3.4

К черту.

Страх-это отвратительно.

Это что-то липкое и аморфное, медленно ползущее по позвоночнику, что-то от чего хочется оторваться и бежать прочь. Господи, что я делаю, а?

Вдох.

Страх – это что-то иррациональное и темное, медленно скребущее корявым когтем по стеклу, так что хочется закрыть уши и съежится. Обхватить себя руками, чтобы не пустить это глубже, чем оно уже пробралось.

Выдох-вдох.

Страх – это что-то унизительное и примитивное, медленно оборачивающееся тошнотой в горле и дрожью и тупым пренебрежением ко всему.

Выдох.

Страх – это не всегда адреналин, кураж и ярость, это еще и безысходность напополам с покорностью.

Вдооох.

Ладно, выход есть всегда. Как и пара минут, чтобы выпрыгнуть из машины и сбежать.

Бежать, без оглядки, бежать так быстро, как только смогу, так быстро, как мне позволит собственная гордость и собственная память, ведь я еще помню, почему я это делаю, так?

Выдох.

Почему я не бегу? Это же просто. Рвануть дальнюю от себя дверь и умчаться прочь – сто двадцать секунд и сто ударов моего сердца тому назад? Выдох-вдох.

Черт.

Курить поздно.

Обидно.

Я ведь все равно считала это правильным. Нужным. И он бы
сделал тоже самое, так?
Как жаль, что нельзя пройтись с сигаретой в руке.

Вдох.

Ухмылка.

И собственно, почему нельзя? Моя импровизированная пробежка и так самый настоящий бунт, почему нет? Это будет круто.

Трудно представить больше внимания, чем меня там будет ждать.

Господи, я помню, почему нельзя, помню.

Я клеила на губы непроницаемо уверенную улыбку, медленно выбираясь из машины, пыталась сосредоточиться на том, чтобы ровно переступать на каблуках, заставляя не дрожать свои коленки и оставив руки в свободном движении.

Злая ирония согревала меня, я шествовала ровно и торжественно, мечтая, что когда закончатся эти смешки – удивленные, ироничные, когда я в десятый раз скажу, что комментариев и ответов на вопросы не будет, меня будет ждать столько сигарет, что дым повалит из ушей. И виски.

Или текила?

Или…

Соль на прокушенных губах?

Выдох.

Вспышка. Улыбка?

Вдох.

Сотри свою ухмылку, мерзавец, мне и так тяжело, ок?

Нет.

Вдох.

Не смей смотреть на меня и говорить, что ты рад меня видеть, иначе я впечатаю тебя в стенку и сотру этот хорошо знакомый торжественно-панический оскал.

Просто дай мне пройти. Я пытаюсь слиться с собственной тенью, и мне сейчас все равно, что тебя это неизменно бесит.

Я помню, что ты зол на меня из-за того, что я несколько часов не отвечала на твои звонки и расплачусь за это – после трех сигарет и виски. Или соли на губах.

Не смей смотреть на меня, вынуждая молиться, чтобы этого никто другой не заметил.

Не ожидал?

Ждал, но не верил?

Не просил, но хотел?

Вдох.

Ох, что я с тобой сделаю…

Не смей смотреть мне вслед!

Выдох.

Мне только не хватало запутаться в собственных ногах и устроить еще большее представление для собравшихся.

Ладно, я сама виновата. Могла расстроить свой сюрприз и попросить провести меня через черный ход. Могла проигнорировать официально присланный пригласительный, и найти он-лайн трансляцию и попкорн. Могла стоять где-то рядом с ним, а не мечтать о сигарете в темном закоулке.

Вдох.

Не могла.

И не хотела бы.

– Леди?

Большой парень ловко расталкивал толпу, уводя меня в сторону огромного помещения с уже приглушенным светом – то, что нужно. Он держался так, словно все было заранее подготовлено и рассчитано на это, или это была его природная невозмутимость и я устроила форс-мажор? Я хотела бы это знать наверняка, хотя он мне этого и не скажет.

Пробираясь через толпу за ним, я наткнулась на пару приветственных взглядов и пару восторженных возгласов. Шипение и ухмылки. Иронично изогнутая бровь одного из главных Боссов.

