Я смотрю в зеркало, висящее над туалетным столиком, когда одёргиваю своё платье вниз. Хотя и понимаю, что сидеть ниже задуманного дизайнером оно ни за что не станет. Не то чтобы тёмно-зелёная ткань с чёрными узорами заканчивается слишком рано, но мне всё равно хочется натянуть её хотя бы до колена. Потому что Каллену ещё ни разу не доводилось видеть меня в чём-то, что не является брюками или их разновидностью, а теперь на мне совсем не они, и всё, о чём я в состоянии думать, это о том, что ему может не понравиться. Длина чуть выше коленного сустава, ноги, которые ничем не скрыты, ведь прозрачный капрон вряд ли считается, и макияж, задумавшийся, как едва заметный, но, возможно, получившийся слишком ярким. Мне и так всё это странно. То, что в моём доме вот уже почти двое суток находится кто-то, кроме меня, и не просто обособленно, словно сосед, с которыми вы делите арендную палату и прочие платежи за жильё, но занимаете разные комнаты, а постоянно оставаясь на виду. Смотря, как я читаю книгу. Спрашивая, можно ли включить телевизор, и не помешает ли он мне. Пользуясь моей ванной комнатой. Почти непрестанно касаясь моих ног около своего бедра, сидя тут же, на диване. Комментируя что-то, что в данный момент показывают на экране, будь то передача, шоу или фильм. Делая себе кофе и принося чай для меня, даже когда я не уверена, что хочу пить. Заботясь обо мне. Наблюдая за мной, когда я ем или куда-то отлучаюсь, или наношу крем на лицо или руки перед сном. Ладно, последнее было всего лишь раз, и в любом случае мы пока не на той стадии, где я переодеваюсь в ночную одежду перед Калленом и вижу, что он делает то же самое, но всё равно во мне более чем достаточно новых ощущений. Невозможно привыкнуть засыпать, просыпаться и просто быть не одной за какой-то там день. Да и вряд ли я в принципе успею сделать это до его отъезда. Когда бы он там не наступил.    

Беря в руки сотовый, я понимаю, что мы можем опоздать к Анжеле. Хоть здесь и недалеко, но время уже без пятнадцати семь. Ещё через несколько мгновений я выхожу из спальни в проходную гостиную, пытаясь не выглядеть так, будто чего-то жду. Чего-то вроде особенного взгляда или даже слов, или чтобы одно дополнилось другим.

- Я готова. Только возьму ключи от машины.

Эдвард сидит на диване уже одетый в идеально сидящие на нём брюки и рубашку. Как всегда, приковывающий взгляд и сексуальный без особых усилий. Он перестаёт смотреть на свои руки, упирающиеся локтями в бёдра и соединённые в замок, как только слышит меня. Я не думала хоть когда-нибудь увидеть нечто, приближенное к ошеломлению, на его лице, но теперь Каллен выглядит словно смущённым и запутавшимся. Ничего не говоря, он только сглатывает пару раз, и, странно расстроенная, но надеющаяся, что по мне этого незаметно, я отворачиваюсь в направлении двери в коридор, когда шаги в одно мгновение пересекают пространство, и Эдвард прислоняет меня к своей груди. Его руки на моих плечах транслируют мне желание, которое влияет и на его голос, делая слова хриплыми и словно безумными.

- Я бы порвал это платье, если бы знал, что это единственная твоя одежда. Чтобы у тебя не было никакого иного выбора, кроме как остаться дома, - я вся вспыхиваю и снаружи, и внутри, жар опаляет моё лицо, и я вроде как благодарна, что прямо сейчас Каллен его не видит. Краска, что заливает щёки, ощущается слишком горячей, делая невозможным своё сокрытие, и против воли ко мне приходит мысль, что Джейк никогда не говорил со мной так. Я выталкиваю его прочь, как только могу.

Правая рука Эдварда соскальзывает вниз по моему телу, с каждой секундой приближаясь всё ближе к тому месту, где я хочу почувствовать его и её больше всего, но у нас нет на это времени. Я почти злюсь на себя, когда она едва сжимает подол моего платья, а мои губы уже произносят останавливающие слова:

- Так мы опоздаем. Нам… нам пора, - еле выговариваю я, ведь моё тело словно противоречит мне самой, прижимаясь к Каллену и мечтая о том же, что и он. Тяжёлый вздох обжигает мою шею прежде, чем он всё-таки отступает.

