Достаточно времени было для того, чтобы осознать, что произошло. Чтобы осознать, что Изабелла услышала, что ей хотели донести и что вообще она чувствовала. А она, чёрт возьми, ничего не чувствовала!
Она с невероятным смущением и даже испугом вспоминала, как получила целую порцию советов от Элис, как поддалась её уговорам, как дала обещание, что будет сильнее. Но она не понимала только одного: как ей выполнить обещание. Как ей справиться с её же характером, с её убеждениями, с тем, к чему её приучали много лет: быть тихой, быть скрытной и просто прожить свою никчёмную жизнь.
Если честно, она по-настоящему желала преодолеть себя: хотела стать обычной общительной девушкой, жить со своими мелкими проблемами и заботами. Но не так, как сейчас! Сейчас она была, скорее, девушкой с сильнейшими комплексами, от которых она могла бы избавиться только при помощи других людей. Психологов, например.
Да, ей, определённо, требовалась помощь психолога, ведь за всю её жизнь она ни разу по-настоящему не выговаривалась никому. Разумеется, кроме Эрика. Эрик всегда был исключением. Но она бы никогда не обратилась с помощью к специалисту из-за тех же проблем. Её скрытность и закомплексованность оставались для всех загадкой, ведь никто об этом не спрашивал. Хм, давайте всё же говорить начистоту. Об этом никто не хотел спрашивать!
И всё же, тем не менее, девушка продолжала жить. Это, конечно, был нелёгкий путь. Оставаться второй дочкой в семье, а после этого вступить во взрослую жизнь, понимая, что у неё нет даже поддержки со стороны близких и семьи. Но ведь она справлялась. Справлялась и продолжала бороться, но так ведь было не навсегда… Рано или поздно, она бы сломалась. Как говорится, «до поры до времени…».
И до того момента она должна была перебить все свои бзики и комплексы и стать сильнее. Именно в этом ей собиралась помочь Элис Каллен, которая на тот момент твёрдо решила, что в этом доме не будет жить ни один неуверенный в себе человек. Решила с тех пор, как сама изменила себя.
Когда-то, очень давно, в этом самом доме, она, опустив голову, выбрала для себя жизнь, которая могла бы её погубить. Давным-давно она хотела оборвать свою жизнь, понимая, что ей никто не смог бы помочь. На этом самом месте в ванной, где сейчас стояла Изабелла и под пристальным взглядом брюнетки рассказывала ей то, что накипело. Свернувшись клубочком, она вспоминала, как тогда, в далёком и туманном прошлом, ей некому было протянуть руку помощи. Когда она готова было попрощаться со своим прошлым и своим будущим, проведя лезвием по коже. И как тогда её спасло доброе сердце. Доброе сердце её настоящей матери, которая пришла к ней на помощь, сохранив её жизнь или, по крайней мере, здравый смысл. А так же она отчётливо помнила, как людям необходимо быть услышанными, быть спасёнными. Именно этим она занималась сейчас. Она спасала Изабеллу. Она давала ей шанс быть услышанной, понятой, и она никак не могла допустить, чтобы та осталась без помощи. Слишком хорошо она знала, каково это.
- Ты на самом деле можешь мне всё рассказать.
Изабелла упрямо покачала головой, опустив подбородок на колени и прикрывая руками глаза. Сейчас ей было крайне некомфортно на холодном кафеле в ванной, однако идти больше она никуда не хотела. Её сердце болезненно сжималось, стоило ей подумать о том, что она выйдет на солнце. Оно было обжигающим после того, как она поняла, что открылась другому человеку. Это словно… её рану разорвали, но это казалось правильным. Словно она была зашита ржавыми нитками, и её собирались зашить заново. Исцелить.
- Я не хочу ни о чём говорить. Это слишком для меня.
- Ты просто боишься, Белла! – возразила Элис и положила руку на поджатые колени девушки. Они дрожали, словно осиновый лист, и Элис невольно поёжилась, вспоминая, как точно так же она дрожала во время разговора с Эсми. Опять же, это было давно, и посему, не желая ворошить прошлое, она старательно натянула спокойную маску. Это было зря, кстати говоря. За маской можно скрыть только одну вещь – радость. Остальное же просто поранит, если не снаружи, то изнутри.
- Я вовсе не боюсь. Просто истина… не совсем то, что кому-то надо знать.
- Что может быть плохого в правде? Если там есть что-то такое, о чём ты просто не хочешь говорить – опусти это. Просто скажи то, что можешь.
Изабелла подняла глаза, в которых кружили огоньки гнева и разочарования в опасном танце.
- Я не могу опустить это.
Тон девушки тоже показался ледяным. Казалось, если она выйдет на улицу, то даже с учётом того, что там была высокая температура, воздух возле неё будет полон кристаллов льда.
«Но ведь гнев – это тоже эмоция. Уже хорошо» - подумала Элис, продолжая смотреть на Изабеллу, не отводя взгляда. Она ведь не боялась её. Она просто хотела помочь. Доказать девушке, да и самой себе, что она не сумасшедшая. Что ещё всё можно изменить и стать прекрасней, уверенней! Обрести шанс на прекрасную жизнь. У неё же получилось…
- Странно, - вдруг дрогнувшим голосом начала Изабелла, как будто она собиралась заплакать. Однако слёз на её щеках Элис не видела, несмотря на то, что ожидала. Это даже уже походило на безумие.