Мне положено было поздороваться, я здоровалась. Мне положено было быть милой,а не дерзкой, я старалась.

Выдох.

– Ваше место, леди.

Ладно. Это не мое место, но Большой парень проворной тенью уже удирал от меня. Он юркий, как змея. Можно выдохнуть? Шум и более громкие, чем в зале разговоры в проходе, мелодичные переливы женского смеха.

Меня кто-то сдержанно потрепал по плечу, и, резко дернувшись и обернувшись, я наткнулась на приятное понимание в таких похожих на его глазах.

Ладно.

Выдох.

Свет становился все мягче, разговоры все тише. Я ежилась, потому что уже слышала его голос, и отрывки зарождающихся сплетен и новая волна страха закружила меня изнутри.

Что я наделала?

Закрыла глаза и зябко укуталась глубже в куртку и в нежный запах купленных вчера духов, но не помогало. Меня знобило, словно на морозе в лесу. Я хлопала в ладоши, и каждый удар был подобен пощечине самой себе.

– Мне хочется упасть перед тобой на колени, – тихо промурлыкал он мне на ухо, когда свет потух, и по огромному экрану побежали первые кадры.

– В другой раз, – выдохнула я. Облегченно. Его руки вытянули мои, заледеневшие, зажатые коленками и он легко сжал их.

– Спасибо, ты не представляешь, что это значи…

– Заткнись, – фыркнула я, наслаждаясь странной смесью нахлынувшего от его присутствия умиротворения и важности происходящего. Я сделала это. И ни сомнений, ни терзаний, ни страха на его лице. Привычная нежность, восхищение и любовь.

Ладно.

Выдох.

Я позволила всему, что накопилось за эти считанные минуты прорваться наружу – и тихо простонала, зажмурившись.

Он потянул меня к себе и уткнулся лицом в мою шею, хрипло шепча на ухо, чередуя слова с поцелуями:

– Я сегодня напьюсь, до дурнотиков.

– Я с тобой, – пискнула я в ответ, облегченно дыша и выискивая его губы в темноте.

– Ты навсегда со мной, – он ослепительно улыбнулся и стремительным рывком притянул меня еще ближе к себе.

Большой парень шикнул на нашу возню, толкая его в плечо.

Я против собственной воли уткнулась в его плечо и зажмурилась. Пара секунд на слабость и я привычно стянула с себя куртку и бросила ее на наши колени, он привычно обхватил меня за них, разворачивая немного к себе.

Обычное ночное свидание. Темный зал, тихий смех, робкие поцелуи и жадные руки.

К черту остальное.

Остальное.

Маленькая комнатка и жаркие, быстрые, почти лихорадочные движения.

Первая сигарета на двоих за несколько последних часов – и полная расслабленность, как в океане после шторма.

Смазанная тушь и холодная решимость, словно это не я тряслась, как последняя идиотка всего три часа назад.

Светские разговоры и молчаливое одобрение напополам с громким порицанием.

Соль и поцелуи на прокушенных губах.

К черту.

3.5

–Ты, что клеишь меня? – мои брови против воли поползли на лоб,а челюсть готовилась встретиться со столешницей.

Тип, сидящий напротив, немного развязно ухмыльнулся. Ему безумно шла отреставрировано – выбеленная улыбка, и он явно это знал. Он улыбался мне, словно твердо рассчитывая, что еще пара секунд, и я растаю как мороженное вегокреманке.

Я рассмеялась.

Громко.

Это было так абсурдно, что я не нашла слов.

Интервью несколько вышло за запланированное время, а банальный кофе за легкий ланч, и журналист задавал остроумные и заковыристые вопросы, заставляя меня импровизировать, а не в сотый раз повторять одно, и тоже. Он был не то, чтобы намного старше меня, но играл в лиге, в которую я никогда и не надеялась попасть. Он пах деньгами и утонченностью – не самый мерзкий запах. Я могла ерничать, но не отрицать его ум и блестящие ораторские способности. Этот хлыщ мог разговорить и немого. Мы говорили о серьезных вещах, о тех, что мало волнуют потребителей глянца, но волнуют меня.

