели. Парки спит крепко, не сразу мне сдается. Растерянно, сонно поднимает голову.
- Белла?..
- Пойдем за круассанами, Гиййом? Или лучше поспишь подольше?
Рассеяно моргнув несколько раз, он вслушивается в мои слова. Хмурится. А потом понимает. Тут же просыпается, как навязчивую идею отбросив всю сонливую усталость. Энергично кивает, сбрасывая с себя одеяло. Спрыгивает с постели.
- Пойдем! – возбужденно шепчет. И бежит одеваться к комоду у дальней стены.
В девять сорок мы с Гийомом торжественно выходим из дома по направлению к пекарне. Распускается неярким цветом тихое зимнее утро. Гийом, сжав мою руку в своей, очаровательно улыбается. Он в этот момент абсолютно счастлив.

Продолжение