На следующее утро я просыпаюсь с первыми признаками рассвета, и больше уснуть мне не удаётся. Мысленно приняв во внимание нынешнюю часовую разницу во времени, я начинаю думать о том, что, исходя из этого показателя, уже к вечеру в силу его увеличения Эдвард станет от меня как бы ещё дальше, и это всё равно что пугает. Будто, когда он окажется в Нью-Йорке, а значит, и в другом штате, всё, что произошло в том регионе, который мы оба покинули ради поездки к родителям, останется далеко позади и совершенно вылетит из головы Каллена вместе со мной и всем тем, что имеет ко мне непосредственное отношение. Эти мысли внушают страх, и он только усиливается из-за знания того, что статус самого безопасного транспорта в мире по числу благополучно перевезённых пассажиров вовсе не означает, что самолёты совсем никогда не терпят крушений. Авиакатастрофы всё равно случаются, и я впадаю словно в транс, когда понимаю, что с Эдвардом может что-то произойти, и он так и не узнаёт обо всей глубине чувств, которую вызвал во мне. Я не знаю, что делать с Джеймсом, и чем всё это для меня закончится, но Каллену ведь не навредит, если я просто скажу ему, что ощущаю? Я всегда могу что-то придумать, чтобы расстаться, но сейчас…

Я набираю его номер в девять часов утра. Хотя у него уже десять, и тем самым до взлёта самолёта остаётся полтора часа. А до момента, когда объявят посадку, следовательно и того меньше. По идее Эдвард уже должен быть в аэропорту. Но уверенной в этом я, естественно, быть не могу. Может быть, он ещё только подъезжает и тогда совершенно точно мне не ответит. А возможно, и вовсе сбросит мой вызов. Даже если уже давно находится не за рулём, а где-нибудь в зале ожидания. Но он отвечает практически мгновенно. Так, как будто только и делал, что хотел, чтобы я позвонила. Может быть, всё даже так и есть.

Он не произносит моё имя и не говорит ничего особенного, но голос всё равно обволакивает меня теплом и нежностью, пусть и не звучит как-то действительно ласково. Хотя это просто буквы, и просто слово. Нейтральное и универсальное. Подходящее абсолютно для любого звонка и собеседника. Но для меня всё это значит гораздо больше, потому что мне не хватало даже этого. Я готова принять всё, что ему будет угодно, если это означает, что он поговорит со мной. Даже если мне снова придётся услышать что-то не совсем приятное, это не страшно.

- Да.

- Привет.

- Привет, - он отвечает гораздо увереннее моего, голос звучит внимательным и добрым, и я думаю, что это, возможно, хороший знак. Может, всё было бы проще, окажись Эдвард со мной лицом к лицу, чтобы я смогла дотронуться до него, взять за руку или прикоснуться как-то иначе, но я просто рада, что он ответил.

- Ты уже в аэропорту?

- Да, - он тяжело и шумно выдыхает, и я представляю, как он сжимает переносицу или ерошит волосы, или делает ещё что-то, чтобы постараться уменьшить, возможно, внутреннюю боль, но, похоже, у него ничего не выходит, потому что он вдруг с таким отчаянием называет меня по имени, что я почти задыхаюсь от скрывающейся за этим тоски, - послушай, Белла, я скучаю по тебе. И очень рад, что ты позвонила. Наверное, я думал, что этого уже никогда не случится, - он замолкает на несколько мгновений, будто собирается с духом прежде, чем продолжить, - мне не стоило быть столь резким и жёстким. Это было неправильно, и я сожалею о том, что вышел из себя, но я… Я не могу отказаться от тех своих слов и не откажусь.

- Я знаю. Я и не жду, что ты заберёшь их обратно, - он совсем не такой мужчина. Если бы он вдруг изменил своё личное мнение, я бы всё равно не поверила, настолько в моём понимании всё было преподнесено окончательно и категорично. Выглядело и звучало не подразумевающим ни сомнений, ни иных толкований.

- Я не могу и не стану тебя останавливать, Белла, но и так, как сейчас… Я не уверен, что это для меня.  

- Я его не люблю. И уже давно, - говорю я, сжимая одеяло так, будто оно способно поддержать меня в эмоциональном плане и помочь мне сказать всё то, что кажется первостепенным и нужным. - Я хочу, чтобы ты это знал. Если я когда-нибудь и поеду, то это никак не будет связано с моими былыми чувствами. И ты не третий лишний и не второй после… него, - наверное, я заслужила многое из того, что тогда услышала, но именно эти слова из всех причинили мне наибольшую боль. - То, что ты думаешь так, меня… ранит. Вот уже несколько недель ты единственный, кого я держу в своей голове.

- Тем не менее, ты вспоминаешь о нём. И считаешь, что что-то ему должна. Посещение, разговор… А что дальше?

- Я понимаю, ты не доверяешь мне.

- Да не в этом дело, Белла, - мгновенно повышает голос он, и тот таковым и остаётся. Излучающим гнев и ярость. Содержащим что-то вроде давления и желания всё контролировать. Осознаёт это Эдвард или нет, но он снова неуклонно и стремительно как бы лишается рассудка. И всё явно из-за меня. - Я не доверяю не тебе. Я не доверяю ему. Ты съездишь и вернёшься, но ты можешь вернуться другим человеком. Человеком, которым была рядом с ним. Он может что-то тебе сказать или напомнить, и ты… Я не знаю… Я просто не хочу, чтобы ты увязла в этом. Чтобы одна встреча вдруг привела к тому, что это станет регулярным. Тебе, может быть, это и нужно, но в таком случае мы не сможем быть вместе.