– Ок, детка, твой смех великолепен, но как насчет продолжения увлекательной беседы? – он расслабился, откинулся на спинку стула и снова улыбнулся мне, словно мой абсолютно неприемлемый хохот ничуть его не задел.

– Прости, – выдохнула я, пытаясь перестать хихикать и отпивая воду из стакана. – С тобой действительно было приятно болтать.

– Ну же, девочка, – пропел тип, интимно склоняясь ко мне и обрушивая тяжелый похотливый взгляд из-под ресниц. Убивающий напрочь? Интересно, он его репетировал? Он для себя решил, что я увлеклась? – Неуступчивость, конечно, возбуждает, но, думаю, мы найдем более интересные способы …

Я покачала головой, ставя стакан на место и все еще веря, что это шутка. Тип облизал свои розовые губы, пристально глядя на меня. Это должно быть сексуальным?

– О, – удивился он, когда я снова абсолютно нахально прыснула, откинулся на спинку стула и достал сигарету. – Ты хранишь верность? Это так не модно сейчас.

Внутренне влепив себе пощечину за собственную доверчивость и смех, я ехидно пропела ему в тон:

– Не понимаю о чем ты.

Всего лишь умная, но все–таки скотина. Чего мне стоило не произнести это вслух.

– Брось, – его взгляд избавился от всей мишуры в виде очарования великосветского соблазнителя и остался голый потребитель сенсаций. – Или мы идем развлекаться дальше или завтра я упомяну и это.

– Давай, – пожала плечами я, не позволяя себе купиться на простецкий блеф и лихорадочно придумывая приемлемый повод поскорее уйти. Он был смешон, но то, что он напишет завтра – могло быть печальным. Не то, чтобы лично меня это очень расстроило, но наши дядюшки будут в грандиозной панике. Они так мечтали впихнуть хоть кого-то из нас в тот глянец, что окутывал этого выхоленного ищейку. Они верили, что я скорее не ляпну лишнего. Зря. Наябедничать им?

– Рисковая девочка, люблю таких. Не тоскливо второй месяц без секса? – поднял он свои выточенные (неужели?) брови и прищурился. Страшно? Уже точно не смешно.

Я все же фыркнула, с трудом отталкивая от себя непроизвольное желание отгородиться от этого прощелыги, обхватить себя руками, и нагло скопировала его взгляд. Тяжелый, затуманенный и мерзкий.

– Хочешь, развлеку тебя судебным иском?

Он, так же как и я, минуту назад громко, истерично расхохотался.

– Бог мой, я тебя обожаю. Значит, наш герой не так пылок, раз ты не замечаешь разлуки? Правда, не скучаешь?

Я должна разозлиться, так? Послать его? Подорваться и в ярости сбежать отсюда? Признаться, что считаю дни и их осталось не так много до новой встречи? Придурок. Слишком просто.

– Так обидел мой отказ? – я хлопнула ресницами, улыбаясь с почтительной нежностью, и потянулась за счетом, в кожаной папке, лежащим рядом с его рукой, намеренно коснувшись ее. – Прости, работа и удовольствия не совместимые для меня вещи. Пусть это останется милой беседой?

– Не обижай меня еще больше, – ласково оттолкнул он мою руку. – Но желание красивой девушки – закон.

– Прости, – улыбнулась я, доставая кошелек и достаточную сумму. – Спасибо за приятно проведенное время.

– Куда прислать готовую статью? – иронично поднял он бровь и я заметила прорезывавшиеся волоски у ее внутреннего угла. Встала и пожала плечами. Черта с два. Дядюшкам.

Почему– то, в тот момент, когда я уходила, мне было жутко жаль, что вместо джинсов и футболки на мне одет не тот злополучный, изрезанный на длинные тонкие полоски сарафан? Как глупо.

Как и то, что мужское внимание льстит.

Настолько, что заставляет хотеть себя чувствовать взрослее и уверенней.

Я никогда не понимала этих игр и не хотела в них участвовать.