- Я здесь всего два дня и уже… открываюсь тебе? – грустным, но в то же время настороженным взглядом Изабелла, наконец, взглянула в глаза Элис, будто разыскивая ответ на свой немой вопрос. А он был мучительным, требующим ответом. Что она делала? Она пыталась найти выход? Рассказать о своей боли? Пояснить свою безвыходность? Это могло бы объяснить то, что она, правда, хотела рассказать всё Элис. Но продолжала бояться.
- Два дня – это сорок восемь часов. Согласись, не шуточное время.
- Слишком всё спонтанно.
- Ты огорчена! – вздохнула Элис, подпирая рукой подбородок. – Я хочу помочь.
- Помощь! Ха! – Изабелла засмеялась надрывным, почти ужасающим смехом. От него у Элис пошли мурашки по коже. Было похоже, что у девушки начиналась истерика.
- Помощь… - успокоившись, прохрипела она и положила голову на сложенные руки. Она никогда раньше не плакала в присутствии чужих людей. Она не плакала, если с ней разговаривали. Она предпочитала просто промолчать, уйти в себя… а тут её просто заставляли выворачивать себя наизнанку. Обнаруживать то, что она старательно прятала несколько лет, погружаясь всё глубже и глубже в депрессию. - Эта помощь мне не нужна, – покачала она головой, чувствуя, как тяжёлая капля скатилась и приникла в горьком поцелуе к её губам.
- Белла…
- Уходи.
Элис настороженно взглянула на Изабеллу, которая даже не подняла головы. Она даже не заметила, как резко переменилось её настроение. Несколько секунд назад она плакала, терялась, а тут вдруг обратилась в обжигающий холодным пламенем лёд, словно защищаясь.
Защищаясь.
Всё это время она была в своём маленьком мире. В её голове творилось что-то неладное. В её сердце витали свои законы и правила, которые указывала ей обида, боль и ранимость. Она была нежной, она была цветком, она заслуживала, чтобы с ней обращались, как с нежнейшей розой, как с трепетной незабудкой, как с чувственной хризантемой. Но никто не прислушивался к её сердцу. Никто не отдавал ей почтение, никто не хранил её. И это было ошибкой. Всё, что происходило в жизни этой девушки, было настоящей ошибкой, настоящими запретными вещами, о которых даже неловко говорить. Они изменяли её мир, они закрывали её жизнь для других, и она стала закрытой, словно нераспустившийся бутон благоухающего цветка.
И этот цветок не будет сорван.
Элис медленно поднялась на ноги, расправляя юбку своего свободного платья, и решила, что она ещё обязательно вернётся к этому разговору. Позже, когда сердце Изабеллы немного отойдёт от того, что с ним произошло. Она прекрасно понимала, что задела ещё ноющие раны. И не факт что они перестали бы ныть до конца жизни. Они, как клеймо, обременяли бы её, чего она не могла позволить. Вспоминая своё прошлое, вспоминая боль, которую пережила сама, но о которой пока была не в состоянии думать…
Она медленно начинала раскрывать девушку, которая стала для неё новой миссией. Возродить и дать шанс. Вот всё, что на данный момент она хотела для Изабеллы и считала, что сможет это сделать.
Медленно, шаг за шагом, она вышла из ванной комнаты, и, как в тумане, побрела вдоль комнаты девушки. Обогнув огромную кровать, переступив через скомканные листы бумаги, обойдя распахнутую дверь, она оказалась у окна. Вглядываясь в уже порозовевшее небо, в оттенённые солнцем облака, в пылающие тени. Она вдыхала сладкий аромат грядущей ночи и опьяняющей похоти, что царила в темноте. Она видела, как вдалеке, мелкими точками, идут рядом двое молодых людей. Притянув к себе лошадей, они мило улыбались друг другу, посылая невольную дрожь наблюдающему. Это была улыбка до дрожи… приторная. Странная, неправильная, но… восторженная. И было совершенно очевидно, что она ненастоящая. Это были улыбки в порыве внезапно нахлынувшей страсти, и это выглядело фантастически. Словно давно расставшиеся супруги встретились спустя долгие годы, чтобы просто поговорить. Но в этом грядущем разговоре было что-то ещё. Тайное притяжение, которое, как дымка, скоро испарится. И это было понятно. Это всё выглядело так естественно! Словно у двух любовников, делящихся друг с другом только страстью, ничем более. Они смотрели на друг друга пожирающе, почти огненно. Он запутывался взглядом в её золотых волосах, она с восторгом явственно представляла, как прикасается языком в чувственном поцелуе к его губам. Она хотела его, а он хотел её.
Элис покачала головой, мысленно проклиная того, кто придумал чувства. Кто создал эмоции, кто сказал, что человек может чувствовать. Иногда это было так больно, иногда так неправильно, а иногда даже могло толкнуть человека на неправильные поступки. Заставить его чувствовать себя отвратительно, совершать безрассудные поступки. Это было так жутко, так непонятно! И это не могло ранить или сделать приятно. Это было просто естество, с которым так или иначе нужно было мириться. В конце концов, это была чужая жизнь. Эдвард был сам вправе выбирать, чего он хочет.
Глубоко вдохнув, Элис покинула комнату, напоследок кинув взгляд на приоткрытую дверь ванной.