- Я не хочу тебя терять…

- А я хотел, чтобы ты была здесь. Чтобы полетела вместе со мной и познакомилась с моей семьёй. Я всё ещё этого хочу, но тебя тут нет, - внезапно перейдя фактически на шёпот, говорит Эдвард, и его слова вызывают колющее ощущение в моей груди. В сердце словно вонзается нож, который ломается уже внутри, и его частички перемещаются дальше вместе с кровью, вызывая всё новые и новые очаги боли.

- Почему ты не сказал?

- А зачем? Что бы это изменило? Ты бы разве согласилась? Отложила бы поездку к родителям ради этого? Я не собираюсь лезть в твою семью против твоей воли, но и с теми, кто мне дорог, ты бы встречаться отказалась.  

- Откуда тебе это знать? Ты даже не спросил, и не надо мне сейчас говорить про то, что спросить означает получить отказ, - по какой-то причине я тоже выхожу из себя почти вслед за ним. Я знаю, что говорить такие вещи это, наверное, удар ниже пояса, потому как мне следует если и не понимать его в отдельных вопросах, то, по крайней мере, уважать ту или иную позицию, но сейчас я просто чувствую себя так, будто он сказал всё это специально, чтобы меня сломать. Чтобы, возможно, указать на то, что с моей привязанностью к прошлому и неспособностью отделаться от воспоминаний раз и навсегда я словно не хочу отношений с ним, а значит, автоматически послала бы его желания куда подальше в тот же миг, едва они были бы озвучены. Не думала, что мне может стать гораздо хуже, чем при первой ссоре, но во многом всё именно так и есть.

- Ты бы поехала?

- Мы этого уже не узнаем.

Я замолкаю, и он тоже ничего не говорит. Время идёт, но на том конце провода лишь тишина. Если бы не звуки аэропорта и объявлений по громкоговорителям, я бы решила, что Каллен просто отключился. Но нет, иногда я слышу его дыхание и тем самым понимаю, что так или иначе он всё ещё здесь. Когда он, наконец, заговаривает со мной, то я слышу что-то странное и непонятное.

- Я сдам билет.

- Какой билет? - я, и правда, ничего не соображаю. Это не может быть тем, что он не полетит к родителям. Если вдруг речь именно об этом, я этого не допущу.

- Обратный билет. Я сдам его и постараюсь взять другой на второе число. Даже если с пересадками, но я приеду к тебе. Я не могу не видеть тебя так долго, - он собирался вернуться лишь десятого числа. На пять дней позже, чем я. Теперь же я совсем не представляю, как он собирается осуществить всё то, о чём говорит. Это праздники, купленные в последний момент билет наверняка ужасно дорогие, и что подумает его семья, узнав, что он уезжает от них гораздо раньше прежде оговорённой даты? Он расскажет им обо мне? А вдруг они меня возненавидят, даже не зная? - Буду жить в гостинице или мотеле, не знаю, что у вас там из этого есть. Не захочешь сказать своим родителям обо мне, и не надо, настаивать я не стану. Но я хочу прилететь. Позволь мне это сделать.   

- Хочешь, чтобы я тайком покидала дом по ночам, словно какая-то школьница, чей парень явно поперёк горла её отцу, да и матери, вероятно, тоже? - я не думаю, что собиралась шутить и поддразнивать, но соответствующие ассоциации приходят в голову абсолютно сами по себе. Я улыбаюсь, чувствуя, как атмосфера становится гораздо менее серьёзной и напряжённой.

- Может быть, и хочу.

- И ты… ты будешь фантазировать об этом?

- Белла, - это звучит, как предостережение, но, возможно, я уже завелась. Представила, как еле дожидаюсь, когда все, наконец, засыпают, откидываю одеяло, под которым уже все запарилась, потому что под ним на мне вовсе не одежда для сна, как был уверен проверявший меня перед сном папа, и, как можно тише спустившись по лестнице, покидаю дом, снаружи которого, сидя в машине, меня уже ждёт тот, кто по мнению моих родителей является не иначе, как глупым балбесом без особых талантов и перспектив на будущее. Мы едем кататься по ночным и пустынным улицам, а потом находим какой-нибудь пустырь, окружённый деревьями, или едем на побережье, и перелезаем на заднее сидение. А может быть, всё происходит прямо на переднем.

- Я могу попробовать отыскать какую-нибудь юбку в своём шкафу. Сейчас она мне как раз будет короткой. Или даже купить.

- Белла.

- Ты подъедешь за мной на своей неоднократно побитой тачке, но я едва ли обращу на это хоть какое-то внимание, и отвезёшь меня куда-нибудь, где будем только мы вдвоём. Придётся вернуть меня обратно до рассвета, иначе мой папа-коп может заметить моё отсутствие в столь ранний час и снова посадить меня под замок, а тебе в свою очередь велеть не приближаться и на расстояние пушечного выстрела от дома. Может с лёгкостью пройти несколько недель прежде, чем он сжалится над нами, но только до следующей подобной провинности, - меня порядком заносит, и я фактически принуждаю себя остановиться. - Ты делал это в школе? Бесил какого-нибудь отца?

- Нет. Как-то не доводилось. Её папочке я даже нравился. Тем не менее, сойдясь в последнем классе старшей школы, позже, когда пришло время разъехаться по университетам, мы только и делали, что сходились и расходились. Это не было любовью. Просто все вроде как ожидали от нас этого союза. Но она никогда не была мне действительно нужна. Наверное, из чувства некоего протеста я и… ну, отказался от отношений в их общепринятом смысле.  

- До меня?

- Да, до тебя, - просто подтверждает он без всяких дополнительных пояснений, - так ты хочешь, чтобы я… приехал? Ты не обязана…

- Да, не обязана. И да, хочу, - я уже всё для себя решила. Он приедет, и, быть может, я встречу его в короткой юбке.

- Тогда я всё сделаю, - кажется, он рад. Я слышу в его голосе будто бы облегчение. И, наверное, даже счастье.

- Хорошо.

