А вот первым, что чувствую, по-прежнему остается горячая и большая ладонь Эдварда, как и неделю назад. Впрочем, сегодня она не на талии – чуть ниже груди, у последних ребер, все так же прижимая одеяло ко мне, а меня – к своему обладателю. И в любом случае не давая озябнуть.
Глубоко и расслабленно выдыхаю, наслаждаясь уютом нашей просторной постели и близостью мужчины, вчерашняя ночь с которым была потрясающим событием. Во всех планах.
Впрочем, не глядя на умиротворенную тишину вокруг, Эдвард уже не спит. Чувствую на волосах у затылка его горячее дыхание. И мягкий, ласковый поцелуй, когда подаюсь Каллену навстречу.
- Доброе утро, моя радость.
В тихом, еще немного сонном тоне одна лишь теплота. Тронуто усмехаюсь, накрывая его ладонь собственной. Держу нас рядом, не давая и повода отстраниться. Хочу продлить этот момент.
- Доброе утро, мой Эдвард.
- Твой Эдвард? – нотки приятного удивления в его тоне наполняют тесное пространство вокруг нас. Во всей этой большой комнате, по-прежнему отделанной деревом, по-прежнему сохранившей в себе запахи ароматических масел и простыней, мы словно бы в собственном крохотном коконе, личном мирке. Необычное, но такое исчерпывающее ощущение удовлетворения.
- Уже несколько часов как мой, - хитро заявляю ему, обернувшись. Сокол не препятствует. Наоборот, отодвигается на пару сантиметров, давая мне больше места, чтобы устроиться поудобнее. Теперь вижу его во всей красе, как следует – по-утреннему уютного, раскрепощенного и счастливого. Хотела бы я чаще видеть Эдварда таким счастливым. Греет сердце, что в моем обществе.
- Доброе утро, - тихонько повторяю, не отказывая себе в удовольствии его коснуться. Веду осторожную линию по щеке, едва-едва тронутую утренней щетиной.
Его глаза переливаются глубокими, темными огнями. Их видела вчера впервые, сегодня они снова здесь.
- Как тебе спалось, Белла?
- Я даже не помню, как уснула, - посмеиваюсь, плавно переходя на волосы у его висков, а затем – чуть ниже, - слишком много удовольствия.
- Разве удовольствия бывает много? – задорные смешинки маленькими искрами рассыпаются по его взгляду.
- С тобой – нет. Трижды нет, Эдвард.
Он гладит меня, убирая со своего пути вставшие между нами пряди. Заботится о том, чтобы не прижать их, когда придвигается ближе. Теперь совсем рядом..
- Со мной у тебя никогда не будет одного оргазма, Белла.
- Серьезное обещание…
- Которое точно могу сдержать, - Эдвард с толикой смешливого самодовольства поднимает повыше голову, коснувшись носом и моей щеки, и скулы, и виска. Легко его целует.
Но мне мало такого невинного прикосновения. Я люблю нежность Эдварда, люблю его безграничную заботу, однако и другие стороны его характера – и умений – люблю не меньше. Целую мужчину как полагается, без лишних сопротивлений с его стороны притянув к себе. Каллен, принимая правила игры еще до того, как о ней объявляю, обеими руками обвивает мою талию. Не успеваю попросить его или начать действовать сама, как покрывало, тонким белым слоем разделяющее нас, пропадает. И снова, как и всю эту ночь, власть над моим телом переходит Соколу.
Черт, мне определенно стоит избавиться от контакта «Чек-Поинт» в своем телефоне. Забавно, что минуя стадию «Эдвард, который льстец». Сокол – самое исчерпывающее прозвище, которое хоть когда-либо могла Эдварду дать.
- Verrückt machen - сводить с ума, - объясняет он. - Deine Schönheit macht mich verrückt, Sonne (Твоя красота сводит меня с ума).
Такие уроки немецкого мне нравятся.
Эдвард с обожанием оглядывает мою грудь, талию и нижнюю часть тела. Откидывает покрывало к изножью, послав его к черту. Медленно изучает руками каждый изгиб, приятно согревая кожу, а после – заставляя подрагивать от нетерпения. Ухмыляется, когда у меня сбивается дыхание. Не заставляет просить – сам уделяет внимание груди. Сильно сжимаю его плечи, погружаясь в новое многообещающее удовольствие – немеют пальцы.
Эдвард нависает надо мной, возвращая нашу вчерашнюю позу. Дает мне как следует чувствовать себя, как следует себя видеть – и получать наслаждение от тех умелых, своевременных ласк, которые с легкостью воплощает на каждой из моих эрогенных зон.
- Ich will dich, – применяю свои недавно обретенные знания, требовательно потянувшись навстречу его губам. Запускаю пальцы в темные волосы, несильно сжимаю их, не давая Эдварду преждевременно прекратить наш поцелуй. И снова. И снова.
- Unersättlich - ненасытный, - он гладит мою щеку большим пальцем, утешая, когда все же разрываем поцелуй, - meine unersättliche Mädchen (моя ненасытная девочка). Все, что захочешь.
Он возвращается, удобно устраивая нас на одной из подушек. Чувствую затылком мягкость наволочки, телом – свежие простыни, а на себе – тяжелого, теплого, едва заметно подрагивающего от такого же нетерпения Эдварда. И его удивительную, широкую улыбку, проникнутую желанием. Чертовский черт.
Мне мало наших прикосновений. Хочу, чтобы он касался меня сильнее, жестче, быстрее. Чтобы явнее удерживал нашу позу. Чтобы не прекращал целовать и даже не думал отстраняться. Легко царапаю его спину, тихо застонав от полноты ощущений. Эдвард понимает, чего я хочу. Эдвард дает мне больше – как и обещал.
В какой-то момент его ладонь оказывается как раз между моих бедер. И никакой нежности, строгих движений, сосредоточенности больше нет. Каждый толчок, касание, сжатие – все в беспорядочной, глубокой, пронзительной чехарде. Ошарашенная внезапной силой стимуляции, не могу выдавить из себя ни слова – только всхлипывающие, неясные звуки. Вскрикиваю в его плечо, что есть силы сжав кожу, когда концентрированный клубок напряжения внутри взрывается яркой вспышкой. Судорожно ищу его пальцы, накрываю своими, пытаюсь убрать чуть дальше – удовольствие оказывается невыносимым. Впрочем, Эдвард, заставляя меня вскрикнуть еще раз, убирает руку лишь через пару секунд. Утешающе целует, слегка посасывая кожу, мою шею. И гладит по всей поверхности спины снизу вверх, давая небольшую передышку.