Кажется, мне их больше не избежать. Это уже третий случай за неделю, когда кто-то пытается говоря классическим и не забитым сленгом языком ухаживать за мной. Кто-то, кого я все равно не воспринимала всерьез, но и не могла отрицать того факта, что этот интерес был искренним, и что это были мужчины. Взрослые, успешные и уверенные. Я не могла просто отфутболить их отборным матом. Это было...интересным?

Я не могла воспринимать их как бесполых существ, но кроме того, что они заставляли меня еще больше скучать от них все равно не было никакого толку. Скучать, тосковать, маяться и, то и дело, подгонять остановившееся время.

Что-то менялось внутри меня. Что-то, чему не было и не могло быть названия, что заставляло чувствовать себя саму быть уверенней и жестче, быть проще и не бояться ошибок. Порывшись в своей памяти, я бы вспомнила, когда меня впервые окутало это ощущение – в утро после злополучной пьянки, когда ультимативное требование родителей предстать перед глазами и немедленно, разбудило нас и вынудило шатко носиться по ванной, толкаясь, целуясь и пытаясь одновременно курить и чистить зубы.

Я знала, что смогу это выдержать. У меня просто не было в тот момент времени, чтобы впасть в панику и сбежать.

Я шустро переставляла ногами, едва успевая в такт его быстрым решительным шагам, несмотря на раскалывающиеся виски, помятое лицо и слепое обожание глазах, когда он оборачивался и торопил меня. Главное, чтобы не заставили завтракать, словно молитва, крутилось в моей голове. Под пристальным взглядом его матери, я вряд ли еще раз рискну поменять наши тарелки.

В его стиснутых пальцах было что-то столь надежное и непоколебимое, что все остальное было неважным и легко решаемым.

Странно, уверенность в самой себе – была тем,чего мне всегда недоставало.

Его работа.

Филигранная и кропотливая, день за днем вытачивающая из поддержки, понимания и непостижимой никуда не девающейся влюбленности. Я так привыкла к этому, что даже перестала задумываться, а что будет дальше. Мне нравилось мое "сейчас". Оно было безупречным.

Только почему он уже несколько часов не отвечает мне?

Словно где-то там, на другом конце земли, заранее ревнует к тому, что невозможно в принципе. Просто льстит. Заполняет мозги, пока внутренний счетчик не останавливаясь, считает дни до встречи.

Я против воли позволила себе то, чем старалась не злоупотреблять – промчалась мимо дома моих родителей на пару кварталов вперед, свернула, разогнавшись преодолела шумный перекресток, и улыбнулась медленно раскрывающимся воротам и белым стенам знакомого гаража.

У меня даже повод был, только что придуманный. Я соберу вещи. Не представляю, что, но что-то что уместится в небольшой сумке, и что не жаль будет измять. Футболки, подарки, любимый контейнер для того, чтобы привезти ему печенья. Все?

Ну, нет, еще смахнуть пыль с глянцевых кухонных поверхностей, проверить воду и счетчики, проветрить. Все?

Все. Разбежаться и с разгону запрыгнуть на все еще незастеленную постель? Так мне казалось, что он вот-вот вернется.

Мой телефон приветственно промурлыкал, вынуждая все-таки подняться и вырыть его из сумки: " Без тебя тоскливо. Как дела?"

Я чинно вернулась в кровать и обняла подушку, хитро ухмыляясь телефону.

" Меня только что пригласили на свидание"

"Что?????"

Я не успела рассмеяться и набрать ответ как пришла следующая.

"И что ты сейчас делаешь?"

Зажмурившись и вспоминая те короткие дни, что мы провели здесь вместе, я быстро набирала ответ.

"Обнимаю твою подушку".

3.6. – Правило пяти кварталов, – ухмыльнулась я, когда замедлив свой шаг, позволила ему догнать меня. Он лихо сдвинул бейсболку на бок, цепко ухватил меня за руку и свернул в узкий переулок, направляясь в сторону маленького кафе с огромными маркизами над окнами и горшками с едва распустившимися маргаритками у входа.

– На самом деле мы абсолютно никому не интересны, – улыбнулся он в ответ через несколько шагов, снимая с меня капюшон. Я тряхнула волосами, наслаждаясь легкой весенней прохладой и закинула голову вверх, любуясь ограниченным старинными зданиями кусочком прозрачного весеннего неба.