В этот момент до меня доносится едва слышное объявление о посадке. Я не различаю всех слов, но думаю, что это вполне может быть рейс Эдварда. Всё-таки прошло уже немало времени с тех пор, как я набрала номер его телефона. Я не следила за минутами, но по ощущениям мы сказали друг другу много всего как положительного, так и отрицательного, да ещё и молчали в течение неизвестного количества мгновений, так что всё это определённо не могло занять лишь каких-то пять минут.

- Это… мой. Мне пора.

- Сообщишь мне, как приземлитесь?

- Ты будешь первой, кому я позвоню.

- А кто будет второй?

- Никто. Мне больше никому не надо звонить. О чём ты вообще думаешь?

- Ни о чём. Я просто… полагаю, я просто шучу.

Я слышу его смешок. Этот звук пробирается прямо к моему сердцу, заставляя желать гораздо большего, чем просто голос в телефонной трубке. Мне хочется, чтобы следующие несколько дней прошли, как можно быстрее. Я не говорю родителям про Эдварда, хотя и понимаю, что если ему удастся разобраться с билетами, то избежать вопросов мне никак не удастся. Даже если я арендую автомобиль, чтобы съездить за ним самостоятельно, не привлекая Чарли, и его, и маму определённо заинтересует то, зачем мне вообще вдруг понадобилась машина. От перспективы рассказать хоть что-то становится несколько дурно, но я пытаюсь не думать об этом. В конце концов, может, мне ещё и не понадобится ехать в аэропорт. Это ведь праздники. Нет никаких гарантий, что Эдвард всё-таки окажется здесь.

- Прости, что я вчера вспылила, - говорю я маме позже тем же днём, в то время как мы занимаемся украшением искусственной ёлки, принесённой мною с чердака вместе с игрушками и собранной в единую конструкцию высотой почти до потолка уже в гостиной. Папа, как обычно, на работе, а вот бабушка наблюдает за нашими действиями, сидя на диване. Но я не думаю, что она слышит наш разговор. Тем лучше для неё. Я не хочу, чтобы она вновь разволновалась из-за меня, как тогда, когда вспомнила про Джейка.

- Ничего страшного, милая. С кем не бывает. Я не обиделась, - отвечает мама, надёжно располагая на ветке игрушку в виде золотистой кареты, и мне кажется, что мы можем просто оставить это позади, вернувшись к привычной тишине, сопровождающей наше занятие, но, вешая ярко-красную туфельку со своей стороны ёлки, я слышу вдох, а следом за ним и довольно-таки разумный вопрос, не лишённый беспокойства, - этот человек… ты видишь в нём… Джейка и потому, может быть, боишься? Или ты просто не готова быть с кем-то столь скоро? Скажи, если не хочешь говорить об этом.

Я, и правда, не хотела, по крайней мере, в отсутствие действительно значительной необходимости, но это всё и без неё уже, пожалуй, по-настоящему серьёзно. Он хотел провести праздники со мной, познакомить меня со своими родными и, возможно, если я позволю, узнать также и моих, и он надеется приехать, и при всей пугающей стремительности всего происходящего… Я не знаю, а вдруг всё то, что ещё совсем недавно казалось мне полным бредом, является именно тем, о чём он думает и чего желает в глубине души больше всего? Что, если жить вместе это просто предисловие к чему-то большему, о чём он также не решился сказать? Официально скреплённым отношениям, браку и детям?

- Нет… Нет, он совсем не такой. Скорее даже… совершенно другой. Во многих вещах. Или вообще во всех, - я замечаю собственную улыбку в отражении красного шара и пытаюсь как-то с ней совладать, но лишь натыкаюсь на понимающий материнский взгляд и осознаю всю тщетность и бесперспективность своих нелепых и никому не нужных стараний, - возможно, он любит меня, мам.

- А ты?

- А я… я боюсь сделать что-то не так.

- Вы из-за чего-то поссорились?

- Да так… Ничего серьёзного, - хотя на самом деле всё как раз наоборот. Но именно потому, что это вовсе не мелкое недоразумение, мне совсем не хочется раскрывать все подробности, которые могут побудить маму так или иначе повести себя подобно Каллену. - Эдвард просто не так меня понял. Точнее, наверное, так, но… Это в общем-то сложно объяснить.

- А Эдвард – это случайно не…

- Да, мам, - просто киваю я. Заканчивать некоторые фразы нет необходимости. Я уверена, что далеко не всем родителям дано знать имена людей, с которыми работают их дети, но в случае со мной всё совсем иначе. Я никогда не скрывала имя того, в чьё подчинение попала. Это не имеет отношения к тому, что мой отец, возможно, хотел пробить нашего же коллегу, и я также не просила ни о чём подобном. Просто на тот момент единственное, что занимало мысли из-за этого назначения, это огорчение, и, пожалуй, я говорила о Каллене без преувеличения каждый раз, когда звонила родителям, или они звонили мне.

- Значит, он… знает обо всём и так… Без твоих рассказов.

- Да…

- И каково это?

- Незапланированно… Это просто… случилось. Теперь же всё так, как будто и не могло быть иначе, - другой красной шар оказывается на ветке, чуть оттягивая её вниз, но это изменение совершенно не критично, и я оставляю всё, как есть, - с другим же человеком, который бы стал задавать вопросы о моём прошлом… Я не знаю, как всё было бы с ним. Хотя и с Эдвардом… - я не заканчиваю, потому что полагаю, что мама и так уже, наверное, отлично поняла, что всё это всё равно непросто. Что сам Каллен, возможно, никогда не будет таким на все сто процентов. Но я и не хочу, чтобы он менялся. Я хочу его таким, какой он есть. Всё, чем я жила раньше, всё это удобство, наличие личного пространства и отсутствие желания, чтобы человек был всё время на виду и в свою очередь жаждал почти постоянно находиться подле меня… теперь я уже и не понимаю, как могла провести так даже не один год, а сразу несколько лет. Но, наверное, от каких-то перемен меня останавливало понимание того, что в противном случае я лишусь не просто мужчины, но и друга, которым он прежде всего являлся для меня. Конечно, это всё равно уже позади, но на тот момент я просто не могла. Для меня не было никого ближе, чем Джейк.  