- Как по-немецки «до смерти»? - сорванно бормочу я, откидывая голову на подушку. Лениво смотрю на Эдварда, стараясь успокоить неподвластное мне дыхание. На его лице оскал-улыбка победителя. Каллен и сам выглядит совершенно удовлетворенным после каждого из моих оргазмов.
- Zu Tode.
- Такими темпами ты доведешь меня zu Tode, Эдвард.
- Я всего лишь держу слово, Белла, - весело произносит он в свое оправдание, опираясь на локоть и распределяя вес собственного тела, дабы не придавить меня. Хотя чувствовать тяжесть Эдварда, горячую и живую, куда приятнее, чем эти его извечные попытки оставить между нами свободное пространство. И сантиметра разделения не желаю. Своевольно и эгоистично хочу Эдварда целиком и полностью. Сомневаюсь, что не 24-7.
Наша передышка длится не больше тридцати секунд. Я сама прерываю размеренные касания и поцелуи Эдварда, возвращая нас на путь сексуальной истины. Он с предвкушением улыбается, отвечая на мой грубый поцелуй. Тянется к прикроватной тумбочке за презервативом. Интересно, сколько их у него с собой?
- Сегодня я буду сверху, - вдруг решаю, выгнувшись в ожидании нового поцелуя.
Эдвард самодовольно хмыкает, но кивает. Ощутимо обвивает мою талию, придержав бедра. Ловко поворачивает нас, позволяя мне с удобством расположиться на себе. Как художник, которого посетила муза, с восхищением оглаживает мою спину и грудь, разравнивая на ней длинные пряди волос. Создает эротичную картинку, хотя сам уже является таковой. Распростертый подо мной и открытый любому эксперименту, мне кажется, примет предложение о нескончаемом сексе в эти дни. Слишком долго мы его ждали. Или я и вправду ненасытная.
Хочу все сделать сама. Глажу его плечи, добираясь до ладони, в которой все еще держит синий пакетик. Прошу его себе, подмечая теплое, легкое недоумение. Опускаюсь на постели ниже, пристраиваюсь у его бедер. Несколько секунд лишь смотрю. Несколько секунд осторожно, ласково целую, избегая главного. А затем глубоко и бережно, ничуть не торопясь, забираю себе. Эдвард, рыкнув, откидывает на нашу подушку голову. Но тут же поднимает ее, ловя мой взгляд. Не отпускает.
Я дожидаюсь нетерпеливого желания, показывающегося на его лице. Того удивительного, безумно эротичного его выражения, в чем-то первобытного, в чем-то – до жути знакомого. Отстраняюсь, самостоятельно разрываю пакетик. Эдвард дрожит, судорожно поглаживая мои предплечья в своей досягаемости, когда помогаю ему надеть презерватив.
- Ты не представляешь, что со мной делаешь, - сокровенно признаюсь ему, возвращаясь обратно к талии. Сокол дает мне свои руки для опоры, переплетая наши ладони. Держусь за них, медленно опускаясь на его бедра. Ни на секунду не прерываю зрительного контакта – весь фейерверк эмоций, что воцаряется в них, бесценен. Эдвард шипит, удерживая меня на месте, не давая двигаться в течение нескольких мгновений. Глубоко, но часто дышит, пронзительно глядя мне в глаза.
- Unmöglich (невозможно).
Перехватываю его руки, выбрав точку опоры. Начинаю движение, самодовольно улыбнувшись краешком губ. Но почти сразу же хмурюсь от неожиданно глубоких ощущений. Очень стараюсь двигаться медленно, растянуть удовольствие. Но как только Эдвард начинает отзываться на мои движения, приподнимая бедра быстрее установившегося ритма, ничего не могу с собой поделать. Отвечаю ему, подхватываю новую амплитуду и скорость, не могу, не хочу замедляться. Мой второй оргазм кажется еще ближе, чем первый, от столь интенсивного опыта.
- Эдвард!.. - выдыхаю, всем своим весом опираясь на его руки, проникая глубже, опускаясь ниже. И быстрее, быстрее, быстрее.
- Отлично, Schönheit, - хрипло отзывается он, самостоятельно ведя нас к самому краю. Уверенно, скоро, отрывисто. На покрасневшем лице пробивается отчаянье скорой разрядки.
Он гипнотизирует меня свои видом – приоткрытыми губами, нарастающей темнотой пламени глаз, чуть исказившимися чертами, испариной на висках. И, само собой, полюбившимися мне сине-фиолетовыми венками у лба – есть в них какая-то потусторонняя дикость, предваряющая его удовольствие.
Я оказываюсь первой. Задохнувшись, сжимаю его пальцы в своих, дрожу всем телом, исступлённо двигаясь, чтобы не упустить и капли удовольствия. И практически кричу, когда обжигающая, мощная пульсация Эдварда во мне перебивает мою собственную. Провожу языком по пересохшим губам, все еще медленно двигаясь на его бедрах. Наслаждаюсь своим оргазмом. Любуюсь пост-оргазмическим выражением лица Эдварда. Устало, довольно улыбаюсь.
- Zu Tode, Эдвард.
Отпускаю его руки, горячие и покрасневшие от напряжения. Глажу грудь, легкими волнами спускаясь к паху. Пересаживаюсь на простыни постели, лениво подбираясь к изголовью. И ложусь рядом с ним, разделив такую большую и удобную подушку.
Эдвард молчит сегодня дольше, чем обычно. Только лишь прикасается ко мне, гладит, будто не в силах остановиться. И внимательно, проникновенно смотрит, подмечая каждую эмоцию. В эти выходные он будто бы серьезнеет после нашего секса. Непривычное зрелище.
- Не знаю, как мы остановимся, - прерываю утреннюю тишину, мягко ему улыбнувшись. Прикасаюсь к его руке, детально повторяя тот путь, что проделывают его пальцы на моей коже. – Как мы остановимся, Эдвард?