В душе Изабеллы бушевала буря. Буря, с которой она бессильно боролась, пытаясь угомонить волны отчаяния, внезапно накатившие на её сознание. Что бы она отдала, чтобы их не было? Сколько бы поступков не совершала, чтобы всё было иначе? Ей нечего было отдать. Ей не о чём было жалеть. Её сердце не было грешно, его просто разбили и, не удосужившись склеить трещины, вернули на место. Больно, когда любовь разбивает сердце. Невыносимо, когда это делает твоя семья.
Медленно встав, Изабелла коснулась кончиками пальцев своих опущенных век, вздрагивая от кристаллов ледяных слёз, застывших там. Её руки дрожали крупной дрожью, её тело болело так, словно она прошлась до Нью-Джерси и обратно. Одежда на её теле была покрыта потемневшими кляксами от её слёз. Это было, на самом деле, нечто страшное, нечто такое, чего она от себя не ожидала. Она сорвалась? Она, определённо, потеряла над собой контроль, от которого просто хотелось сбежать. Укрыться или спрятаться… И как раз в этот момент она поймала себя на том, чего всю жизнь не могла понять. Она думала о самоубийстве.
Всю свою сознательную жизнь она не понимала людей, которые намеренно отбирают у себя жизнь. Да что там! Она даже не хотела понимать, ведь думала совершенно об другом: как выйти из ситуации, как выжить. Но ведь это всё были лишь пустые отговорки. Она подсознательно готовила себя к смерти. К своему последнему вздоху, последней капле, которая привела бы её к неверному решению. Она… хотела этого? Она хотела, чтобы эти мучения наконец-то закончились, оборвались, не дав познать всю мочь грядущих страданий. Ведь что было бы потом? Семья – вряд ли. Она без сомнения могла сказать, что вряд ли кого-то заинтересовала бы девушка, чьё имя и жизнь не могут быть самостоятельными, живыми, лёгкими. Она была льдом с другими. Как лёд, сжималась, не позволяя себе таять. Работа – глупо. Она бы, наверняка, срывалась на каждом своём движении в обществе, она бы была не в состоянии себя содержать. Так зачем же нужно было жить?
Тихонько всхлипнув, она провела ладонью по шее, нащупывая пульсирующую жилку. Живая. С непонятным будущим и туманным настоящим. С бегущей по венам кровью, так же, как и все. С такими же правами на жизнь и возможностями обрести смерть. С таким же правом сделать выбор. И она собиралась сделать его, совершить то, о чём, наверное, пожалела бы в аду. Но, казалось, там было бы не легче. Чёрт побери, это было очень трудно. Она обрела бы покой, она бы больше не знала, что такое боль или чувства. Была бы только темнота, баюкающая её, окунающая её в вечную смертельную колыбель. Холодную и трепещущую. Колеблющуюся и дрожащую, как и сама она.
Легонько пошатнувшись, она потянулась к белоснежному шкафчику над раковиной, на которой недавно она разложила свои ванные принадлежности. Немного покосившись, в синем пластиковом стакане стояла её зубная щётка, оранжевая бутылочка с шампунем, душистое мыло с лавандой, расчёска с парой её волосков, запутавшихся между зубчиков. Несколько заколок для волос разных цветов, которые она закалывала на затылке, удерживая волосы, чтобы не намочить их. И там стоял станок с бритвой: ещё не распакованная упаковка с новыми лезвиями поблескивала металлическими отблесками, маня к себе смерть, как ворону на блестящие бриллианты. Поспешно протянув руку, Изабелла схватила её, разорвав упаковку и дрожащими пальцами вытаскивая одну пластину.
«Так вот, как выглядит смерть…»
С восторгом и безумным восхищением Изабелла провела взглядом отблеск металла и, приложив его к шее, взглянула на своё отражение. В нём она прочитала что-то странное: это была не она. Точнее, это был её облик много лет назад... Вот она, десятилетняя, мчится по саду за Эриком, весело роняя капли воды из лейки, которой поливала цветы. Вот она в двенадцать лет склонилась над фотоальбомом отца, найденным за кухонным шкафом, и рассматривает фото матери. Вот ей пятнадцать. Она с удивлением обнаруживает, что не вмещается больше в свою старую футболку в области груди, где она туго её натягивает. Она видела, как взрослеет, слышала, как мучается. Она вспомнила, как на самом деле любит свою сестру, своего отца, свой дом, своих близких. И, набравшись решимости, сжала лезвие…
И вдруг в её мысли ворвался образ Эдварда. Он смотрит на неё помутневшими глазами ночью, поджимает свои губы, словно сдерживает крик. И пропадает, теряясь в темноте. С шумом Изабелла упала на кафель, выронив лезвие, и понимая, что убежать от жизни не так просто, как кажется.
За окном гремел гром. Это первое, что осознала Изабелла, разлепляя веки, которые, словно склеенные, не поддавались. Она поняла, что лежит на чём-то жёстком, плоском и холодном. В памяти невесомо мелькнули воспоминания, и понимание пришло следом.
Всё же распахнув глаза, она увидела свою ладонь, расположившуюся возле её лица на ровном полу и измазанную алой кровью. Тут же она, словно обожжённая, вскочила на ноги, ощущая холод пола голыми пятками. Казалось, что она была сутки припечатана к ледяной плитке, потому как щека неимоверно ныла, и всё тело отдавало холодом.
С тревогой оглядев руку, она с радостью поняла, что просто порезала палец, роняя лезвие. Включив кран на весь напор, она окунула руки в горячую воду, смывая кровь и согревая себя. Изабелла долго не решала поднять глаза и посмотреть на себя в зеркало. Ей казалось, что там она увидит монстра, за которым пришёл дьявол, узнав о том деянии, которое она хотела провернуть, и изуродовал её лик, карая.