- Ты хотела бы встретить Рождество с ним? Просто ещё есть время, и ты не обязана быть тут со своими стариками.

- Наверное, так и есть, но дело в том, что я хочу быть тут. Мы давно не виделись. Я бы не поступила так с вами. И вовсе вы не старые, - качаю головой я, поправляя один из отрезков уже висящей на ёлке гирлянды так, чтобы она смотрелась лучше, - в любом случае он сейчас на пути в Нью-Йорк. Там его семья. Но, может быть, он приедет за мной после Нового года.

- Это всё звучит очень серьёзно, Белла, - замечает мама, и тон её голоса в течение которого промежутка времени становится совершенно задумчивым и утратившим всю ту лёгкость, что ещё совсем недавно присутствовала в нём.

- Тебя это беспокоит?

- Мы просто его не знаем. То, что ты нам рассказывала, не в счёт.

- Тогда я была другим человеком, мам. И он тоже… В том смысле, что теперь он не мой босс. Это всё в прошлом.

- Если только ты не вернёшься в Теллурайд.

- Я ещё ничего не решила.

- То есть ты уже об этом думаешь?

- А что я ещё могу, если именно этого он и хочет? Мне с ним хорошо, понимаешь? Если тебе станет легче, то замуж я не собираюсь.

- Как знать.

- Это длится меньше двух месяцев, мама.

- Ну, знаешь, некоторым этого вполне достаточно. А кто-то и вовсе женится сразу после школы и обзаводится ребёнком спустя год.

- Ваш с папой сценарий в моём случае уже не сработал.

- Но всё равно далеко не всем нужна куча времени, чтобы понять, чего он хочет от отношений с другим человеком. Знаешь, он может остановиться у нас, если приедет, - мама смотрит на меня так, будто совсем не против, но это и понятно. Наверняка ей хочется познакомиться, и всё в таком духе, но за семейным ужином, да и вообще при любом разговоре с родителями можно поведать исключительно то, что касается обстоятельств знакомства. Но про работу они и так всё отлично знают. А всё остальное… Ну, тут без вариантов. Никакой отец не захочет знать, что его дочь, сколько бы ей не было лет, занималась любовью с бывшим боссом, а скорее даже трахалась с ним, лишь бы забыться и отвлечься от боли.

- Не уверена, что это хорошая идея… И вообще можешь пока ничего не говорить папе? Если что, я сама. Ну, скажу ему об Эдварде. Если потребуется.

- Хорошо, я тебя поняла.

Мы заканчиваем украшение ёлки незадолго до звонка Эдварда. Я отхожу на нужное расстояние и созерцаю общий вид, любуясь итоговым результатом, когда на журнальном столике оживает мой сотовый телефон. Время половина третьего, а значит, самолёт приземлился где-то около десяти минут назад.

- Мне надо ответить.

- Конечно, надо.

Я улыбаюсь, слыша мамину всё понимающую фразу, и выхожу из гостиной, чтобы подняться наверх. Но провожу пальцем по экрану слева направо, ещё когда нахожусь на лестнице.

- Привет. Всё хорошо?

- Привет. Да. Я уже в здании аэропорта. Жду, когда можно будет получить багаж. Кстати, у меня всё-таки было немного времени, и я забронировал билет через интернет. На второе число, как и собирался. Ненужный сдам, когда буду дома.

Я сажусь на кровать одновременно с тем, как он говорит всё это. Провожу левой рукой по покрывалу и явно торможу с ответом. Это вряд ли хорошо, но я не была уверена, что всё удастся. Что уже через несколько дней он действительно окажется рядом, и тогда я окажусь перед необходимостью принять решение, как поступить дальше. Струсить и скрыть его или же всё-таки признаться самой себе, что, может быть, именно с этим человеком я однажды создам свою собственную семью. Если так, то чем раньше мы пройдём через стадию знакомства с папой и мамой, тем, возможно, у них будет больше времени на то, чтобы если и не стать прямо-таки близкими людьми, то, по крайней мере, притереться друг к другу и ощутить обоюдное и взаимное принятие. Я ненавижу то, что будто бы снова начинаю сомневаться.

- Во сколько тебя встретить?

- Самолёт приземлится ровно в полдень. Если ты, конечно, не передумала.

- Нет. Мне… мне тебя не хватает, Эдвард. Сильно. Ты по телефону, и ты рядом это совсем разные вещи… - я вдруг ясно понимаю, что надолго меня не хватит. Быть с ним и одновременно не быть с ним, потому что он далеко, это гораздо тяжелее, чем я предполагала. И речь даже не про сейчас. Скорее про то, что я невероятно значительно усложняю его обычную жизнь. Все эти разъезды между двумя городами… Я смотрю, как он уезжает, потом жду, когда он снова приедет, и не знаю наверняка, как всё это ощущается лично им, потому что не нахожусь на его месте. А он, возможно, уже сто раз устал. Но ничего не говорит. Ни о чём не просит. Не поднимает эту тему снова и снова. Вдруг просто терпит? До этого момента я фактически не задумывалась об этом.

- Совсем разные, Белла, - в его голосе тоска и надлом, и к концу фразы слова становятся совсем тихими. В них нет ничего такого, просто констатация факта, но они всё равно сжимают мне сердце. - Я позвоню вечером, хорошо?

- Я буду очень ждать.  