- Не думаю, что нам стоит, - немного оттаивает он, слабо мне улыбнувшись, - по крайней мере, я бы не хотел.
- Ты так сосредоточен… после. Все в порядке?
Он глубоко, чересчур глубоко вздыхает, нежно очерчивая контур моей нижней губы.
- С тобой у меня особенная глубина ощущений, Schönheit. Никогда такого не было. Я пытаюсь привыкнуть.
- Надеюсь, это неплохо…
- Это восхитительно, - без доли наигранности в голове говорит он. Поднимает мою ладонь, бережно ее целуя.
- Ты знаешь… я поцарапала тебя, - раскаянно говорю, приметив пару узких тонких следов на его коже у плеч и на спине. Кажется, еще вчерашних. – Извини.
Теперь улыбка Эдварда обретает особые нотки. Игривые.
- Мне это доставило удовольствие, Sonne. Все в порядке. Иди-ка сюда.
Я целую его, исполняя эту просьбу и потянувшись вперед, но не так, как прежде. С заботой и благодарностью, в большей степени – целомудренно и очень, очень нежно. Эдвард открывает во мне те черты и желания, которых я прежде не знала. Например, что можно чувствовать такую глубокую привязанность к другому человеку. И нечто куда более серьезное, комплексное – любовь.
Я пристраиваюсь рядом с ним, с интересом подмечая каждое новое выражение на его лице или в глазах. Полнейшее, исчерпывающее расслабление. И постепенно восстанавливающую свои позиции обворожительную, согревающую улыбку.
- Что, любовь моя?
Неровно выдыхаю, заслышав такое обращение. Эдвард не может привыкнуть к глубине ощущений, а я к тому, что наши чувства взаимны. И ему куда легче говорить о них вслух, чем мне.
В чертах Сокола не вздрагивает и не меняется ни одна эмоция. Мне кажется, он понял, что я правда отвечаю ему взаимностью. Только все никак не могу решиться в это поверить.
- Ты очень красивый, Эдвард.
- Спасибо, Schönheit, - теперь он мило посмеивается, на щеках мои любимые ямочки, - но до тебя мне все равно далеко.
Почти не смущаюсь. Прижимаюсь к его груди, расслабленно выводя по ней загадочные узоры. То и дело останавливаюсь у хвоста татуировки. Эдвард, принявший меня в объятья, это подмечает. Чуть выше поднимает руку.
Вижу татуировку в полном объеме теперь: «ᛘᛒᛞᛓᚹᛟᚱ».
- Что они значат, эти руны? – заинтересованно поглядываю на него снизу вверх, засматриваясь на умиротворенное выражение лица. Пропадает та скованная серьезность после секса.
- У них много значений, Белла, мы сами наделяем их смыслом. Выбираем из возможных вариантов, если можно так сказать.
Он садится, придвигаясь к изголовью. Приглашает меня сесть рядом, поднимая руку, сгибая локоть и удобно устраиваясь у спинки кровати. Мы оба опираемся спиной о подушки и это очень комфортно.
- Первая руна, Альгиз, - он указывает мне на символ «ᛘ», с которого начинается загадочный рисунок букв, - символизирует траву тис, помогает пробудить скрытые возможности и найти равновесие, обеспечив безопасность и защиту.
Я осторожно обвожу контур темной руны, задержавшись на ее остроконечном растроенном конце.
- Вторая руна, Беркана, береза. Стойкость, выдержка, терпение – какой бы хрупкой береза ни казалась, ей под силу выстоять в любую бурю.
Я внимательно смотрю на символ «ᛒ». Единственный из всех, его я уже когда-то видела.
- Третья, Дагаз, истинное предназначение, реализация. Коварна тем, что напрямую зависит от силы человеческого желания и упорства – ничего просто так не случается. Четвертая руна, Феху, Белла, символ достатка, эмоциональная наполненность и страсть – и к женщинам, и к делу.
Он улыбается одними уголками губ, рассказывая это. Наблюдает за тем, как обвожу контуры «ᛞ» , а потом и «ᛓ».
- Эта самая необычная, наверное…
- Дословно обозначает «скот», Шонхайт. В те времена наличие скота давало тебе гарантированный достаток, а значит, и успех, и страсть, и прочие приятные бонусы. Феху похожа на корову с рогами.
Изумленно подмечаю сходство, о котором мы говорим, мысленно отметив для себя любимую из древнегерманских рун.
- Получается, именно ей мы обязаны страстью…
- В меньшей степени, - мелодично смеется Эдвард, перемещая мой указательный палец дальше по татуировке, к пятому символу «ᚹ»: - Турисаз. Напоминает молот Тора, несет в себе вихрь энергии и помогает избавиться от разрушительных идей. Доблесть и победа в чистом виде.
- Поразительно, Эдвард.
- Многое поразительно, пока мы к нему не привычны, - говорит он, пожимая плечами. Ведет меня дальше. Символ «ᛟ». – Шестая руна, Отала. Принадлежит Одину, главному богу скандинавского пантеона. Нерушимость, комфорт и спокойствие – то, чего так не хватает в повседневной жизни.
- Тебе она подходит. Получается, ты воплощаешь Одина для меня, Эдвард. А я и не знала.
Он усмехается, мягко поцеловав мою ладонь в своей. Смотрит снисходительно, но немного горько. Не совсем понимаю такую эмоцию.
- Один не самый положительный герой, Sonne. Знаток рун, сказок, мудрец… но тот еще пропойца, хоть наделен множеством способностей и перещеголяет многих. Не забывай, что именно к нему за стол, в вечный пир Вальхаллы, мечтали попасть викинги.
- Значит, будешь более положительной версией Одина. Раз уж всегда за рулем и не пьешь алкоголь.
- Не пью, больше нет, - он отрывисто кивает, помрачнев, и прерывает мой сам собой возникший вопрос поднятой рукой. Указывает на последнюю руну, переключая внимание. – Райдо. Находит выход из безвыходной ситуации, указывает путь и олицетворяет движение и прогресс. Мировой Порядок. Общая траектория всех знаков в него и выстраивается – взаимно дополняет друг друга.
- Очень многозначительная татуировка, - обвожу все символы разом, не миновав и последний, «ᚱ», Райдо. Кожа у Эдварда теплая и светлая, а руны темные, ярко на ней контрастирующие. – Спасибо, что рассказал мне. Ты увлекался этим?