-Когда ты так говоришь, я почти верю в это, – улыбнулась я и перевела взгляд на его сияющее от удовольствия лицо. Радостью были пронизаны лучики морщин вокруг его глаз, скривленные громадной улыбкой губы и даже сморщенный нос.

– Почти? – он смешно оглянулся по сторонам, но многочисленные пешеходы продолжали идти мимо по своим делам, деловитые голуби все также носились между домами, свирепый консьерж у входа в какое-то административное здание с неодобрением уставился на нас – замерших посреди тротуара, так, что людям приходилось нас обходить.

– Ладно, – облегченно выдохнула я, ныряя под его руку, чтобы ухватиться за нее и потащить вперед. – Я тебе верю. Мы никому здесь не нужны, поэтому пошли, ты купишь мне тех булок, о которых рассказывал часами, покажешь все, что я должна увидеть и мы опять...

Теперь уже он тащил меня.

В маленькую кофейню, где слойки всех видов были основным товаром на вынос вместе с громадными стаканами кофе с молоком. Он так привычно поздоровался с пожилым мужчиной, в обсыпанном мукой переднике, который продавал их, что я подавила про себя очередную улыбку. Каким-то идиотским образом он везде находил себе если не друзей, то тех, с кем можно было просто поговорить, по– обывательски и не искушенно обсудить погоду, спорт и правительство, будто его действительно это интересовало. Поесть за одним столом.

Его действительно это интересовало?

Никогда не понимала этого. В моих представлениях болтовня была своеобразным ритуалом, прелюдией к отдыху, к завтраку или способом разозлить меня, чтобы я начинала переминаться с ноги на ногу и требовать к себе внимания. Могла бы поспорить, что он уже в курсе того, сколько внуков у булочника, каков размер его пенсионного пособия и сколько побед на счету его любимой футбольной команды.

Громадный бумажный пакет, полный ароматной сдобы перекочевал через прилавок в его руки. Он прижал его к себе и уже расплачиваясь, на каком-то тарабарском языке произнес короткую резкую фразу, кивая в мою сторону, на что мужчина, широко улыбаясь и забавно подмигивая, вполне разборчиво для меня ответил, что желает счастья нам обоим.

Он потянул меня дальше по этой витиеватой улочке, где каждый камень был пропитан историей, припорошенной временем роскошью, где время текло так медленно и чинно, что казалось, его ход не омрачен ничем печальным. Но даже я знала, что это не так. Я пролетала мимо маленьких роскошных бутиков, но замерла, когда на фронтоне одного из домов, заметила огромную рыжую кошку, и он рассмеялся, уловил мой взгляд, и наклонился, чтобы поцеловать в лоб. Кошки меня интересовали больше, чем люди. Потом свернул под темную малозаметную арку – и это уже была совсем обычная жизнь из старых кинофильмов с бельем на веревках и мусорными контейнерами у выезда. Я рассеянно оглядывалась по сторонам, но быстро преодолев этот двор мы снова оказались на шумной магистрали у набережной, где я опять натянула капюшон. Отпустив мою руку, но постоянно оглядываясь, он вывел меня к светофору. Мы пересекли проезжую часть в самой опасной компании женщин с колясками и престарелых туристов, но никто действительно не обращал на нас внимания, позволив благополучно свернуть в сторону длинного спуска к тенистому парку у реки и снова сплести пальцы.

Это здорово расслабляло.

Мы спугнули слившуюся в поцелуе у вековых елей парочку, рассмеявшись, перебежали по дуге искрящуюся от визга детскую площадку и оказались у воды. Ленивой и безмятежной, с крякающими утками в зарослях камыша и приветственно качнувшим гордой шеей лебедем, изящно заскользившем в нашем направлении.Попрошайка.

– Когда ты это нашел? – ухмыльнулась я, рассеянно качая головой. – Я знаю, что такие места есть в каждом городе, но как ты умудряешься их находить?

– Это талант, – улыбнулся он, снова потянув меня за руку.