День я провожу за чтением книги, прерываясь только на посещение кухни, когда периодически спускаюсь за чаем, и на удовлетворение других потребностей организма. Как только за окном становится темно, я включаю гирлянду в розетку, устанавливаю статический режим лампочек и делаю несколько фотографий ёлки с разных ракурсов. И тут же задумываюсь, будет ли Эдвард тоже принимать участие в украшении праздничного дерева, или же его родители сделали это ещё до его приезда. Хотя, наверное, ему в любом случае это уже неинтересно. Я пытаюсь представить его вытаскивающим игрушки из коробки и решающим, где будет лучше смотреться та или иная вещь, но у меня ничего не выходит. Почему-то мне не кажется, что, живя в Нью-Йорке наверняка отдельно от родителей, он вообще покупал ёлки или же имел их искусственную версию. Вряд ли одинокий мужчина испытывает прямо-таки огромную потребность в том, чтобы придавать своему жилищу праздничную атмосферу. Я не удивлюсь, если он к ней совершенно равнодушен. Из-за этой мысли мне становится заметно грустно, и я так и не снимаю видео с уже мигающей гирляндой, на которое позже собиралась наложить какую-нибудь рождественскую мелодию. Может быть, в другой раз.

Закончив прибираться после ужина, я перемещаюсь на диван поближе к освещающему всё вокруг дереву с бокалом чая и печеньем. На душе поселяется невероятное умиротворение, и внутри становится только теплее, как только дисплей телефона отображает имя Эдварда. Взглянув на цифры, относящиеся ко времени, и мысленно прибавив к ним три часа, я определяю, что у него сейчас уже двенадцатый час вечера, когда как у нас только начало девятого.

- Привет.

- Я тебя не отвлекаю?

- Нет, я одна. Бабушка наверху, а родители ушли прогуляться. Кроме меня, здесь только ёлка. Мы с мамой установили и украсили её днем.

- Уверен, что получилось красиво. Хотя я, если честно, никогда этим не занимался. Мне ни разу не доводилось наряжать ёлку самому или с родителями. Они нанимают дизайнеров, которые каждый год делают всё в разных стилях. Вот и сейчас я приехал, а это дерево уже естественно стоит. Так было всегда. Даже в моём детстве. За несколько дней до Рождества приезжают люди, и вскоре в холле первого этаже появляется искусственная ель высотой чуть ли не до потолка. Но, будучи ребёнком, я больше предвкушал подарки, чем всё это действо. А вот Элис… она как бы повёрнутая на всём этом. В хорошем смысле повёрнутая. Её так и тянет создавать праздничную атмосферу буквально с начала декабря.

- Какая она? Твоя сестра?

- Немного сумасшедшая и временами приставучая. Может достать буквально за несколько часов, - я чувствую, что он улыбается, и это автоматически передаётся и мне. В каждом его слове безграничная любовь по отношению к когда-то малявке, являющейся уже вполне взрослой женщиной, невзирая на её, видимо, способность иногда быть назойливой и залезающей внутрь по самую душу. - Я уже и подзабыл, что она такая. Всё просила меня рассказать что-нибудь интересное, хотя лучше бы обратила внимание на своего парня, с которым живёт с третьего курса. Сегодня он был каким-то странным. Едва ли сказал мне хоть слово. О чём бы я ни спрашивал, все ответы звучали совершенно односложно. Никогда не видел Джаспера таким. Хотя, кроме меня, этого будто бы никто и не заметил. Не дай Бог он её бросит.

- Он что, какой-то отстранённый?

- С ней нет. Всё так же, как обычно. Но в общении со мной его словно подменили. Мы, конечно, не лучшие друзья, но теперь с ним точно что-то не то.

- Старший брат не находит себе места. Это даже забавно.

- Это не забавно, Белла.

- Может, тебе просто показалось? Ты же сам говоришь, что отвык даже от сестры. А это её парень. С ней ты, по крайней мере, общаешься по телефону. Но вот с ним это вряд ли имеет место быть. Соответственно ты не слышал ничего о нём лично от него самого с последней встречи лицом к лицу, ведь так?

- Вообще-то да.

- Вдруг ты взглянул на него как-то не так, и он разнервничался из-за твоего присутствия даже внезапно для себя самого?

- Не знаю. У меня нет сил думать над этим прямо сейчас. Лучше поговорим о чём-нибудь другом. Например, о тебе в короткой юбке. Ты уже провела ревизию своего шкафа?

- Так тебе это понравилось.

- Ты себе и не представляешь, насколько. Так ты нашла… что-нибудь? - вообще-то я ещё ничего и не искала, но если я просто скажу об этом, то это будет совершенно неинтересно. Это будет… обычно и скучно. Серо и несущественно.  

- Приедешь и узнаешь.

- Что ж, тогда придётся потерпеть.

- Похоже на то.

На протяжении следующего дня мы общаемся преимущественно посредством сообщений. На мне готовка и немного уборки, и я часто замечаю их далеко не сразу после получения. Всему виной ещё и частые отвлечения на фильм «Резня», включенный мамой в качестве фона в гостиной, но привлекающий к себе всё больше и больше моего внимания. Повествующий о ссоре двух школьников, приводящей к конфликту и между их родителями, он оказывается интереснее, чем я думала, когда только услышала описание.

Что у вас будет на праздничный ужин?

Утка, фаршированная яблоками. А у вас?

Вроде бы я тоже слышал что-то про неё. Не уверен, с яблоками или без яблок, или с чем-нибудь ещё, или просто утка с гарниром, но, если честно, это мне не особо и важно. Будет здорово просто сесть за стол не слишком поздно. А то моя мама может чрезмерно всем этим увлекаться.

Я не успеваю ничего на это ответить, как мне уже приходит следующее сообщение.

А вообще на десерт я бы хотел тебя. Ну, или чтобы ты просто сидела рядом, пока я ем какой-нибудь пирог. Но лучше всего яблочный. Тот, который ты покупала, был потрясающим на вкус. До сих пор не могу его забыть.