- Еще в университетские времена. У нас было нечто вроде тайного общества тарологов. Каждый сам выбирал себе дизайн татуировки для посвящения.
- В моем университете было меньше веселья, определенно, - оставляю его татуировку в покое, глажу руку, которую опускает, скрывая половину символов. А потом приподнимаюсь и, дотянувшись до его губ, целую. Все эти выходные только и хочу, что Эдварда целовать.
- Рад, если тебе было интересно. Вернемся к земным вещам? Что ты хочешь на завтрак?
Через полчаса мы сидим друг напротив друга за круглым кухонным столом, нежно-бежевым, как и основная отделка всего дома, с панорамным видом на озеро и стопкой горячих панкейков на тарелках. Вообще панкейки в исполнении Эдварда – отдельный вид искусства. Идеально круглой формы, с равномерно пропеченными краями и серединкой, кофейно-молочного цвета и с топпингом в виде меда и орехов. Кешью, фундук, пекан – мне нравится сочетание. А черный кофе из капсульной коферки отлично панкейки дополняет.
- Ты здорово готовишь, - не могу не отметить, отрезая себе кусочек блина, - очень вкусно, Эдвард.
- На здоровье, радость моя, - благодарно кивает он, мило улыбнувшись моему комплименту. – Чем займемся после завтрака?
- Это мне стоит спросить у тебя, - завороженно поглядываю на утреннее озеро перед нами, затем повернувшись к Эдварду. – Так или иначе, я открыта любым предложениям.
- Тогда мы отъедем чуть выше, ближе к лесу. Легкий хайкинг среди сосен и умопомрачительный вид на долину.
- Если может быть что-то умопомрачительнее, - усмехаюсь тому неописуемому пейзажу, что открывается прямо за окном. – Предлагаю вторую чашку кофе пить на пирсе.
- Небанальные плюсы собственного пирса, так? С удовольствием, Белла.
Я кладу себе на тарелку еще пару панкейков с общего блюда. Не могу нарадоваться не только их вкусу, но и совершенно особой структуре.
- Правда, Эдвард, как тебе удалось научиться так готовить?
Мне нравится, каким польщенным он выглядит от моего комплимента. Наливает на тарелку еще меда, посыпает завтрак орешками.
- Мама. Она поощряла мой интерес к готовке, хотя я постоянно мешался у нее под ногами. Все, что умею, знаю благодаря ей.
- Это здорово. Твои родители познакомились в университете? Или это была случайная встреча?
- Более чем случайная – на мероприятии от Красного Креста. Помогали в организации, волонтерили – и столкнулись в один момент. Буквально, - он усмехается, качнув головой, - он нес коробки с одеждой и игрушками для детей, а она попалась на пути.
- Сколько лет они вместе?
- Сорок четыре года, Schönheit.
- Это потрясающе, Эдвард. Благодаря таким союзам мы и верим в любовь.
Он улыбается, накрыв мою ладонь своей.
- Во вторник я тоже буду на мероприятии от Красного Креста, Белла. «Порше» участвует в благотворительности, в том числе в проектах этой организации. Я бы хотел, чтобы ты меня сопровождала. У меня есть шанс?
Смеюсь его последней фразе, легко ударив по ладони.
- Ну что ты, никаких шансов абсолютно.
- Я могу повлиять на твое решение? Скрытыми резервами убеждений.
Он недвусмысленно скользит пальцами вверх по моему запястью. Очаровательно улыбается.
- С учетом прежних заслуг – вполне, - соблазнительно отвечаю, поднимаясь со своего места. Оставляю блинчики в покое, наклонившись к Эдварду за поцелуем. Он все еще сидит, что скрашивает нашу разницу в росте и дает мне как следует его обнять. У Эдварда медово-ореховый вкус сегодня. Мне нравится.
- С радостью пойду с тобой, - отстранившись, обещаю, нежно пригладив его волосы. Любуюсь теплым и тихим сиянием взгляда. – Спасибо за приглашение.
Позже, уже закончив с панкейками, мы воплощаем мою неожиданную задумку со второй чашкой кофе. И я рада, что сегодня достаточно безветренно и нет дождя, хотя небо пасмурное. На белом деревянном пирсе, неширокой линией уходящей в водную гладь, очень спокойно. Эдвард обнимает меня за талию, привлекая к себе, а я, делая глоток американо, не могу до конца вообразить реальность картинки перед собой. Слишком красиво.
Чайки, кружась над поверхностью воды, изредка что-то выкрикивают. Некоторые плавают на легких волнах от ветра, отдаваясь во власть стихии. На том берегу, у высоких сосен, виднеется пара палаток. Время от времени по дороге, что приметна далеко впереди, сбоку от озера, проезжают машины. Сегодня, без солнца, им открывается не такой невообразимый вид, как нам вчера. Впрочем, всем нашим событиям вчерашнего дня любой из них может позавидовать. Я сама себе завидую, чувствуя спиной близость Эдварда.
- Что ты делаешь на День Благодарения? – негромко, идеально встраиваясь в умиротворение воды и леса позади нее, спрашивает Сокол.
Идиллия немного пошатывается на своем постаменте.
- Ничего особенного, - сжимаю в руках чашку с кофе, забеспокоившись внезапным вопросом. - А ты?
- Обычно я улетаю в Портленд. Но в этом году двадцать четвертого очередной крупный брифинг в Штутгарде, Европа не отмечает этот день, поэтому я остаюсь в Германии.
Чайки взлетают с воды, отряхнув крылья. Накрываю ладонь Эдварда своей, потирая кожу.
- Ты, наверное, расстроен? В День Благодарения все хотят быть с семьей. Кроме меня, наверное.
- Почему же ты не хочешь?
- Потому что мы не совсем «семья» в типичном понимании – с родителями, я имею в виду. У них свои отношения и свои планы, развод – давнее дело, так что… просто так сложилось. Я давным-давно привыкла, Эдвард.
- Двадцать пятого ноября я свободен, Schönheit. По крайней мере в первой половине дня. Как насчет праздничного завтрака?
- С индейкой? – усмехаюсь я.
Он усмехается в ответ, но с долей напряжения.