Шумно сглотнув и не отрывая рук от согревающей воды, она всё же медленно подняла голову. Ничего необычно не произошло, и от этого было ещё страшнее. Всё такая же, как и всегда. Только немного потускневшая кожа и красные глаза, из которых недавно текли слёзы. Хотя несколько вопросов все еще было: когда это было? Который сейчас был час? Сколько она вот так вот пролежала на полу? Ответы можно было легко получить, просто выйдя из ванной, но она боялась. Непонятно чего, непонятно почему, но она, на самом деле, опасалась покинуть своё маленькое убежище и показаться кому-либо.
Но по-другому нельзя было. Скрываться от других вечно невозможно, и, рано или поздно, по той или иной причине, она кому-то понадобится. И тогда придётся оправдываться с двойной силой. А, быть может и вовсе, сгорать от стыда всё время, не промолвив ни слова.
Глубоко вздохнув, Изабелла навалилась на дверь, открывая её и с ужасом замечая, что сейчас была ночь. Поздняя, так как на небе уже была полная луна, расцветая молочной фрейзией посреди ночного океана звёзд. Её щёки запылали, а рот приоткрылся, будто она пыталась что-то сосчитать. Сколько времени она была в отключке? Знал ли кто-либо вообще, что она была в ванной всё это время? Она сильно сомневалась в этом, понимая, что, наверняка, никто даже не захотел бы задумываться об этом.
Тем не менее, она пропустила ужин. Наверняка пропустила, ведь, кажется, он был уже после заката. Не хотели ли её тревожить или просто забыли? Вскрывая раны, решили оставить их кровоточить в одиночестве, принося ещё большую боль? Это казалось жестоким, на самом деле.
И спустя некоторое время, Изабелла всё же привыкла к темноте, понимая, что пропустила всего несколько часов. Возможно три или четыре, которые она могла бы уже и не прожить, если бы не потеряла сознание. Кто бы мог подумать, что она решит отобрать у себя жизнь?! Это было так эгоистично и подло… По отношению к самой себе и по отношению к другим.
И она приняла решение дать себе шанс почувствовать себя лучше, дать себе возможность провести некую «исповедь». Искоса взглянув на телефон, установленный на рабочем столе в углу её новой комнаты, она молча поблагодарила Бога, что помнила его номер наизусть.
«Эрик».
Она не была глупой, собираясь звонить человеку посреди ночи. Она знала, что он выслушает её всегда и никогда не пожурит её злым словом, если она его разбудит. Он был выше этого, ведь он, так же как и Изабелла, по-настоящему знал цену их отношениям. Знал название тому, что было между ними. Привязанность.
Посему, когда на его iPhone посреди ночи поступил звонок, он не стал дерзить отвратительными словами, а с трепетом приложил его к уху, произнося хриплым голосом слова тёплого приветствия.
- Прости, что разбудила.
- Глупости, Белла, - широкая улыбка от уха до уха, казалось, разорвёт бледную кожу парня.
- Я просто… не могла позвонить ранее.
- Что-то случилось?
- Если я скажу «да»?
- Тогда тебе придётся всё мне рассказать, зачем ты, собственно, и позвонила.
Изабеллу раскусили. Она, ухмыльнувшись, заправила локон за ухо, подыскивая нужные слова. Такие, чтобы не напугать Эрика и не усугубить ситуацию для самой себя.
- Ты поверишь, что всё в норме? Что я счастлива?
- Не думаю.
- Но я счастлива.
- Ты не умеешь врать, Белла, – немного грустно констатировал Эрик, и Изабелла покраснела. Она, правда, не умела этого делать. - И тому есть весомые доказательства: ты звонишь мне среди ночи, а счастливые люди спят в это время. Я не учитываю себя, у меня был трудный день на ферме бабушки, - усмехнулся он. - Ты говоришь дрогнувшим голосом, а это бывает лишь тогда, когда тебе бывает плохо. Некоторые вещи, которые я знаю о тебе, не кажутся мне приятными.
- Они ужасны?
Эрик покачал головой и вздохнул.
- Я предпочёл бы, чтобы они не занимали твою прекрасную голову.
Изабелла сдавленно хихикнула и села на стул, неловко ёрзая.
- Так что выкладывай, Белли, - выжидающим тоном попросил Эрик, садясь на кровати. Ночной холод неприятно колотил его по обнажённому торсу, и он зашелестел простынями, натягивая их на плечи.
- Это сумасшедший дом, – покачала головой Изабелла и взяла в руки ручку, перекладывая её с пальца на палец, будто взвешивая. - Я на самом деле… запуталась. Такое ощущение, что я попала в другое измерение. Здесь я ничего не понимаю!
- Необъяснимые явления?
- Вроде того, - кивнула Изабелла, воспринимая шутку Эрика всерьёз. От этого ему даже стало неловко, и он, почесав затылок, уставился перед собой.
- Это на самом деле очень странное место, – парировала девушка. – Я здесь какая-то неправильная. Это не я.
- Всмысле?
- Я изрекаю всё, что думаю. Я чувствую что-то, а это уже звучит фантастически, – глаза девушки широко распахнулись, словно загорелись в ночном сумраке.