- Ну, тогда… поехали? - это звучит скорее вопросительно, чем утвердительно, будто с провокацией, но я нахожу в себе силы кивнуть, стараясь не думать о страсти в его взгляде, и Эдвард пропускает меня вперёд. Мы одеваемся в молчании, но оно не ощущается ни подавляющим, ни разочаровывающим. Я открываю дверь и тянусь за ключами от пикапа, висящими на крючке, когда снаружи мигают фары вольво, на секунду освещая всё вокруг себя светом неоновых лампочек.

- Что ты делаешь?

- Хочу тебя в своей машине, - не успеваю я уложить у себя в голове эти слова, как они уже фактически забираются назад, являясь, вероятно, лишь оговоркой, и не более того, - в смысле чтобы мы поехали на ней.

- Ладно, - просто отвечаю я, запирая входную дверь и спускаясь по лестнице с крыльца. Даже с учётом того, что машина не разгоняется слишком быстро, ведь Каллен не знает, куда ехать, и весь путь строится лишь на моих указаниях, мне кажется, что до пункта назначения мы доезжаем буквально за минуту, ну, максимум две. Не торопясь покидать автомобиль, несмотря на уже заглушённый двигатель, я понимаю, что не успела насладиться поездкой. А ещё запахом кожаного салона, комфортом сидения и тем, как приятно его покрытие ощущается спиной и ногами. Я предполагаю, что при более длительном пребывании в машине при условии, что за окном зима, без включения печки и подогрева не обойтись, но сейчас окружающая прохлада не вызывает у меня ни грамма отторжения. Как бы я не воспринимала те слова, но Джеймс был, безусловно, прав. Эта машина действительно шикарна.

В конце концов я всё-таки открываю дверь, и Эдвард тоже. В какой-то момент после того, как мы покидаем салон и оказываемся на улице, он берёт меня за левую руку. И так и держит её в своей ладони, пока, нажав на звонок, мы ждём, когда нас впустят внутрь. Я смотрю на наши переплетённые пальцы всё это недолгое время. Может быть, для кого-то в этом и нет ничего удивительного и необычного, но я определённо не принадлежу к числу таких людей. Для меня всё в новинку.

- О чём ты думаешь?

- О тебе. И о твоей машине, - я совершенно не концентрируюсь на том, что собираюсь сказать. Не анализирую назревающую откровенность. Просто открываю рот и позволяю ей случиться. - Кажется, я тоже хочу тебя в ней.

В этот момент дверь перед нами, наконец, открывается, и, умолкая, я в некотором роде радуюсь тому, что это происходит. Иначе я бы не смогла удержаться перед тем, чтобы взглянуть на Каллена с целью понять его возможные мысли.

- Белла. Привет. Заходите, - Анжела отступает на шаг вглубь прихожей прямо в объятия Бена, вовсе не удивлённая тем, что я не одна. Мы с ней переговорили об этом ещё днём, и она не высказала мне ничего, что напоминало бы возражение и протест. Я бы определённо не привела Каллена с собой, если бы ощутила, что они с Беном хоть сколько-то да против.  

Я переступаю через порог, одновременно с этим слыша звук, с которым Эдвард закрывает за собой дверь. Так наступает момент, когда мне приходится взглянуть в его глаза, мгновенно словно засасывающие в свою бездну, но она не выражает ничего, что могло бы предназначаться лично для меня.

- Привет. Анжела, Бен, это Эдвард Каллен. Эдвард, это Анжела и Бен Вебер, и… - тут я замечаю милого маленького мальчика, выглядывающего из-за правой ноги своего отца, ростом чуть выше его колена и с волосами цвета свежего сена. Малыш явно стесняется, а может, и вовсе напуган незнакомыми людьми, но любопытство тоже имеет место быть. По крайней мере, мне так кажется. Ведь в детях я совсем не разбираюсь. У меня нет ни младших братьев, ни сестёр, ни кого-нибудь ещё, присматривая за кем, я бы приобрела хоть какие-то навыки.