- Если ты хочешь, найдем даже индейку. К вечеру мне нужно раздобыть ее точно – прилетают дети. Раз уж мы не можем провести праздник в Портленде, а Рождество они встречают с матерью, мы решили, что День Благодарения за мной.
- Я рада, что вы увидитесь, - честно говорю, погладив ворот его пальто и немного оголенный участок шеи, - я думаю, они соскучились.
- Я хотел бы вас познакомить, Белла.
Не зря я переживала о продолжении этой беседы. Единственное - резкий поворот разговора происходит неожиданно. Держусь за тонкое колечко кружки с кофе как за последнюю опору. Опасаюсь смотреть на Эдварда, хотя он ждет моего взгляда. Очень стараюсь не потерять лицо.
- Познакомиться с твоими сыновьями?
- И дочерью.
Он вздыхает, поворачиваясь ко мне всем корпусом. Гладит скулу левой рукой, твердо, но ласково глядя в глаза. Призывает себе поверить и дослушать до конца. Говорит быстрее, чем обычно, немного сбито. Но честно. Я ценю его честность – всегда ценила.
- Послушай, Schönheit, я обещал, что не буду торопить тебя. И я не хочу этого делать. Но я действительно… мы вчера говорили, я отношусь к тебе совершенно особенно. Я тебя люблю. И как бы эгоистично это ни звучало, я хочу тебя в своей жизни. В основном составе. Поэтому если ты готова – или будешь готова ко Дню Благодарения – я буду счастлив вас познакомить.
- Они знают обо мне?..
- Нет. Но я расскажу в ближайшее время. Если ты не против.
Я озабоченно, осторожно смотрю на него, стараясь верно оценить столь спонтанное рвение и серьезные слова. Но Эдвард не шутит, он говорит то, что на самом деле думает. Это сквозит в каждой черте. И особенно – в серьезном, собранном синем взгляде.
- Я напугал тебя, моя девочка, извини, - через минуту моего молчания раскаянно признает мужчина, не пытаясь больше меня коснуться, но не разрывая нашего зрительного контакта, - прости мой эгоизм, в этом плане я точно Один.
- Мне импонирует твоя решительность, - честно говорю, стараясь отыскать в себе недостающую смелость, - и то, что ты правда хочешь, чтобы мы встретились. Я уверена в тебе, Эдвард. Я просто до конца не уверена в себе.
Он принимает такой ответ, соглашаясь со мной. Легко поглаживает мою спину между лопаток, успокаивая и стараясь расслабить. До этого момента я не осознаю, что стою с чересчур прямой спиной.
- Тогда не нужно. Все в порядке. Длинная дистанция, помнишь? Не будем нарушать правила игры.
Я смотрю на него всего лишь две секунды. Поднимаю глаза, прижавшись к плечу и все еще сжимая пальцами чашку с остывшим кофе. Закусываю губу, приметив мандариновый парфюм, кажется, ставший частью Эдварда. И то восхитительное, необъяснимое, распирающее чувство радости рядом с ним. О чем я думаю? Если признала взаимностью наши чувства, дала шанс этим отношениям, не избежала на «Форуме», в конце концов?
- Нет, нужно, - негромко, но твердо говорю, привлекая его внимание. Смотрю на Эдварда снизу вверх, но этой дистанции между нами будто бы не существует. Он внимательно считывает каждую мою эмоцию, подмечает каждое слово. Но фальши тут и вправду нет. – Нужно, потому что я тоже хочу тебя в своей жизни, Эдвард. А значит, и все составляющие твоей хочу узнать. Я буду рада познакомиться с твоими детьми.
Лицо Эдварда светлеет, отпускает ту подозрительность и напряженность, что были в чертах прежде. За искрящиеся синие глаза я и вовсе готова продать душу. Какое же это невероятное чувство – любить. И когда тебя любят.
- Ты мое сокровище, - емко говорит Сокол, мягко поцеловав мой лоб, - спасибо.
Прижимаюсь к его груди, порадовавшись вернувшимся объятьям. Эдвард не только обнимает меня, но и умиротворяюще гладит. С учетом американо, одинокого пирса и удивительного вида на Мюггельзе, только для нас двоих, это – особенное чувство. Пусть таковым оно и остается.
* * *
19 октября, Моя история сообщений,
The Falcon, 18.45:
«Я здесь, Sonne».
Матово-черный «Порше», мигнув фарами, замирает напротив моего подъезда. За пять минут до назначенного времени, аккуратно подъехав к самому входу, останавливается у запрещающей парковку линии. Ждет.
Мы с Размусом, говорящие на какую-то легкую, отвлеченную тему, оба оборачиваемся на нетипичный в темном и тихом квартале свет фар. Консьерж понимающе улыбается, загадочно блеснув взглядом. Кивает мне на автомобиль Каллена, напутственно пробормотав «Хорошего вечера, фрау Свон». Я посылаю ему дружелюбную улыбку, с готовностью обернувшись к двери подъезда. За прозрачным стеклом отлично видно каждую деталь машины, то, как подсвечивает ее бок свет фонарей, и то, как открывается водительская дверь, как только я оказываюсь на пороге подъезда.
Эдвард в иссиня-черном пальто, абсолютно и полностью соответствующим цвету его авто и подчеркивающим синеву глаз, идет мне навстречу. На его лице восторженное, очарованное выражение, волосы элегантно уложены с небольшим применением геля, идеальная линия лица гладко выбрита. The Falcon, так и есть.
- Добрый тебе вечер, Белла.
Эдвард широко улыбается, предлагая мне руку, и аккуратно, но крепко пожимает пальцы. Наклоняется, с невесомой осторожностью поцеловав мою щеку.
- Привет, - смутившись его восхищенного, никак не меньше, взгляда, легонько отвечаю на целомудренный поцелуй. На моих губах ярко-алая помада, пусть и матовая, пусть и крайне стойкая, но я все равно опасаюсь оставить на Эдварде след.
- Ты великолепно выглядишь, моя девочка, - мужчина отпускает меня ровно на полшага, все еще удерживая за руку. Рассматривает каждый элемент моего наряда, с особенным трепетом остановившись на несменной подвеске. Я не люблю украшения и редко ношу их, однако подарок Каллена – особое дело.