- Чувствуешь? Это нормально, Белли! Ты живая: ты дышишь, ты чувствуешь, ты переживаешь! – немного раздражённо вставил Эрик. Он был на самом деле раздражён тем, что Изабелла вновь сомневалась в себе. Вновь боялась сделать что-либо неправильно. На самом деле, это было невозможно: такое совершенство, как она, не может делать ошибки.
- Только не для меня.
- Господи, Изабелла! – почти что прорычал Эрик, отчего девушка поёжилась… Из-за его тона и из-за произнесённого его устами её полного имени - это было совершенно не к добру, и осознать это было довольно просто.
- Ты совершенно не понимаешь, насколько ты великолепна, верно? – глаза Изабеллы изумлённо округлились, а грудную клетку покинул весь воздух, убегая от бушующего сердца. – Ты даже представить себе не можешь! Ты единственная, кто может быть настоящей, самой собой, при этом не переча своим принципам, не унижая свои силы. Ты одна, чьё сердце неровно бьётся только от одного лестного слова, от добра, которое тебе дарят! Ты одна заслуживаешь того, чего не заслуживает большинство людей! Любви и любящего тебя сердца...
Оба собеседника замерли. Ни один из них пока даже не осознал того, что произошло всего четверть минуты назад, а произошло нечто масштабное. Нечто, от чего кровь по венам обоих начинала бежать быстрее, мурашки пробегали по всему телу, а глаза искрились непонятными фейерверками. Сколько лет были знакомы эти двое? Пару? Тройку? Пять лет? Нет. Они знали друг друга гораздо больше! Больше, чем прожили на этой земле. Они подсознательно родились вместе, обретая одну душу на двоих. Они не были нераздельными, нет! Она не были сиамскими близнецами или что-то в этом роде. Эти двое просто чувствовали что-то всю жизнь! От привязанности до самого крепкого союза. И, наконец, он открылся. Они раскопали его под тоннами тяжёлых домыслов, мыслей, решений. А хватило всего лишь гнева Эрика! Кто бы мог подумать!
Прошло несколько минут, но оба так и не решились сказать что-либо. Изабелла застыла, просто не понимая, в каком шоке оставил её сегодняшний день в целом, а Эрик нервно мял простыни, так же не понимая, с чего вдруг проболтался. Он не хотел её пугать, но до него это уже сделали. Так был ли он неправ или виновен?
- Белла.
Голос парня дрогнул, но в трубке слышалось только размеренное дыхание девушки.
«У неё шок».
- Послушай…
- Я позвоню тебе позже, – пробормотала Изабелла и выронила трубку на колени, предварительно нажав на отбой. Только что случилось то, чего она ждала и в то же время подсознательно боялась.
Ей, чёрт возьми, признались в любви.
И это выглядело так охренительно-фантастически, что она даже потеряла связь с реальностью. То ли от радости, то ли от испуга… Она боялась чего-либо большего с Эриком. Будь это кто-то другой, она бы приняла это известие с меньшим волнением или трепетом! Она была безумно влюблена в него, но как в брата. Она боялась потерять его! Девичье сердце болезненно сжималось при мысли, что она скажет правду Эрику, и тем самым сделает больно и ему, и себе. Потеряет единственного почти родного человека, с которым так преданно делилась мыслями и чувствами всю жизнь. Он был по-настоящему дорог ей, но хотела ли она его?
Тихо вздохнув, она, словно в трансе, поднялась с кровати, смотря прямо перед собой. Это был самый отвратительный, самый непонятный, самый прекрасный день на земле. И плевать, что это не имело никакого логического объяснения, оно ей было не нужно. На данный момент она просто должна была пережить эту чёртову ночь и проснуться с новыми мыслями и пониманием происходящего. Просто должна была, а иначе идея самоубийства невольно бы вернулась в её голову.
Протянув руку к шкафу, она достала оттуда мастерку ярко-жёлтого цвета и натянула её на себя, застёгивая молнию. Обув на голые ноги свои старые кроссовки, девушка собрала волосы за спиной и натянула капюшон поверх них. Теперь она выглядела словно шпион в фильмах о секретных агентах, разве что её отличал цвет одежды.
Она вновь решила прогуляться.
Как будто прошлой ночи ей оказалось мало, и она решила попытать судьбу вновь. Словно ей этого хотелось.
Медленно, растягивая шаги и пребывая всё ещё в зомбированном состоянии, она прошлась вдоль коридора. Изабелла особо не задумывалась, что может упасть, не глядя под ноги, что её могут заметить, пока она решительно ступает ногами по полу. По-правде говоря, ей теперь было это безразлично.
Спустившись по лестнице, она оказалась в привычной для себя обстановке столовой, в которой до сих пор пахло ужином. Похоже, Роберто готовил спагетти, так как девушка отчётливо чувствовала аромат соуса с базиликом и моцареллы с помидорами и оливковым маслом.
Но она пришла не для того, чтобы узнать о том, что было на ужин. Она пришла в комнату. В открытую ею комнату в конце столовой, прикрытую шкафом с книгами. Место уединения, в котором царило столько атмосфер, что становилось так невероятно уютно! Слияние стольких миров в одном целом, и казалось, что ты тоже присоединяешься к этой смеси.
Уверенно подойдя к двери, она вдруг резко остановилась. Впервые за некоторое время она перевела взгляд с одной точки и повернула шею. Она слышала шум. На этот раз это было не радио и даже не треск искусственного огня. Это было бормотание. Ужасающее, даже жуткое, заставляющее пробежать по коже холодку.