Мы созваниваемся только вечером, но мне не удаётся договорить даже такое короткое слово, как привет, потому что совершенно эмоциональным голосом Эдвард произносит лишь одно:

- Он сделал ей предложение. Джаспер позвал Элис замуж, и она согласилась. Вот почему он был таким странным вчера.

- Разве это не прекрасная новость? Или ты не рад?

- Конечно, я рад. Просто всё это неожиданно. Возможно, только теперь я по-настоящему понял, что она уже давно выросла. Та девчонка, которую я учил кататься на велосипеде, и часто водил её на танцевальные занятия, а потом и забирал. А если выросла она, то я и вовсе… как бы старый, - Эдвард прерывается на несколько мгновений, а потом продолжает уже значительно более спокойным и поутихшим голосом, - послушай, Белла, может быть, и мы однажды тоже…? Разумеется, не прямо сейчас и даже не в ближайшее время, но когда-нибудь? Иначе зачем всё это? Ты и я. Зачем встречаться, если не быть действительно вместе? В одном городе, в одном доме, живя совместной жизнью. Я знаю, ты можешь подумать, что я снова давлю, но я…

- Может быть… - в какой-то момент просто прерываю этот поток я, потому что… потому что понимаю, что невозможно встречаться бесконечно. Люди либо расстаются, либо не расстаются и… создают семью. Если расстаться, то всё это было исключительно пустой тратой времени. Если продолжать так, как есть, то это, пожалуй, тоже не сильно и лучше. Я действительно могу решить, что меня как бы принуждают к тому, чего я не хочу, и взывают к моей совести, но ещё я могу отнестись ко всему совсем иначе и постараться расслабиться. Это всё равно пока даже близко не предложение. Это просто… разговор. Да, серьёзный, но всё-таки не слишком.

- Может быть?

- Да, может быть, однажды и мы тоже…

Оставшиеся дни уходящего года все сплошь ленивые, расслабленные и ничем не примечательные. Эдвард звонит с непревзойдённой регулярностью и, пожалуй, даже чаще, чем нужно. Но мне это нравится, и я просто наслаждаюсь пониманием того, насколько сильно ему необходимо слышать мой голос. Это совершенно совпадает с моими собственными чувствами, и даже если мы говорим о какой-нибудь незначительной ерунде, а именно так в основном и бывает, и я буквально через секунду почти забываю о ней, эти минуты я ни на что не согласилась бы променять.

- Ты можешь себе представить, что я всё равно что уже в будущем? У нас уже за полночь, а у вас ещё нет, и это означает, что ты как бы в прошлом. С Новым годом меня, - я улыбаюсь в трубку и, опустившись на спину, не свожу взгляда с потолка над собственной кроватью. У Эдварда уже, и правда, половина первого ночи первого числа, в то время как Форкс отстаёт на три часа, и когда мы только начнём отмечать наступление нового отрезка из трёхсот шестидесяти пяти дней, многие в Нью-Йорке уже наверняка будут спать.

- Как там шар?

- Спустился, как и всегда. Что с ним станется?

- Ну, а в остальном как поживает твоё будущее?

- Без тебя в нём грустно, - выдыхает Эдвард настолько почти подавленно и пессимистично, что его тоска немедленно затрагивает и меня. Но вообще-то она никуда так толком и не уходит. Она сохраняется внутри, сколько бы минут мы не проводили у телефона. - Я, конечно, рад за Элис и Джаспера, но они уже достали целоваться. Да и все эти парочки, что обнимались на Таймс-сквер, пока шёл отсчёт секунд, ничем не лучше этих двоих. Не думал, что из-за этой разлуки будет так тяжело.

- Эдвард, ты собираешься ехать домой или нет? Джаспер уже подогнал машину.

- Да, Элис, сейчас, - голос Эдварда становится чуть дальше, когда он, вероятно, оглядывается назад, чтобы ответить сестре, также стоящей где-нибудь посреди улицы, но потом возвращается обратно в динамик, - мне пора, и, наверное, мы ляжем спать вскоре после того, как приедем домой, хотя я постараюсь дождаться, когда у тебя наступит Новый год, и позвонить ещё, чтобы…

- Нет, не нужно. В смысле я бы хотела, но, если что, я пойму, что ты заснул. Всё в порядке.
 
Мы говорим ещё минуту или около того, но потом Эдвард всё-таки кладёт трубку, а я спускаюсь на первый этаж, чтобы присоединиться к родителям за столом. Мы провожаем уходящий год, а потом встречаем тот, что приходит ему на смену. Может быть, это и ужасно, но где-то между этими мгновениями в голове всплывает лицо Джейка, и меня невероятно поражает то, как быстро я выталкиваю его оттуда. Эдвард не звонит мне среди ночи, видимо, всё-таки перестав беспокоиться из-за этого, и, поначалу собираясь написать ему что-нибудь перед сном, я передумываю делать это, когда понимаю, что могу его разбудить. Первый день наступившего Нового года проходит то за едой, то за просмотром телевизора, и мне кажется, что я уже вечность не ела столь много, как в течение этих суток. Но всё, что было приготовлено совместными с мамой усилиями, слишком вкусное и аппетитное, и даже когда я вроде бы чувствую себя перенасыщенной пищей, мне всё равно хочется ещё и ещё. Удержаться просто невозможно, и я то и дело совершаю набеги на холодильник за добавкой чего-либо из блюд. Когда это само собой всплывает в моём вечернем разговоре с Эдвардом, он лишь отвечает, что знает неплохой способ избавиться от всех лишних калорий разом. Ну, или за несколько заходов, если не сильно усердствовать с самого начала. Я не верю, что он это сказал, и дыхание чуть не застревает в горле, пока я пытаюсь всё осмыслить.

- Это… слишком?

- Нет. Нет… Я тоже тебя хочу.