Я знаю, что он видит, ведь скрупулезно подбирала подходящий наряд на это мероприятие весь вчерашний день. Дописывала обещанную Эммету статью поздней ночью, то и дело бросая взгляд на шкаф с приготовленным платьем. Цвета чайной розы с полукруглым воротом, длинными рукавами и присобранной талией. Длина чуть выше колена – и утонченно, и эффектно. Образ дополняют черные полусапожки и темно-серебристый клатч.
- Danke, Эдвард. Ты тоже.
В моих словах нет ни капли лести. Сокол действительно смотрится чудесно в своем образе, подобранном с вниманием к каждой детали и небрежной, но такой сексуальной элегантностью. Его чувство стиля – одно из качеств Эдварда, что мне особенно нравится.
Мистер Каллен улыбается моему комплименту, разворачивая нас к машине. Открывает передо мной переднюю пассажирскую дверь.
- Если бы у наших благотворительных проектов было твое лицо, Schönheit, мы бы куда больше преуспели, - шепчет мне на ухо, самостоятельно застегнув ремень безопасности. Цитрусовые и нотки эвкалипта окружают меня со всех сторон, вызывая знакомое покалывание внизу живота и приятную легкость в груди. С Эдвардом мне до безумия просто, даже если по всем канонам должно быть наоборот.
- Люблю тебя, - кратко, но исчерпывающе отвечаю, самовольно привлекая к себе его лицо. Глажу обе щеки, с удовольствием пробежавшись пальцами по теплой коже. Думаю, теперь мои руки тоже пахнут мандаринами.
Эдвард расцветает, ласково поцеловав мою ладонь. У него так трогательно, так красиво переливаются глаза в эту секунду. Будто бы никого, кроме нас, здесь нет и не было. Будто бы никого, кроме меня, для него никогда и не существовало. Такая реакция немного поражает.
- Взаимно, сокровище.
Он все-таки закрывает мою дверь, лишая нас обоих возможности продолжения и давая шанс успеть на запланированное мероприятие вовремя. Занимает свое место, наскоро пристегнув ремень и прокрутив вперед сенсорное колечко на бортовом компьютере. Салон заполняют ноты моей любимой композиции Баха. «Порше» стартует в запутанную паутину переулков моего района.
- Ты любишь такие вечера? – заинтересованно зову его, когда въезжаем на ярко-освещенную площадь у Телевизионной Башни. Столько раз уже были здесь с Эдвардом, в разное время и при совершенно разных обстоятельствах, но сегодня будто бы впервые.
- Благотворительные? Очень даже. Особенно в правильной компании, - мистер Каллен, ловко сворачивая в крайнюю полосу, ускоряется, дабы успеть на зеленый сигнал светофора. – А ты, Schönheit?
- Это мой третий подобный опыт. Так что я не знаю. Но согласна с тобой, хорошая компания – наше все. Как прошел великий и ужасный понедельник?
Эдвард усмехается, многозначительно взглянув на меня с высоты своего роста.
- В мыслях о прошедшем уикенде. Думаю, он надолго у меня в памяти.
- Мне было очень хорошо с тобой, - признаю, мягко погладив черную материю брюк на его бедре, - все лучшее, что только могло случиться.
- И еще не раз случится, - оптимистично заверяет Эдвард, накрывая мою ладонь своей. На сей раз пожимает пальцы крепко.
Мы расстались в воскресенье, всего лишь сорок восемь часов назад, однако у меня ощущение, будто не виделись неделю. За два длинных, наполненных событиями выходных дня я слишком сильно привыкла к постоянному обществу Эдварда. Каждое возвращение домой после наших встреч дается непросто, но в этот раз было особенно тяжело. Возможно, мы перешли на новый уровень, и сказывается это. Возможно, я переживаю чересчур сильно о благотворительном вечере. Или, что тоже вероятно, опасаюсь предстоящего Дня Благодарения, хоть и хочу быть достаточно смелой для него. Так или иначе, утром понедельника, глядя на только что переданные курьером лиловые пионовидные розы – тридцать три штуки, каждая – на пике своей красоты – я растроганно расплакалась. Записка на плотной фиолетово-розовой бумаге, как и повелось, хранящая следы от собственноручной подписи Эдварда, довершила эффект. «Liebe auf den ersten Blick».
- А твой понедельник, Белла? Что-нибудь выдающееся?
- Помимо цветов? Навряд ли.
- Я все еще в поиске твоего любимого букета, Sonne, - посмеивается Эдвард, останавливаясь на красный свет. Поворачивается ко мне, с интересом заглянув в глаза. – Раскроешь тайну?
- Пионовидные розы.
- Они просто были последними. Поэтому?
- Они уникальные, Эдвард. Как ты.
Моя честность, в которой нет ни смущения, ни лести, его удивляет. Однако Эдвард быстро справляется с этим удивлением, сменив его на нежность. Целует мою ладонь, возвращая на исконное место у себя на колене. Отпускает педаль тормоза.
- Мое ты чудо, Изабелла.
Минуя Тиргартен, Зоосад и выезжая на прямой проспект к Берлинскому Собору, мы едем на предельной допустимой скорости, обгоняя некоторые машины. И в конце концов подъезжаем к кампусу Берлинского Университета.
- Я не знала, что Красный Крест проводит мероприятия здесь, - рассматривая искусно отделанный исторический фасад здания, протягиваю я.
- На факультете мировой истории. Они приурочили его к недавней годовщине Холокоста, Белла. Берлин с почтением и раскаянием относится даже к самой темной стороне своего прошлого.
- Это мудро, - оборачиваюсь к Эдварду, размеренно поглаживающему мои пальцы в своей руке. Он согласно кивает. Выходит первым, чтобы, не отступая от прежней линии поведения, открыть мне дверь.
Мы проходим в один из корпусов Университета сквозь длинный и широкий коридор. Возле выбеленных стен бюсты исторических деятелей, красно-коричневая плитка пола выложена затейливым узором из ромбиков. Большие и тяжелые двери из реставрированного дерева щедро залакированы. Услужливый метрдотель, дружелюбно улыбнувшись, приветствует нас обоих. На немецком.
Эдвард вежливо отвечает мужчине, увлекая меня к гардеробу. Здесь царит оживление, но всем хватает места. Мистер Каллен забирает мое пальто, отдавая гардеробщику вместе с собственным.