Это было похоже на бред. Совершенно точно, это был бред, ведь определённого смысла слова, которые удалось расслышать девушке, не имели. Что-то о жизни, что-то о кухне, что-то о политике, что-то о чувствах. Возможно, будь Изабелла более развита в своих рассуждениях, она бы разгадала смысл его слов?
Тихонько, почти невесомо она приложила руку к ручке двери и немного приоткрыла её, благодаря Бога, что он не позволил ей скрипеть. И её челюсть упала на ноги, как только она увидела обитателя комнаты. Эдвард Каллен, облачённый в чёрный шёлковый халат, отблескивающий серебряными нитями, сидел у рояля и делал записи в нотах, ранее лежавших на нем. Он почти с трепетом, даже с восторгом осматривал каждый миллиметр своих записей, с таким диким восторгом, что походил на безумца! Невероятного безумца, которого Изабелла встречала вот уже вторую ночь бодрствующим.
По-правде говоря, она собиралась уйти. Оставить это бесцеремонное занятие и больше не вторгаться в его жизнь. Но карма, в которую она яростно не верила, и, в то же время, на которую опиралась, в этот раз ей не услужила. Стоило ей немного опереться на дверь, как она с треском отворилась, заставляя девушку упасть на пол, выставив её посмешищем. Эдвард тут же оглянулся, вскакивая со стула и не веря своим глазам.
Мисс Свон, девушка, которую он никак не ожидал увидеть, лежала у его двери, лихорадочно пытаясь взять себя в руки и встать. Кажется, сёстры Свон преследуют его в последнее время, ведь совсем недавно он…
Он, чёрт возьми, занимался сексом с одной из них. Переступив через моральные принципы, которых он, на самом-то деле, не имел, удушив собственную совесть, которая покоилась вместе с принципами. Но он всё же сделал это, поддавшись напору мужского естества. И чувствовал себя отвратительно. Он никак не мог подумать, что его сможет искусить студентка, которую он знал всего пару дней. Даже несмотря на её сногсшибательную красоту, которую она явственно демонстрировала каждый раз, даже не будь она прекрасна в своём обличии… он не должен был поддаваться.
Но он не собирался сейчас корить себя этими мыслями. Всё, что его сейчас волновало – это была младшая мисс Свон, которая непонятно каким образом обнаружила его ночью. Вновь.
- Господи, мне очень жаль. Я на самом деле… ох, чёрт, – вдруг она зарыдала прямо на коленях, у него на полу, отчаянно всхлипывая. Честно говоря, это испугало Эдварда.
- Изабелла? – осторожно спросил он, не двигаясь с места. Будто она могла сейчас встать и прыгнуть на него, словно дикая кошка.
Она покачала головой, отрекаясь от обращения, и поспешно осуществила ещё одну попытку встать, но дрожащие колени не позволили даже двинуться с места.
- Белла, что происходит? – уже немного растерянно и даже раздражённо переспросил Эдвард, приближаясь к ней. Он уже мог расслышать её шептания, укоры, которые она, словно удары, преподносила себе.
«Я сплошное недоразумение. Господи, почему всё, что я делаю, обращается для меня так… я ведь ничто. Так зачем меня так мучить?!»
«Она наверняка бредит», - подумал мужчина, склоняясь над содрогающейся девушкой.
Не потребовалось и секунды для того, чтобы Эдвард подхватил её на руки и перенёс на кушетку у электрического камина, с тревогой глядя на капюшон, закрывающий её лицо.
- Я всё ещё жду объяснений, – пробормотал он, присаживаясь напротив, в большом кресле, обшитом бархатом.
Изабелла, наконец, оторвала ладони от лица, глядя в темноте на странное выражение лица Калена: гнев, смешанный с растерянностью и непониманием.
- Простите, мне очень жаль, что я позволила себе это, - вдруг напряглась девушка, старательно вытирая слёзы вспотевшими ладонями. Эдвард изумлённо проследил за её действиями.
- Ты плакала.
Изабелла кивнула, продолжая свои действия.
- Этому должна быть причина. И, к тому же, мне было бы любопытно узнать, почему это происходит именно в моём присутствии.
Брови девушки взлетели вверх, а руки замерли.
- Я не могу дать характеристику тому, что сейчас со мной происходит. И то, что это происходит в вашем присутствии – случайность.
- Неприятная случайность, хочу заметить.
- Я уже принесла свои извинения, – пробормотала Изабелла, вставая с кушетки.
- Куда ты собираешься? – спросил Эдвард, вставая рядом с девушкой. На его фоне она выглядела просто крохотной, но это было даже естественно.
- Собираюсь больше не докучать вам своим присутствием, – ответила девушка, пожав плечами.
- Не думаю, что ты мне докучаешь. Скорее озадачиваешь, однако это не плохо. Прошу, останься.
- Зачем? – удивлённо спросила девушка, недоверчиво глядя на Эдварда. Тот опешил, будто смутившись.
- Мы скрасим наше одиночество общением. Не думаешь, что так будет лучше?
- Я уже боюсь о чём-либо думать… - пробормотала Изабелла, но всё же села обратно на кушетку. Эдвард же медленно прошёлся вдоль комнаты, возвращаясь к роялю и возобновляя размеренное чёрканье карандаша на бумаге.
Долго Изабелла сидела молча. Элегантно оперев руку о край кушетки, она почти легла на неё, не разрывая зрительного наблюдения за действиями мужчины. С любопытством и восторгом она наблюдала за тем, как он что-то пишет, что-то творит.