- Тогда снимем номер и не будем выходить оттуда целую вечность.

- Боюсь, что мои родители могут решить, что я умерла.

- Придётся познакомиться с ними, чтобы не заставлять их переживать, с кем и куда уехала их единственная дочь, - Эдвард будто бы только теперь понимает, что именно сказал, и его громкий вздох тут же будоражит моё предвкушающее завтрашнее воссоединение сознание, - в смысле ты же помнишь, что не обязана, и всё такое? Я не хотел, чтобы это так прозвучало.

- Не хотел?

- Наверное, всё-таки хотел. Но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неуютно или думала, что вынуждена что-то делать. Лучше… лучше договорим завтра. Когда я увижу тебя.

- Да. Да, думаю, так будет лучше, - у него уже почти час ночи, а ему нужно встать довольно рано, чтобы приехать в аэропорт заблаговременно, и, учитывая, что мы оба всё-таки не особо умеем вести разговоры по телефону, лицом к лицу всё это будет ощущаться гораздо легче, чем сейчас.

- Тогда до завтра. Спокойной ночи.

- Я сделаю табличку с твоим именем.

- Будет любопытно на это посмотреть.  

Мы кладём свои трубки одновременно, и, подойдя к чайнику, я нажимаю на кнопку, чтобы немного его подогреть. В это время оставленный лежать на обеденном столе телефон заявляет о себе сигналом пришедшего сообщения, и я думаю, что, подойдя, увижу там текст от Эдварда, который не решился сказать что-то вслух или просто забыл, но это совсем не он.

Привет, Изабелла. Как твои праздники? Тебя что-то совсем не видно, детка.

Я смотрю на непроницаемые занавески, которыми сейчас зашторено выходящее на задний двор дома окно кухни, даже зная, что за ним вряд ли кто-то есть, но ничего не могу с собой поделать. Всему виной имя отправителя. Джеймс. Конечно, я не думаю, что если ничего не ответить, то всё закончится, даже не начавшись. Просто я уверена в отсутствии необходимости как-то себя проявлять, чтобы он гарантированно продолжил. Тело и сознание лишь ждут, пока разум пытается оценить вероятность того, что всё это время он находился где-то поблизости. Достаточно рядом, чтобы знать, что я не выхожу. Для этого надо выяснить, где я живу… проследить за человеком, выходящим из торгового центра, до полицейской машины, а потом и до соседнего города вплоть до дома, у которого она остановится. Сволочь. Я почти набираю это, хотя всё равно наверняка не решилась бы отправить, но пальцы отодвигаются от клавиатуры, когда приходит новое сообщение.

Молчишь, да? Ну, ничего, я всё равно кое-что тебе скажу. Потому что ты должна об этом знать. Ты горячая, детка. И податливая. Я, конечно, и так это подозревал, но теперь у меня есть наглядное тому подтверждение. Согласись, что быть убеждённым в чём-то это совсем другое дело. Ты и не представляешь, что делает со мной это доказательство. Оно заводит меня каждый раз, когда я его смотрю. Что в рамках одного дня происходит всё чаще и чаще.

Я не понимаю ни единого слова. Точнее того смысла, что скрывается за ними. Да и на самом деле не хочу ни во что не вникать. На основании этого то, что касается напрямую меня, почти не затрагивает мне душу. Горячая. Податливая. В значительной степени всё это звучит, как просто один сплошной бред. Какие ещё доказательства и подтверждения? Что он смотрит? Мне бы отключить телефон, но тогда Эдвард не сможет со мной связаться. От всего этого безумия пахнет дикой зацикленностью.

Кстати, как твои проблемы в раю? Тебя всё-таки бросили? Но даже если и так, ты не расстраивайся. Незачем грустить. Я могу его заменить. Ты только скажи. Уверен, что со мной тебе понравится даже больше.

Я отправляю ответ даже прежде, чем понимаю, что именно написала. Безмолвному поглощению словесного потока резко приходит конец.

Ты мне противен.

Уверен, это будет легко изменить. В крайнем случае я постараюсь быть, как он. Повторять его действия. Но только поначалу. Я ведь всё видел. То, что вы делали тогда вдвоём. Я был там. Смотрел на вас. И ещё я всё заснял. Но в основном я вижу лишь тебя одну. Посмотри на себя и ты.

Я даже не успеваю задаться мысленным вопросом, что, когда и где он видел и, возможно, ещё и зафиксировал на камеру, как мне уже приходит видео, которое загружается и открывается само по себе. Сначала я ничего не понимаю и вижу лишь кромешную темноту, слыша исключительно звуки улицы в качестве фонового сопровождения. Но, присмотревшись, различаю очертания машины. Машины, которая даже во мраке выглядит болезненно знакомой. Кажется, сердце уже начинает догадываться, что произойдёт дальше. Вот только разум отвергает эту мысль, и все мои внутренности словно оказываются в моём горле, вставая в нём буквально комом, как только кадр приближается и одновременно становится гораздо более светлым, чем был. Это не делает его сильно чётче, но в голове и без этого словно что-то щёлкает, и я чувствую тошноту и характерное стеснение в груди, именующееся удушьем. Память сама подкидывает воспоминание о подсветке, случайно включившейся под потолком вольво, обо мне, безрассудно накинувшейся на Эдварда, и о нём, желавшем меня не менее страстно и одержимо. Если бы я только знала о Джеймсе где-то в кустах рядом с моим домом, следящем за мной и записывающем то, что было одним из самых восхитительных переживаний за всю мою жизнь, я бы никогда... Но теперь он всё равно что отнял это у меня. Точнее это случилось ещё в ту самую ночь, просто я не имела ни малейшего понятия, насколько же именно он слетевший с катушек и омерзительный.