Теперь вижу его костюм при хорошем освещении, темно-серый, с иголочки, отлично сидящий. Темный ряд мелких пуговиц прерывается дважды – у воротничка рубашки и в самом низу пиджака, не стесняя движения. Знакомое чувство со времен нашей первой встречи – модель дома Прадо, никак иначе.
Впрочем, Эдвард никак не реагирует на мой очевидный восторг его образом. Наоборот, предельно сосредоточившись на моем платье, локонах и полусапожках на довольно-таки высоком каблуке, скрашивающем нашу разницу в росте, довольно улыбается. Ему нравится. Меня окрыляет эта правда – что ему настолько нравится.
- Красота моя, - лаконично произносит Каллен, предлагая мне свой локоть. Приглашающе указывает на главный зал за следующими дверями.
Помещение не слишком большое, хоть и просторное, но пространство организовано наилучшим образом. Зал украшен, играет приятная музыка, столики с аперитивом расположились у широких старых окон университетского корпуса, с видом на сад, подсвечиваемый крохотными фонариками. Официанты предлагают напитки, открывает вечер манговый аналог «Апероля». Людей много, однако все сосредоточены в небольших группах по интересам. В основном аудитория старше сорока, но это как раз вполне очевидно. Хоть некоторые молодые люди периодически и встречаются в моем поле зрения.
Один из них, к слову, миловидный шатен с темно-серыми глазами, то и дело поглядывает в нашу с Калленом сторону. Изучает мое платье или позу? Смотрит на Эдварда? Я не знаю. Только вот замечая такое пристальное внимание юноши, Сокол с должной статью и осторожностью, но с вполне очевидным посылом, целует мою щеку. Гладит скулу вдоль подвивающегося локона, мягко убирая его с моего лица.
- Я не знала, что ты такой собственник, Эдвард, - смешливо говорю ему на ухо, огладив распущенный воротничок рубашки.
- Я не привык делиться, это точно, - он с псевдо-угрозой скалится, наклонившись ко мне ближе. Теперь целует губы, аккуратно и нежно, но вполне себе приметно. – Ты слишком красива, Белла. И слишком мне дорога.
- Захочешь – не избавишься, - мило сообщаю ему я, отстраняясь. Эдвард, изумленно моргнув, усмехается. Останавливает официанта, забирая у него манговый апероль для меня. Сам просит Сан Пеллегрино.
Коктейль мне нравится. Второй бокал прошу у официанта уже сама.
Периодически к нам подходят разные люди. Они здороваются с Эдвардом, обращаясь затем и ко мне, но, заприметив, что не знаю немецкого, сразу же переключаются на английский. В основном это вежливые разговоры о каких-то светских мероприятиях, недавних общественных событиях, благотворительных делах фонда, с которым сотрудничает «Порше». Некоторые поздравляют Эдварда с успешным стартом продаж «Coupe-2». Оказывается, его предзаказы в Германии побили все прежние рекорды.
Я немало узнаю об Эдварде и его детище этим вечером. В манере общения мистера Каллена, его уверенной позе, раскрепощенных движениях, вежливых улыбках и заинтересованности, пусть порой и напускной, в каждом собеседнике, открываю для себя новые черты мужчины. Мне нравится то, что я вижу.
После благотворительного аукциона и недлинного фильма об их некоммерческой деятельности и ее результатах от организаторов вечера, музыка становится немного громче. Приходит время танцевальной части, пусть по заверениям Эдварда и крайне короткой, до пятнадцати минут.
Я искренне стараюсь танцевать как можно лучше, когда Сокол приглашает меня. Сознаюсь ему, что давным-давно не практиковалась, на что тактичный Эдвард, принимая бразды правления в танце на себя, ведет нас по небольшому квадрату и обещает, что теперь практики у меня будет больше.
Приникаю к его плечу, проникаясь красивой инструментальной музыкой и исключительностью момента. С Эдвардом я танцую впервые. В Берлине я танцую впервые. Мне кажется, впервые я могу искренне и честно сказать, что Берлин люблю.
Композиция заканчивается, размеренно сменяясь следующей, а я смотрю на Эдварда с особой теплотой. Он замечает мой взгляд, пронято улыбается.
- Что такое, Schönheit?
- Я счастлива, что мы здесь. Точнее, что я здесь с тобой, Эдвард. Поверить не могу, что не зашла бы в «Drive Forum». Или отказалась от наших встреч после «Старбакса». Я правда не знаю… не понимаю, как все было раньше. До этого.
Чувствую себя… свободнее, что ли. Возможно, причина в манговом апероле. Возможно, атмосфера вокруг, близость Эдварда и особенное настроение момента всему виной. Но от своих слов я отказываться нe намерена – действительно так думаю.
Мистер Каллен ласково, поистине влюбленно меня целует. Легко, не потревожив помаду, но с приятным послевкусием собственной близости. Хотела бы сейчас оказаться в том домике на озере Мюггельзе. И чтобы вся ночь у нас была впереди.
- У нас с тобой все будет замечательно, Белла. Ты даже не представляешь. Словосочетания «если бы» формально и не существует.
Согласно киваю ему, с благодарностью встретив такие слова. Таю от нежной улыбки Эдварда. Своей улыбкой он в принципе может делать со мной все, что угодно.
- Хочешь попробовать что-нибудь еще из коктейлей? Или воды? Я пойду за Сан Пеллегрино, - когда музыка стихает, негромко спрашивает Эдвард. Привлекает меня к себе, придерживая за талию, и легко гладит спину.
- Лучше мне тоже Сан Пеллегрино, - улыбаюсь, верно оценив свои силы относительно еще одного бокала. Вокруг уже жарко, а странная легкость, витающая вокруг, лишь усиливается.
- Как скажешь. Подожди меня тут, Schönheit.
Эдвард оставляет меня в уютном уголке зала, как раз возле огромного окна. Рассматриваю сад, повернувшись лицом к оконной поверхности, изучая переливы фонариков на идеально выстриженных кустах. Еще здесь есть клумбы, но они пустуют – октябрь. С редких деревьев опадает разноцветная листва, ветер выкладывает ее в необычные узоры.