- Это Лео, - называет имя сына Анжела, заполняя паузу, и в этот самый миг, наверняка поняв, что теперь речь идёт не иначе, как о нём, ребёнок убегает в комнату, где виднеется накрытый стол, и забирается под него на наших глазах.

- Тот, кто спрятался, - замечает Каллен с улыбкой на губах и протягивает правую руку Бену, которую тот тут же крепко пожимает, - рад познакомиться с вами обоими.

- Взаимно.

- Давайте уже сядем за стол. Снимайте одежду и проходите.

Анжела накладывает нам всевозможные салаты, картофельное пюре с жареными овощами, и, конечно, индейку, про которую я не думаю, что хочу её есть, учитывая готовую птицу, привезённую Калленом и закончившуюся только сегодня в обед, но под клюквенным соусом вкус оказывается совсем другим.

- Ты тоже работаешь в полиции, Эдвард? - спрашивает Бен чуть позже, но, начиная выглядеть несколько сконфуженным, исправляет самого себя буквально через короткое мгновение. - Это ведь ничего, что я говорю об этом?

- Всё нормально, Бен. Да, я служу в Теллурайде.

- Это, кажется, там находится чуть ли не самый крутой горнолыжный курорт в стране.

- Именно, Анжела. Хотя мне ещё не доводилось там бывать. Это моя первая зима в здешних местах.  

- Вы ведь там и познакомились?

- Да, - киваю я, в этот раз опережая Каллена с ответом, потому что не знаю, что он может сказать. Не то чтобы я ожидаю от него рассказа про все обстоятельства нашей первой встречи и всё, что было после неё, но сердце всё равно словно уходит в пятки.  

- Тогда тебе, Белла, нужно непременно всё ему показать. Устроить Эдварду что-то вроде экскурсии. Наверняка зимой в горах сказочно красиво.

- Да, там потрясающе. Может быть, однажды, - почти соглашаюсь я, ну, по крайней мере, внешне, потому что не собираюсь разъяснять причины, по которым в действительности этому вряд ли суждено будет сбыться. Уж точно не этой зимой. Да, я не могу знать, что произойдёт через месяц или два, возможно, мы с Калленом и вовсе не продержимся сильно долго, и тогда этот разговор вообще не несёт в себе никакого смысла, но даже если вдруг это всё ещё будет работать, я не уверена, что ему в принципе интересны трассы, лыжи или просто длительные прогулки по заснеженной местности, когда можно любоваться белоснежными склонами и шапками гор, а замёрзнув, зайти в какой-нибудь ресторан или вестибюль одного из отелей.  

- Мне кажется, знакомиться с чем-то новым всегда интересно и увлекательно. Это ведь запоминается на всю жизнь, - я уверена, что Анжела говорит это лишь с целью поддержания беседы, и только, но когда правая мужская рука вроде бы незаметно для остальных отделяется от стола, к краю которого была прижата зоной около запястья, и опускается на моё почти ничем не скрытое колено, это прикосновение кажется мне призванным утешить. Посредством его Каллен словно говорит, что ему не нужно, чтобы я что-то делала, если это станет причиной моего дискомфорта или даже боли. Что я не должна слушать никого, кроме себя, и уж тем более подчиняться другим, в том числе и ему. Что иметь собственную голову на плечах это сексуально и заставляет его хотеть меня только всё больше и сильнее с каждым новым днём. Я почти не верю, что одно лишь физическое взаимодействие может столько всего сказать. К тому же такое вроде бы незначительное и обыденное. Но даже без зрительного контакта я ощущаю правдивость своих ощущений, вызванных ладонью, граничащей с кожей и согревающей её в месте соприкосновения, чему капрон уж точно не способен помешать.

Я почти дотрагиваюсь до Каллена в ответ, находясь всего в секунде от того, чтобы дать ему почувствовать свою безмолвную благодарность, когда Лео, всё ещё сидящий под столом, несмотря на неоднократные попытки Анжелы и Бена уговорить его вылезти оттуда, вдруг выбирается наружу прямо около Эдварда и внезапно хватает его за левую руку.

- Иди. Иди, - в это трудно поверить, что такой маленький мальчик способен говорить столь твёрдо, фактически требуя сделать то, что на словах звучит, как желание того, чтобы человек ушёл, но вот неуверенность Каллена очень даже ощутима. Когда ты видишь чужого ребёнка впервые в жизни, ожидать чего-то иного весьма глупо и неправдоподобно.