- Это настолько занимательно? – со смешком вдруг спросил Эдвард, не отрываясь от своих нот, от чего заставил Изабеллу подпрыгнуть от неожиданности.
- О чём вы? – немного покраснев, спросила она.
- Я о том, что я делаю. Я ощущаю твой взгляд уже достаточно долго. Неужели я так привлекателен? – усмехнулся мужчина, и девушка подавила рвущееся «ещё как».
- Я наблюдала за записями. Возможно, в следующий раз вам следует поставить зеркала для того, чтобы знать, куда именно я смотрю.
Эдвард обернулся, разглядывая силуэт девушки. На самом деле, он видел только яркую мастерку в такой тьме, но это его даже не смущало. Он мало видел Изабеллу, не говоря уже о её лице. Во время обеда она закрывала его, наклоняясь над тарелкой, и в принципе, больше поводов для встреч у них не возникало.
- В следующий раз? Мисс Свон, полагаете, что будет следующий раз? – улыбнулся нахальной улыбкой Каллен.
- Об этом судить я не могу, учитывая то, что не знаю, окажитесь ли вы в этой комнате в следующий раз.
- А ты решишь это проверить?
- А вот об этом уже не можете судить вы.
Мужчина удивился дерзости, прозвучавшей в голосе девушки. В последние две ночи он мог определить её эмоции только по этому голосу и даже мог заявить, что некий опыт у него уже появился.
- Ты чем-то огорчена?
- Вас это волнует? – удивилась Изабелла, намеренно ограничивая себя в словах и устанавливая границы ему.
- Возможно. Нет, – покачал головой он, и склонился над клавишами, не прикасаясь к ним. – Ты сама сказала, что я не могу судить об этом. Позволь узнать это от тебя, не прибегая к мысленным рассуждениям!
Изабелла покачала головой, усаживаясь ровно на кушетке.
- Я не так глупа. Прежде чем открыть карты, я должна знать, в чём заключается мухлёшь соперника.
- То есть ты считаешь меня соперником, Белла?
- Этой ночью – да.
Эдвард сдавленно рассмеялся, оборачиваясь лицом к ней. В темноте сверкнули белоснежные зубы.
- И как же ты собираешься узнавать мои тайные ходы?
- Традиционным способом. Так, как это делали веками до нас, – пожала плечами девушка. – С ваших уст.
Мужчина недоверчиво прищурился, и брови сошлись на переносице.
- Предлагаешь мне повествовать о чём-то своём?
- Именно.
Эдвард откашлялся, запуская руку в волосы и проводя языком по гладким зубам.
- Что, если я выполню твоё условие?
- Тогда я выполню ваше.
- Но мои условия не были выдвинуты ранее.
- Что же, шанс ещё есть.
Изабелла кратко перефразировала долгое предложение о его условии, которое, наверняка, оставило бы неприятный конфликт после произнесения.
Помедлив, Эдвард лукаво улыбнулся, мысленно обдумывая ещё не заданный вопрос.
- Тогда мне бы было очень любопытно узнать, каким образом ты обнаружила эту комнату, – в темноте было почти видно, как задрожал воздух. – И если я решу выложить больше, чем собирался – тогда ещё и выяснить, что стало причиной твоих слёз.
Брови девушки поползли вверх, а нижняя губа оказалась закушенной.
- Справедливо.
На самом деле ей совершенно не хотелось излагать всю правду касательно её присутствия в этом месте. Возможно, в другом месте и в другое время, но не сейчас и не в такой накалённой и даже несколько интимной обстановке.
- Но тогда о чём будете говорить Вы?
- О том, что я делаю, – пожал плечами Эдвард и, повернувшись обратно к клавишам, медленно начал бормотать, будто напевая каждое слово.
Quando vedo una profondità di morte
Non farmi bloccare la mia porta.
Dammi la forza di imparare e amare.
Lasciami vivere, lasciami vivere, mia cara.
«Когда я вижу под глубиной смерть,
Не дай мне запереть свою дверь.
Дай мне силы освоить и полюбить.
Дай мне жить, дай мне жить, дорогая»
(П.А.: Извините, я новичок в написании стихов на итальянском)
Изабелла едва не задохнулась. Она знала итальянский язык, но очень редко, почти никогда не слышала обращений, его разнообразия. И ещё реже она слышала его с уст прекрасного мужчины, который слагал его в стихах.
Quando salirò in cielo la luna
Quando si dà la fortuna.
Quando il gioco su un bel violino.
Non perdere la speranza bambino.
«Когда взойдёт на небе луна,
Когда тебе отдаст свою удачу,
Когда сыграет на красивой скрипке,
Не потеряй надежду-малютку».
- Что это? – прошептала она, прикладывая пальцы к губам. Она была поражена и озадачена тем, что сейчас слышала это. Слышала как его тихий хриплый голос напевает мелодию, напевает прекрасные звуки.
- Это то, что я делаю, – усмехнулся мужчина, прикладывая руки к чёрно-белым клавишам.
Это, на самом деле, выглядело потрясающе. Так правильно и так необъяснимо прекрасно. Ловко перебирая пальцами по слоновой кости и издавая Божественные звуки, он выглядел словно ангел. Ангел с чёрными крыльями, испытывающий и боль, и радость одновременно. Это, на самом деле, выглядело сентиментально, и Изабелла даже засмеялась внутри с самой себя. Она умилялась роялю и игре на нём. Либо это казалось чем-то слишком взрослым, либо это, на самом деле, было так поразительно. По поалевшей щеке скатилась тяжёлая слеза счастья, безмолвно тонущая и иссыхающая на персиковой коже девушки. В этот момент она была прекрасна. Изабелла казалась ночной нимфой, выбравшейся на берег тёмной ночью, чтобы послушать чудесную музыку, но это, возможно, могла бы быть приманка.