Когда от всего увиденного меня начинает тошнить, я едва успеваю достигнуть кухонной раковины. Правая рука сама по себе включает воду, чтобы содержимое моего желудка сразу же смывалось в канализацию. Исходящие из телефона звуки так и продолжают терзать моё сознание, пока я полощу рот и впоследствии вытираю лицо, но далеко не они погружают тело в особенную слабость и дрожь. Это происходит из-за голоса отца за моей спиной, который вряд ли не заметит свечение экрана и его мигание при смене картинки.

- Беллз? Тебе нехорошо?

- Да так. Наверное, съела что-то не то, - хотя даже для меня это звучит, как полный бред. Я не ела ничего такого, чего не употребляли вместе со мной мои же родители. То же самое относится и к напиткам. Шампанское, сок, чай. Плохо здесь только мне. Потому что я посмотрела интимное видео с собственным участием, и пусть в нём не видно ничего действительно постыдного, тошнота внутри вряд ли уляжется и поутихнет в непосредственно ближайшее время. - Я думала, ты уже давно спишь, - они с мамой поднялись наверх ещё час назад, мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я тоже предполагала, что не стану засиживаться сильно долго после них. Просто выпью чай перед сном, а после сразу же лягу. Но теперь вероятность полноценно уснуть быстрыми темпами приближается к нулевой отметке. А про горячий напиток и нечего говорить. Чайник давным-давно закипел во второй раз и автоматически отключился сразу же после этого.

Тем не менее, я всё ещё надеюсь, что отец не придаст особенного значения тому, что в моём телефоне явно проигрывается какое-то видео. Ведь, не вникая в суть, со стороны к нему можно отнестись, как к некоему фильму, в котором имеет место быть временное затишье по части диалогов, и, исходя из этого, просто поинтересоваться тем, что я смотрю, и на этом в принципе всё. Но все мои надежды разбиваются в пух и прах, когда я слышу голос, исходящий из динамика. Противный и вызывающий необузданную дрожь. Джеймсу хватает безумия всё комментировать... Слова едва доходят до моего сознания, как внутри меня уже что-то буквально обрывается, и мне чуть ли снова не становится физически отвратительно. Тебе хорошо, Изабелла? Или же ты просто притворяешься, чтобы не остаться одной? Чтобы удержать этого богача? Иначе почему он?

Я поворачиваюсь к отцу и надеюсь, что не выгляжу настолько ужасно физически, насколько чувствую себя эмоционально, но, так ничего и не ответив, он даже не смотрит на меня. Конечно же, в его руках уже находится мой телефон. К лицу по идее должна прилить вся кровь, чтобы окрасить щёки смущением, но она, наоборот, устремляется куда-то прочь, ощутимо заставляя меня бледнеть. Это кажется очевидным даже без зеркала или любой другой поверхности, в которой я смогла бы увидеть своё отражение. Все звуки доносятся до меня словно из-под толщи воды. И голос моего отца, когда он поднимает взгляд, но не выпускает сотовый из рук, в том числе.

- От кого это всё? - я не уверена, как много он увидел в плане видео, даже если услышал вполне предостаточно, ведь в контексте отношений между отцом и дочерью думать об этом просто невыносимо, но очевидно, что вопрос касается и всего того, чтобы было до него. Хотя там ведь есть имя. Но я понимаю, что от меня ждут, чтобы я назвала его вслух. Объяснила всё, что происходит, и как давно это началось. Потому что слова, выбранные Джеймсом, явно свидетельствуют о том, что он оказался повёрнут на мне задолго до этого дня. Любой, кто прочтёт переписку, придёт к точь-в-точь такому же выводу.

- От Джеймса.

- Я умею читать, Белла. Кто он? Что ему нужно? Он шантажирует тебя этим видео? - от злости и ярости отец багровеет на глазах, и я понимаю, что никогда прежде за всю свою жизнь не видела его таким.

- Нет. Нет, я не… Он просто... преследует меня. Я не придавала этому значения, потому что мы живём в маленьком городке и работаем вместе, и сталкиваться где-то на улице или в участке это нормально, но... Я видела его уже тут. В тот день, когда мы ездили в торговый центр. Он сказал что-то про то, что помогает другу. Я... не поверила. Но что мне ему предъявить? Это всё... трудно доказать.

- И ты молчала всё это время?

- А что бы я сказала? Может, он, и правда, помогал кому-то. Вот и оказался так далеко от дома. А даже если и нет, это свободная страна, где каждый волен поехать, куда пожелает, - я говорю прямо, как Джеймс, но с этим ничего не поделать. Мы действительно имеем никем не ограниченное право перемещаться по территории государства в каких угодно направлениях, и это никогда не будет преступлением. Ну, только если ты сам уже не преступник, которого разыскивает полиция. Но я... Я не уверена, что хочу этого. Чтобы кого-то снова засунули в тюрьму. Опять проходить через судебные заседания. Давать показания. Я просто... Мне будет достаточно, если он просто оставит меня в покое.

- Это может потянуть на преследование с отягчающими обстоятельствами, Белла. Впрочем, сейчас уже слишком поздно, чтобы что-то решать. Тебе лучше пойти спать. Но я хочу, чтобы ты позвонила ему завтра же утром.

- Кому? Джеймсу?

- Нет. Я говорю не о нём. Я говорю о том, с кем ты… с кем ты находишься в машине. О твоём… друге. Думаю, что его это тоже касается. Мне бы хотелось, чтобы он приехал. Заодно и познакомимся.

Я не говорю ничего против. И вовсе не потому, что мне не нужно никуда звонить. Просто я никогда не видела отца таким непримиримо настроенным. С его стороны эта на первый раз взгляд просьба звучит, как полноценный приказ.

- Это всё ни к чему. Его самолёт приземлится в полдень. Я собираюсь арендовать машину и съездить в аэропорт. И вообще-то… вообще-то ты его немного знаешь. Это… мой бывший начальник.