- Иди ко мне, Лео. Ты пугаешь дядю Эдварда, - говорит Анжела с другой стороны стола, обращаясь к сыну, но тот даже не смотрит в её сторону своими сине-голубыми глазками, а его детское личико тем временем начинает быстро хмуриться. То ли из-за слов, которые он услышал, несмотря на собственное непослушание, то ли по причине того, что вышеупомянутый дядечка, похоже, не собирается выполнять его поручение.

- Всё нормально. Возможно, я ему просто не нравлюсь, - Каллен встаёт, отодвинув стул, и я тоже, потому что это лишь ребёнок, и только, и если ему неуютно, или что-то такое, то нам лучше действительно уйти, но Лео тянет руку Эдварда словно на себя и за собой, при этом цепляясь за его штанину.

- Бен, забери его. Возможно, он уже хочет спать, - но только поднявшийся ещё до этой просьбы Бен пытается дотронуться до сына, как малыша охватывает резко начавшийся плач, и маленькие пальчики лишь сильнее, но одновременно и беспомощнее удерживают Каллена рядом за секунду до того, как, сев обратно, он проводит свободной правой рукой по спинке мальчика. Всё внутри меня кричит, что это ошибка, что не стоило делать ничего подобного, не спросив разрешения у родителей, но, будто разом опровергая все мои мысли, Лео тут же затихает и прижимается к Эдварду.

- Иди. Играть. Иди, - детский голосок снова взывает к мужчине, и, кажется, на этот раз мы все что-то да начинаем понимать.

- Ты хочешь, чтобы дядя с тобой поиграл, да, Лео? - странно тихо и ласково спрашивает Бен и получает в ответ слабый и едва заметный, но всё-таки всё проясняющий кивок согласия.

- Да. Дядя. Играть.

- Ты не обязан, Эдвард, - говорит Бен, проводя рукой по волосам сына, отчего ребёнок уже снова почти хмурится, но Каллен лишь качает головой, смотря исключительно на малыша и больше никуда.

- Нет, я… с удовольствием.  

- Ну, что, Лео? Покажем дяде твою комнату, в которой ты спишь? - все трое, они покидают столовую, и мне даже кажется, что Эдвард сильнее сжимает маленькую ручку, подстраиваясь под шаги Лео, после чего мы с Анжелой остаёмся один на один.

- Он так на тебя посмотрел, когда уходил, - говорит она с выражением лица, которое я не могу описать никак иначе, кроме как мечтательное, но прежде, чем я успеваю сказать нечто опрометчивое, Анжела произносит слова, мгновенно уничтожающие всю, возможно, ревность, что не замедлила во мне прорасти, - не подумай ничего дурного. Просто это трудно не заметить.  

Эдвард, и правда, обернулся, чтобы взглянуть на меня, но, по-моему, он был больше поглощён маленьким Лео и ощущением его крохотной ручки, чем мыслями обо мне. Хотя не знаю. В значительной степени я не уверена ни в чём, что касается нас вместе или по отдельности.

- Мне кажется, что ты…     

- Тебе кажется. Он выглядел так, как будто хочет тебя съесть. Но сильнее всего этого любовь. Уж поверь.

- Я не знаю. Мы едва… Всё сложно. Я не могу рассказать всего, но это так, - и в любом случае Каллен не может меня любить. Да, он говорил эти слова, но лишь под давлением и только потому, что я попросила. Сам бы он тогда никогда не произнёс ничего подобного. Лишнее тому доказательство это то, что с тех пор я больше их не слышала.   

- Да я и не прошу. Это совершенно не моё дело, - Анжела встаёт и принимается убирать со стола, и, неспособная оставаться в стороне, я тоже начинаю собирать тарелки и столовые приборы. На кухне всё загружается в посудомоечную машину, а я замечаю несколько фотографий, прикреплённых к холодильнику с помощью разноцветных магнитов. На каждой из них есть Лео, либо с мамой, либо с отцом, либо сразу с обоими родителями, и все снимки буквально излучают счастье. Счастье, которое я, пожалуй, тоже хочу иметь. Вот только доступно ли оно для меня? После всего? Выйти за кого-то замуж, завести с ним ребёнка или нескольких детей, состариться вместе?