Мы обошли камышовые заросли и за ними был еще один спуск к воде, около которого круглая обветшалая ротонда так и манила к себе, и попрошайка уже тоже был здесь, словно слышал запах булок в нашем пакете и плыл в такт нашим шагам.

– Каждому свое, девушка-ниндзя.

Он притянул меня спиной к себе, позволяя опереться и обмякнуть в его руках, то и дело вытягивал из моих рук отломанные куски булки и запихивал их к себе в рот, вызывая мой смех.

– Не называй меня так, – пробурчала я, смахивая с куртки крошки. – Только не ты. Тем более, меня все равно засекли.

Он уткнулся мне в затылок, обдувая его рваным теплым дыханием и чередуя слова с поцелуями:

– Моя ..маленькая... красивая... девочка...-ниндзя.

Он практически уложил меня на себя, удерживая руками, сомкнутыми под моей грудью, медленно покачивая и продолжая бормотать смущающие меня глупости. Я не заметила, как сама стала жевать булку с соленым острым сыром, и кормить его вместо лебедя, чтобы он замолкал хоть на чуть-чуть. Было слишком уютно и безопасно,чтобы думать о чем-то другом, кроме нас двоих. Это того стоило.

Он хихикнул, когда я вытащила следующую булку:

– Мы еще идем в ресторан сегодня, забыла?

– О... не хочу. Пожалуйста, не хочу ничего такого, что...

– Заткнись, – хрипло прошептал он, скользя губами над моим ухом. – Завтра будешь капризничать, сегодня– нет.

– Мне как раз сегодня и можно, – пробурчала я, глотая слюни от запаха сдобы и все равно откусывая

очередной – на этот раз сладкий шедевр. Он хрипло смеялся мне в шею, продолжая целовать меня.

– Думаю, ты не будешь больше меня упрекать за то, что я рассказывал о них часами? Спечешь мне таких?

– Не сегодня, – польщенно кивнула я, рассматривая внутренности булки уже с кулинарной точки зрения.Ничего особо сложного?

– Дома, – кивнул мне он, глубоко вздыхая и легонько отталкивая меня. – Идем дальше?

– Это еще не все?

– Только начало, – вопреки собственным намерениям, он снова склонился надо мной. Мы легко столкнулись носами, потерлись ими, улыбаясь от предвкушения и я с удивлением в очередной раз прислушалась к собственной сумасшедшей реакции на столь уже привычное действие. Господи, мы ведь и так не спали почти всю ночь. Но кровь все также бешено неслась по сосудам, колени подгибались и губы жарко целовали в ответ.

Слишком жарко.

Изумленный и восторженный женский вскрик и топот, словно кто-то бежал прямо с пригорка вниз к воде заставил нас обоих резко вынырнуть из поцелуя и отпрянуть друг от друга. Обмякшее тело не хотело меня слушаться, и он схватил меня за плечи, заметив, что я оседаю и судорожно хватаю воздух, и резко прижал к себе. Фактически закинул за спину. Обернулся. Несколько девочек, весело дразня друг друга гнались за своей подружкой, катающейся на роликах, они смеялись, фотографировали ее и явно намеревались столкнуть в воду. Я чувствовала, что напряженность постепенно покидает его, но даже тогда, когда они скрылись, свернув на другую аллею, и он, проводив их взглядом, развернулся ко мне, я увидела, что от прежней безмятежной радости осталась только тень.

– Давненько мы так не попадались, – хмыкнула я, потрепав его по плечу. – Пошли?

Он громко выдохнул и стянул с головы бейсболку и взъерошил волосы, стараясь не смотреть на меня.

Я выкинула остатки булок в воду, отряхнула с себя крошки, и упрямо игнорируя его задумчивость схватилась за протянутую ладонь. Я терпеть не могла видеть его огорченным. Это было хуже, чем самой испытывать боль.