Легкая вибрация проходит по всей длине моего клатча. Мобильный, оживая впервые за весь вечер, подсвечивает на дисплее незнакомый номер. Я не имею представления о наборе цифр, которые вижу, но мне почему-то кажется, что где-то они уже мне встречались. Именно в такой последовательности.
- Да?
- Fehler sind teuer. Bewusste Fehler sind noch teurer. Vertraue dem Schürzenjägernicht, Bella, du wirst ganzer sein.
Быстрый и эмоциональный поток слов низким голосом, непонятно, мужским или женским, атакует меня с первой же секунды ответа. Не убеждаясь ни в том, понимаю ли я, что он говорит, мой собеседник резво заканчивает свою тираду. На английском, словно бы издеваясь или же подчеркивая какой-то особенно важный момент, говорит лишь:
- «The Macallan», виски. Все сама увидишь.
А потом отключается. Я даже испугаться не успеваю.
В абсолютной растерянности замерев посреди зала, то и дело перевожу глаза с подсвечиваемого сада по ту сторону окна и ярко освещенные стены перед ним, рядом со мной. Белый шум разговоров вокруг и тихо играющей музыки меня раздражает.
Оборачиваюсь, оставив окно позади и высматривая Эдварда у столов с аперитивом и напитками. Держу мобильный в руке, толком не понимая, класть мне его обратно в клатч или нет. Что, черт подери, только что произошло?
Однако вместе лица Каллена вижу другое. Еще более знакомое, но совершенно неожиданное здесь.
Элис, судя по всему, тоже до глубины души поражена нашей встречей. Но она владеет собой лучше. Сменяет изумление на удивленную, а все же улыбку, быстро подходя ближе ко мне.
- Белла! Да ладно, какими судьбами?
Оглядывает мой наряд, словно бы только что его заметив. Особенно подмечает ярко-алую помаду. Элис знает, что я крайне редко использую такой оттенок.
- Ты умопомрачительно выглядишь! – восторженно сообщает, легко похлопав меня по плечу. - Просто божественно, Белла, как с обложки! Вау.
Никак не могу совместить две реальности – этот вечер и присутствие подруги. Элис, мне кажется, это понимает.
- Расскажешь, почему ты здесь? Новое задание от Эммета?
Упоминание моего редактора помогает привести себя в относительное, но чувство. Прячу телефон в клатч, подумаю обо всем этом позже. Сосредотачиваюсь на Элис.
- Я здесь с Эдвардом, - объясняюсь, подмечая, что на девушке темно-фиолетовое платье-футляр и минималистический, но очень красивый ювелирный набор из белого золота. Ей крайне идет. – Он пригласил меня, вот и... а ты? Боже, никогда бы не подумала, что мы можем здесь встретиться.
- Берлин – маленький город, так Эддер говорит, - она посмеивается, подступая ко мне ближе и некрепко обнимая. – Я помогала с организацией, только что пришла. Это ведь мой корпус, Белла. И наш проект о Холокосте.
- Точно, твой корпус, - оглядываю высокий потолок и массивные двери, поражаясь тому, как не поняла столь очевидное с самого начала, - тут красиво, масштабно даже. Кстати, ты тоже восхитительно выглядишь, Элис.
- Примеряю образы для Эммета, - весело усмехается она, делая глоток своего темно-лилового коктейля, что держит в руках. – Здорово, что твой бойфренд пригласил тебя. У нас обычно классные мероприятия. Тебе нравится?
- Да, все просто чудесно. Я тоже рада, что получилось прийти, пусть и вышло это немного спонтанно.
- Я не буду смущать тебя больше прежнего, Белла, - Элис, еще раз придержав мою талию, отстраняется, крепче перехватывая коктейль, - получай удовольствие от вечера, а в пятницу обсудим все детали, как тебе идея?
- Неплохая. Но Эдвард скоро вернется – может быть, хочешь познакомиться с ним? Может, вы и знакомы, его здесь, похоже, многие знают, но все же.
- Если ты не против познакомить меня, - Элис обрадованно, задорно улыбается, оглядываясь в поисках Каллена. Но к нам пока никто не подходит.
- Он помогает Красному Кресту? Учился в этом университете, раз его знают? Чем, ты говорила, он занимается?
- Не говорила, думаю. Искусственный интеллект автомобилей. И еще некоторая организаторская работа. Если честно, я не так много об этом знаю.
Элис прищуривается, оглядев меня с ног до головы.
- Ты еще что-то о нем не знаешь?
Улыбаюсь ей, раздумывая над ответом. Но позади подруги вижу Эдварда, возвращающегося с двумя бокалами минеральной воды. Он выглядит серьезным и немного расстроенным до тех пор, пока не замечает мой взгляд. Улыбается краешком губ, немного ускоряясь. Аккуратно обходит Элис, отдавая мне один из бокалов.
- Спасибо, - забираю у него воду, воспользовавшись преимуществом ношения каблуков и умудрившись легко поцеловать в щеку без лишних движений. На его коже все же остается легкий красный след, зато выражение лица становится мягче. Эдвард придерживает меня за талию, кивнув.
- Не за что, Schönheit.
- Элис, это Эдвард. Эдвард, моя лучшая подруга – Элис, - отрываюсь от мистера Каллена, представляя их с девушкой друг другу. Теплые карие глаза Элис, замерев на лице мужчины, округляются. Она смотрит на меня, а затем на него, нашу позу, отступая на шаг назад. Куда-то пропадает дружелюбная улыбка.
- Эддер?
Теперь мой черед удивиться. Более того – окончательно потерять нить повествования. Я помню, кого Элис называла таким именем в последний раз.
Эдвард, с ненаигранным недоумением глядя на девушку, озабоченно оглядывается на меня.
- Здравствуй, Элоиз.
- Вы знакомы? – потерянно зову я, не понимая, действуют так коктейли или же я просто одурачиваю сама себя. Не может же такого быть. Не может, никак. Невозможно.
Эдвард тихо вздыхает, внимательно посмотрев на нас обеих. Объясняет:
- Это моя дочь, Изабелла. Элоиз Ивонн. Элис.
Спасибо за терпеливое ожидание и прочтение. Глава вышла по-настоящему масштабной, но события рано или поздно должны были к такому следствию привести. С удовольствием обсудим на форуме или здесь.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
раза 3 прочитала уже 