Её губы были приоткрыты, глаза распахнуты, отливая прекрасным кофейным оттенком, не похожим ни на что. Она грациозно сложила руки на подлокотнике и выпрямила шею, словно лебедь, тянущийся на свет. Она, и вправду, была Свон.
Звук ударялся о воздух и разбивался тысячами осколков. Вибрации от каждой ноты отдавались где-то в сердце, задерживаясь там и согревая всё. Эта мелодия казалась знакомой и чужой одновременно. Однако она могла с уверенностью сказать, что раньше её нигде не слышала. Но спросить не решалась, ведь знала, что прервёт этим его игру. Этого бы ей совершенно не хотелось.
Изабелла положила подбородок на руки, прикрывая глаза. На душе появилось такое спокойствие, будто ангелы наверху, наконец, смиловались над ней и послали ей прощение. Бесценно в этот момент. Грудь стала вздыматься реже, тело расслабилось, а веки непроизвольно сомкнулись. Это был самый фантастический надвигающийся сон в её жизни, ведь впервые его помпезными звуками сопровождала мелодия, от которой хотелось взлететь. И Изабелла медленно погружалась в негу грядущего сна…
* * * * *
Эдвард заметил, что девушка спит, далеко не сразу. Он ещё долго набирал вариации, перебирал септаккорды, налаживая свой слух и создавая в душе идеальную струну. Задевая её и колебля, словно прекраснейший цветок на ветру.
И как только прозвучал последний аккорд, он обернулся к девушке, с удивлением замечая, что она теперь лежит. Мирно посапывая, она свернулась клубочком, подложив по щёку ладони. Прекрасное зрелище. Такое невинное и трогательное, что у мужчины перехватило дыхание. Изабелла напомнила ему ребёнка, который потерялся и заснул у чужого дома, но таким ангельским сном, что не смог разгневать хозяина.
Он не собирался её будить. Это было бы лишнее, учитывая, что его самого уже клонило в сон. Казалось, он сам только что собственноручно выжал себя, словно лимон, и был счастлив от этого. Он вёл исповедь юной девушке звуками и погрузил её в сон. Это уже чего-то стоило и даже заслуживало какой-либо награды. Но позже.
Медленно, чтобы не разбудить её, он взял хрупкое тело на руки, поражаясь его теплоте. Открыв дверь, он поднялся по лестнице, стараясь не наткнуться на преграду и не уронить её, ведь она бы разбилась. Впервые за долгое время он зашёл в её комнату, трепетно открывая дверь.
Ничего необычного.
Комната девушки, только без разных наборов косметики, вываленных на тумбе, и кучи чемоданов в углу, в котором бы покоилось много вещей. Только какой-то творческий беспорядок, который, как ни странно, естественно дополнял комнату. Словно так и нужно было.
Он старательно переступал бумажки, пытаясь ими не шелестеть, тем самым ненароком прижимая девушку ещё ближе. Пройдясь вдоль комнаты, он трепетно уложил Изабеллу на кровать, немного откинув краешек одеяла и накрывая её им. Непонятно, откуда вдруг у него взялось столько заботы, и куда делся весь его привычный холод. Эта было неважно, глупо и совершенно ненужно.
Легонько коснувшись её лба, который он едва мог разглядеть в темноте, он откинул с него тёмную прядь, постепенно отходя от кровати.
- Эдвард…
Каллен резко остановился. Ни в коем случае он не хотел будить девушку, да и она вроде бы спала, но…
- Ты бы не стал… Нет!
Шёпот Изабеллы больше походил на бред. Она слегка заворочалась на кровати и повернулась спиной к мужчине, который ошеломлённо на неё смотрел.
Он, чёрт возьми, снился ей.
И это казалось таким странным и в то же время волнующим, что он не находил другого выхода, как сбежать от этого. Быстрым шагом он вышел из комнаты, даже не прикрыв дверь за собой, ещё быстрее оказался в другом крыле, распахнув дверь своей комнаты и оказываясь рядом со своей кроватью, в которой, распластавшись на простынях, лежала обнажённая Таня. С шипением Эдвард сбросил халат с мужественных плеч и прилёг рядом с ней, прижимаясь своими каменными губами к её губам. Это не было желание или что-то в этом роде - это была просто потребность, которую он должен был удовлетворить.
И девушка, проснувшись, выполнила его просьбу.
И именно в ту ночь двое людей поняли для себя правду:
Он больше не Эдвард Энтони Каллен.
Она больше не Белла Свон.
Теперь сильный и холодный мужчина получил для себя тайну, которую он хотел открыть.
Теперь девушка стала сильнее, понимая, что она начнёт бороться за себя. Чего бы ей это не стоило. Ведь она, чёрт возьми, Изабелла Мари Свон.
Главка получилась длинной, но я, если честно, даже не заметила, как её написала. Посвящается моей дорогой сестре, которую, к сожалению, я потеряла.
P.S. Все встаём и громко аплодируем отважной бете. Ксюшенька, ты мой герой! :D**
Источник: http://robsten.ru/forum/29-595-1