- Не позовёшь их пить чай, Белла?

- Хорошо, - я заканчиваю созерцать чужую жизнь и иду в сторону детской, оказавшись в дверях которой, застаю поистине умиротворяющую и, возможно, самую милую картину на свете. Бена нигде не видно, но Каллен сидит прямо на полу, облокотившись спиной на низкую кровать ребёнка, между небольшим бассейном с шариками и светлым комодом, в то время как Лео ползает по ковру вокруг мужских ног и играет с машинкой, иногда заезжая ею прямо на брюки, но даже тогда Эдвард лишь улыбается мальчику в ответ на его наверняка вопрошающие взгляды.

- Хочешь посмотреть, как её катаю я, да? - в какой-то момент малыш тыкает свой транспорт мужчине в руку, а потом и вовсе перебирается к нему на колени, тут же замирая, если не считать повторяющихся через каждые несколько секунд подпрыгиваний вверх-вниз.

- Кажется, теперь Анжела с Беном будут знать, к кому обратиться за помощью, если им понадобится, чтобы кто-то посидел с Лео.

Каллен тут же поднимает свои глаза на меня, и, возможно, в них и в нём всё-таки есть желание поглотить. Присвоить. Завладеть и не отпускать. Оказаться связанным со мной действительно неразрывно и навсегда. Взгляд словно обжигает всё, что видит на своём пути, двигаясь снизу вверх, так, как будто на мне и вовсе нет одежды, и я чувствую распространяющийся по всему телу жар. Некоторое почти оцепенение, будто колдовство обрекло меня на неподвижность, и спутанность причин, по которым я здесь.

- Мне было десять, когда у меня родилась сестра. Десять лет и девять дней, если точнее. Вот такой вот подарочек на День рождения, - одновременно обольстительный по отношению ко мне и погрузившийся в мысли о семье, Эдвард почти улыбается, вспоминая об этом, и так я понимаю, отчего он столь легко и просто согласился провести время с ребёнком, которого увидел впервые в жизни. У него есть опыт. В том числе и почти взрослый. Ответственный. Не ограничившийся тем, чтобы просто наблюдать за младенцем в кроватке и, возможно, злиться на родителей, что они родили второго малыша и в значительной степени забыли про первенца. Каллену было восемнадцать, когда неизвестной мне девочке исполнилось восемь, а значит, ему наверняка доводилось оставаться с ней дома один на один, чтобы присматривать и заботиться. Любить и ценить. И лишний раз осознавать, какая же это радость, что они всегда будут друг у друга.

- Ты хотел, чтобы у родителей был кто-то, кроме тебя? - может, сейчас и не самое подходящее время, но я понимаю, что не могу упустить эту возможность. Возможность узнать что-то такое, чего нет в личном деле, что-то истинно сокровенное, не касающееся посторонних, особенно когда Эдвард сам заговорил об этом. Глядя на него сейчас, я чувствую словно информационную пропасть. В то время как я не знаю о нём фактически ничего, он осведомлён обо мне в значительной степени. Мне хочется максимально сократить эту разницу. В идеале добиться того, чтобы она и вовсе исчезла, но в первую очередь хотя бы минимизировать.

- И даже очень. Я рос с ощущением, что хочу и должен её защищать и оберегать. Может быть, я захотел стать полицейским ещё тогда. Чтобы относиться точно так же и к другим людям, а не быть таким только с Элис. Было несколько трудно пойти наперекор надеждам мамы, но это мой выбор, и я не жалею о нём.

- Для этого наверняка нужна немалая смелость. Сделать что-то не так, как хотелось бы родителям, - говорю я, думая о своей семье, всегда поддерживающей меня при любых обстоятельствах, и об отце, который, зная, как никто, что означает служить в полиции, и с какими опасностями это сопряжено, всё равно не пытался меня отговорить. Я и понятия не имею, как бы поступила и какой путь выбрала, если бы услышала призыв выбрать что-то консервативное и более подходящее женщинам. Профессию, в дальнейшем посадившую бы меня в офис и за бумаги с цифрами.

- Как у вас здесь дела? - в это время сзади меня появляется Бен, и Лео несколько оживляется, увидев отца. - Он ещё не утомил?