Чтобы окончательно испортить этот день – мы ходили по магазинам. В третьем, учитывая два огромных пакетах в его руках и платье, которое я стащила с витрины, он начал снова улыбаться. Оно было розовым. Кукольно-отвратительно -пошло– розовым. Он подозревал, что я пытаюсь обмануть его, что это розыгрыш и поэтому снова смеялся, может, все еще радовался одинаковой обуви для нас в пакете. О том, что под его оборками и рюшами был маленький клочок чего-то черного и откровенного, он явно не догадывался, иначе поплелся бы за мной в примерочную.

Меня устроили оба наряда, но за второй я заплатила своей кредиткой.

Мы вернулись на разных такси, подъехав к разным входам. Правило пяти кварталов не было забыто, и сверхосторожность снова была в моде. Улыбку сменил ее призрачный близнец, но он покорно ждал меня у лифтов, удерживая все пакеты разом в руках, игнорируя окружающий сервис и восторженную администраторшу, накручивающую вокруг него километры на своих огромных шпильках.

Усталая, пыльная и помятая, я ответила на его вопросительный взгляд по поводу своей задержки хитрой ухмылкой и поманила взглядом за собой в лифт.

Больше никаких тем для сплетен.

Это было что-то вроде вип-зала, роскошного и изолированного. Он ждал меня довольно долго, но вряд ли я бы услышала хоть один упрек.

Платье было тонким, но плотным. Оно было навеяно обычной жизнью и древними, обжитыми каждой щербинкой дворами с перекормленными котами на подоконниках и цветами в клумбах. Оно было проверено откровенным и обманчиво строгим, и это было под стать той роскоши, что окружала нас. Оно сочеталось со всем вокруг – даже с его новыми кроссовками.

Его удивленные и снова слепо покоренные глаза медленно раздевали меня и что-то внутри ворочалось от осознания собственного коварства.

Когда он отодвинул для меня стул и проводил взглядом официанта – от утреннего облома все равно осталась маленькая морщинка в уголке глаз. Глупо.

Закрывшаяся дверь вынудила меня подняться и игнорируя его протест и расширившиеся от удивления глаза – приподнять подол платья и влезть к нему на колени, разворачивая лицо так, чтобы он прямо смотрел на меня. Экстренный сеанс психотерапии и откровенности.

– И?

– Роскошно,– выдохнул он, расслабляясь под моими пальцами, медленно продвигающимися к затылку. – Но розовое тоже было ...

-Не о том, – упрямо не поддавалась я , желая избавиться от всех призраков до того, как вечер опять сменит сумасшедшая ночь.

Он нахмурился и громко выдохнул, смиряясь с тем, что снова обманут. Добродушно назхмуренный, он рассмотрел лепнину на потолке и снова перевел на меня глаза.

– Трус, – выдохнул он, не то спрашивая, не то утверждая.

Я презрительно закатила глаза, и он словно поправил себя:

– Неврастеник.

Непроизвольно скривившись, я сомкнула пальцы у него на затылке, медленно перебирая сильно отросшие пряди и он зажмурился от удовольствия, прижимаясь к моему лбу своим.

– Все время боюсь за тебя.

Он говорил шепотом, тихим и чарующим, его руки медленно опустились мне на бедра и замерли под кромкой платья.

– Черта с два больше отпущу тебя так надолго и уеду так далеко, – выдохнул он едва слышно и сжал руками ткань.

Я вздрогнула от его жеста, но все равно не отвела глаза, любуясь, как все призраки развеиваются в вечернем полумраке и желание превращает его глаза в мутные глубокие озера.

– Не хочу портить тебе вечер, но ты же сама не... и может, пошли отсюда? – хрипло выдохнул он, скользнув руками глубже.

Широко улыбаясь ему в ответ, я наклонилась, сбросив туфли с ног и выпрямившись, легко коснулась его носа своим, медленно потерлась и снова прижалась лбом к нему, пытаясь проговорить ему все, что крутилось у меня на языке. Что люблю его. Что он самый замечательный и самый лучший, самый отважный и я всегда буду его ждать и приеду куда угодно и он ничем не может испортить мне вечер, если рядом, даже если я сама предпочла бы остаться там, где это платье было бы лишним, где лишним было все, кроме его подарка.

– Я тоже люблю тебя, – выдохнул он, как только я разомкнула губы и, проскользнув руками по моей спине, зарылся в волосы.