- Вовсе нет.

- Ну, что, Лео, угостим твоих новых друзей тыквенным пирогом?

Посидев ещё немного и не сумев отказаться от того, чтобы взять десерт и с собой, около девяти часов вечера мы прощаемся с Анжелой, Беном и их Лео, который еле отпускает Эдварда от себя, и садимся в автомобиль. Обратная поездка точь-в-точь такая же короткая, как и та, что предшествовала ей. Припарковавшись у моего дома так, будто мы никуда и не уезжали, Каллен выключает двигатель и сразу же после гасит фары. Всё вокруг мгновенно погружается в темноту. Фасад здания, который они ненадолго озарили, прилегающая улица, лишённая обычных фонарей, и мы сами, находившиеся среди подсветки приборной панели прежде, чем отключение зажигания сделало безжизненными и её символы наравне с различными надписями. Этот вечер всё равно что закончен, но я не хочу этого признавать. Не хочу, чтобы он действительно оставался позади. Мои пальцы уже расстёгивают замки на сапогах и молнию пуховика, в то время как я едва ли задумываюсь о своих действиях. Просто пойти домой не является тем, что мне единственно необходимо.

- Зачем ты…? - это могли бы быть первые слова, сказанные мужчиной за те несколько минут, что мы провели в дороге, но он не договаривает, когда я перебираюсь к нему, задевая руль, и из-за тесноты пространства и объёмной тёплой одежды сразу же прижимаюсь неотвратимо близко. Даже через толстую ткань пальто и прочих вещей на нас моя грудь чувствует биение сердца, спрятанного глубоко под кожей Эдварда, то, как он вдыхает и выдыхает, будто пытаясь удержать ускользающий контроль, и ускорение ритма в левой части его грудной клетки.  

- Не говори, - шепчу я, хотя и знаю, что с ним это вряд ли что-то испортит. Скорее всего, даже наоборот. Только ещё больше сблизит нас и объединит. Всё, что он делает, влияет на меня именно так. И взгляды, и действия, и общение.

- Ты хочешь… здесь? - он будто не верит мне или тем моим словам, но у меня нет ни малейшего желания ни отвечать, ни переубеждать. Я просто чуть отстраняюсь, едва не задевая головой потолок, и мои руки, двигаясь исключительно на ощупь, фактически тянут в разные стороны всё, что мешает, лишь бы скорее расстегнуть, сдвинуть в сторону или просто убрать с пути любым возможным способом. Пальто, ремень, молния, брюки, нижнее бельё.

Помогая мне, как только возможно, учитывая ограниченность пространства, Каллен словно держится за меня, когда освобождает себя, но вскоре между нами и вовсе исчезает всякое расстояние. Я фактически в ловушке между рулевым колесом и пробудившимся телом подо мной, и даже то, что Эдвард, ненадолго заведя двигатель снова, сдвигает сидение назад, ситуацию нисколько не меняет. Просто потому, что в ответ я лишь стремлюсь к ещё большему контакту и, наконец, чувствую руки, пробирающиеся мне под платье. Перемещающие ткань выше, задирающие его до самого живота, а сразу после натыкающиеся на кружевной край чулок. Каллен замирает буквально мгновенно. Не то чтобы он уже делал что-то особенное, хотя с ним для меня значительно абсолютно всё, но я понимаю всё по одному лишь взгляду. Приобретающему оттенки и краски, как только на потолке включается свет. На мой невысказанный вопрос отвечают глаза. Они говорят, что хотят видеть и созерцать. Просят оставить всё так, как есть. Кажутся довольными тем, что я не в колготках.

Одеваясь несколько часов назад, я не планировала ничего подобного, но теперь наслаждаюсь, возможно, эйфорией на лице Каллена и в прикосновении правой руки, открывающей меня, словно сундук с величайшей драгоценностью на свете. Но нежность и ласка не длятся сильно долго. Они проигрывают реакции совсем иного рода, когда, слившись почти воедино, грубо сжав кожу моего левого бедра прямо через ажурный материал, Эдвард, наконец, входит в меня и тут же начинает двигаться. Просто берёт, как мне того и хотелось. Целеустремлённо и почти жёстко. Удерживает в том числе и прикосновением к пуховику на спине, который постоянно шуршит, елозит и словно скрипит. И всё это при свете лампочки под потолком. Вероятность быть обнаруженными и застигнутыми врасплох только усиливает напряжение, перемешанное с телесной жаждой.

Вскоре я уже ощущаю капли, стекающие вниз по моему позвоночнику. Обнаруживаю ту же испарину на лбу Каллена. Словно впитываю её в себя и пробую на вкус, когда он целует меня глубоко и неудержимо. Она покрывает и его губы тоже. Чётко очерченные и пленительные. Просто самые идеальные. Которые хочется ощущать бесконечно долго. Не зная потребности ни в чём за исключением этого. Ни в еде, ни в отдыхе, ни во сне. Тем временем в машине становится слишком жарко. Будто кто-то включил печку и забыл выключить. Но я не слышу никакого постороннего шума. И понимаю, что это просто мы. Дышащие как после марафона и, наверное, заставляющие окна запотевать. Двигающиеся в совершенном ритме. И неспособные оторвать глаз друг от друга. Что-то во мне уже сжимается вокруг Эдварда, пока он смотрит на меня столь пристально и с благоговением. Сердце начинает биться чаще, едва я осознаю зарождающуюся в нём дрожь. Она передаётся мне, как только его движения ускоряются. Это и боль, и удовольствие в одном флаконе. Не думала, что буду хоть когда-нибудь так себя чувствовать. Ощущать потрясающую заполненность и не желать с ней расставаться.

Каллен прижимает меня к себе совсем резко и близко. Фактически обездвиживает моё тело. Будто хочет сделать всё сам и, подведя его к краю лишь собой, что-то мне доказать. Глаза, взирающие в мои, всё ещё наполнены вожделением и страстью. Мы переступаем через ослепляющую черту одновременно. Эдвард стонет мне в шею, пока тепло растекается по всему моему телу. Всё вокруг словно кружится перед глазами. Это побуждает меня крепче стиснуть пальцы на кончиках его ставших влажными волос. Только так мне удаётся сохранить чувство реальности. Не утратить его до конца и услышать тихие, будто виноватые слова.

- Знаешь, я ведь совсем не монах, - Каллен чуть ли не заикается, говоря об этом, и я осознаю, что подаюсь назад, чтобы взглянуть на его лицо. Разобраться, как оно выглядит, и действительно ли он собирается обсудить то, что у него была женщина сугубо для приятного времяпрепровождения. Как ни странно, но, похоже, всё именно к этому и идёт. Словно мне нужно это разъяснять. Хотя он наверняка думает, что да. - Ну, я не был одинок. В последнее время. До тебя. Понимаешь?

- Для мужчин это нормально, - было бы глупо ожидать, что он действительно ждёт меня, когда я даже не знала о его чувствах, и ни с кем ничего не делает, несмотря на мою очевидную сначала эмоциональную недоступность, а потом ещё и дистанционную. Не будь он со мной здесь и сейчас в своей же собственной машине, Каллен бы наверняка был в чьей-нибудь постели, и этим всё сказано.

- И это всё, что ты думаешь?

- А что ещё я должна думать? Если это… если эти отношения закончены, то это неважно. У нас обоих есть прошлое.

- У меня уже всё позади, Белла, - он смотрит в мои глаза с желанием внушить и убедить, но мне это совершенно не требуется. Я и так ему верю. Сейчас и вообще. И не нуждаюсь в каких-то особенных доказательствах.

- Тогда я ничего не хочу знать. Это совсем необязательно. Лучше пойдём внутрь… В дом.

- Я не против войти и внутрь тебя. Снова и, возможно, даже здесь, - в этот самый момент я почти уверена, что краснею. Из-за этих слов, из-за Каллена, который и так всё ещё во мне, и из-за его сильной правой руки, сжимающей мне подбородок, чтобы я не могла спрятать лицо.

- Ты будто ненасытный, - еле произношу я, стараясь не думать о жаре, румянцем распространяющемся по щекам, и об ощущении словно огня, возникающем гораздо ниже. Но это едва ли возможно игнорировать. Особенно в связи с красноречивым ответом и последующими действиями.

- Если только с тобой, - говорит Каллен прежде, чем целует сразу пылко и глубоко.